Кошка Зимы

Галина Чередий, 2021

Внезапная одержимость кем-то. Что это? Безумное животное влечение? Неуёмное желание? Страсть, не поддающаяся контролю? До каких глубин она может дойти? На какие поступки толкнуть? Поддается ли осмыслению и обузданию? Дар это или настоящее мучение? Ответов нет. Но есть факт и знание: она есть. Она всепоглощающа и неотвратима. От нее нет спасения. Да так ли оно нужно? Содержит нецензурную брань.

Глава 4

Пару дней после групповой свиданки с Самвелом и Ко мне было не до всяких кошачьих концертов. Хотя бы потому, что засранец Крапива угодил после нее в травму. Видно, ему это в тот день по-любому светило. Не от меня, так от этих гондонов словил битой по башке. Все же пятнадцать голов против нас четверых — немало. Затоптали мы их, конечно, в итоге, но сотряс и сломанная ключица Крапиве обломились. И остальным по мелочи. Я основательно словил цепью по ребрам и вдоль хребта. Короче, пришлось денек отлежаться, а потом самому заниматься со своими группами и с подопечными Крапивы. Бабская группа самообороны — это, я скажу вам, та еще жесть. Правильно, что я себе девок не набирал. Мало того, что виснут и тупят по-жесткому, так еще и грызло, глядя на них, что-то… Ну, типа вина. Вот девок учу, как вломить, если кто зажмет, а сам… хорош. Кошек на сухую трахаю в темных углах, согласия не спрося. Типа гребаный стыд. Правда, это никак не помешало, намацавшись бабских сисек и жоп в обучающих целях, вздрочнуть на воспоминание, как она ощущалась почти размазанная подо мной у той поганой стенки. Смотрела как… борзо, отчаянно скрывая страх. Горячо, сдохнуть просто как. Мелкая, косточки тонкие, скулки острые, губки *баным бантом. Именно эти губки я в своей дрочильной фантазии и имел. Толкнул кошку на колени, прям там в подъезде, волосенки пуховые сжал, голову запрокинул и принять заставил. Да-а-а, чтобы аж подавилась, и слезы ручьем по щекам, и смотрела чтобы, будто я ее х*ев повелитель… Повелитель х*я, что ее *бет!

Вот только с этой заразой даже передернуть не вышло по-моему. Сука, вот никак оно не кончалось на нее такую… вот так. Нереально было ее, какая есть, в вонючем подъезде, на грязном, заплеванном полу… даже представить. Даже глаза зажмурив до искр и рези. Мой, сука, долбанувшийся мозг упрямо сменял картинку. На сраные белые роскошные простыни, где она бы лежала как хреново сокровище. Такое, к которому на коленках только подползать. И, мать его ети, но кончил я, когда в моей проклятущей фантазии это самое долбаное сокровище просто развело для меня приглашающе ноги. Сверкнула, ослепляя розовым, мягким, влажным, и я, как пацан, ссыкун, живой голой бабы не видавший, закончал себя до самого подбородка.

В ум типа слегка пришел и решил, что к новой соседке схожу. Поговорить нормально. Посмотреть еще раз поближе. Вдруг там и не на что. Причудилось что. Извинюсь опять же. Слегка. Ну не скот же я совсем.

Оказалось, скот. Еще, бля, какой.

Белобрысый дрыщ попался мне на глаза внезапно, и именно его дурацкие по-девчачьи кучерявые патлы сбили меня с прежнего курса. Дурацкие у этого задрота, но так вставившие мне у его сестры. И да, я уже пробил обоих. Мою кошку звали Добролюбова Варвара. Двадцать два. А меня еще мальчиком звала. Студентка какого-то там понтового музыкального ВУЗа или училища, хер проссышь, чё у них там. Небось на скрипочке пиликает или по клавишам тарахтит, а наверняка вокруг нее пасутся стада разномастных мажористых придурков, мечтающих ее на этом рояле и разложить. Живописно так. Я даже представил. На таком белом-белом. Голую. Глаза закрыты, губы искусаны, одна рука кружит на бледно-розовом сморщенном соске, вторая между ног… Откуда в моей топорной башке такое?

И перед этими петухами гамбургскими поди она свой нос породистый не задирает, да? Болт я на это клал, ага. На меня тоже смотреть научу по-другому.

Короче, вышел из дома смотаться за жрачкой, а тут он. Задрот белобрысый. Кривится, матерно бухтит, прет какой-то хлам.

— Эй, не подскажете, мусорка тут где? — крикнул он пацанве на великах, и те указали ему направление.

Он поплелся на помойку, а я только и осознал, что сменил курс, когда стал подниматься по лестнице. Увидел этого, и прижало глянуть в зеленючие зенки его сестрицы. Вотпрямсчаз.

Придурок даже дверь не захлопнул, и та приглашающе распахнулась, только я раз стукнул костяшками. В прихожей — гора хлама, в квартире тихо, и только в ванной возня какая-то. Конечно, я должен был стучать нормально. Конечно, стоило крикнуть. Конечно, ни хера не правильно запираться в чужую квартиру без приглашения. Но чует мое седалище, что приглашения я хер дождусь. Да и в принципе только открыл дверь в ванную и увидел мою кошку, в коротком домашнем халатике, стоящую на одной босой ноге, поджав вторую, все стало глубочайше пох*й. Потому что эта зараза опять стояла, отклянчив свою круглую жопку, гримасничая перед зеркалом. Бл*дь, ну вот напрашивается сучка! Откровенно. А когда девушка так упорно просит, как я могу отказать?

На мое вполне себе вежливое приветствие она взвизгнула, разворачиваясь на месте. Глаза вытаращила, рот раскрыла, задницей вжалась в раковину. Не, мне как было, больше нравилось.

— Ты! Какого черта ты делаешь в моей квартире?! — От ее вопля в маленькой ванной я чуть не оглох. — Пошел вон!

И нет бы стояла на месте и орала, так нет же, давай в меня швырять чем ни попадя. А потом и рванула, видно надеясь прорваться. Куда, бля, в этом проеме дверном и мне-то самому тесно.

— Сука-а-а-а! — зашипел, когда она впоролась своим острым плечом точнехонько в то место на ребрах, где до нее отметились цепи.

Шагнул неловко, перехватывая засранку, и тут под ногу попалась одна из тех бабских хернюшек, которыми она в меня швырялась. Срань эта оказалась, как назло, крепкой и круглой, кошка брыкалась отчаянно, вот я и рухнул на спину, роняя и ее на себя. Не остановившись и на секунду, бешеная девка рванулась опять, за малым не вмазав мне коленом в пах.

— Да, бл*дь, достала! — рявкнул я, переворачиваясь и подминая ее под себя. — А ну лежать!

— Отвали-и-и-и! Тварь-скот-животное! Пусти-и-и-и!

Да ну *бжетвоюмать, сейчас сюда полрайона сбежится.

— Да заткнись же ты! Я ни хера тебе…

— А-а-а-а-а-а!

Накрыл ее рот ладонью, затыкая.

Да что за дура истеричная! Слова сказать не дает. Но с другой стороны, когда между твоих дрыгающихся ног внезапно лежит здоровенный мужик, чей железобетонный стояк уперся тебе в живот, то на беседы не тянет. Но, бля, нах же так ерзать? У меня же и так перед глазами опять за один вдох красно, и в башке все похотью на раз вымело. Трется об конец мне жаришкой своей, сиськами об грудь, ручонками колотит, а у меня уже яйца поджались, еще чуть — и спущу. Давай, Зима, сползай, пока не опозорился.

— Не ори больше! Поняла? Не насилую я баб. Нах не надо. Сама дашь, куда денешься.

Толкнулся бедрами последний разок… и еще, ну слишком ох*ительно. Ну все, подъем. И тут она меня укусила. Со всей дури, пронзая прямым свирепым взглядом, будто бросая вызов.