Фрактал. Осколки

Гарик ЗеБра, 2018

Эта книга посвящена достижению мечты автора стать известным нефтяником и каким невероятно сложным оказался этот путь. Он горел в вертолёте, пережил два покушения его первую любовь упрятали за решетку, а жена оставила его в самое тяжёлое время, банкротство и борьбу с коллекторами, нищету, попытку самоубийства и возрождение. И всегда он оставался человеком. Книга написана от первого лица и читается на одном дыхании. Содержит нецензурную брань.

Испытание судьбой, 1971 год

Наши встречи с моей любимой девочкой продолжались, несмотря на то, что и мои родители, и её были категорически против. Да, мы явно были не пара: она из простой семьи, где родители звёзд с неба не хватали. Мои же предки были людьми интеллигентными, образованными: мама — детский зубной врач, а отец, окончив два вуза и Высшую партийную школу при ЦК КПСС в Москве, был направлен на госслужбу в Архангельск, а затем, когда стали поднимать Казахстанскую Целину, в одну из областей Республики, где добился серьёзных успехов и был награждён многочисленными орденами и медалями. Был избран в Бюро Обкома партии и депутатом местного законодательного собрания.

Но меня мнения обеих семей не волновали абсолютно. Я твёрдо решил жениться на Вехе. Я тогда ещё не умел различать любовь и страсть. Это был мой первый серьёзный опыт общения с противоположным полом. А несерьёзный был всего один раз, с поварихой нашего стройотряда. Веху я желал 24 часа в сутки. В вопросах секса, несмотря на молодость, она была много опытней меня. Плюс её бешеный темперамент и раскованность в плотских утехах. Да и моя кровь, казачьих предков с Дона, тоже давала о себе знать.

Но человек предполагает, а Судьба располагает. С этим мне пришлось уже через два года столкнуться. И жизнь сделала крутой вираж, вжимая меня в воображаемое кресло своими перегрузками.

После четвёртого курса нас направили на преддипломную практику на Павлодарскую ТЭЦ-3 в Казахстане. Жили мы с ребятами в общаге недалеко от станции. Днём ходили по цехам, изучали работу оборудования под присмотром наставников. Вечером пили вино и играли в преферанс. Расписывали обычно «пулечку» под названием Ленинградка.

В один из дней на ТЭЦ случился аврал. Котёл № 3 пошёл на аварийный останов. Как полагается в таких случаях, сработала защита: подорвались БРОУ^[1] и РОУ^[2], выбрасывая в атмосферу сотни тонн пара с t 560 град С и давлением 140 атм. Грохот был слышен за 20 км от станции. ТЭЦ-3 резко сбросила электрическую и тепловую нагрузку. Отключился ряд предприятий города и часть жилого сектора. А поскольку было начало лета и большинство работяг станции были в отпусках, то в помощь аварийной бригаде, примчавшейся из города, кинули и нас.

Чтобы было ясно, что представляет собой котёл БКЗ-420–140 Барнаульского котельного завода, поясню. Это стальная конструкция высотой 49 метров, что сопоставимо с высотой хорошей жилой многоэтажки. По высоте и по периметру топки внутри плотно, одна к одной, уложены трубы, по которым циркулирует вода. Вода подогревается 6 форсунками, по которым турбулентно, под давлением, вдувается угольная пыль или мазут. Постепенно, по мере нагрева, горячая вода поднимается в барабан, который находится на самой высокой отметке котла, где превращается в пар, который затем перегревается там до t 560 град С при давлении почти в 150 атм. Толщина стенок барабана котла из высокопрочной высоколегированной стали 16 ГНМ доходит до 12 см.

Когда мы поднялись на последнюю отметку в 42 метра, то были мокрые, хоть выжимай. Согласно технике безопасности, мы были экипированы в каски с шерстяными подшлемниками, фуфайки, ватные брюки, кирзовые сапоги и двойные рабочие перчатки. Всё это должно было как-то уберечь нас от высоких температур.

На последней отметке котла температура снаружи доходила до 45 градусов. Но это были цветочки. Нам предстояло работать внутри барабана котла, который нормально должен остывать трое суток. Но был аврал. Котёл простоял только несколько часов. И нам предстояло в него забраться. По нормам всё той же техники безопасности, было положено в барабане работать 15 мин, причём не при температуре 55 град. С, как сейчас, а гораздо меньшей, затем 30 мин отдыхать снаружи.

Когда мы туда залезли, то сначала не могли дышать, кружилась голова, пот стекал по ногам в сапоги и доходил в них почти до щиколоток. Мы решили, что если через 15 мин выберемся отсюда, то никакая сила не сможет нас загнать туда обратно. С пацанами мы договорились: сколько сможем продержаться внутри, столько и будем работать. Молодое — оно, как правило, бесшабашное и бездумное.

Мы выдержали час с четвертью. Нас практически доставали в полубессознательном состоянии наружу под маты мастера аварийной бригады, который отвлёкся и не проконтролировал наши действия. Спуск с отметки 42 метра по металлическим лестницам, напоминающим корабельные трапы, происходил с черепашьей скоростью. По мере спуска нас начало морозить, т. к. перепад температур за столь короткое время оказался значительным. Мы дотелепались до душевой с единственным желанием — немедленно встать под горячий душ.

Но, увы, мы забыли про аварию. Да и рабочая смена ещё не закончилась. Из кранов бодро шла только холодная вода. Ребята мыться не стали, посидели, пришли в себя и, обтеревшись полотенцами, двинули в общагу.

Перед уходом мой одногруппник, Валера Садовников, сказал:

— Не будь идиотом! Не лезь под холодную.

А Саня Шилов добавил — просто покрутил пальцем у виска. Но я же был понтарь и спортсмен в одном лице. А понты всегда идут впереди рассудка. Я встал под холодные струи и ощутил, что меня как будто окатили кипятком. Меня обожгло. Но это был холод. Сердце прыгнуло куда-то в затылок. Быстро намылившись и ополоснувшись, я принялся энергично растираться полотенцем. Но это было обычное в то время, маленькое белое вафельное полотенце. И никакой махры.

Я наскоро оделся, но меня продолжало колотить. Добравшись до общаги, я увидел: пацаны купили пол-литра беленькой.

— Гарик, прими, — Валера протянул мне пол гранёного стакана водки с перцем.

Я мгновенно его «хряпнул» и тут же попросил ещё вдогонку. Немного стало получше, но ночью поднялась температура, начался жар. Я догнался аспирином, но меня колотило. Кто-то из ребят позвонил по межгороду Вехе, и она примчалась на следующий день с кучей каких-то таблеток, мазей, растираний и горчичников. Она проявила себя как настоящая боевая подруга. Уже от одного её вида мне стало лучше. Она спала со мной на одноместной панцирной кровати в нашей общей комнате, не стесняясь ребят. Пыталась, как могла, ободрить, согреть и вылечить меня. И я медленно пошёл на поправку. Через неделю она вынуждена была уехать.

У меня оказался сильный организм. И мне показалось, что я оклемался. Как выяснилось позже, это только показалось. Страшная болезнь затаилась в моих лёгких, как бомба с часовым механизмом. Таймер сработал, и начался обратный отсчёт.

Мы вернулись по домам и через три месяца взялись за дипломный проект. Я начал чувствовать недомогание. Слабость. Всё время потел. Я не мог стоять дома перед кульманом и чертить схемы и чертежи диплома. Ноги меня не держали. Я ставил стул, становился на него на колени и работал, обливаясь потом, как будто находился всё ещё в том жарком барабане на отметке 42 метра.

Мама это заметила. От любящих мам вообще что-либо трудно скрыть. Особенно когда это единственный и ненаглядный сынуля. Она начала таскать меня по врачам. Мама была лучшим детским стоматологом города и знала всю местную врачебную элиту, и её все знали и уважали. Никаких УЗИ и КТ тогда в провинциальном республиканском городке не было и в помине. Высшее достижение местной медицины: анализ крови и рентген. Грешили на сердце, но мама им не верила и оказалась права. Как проморгали очаги в лёгких, одному Богу известно.

Я был успешным студентом, защищал честь вуза на спортивных соревнованиях. У «преподов» был в фаворе. И вот настал день защиты диплома. Я стоял перед комиссией, позади меня мои 8 ватманских листов диплома, вымученных мною. Лица преподавателей уже расплывались у меня перед глазами. Преподы были в недоумении. Я стоял мокрый с головы до пят. Ноги меня не держали. И прекрасно выполненный диплом я с трудом защитил на хлипкую троечку. Комиссия была разочарована. Они не могли понять, что произошло с их любимчиком, которого они знали как умного и успешного студента.

Еле дотащившись домой, я увидел побелевшие лица родителей. Последние анализы крови и сделанный накануне рентген показали: двусторонний туберкулёз лёгких. В левом лёгком каверна, в правом туберкулома. Это прозвучало как приговор военного трибунала. В те далёкие годы с таким диагнозом вылечивались, а значит, и выживали не более 20 % заболевших. Я рухнул на стул…

Примечания

1

БРОУ — быстродействующая редукционная охладительная установка.

2

РОУ — редукционно-охладительная установка.