Проект «Ворожея»

Галина Чередий, 2017

Антон Чудинов – еще молодой, но уже закоренелый циник, обычный мент-нищеброд с мерзким характером и вечно загаженной холостяцкой берлогой. Любовь, нежность, привязанность? Вот уж спасибо, этого добра больше не надо. Качественный грязный секс, желательно каждый раз с новой девицей – вот те рамки, за которые он больше не собирается выходить в отношениях с женщиной. Даже самой красивой, даже самой умной, даже самой чуткой, даже все «видящей». Хотя нет, вот с «видящей» обстоит все очень сложно, очень запутанно.Содержит нецензурную брань.

Глава 6

Вернувшись в кабинет, я позволил себе немного попсиховать, не стесняясь в выражениях, под флегматичным взглядом уже немного привыкшего к моему характеру Василия. Он не стал уточнять, что же меня так вывело из себя — тут и коню понятно, знал же, что к начальству иду. Сцепив руки на затылке и вытянув свои длинные ноги в потертых джинсах, он сидел, откинувшись и невозмутимо дожидаясь, пока я просто выдохнусь. Не девицы же мы, чтобы начать сочувственно вздыхать и охать. Тем более что сейчас мне все равно было не вариант объяснить, что же меня так злит. Ну, имеет нас начальство регулярно и по-всякому, так за столько лет уже втянулся, можно сказать, почти удовольствие получаю. Но одно дело — тебя и понятно за что, а другое — когда с твоей помощью пытаются кого-то. Это уже какое-то, мать его, извращение! А я парень простой, если и трахаю все, что движется, то сугубо традиционно! Не хрен меня использовать как гребаный инструмент в чужих играх!

— Я нашел тут главного идейного, так сказать, гуру росписи по телу в нашей местности, — сообщил помощник, когда я плюхнулся на свой скрипучий стул. — Аристарх Гомон. Смотреть будешь? Тут есть на что.

— Это тебе любая голая задница в радость, малыш. А я каких только не навидался! — съязвил, однако, поднимаясь и переходя так, чтобы встать у него за плечом.

— Хм. Даже не сомневаюсь, что повидал, — в тон мне ответил парень и пригнул голову, уклоняясь от подзатыльника. — Я тут покопался, так-то ничем особо выдающимся и гениальным в мире искусства этот дядечка не прославился.

— Ну, ясное дело, кто ж его великим при жизни-то признает! — проворчал я, щурясь в экран, заполненный фотографиями голых тел в разнообразных позах, расписанных в такой цветовой гамме, что даже вкус такого бездаря и чайника, как я, готов был сдохнуть, предварительно обблевавшись. — Пусть сначала ласты склеит, чтобы все уж точно знали, что больше никакой высокохудожественной херни не наваяет. Вот тогда каждая его мазня шедевром и станет.

Василий мой комментарий проигнорировал и продолжил:

— Широко известен господин Гомон именно благодаря своей студии боди-арта «Обнаженная душа». — М-дя, название явно не очень подходило, лучше бы «Галереей голых задниц» обозвался. — Набрал молоденьких моделей обоих полов из глубинки и устраивает в большинстве своем закрытые показы для граждан с толстой мошной. На форумах имеются упоминания, что одними показами и перфомансами дело не ограничивается. Некоторые почти напрямую называют Гомона сводником и сутенером с, так сказать, эстетическим уклоном. Причем пользуется эта его студия повышенным спросом.

— Это, типа, новая услуга в сфере эротических услуг — «раскрась на свой вкус и поимей»? — фыркнул я, опираясь на спинку его стула.

— Видимо, что-то вроде того, — кивнул Василий, показывая мне новые фото, где обнаженные женщины и мужчины то валялись на асфальте с какими-то плакатами и надписями в интересных местах, то выстраивали из себя же причудливые фигуры. — Также его студия весьма охотно устраивает обнаженные акции протеста, само собой, тоже не на общественных началах, а хорошо проплаченные.

На последнем фото вообще явно занимались групповухой, причем прямо средь бела дня на улице. Кажется, я даже помню шум про это в новостях. Они чего-то там символизировали этой эстетической похабенью или протестовали. Понятное дело, что я сам ни разу не образец высокой морали и стыдливости, но такое было для меня перебором. Чем добровольно занимаются взрослые люди за закрытыми дверями, не важно, наедине или массово, это их сугубо личное дело. Но, черт возьми, по улицам дети ходят и просто люди, которые подобное видеть не хотят. И тех, кто платил за эти акции, тоже не понимаю. За что бы они там ни боролись и к чему бы ни призывали таким образом, разве люди запомнят что-то, кроме бесформенной кучи раскрашенных, беспорядочно трахающих друг друга тел? Не верю я в вопли о том, что только такое ударное воздействие на низменную часть человеческой натуры способно заставить прислушаться. Ну, или, может, я ханжа и примитивно мыслящий тип, если отвлеченные разговоры — это последнее, что я предпочитаю, когда уж решаю раздеться?

— Млять, а чего его до сих пор не прикрыли на хрен? — нахмурился я, рассматривая через плечо Василия сменяющиеся картинки на мониторе.

— Ну, у него модели все совершеннолетние, у всех хитро составленные договоры, да и научены они правильно отвечать во время административных задержаний за нарушение общественного порядка, — пожал плечами парень. — Каждый раз, когда пахнет жареным, они, типа, сами по себе активные граждане, а Гомон с его студией весь в белом, с нимбом на голове. К тому же сам понимаешь, что наши чинуши тоже не брезгуют пикантными развлечениями с разрисованными мальчиками и девочками, а значит, прикрывают зад этому мазилке, если он загорается.

Вот уж точно. Среди власть имущих всегда были и будут извращенцы и сластолюбцы, покрывающие вещи страшнее и омерзительнее, чем этот радужный бордель и его создатель. Конечно, открыто никто из них не признается, что любит на досуге раскрасить чьи-то сиськи или член, а потом поиметь или подставиться, но сунься я официально в такой гадюшник от искусства, и дадут сверху такого пендаля, что сердце через рот выскочит.

— Понимаю. Думаешь, нам есть смысл к нему соваться? Таким, как он, стоит корочки показать, тут же вопить начнет о нарушении его прав и свобод, не говоря уже о вызове в контору, — скривился я. — Может, скрытое наблюдение за ним будет надежнее?

— Ну, мы можем поступить тоньше, сыграть на самолюбии, оно обычно у таких персонажей нереальных размеров.

— Типа, предложить ему быть консультантом и посвятить нас, лишенных художественного видения профанов, в тонкие сферы творчества?

— Ну, чем не вариант, — вздохнув, пожал плечами Василий.

— А если кто-то из его окружения и есть наш маньяк, то в каком направлении мы копаем, станет ему моментально известно, и он затаится, — размышляя, клацнул чайником, хотя сейчас предпочел бы банку пива вместо кружки чая. Но мы не всегда получаем, что хотим. — Такие не останавливаются сами. Но затаиться может, а может, и наоборот — активизироваться. Я почти уверен, что он неспроста оставляет жертвы так, чтобы их нашли как можно скорее. Возможно, узнав, что мы пришли искать его именно в студии, он возомнит, что мы признали в нем художника, и как-то обозначится.

— Обозначиться он может новым трупом, — потер лоб Василий, и я не мог с ним не согласиться.

— Это да. Слушай, Васек, а может, ты Гомону этому в модели подашься? — фыркнул я. — Разнюхаешь все изнутри?

— Куда мне — угловатому и нескладному. Это уж лучше тебе. Будешь у дамочек состоятельных в возрасте нарасхват, особенно как раскрасят. В горошек, например! — Парень, сдерживая хихиканье, прикусил губу.

— Не, мне нельзя! У меня в рабочее время не встает! Только сугубо после! Так что я там буду профнепригодным. Да и староват я, и грудь брить не согласный, — засмеялся я, швыряя в него ручкой.

— Ладно, если серьезно, то давай адрес этой студии, я господину Гомону нанесу визит вежливости, а потом посмотрим. И что, он единственный, кто этим занимается у нас?

— Да нет, но все остальные или его ученики, или крутятся рядышком. На самом деле все равно одна компашка. — Василий застучал по клавишам. — Я тебе весь список распечатаю. В принципе, не так и много их. Господин Гомон, типа, монополист, остальные не выдерживают конкуренцию с его размахом.

— Ученики… мля, — пробормотал я, помешивая чай. — Такому еще и учат, оказывается!

— Конечно, учат, ничего-то ты не понимаешь в колбасных обрезках, Антон!

— Понимающий, пей чай, если хочешь, и сейчас поедем опять поквартирный обход проводить, проверять утверждение нашей госпожи Влады о виновности мадам Сысоевой, — отхлебнул, обжигая язык.

Василий неожиданно просиял и уставился на меня так, словно я его долбаный герой.

— Ты чего? — прищурился я подозрительно.

— Ничего, — замотал он головой с растрепанной рыжей шевелюрой. — Просто… думал, тебя долго убеждать придется в том, что Влада права.

— Эй! Я не считаю, что она права, ясно? И ты этого знать не можешь! И не вздумай такое где-то ляпнуть. — Тут же все мое напряжение вернулось. — Мы просто будем проверять одну из версий, потому что в этом и состоит наша работа. Ясно?

— Конечно. Как скажешь, — парень закивал, не встречаясь со мной взглядом, но продолжая довольно скалиться.

Вот ведь придурок. Умный, продвинутый, но придурок! Надо с этой Владой поговорить по-взрослому. Не фиг такому парню толковому мозги пудрить этими своими…

Часа три часа спустя я вышел из последнего подъезда дома напротив того, в котором жили Сысоевы, и уселся на лавочку, чувствуя, как опять в башке разбушевался чокнутый дятел, да и ноги отваливались. Опрос ни черта не дал. Кто-то вообще дверь нормально не открыл, пролаяв через цепочку: «Ничо не знаю, никуда не летаю». Девяносто процентов вообще не знали в лицо не только эту беременную истеричку, но и даже нашу жертву, хотя он прожил тут черт-те сколько лет. Стремительно проходят времена, когда люди были гораздо больше в курсе событий происходящих у соседей, нежели в собственном доме в их отсутствие. Сидят в своих закутках, уткнувшись в телек, шмыгают туда-сюда на работу и обратно, и дела им нет до окружающих. Кто помоложе, те вообще ничего кроме своих гаджетов не видят. Где же моя любимая категория населения, зовущаяся бабульки всевидящие? Неужели стремительно вымирают как вид? Тогда и правда скоро преступников придется ловить по указке экстрасенсов, а не опираясь на факты и свидетельские показания, потому что этих самых свидетелей гребаных просто не сыщешь.

Рядом с протяжным стоном плюхнулся Василий. Я искоса глянул на его мрачную физиономию, и необходимость спрашивать о результатах отпала сама собой.

— Вот как можно быть такими похеристами? — не выдержал он спустя пару минут. — Говоришь, у вас по соседству человека завалили, а у них только ужин остывающий на уме!

Эх, Васек, поработаешь с мое и, если повезет, обтешешься и поумнеешь, и удивляться столь искренне человеческой натуре перестанешь. Или нет. Вот мне бы давно пора, но, однако же, равнодушие человеческое иногда выбешивает так, что едва сдержаться могу. При упоминании того, что кого-то совсем рядом ждет горячая еда в уютной обстановке, мой желудок решил о себе напомнить настойчиво и громко. Хочу котлет. Или борща. Домашнего, не столовского. И можно даже прямо тут на холодной лавке, хрен с ним, с уютом!

— Нет, ну а чего ты хочешь, Васек? — усмехнулся я, почесав живот. — Вот ты разве прекрасно знаешь своих соседей и в курсе, чем они живут?

— Ну… у нас работа много времени занимает, — неуверенно пробухтел он.

— Фигня. Сам знаешь, что это отмазки. Тебе неинтересно. И мне неинтересно. И все такие.

Надо домой ехать. Дурная это была идея с повторным опросом. Если и сразу-то никто ничего не вспомнил, то спустя два дня вероятность в разы меньше. Разве что случится чудо.

— Мужики, спасите жизнь человеку, — раздался сиплый невнятный голос. — Трубы горят, помираю.

— Сейчас наряд вызову, они тебя на сутки запрут в обезьянник, вот и будет тебе помощь в борьбе с хронической интоксикацией, — пригрозил, глянув через плечо.

Там стоял персонаж: тип — алкаш классический, традиционный, небритый, помятый и вонючий, с сигаретой в трясущихся руках. Клетчатая рубашка застегнута криво, растянутые на коленях дырявые треники и шлепки на босу ногу. М-дя, похоже, тип уверенно отбирает у Влады первое место по неуместности обуви.

— Мент, — недовольно проворчал он, старательно фокусируя на нас взгляд, и уточнил: — Два.

— Тундра отсталая, — с усмешкой ответил Василий. — Мы ж теперь копы!

Мужик помялся возле нас, его мозг явно скрипел, решая, что лучше — свалить от нас от греха подальше или остаться и продолжить интеллектуальную беседу.

— А чё я сделал-то? — наконец просипел он. — За что меня в обезьянник?

— За то, что убийцу покрываешь. Знаешь и молчишь! — угрожающим замогильным голосом провещал Василий, и я фыркнул, толкая его в плечо. Шутник хренов.

— Чего-о-о? Кого это я покрываю? Чё шьете мне, чего и близко нет? — дальше последовал целый поток излияний в том же духе, причем лишь процентов десять слов там было печатными.

— Заткнись! — рявкнул я. И так голова трещит нещадно, да и жрать охота зверски, а он тут разоряется. — Фото посмотри и вали, пока при памяти!

Василий поднялся, и они отошли на пару метров под фонарь, освещающий вход в подъезд.

— Знаешь ее? — спросил он алкаша, открывая папку.

Тот уставился на фотографию, всячески изображая острое желание помочь на своей помятой физиономии и почесывая заросший седеющей щетиной подбородок.

— Не знаю, — наконец родил он. В принципе, я другого и не ожидал. Кого он вообще мог бы видеть или узнать, если вечно глаза залиты! Вот если бы мадам Сысоева дефилировала по району, раздавая халявную водку, вот тогда бы он ее запомнил на веки вечные и к лику святых бы еще причислил.

— Знать не знаю, но видел раз, — прогундел он, но, если честно, я был готов отмахнуться. Сейчас наплетет сказок.

— И когда же ты ее видел? — оживился Василий. Наивный.

— Так дня два… или три назад. Вечером. Мы с Колькой бухали в гаражах, топливо кончилось, решили пойти к магазину счастья попытать, мир-то не без добрых людей. Выворачиваем, значит за угол, а тут она. Дура, вообще! Стоит, вжавшись в щель между двумя стенками, а как нас увидела, прямо отскочила. Мы с Кольком офигели. Может, ей приспичило, но чего туда-то лезть? Там расстояние сантиметров двадцать, хоть тресни — не протиснешься. Если так прижало, дальше там полно мест, где можно того… Или вообще никуда не лезть. Там в такое время и не бывает-то никого! Главно, ночь почти, а она в таком месте шарахается. Ну как есть дура. И бешеная к тому же! Колька галантно предложил ее проводить за пожертвование на бутылку. А она нас обложила так, что рты пораскрывались. На вид такая приличная барышня, а как заорала, так мегера мегерой! И за что? Мы к ней со всей душой, а она…

Мы с Василием переглянулись.

— Как звать? — прищурился я.

— Ее? — вытаращился пьянчуга.

— Тебя, гений!

— Так Александр я. Как Македонский, — гордо распрямился помятый персонаж, и я едва не заржал, а Василий не сдержался и уткнулся в кулак, давясь смехом.

— Значит так, Македонский, будет тебе бутылка, если ты нам прямо сейчас точно покажешь, между каких гаражей эта дамочка щемилась, и дашь адрес своего Кольки и подробные показания, — о процедуре опознания я пока умолчал.

— Показа-а-ания, — тоскливо протянул наш неожиданный свидетель, поглядывая на выход со двора, где, видимо, располагался вожделенный магазин. — С другой стороны… Только Кольке про бутылку не говорите!

Спустя минут пятнадцать петляния по дворам мы оказались в целом лабиринте из кое-как натыканных ракушек и даже кирпичных строений. Как это у местных властей до этого стихийного гаражного кооператива руки не дошли. Хотя дошли. На воротах почти всех были прикреплены объявления о сносе или обрывки о них. Причем, если верить бумажкам с печатью управы, случиться сие эпичное событие должно было еще вчера. Ну, как все у нас.

— Вот тут она терлась, — указал он на два железных бокса, между которыми и правда можно было едва руку просунуть.

Я достал маленький, но мощный фонарик, который вечно таскал в кармане, и направил луч в щель между стенами. Мусор, пластиковые и битые стеклянные бутылки, листья, трава и в глубине, похоже, именно то, что мы ищем. Сверток с подозрительными пятнами. То ли грубая ткань, то ли бумага. Ну что, мадам Сысоева, приехали? И почему все считают, что они безумно гениально заметают следы? Статистика показывает, что в процентах семидесяти случаев попадаются на ерунде или случайности, но это никого ничему не учит. Я же просто уверен, что это не случайности, а закономерности, иначе не ловил бы преступников снова и снова. Всегда что-то бывает. С другой стороны, так не хочется признавать, что в этот раз случайность-закономерность имеет совершенно определенное женское лицо. Желудок опять завел свою тоскливую песню. Эх, опять я без ужина, да и спать хрен знает, когда повезет лечь.

— Васек, вызывай МЧС-совцев с их приспособами. Надо вытащить нашу улику, — скомандовал я, набирая дежурного эксперта. — И организуй нам владельца гаража, вдруг этот гроб железный убирать придется, и понятых заодно. А сознательный товарищ Македонский тебе поможет, потому как местный.

— А пол-литра? — заныл наш ценный свидетель. — Скоро же десять вечера! Не продадут пол-литры, а?

— Спокойно, Саня! — бодро заверил я страдальца. — Нам всегда продадут. Мы ради тебя прям пойдем на должностное преступление, ага. Но в твоих интересах оказать посильную, а главное — быструю помощь Василию.

— Может, завтра все? — без особой надежды вздохнул мой помощник.

— Да легко, если только ты останешься тут дежурить всю ночь! — огрызнулся я. — Есть такое желание?

— А если мы всех на уши поднимем, а это окажется не то? — возразил Василий, набирая номер. — Вдруг это какой-то хлам?

— Тогда мы скажем, что во всем виноват Александр. Который Македонский.