Банкет

Галина Щекина

«Банкет» – развлекательная литература высокого класса. Легкость первого порядка – языковая. Она достигается путем отказа от любых, даже самых невинных художественных средств. Вторая легкость – легкость структурная. Главы не связаны друг с другом ничем, кроме общих героев. Еще одна легкость – в отношениях героев, в невесомости их диалогов, в свободе и ненадсадности их общения. Молодые герои занимаются наукой, пьют пиво и самоутверждаются. И делают это легко.Ната Сучкова, поэтесса, Вологда

Шведский стол

В это время жена Бороды стремительно делала термообработку разных продуктов. Потом нагромоздила их горой на стол в кастрюлях и салатниках, втиснула тарелки и стаканы, а стулья по комнате распределила в свободном режиме. Борода устал готовиться ко дню рождения, происходившему постоянно, и не просекал дислокацию.

— Стулья — пустая формальность, — говорил он. — Кто будет сидеть на стульях?

— Гости, — упрямилась жена Бороды.

— Как сидеть без стола? Стол в другом конце комнаты.

— Стол будет шведский. Подошел, положил еду и ушел.

— Куда идти? — не понимал устало Борода. — Где пить и есть?

— На коленях, — не унималась жена. — Как в кино.

— Жизнь на коленях, день рождения на коленях… А в том баке что, не пиво?

— С ума сошел. Курочка в соусе.

— Ты мне своей курочкой все испортишь. — Борода был полон мрачных предчувствий. — Почему у людей не получаются пьянки? Потому что салаты. Потому что стоит сказать — ешьте салат «Парижский», «Оливье», «Сельдь под шубой», «Оранжевое лето»… как сразу все напрягаются… На одной тарелке неохота мешать сладкое и соленое, рыбу и яблоки… Голова переключается на стол, кровь от нее отливает и приливает к брюху и все пропало. Пропала водка без следа. Пропало общение.

— Ну, а что бы ты хотел на день рождения?

Борода расцвел.

— Надо бадейку пива и леща.

— Нет, это очень бедно, — отрезала враждебно жена.

Поэтому богатый день рождения начался сразу же, как только делегация лаборатории вошла в дом Бороды, полный еды, стульев и накормленных детей, сидящих на горшочках. Тедиумм находился в среднем температурном уровне. Изо всех подмышек торчали боеприпасы и большие рулоны ватмана.

— Мы виноваты, — промолвила Тея-большая как самая бодрая. — Мы думали над поздравлением. И чтобы лучше думать, поднимали уровень. А вот самая большая в мире открытка: кроссворд в твою честь.

— А почему столько кусков?

— Да он составной.

Это была правда. Его составляли буквально весь вечер. Куски не сходились больше чем на одну букву и все удивлялись, как так все сходилось в лаборатории, а дома у Бороды вышел такой бардак. Некоторые слова закручивались улиткой и уходили в бесконечность. Борода уставился на ватман, как дед Щукарь в газету.

— Мне кажется, я знаю автора идеи. Только почему-то я не вижу его здесь.

— Ну да, мы все пыхтели, думали, а ему автора идеи…

— Нам нечего скрывать. Это «Та, Которая Зашла Покурить», — открыл тайну Митюля.

— Она сказала, что оплатить другу кабак, конечно, красиво, но поскольку друг интеллектуал, поздравление должно быть интеллектуальным, — добавил Е. Бучкиц

— Зато мы запечатлели вехи! — сказал Горыныч. — Так или не так, Митюля?

— Вехи это да, — сказал Митюля Попутчик и резко заснул.

— Да вы проходите, проходите, — щебетала жена Бороды, растаскивая плотную стену сотрудников Тедиумма. — Не стесняйтесь. Вон там шведский стол. Можно прямо так все брать и накладывать.

Все замолчали.

— Материал оказывает сопротивление, — рассудил Рэм. — Мы привыкли разливать быстро и под столом. Но у нас эта дисциплина пройдет аллюром. Шведы будут разбиты.

— Редкий случай, — промолвил Горыныч. — Просто не знаю.

— Когда я была в Суоми, у нас все время был шведский стол, — вспомнила Тея-большая.

— Может, ты была в Швеции?

— Нет, ребята. Это признак хорошего тона. Смотрите!

Тея-большая как самая пьяная, не раздеваясь, молниеносно налила себе рюмку, наложила в тарелку закуски, отпила и стала прохаживаться с тарелкой туда-сюда.

— Эге, вы уже по второй? Можно мне на диван? — тут же проснулся Митюля.

— Шведский стол можно везде, — горячо откликнулась жена Бороды и подала ему тарелку на диван.

Тут же образовалась давка у шведского стола. Великое дело личный пример.

— Есть повод, — гремел Рэм, — кто скажет тост?

Борода устал ждать.

— Каждое слово будем считать за тост, — сказал он. — Возрадуемся! А что там наша маленькая Тея пишет? Не тост?

— Она стенографирует. Она отлично записывала у меня лекции, ее лекции были легендой факультета и шли по высокой цене. Я предложил ей запечатлеть вехи Тедиумма. Что ты записала, Тея?

— «Возрадуемся», — застенчиво призналась Тея-маленькая. Ее синие очи при этом полыхнули электричеством.

— Поздравляем Бороду Эпикуреича.

— Отлично. Что там у нас в кроссворде?

Жена Бороды вертела кроссворд так и сяк, ничего не понимала.

— Читай на обратной стороне…

— Если б я у вас там работала, то я бы лучше понимала.

— Ну нет, — твердо сказал Борода. — У нас на тебя работы не хватит. Нам самим мало.

Раздался сильный смех. Жена Бороды и Борода имели в виду разное.

— Ага! Нашла. «Непременный атрибут личности патриарха. Что любит жена и не любит Шеф». Это неприличный вопрос…

— Почему? Это же видно с первого взгляда…

— Борода, что ли?

— Ура, ну вот и тост.

— Мы его уже выпили, пока она искала. Давай другой.

— Тут еще есть «любимая игра Бороды и с Бородой».

— Неужели «введение в предмет»? — удивился Борода.

— Да ну! Ты неприлично трезвый, думаешь много. А ты не думай.

— Это совесть… Нечистая совесть…

— А что такое «введение в предмет»? А, ребята? — жена Бороды и так терпела долго.

— Это тайна… Митюля, во что мы с тобой играли последнюю неделю?

— В подкидного… Слушьте, подкиньте мне вон тот футляр от машинки, а то я все время лежу обкиданный салатом.

— Ой, мы к тебе сбоку, — возрадовались Комбрат и Горыныч.

— Как вам шведский стол? — некстати спросила жена Бороды.

— Мы за любым, как за шведским, — дружелюбно ответили все.

— «Любимая игра!» — повышала голос Тея-большая.

— Любимая игра у меня шахматы. Это для прессы. А на самом деле карты…

— Молодец, Борода! Наливай!

— «Тут же вынесла красотка, председатель профсоюза, / Полведра аэрозоли по приказу богдыхана…»

— Ребята! — вопила свое жена Бороды. — Вы зачем взяли пылесос? Его нельзя сотрясать! Сидите как на автовокзале, все на чемоданах и табуретках. А как же шведский стол, фланировать как?

Ее никто не слушал. Тедиумм создал три группы на подножных коробках. Поэтому возникла общность и как следствие — общая отрядная песня.

«По-осреди пустыни Гоби есть завод по-одводных лодок./ Ста-арший лодочник-очкарик никогда не видел моря, / Средний лодочник-красотка, председатель профсоюза. / Младший лодочник, романтик, и должно быть, из двуполых…» — нестройно цитировали все. — …Раз отлив, они решили, будто реки повернули, /В тот же час взорвали лодки, изнутри песком забили./ Что не спрятали-взорвали, остальное растащили, /Саксаулы порубили и решили партизанить… Тут пришел верблюд с посыльным, с ним письмо от богдыхана:/ Дескать, что за матерь вашу! Все отрыть и жить как жили…»

— Что за песня? Не знаю такую, — волновалась жена Бороды. — Она блатная или как?

— Это народный автор. Даже международный.

— А между какими он народами?

— Он понятен всем народам. А сам он сын востока.

— Перестаньте хорошую женщину акклиматизировать…

— Да, вообще-то он у нас на дипломе был. Он и еще этот композитор.

— Теянки, у вас как записано?

— Мы тогда еще не работали.

— У кого они были на дипломе, встаньте.

Тут встал Рэм и громко сказал:

— Антон Руб… Руб-бинштейн и Махмуд Ис… Исполкомов были на дипломе у меня. Один из них и сочинил эту гадость… Ик… И к… которую мы почему-то поем…

— Не «почему-то». А потому что у нас тоже богдыхан, и тоже птица-боинг…

— Ну кто, кто? Ты Дипломник, не Рэма ли скандируешь?

— Вот еще. Кондор-боинг. А Шеф — богдыхан.

— Борода, дети не спят! Я больше не могу!

— А что им надо?

— Пить просят.

— Выбирай одно из двух: или я дам пить, или ты, — Борода заливался смехом.

Дети тоже продолжали заливаться.

— Как ты хочешь, милый, — заученно ответила жена и исчезла в детской.

Теянки решили солидаризироваться по признаку пола.

— Не собрать ли нам лишние тарелки?

— Время собирать камни, время собирать рюмки…

— Бросьте это дело, девушки, у вас впереди вся жизнь…

— Не уноси! Стол не дали, тарелку забрали… Ну и условия.

— Тогда пойду укачивать детей, — твердо сказала качающаяся Тея-большая.

— Стойте! В кроссворде есть «условия, в которых любит питаться Борода».

— Я знаю место, где Борода один раз питался. Это где моя дача. Помните, не хватило?

— А где у Митюли дача? На берегу.

— Пишем: «берег»…

— Ну чем ты пишешь?

— Свеклой, видимо.

— Там еще были две старушки. Они до смерти перепугались и упали замертво, когда трое небритых захотели купить местное здание…

— Какое еще здание?

— Там одно здание — церковь. Мы не успевали построить дачу за то время, которое нам полагалось пробыть в колхозе со студентами. Начинался дождь и Комбрат решил временно найти крышу над головой. А старушкам стало плохо. А, Митюля? Спит опять.

— Зато он хороший попутчик. С ним всегда можно.

— Наливай, Борода, желаем тебе питаться до старости. Если ты твердо что-нибудь решил, то не сворачивай…

— Я привык питаться на природе. Там нет тарелок, рюмок, шведских столов, но есть легкий воздух и здоровый сон.

— Оставайся тоже легким попутчиком…

— «Попутчиком…» — записывала на салфетке Тея-маленькая…

Дверь детской открылась, оттуда резво вышла на четвереньках Тея-большая, везя на спине ребенка Бороды маленького. А ребенок большой говорил ласково в детской:

— Мама, не плачь. Ты ехай к бабе Оле, а мы тут с папой и тетей Теей будем весело себе жить…

«Кэнт бай май ла-ав!» Рэм добрался-таки до магнитофона, и грянула любимая музыка Тедиумма. Это были, конечно, Битлы. Таким образом, последняя строчка в хвостатом день-рожденском кроссворде разгадалась сама собой.