Однажды в Америке

Гарри Грей, 1952

Гарри Грей написал этот биографический роман в одиночной камере тюрьмы Синг-Синг. Будучи членом преступной банды, которой боялась вся страна, он реалистично отобразил жизнь Америки времен Великой депрессии: сухой закон, бутлегеры, проституция, ограбления и убийства. Герои книги – выходцы из бедных эмигрантских кварталов Нью-Йорка. В условиях беззакония и отсутствия работы они прокладывают себе дорогу в жизни с помощью дружбы и пистолета.

Глава 8

За те восемнадцать месяцев, пока меня не было в городе, произошло четыре примечательных события. Закончилась война. Ввели в действие сухой закон. Долорес произвела маленькую сенсацию, выступив в музыкальной комедии на Бродвее. Большой Макси, Патси, Косой при некотором содействии Джейка Проныры, Трубы и Гу-Гу приобрели в среде городского криминала репутацию самой крутой банды в Ист-Сайде.

Еще я обнаружил, что в мое отсутствие сильно разрослась легенда обо мне и моих способностях в обращении с ножом. Я теперь считался профессионалом в этом деле. Макси пересказал мне несколько историй, которые ходили обо мне в Ист-Сайде. Мы оба смеялись над моими мифическими «ножевыми» подвигами.

Наша репутация очень крутых парней и «киллеров» стала силой, которая бросила нас в самую гущу драматических событий, вызванных сухим законом.

К нам приходили люди и предлагали то, что мы называли «контрактами». Они появлялись со всех концов города, разные личности, которых мы видели в первый раз и о которых никогда не слышали, и предлагали нам ограбить крупную компанию, ювелирный магазин или богатый банк. Бутлегеры и рэкетиры заказывали нам убийство своих деловых партнеров, любовниц, братьев, мужей, жен и конкурентов. Плата, которую они нам предлагали, колебалась от до смешного маленьких вознаграждений до баснословно крупных сумм.

Поначалу мы только смеялись и отказывались от обрушившегося на нас потока добровольных ассигнований. Но то ли потому, что нам льстило внимание всех этих людей, или потому, что мы хотели денег, или по обеим причинам сразу, мы в конце концов капитулировали. Мы стали жить на свою репутацию, просеивая предлагаемые нам контракты сквозь большое сито собственного морального кодекса.

Подобно старым главарям банд, с помощью наглости и физической силы мы захватили под контроль значительную часть преступной деятельности в густонаселенном Ист-Сайде. Молодые по годам, мы были опытными ветеранами во всех делах, где требовались крепкие нервы и жестокость. Судьба к нам благоволила, и успех придавал нам блеск высокомерной дерзости.

За сравнительно короткое время мы познакомились со всеми маленькими бандами, которые, как чертики из табакерки, выскакивали из самых бедных районов города — из кварталов суповых школ. Чтобы взять крупную партию виски, которую доставили в верхнюю часть города, нам пришлось немного повздорить с Артуром ФлегенХаймером, по кличке Голландец, и его компанией, набранной им по безнадежно грязным, нищим и унылым закоулкам Бронкса. По делу, связанному с контрабандой сигарет, мы столкнулись с Джо Адонисом, Лео Байком и еще кое с кем из их команды, которую они сколотили в нездоровых, перенаселенных и обветшалых районах Бруклина. У нас были небольшие трения с Тони Бендером, Вито Дженовезе и их ребятами, выросшими в вонючих бараках и лачугах в нижней части Грин-Виллиджа. Мы водили дружбу со Счастливчиком Чарли и Волком Люпо — оба они были родом из Манхэттена, где в убогих квартирках многоэтажек ютились бедняки. С ними мы обсуждали судьбу одного из их земляков, который сбежал на нашу территорию и искал у нас защиты. Мы встретились и создали союз с самым достойным, благородным и смелым бандитом города — Фрэнком, или Франциском, выходцем из тесного и мрачного квартала в восточном Гарлеме. Мы знали их всех. Это был удивительный, но неопровержимый факт — каждый из них, так же как и мы, появился на свет на глухих задворках, населенных беднотой. Они пришли из разных концов города, но все оказались питомцами суповых школ.

У нас было шесть питейных заведений, в том числе одно на Деланси-стрит, которое мы считали своей штаб-квартирой. Мы назвали его «У Толстяка Мо», в честь сына старика Джелли. Толстяк Мо стал нашим главным барменом и менеджером. Кроме того, мы брали деньги с дельцов, которые занимались нелегальными операциями с бумагами, и букмекеров, работавших на подпольных тотализаторах. Бутлегеры и курьеры болтушек просили у нас защиты от залетных банд, вымогавших у них деньги. Разумеется, услуги мы оказывали не бесплатно. Многие были озадачены и отказывались нас понимать, когда мы, руководствуясь собственным опытом и личным вкусом, уклонялись от прибыльных сделок, связанных с производственным рэкетом, торговлей наркотиками или проституцией.

Несмотря на то что деньги мы тратили без счета, они продолжали вертеться вокруг нас и текли к нам в руки, так что мы набивали ими свои сейфы в банке.

Я являлся главным казначеем и сводил счета всех наших нелегальных операций. Впрочем, одно предприятие было у нас вполне легальным — похоронная контора, которую оставил Максу его бездетный дядюшка. Макс сдержал свое обещание: он разделил бизнес на четыре равных части. Это было наше прикрытие. По бухгалтерским книгам, для налоговой полиции и всех прочих властей похоронное бюро являлось нашим единственным источником дохода. Легальный бизнес очень удачно вписывался в общую схему операций. Он служил сразу нескольким целям. Наши катафалки постоянно вызывал районный босс Таммани и прочие политиканы. С виду похороны были вполне законными, хотя далеко не все тела, которые мы возили в своих гробах, принадлежали законопослушным людям.

Время от времени мы без особого энтузиазма устраивали крупные ограбления, да и то только в тех случаях, когда наводка делалась по нашим самым старым и надежным связям. Со дня на день у нас как раз намечалось одно такое дельце, старый долг, по которому пришло время заплатить. Мы ждали от наводчика последнего сигнала. Предположительно мы должны были взять бриллианты на сотню тысяч долларов.

Наступил момент, когда мелкие и разрозненные стычки банд превратились в войну национального масштаба. Газеты подняли шумиху, общественность была встревожена, а федеральные и городские власти известили криминальный мир, что нам пора притухнуть, пока нас не прихлопнули.

Но жадность и ненависть оказались сильней. Война банд продолжалась до тех пор, пока не появился лидер — наш старый приятель Фрэнк из гарлемских трущоб. Он позвал нас к себе. Мы встретились, и он изложил нам свой план. Мы уверили его в нашей безоговорочной поддержке. Он сказал, что пошлет нам весточку, когда будет готов воплотить свой план в жизнь. Мы пообещали, что отзовемся на его известие сразу же, днем или ночью, где бы оно нас ни застало.

Несмотря на то что я встречался с самыми разными женщинами и со многими из них был в связи, в глубине души я продолжал хранить детское преклонение перед Долорес. Я не мог увидеться с ней вне театра. Она никогда не назначала мне свидание, она не хотела иметь со мной ничего общего. Я постоянно ходил в театр, где Долорес выступала по два раза в неделю, просто для того, чтобы сидеть и смотреть на нее. Она не замечала моего присутствия. Вечер за вечером я проводил в каком-то трансе, глядя на нее и чувствуя, что с каждым днем люблю ее все больше. Мне было странно, что я, такой крутой парень, могу вести себя как школьник. Я послал ей цветы и часики с бриллиантовым браслетом, но она их не приняла. Были минуты, когда я впадал в отчаяние и начинал строить безумные планы, как завоевать, как заполучить ее любой ценой. Мне с трудом удавалось укрощать эти дикие фантазии. Она стала для меня наваждением. Все остальное отошло на второй план. Я был в скверном состоянии.

К счастью, важное событие отвлекло меня от мыслей о Долорес. Мы получили весточку от Фрэнка. Собирался огромный конклав гангстеров со всех концов страны. Он прислал нам адрес. Мы прибыли на место.

Это было фантастически живописное сборище. Оно прошло так, как планировал Фрэнк, и закончилось образованием национального Синдиката банд под общим руководством Фрэнка.

Когда мы возвращались домой, пришло сообщение от нашего наводчика. Он оставил нам подробные инструкции. Дело с бриллиантами было назначено на завтра. Я выступил против:

— Зачем нам рисковать с этим ограблением? Дела и так идут неплохо.

Но Макси был непреклонен:

— Во-первых, я уже дал слово; во-вторых, риск входит в нашу профессию. Мы займемся этим завтра. Я уже все распланировал.

— Слушай, Макс, — сказал я, — мы только что вернулись из поездки. Мы устали и…

Он меня перебил:

— Отлично, значит, надо немного встряхнуться. Мы поедем к Джои и расслабимся по полной.

Мы завалились в «кадиллак». Косой сел за руль. Мы поехали к Джои. Втайне от всех я стал завзятым курильщиком опиума. Я прикладывался к трубке гораздо чаще, чем мои компаньоны, потому что нуждался в зелье больше, чем они. Не знаю, может быть, так вышло потому, что я хотел избавиться от напряжения, или это было связано с тем, что я называл «долоресофобией». Только здесь, у Джои, я мог обладать Долорес, только здесь она не отталкивала меня. Наоборот, в опиумных грезах она отвечала на мою любовь с таким жаром, что я испытывал настоящее и полное физическое наслаждение.

Однако я не был до конца уверен, что именно потому так пристрастился к трубке. Ведь я испытывал и другие сладостные грезы, в которых реальные события причудливым образом смешивались с приключениями в духе Елизаветинской эпохи и превращались в живые и яркие фантазии, где участвовали короли и бароны и которые происходили в экзотических местах. Во многих я сам принимал участие, другие только созерцал, как взволнованный и увлеченный зритель. Я любил читать английскую историю; наверное, поэтому мои мечты всегда имели привкус старой Англии.

Мне удалось скрыть свое нетерпение, пока мы не вылезли из машины. На кушетке с трубкой во рту я оказался первым. Я умиротворенно откинулся на подушку, мысленно окинув взглядом все волнения последних дней. У трубки был подходящий вкус. Добрый старый Джои, подумал я туманно, у него всегда есть самый лучший опиум, и он определенно умеет приготовить трубку. Я вдохнул в себя влажный сладковатый пар. Он наполнил меня чувством мира и блаженства. Смутный образ Долорес промелькнул перед глазами. Я вдохнул еще раз, глубоко, медленно, расслабленно. Я выдохнул. Я увидел, как влажный пар поднимается вверх и образует надо мной какую-то фигуру. Это был Большой Макси в образе «барона», главаря воровской шайки. Мы направлялись вслед за ним в таверну. Мы вошли в заднюю комнату и уселись за стол. Большой Макс грохнул кулаком по столу и проревел: «Принеси нам эля!» Появился улыбающийся Толстяк Мо, неся на подносе большие кружки с пенящимся элем.

Возникшая было картина снова растворилась в завитках курившегося пара, а я продолжал находиться в блаженном ступоре, вспоминая ту волнующую весточку, которую прислал нам Фрэнки.