Моргазм

Ганс Цвейг

Иногда я переключался между ними в поисках спасения, стремясь убежать от каких-либо неприятных и иррациональных чувств, вызванных опытом восприятия, едва ли опирающимся на объективную действительность. И теперь я уже не понимал даже того, всерьёз ли я этим занимаюсь, или просто играю от скуки. Иногда мне казалось, что кто-то играет в меня. Иногда я хотел покинуть себя. Не в смысле смерти. Да и, как оказалось, смерть не избавляет тебя от твоей личности, а совсем наоборот.

2

Ещё одна вещь, которую я ненавидел, это моё имя. Если кто не в курсе, то по паспорту меня звать Регги Джихад. Ну и имечко, правда? Да и чёрт с ним, ведь оно ничего не значит. Всегда можно найти себе другое, а то и несколько, хоть на каждый день недели, как галстук, если ты офисная крыса. Я с детства придумывал себе сценическое имя, но также с детства меня окружали идиоты, для которых только имя данное при рождении имело сакральный и какой бы то ни было смысл. Самыми парадоксальными в этом плане были панки — в их обществе почти все обращались друг к другу по кличкам, но меня они называли исключительно по имени. Даже когда я представлялся своим сценическим именем, они постоянно интересовались, как меня зовут «на самом деле». «На самом деле это не твоё собачье дело, кусок обезьяньего дерьма», вот что следовало отвечать каждому из них. Но я до поры до времени пытался влиться в тусовку ради своих целей, поэтому вёл себя вежливо, если вообще уместно говорить это касаемо общества панков. По началу они мне нравились, и иной раз я даже чувствовал себя частью движа, но пелена иллюзии быстро спадала, когда речь заходила о разности музыкальных вкусов.

Я не выкупал, какого чёрта панки должны слушать, а уж тем более любить регги и ска. Да, по иронии судьбы я ненавидел регги. Панк — это музыка тьмы, так какого чёрта им любить музыку света?! А уж тем более ска. Больше ска я ненавидел только джаз. Хуже всего этого была лишь их увлеченность некоторыми видами рэпа, метала и так называемого рейва. В тот момент я понял, что это те же самые обыватели, и их идеи о построении утопического социализма — это то дерьмо, от которого я бежал к панкам. И я навсегда осознал, что инороден этому, с позволения сказать, обществу.

Но деваться было некуда, и в нашем городишке отсутствовала альтернатива этой движухе и обывательскому социуму. С грехом пополам я нашёл тех трёх неудачников, которые тоже тёрлись около движа. Им было предложено мной собрать группу и по «счастливому» стечению обстоятельств нас поселили жить вместе. Мы ещё удивлялись, что так удобно получилось, но я всегда чувствовал в этом какой-то подвох. Впрочем, оно не так уж важно.

Чутка отколовшись от общества панков, мы стали уделять всё своё время нашей музыке и, конечно же, попойкам и упоркам между ними. Я не умел играть на чём-либо, но Фрэнк показал мне, как лабать на басу, и я стал их Сидом. Не Барреттом, к сожалению.

На самом деле, мне всегда хотелось играть красивую и мелодичную музыку, но я был уже давно отравлен энергией панка, поэтому пришлось искать компромисс. И мы стали играть севентисевен/постпанкх. Группу назвали 77Up, как насмешку над консюмеризмом. Но, разумеется, это была просто война с ветряными мельницами, ведь любой панк-протест в музыке и текстах почти никогда не выходит за рамки панк-движа, а если и удавалось, то только в роли очередного товара на прилавке для мажоров.

И вот, за год существования в андерграунде мы написали достаточно песен для выступления. Как я уже упоминал, все тексты были, в основном, о тех вещах, которые я ненавижу. Это потому, что я готовил диверсию для панков, которая не была оценена по достоинству, так что пришлось пускать в ход пивные бутылки, стоявшие на сцене. В принципе, я бы вряд ли решился на это в здравом уме и тем более на трезвую голову. Хотя, кто его знает, ведь уже очень давно я был разъедаем чудовищной депрессией и постоянной хандрой по любому поводу. По врачам я не ходил, думая, что они мне не помогут, а сделают овощем. Ну что ж, теперь я у них оказался благодаря обстоятельствам.

В принципе, это всё были разговоры ни о чём. Хорошая терапия не могла быть бесплатной, а денег у меня не было. Они интересовались моим суицидальным настроем, потерей интереса и в то же время возрастающей ненавистью к окружающему миру и себе самому. Я был переполненной чашей апатии. Так себе коктейль, честно говоря. Мне и правда не хотелось жить, но убивать себя было страшно, очень страшно. Хотелось плакать, свернувшись в позе эмбриона под сырым от похмельного пота и вечного холода одеялом, но я не мог позволить себе роскошь быть слабым. Я знал, что ни к чему хорошему это не приведёт, а лишь усугубит положение дел. Может я и жалок, но не хотел развивать такой скилл. Поэтому лучше умереть, думал я. А если я боюсь реальной смерти, и мне даже просто не позволяют это сделать, значит нужна какая-то альтернатива.

О возможной альтернативе говорил тот очкарик, который иногда заходил к нам. Можно было в любой момент позвать его к нам, и он бы припёрся с каким-нибудь фолиантом и всё сделал. Была только одна проблема: дурдом. Нужно было как-то выбираться отсюда, тем более здесь отвратно кормили (было бы странно, если бы нет).

Поскольку я был здесь на «добровольной» основе, то никаких дополнительных ограничений свободы кроме стен не было. Всё равно меня бы просто так не выпустили, поэтому мне нужен был какой-то план побега. И задумал я его ещё после первого дня, когда даже не начались групповые сеансы психотерапии и всё остальное. Со мной пока что успел побеседовать только кто-то из врачей. Я сказал ему, как сильно всех ненавижу, хочу идти по улице и бить всех встречных мужчин, а женщин насиловать. Этакий Эдипов комплекс, спроецированный сразу на всё население земного шара. На самом деле это были всего лишь навязчивые мысли, и я не мог ничего с этим поделать. Началось это ещё в детстве и, как мне казалось, от скуки. Что ж, у Джоуи Рамона тоже было ОКР, видать такой тренд в панк-роке, хе-хе.

Что касаемо моей неуправляемой ненависти по отношению к социуму, я пытался это контролировать, но только из-за страха расплаты. Почему-то принято думать о том, что все «нормальные». Что никто никого не хочет ударить или убить. Ну да, в таком случае стали бы придумывать законы? Ответ очевиден. И пусть возрадуются обыватели, что это сдерживает таких психопатов как я. Ну, пока мне ещё есть, что терять, конечно.

Стены дурдома тоже сдерживают таких как я. Хотя большинство здесь это просто бедные и несчастные люди. Но по некоторым сразу заметно, что у них в головах крутятся такие вещи, которые я не видел и в самом дремучем похмелье. Моя параноидная шизофрения в сравнении с этим просто детский сад.

С чего я взял, что у меня шизофрения? Разумеется, я просто прочитал симптомы в справочнике и многие оказались очень близкими и знакомыми. К счастью, я не успел дать понять это врачам.

Я боялся умирать, но мне это было необходимо. А чтобы сделать всё грамотно, мне нужно было свалить из психбольницы. И я вознамерился сделать это в самые короткие сроки.

Я просто сложил свои вещи в рюкзак и выполз с ним через окно второго этажа.

Честно говоря, я не был уверен, добровольно я здесь или нет. Я просто не вникал в эту муть. Интересно, сегодня все зомбоящики будут кричать о том, что опасный псих сбежал на свободу?

Пробравшись сквозь кусты, я вышел на автобусную остановку. Никогда бы не подумал, что побег — это так легко. Наверное, это всё потому, что врачи и правда не знают о том, что я опасный психопат. Уже через несколько минут я ехал в автобусе в сторону родных трущоб.

И вот, я добрался до цели. Home sweet home. Войдя, я застал своих «друзей», ужинающих за столом. Увидев меня, они замерли, поднося к своим широко открытым от удивления ртам вилки со спагетти с кетчупом. Я стоял, осклабившийся в сумасшедшей улыбке, когда первым от онемения отошёл Фрэнк:

— Регги, как ты…

— Ножками, Фрэнк, ножками. Ножками и ручками. Надеюсь, моё пиво осталось?

Я подошёл и открыл холодильник, пиво стояло на месте. Достав упаковку и вынув одну банку, я счастливо провозгласил:

— Нужно отпраздновать моё возвращение! Ха-ха-ха!

И отправился наверх. Мои горе-соседи, кроме Глории, тут же засеменили за мной, причитая.

«О, боже, Регги, как так вышло, так же нельзя!»

Можно, сукины дети, можно.

Аморфный Джим озабоченно твердил:

— Но тебя не должны были выписать так скоро. Нам бы позвонили. Тебе лучше было остаться в больнице, лучше для тебя самого.

— Ага, и для вас самих и вашего долбаного общества.

Я вошёл в комнату, захлопнув дверь. Постель была заботливо сменена на чистую. Убогие придурки, и они ещё называют себя панками! А это было бы так готично — возлежать на испачканной кровью простыне. Правда, кровь недолго остаётся красной, превращаясь в бурые пятна, так что постель могла выглядеть так, будто я обделался. И это ещё больше по панку, чёрт возьми, но я слишком утончённая натура для таких вещей, ха-ха. Зато как было бы символично, живя в этой клоаке…

Я присел на диван, открыл банку пива и отхлебнул. Взял со стола завалявшийся пакетик чипсов, закусил и прикурил в раздумье сигарету. Нужно было что-то предпринять. Через некоторое время я вспомнил о записанном номере того шизотерического недоноска и набрал его. Он ответил почти сразу же:

— Алло. Кто это?

— Привет, засранец. Это Дэд.

— Кто?

— Дэд Зеппелин.

— А, Регги, это ты!

— Твою-то мать, перестань называть меня этим именем.

— Регги, как дела? Я заходил к вам вчера, но твои друзья сказали, что ты в больнице. Ты всё ещё там?

— Нет, дружок, я только что оттуда. Я сбежал, чтобы ты помог мне.

— Ого! Это очень плохая идея, и я за тебя волнуюсь, Регги!

— Перестань включать мамочку, дурачок, и выслушай меня. Значит так, бери свой гримуар, остальные причиндалы для того ритуала и тащи свою задницу ко мне. У тебя полчаса!

Не дожидаясь ответа очкарика, я положил трубку.

Он пришёл к тому моменту, когда я уже кончал третью банку пива. А пью я его очень быстро, иначе какой смысл? Нет, не чтобы быстрее опьянеть, просто мне нравится хлестать эти ссаки буржуев, ха-ха.

Задрот стоял на пороге моей комнаты с книгой, чуть ли не вдвое больше его самого.

— Здравствуй, Регги.

— Здравствуй, Мелвин.

— Я не…

— Да неважно, как тебя там зовут. Считай, что я придумал тебе псевдоним из названия своей любимой гранж группы.

— Но ты ведь говорил, что твоя любимая гранж группа — Тамагуна.

— Да, чертёнок, тебя не проведёшь. Что ж, давай приступать. Что там у тебя?

Нерд вошёл в комнату и уселся с книгой на коленях, открыв её мне навстречу.

— Ну вот, здесь описано, как провести эту операцию. Нужно выпить специальный пуазон. Ну и, в принципе, всё.

— Что, так просто? Никаких заклинаний и закланий?

— Нет, тут лишь инструкции, как направлять тебя во время твоего смертельного трипа. Ну и мантры, если их можно так назвать, ведь это совсем не индуистская культура, а смешение вуду и каббалы, грубо говоря.

— Та-ак, хорошо. Давай мне сюда напиток.

— Подожди, не так быстро. Я хотел уточнить, реально ли ты настроен на то, чтобы умертвить своё тело?

— Ага, прикинь. Я бы умертвил и душу, если бы так не боялся пожалеть. С другой стороны, жалеть-то было бы себя уже некому. Но оставим эти квазифилософские непотребства, пора переходить к кульминации нашего вечера.

— Значит так, Регги, сейчас постарайся остановить внутренний диалог.

— Это ещё, мать его, как?!

— Ну-у, не думай совсем ни о чём. Как, скажем, во время секса.

— Ты что, ополоумел?! Секс с грязной девкой уносит мои мысли в невообразимый поток. Я думаю обо всём этом дерьме, ну, знаешь, о реакции людей, на которых выливают отварной кипяток или серную кислоту, о горящих на электрических стульях и удушенных в газовых камерах. О раковых опухолях и ампутации конечностей. О спидозных иглах, попадающих в ноги тех, кто гуляет по грязным пляжам. О попавших в сети охотников диких птицах и солдатах, тонущих в зелёных болотах и зыбучих песках.

На лице Мелвина нарисовалась удивлённая гримаса. Откуда этому задроту вообще знать что-то про секс, разве что из библиотечной макулатуры.

— Окей, просто постарайся ни о чём не думать.

Ну и я попробовал. Разумеется, это было бы сложновато, если б не выпитое пиво, которое частично отключило мой мозг.

Юный натуралист начал напевать какие-то атональные мотивы, что-то смешивая в склянке. Остановка внутреннего трёпа помогла не думать, какая гадость там может оказаться. Чуть погодя Мелвин протянул мне пузырёк чёрной жидкости с едким запахом. Выдохнув, я одним махом опрокинул его в себя. Напиток был горький, с неприятным привкусом чего-то земляного и травяного, словно это была могильная эссенция. После такого ничуть не живительного глотка гнили я откинулся на диван и выдохнул:

— Уф, ну и дерьмо, хуже пойла из местных баров.

— Да, представляю. Это коктейль Ле Морте.

— Какое оригинальное название! И что теперь делать?

— Жди. Просто лежи и жди.

Собственно, я уже этим занимался. В животе появилась тяжесть и дискомфорт, рассудок терялся, как при опьянении, в глазах начинало темнеть. Я смотрел на комнату недвижимым взглядом, а в это время очкарик зажег пару палок каких-то благовоний и включил на моём ноутбуке шиваитские мантры. Это понемногу отвлекало сознание от неприятных ощущений в теле. Постепенно я как будто бы вошёл в сон наяву, с закрытыми глазами. Сюрреальные мыслеобразы постепенно накрывали меня и уносили куда-то вдаль, словно я был одновременно в этой комнате и где-то ещё, очень далеко. Ну здравствуй, Небытие!

«Словно я повелся на эту тупую рекламу по радио и оформил заказ на галлюциногенные гробы», подумал я.

Постепенно комната пропала. Я погрузился во тьму. Со всех сторон моё существо обступил беззвёздный и непримиримый космос. Он не был враждебен как материальный мир, скорее был просто безразличен. Я чувствовал лёгкость и одновременно тяжесть его безмолвия. Похоже, все эмпирические понятия исчезли вместе с привычной реальностью. Осталась пустота, наполненная тьмой и моими противоречивыми мыслями наблюдающего непривычное. Я был точкой, курсирующей по необъятному океану неизвестного. Неужели это и есть ад вечного одиночества, обещанного христианской доктриной? Если кто не в курсе, огненная Геенна это лишь художественный образ. Немного огня бы не помешало осветить эту непроглядную черноту. Я задумался о вакууме и невозможности распространения в нём звука, как тут же обнаружил, что слышу слабое монотонное эхо мантр, включенных моим убийцей. И подумав о свете, я увидел, что тьма стала приобретать слабые оттенки, вроде очертаний небул. У меня не осталось сомнений — я двигался в космосе. Возможно, в его астральном измерении. Моя душа или сознание куда-то двигалось, я летел увлекаемый неизвестным течением. Но движение равно жизнь. Значит смерти нет? Значит я либо реинкарнирую, либо попаду на новый уровень? Вряд ли мне суждено оказаться в нирване, ведь я не святой. Я лишь грешная больная джива, утонувшая в невежестве тамаса и отчаянно скорбящая по своему истинному дому. Вот только где он? Неужто я возвращаюсь Туда?

Спустя несколько астральных миль я заметил маячащий прямо по курсу огонёк. Сразу же вспомнилась идиома «свет в конце тоннеля». Но у тоннеля есть границы, а я передвигался по явно безграничному пространству.

Я двигался всё ближе к источнику света, который из млечной точки превратился в бело-розовый светильник. Сияние шло от него по всем сторонам и отливало в космической тьме радужными акцентами. Внутри меня зацвело чувство предвкушения чего-то грандиозного. По мере приближения стали различимы отходящие от объекта пузыри, на которые ложилось отражение света и делало их схожими со звёздами, разлетающимися во все концы Вселенной из самой её середины. Неужели это всё по-настоящему? Наблюдаемое интуитивно казалось таким естественным, что логика тлеющих остатков материального сознания уже не могла конфликтовать с опытом.

Постепенно я осознал всю масштабность источника света. Он был огромен, нет, колоссален! Любой язык скуден для описания таких грандиозных размеров.

И я понял, что буду лететь до него целую вечность, хоть и совершенно потерял чувство времени. Но меня вдруг осенило: если я уже давно бестелесная оболочка, чистейшее сознание, то значит могу управлять полётом с помощью мыслей. Стоило подумать об этом как я тут же ускорился. Пустота пространства ощутимо обтягивала меня своим космически-чёрным киселём. Я ускорялся всё сильнее. Точки-звёзды бликов пузырей превратились в линии. Я двигался уже со скоростью света, и понимал, что это не предел, и с каждой такой мыслью мой темп невообразимо нарастал.

Через какие-то несколько мгновений передо мной открылся потрясающего вида источник расходящегося света. Словно из изнанки возможного пространства как будто бы рос и распускался вселенских размеров лотос. Но меня поразил не он. В его цветке находилось нечто величественное и ослепляющее своим светом, и у него был силуэт, напоминающий человеческий. Я замер в неведении и замешательстве от части увиденного, но притяжение этой светлой силы захлестнуло меня с такой страстью, что я бы не смог ей сопротивляться. От скорости полёта «я» всё больше обволакивало плотью сопротивления невесомому пространству. И разве могло быть так, если это вакуум? Я не знал этих физических законов, как и того, кто был у меня на пути. В один миг я оказался перед его взглядом, всё ближе и стремительнее улетая в центр одного из гигантских глаз, пока не утонул в космосе зрачка, ощущая, что меня будто засасывает в черную дыру. Почувствовав бремя обретенной физической оболочки, я провалился в свою комнату на кровать.

Зрение вернулось, но вернулся ли я, и пропадал ли вообще — оставалось неясным. Напротив меня сидел очкарик Мелвин, держа в руках гримуар. Сзади него тлели палочки благовоний, музыка стихла.

— Ну что, как ты? — спросил он, удивленно хлопая глазами.

— Это было круто, чёрт возьми. Нет, невообразимо! Просто фантастика.

— О, да, представляю…

— И что, я теперь мертвый?

— Получается, что так.

— А-а, клёво. И что нужно делать?

— Да не знаю, всё что хочешь. Я думал, что ты это заранее спланировал, раз так рвался покончить с жизнью.

Он был логичен в своих суждениях, но они не соответствовали действительности. Я понятия не имел, что теперь делать. Более того, я не врубался что произошло и что я видел Там. Это что, был Бог? И если да, то как я умер? Я отдал свою жизненную силу или вроде того? Наверное, да, дальше будет видно. А пока что я решил продолжить то, с чего начал — прикончить упаковку пива. Тем более что теперь моему здоровью ничего не угрожало. Но вдруг меня посетило сомнение, и я спросил у очкастого шизотерика:

— Погоди-ка, Мистер Поттер, а если я мертв, это не значит, что теперь моё тело сгниёт заживо?

— Не знаю, Регги, тут вроде бы ничего не написано об этом, лишь двусмысленные средневековые поэтические образы…

— Эх, вы, адепты Изумрудной Скрижали, чтоб вас. Никогда ничего не пишется прямым текстом как в инструкции. Ладно, чёрт с ним. Может хочешь пива? Помянем меня, ха-ха!

— Нет, спасибо, Регги, мне пора.

— Ну как хочешь, очкарик. Бывай. Cheers!

И я поднял банку, из которой уже отхлебнул глоток в половину оной, когда дверь захлопнулась и убийца-недоносок исчез.

Я потянулся к ноутбуку и врубил свой плейлист, в котором добрая половина песен была о смерти и с прочей кладбищенской тематикой. Уж такой я готический панк, Мистери Мистер Грэйтфул Дэд Цеппелин. Покончив с оставшимися четырьмя банками из сикс пэка, я решил спуститься за добавкой. В гостиной сидели мои придурки-соседи и палили какое-то дурацкое шоу по ящику. Я нараспев завопил:

— Ти-Ви пати тунайт! Ти-Ви пати тунайт!

Мне по привычке пропел в ответ Джим:

— Yeah, we’ve got nothing better to do.

За ним продолжил Фрэнк:

— Than watch tv…

А за ним и Глория:

–…and have a couple of brews.

— Ха-ха, вот именно! За «капл оф брус» я как раз и собрался. — весело декламировал я.

— А ты не боишься, что тебя схватят? — безэмоционально выдавила Глория, не отрываясь от телеэкрана.

— Ну разве что вы на меня настучали. Да и вообще, теперь уже без разницы, ’cuz I’m dead.

— Yeah, you are Dead. — так же, не отрываясь, протянул аморфный Джим.

Это была игра слов, если кто не понял. Чувак подумал, что я в очередной раз пытаюсь акцентировать внимание на своём сценическом имени, но не в этот раз, нет. Осознав это, я улыбнулся и направился к выходу, накинув пиджак.

На улице было мрачно и пасмурно, прямо как мне нравится. Нет, бесспорно я любитель лета, но ненавижу жару. Во время неё сложно быть готом, ведь чёрные шмотки нагреваются быстрее всего, заставляя тебя потеть и пахнуть. А это уже атрибут не меня, а тех крастис, которым я пытался устроить готический джихад в клубе, несколько дней назад.

Стоило мне вспомнить о их существовании, как я заметил троих, тусующихся на стоянке у супермаркета. Большой и толстый скин Джинджер, и два панка рядом с ним: Роттен Грин с характерным зелёным могавком и Кросс, брюнет с причёской «помойка». Бритоголовый рассказывал двоим друзьям-панкам:

— Ну так вот, захожу я к ним в магазин и спрашиваю сколько стоит флаг Ирландии, а мне говорят, что они закончились. И я отвечаю: тогда дайте мне флаг Кот-д’Ивуара!

Все трое залились гнусным смехом, а я продолжал свой путь как ни в чём не бывало. Ожидаемо, что они меня заметили, и отступать было некуда. В безлюдном пространстве их ничто не останавливало перед тем, чтобы разобраться со мной.

— Эй, faggoth! — заорала мне лысая детина, — Иди-ка сюда, побазарим.

Я заметил, как самый дрыщеватый из них, Кросс, потянулся в карман своей проклёпанной косухи за пером.

— О чём мне с вами базарить, отбросы?! — лишь усмехнулся я им в ответ.

— Что ты сказал? — огрызнулся в ответ Роттен Грин.

— Что слышал, гниль. Вон, на каждом из вас так и написано: Misfits.

Все трое удивленно переглянулись. Эта надпись и правда присутствовала на каждом из них: на косухе Кросса был патч, на чёрном бомбере Джинджера значок, а на Роттене футболка. Ублюдки любили хоррор-панк, но теперь им было суждено познать настоящий ужас. Мне опять ответил вожак стаи, лысый:

— Смотрю всё упражняешься в остроумии, Регги Джихад.

— Ну ведь ум у меня есть. И он острее, чем ваши перья.

— Нет же, придурок, нам не нужны проблемы с копами из-за такого дерьма как ты. — осмелился прокудахтать Кросс.

— Дерьмо только у вас в головах, а проблем не будет, ведь невозможно убить мертвого.

— Кого мертвого?! Тебя, что ли? Ты совсем тронулся от своего унылого замогильного музла. — осклабился Роттен.

— Да нет, это вполне реально. Только вы ведь в это не верите, материалисты долбаные. И даже как панки вы просто кучка тупых детей с двойными стандартами, а не панки вовсе, иначе бы оценили мой перфоманс. Этим я показал, кто тут настоящий панк!

— Какой перфоманс, дубина, ты чуть не угробил Тони, Ронни и Донни! — выпалил Кросс.

— Да лучше бы угробил, нахер этих мудаков! — улыбаясь парировал я, чем вызвал ярость у всех троих, и они резко двинулись в мою сторону, занося кулаки. Я вроде бы понимал, что всё равно мертв, и бояться мне нечего, но не знал, каково было бы огрести, пусть даже будучи неживым. В любом случае, даже при отсутствии болевых рецепторов, у моего тела скорее всего пропала регенеративная функция, тем более ублюдки могли испортить мою одежду. В общем, недолго думая, я запрыгнул в одиноко стоящую на тележку из супермаркета, оттолкнулся и поехал прочь.

Я орал «piss off!» и смеялся, показывая средний палец, а преследователи бежали и проклинали меня. Понимая, что могу и не улизнуть от негодяев, я просто наслаждался моментом, и мне пришла на помощь случайность.

Не смотря по сторонам, я пересёк на тележке проезжую часть, а трое панков бежали за мной, тоже не обращая внимания на происходящее вокруг.

Никто из нас и не предчувствовал, как скоро вечернюю тишину пустого пригорода пронзят звуки резкого глухого удара и коротких, мгновенно смолкающих криков.

Трое идиотов стали добычей стремительно несущегося по шоссе грузовика. Меня и раньше одолевало обожать пьяных водителей, а теперь хотелось воспевать их в гимнах. Смотря из придорожных кустов, я представлял, как описал бы это в песне. Как усатый толстяк в кепке-тракере, шатаясь, выползает из кабины грузовика, и удивленно смотрит на три мясные кегли, которым только что устроил фатальный страйк. Как он украдкой проверяет их пульс, прикасаясь к каждому из них через носовой платок, чтобы не оставить отпечатков. Судя по выражению его лица, все они мертвы. Он смотрит по сторонам в поисках возможных свидетелей, но понимает, что время позднее и вокруг ни души. Как заползает в кабину за канистрой воды, быстро смывает кровь с капота и лобового, возвращается за руль и съезжает с шоссе куда-то в темный переулок за супермаркетом. Я назвал бы эту песню «Too Drunk to Truck», ха-ха.

Утопив тележку в придорожной канаве как улику, я пошёл куда и собирался, понимая, что возвращаться придётся другой дорогой. Меня опьяняло чувство удивительного триумфа. Я не верил, что мне могла привалить такая удача. Возможно, это потому что я мертв? Может быть я только при жизни был неудачником, а теперь всё пойдёт по-другому? Что ж, кто знает. А пока что я двигался в привычный магазин с вывеской «Liquor store». В нём я купил пару сикспэков и ещё сигарет. Курил я довольно много, это казалось мне неотъемлемым атрибутом мрачного груфти. Сигареты вообще неплохо заполняли пустоты в моей жизни, хоть со мной бы и не согласился покойный Аллен Карр. Но я-то теперь тоже покойник, так что волноваться не о чем.

Больше всего я боялся утратить вместе с жизнью вкус чего бы то ни было: тех же сигарет, алкоголя и даже женщин. Последних, правда, я не очень жаловал, ввиду их сущности, но все мы так или иначе похотливые животные, поэтому время от времени я снимал какую-нибудь сучку. Правда, при этом я понимал, что встретил бы с открытым сердцем свою родственную душу, если б такая нашлась. Но мне неплохо ангстовалось и одному, поэтому я не парился. Тем более, с сегодняшнего дня я уже был обручён со смертью.

Неторопливо покуривая и шагая по тихим кварталам родных трущоб, я услышал шум сирен со стороны дороги и ускорился в направлении дома. Копы и медики прибыли на удивление быстро. Подумать только, зачем им трупы этих мразей? Насиловать как своих идеологических врагов? Сделать частокол с отрубленными головами вокруг полицейского участка? Нет, ты явно болен, Регги Джихад, ха-ха, явно болен! Но мертвецы не болеют. И, надеюсь, что на похмелье это тоже распространяется.

Я вошёл в свой дом, где уже было темно. Видимо, эти неудачники отправились спать. И тут я задумался, смогу ли уснуть сам. Но едва дёрнувшись позвонить Мелвину и спросить, я порешил, что он скорее всего не знает.

Отбросив сомнения, я пошёл наверх. С моего ухода ничего не изменилось, всё те же плакаты на стенах, мебель и ещё ощущаемый запах восточных благовоний. Я сел на кровать, открыл банку пива, закурил и врубил свою мрачную танцевальную музыку, листая психоделические арты. Так продолжалось час или два.

***

Стоял солнечный день, и я безмятежно шагал по улицам гетто в направлении супермаркета. На мне была мерчевая футболка с надписью DRUG ZOO и темно-синие джинсы. Да, иногда я выгляжу не совсем как гот. Приближаясь к супермаркету и отойдя к торцу, чтобы закурить, за спиной вдруг послышалось:

— П-с-с, парень, иди-ка сюда.

Я оглянулся, чуть не выронив бычок: передо мной стоял тот самый водила, избавивший меня от врагов. Я решил держаться до последнего, и не сознаваться, что я свидетель.

— Что Вам нужно, сэр? — произнес я с несвойственной мне вежливостью.

— Да ладно, ты не узнаёшь меня? — улыбнулся усатый мужик.

— Боюсь, что нет.

— Ну перестань, мы же оба знаем, что это не так…

Я взволнованно прошептал:

— Что Вы от меня хотите?!

Мужик лишь хихикнул:

— Да не волнуйся ты так, тебе ничего не грозит. Я просто видел, как ты удирал от тех выродков, и спас тебя. Чутка не справившись с управлением, хе-хе. Что поделать, был в стельку.

Тут я удивился ещё больше, когда заметил надпись на его кепке «2 DRUNK 2 TRUCK». Видимо, это был самый настоящий психопат. А я знал, каково быть психопатом не понаслышке, потому ответил:

— И что, Вы теперь хотите убить меня, как нежелательного свидетеля?!

— Ой, ты что, нет, конечно, ха-ха! Я хотел сказать, что с тебя пиво. Да ладно, шучу, это не обязательно. Просто захотелось сообщить тебе, что так и так.

— Ну и дела… — только и смог протянуть я. — Но пивом и правда угостил бы, как раз направлялся за ним.

— Ну что ж, коли так, то не откажусь. Только я подожду тебя здесь, мне там лучше не светиться, сам понимаешь, вдруг тут камеры.

— Да, понимаю, дружище. Я вернусь через пару минут.

Заходя в супермаркет, я увидел сцену из фильма: какой-то придурок угрожал пистолетом симпатичной продавщице и пытался её ограбить. Тут сработали мои двойные стандарты: я ненавидел капитализм, но хотел выглядеть героем перед той дамочкой. Грабитель с банданой на лице прорычал:

— Давай реще, сука, выкладывай сюда чёртовы бабки!

Я подходил всё ближе. Бандюган рыкнул:

— Эй, ты! Не рыпаться!

Но я уверенно шёл дальше. Память о том, что я уже мёртв, не могла сосуществовать вместе со страхом.

Я только хотел открыть рот, произнеся что-нибудь эффектное, как услышал хлопок разорвавшейся гильзы и резкий толчок в области сердца. На долю секунды я увидел безумные глаза ублюдка над банданой, потом перекошенное от ужаса лицо кассира. Затем я опустил взгляд на свою грудь и увидел кровавую дырку на месте последней буквы «O», аккурат посередине. Не знаю, что за волына такая была у того гангстера, но пулевое отверстие было сквозным, через моё сердце. Я поднял глаза и прошипел:

— Ублюдок, ты испортил мне футболку!

По чуваку было заметно, что выстрелил он на нервяке, и вовсе не хотел этого, но ещё больше обделался, когда увидел, что я ничуть не пострадал, кроме как визуально. Он тут же убрал ствол в карман и вылетел из магазина как ужаленный. А я повернулся к кассирше и спросил:

— Как ты, крошка?

Едва отойдя от оцепенения, она процедила:

— Убирайся отсюда!

— Эй, ты что, крошка? Я же спас тебя.

— Убирайся!..

— Эх, видимо, у меня за полминуты стало больше на ещё одну дыру в сердце. Только не делай мне третью, позволь взять то, за чем я пришёл.

Я взял сикспэк и оставил деньги перед ней:

— Сдачи не надо…

Я вышел, не оглядываясь, но услышал тихое:

— Боже, что ты такое?!

Вернувшись на залитую солнцем улицу, и немного истекая кровью, я зашёл за супермаркет. Ждавший меня водитель-психопат поднял густые брови, увидев меня, и запричитал:

— Мать моя женщина! Что с тобой приключилось, парень?

— Да так, царапина. — клишировал я.

— Нет, я всё понимаю, но ты ж насквозь прострелен, чёрт побери! Как ты вообще можешь быть жив после такого?!

Я сдержанно улыбнулся в ответ:

— А кто сказал, что я был жив до этого, м?

Мужик пожал плечами и не стал отказываться от протянутого пива. Мы взяли по банке, вздрогнули, потом я закурил, и дым стал выходить из дыры в груди (видимо, было задето и легкое). Мы оба посмеялись над этим. Потом я спросил, не пытались ли его найти после того случая. Он лишь отмахнулся:

— Ха, нет! Более того, я вошёл во вкус и не думал останавливаться. На мою радость той же ночью мне попалась голосующая шлюшка, тоже припанкованная. Я изнасиловал её, а потом убил.

— А потом снова изнасиловал?

— Ну да… хе-хе.

— Готично! Cheers!

— Cheers!

И тут небо резко стало чёрным. У окружающего мира стали пропадать очертания, исчез и мужик рядом со мной, и я сам, и дырка в моём сердце. И я проснулся, лёжа среди разбросанных банок у себя в комнате.