Проект «Ворожея»

Галина Чередий, 2017

Антон Чудинов – еще молодой, но уже закоренелый циник, обычный мент-нищеброд с мерзким характером и вечно загаженной холостяцкой берлогой. Любовь, нежность, привязанность? Вот уж спасибо, этого добра больше не надо. Качественный грязный секс, желательно каждый раз с новой девицей – вот те рамки, за которые он больше не собирается выходить в отношениях с женщиной. Даже самой красивой, даже самой умной, даже самой чуткой, даже все «видящей». Хотя нет, вот с «видящей» обстоит все очень сложно, очень запутанно.Содержит нецензурную брань.

Глава 8

На ведомственной парковке я нарочно притормозил, пропуская Владу вперед и внимательно за ней наблюдая. Глупость, признаю, но ничего не мог с собой поделать. Пройдя несколько шагов, женщина остановилась, озираясь. Я же продолжал мешкать, и не думая указывать ей направление.

— Антон, если вы ожидаете, что я как-то по волшебству догадаюсь, какая из машин ваша, то напрасно, — обернувшись, сказала она.

— Что, на такое ваши способности не заточены? — Если я и чувствовал легкое смущение от того, что она легко срисовала мою почти детскую выходку, то виду подавать не собирался.

— Нет, к сожалению. Я не вижу связи между предметами и их бывшими или нынешними владельцами, — пожала она худенькими плечами, но тон не был извиняющимся.

— А жаль. Полезная была бы способность, — ляпнул я не подумавши и тут же захотел извиниться, наблюдая, как помрачнело лицо Влады.

— Вот тут вы правы, — пробормотала она. — Я бы свои способности на что угодно не глядя бы поменяла.

Мы молча уселись в мою старушку и выехали с парковки.

— Антон, если вас интересует, что я могу, а чего нет, вы просто спросите, — разбавила тишину Влада.

— А может, я легких путей не ищу, — усмехнулся я.

— Ну, судя по вашему месту работы и отношению к ней, это и так понятно.

— Вот как? А что же вам еще обо мне понятно?

— Не так уж и много. Я ведь вас второй раз всего вижу. Понятно только, что вы одиноки, и это не ваш выбор, хоть вы и стараетесь всем показать, что это именно так.

— Ой, да ладно! Вот прямо так глянули и развенчали мой образ одинокого волка сходу! — насмешливо огрызнулся в ответ, даже не понимая, почему опять злюсь.

— Ну, если уж и проводить параллели с животными, то вы не волк. Вы, уж простите, больше похожи на пса, которого бросили, — Влада задумчиво смотрела перед собой сквозь лобовое стекло. — Знаете, дачники иногда так поступают. Заводят собаку на лето, она привязывается и верит, что это навсегда, а потом лето заканчивается, и они уезжают. А пес так и остается там, на том крыльце, любит и ждет, несет службу и никак не может поверить, что больше не нужен. Может, я, конечно, утрирую или вообще ошибаюсь. Но мне кажется, что быть с теми, кто в вашем сердце, вы не можете, а привязываться и подпускать ближе еще кого-то ни за что не согласны.

Дурацкий разговор, свернувший не в ту степь!

— Нет, видно, читать людей тоже не ваша способность, госпожа экстрасенс, — заставил я себя фальшиво рассмеяться. — Все, что сказали, точно не про меня. И мы приехали. Но на обратном пути поговорим уже о вас!

— Простите, — смущенно пробормотала Влада, выбираясь из машины.

— За что простить? За пса? Так это вы еще меня приласкали! Обычно женщины козлом и кобелем зовут, — покачал я головой, стараясь свернуть тему.

— Не за пса. За бестактность, — очень тихо ответила женщина, идя к крыльцу галереи Гомона позади меня.

Первым, что мы увидели, едва переступив порог, это две огромные, больше человеческого роста картины, висящие на стенах строго друг напротив друга. На обеих были изображены гигантских размеров мужские половые органы неестественных цветов.

— Херасе, — пробормотал я, глядя на реалистично прорисованный двухметровый лиловый стояк.

— Рады вас приветствовать в нашем оазисе преклонения перед естественной красотой человеческого тела! — прощебетала высокая блондинка околомодельной внешности, одетая в некое подобие древнегреческой туники, только из ткани едва ли не тоньше и прозрачнее обычной марли. — Вы желаете ознакомиться с творчеством нашего мастера, взять несколько уроков боди-арта, или вас интересует наша общественная деятельность?

Я пробежался по ее телу взглядом и остановился на маленькой груди с торчащими сосками. Все же тут не Африка, и девчонке явно холодно. М-дя, вообще-то я предпочитаю фигуры пощедрее, чтобы в постели хоть педофилом себя не ощущать. Встретился взглядом с девицей, которая явно заметила мою задержку по пути наверх и истолковала это, видимо, как комплимент своим достоинствам. Юное личико растянулось в пошловатой улыбке, когда она попыталась изобразить сексуальную томность. Да ладно, детка, не надо так стараться! Я не богатый папик, чтобы меня обольщать, а простой мент. Да и в любом случае нахожу тебя малосъедобной, несмотря на мою широко известную всеядность.

— Нам бы с самим мастером лично повидаться, — подмигнул я девушке, не без удовольствия наблюдая, как становится кислым ее лицо при виде моего удостоверения. — А еще у меня почему-то острое желание взглянуть на ваши документы, чтобы быть уверенным, что я имею право видеть вас в подобном виде, не нарушая закон.

— Мне есть восемнадцать! — Вот оно — моментальное превращение из милого обольщающего создания в фурию, желающую сожрать твое сердце. Какие там мифические оборотни могут сравниться с женщинами в этом трюке. — И мастера нет ни для кого!

— Какая досада! Ну, мы можем тут погулять, полюбоваться на его… хм… творчество. Тем более нам надо тут вопросы позадавать, — безразлично пожал я плечами и пошел в сторону следующих закрытых дверей. За ними явно слышалась музыка, смех и даже повизгивания.

— Туда нельзя! — Тут же пулей метнулась девица, становясь у меня на пути с весьма агрессивным видом. — Там проходит частное закрытое мероприятие!

— Да я ничем не помешаю. Быстренько у всех документики проверю и все! — издевался я. Само собой, сделать это у меня права не было, но она-то не в курсе.

— Нет! Пройдите в галерею, — указала девушка на противоположную дверь, глядя теперь с нескрываемой ненавистью почему-то уже на Владу. — Я сейчас позову мастера!

— Ладно, — согласился я.

Мы прошли в просторный зал, в котором было еще больше шедевров в том же стиле, что и встретившие нас у входа. Я расположился у окна, а Влада стала медленно ходить вдоль стен, с интересом изучая все это цветное непотребство.

— Нравится? — не скрывая ехидства, спросил, когда она, наклонив голову, рассматривала очередной монструазный член радужной окраски, который и слону был бы велик.

— Форма весьма неплоха, — неожиданно в тон мне ответила она, вместо того чтобы смутиться, и бросила через плечо взгляд, который я у другой женщины счел бы поддразнивающим. Но у нее? Нет, вряд ли. Хотя мой член неожиданно со мной не согласился и дернулся, реагируя вполне себе однозначно. Эй, да ты сдурел? Ни в каком чертовом случае не смей рыпаться в этом направлении!

— С какой стати вы врываетесь, пугаете мой персонал и угрожаете сорвать мероприятие! — В помещение влетел низенький пузатый дядечка и прямиком направился к Владе, не сразу заметив меня у окна.

Он был упакован в нежно-розовую шелковую рубашку со свободными рукавами, которая плотно облегала его объемный живот, а на шее болтался развязанный галстук. Сам господин Гомон был раскрасневшимся и потным, как будто пробежал кросс, и гневно пыхтел.

— Да я только позвоню, и ты на пузе приползешь мне извинения приносить! — продолжал орать он, переходя на «ты». Влада неожиданно выпрямилась, оказываясь как минимум на голову выше этого творца, и гордо вскинула голову.

— Да неужели? — Женщина насмешливо приподняла бровь, и в этот момент я аж завис, залюбовавшись ее осанкой и этим чуть надменным изгибом губ и буквально кожей ощущая волны исходящей от нее неоспоримой силы. Она сейчас прямо-таки сияла вокруг Влады темным пугающим ореолом, и это опять непостижимым образом отозвалось во мне новой вспышкой возбуждения. Да какого же черта!

— Гражданин Гомон, шумите не по адресу! — окликнул я через долгих полминуты обомлевшего владельца галереи, ухмыляясь вышедшему каламбуру. Ага, представляю, как он сейчас себя ощущал.

Гомон медленно развернулся ко мне и пару секунд смотрел непонимающе, как человек, которого оглушили ударом по голове. Похоже, эффект госпожи Владиславы в действии!

— Капитан Чудинов! — представился, снова демонстрируя удостоверение. — Мы к вам вообще-то по делу, так сказать, за помощью следствию, а вы тут шумите, репрессиями грозите.

Художник покосился на Владу через плечо и поежился как от холода, когда она снова проделала этот трюк с пристальным расчленяющим взглядом. Мне тут же остро захотелось узнать, что же она рассмотрела в нем. Так, глядишь, для меня это в увлекательное времяпрепровождение превратится. Типа, игра в сравнение: что вижу я в человеке, исходя из опыта, и что она — используя свои способности. Да, похоже, еще пара дней, и я, если уж не уверую до конца, то стану воспринимать все как обыденность.

— А она? — дернул в сторону Влады головой Гомон, отказываясь, однако, встречаться взглядом. Ага, ссышь, когда страшно, крикливый? — Тоже из ваших?

— Из наших, — кивнул я. — Тоже консультант по определенным вопросам.

— Я хочу, чтобы она ушла! — К хозяину галереи стал возвращаться гонор, хотя было четко заметно, что говорить напрямую с Владой он не хочет.

— Да с удовольствием! — ответила женщина, почти с облегчением. — Антон, можно я вас в машине подожду?

Я на какой-то момент заколебался, уже собираясь настоять, чтобы она осталась, но потом увидел краткую гримасу и вдруг четко осознал одну простую вещь. Людям, в которых она видит что-то дрянное, неуютно в ее присутствии, но и ей самой рядом с ними тоже находиться не в кайф. Не зря же тогда ее так колбасило из-за Сысоевой. Поэтому просто молча протянул ключи.

Уже почти выйдя из зала, Влада обернулась и снова посмотрела на Гомона, и он буквально съежился от этого.

— Сколько бы вы ни пытались их изуродовать и испачкать, уродливей и грязнее от этого становитесь только вы. — Больше она не стала задерживаться и быстро ушла.

— Кто эта чертова стерва? — взвизгнул Гомон, как только отмер.

— Мы не разглашаем информацию о сотрудниках, — скрывая насмешку, ответил я.

— Плевать! Кто ей давал право так со мной разговаривать! Кто она, и кто я! Я все равно добьюсь…

— Может, перейдем к делу? — жестко оборвал его все нарастающие словоизлияния. Очевидно, Гомон быстро отходил от шока и собирался воплями создать иллюзию несуществующей смелости.

— Давайте, что там у вас, я, между прочим, занятой человек, — пробурчал он, явно недовольный тем, что я не досмотрел этот спектакль одного актера под названием «Я крут!» до конца.

— Я тоже не погулять вышел, — ответил, протягивая ему папку с фотографиями вырезанных на телах жертв рисунков и знаков.

Как только Гомон понял, что перед ним, его крошечные глазки стали как блюдца, а руки затряслись так, что фото разлетелись по полу.

— Это же… — придушенно пробормотал он. — Они ведь…

— Да, вы все верно поняли. Это художества с тел жертв, — сухо подтвердил, собирая фотографии.

— Но почему вы ко мне-то пришли? — Он, может, и хотел опять заорать, но горло его не слушалось.

— Ну, вы же всем известный гуру росписи по телу! — привел я довод, глядя в его побелевшее лицо и уже размышляя, не звать ли кого с нашатырем.

— Я художник! Художник, слышите! Это… это… зверство какое-то! — Сорвавшись с места, Гомон забегал по залу вдоль своих непристойных творений, размахивая руками. — Вы должны были предупредить меня, что там! Я бы ни за что не стал бы смотреть на такое! Я же теперь забыть не смогу!

— А давайте вы успокоитесь и подумаете: не мог бы кто-то из ваших учеников или… хм… клиентов сделать что-то подобное? — Я снова прислонился к подоконнику и наблюдал за беготней разволновавшегося творца, на его взгляд, прекрасного.

— Клиентов? — резко затормозил он, злобно прищуриваясь на меня.

— Вы прекрасно понимаете, о чем я, — не постеснялся добавить в голос изрядную долю металла, ибо в гробу я видел сейчас игры в оскорбленную творческую невинность. — Так что мы сейчас не будем пререкаться, а вы просто подумаете и ответите на поставленный вопрос.

Гомон практически подбежал к дверям и плотно их прикрыл, а потом так же торопливо вернулся ко мне, подойдя на некомфортно близкое расстояние. На меня пахнуло тошнотворной смесью кисловатого запаха его пота и приторно-сладкого парфюма, но я не отстранился.

— Послушайте… как вас там… — пробубнил он, глядя снизу вверх.

— Капитан Чудинов, — подсказал я.

— Точно! Так вот, капитан, мои, как вы выразились, клиенты — это сплошь ценители прекрасного, а не какие-то там психи-извращенцы! Все они состоятельные и весьма уважаемые люди, щедрые меценаты. — Я не смог сдержать усмешку, услышав последнее, и Гомон раздраженно поморщился, заметив мою гримасу, но продолжил: — Да, не отрицаю, у некоторых есть странные фантазии, но ничего… подобного! А что творится в головах учеников, я понятия не имею! Они платят — я учу! Чем они там живут, дышат, и что творят — мне глубоко плевать! Так что вы совершенно напрасно пришли сюда со своими фото, вопросами и этой…

Он глянул в сторону дверей, будто боялся, что Влада может в любой момент вернуться.

— Само собой, рассказывать о том, что вы сейчас назвали странными фантазиями, вы не намерены? — усмехнулся, уже точно зная ответ.

— Естественно! И поверьте, у вас нет и никогда не будет полномочий заставить меня сделать это. Поэтому прошу, по-хорошему пока — уходите отсюда и не возвращайтесь. То, что вы мне тут показали, натуральный садизм, и вам стоило скорее уж в какой-нибудь тематический клуб наведаться, сейчас они расплодились, или там в местную психушку, да к черту за пазуху! Куда угодно, а не ко мне в галерею!

— Ладно. — Я уже внутренне смирился с тем, что здесь ничего не узнаю. — Возможно, я и воспользуюсь вашим советом, господин Гомон. Но сами рисунки вам ничего не напоминают? Не знаю, как это называется… типа, стиль, почерк или как там у вас художников…

— У нас, художников, для такого, что вы показали, нет названия! — снова почти сорвался на визг он. — И рассматривать тщательней я отказываюсь, и вы меня не заставите. Всего хорошего, капитан Чудинов!

Гомон вылетел из зала, проорав по дороге: «Лидочка, проводи его!»

Когда я вернулся в машину, Влада сидела, задумчиво глядя перед собой, и на меня едва посмотрела.

— Зря потратили время? — тихо спросила она, когда я уселся.

— Ну почему же зря? Теперь у нас есть еще один желающий настрочить кляузу, так что день прошел не впустую. — Черт, даже сам не заметил, что, говоря это, вроде как объединяю Владу и себя в некую единую команду.

— Он просто отвратительный человек, — горько вздохнув, сказала она.

— Что, тоже кого-то убил или собирается? — я даже не язвил, просто спросил.

— Не физически, — помолчав, ответила женщина, одарив меня немного недоверчивым взглядом. — Он ненавидит их за то, что они красивые.

— Кого? — не понял я.

— Этих мальчиков и девочек. Своих моделей и натурщиков. Он ненавидит их за то, чего никогда не было у него — за внешнее совершенство. И поэтому отчаянно старается развратить, утопить в грязи их души, пока они молоды и доверчивы. Выворачивает их наизнанку, коверкает, уродует, выжигает, делая так, чтобы ничего кроме этой внешней оболочки у них и не оставалось. А когда и она начинает стареть, и совершенство разрушается, с упоением выбрасывает, чувствуя себя при этом хоть сколько-то лучше.

— К сожалению, за это его не посадишь. — И это правда. Я действительно сожалею, что не в моих силах прикрыть этот конкретный гадюшник, как и многие другие. — Эти девочки и мальчики сами к нему приходят. Хотят веселой жизни, роскоши, подарков, праздников и восхищения тем, что им за просто так досталось от природы. Никто насильно их тут не держит.

— Возможно, вы и правы. Но этот Гомон — все равно мерзкий тип, — мотнула Влада головой.

— Вот тут у меня никаких возражений! — усмехнулся я и завел машину. — Но он мне подкинул идейку, и сейчас мы ее поедем и проверим.