Гуттаперчевый клоун

Геннадий Авласенко, 2022

Геннадий Авлаесенко, популярный белорусский автор более 30 бестселлеров, представляет новый мистический роман.

Глава 4

Как ни странно, но присутствие в палате малолетней этой Насти благотворно сказалось на самочувствии Лёли. Девочки вместе поужинали тем, что обнаружилось в тумбочке (это мать для Лёли оставила) и тем ещё, что притащила с собой в полиэтиленовом пакете Настя. И всего этого оказалось так много, и всё было таким вкусным (и шоколад, и бананы, и апельсиновый сок, да разве всего перечислишь), что, когда в дверях показалась санитарка с тележкой и объявила: «Ужин!», Лёля с Настей дружно от него отказались. Впрочем, санитарка особо и не настаивала. Буркнула что-то совершенно невразумительное да и укатила со своей тележкой дальше.

Ещё Лёля несколько раз пыталась дозвониться Марьяне, но всякий раз ей отвечал всё тот же вежливый и какой-то автоматический женский голос. Зато мать раза три сама звонила Лёле и каждый раз заканчивала разговор твёрдым обещанием забрать её завтра из больницы. Так что к вечеру Лёля почти успокоилась.

И лишь когда пришло время укладываться спать, она вновь ощутила некое щемящее беспокойство. Не страх ещё, но что-то, весьма его напоминающее. И категорически запретила Насте выключать свет в палате, и Настя, разумеется, послушалась, но тут в палату вошла дежурная медсестра и сама выключила свет.

— Спокойной ночи! — сказала она, выходя. Просто так сказала, безо всякого злого умысла, но Лёля почему-то восприняла эти её обычные слова как некую злорадную и даже зловещую издевку.

И то, что Настя как-то почти сразу уснула, тоже было воспринято донельзя испуганной Лёлей как самое настоящее издевательство, или, вернее, гнусное предательство со стороны не просто соседки по палате, но уже почти подружки. То есть это Лёля определила Настю в «почти подружки»… Что же по этому поводу думала сама Настя, этого Лёля, к сожалению, не знала.

Сама же она, как ни старалась, всё никак не могла и не могла уснуть. И чем дольше Лёля не могла уснуть, тем страшнее ей становилось…

Мрачные зловещие тени отчаянно метались за окном, ожившие изломанные тени, и хоть Лёля отлично понимала, что ничего страшного в этих тенях нет, что это всего лишь шевелящиеся под напором ветра ветви деревьев, вернее, их немного искажённое отражение на оконной шторе, ей всё равно было страшно. Этот клоун, он ведь вполне может забраться сюда, в палату, карабкаясь по этим веткам, в шевелении своём почти достигающих оконного стекла… А там, глядишь, и форточка настежь открыта! Или закрыта, кажется, мать закрывала её по настоятельной просьбе Лёли…

Или не закрывала?

Можно было, конечно же, встать, подойти к окну и проверить состояние форточки, но Лёля боялась даже пошевелиться. Она лежала, натянув одеяло до самого подбородка, и обречённо чего-то ждала. И даже представления не имела, чего именно.

А потом она как-то незаметно задремала, даже не задремала, а просто разом провалилась в вязкий тяжёлый сон без сновидений. Хотя нет, какие-то сновидения всё же были: тусклые, незапоминающиеся — и все они с завидной быстротой сменяли друг друга…

Но клоуна в этих сновидениях не было: ни игрушечного, ни настоящего. А потом Лёля проснулась внезапно, как от толчка.

И, вся похолодев, испуганно уставилась на белую размытую фигуру, медленно бредущую от окна в её сторону.

«Это сон! — мелькнула в голове спасительная мысль. — Это всего лишь сон… я просто сплю, и всё это мне только снится!»

Но увы, кошмарная фигура в белом не была сном, и, осознав это, Лёля отчаянно завопила. И тотчас же завопила в ответ белая фигура, и Лёля с превеликим облегчением поняла, что это Настя, её соседка по палате. Она поняла это ещё до того, как вбежала не менее испуганная медсестра и зажгла свет…

Впрочем, ругать девочек она не стала. Помогла Насте вновь лечь в кровать и вышла, оставив свет включенным.

Некоторое время и Лёля, и Настя лежали молча, как бы по-новому переживая и осмысливая только что произошедшее.

— Ну и напугала же ты меня! — прервала, наконец, затянувшееся это молчание Лёля. — Хоть бы предупредила, что ты этот… как его… лунатик!

— Я же говорила, что со сном у меня проблемы, — почти виновато отозвалась Настя.

— Проблемы, проблемы! — буркнула Лёля, поворачиваясь на бок. — Проблемы, они тоже разные бывают!

Она нисколечко не сердилась на Настю… Да и в чём, скажите, та виновата? Вон как сама перепугалась, до сих пор голосок подрагивает.

— А мне ещё и кошмарный сон приснился! — добавила вдруг Настя, и голос её задрожал сильнее. — Какой-то человек, весь такой расфуфыренный…

— Расфуфыренный? — насторожилась Лёля, вновь поворачиваясь в сторону Насти. — Что значит, расфуфыренный?

— То и значит! — Настя пожала плечами. — Лицо размалёвано, одежда яркая такая! Ну, как у этого…

— У клоуна? — перебила её Леля, и Настя, замолчав, с удивлением уставилась на соседку.

— Наверное, это и был клоун… — проговорила она после непродолжительного молчания. — Как это я сразу не догадалась?

— И что? — враз осипшим голосом прошептала Лёля. — Что он делал, клоун?

С замиранием сердца она ждала ответа, но Настя молчала. Долго молчала.

— Не знаю, — наконец-таки проговорила она. — Вернее, не помню. Но что-то плохое. Жуткое даже… Мне так страшно было… он, вообще-то, первое время на меня не смотрел, но я всё боялась, что он меня заметит, а потом…

— Что потом?

— Потом он повернул голову в мою сторону, и я увидела, что лицо у него с левой стороны сплошь обгорелое. И левый глаз почти вытек…

Не договорив, Настя села на кровати.

— Мне и сейчас страшно, — прошептала она, дрожа, вернее, содрогаясь всем своим худеньким телом. — Можно, я с тобой полежу немножечко?

Лёля ничего не ответила, а Настя, восприняв молчание соседки как знак согласия, быстренько к ней перебралась. Юркнула под одеяло, доверчиво прижалась к Лёле.

— С тобой мне не так страшно! — прошептала она Лёле на самое ухо. — Ты вон какая смелая!

«Смелая, как же! — невольно подумалось Лёле. — Забыла уже, как я вопила, тебя у окна спросонья увидев!»

В это время в палату зашла всё та же медсестра.

— Это ещё что такое?! — даже возмутилась она. — А ну, в свою постель марш!

С явной неохотой Настя всё же подчинилась. А медсестра вновь щёлкнула выключателем и некоторое время молча стояла у двери, глядя на девочек.

— Спать! — строго проговорила она после довольно-таки продолжительного молчания. — И чтобы я больше ничего такого…

Так и не закончив фразы, медсестра вышла, плотно затворив за собой дверь.

— Ничего такого! Ничего такого! — передразнила её невидимая в темноте Настя. — Начальница большая! Ты ещё не спишь, Лёля?

Лёля ничего не ответила. Вместе с темнотой вновь возвращалась тревога, панически заполняя душу.

Почему этот клоун приснился не ей, а Насте? Настя тут причём?

— А знаешь, — вдруг заговорила Настя торопливым лихорадочным шёпотом, — я вот что ещё вспомнила! Этот клоун, он со мной даже разговаривал…

— Разговаривал?

Приподнявшись на локте, Лёля повернулась в сторону Насти.

— О чём?

— Он о тебе спрашивал.

— Обо мне?!

У Лёли словно что-то оборвалось внутри.

— А ещё о подружке твоей, Марьяне. У тебя ведь была такая подружка?

— Была?!

Вскочив с кровати, Лёля бросилась к Насте.

— Что значит «была»? Она и сейчас есть!

Настя ничего не ответила. Вместо этого она низко опустила голову и как можно дальше отодвинулась от Лёли. На самый краешек кровати отодвинулась…

— Она есть, понимаешь?! Есть, а не была! — ухватив Настю за худенькие плечики, Лёля резко с силой встряхнула девочку. — А ты сказала, что она была! Почему ты так сказала?!

— Это не я! — со слезами в голосе прошептала Настя. — Это он мне так сказал! Ты мне больно делаешь, пусти!

«…Пока ничего неизвестно… нет причин для волнения… может, просто уехали куда… вместе с бабушкой…» — вспомнились неожиданно Лёле самые последние подслушанные слова матери.

И телефон, который никак не желает соединять её с подругой…

— Пусти, больно! Да отпусти же ты!

— Прости!

Разжав безвольные пальцы, Лёля отпустила Настю. Некоторое время сидела рядом с ней, потом, воротившись на свою кровать, легла и, натянув одеяло до самого подбородка, утомлённо закрыла глаза.

— Это он тебя напугал, да?

Вновь открыла глаза, Лёля некоторое время лишь молча смотрела на стоящую возле её кровати Настю. Потом всё так же молча кивнула.

— Он что, и на самом деле существует, этот клоун?

И вновь Лёля ничего не ответила, да и что было отвечать.

И тут произошло нечто странное.

— Ну, вставай, вставай, соня! — проговорила вдруг Настя каким-то новым и удивительно знакомым голосом. — В школу опоздать хочешь?

Лицо Насти принялось вдруг неуловимо изменяться, быстро превращаясь в какую-то кошмарную уродливую маску с неподвижно улыбающемся ртом и вытекшим левым глазом, но испугаться по-настоящему Лёля так и не успела.

— Ну поднимайся, доча! — прозвучал над самым её ухом всё тот же знакомый голос. — Не спишь же, знаю… прикидываешься только!

— Что?

Раскрыв глаза, Лёля некоторое время лишь молча смотрела на мать, а вокруг было уже совсем светло.

— Ты пришла! — счастливо улыбаясь, прошептала она. — Как и обещала!

— Куда это я пришла? — с некоторым недоумением переспросила мать. — Я, наоборот, уходить собираюсь. Не хватало ещё на работу опоздать. А ты давай вставай по-быстрому! Завтрак на кухне…

И тут только до Лёли дошло, что находится она почему-то не в больничной палате, а в собственной комнате… Вот только непонятно, каким образом она смогла тут очутиться.

— Меня что, выписали?

— Откуда? — не поняла мать.

— Из больницы.

— Из какой больницы?

Какое-то время мать и дочь молча смотрели одна на одну, и в глазах обеих было самое искреннее недоумение.

— Я же вчера в больнице была! — медленно, почти по слогам проговорила Лёля, поднимаясь с кровати. — Забыла, что ли? Ты же возле меня, считай, целый день в палате просидела, почти до самого вечера… разве не так?

— Вчера?

Мать удивлённо и даже несколько встревожено пожала плечами.

— Вчера мы с тобой весь день у тёти Оксаны провели, юбилей её праздновали…

— Так это же не вчера, это же в воскресенье было! — перебила Лёля мать и тоже взглянула на неё с удивлением и тревогой. — В воскресенье, а сегодня…

— А сегодня понедельник, 13 апреля, — засмеялась с каким-то даже облегчением мать. — Ну ты артистка! Так разыграть… я почти что поверила…

И, чмокнув Лёлю в щёку, мать направилась к выходу.

— Опаздываю! — крикнула она уже издали. — Завтрак на столе, а ты смотри, в школу не опоздай!

Звякнула, закрываясь, входная дверь, и Лёля осталась одна.

Не зная, верить словам матери или не верить, Лёля вновь опустилась на кровать.

Вообще-то, мать могла специально и по какой-то причине сказать неправду. Возможно, ей это лечащий врач посоветовал как один из эффективнейших методов лечения?

Но почему тогда сама Лёля понятия не имеет, как оказалась дома! Усыпили её специально, а потом домой доставили?

— А сейчас передаём прогноз погоды на сегодня! — послышался со стороны кухни бодрый женский радиоголос. — Сегодня, 13 апреля, понедельник…

Дальнейшего Лёля уже не слышала. Вернее, не слушала…

— Так это был сон! — медленно проговорила она, вновь вскакивая с постели. — Всего только сон и ничего кроме!

На душе девушки сделалось вдруг так легко, будто свалилась с неё какая-то невероятная тяжесть. Казалось, ещё мгновение — и душа эта взлетит до самого потолка. Вместе с Лёлей, разумеется…

— Сон! — радостно закричала Лёля, подхватывая с дивана большого плюшевого медвежонка и кружась в обнимку с ним по комнате. — Это был сон! Ура!

Совсем некстати промелькнула вдруг мысль, что сны не могут быть такими долгими и реальными, но Лёля просто отмахнулась от неудобной этой мысли. Это гуттаперчевых клоунов, способных внезапно оживать, вот их-то и не должно быть в действительности! Что же касается снов…

Раз приснился — значит, бывает! И всё, и хватит об этом!