Гуттаперчевый клоун

Геннадий Авласенко, 2022

Геннадий Авлаесенко, популярный белорусский автор более 30 бестселлеров, представляет новый мистический роман.

Глава 6

— Ну что же ты? — остановившись и обернувшись, проговорила Настя. — Идём!

Тут только Лёля заметила удивительное сходство нынешнего состояния квартиры с тем, которое было тут ранее. Вернее, при Марьяне.

Ну планировка, ладно, этого ведь не изменишь. Но и всё остальное…

Та же мебель, те же репродукции картин на стене. А когда Лёля, вслед за Настей, вошла в её (в Марьянину?) комнату, то с удивлением (и даже с некоторой долей смятения) обнаружила, что и тут ничего не изменилось. Вот только…

Навесная полка на стене, на которой у Марьяны стояли книги и лежали диски с фильмами и играми, сейчас была сплошь уставлена фигурками клоунов! Самыми разными…

Стеклянными, фарфоровыми, бронзовыми, деревянными…

Впрочем, того самого, гуттаперчевого, среди них, к счастью, не оказалось.

— Что это? — вздрогнув (в который уже раз!), прошептала Лёля, не в силах отвести взгляд от полки с весёлыми (и одновременно такими зловещими) фигурками.

А что, если они сейчас оживут?! Все разом…

— Ты о чём? — Настя перехватила взгляд Лёли и засмеялась. — А, ты о клоунах! Так это папина коллекция. Он их давно коллекционирует, со всех гастрольных поездок привозит…

— Гастрольных? — переспросила Лёля, всё ещё ничего не понимая.

— Ну да! — кивнула Настя. — Он ведь у меня цирковой клоун!

— Что?! — Лёле показалось, что она ослышалась. — Клоун? А разве… разве твой папа не врач?

— С чего ты взяла?

Лёля ничего не ответила, отчаянно, но безуспешно борясь с нарастающим беспокойством, постепенно переходящим в самую настоящую панику.

«Это ничего, такое тоже могло быть! — мысленно попыталась она себя успокоить. — В какой-нибудь иной реальности Настин папа вполне мог оказаться не врачом, не клоуном, а, скажем, инженером. Или железнодорожником. А в этой вот — клоуном!»

Но почему именно клоуном? И почему именно в этой реальности?

Случайное совпадение, или…

…или всё же совсем даже не случайное?

— Ну и какое же у тебя дело ко мне? — вернул Лёлю к действительности тоненький голосок Насти. — Мы ведь даже не встречались прежде…

Лёля ничего не ответила. Врать не хотелось, сказать же правду…

— Или встречались?

Настя подошла к Лёле вплотную.

— В больнице, — прошептала она тихо, еле слышно. — Ты ведь тоже помнишь это?

Внутри Лёли всё как-то странно похолодело. Она хотела было что-либо ответить, но Настя вдруг отчаянно замотала головой и приложила палец к губам. И Лёля, повинуясь этому её безмолвному жесту, лишь кивнула утвердительно.

А Настя, ухватив Лёлю за плечо, принялась толкать её, вернее, выталкивать в сторону прихожей. Впрочем, Лёля не сопротивлялась, она и сама рада была как можно скорее покинуть странную (и пугающую) эту квартиру.

— Ну всё, до свидания! — тараторила без умолку Настя, пока Лёля торопливо обувалась и натягивала на себя курточку. — Жаль, что ничем не смогла тебе помочь! Может, в следующий раз…

И, воровато оглянувшись, сунула напоследок Лёле в карман какую-то скомканную бумажку. Потом, оглянувшись повторно, безо всяких церемоний вытолкала её на лестничную площадку, поспешно захлопнув вслед за этим дверь.

Очень хотелось Лёле тут же, на месте, вытащить из кармана этот бумажный комок, чтобы, предварительно расправив, прочесть его содержимое (ежели оно там всё же имелось, что далеко не факт), но страх оказался сильнее. Опрометью бросилась она вниз, перепрыгивая сразу через несколько ступенек, и, лишь очутившись на улице, немного пришла в себя.

Ещё более успокоилась Лёля, обнаружив, что Иришка и в самом деле ожидает подружку, сидя на скамеечке. Заметив выбежавшую из подъезда Лёлю, она тут же поднялась.

— Ну что? — спросила Иришка, когда Лёля подошла ближе. — Выяснила хоть что-либо?

— Что выяснила? — окинув подругу подозрительным взглядом, ответно поинтересовалась Лёля.

Ей вдруг пришла в голову совершенно абсурдная мысль, что Иришка, возможно, тоже знает всю правду об изменении прошлого, но почему-то упрямо скрывает это от Лёли.

Впрочем, после неожиданного признания Насти мысль сия не показалась Лёле столь уж абсурдной.

— С чего ты решила, что я туда что-то выяснять ходила? — медленно проговорила она, внимательно наблюдая за Иришкой, вернее, за её возможной реакцией на эти слова. — А может… может, это просто моя знакомая! Или родственница…

— Ну и зачем же ты тогда уточняла у своей так называемой родственницы, Настей ли её зовут? — насмешливо отозвалась Иришка. — Или то, к примеру, как давно в квартире этой проживает? Смотри, смотри! — вдруг зашептала она, поднимая голову. — Дядька этот усатый, он за нами сейчас из окна наблюдает!

Лёля смотреть не стала. Вместо этого она ухватила Иришку за рукав и почти силой повлекла её прочь от пятиэтажки. Иришка, впрочем, и не особенно упиралась, послушно идя следом.

И лишь пройдя почти квартал, она наконец-таки остановилась и осторожно высвободила рукав из почти онемевших пальцев подружки.

— Ну и куда это ты меня тащишь?

— Никуда! — почти растерянно проговорила Лёля. — Так просто…

— Так просто?

Ухватив Лёлю за плечи, Иришка повернула её к себе.

— Давай выкладывай! — не сказала даже — приказала она. — Всё, что знаешь!

— А ты поверишь? — почти просительно проговорила Лёля. — Ты ведь так и не поверила в то, что я тебе ранее сообщила?

Иришка задумалась на мгновение.

— Не поверила! — честно призналась она. — И сейчас, возможно, тоже не поверю! Но всё равно рассказывай!

И тут Лёля вспомнила о скомканной бумажке в кармане.

— Подожди, — проговорила она, засовывая руку в карман и шаря в поисках бумажки. — Ага, вот! Нашла!

Она вытащила бумажный комок и принялась осторожно его расправлять.

— Что это? — заглядывая подруге через плечо, спросила Иришка. — Записка?

— Вроде того… — пробормотала Лёля, пытаясь хоть что-либо разобрать в каракулях, начертанных простым карандашом на тетрадном листочке. — Это Настя мне передала напоследок. Тайком от отца….

— Понятно!

Низко наклонив головы, обе девушки некоторое время лишь недоуменно смотрели на записку.

— Белиберда какая-то, — первой заговорила Иришка. — Хотя нет, тут, кажется, написано…

Не договорив, Иришка вновь замолчала.

— Что?! — почти прокричала Лёля, внимательно глядя на подружку. — Что именно там написано?

Сама она, как ни старалась, так ничего и не смогла разобрать в еле различимых и почти неразборчивых этих каракулях.

— Завтра в семнадцать пятьдесят у входа в цирк, — запинаясь, прочитала Иришка и встревожено посмотрела на Лёлю. — Тут так написано…

— Покажи! — Лёля выхватила листочек из рук Иришки. — Ну да, именно это и написано… — проговорила она почти растерянно.

Теперь после объяснения Иришки Лёля и сама смогла разобрать прыгающие, почти стёртые слова записки. И удивилась тому, что не сразу их прочла.

— Пойдёшь? — спросила Иришка, внимательно глядя на Лёлю.

— А ты? — вопросом на вопрос ответила Лёля. — Пойдёшь со мной?

Иришка задумалась.

— Пойдём, а?!

— Значит, так! — решительно объявила Иришка. — Сначала ты мне всё расскажешь, а потом…

— А потом? — переспросила Лёля.

— А потом я тебе отвечу!

* * *

Когда Лёля закончила наконец-таки путаное и не совсем связное своё повествование, Иришка ответила не сразу. Некоторое время лишь молча смотрела куда-то себе под ноги, словно собираясь с мыслями.

— Интересно! — проговорила она после довольно-таки продолжительного молчания и вновь замолчала, так и не взглянув в сторону Лёли.

— Интересно? — разочаровано произнесла Лёля. — Что именно тебе интересно?

— Всё! — Иришка как-то кривовато усмехнулась и добавила, по-прежнему избегая встретиться с Лёлей взглядом: — Всё, о чём ты мне только что поведала.

Некоторое время Лёля пристально вглядывалась в Иришку, впрочем, Иришка, как бы не замечая этого, упорно продолжала смотреть куда-то вниз.

— И это всё, что ты можешь мне сообщить? — спросила Лёля.

— А что ещё? — Иришка пожала плечами. — Я же сказала, что интересно очень…

— В глаза мне смотри!

Лёля всё ещё сдерживалась, хоть с каждым мгновением ей всё труднее и труднее было это делать.

— Ну?! — с явной неохотой Иришка всё же чуть приподняла голову. — Смотрю! Дальше что?

— Ты мне веришь или нет?! — уже не в силах сдерживаться заорала Лёля прямо в лицо подружке! — Или по-прежнему чокнутой меня считаешь?!

— Да не считаю я тебя чокнутой, с чего ты взяла?! — зашептала Иришка, встревожено озираясь по сторонам. — Тише, люди ведь слышат!

— Ну и пускай слышат! — во весь голос выкрикнула Лёля. Впрочем, она тут же сникла и, опустившись на весьма кстати подвернувшуюся скамейку, тихо и как-то безнадёжно заплакала.

— Ну не плачь, чего ты! — присев рядом с подружкой, Иришка принялась осторожно гладить её по руке. — Ну верю я тебе, верю!

Впрочем, голос Иришки выдавал прямо противоположное. Не верила она Лёле, ни единому её слову не верила.

— Платочек вот возьми, слёзы вытри!

— Есть у меня платочек! А ты… ты пойдёшь со мной, как обещала?

И вновь Иришка ответила не сразу. Вновь некоторое время она сидела молча, глядя куда-то себе под ноги. Потом резко вскинула голову, посмотрела на Лёлю.

— Ну хорошо, допустим, ты права! — заговорила она торопливо и как-то непривычно взволнованно. — Допустим, всё так и есть, как ты мне только что рассказала! Что прошлое чуть изменилось… и всё такое прочее… А дальше-то что? Что ты сейчас изменить хочешь, не понимаю?!

— Как это что?! — Лёля вскочила со скамейки. — Вернуть наше привычное прошлое хочу… настоящее, то есть! Марьянку вновь вернуть…

— Ну не знаю! — Иришка тоже поднялась. — Для меня лично вот это и есть единственно привычное настоящее! А что касается Марьянки твоей… так я её и не знаю даже!

— Знаешь! — Лёля не говорила уже, а почти кричала. — Вы с ней лучшими подругами были в той, прежней реальности! Прямо-таки не разлей вода… в той реальности прежней… настоящей, то есть…

— Именно, что в той, прежней! — теперь и Иришка тоже повысила голос почти до крика. — А где гарантия, что я останусь собой в той, как ты её называешь, настоящей реальности?! Ведь если она и в самом деле существует, эта реальность, то я там не собой буду, а какой-то совершенно другой Иришкой, той, которая сейчас в профилактории лечится! Тебе что, ты просто вернёшься туда, откуда прибыла, и встретишься с той другой Иришкой, настоящей, как ты её считаешь! А я… я ведь и исчезнуть могу, просто взять и исчезнуть! И очень даже просто, ежели… ежели ненастоящая я…

Иришка замолчала, и Лёля тоже молчала, ошеломленно глядя на подружку. О такой вероятности она и не подумала как-то…

Тут Лёля вспомнила, что в той, прежней реальности, Марьяна, кажется, тоже исчезла неизвестно куда вместе со своей мамой и бабушкой. А она, Лёля, в больнице, и неизвестно, выпишут ли её оттуда или направят куда-нибудь ещё, на дальнейшее лечение. И возможно, весьма длительное.

И тот жуткий клоун, вполне вероятно, что он тоже остался в той, прежней реальности? А то, что отец Насти оказался цирковым клоуном — простое совпадение, и ничего кроме…

Но что тогда означает эта странная записка? И что Настя тоже помнит исчезнувшую реальность?

Лёля поняла вдруг, что запуталась окончательно. И ещё поняла, что ей как-то не очень и хочется туда возвращаться. Вернее, совсем даже не хочется…

Как и идти к цирку завтра, в семнадцать пятьдесят…

Так что же, просто махнуть на всё рукой? И принять новую эту реальность как нечто само собой разумеющееся, позабыв всё то, чего вроде как и не существовало вовсе?

А может… Может, его и в самом деле не существовало? И Марьяны тоже?

Лёля вдруг с каким-то даже ужасом осознала, что не может вспомнить, как выглядела Марьяна. Её лицо, фигура, то даже, какого цвета волосы были у подруги, и в какую причёску они были уложены, даже сей незначительный факт напрочь смог выветриться из дырявой Лёлиной памяти. Поблекший образ Марьяны всё больше и больше заслоняла собой Иришка, и даже последний субботний поход в кино удивительным образом начал раздваиваться в сознании Лёли на два разных и совершенно не связанных между собой эпизода. Вроде как с Марьяной Лёля туда ходила, но откуда же тогда эти странные воспоминания о том, как покупала Иришка себе и Лёле мороженое перед самым началом сеанса? И как потом толстая тётка-контролёрша не захотела пускать их в зал с мороженым в руках, и пришлось обеим подругам, стоя чуть в стороне, торопливо, а значит, безо всякого наслаждения, поглощать это находящееся почему-то тут под полным запретом лакомство. Из-за этого они ухитрились пропустить самое начало фильма и после долго тыкались в темноте в поисках свободных (не своих даже, а просто свободных) мест…

В параллельном же сюжете с участием Марьяны ничего подобного не происходило! Там они заблаговременно закупили себе по пакетику арахиса в шоколадной глазури, и хватило им этих стограммовых пакетиков почти на половину сеанса…

— Слушай, а давай не пойдем?

— Что? — очнувшись от своих странных и немного пугающих воспоминаний, Лёля с недоумением взглянула на стоящую рядом Иришку. — Ты что-то сказала?

— Я сказала: а давай плюнем на эту записку дурацкую!

— Плюнем? — Лёля машинально взглянула на скомканную бумажку в своей руке, вновь перевела взгляд на подругу. — Как это, плюнем?

— Да очень просто! Слюной! — замолчав на мгновение, Иришка сплюнула себе под ноги, а потом ещё и растёрла плевок ногой. — Вот так: плюнуть и растереть! Просто не пойдём, и всё! Что мы с тобой цирка не видали?

Иришка высказала то, о чём и сама Лёля всё это время думала подсознательно. Просто не пойти, и всё! И принять эту новую реальность как нечто само собой разумеющееся. Что ж, это тоже был выход, и не из самых худших, кстати…

Лёля боялась цирка. Вернее, не самого цирка, а того, что могло её там ожидать. Странная записка эта вполне могла оказаться ловушкой. Смертельно опасной ловушкой.

Так ничего и не ответив подруге, Лёля молча и как-то обессилено опустилась на скамейку.

— Ну так что? — Иришка, всё ещё стоя, сверху вниз взглянула на подругу. — Что решила?

Но Лёля ещё ничего не решила. И потому молча и даже умоляюще смотрела на Иришку. Снизу вверх…

Перехватив этот её взгляд и на удивление правильно его истолковав, Иришка улыбнулась ободряюще.

— А что, если… — слова давались Лёле нелегко, они словно застревали в горле, и приходилось просто выталкивать их оттуда, мучительно, по одному, — …что, ежели я… ежели я всё же… всё же решусь пойти туда… просто наберусь смелости… Тогда ты… ты со мною… со мною или как?

Иришка ответила не сразу. Вернее, она совсем ничего не ответила, вновь опускаясь на скамейку рядом с Лёлей. Потом искоса посмотрела на записку, крепко зажатую в дрожащей руке подруги.

— Дай сюда!

— Кого? — не сразу поняла Лёля, потом, чуть поколебавшись, всё же протянула Иришке скомканную бумажку.

Она-то думала, что Иришке просто ещё разочек хочется перечитать текст этой странной записки, но та, не взяв, а буквально выхватив из рук Лёли мятый бумажный обрывок, принялась вдруг лихорадочно и с каким-то даже ожесточением разрывать его на самые мелкие кусочки.

— Вот так! — бормотала она при этом. — И так! И так ещё…

Потом она, взмахнув рукой, пустила по ветру белые бумажные клочки.

— Вот так! — повторила Иришка и с каким-то даже вызовом посмотрела на Лёлю. — Что, ругать будешь?

— Не буду!

Лёля встала, и Иришка тоже торопливо поднялась.

— Нет, если ты всё-таки решила пойти, то я тебя, конечно же, не оставлю, — торопливо проговорила она. — Текст записки я и так помню: место, время… Так что если ты всё же окончательно решила…

— Ничего я не решила! — прошептала Лёля. — Тем более окончательно. И, наверное, ты права: не стоит нам туда идти. Пойдем лучше…

Она замолчала, задумавшись на мгновение.

— Давай лучше в школу сейчас вернёмся.

— В школу? — удивлённо переспросила Иришка и тут же согласно кивнула. — В школу, так в школу! Я скажу, что тебе внезапно поплохело, так я с тобой на лавочке всё это время сидела. Аж пока голова не прошла…

— Голова? — не поняла Лёля. — Чья голова?

— Твоя голова! — Иришка коротко хохотнула. — Заболела сначала, сильно так заболела, а потом взяла да и прошла. Улавливаешь?

— Улавливаю, — сказала Лёля. — А почему именно голова?

— Ну ежели тебе больше по вкусу животом маяться, — вторично хохотнула Иришка, — тогда давай на животной версии остановимся…

Глава 7

В школе Лёля с Иришкой успели к третьему уроку. Вернее, успели бы, если бы первым делом не направились в школьную санчасть. Это была идея Иришки, но и сама Лёля ничего не имела против, тем более что Иришка всё взяла на себя и врала пожилой фельдшерице Полине Сергеевне так лихо и вдохновенно, что Лёля просто диву давалась. Потом, уже со справкой о недомогании, Лёля в сопровождении Иришки вернулась в класс на самую середину третьего урока, и Сашка вновь обозвал Лялю Лялечкой, за что чувствительно получил от Иришки очередной удар по затылку увесистым учебником истории. А ещё потом в класс вошла Наталья Петровна, их классный руководитель, и самым первым делом принялась придирчиво изучать выданную Лёле справку. Потом, вздохнув, разрешила девушке идти домой, а Иришка тотчас же вызвалась её проводить, на что неожиданно и получила соответствующее разрешение.

Иришка действительно провела Лёлю до самого подъезда, но и после этого не оставила подругу одну, напросившись к ней в гости и оставаясь в квартире до самого маминого прихода, и Лёля была за это Иришке весьма благодарна. После, уже отходя ко сну, Лёля почти совсем успокоилась, полностью смирившись с этим, каким-то непостижимым образом изменённым настоящим. Да и о Марьяне Лёля почти не вспоминала весь длиннющий вечер, так, мельком как о чём-то весьма отдалённом и почти позабытом…

И только потом, уже лёжа в кровати, её вновь охватил мучительный приступ тревоги. Или, скорее, не тревоги даже, а просто нехорошего какого-то предчувствия… Предчувствия того, что ничего ещё не закончилось…

Нет, ожившего игрушечного клоуна Лёля почему-то совершенно не боялась в этой новой своей реальности. Она боялась чего-то другого, а, впрочем, ясно чего именно! Лёля мучительно опасалась завтрашнего утра, ведь совершенно непонятно, что её там могло ожидать?

А вдруг… Вдруг именно завтра утром всё окажется прежним! И неважно, снова вернётся немного надоевший уже понедельник тринадцатого числа или всё же наступит долгожданный вторник числа четырнадцатого, но Марьяна будет вновь сидеть на уроках рядом с Лёлей, а Иришка по-прежнему будет пребывать в каком-то своём то ли санатории, то ли профилактории?

Лёля вдруг поняла, что ей очень не хочется, чтобы всё именно так и произошло завтрашним утром? Ведь это означало потерять ту Иришку, которую она приобрела именно сегодня и которая лишь в самых общих чертах напоминала Иришку прежнюю, замкнутую, немногословную и всегда относящуюся к Лёле несколько отстранённо. Вернее, предпочитавшую ей Марьяну, которая и была истинным лидером и заводилой небольшой их компании.

Новая Иришка нравилась Лёле куда больше…

А Марьяна?

С удивлением превеликим Лёля осознала, что её совершенно не волнует сейчас судьба таинственным образом исчезнувшей подруги. Да она и стёрлась почти из памяти, эта Марьяна, а в кино в субботу Лёля и впрямь ходила именно с Иришкой, и эта тётка-вахтёрша никак не желала пропускать их в зал из-за недоеденного мороженого…

А может, Иришка права, и её вообще не было, загадочной этой Марьяны?

И даже ежели и была?

Ну что могло быть у Лёли общего с этой задавакой и воображалой! Единственное: отсутствие у обеих отцов.

Впрочем, отец Марьяны не погиб в жуткой автокатастрофе, как её собственный. Он просто трусливо сбежал из дому… Так что даже в этом ничего похожего у Лёли с Марьяной не наблюдалось!

— Пускай завтра наступит вторник четырнадцатого! — неизвестно кому взмолилась Лёля, глядя в тёмный потолок. — И пускай в классе меня ждёт Иришка… и клянусь: я даже словом не обмолвлюсь о какой-то там другой реальности, в которой я якобы жила! Пусть всё идёт, как идёт, и, возможно, к завтрашнему утру я окончательно её позабуду, ту, прежнюю реальность! Позабуду, если только…

Если только реальность эта сама не напомнит Лёле о себе завтрашним утром? Например, кошмарным пробуждением всё в той же больничной палате четырнадцатого числа! А может, даже пятнадцатого…

Или всё тем же понедельником тринадцатого, в котором не будет не только Марьяны, но и Иришки!

И Лёля, дабы избежать всего этого, решила сегодняшней ночью не спать вообще. Уж одну ночь она вполне сможет продержаться, зато потом…

Впрочем, об этом «потом» Лёля решила пока не думать. Она включила ночник и, взбив подушку повыше, принялась размышлять, чем же таким заняться. Шутка ли, ещё и полночь не наступила, как тут до самого утра продержаться?

Лёля сумела продержаться почти до часа ночи, но до утра оставалась ещё уйма времени, а ей ужо осточертело бездумно вглядываться в полумрак комнаты.

Книжку какую почитать, что ли? Или включить ноутбук и просто по интернету пошарить? Или вставить диск и фильмец посмотреть, неважно какой. Главное, чтобы не ужастик!

Но Лёле почему-то не хотелось ни книжки, ни фильма, ни простого «путешествия» по всемирной паутине. Спать ей хотелось, да так, что даже глаза слипались, а веки, так просто свинцовыми сделались. И стоит их только сомкнуть на мгновение…

Ну уж нет! Не дождётесь!

Вскочив с кровати, Лёля метнулась на кухню. Тихонько, чтобы не разбудить мать, залила в турку воды из-под крана, потом включила газ, поставила на плиту турку и достала из шкафчика жестяную коробку с молотым кофе…

Сейчас она организует себе самую настоящую бессонницу… Сейчас, вот только вода в турке никак закипать не желает!

В это время часы в зале звонко отбили один раз, хоть на кухонных настенных часах было ещё без пяти час, впрочем, именно на пять минут кухонные часы и отставали.

И вдруг…

Какой-то холодный, ледяной даже озноб внезапно пронзил всё тело девушки. Что-то изменилось вокруг, неуловимое что-то, и Лёля не сразу даже поняла, что именно так могло измениться. А потом до неё дошло…

Изменилась сама кухня, и здорово изменилась. И шкафчики, что висели на стене, сделались вдруг совершенно другими, и кухонные столики, стоящие вдоль стены. Даже холодильник у стола и тот поменял марку. А на крайнем столике у окна появилась микроволновка, которой у них и вообще не было.

Газовая плита, впрочем, осталась прежней, а в турке уже вовсю кипела вода. Даже не кипела — била ключом.

Но это было то единственное, что осталось от прежней кухни, ведь даже жестяная коробочка из-под кофе и та изменила свою форму и цвет…

Но ведь такого быть не могло, никак не могло такого быть!

Или всё же могло?

«Вот она, ещё одна реальность! — мелькнуло в голове у Лёли. — И она пришла на смену той, прежней, и пришла именно в час ночи… а то, что я в это время бодрствовала, никак на ситуацию не повлияло. Интересно только, что ещё изменилось в нашей квартире, кроме кухонного интерьера?»

Но додумать эту интересную мысль Лёля так и не успела, ибо в это самое время на кухню вошёл… Отец.

…отец, погибший в страшной автокатастрофе…

Это произошло шесть лет назад, ровно шесть лет назад, ибо именно тринадцатого апреля отец возвращался с весенней утиной охоты и то ли уснул за рулём, то ли ещё по какой причине, но машину его вдруг резко выбросило на встречную полосу, прямо под колёса тяжело груженого автопоезда, в народе называемого фурой.

Отцовский «опель» вспыхнул почти мгновенно, так что непонятно было: скончался отец сразу же после сильнейшего удара, сплющившего буквально в гармошку переднюю часть автомобиля, или же, намертво зажатый в искореженной машине, был ещё жив, когда пламя наконец-таки добралось до салона. Впрочем, это произошло довольно быстро, в считаные секунды…

Тело отца обгорело так, что хоронили его в закрытом гробу, и мёртвым отца Лёля так и не увидела. И может, потому ещё долгое время после похорон, плача украдкой от матери, наивно надеялась, что произошла какая-то ошибка и это не её отец сгорел в машине, что погиб там кто-то другой, а отец жив и здоров и вот-вот должен воротиться домой…

Но отец домой так и не воротился, а сама Лёля как-то незаметно подросла и довольно быстро повзрослела. Во всяком случае, она уже не была тем наивным ребёнком, которому так хотелась верить в чудеса, а именно в добрые чудеса. Каждый год, на Пасху, они с матерью посещали кладбище и тщательно убирали там отцовскую могилу… Впрочем, навещали они могилу отца ещё и на Троицу, а также осенью, в день поминовения всех усопших.

А вот теперь отец её, живой и невредимый, стоял в полосатой пижаме и мягких комнатных шлёпанцах в дверях кухни и молча смотрел на Лёлю мутноватыми со сна глазами.

Лёля тоже смотрела на отца, вот только глаза у неё были широко распахнутыми от ужаса. И она тоже молчала…

«Этого не может быть! — внезапно промелькнула в голове девушки единственно спасительная мысль. — Ведь так не бывает… это просто сон… это мне снится всё, а сейчас я проснусь и тогда…»

— А я-то понять не могу, почему это свет на кухне горит, — проговорил вдруг отец, потягиваясь и зевая, — думал, я забыл выключить, а это ты тут, оказывается. А что это ты на себя напялила и… да ты что… кофе хочешь приготовить, что ли? Сдурела совсем: Лёлька, кофе на ночь?

Отец шагнул к плите и выключил газ. Вновь повернулся к дочери.

— А хочешь, я тебе чайку заварю? Как лучше, с мятой или без?

Это было уже слишком.

— Мама! — прошептала Лёля, роняя жестянку с кофе и стремглав выбегая из кухни. — Мамочка!

Она метнулась в спальню, тоже изменённую почти до неузнаваемости, но матери там не оказалось. Да и развороченная кровать у стены была почему-то односпальной, а не широкой двуспальной, как раньше.

— Мама, ты где?! — выскочив в коридор, Лёля всё ещё на что-то надеялась. — Ты где, мама?! Да отзовись же ты!

Матери нигде не оказалось, хоть Лёля везде пыталась её отыскать: даже в ванную и туалет заглянула. Отец тоже выбежал в коридор, но покамест лишь молча и с каким-то даже испуганным недоумением взирал на дочь.

— Ты что, Лёлька? — начал было он и тотчас же замолчал, ибо Лёля, услышав позади себя отцовский голос, завизжала так громко и пронзительно, что, наверное, всех ближайших соседей переполошила. Потом она кинулась в свою комнату и, очутившись там, в сравнительной, можно сказать, безопасности, тотчас же до упора задвинула дверную защёлку. Не останавливаясь на этом, ухватилась за край письменного стола и, багровея от натуги, придвинула тяжеленный этот стол к самой двери. Ещё и тумбочку к столу приставила для большей надёжности.

Оказавшись на некоторое время в относительной безопасности, Лёля забилась в самый дальний угол комнаты и лишь после этого немного успокоилась и затравленно огляделась по сторонам.

Удивительно, но её собственная комната не изменилась совершенно. Вернее, почти не изменилась, так, мелочи всякие: пододеяльник не той расцветки на кровати, вместо одной широкой подушки — две небольшие. И цветная фотография на стене, совершенно незнакомая Лёле фотография…

Вообще-то, фотография на стене была и раньше, но не эта. На той, прежней фотографии, Лёля была изображена вместе с мамой и тётей Оксаной. Это они прошлым летом в городском парке фотографировались, а потом мама выбрала из всех фоток именно эту как самую удачную и заказала большую её копию и ещё одну, чуть поменьше. Ту, которая поменьше, отдали тёте Оксане, а большую поместили в деревянную рамку, и Лёля повесила её у себя в комнате.

Фотография, находящаяся в данный момент на стене, была вообще безо всякой рамки (просто скотчем к обоям приклеена), а на ней отец, довольно улыбаясь, держал в левой руке большущую щуку, а правую руку положил Лёле на плечо. И у Лёли на фото тоже было донельзя довольное выражение лица, а в руке она держала удочку, и какая-то рыбёшка средних размеров болталась на ней…

И фотография эта, судя по возрасту Лёли, сделана именно летом прошлого года, никак не раньше…

Но ведь этого не могло быть! Просто не могло!

Или могло?

Лёля поняла вдруг, что реальность вокруг неё вновь изменилась и изменилась на этот раз столь круто и радикально, что отец, погибший ровно шесть лет назад, вновь возвратился к ней, о чём она и мечтала когда-то.

А мама? Куда девалась в таком случае мама? Ежели она сейчас в ночной смене, то почему в спальне такая узкая кровать?

— Лёлька! — послышался из-за двери встревоженный голос отца. — С тобой всё в порядке, доча?

Лёля ничего не ответила.

Первый испуг прошёл, и теперь она воспринимала всё произошедшее более-менее адекватно. Ведь не из могилы же воротился к ней отец, просто в этой реальности он смог счастливо избежать смертельного того ДТП, вот и…

А мама, где же она сейчас?

От недоброго какого-то предчувствия у Лёли даже похолодело всё внутри.

А может… Может, мать просто бросила их и ушла, такое ведь тоже случается в реальной жизни! Разлюбила мужа, встретила другого мужчину, но почему тогда она не взяла с собой Лёлю? Почему она оставила дочь с отцом?

Её мать не могла поступить так, ни в коем случае не могла! Ни бросить мужа, которого любила столь сильно, что после его гибели совершенно завязала с личной жизнью, вся сосредоточившись на воспитании дочери. И уж тем более она не могла оставить Лёлю…

— Лёлька! — вновь послышался из-за двери голос отца, ещё более встревоженный. — Тебе что, снова мама приснилась?

— Да! — закричала Лёля, вскакивая и подбегая к двери. — Да, снова приснилась! А тебе она никогда не снится?!

Она уже поняла, что произошло с мамой, но боялась признаться в этом даже себе самой.

Отец ничего не ответил, а Лёля вдруг отчётливо поняла, как он плачет там, за дверью, и тогда она тоже заплакала, безвольно опустившись на кровать. Взгляд её, затуманенный слезами, вновь скользнул по фотографии на стене, и новая неожиданная мысль пришла вдруг в голову девушки.

Никогда ранее она не ездила на рыбалку с отцом, хоть отец несколько раз предлагал ей такое и даже огорчался, когда она всякий раз отвечала категорическим отказом. А потом он погиб, и Лёля горько сожалела о том, что ни разу так и не удосужилась сделать приятное отцу, согласившись на такую поездку.

И вот, судя по этой фотографии на стене, она не просто сделала отцу приятное, но, кажется, и сама искренне увлеклась рыбной ловлей, о которой Лёля нынешняя даже понятия не имеет. Но куда же в таком случае подевалась та, другая Лёля, которая прожила все эти году тут, с отцом и…

…и трижды в год вместе с ним посещала мамину могилу, и плакала, стоя над ней…

И отец тоже плакал в такие минуты, считая именно себя единственным виновником маминой смерти, ибо именно он настоял ранее на том, чтобы мама получила права…

И та злосчастная поездка в гололёд, ведь он мог как-то отговорить маму, в крайнем случае, настоять, чтобы она хотя бы отложила эту поездку до следующего дня, но ведь ничего такого отец не сделал тогда, шесть лет назад, ранним апрельским утром…

Вздрогнув, Лёля отчаянно мотнула головой и вскочила с кровати. Это были не её мысли, чужие, но как же тогда они оказались у неё в голове… А что было бы, если бы она просто уснула вчера вечером, а не стала испытывать себя бессонницей?.. Неужто утром проснулась бы совершенно другая Лёля, ничего не помнящая о жизни тут с мамой, но без отца?!

Конец ознакомительного фрагмента.