Инь vs Янь. Книги 1-2

Галина Чередий, 2016

Кто ты для меня? Друг? Враг? Временный союзник? Возлюбленный во веки веков?Кто я для тебя? Лишь средство для достижения намеченной цели? Ключ к всевластию? Или Единственная, что спасет твой мир от тебя самого?Авторское предупреждение:Главные герои – причем оба – совершенно точно не пример для подражания, ибо эгоистичны, пофигистичны, импульсивны и весьма несдержанны. Если вам нужны трепетно вздыхающие девы и рыцари без страха и упрека, вам точно не сюда.Содержит откровенные сцены в большом количестве.Содержит нецензурную брань.

Часть первая

Глава 1

Музыка давила на мой уже изрядно одурманенный алкоголем мозг, подстраивая сердцебиение под низкую вибрацию басов. Люблю танцевать, отдаваться ритму, ощущать его всем телом, следовать ему, впитывая и отключаясь от всего извне. Но сегодня ни музыка, ни коктейли, которыми я уже залилась до полного бака, не давали мне забыться. Я не могла расслабиться, представить хоть на несколько недолгих часов, что моя жизнь не полное дерьмо, и в ближайшее время станет только хуже.

— Мне надоели твои загулы! — воспоминание об очередном скандале, который закатил мне отец. Очередном, но, похоже, призванном донести до меня, что родитель намерен изменить мою жизнь теперь уже всерьез.

— Сколько можно уже пытаться тебя воспитывать и увещевать! — махал он руками, и его лицо покрылось красными некрасивыми пятнами, а на лбу выступил пот.

Я безразлично пожала плечами и прошаркала к своей сумке, валяющейся еще с ночи (или с утра?) на полу, и вытащила пачку сигарет и винтажную зажигалку. Не поздновато ли он вспомнил о моем воспитании? Повернулась спиной к пышущему гневом отцу и прикурила. С наслаждением вдохнула дым.

— Сколько раз я говорил тебе не курить в доме! — снова заорал он, и я схватилась за виски.

— Блин, не вопи так! У меня же башка на хрен взорвется! — огрызнулась я и сделала новую затяжку.

— Следи за языком, Яна! — еще больше повысил он громкость и, подходя ко мне, выдернул сигарету и сломал ее. — Элла беременна, и она не выносит запах дыма!

— Какая, мля, жалость! — усмехнулась я и потянулась за новой сигаретой. — А моя мама не выносила запахи больницы и смерти, которые окружали ее в последние месяцы жизни. Но тебя это не волновало, ты просто бросил ее там, потому что был слишком увлечен этой шлюшкой. И даже не появлялся! Когда она умирала, я держала ее за руку, а ты с этой дорогостоящей шалавой грел брюхо на пляже.

— Не смей оскорблять мою жену! — отец сорвался уже на визг. — Ты обязана уважать ее!

— Моя мать была твоей женой тринадцать лет! И ты не соизволил оказать ей достаточно уважения, чтобы дать умереть, не узнав, что мужчина, которого она любила больше всего на свете, был просто похотливым мудаком! Разве ты не мог сказать этой своей сучке, чтобы она потерпела хотя бы до того, пока глаза моей матери закроют, прежде чем наложить на тебя свои загребущие ручонки!

— Не смей! Заткнись немедленно! — завопил отец и схватился за сердце.

Жалко мне его? Ни хрена подобного!

— Хватит, — наконец, задыхаясь, проговорил он. — Я понимаю, что виноват и совершил ошибку. Но не намерен расплачиваться за нее всю оставшуюся жизнь, терпя твои выкрутасы. У меня новая жизнь, новая семья, и скоро родится второй ребенок! Я хочу жить спокойно и радоваться своему семейному счастью!

— Я за тебя искренне рада. Надеюсь, твои новые «правильные» детки не будут такими сплошными разочарованиями, как я! — Я снова попыталась прикурить, но отец выхватил из моих рук и пачку, и зажигалку и швырнул через всю комнату. При этом попал в одну из столь любимых его сукой-женой понтовых дорогущих статуэток, и та упала со стеллажа, разлетевшись в мелкие кусочки при ударе о каменный пол. Эллочка-людоедка будет в ярости, и от этого мои губы сами собой расползлись в довольной ухмылке.

— Яна! С меня достаточно! — опять перешел на повелительный рык отец. — Ты выходишь замуж, и пусть теперь твой муж справляется с твоими выкрутасами!

Что? Это что-то новенькое!

— Замуж? — Я, блин, даже слегка заинтересована. — Ты что, уже начал впадать в старческий маразм?

— Не смей со мной так разговаривать!

— А как мне с тобой разговаривать? Какой, по-твоему, сейчас год, отец? Ты что, всерьез думаешь, что я соглашусь выйти замуж просто потому, что ты топнул ножкой и заорал на меня, и потому что тебе надоело меня терпеть?

— Думаю, что другого выхода у тебя просто нет! Ты привыкла к определенному уровню жизни и не знаешь, что такое быть стесненной в средствах. Так вот, если откажешься, я лишу тебя всего! Пойдешь работать уборщицей или официанткой!

— Чушь! Ты не посмеешь этого сделать!

— Уже посмел! Твои кредитки заморожены! Мне надоело находить подробности твоих похождений в газетах и сети! Выйдешь замуж и будешь сидеть спокойно хотя бы год! Потом получишь свои деньги назад и делай что хочешь! А с меня достаточно!

— Ну, и кто этот камикадзе, пожелавший стать моей жертвой на целый год? — кровожадно ухмыльнулась я.

— Вячеслав Горин.

— Вячик? — Если честно, я удивлена.

Андрей Горин — вечный компаньон и деловой партнер моего отца уже черт-те сколько лет. Вячика я знала чуть ли не с пеленок, как и он меня. И, разумеется, для меня никакой не секрет, что этот правильный мальчик-ботан пускал по мне слюни, сколько себя помню. А после моего возвращения из закрытой школы он вообще жрал меня глазами при каждой встрече. Он, конечно, тоже изменился за те годы, что мы не виделись. Из тощего прыщавого заучки превратился в этакого утонченного метросексуала. Холеного, ухоженного, от которого разило деньгами и властью издалека. Но я чуяла внутри него все того же заикающегося при мне мальчишку и не могла увидеть в нем мужчину. Не в этой жизни.

— Неужели ты думаешь, папочка, что такому, как Вячик Горин, под силу обуздать меня? — фыркнула я.

— На самом деле, я так устал от всего, что ты творишь, что мне плевать! Если он желает повесить себе на шею такой камень, как ты, то так тому и быть! Я умываю руки!

«Камень на шею». Ну да, ничем иным я для своего отца никогда и не была. Проблема, вечный гемор, чертово бельмо на его идеальном глазу. Я прекрасно понимала и осознавала все это, что, однако, не делало дыру у меня в груди меньше. Даже когда казалось, что она давно онемела и не истекала кровью, всегда находилось что-то, чтобы всковырнуть, разбередить ее заново.

Я развернулась и пошла к себе в комнату.

— Яна, на этот раз я абсолютно серьезен! Горины послезавтра будут у нас на ужине, и там же мы объявляем о вашей скорой свадьбе! Попробуешь что-то вытворить или не явиться, и тогда узнаешь, насколько ты меня уже достала! — прокричал отец. — Мы начинаем с Гориными новый проект, в который вложена масса денег и сил, и только попробуй все испортить!

Я обернулась и мило улыбнулась.

— Так вот оно что, отец! Ты решил сразу решить все свои проблемы? И меня сбагрить со своих плеч, и заодно скрепить свой новый контракт семейными узами? А я должна лечь под Вячика в качестве гарантии вашей вечной коммерческой преданности друг другу? Браво! Наконец-то ты нашел достойное применение своей бесполезной и беспутной дочери. А и правда, зря я, что ли, вся из себя такая красавица выросла? Теперь хоть можно в нужный момент под бизнес-партнеров подкладывать! — мой голос журчал, и я не выпускала наружу все то море желчи и боли, что готово буквально хлынуть из всех моих пор.

— Яна! Как ты смеешь говорить такое! — Отец опять схватился за сердце, но мне было плевать, и я продолжила:

— А срок ты установил в один год, потому что будут новые проекты и новые деловые партнеры, и мое умение широко раздвигать ноги может снова пригодиться?

Развернулась и ушла, не желая просто больше слышать, что именно он кричал.

Глава 2

— Привет, солнышко! — проорали в ухо, возвратив меня в мир бахающей музыки и потных танцующих тел.

Повернула голову и увидела своего бывшего одноклассника Антона Малинина. Кивнула, растягивая губы в ненастоящую улыбку.

— Пришла расслабиться? — снова наклонился он к моему уху, и я заметила, как он пялится в низкий вырез моего платья. Насрать. Просто кивнула.

— Ну тогда почему расслабленной ты не выглядишь? — не отставал он.

Я подняла свой опустевший бокал.

— Сейчас добавлю и расслаблюсь, — перекрикнула музыку в ответ.

— У меня есть кое-что получше. Хочешь? — он продемонстрировал мне таблетки.

Никогда раньше не пробовала это дерьмо, но почему бы и нет? Как будто моя жизнь может стать еще хреновей от нескольких часов дурного кайфа.

— Хочу!

Проглотила предложенное, и мы пошли танцевать. Постепенно мир вокруг почему-то начал становиться ярче и несуразно рельефнее и при этом как-то лишался мелких, портящих все подробностей. Черт его знает, как объяснить, да и особой необходимости не вижу. Все дерьмо откатилось от меня, и на какое-то время остались только музыка и я, существующая лишь для того, чтобы ловить ее своей кожей. Малинин терся об меня, тесно прижимаясь, и я отчетливо чувствовала, что он сильно возбужден. На меня тоже накатил приступ похоти, но его я точно не хотела. Скользнула взглядом, но натыкалась только на мажорчиков разных мастей, вроде самого Антоши, и поняла, что не хочу ни одного из этих прилизанных парнишек с искусственной крутизной. Пошла к туалетам, и неожиданно меня словно что-то царапнуло. Посмотрела вперед и увидела мужика, привалившегося к барной стойке и сканировавшего толпу прищуренным безразличным взглядом. Сказала «мужик», потому что назвать его парнем язык не повернулся бы. И дело не в возрасте, не в манере одеваться, а в чистейшей самцовой энергетике, которая щедро, даже навязчиво излучалась от него в окружающее пространство. Она была во всем. В позе, повороте головы, очертаниях сильного большого тела, во взгляде, который захватывал и обездвиживал. Мужчина у бара — хищник, хозяин, готовый взять и присвоить все, что только пожелает. Такой взгляд бывает только у тех, кто всегда получает желаемое и никогда не считается с желаниями окружающих. Он просто придирчиво выбирает, протягивает руку и берет. Это и притягивало, и бесило одновременно. И при этом вызывало во мне удушливую неодолимую похоть, похожую на стремительный прилив, от которого и хотел бы убежать, но не можешь двигаться достаточно быстро. Поймала себя на том, что просто стою и пялюсь прямо в глаза этому зверю, отмечая краем одурманенного сознания резкие, агрессивные линии его лица и то, как требовательно трепещут его ноздри. Обычно таких, как он, терпеть не могу, трясет просто от того, как подобные самоуверенные засранцы буквально гнут под себя мир самим фактом своего в нем присутствия. Но, видимо, алкоголь, злость и дурь в моей крови сегодня трансформировались в примитивное желание окунуться в такую энергетику, отдать себя под власть такого наглого самца. Ощутить — каково это. Или все дело в его неотрывном удерживавшем мое внимание взгляде. В нем требование подчиниться, некая властная угроза, понуждающая меня желать приблизиться. И все же… хоть мой мозг и был затуманен, но я понимаю, что это определенно не мое. Я всегда предпочитала быть «сверху» в любых отношениях, сколько бы они ни длились. Разве не достаточно лишь раз даже мельком взглянуть на этого зверя у барной стойки, чтобы понять: наверх он никого не пустит. Никогда. И тут же вступили в игру мое любопытство и неуемная жажда незнакомых ощущений, отпущенная с цепи убойным коктейлем, плещущимся сейчас в моей крови. «Но ведь один случайный перепих — это ни хрена и близко никакие не отношения. Ведь так?» — искушало меня мое подсознание. А может, это не оно, а просто алкоголь и наркота. Как бы там ни было, прямо сейчас зов организма оказался настойчивей, и я, разорвав силовые линии магнетического взгляда незнакомца, отправилась туда, куда, собственно, и шла. И, возможно, мне почудилось, но на бесстрастном до этого лице хищника появилось мимолетное выражение удивления.

Зашла в туалет и долго плескала себе на щеки и лоб водой, рассматривая собственное бледное лицо с ошалевшими глазами. Могу я просто переспать с этим источающим откровенную животную сексуальность самцом? А то! Я же, типа, еще не продана, так что пока могу делать что хочу!

Вышла из уборной, но незнакомца уже не было у бара. Почувствовала легкое разочарование, а потом навалилась апатия. Ну и хрен с ним! Протолкнулась через толпу и выскользнула из клуба. Закурила и привалилась к стене, выпуская дым в городское беззвездное небо.

— Уже напрыгалась? — Голос рядом низкий, грубый, словно задевающий внутри какие-то точки, заставляющий вздрогнуть даже в таком моем похеристическом состоянии. Повернула голову и увидела Его. Он опирался плечом о стену рядом со мной, и его здоровенный силуэт заслонял свет от входа в клуб, будто отрезая от реальности. Такое впечатление, что даже звуки стали глуше. Сквозь запах моей сигареты я уловила его аромат. Кожа, парфюм, нотки мускуса и сандала и еще что-то экзотически странное, видимо, свойственное только ему. Подняла глаза от широкой груди, обтянутой брендовой футболкой, к крепкой шее. Затем посмотрела на его нижнюю челюсть, покрытую, как и скулы, однодневной щетиной, и на жесткие губы. Его рот немного скривился в намеке на улыбку, но даже от нее веяло самоуверенностью и властностью, будто ничего, кроме приказов, из этого рта никогда не вылетало. Пропутешествовала взглядом выше и встретилась с его глазами. Мужчина стоял от света, их цвет не смогла разобрать. Но явно темные. Смотрел пристально, не моргая, опять захватывая, завораживая, четко разграничивая, кто тут хищник, а кто добыча. Причем уже та, которой не спастись, хотя подергаться она может, чтобы позабавить и раздразнить аппетит, запутываясь в ловчей паутине все больше. Но я не готова была чувствовать себя настоящей добычей, так что, поиграем? Отвернулась, отказываясь признавать его воздействие, и сделала новую затяжку, зацепив краем глаза, как незнакомец едва заметно скривился. Не нравится, что курю? Или злит, что не позволила так сразу одержать победу? Да пофиг!

— Выпьем еще чего-нибудь? — Из его уст это даже не предложение, а прямое указание.

— Может, сразу трахнемся? — ответила, даже не поворачивая головы.

Он хмыкнул и наклонился ближе, прямо заглядывая мне в глаза. Смотрел несколько секунд, словно желая забраться внутрь, отыметь визуально прямо на месте. Не так быстро, зверюга! Опустила веки, обламывая его. Буквально в воздухе чую, что его это злит. Да ладно, мужик, я позволю тебе вести… Чуть позже.

— И во сколько мне обойдется удовольствие оттрахать тебя, как я хочу? — раздраженно прорычал он и тут же сам себе ответил: — Хотя по хрену. Поехали!

Он схватил меня за локоть и потащил на стоянку. Я совсем сошла с ума и собралась заняться сексом с незнакомцем, который может оказаться маньяком-убийцей или каким-то гребаным извращенцем? Похоже на то, и меня это сейчас ни хрена не тревожило. Только забавляло. Поэтому я не сопротивлялась, а пошла с ним. Мелькнула мысль, что в нормальном состоянии я за такое обращение ему бы устроила короткое, но весьма запоминающееся свидание с моим шокером, но сейчас мне интересно, что будет дальше.

Он подтащил меня к роскошной иномарке и буквально запихнул на переднее сидение. Мы ехали по ночному городу. В гостиницу? Как будто мне было до этого дело.

— У тебя презервативы есть? — спросила, глядя в окно. Меня в нынешнем состоянии просто завораживало это мелькание разноцветных огней. Почти весело.

— Что ты за шлюха, если у тебя их нет, — грубо ответил он, но мне насрать.

Он думает, что я трахаюсь за деньги? Будь я в этот момент в адеквате, наверное, даже оскорбилась бы. А сейчас? Собственный отец собирается меня с выгодой продать сынку бизнес-партнера, и я ему это позволяю, так хера ли стесняться? А с этим я, по крайней мере, по собственному желанию. Прощальная гастроль, твою мать. А что он там обо мне думает… Кого это волнует?

Вкатили на территорию понтового коттеджного поселка. Узнала его. Тут поблизости обитали многие знакомые моего папочки. Такие же упакованные, богатые и внешне благопристойные. Те самые, что в девяностых смогли прогрызть себе путь наверх из общей нищеты, частенько проходясь по чужим костям и оставив в прошлых жизнях прежних жен и детей, не подходящих им теперь по статусу. Теперь у них роскошные дома с золотыми унитазами, шикарные машины, на один стопарь для которых не заработать обычному работяге и за год, идеальные, сверкающие Барби в роли жен, такие же в качестве обязательных любовниц и прилизанные вундеркиндеры, которых ждет великое будущее, желательно не в нашей стране.

Въехали в широкий двор и остановились перед большим домом с какой-то причудливой планировкой. Хотя вполне могло статься, что таковой она казалась моему сейчас не слишком трезвому мозгу. Этот придурок, считая меня проституткой, привез меня домой? Что не так с жизнью мужчины, который выглядит, как этот самец, и при этом таскает только что снятых шлюх не в гостиничные номера, а домой? Да по хрен!

Незнакомец опять схватил меня за локоть и потащил в дом. Наверное, синяки даже останутся. Что, боится, что передумаю и сбегу? Это он зря. За время пути его странный дразнящий запах, наполнявший салон машины, превратил мое тело в средоточие чистой похоти, и я намерена получить удовлетворение любым доступным образом.

Внутри он не включил свет и просто поволок меня по лестнице, пока я не оказалась стоящей перед огромной кроватью, с покрывалом вроде как зеленоватого цвета. Освещения от уличных фонарей, проникающего внутрь, было недостаточно для того, чтобы точно определиться с цветом.

— Раздевайся! — приказ жесткий, как удар плети.

Внутри странным образом переплеталось сильное желание послать его и уйти и стремление подчиниться. Моя истинная сущность бунтовала против подчинения. Но, с другой стороны, я ведь сюда для этого и приехала. Чтобы узнать, каково это — быть с таким, как он. С тем, с кем эта игра может быть абсолютно достоверной.

Повернулась лицом и спокойно сняла платье, а за ним и белье, осталась в туфлях. Выпрямилась и посмотрела на моего незнакомца без тени смущения. Да, засранец, я знаю, как выгляжу, и не ты один так в себе уверен. Его взгляд — тяжелый, оценивающий, горящий ничем не прикрытой похотью. Он меня хочет и скрывать это не намерен. Никакой маскировки и попытки сделать примитивную жажду плотской близости чем-то другим или как-то приукрасить. И я вынуждена сжать зубы от того, каким тягучим, влажным жаром откликалась во мне такая беспардонная демонстрация.

Мужчина разделся, не сводя с меня взгляда, в котором откровенное вожделение постепенно стало лютым, убийственным голодом, и это закручивало внутри меня потоки жидкого, безжалостного пламени. Его обнаженное тело на минуту замерло передо мной. Он дал мне это время, чтобы увидеть, рассмотреть, но об отступлении речь уже явно не шла. И понимание, что он уже не даст мне повернуть назад, приправляло происходящее еще большей остротой. Незнакомец — просто средоточие сухих, рельефных мускулов, длинными жгутами покрывающих его тело, и золотисто-коричневатой кожи. По обоим бокам почти от колен и до подмышек тянулись цепочки из довольно крупных тату, больше всего похожих на иероглифы. На правой стороне груди тоже имелся какой-то темный рисунок, напоминавший некую печать. Он явно не брил грудь и не делал эпиляцию в паху, как это сейчас частенько принято у моделей и золоченых мальчиков. Но, черт возьми, даже со всей своей естественностью он дал бы сто очков вперед любому из позирующих в белье мускулистых, обмазанных маслом парней. Его плечи сейчас казались еще шире по контрасту с узкими бедрами. В нем не было ни грамма излишней мышечной массы, как у обыкновенного качка. Это тело зверя, хищника, которому безразлична фальшивая красивость. Он оснащен лишь тем, что ему необходимо для выживания, а на то, как это выглядит в глазах окружающих, ему просто плевать. Я уставилась на его член — уже готовый, потемневший, вздувшийся от открыто демонстрируемого вожделения, и поняла, что меня ждет реальный драйв. Мужик одарен знатно. Усмехнулась и столкнулась с раздраженным блеском звериных глаз.

— На кровать! — рявкнул он. — На четвереньки.

А вот это хрен тебе! Легла на спину и нагло пялилась, как он, прожигая меня гневным взглядом, подошел к прикроватной тумбочке и достал презерватив. Продолжая сверлить дыры глазами в моем теле, незнакомец упаковывал свой внушительный ствол. Член подрагивал в его руке, и по огромному телу заметно прокатывалась волна дрожи. Я видела, как мой случайный любовник сжимал челюсти, и слышала, как он резко вдыхал, глядя мне прямо между ног. Я понимала, что он просто адски возбужден, настолько, что скрывать это уже было просто выше его сил. И это добавляло топлива в мое собственное похотливое пламя.

Незнакомец приблизился, и матрас прогнулся под его коленями.

— Я велел тебе встать на четвереньки, — прорычал он, и в следующую секунду я оказалась перевернута, как кукла, и сильная рука устремилась под живот, вздернув мою задницу в воздух. Мощные бедра без промедления вклинились между моих ног, раскрыв меня полностью. Я рванулась вперед, мгновенно взъярившись от такого обращения. Но рука на животе — словно металлический обруч, а вторая неожиданно вцепилась мне в волосы, сильно натягивая их, как поводок, и вынуждая откинуть голову до предела назад.

— Отпусти меня, урод… — успела злобно выплюнуть, и тут его член ворвался в меня, и я заорала от неожиданного наглого вторжения.

Боль прокатилась по моему телу огненным потоком, проникая в каждый уголок, шокируя и меняя меня. Дернулась опять, но хищник уже запустил зубы и когти в податливую плоть своей добычи и отпускать не намерен. Он даже не думал дать мне привыкнуть и начал бешено вбиваться в меня, буквально натягивая мое тело на свой жесткий, как железный прут, член. Я орала, ругалась и угрожала убить его. Ответом мне было только тяжелое дыхание и яростные толчки. Не смогла понять, в какой момент во мне словно щелкнул тумблер, и моя ярость и боль стали оглушающим, разрывающим на части удовольствием. Никогда не ощущала ничего подобного. Я уже кричала и стенала не от злости и боли, а от того, что просто готова была рехнуться от каждого этого грубого толчка, что взрывался в моих глубинах запретным наслаждением. Мой любовник явно почувствовал изменения, и мои волосы оказались на свободе, а обе руки намертво впились в мои бедра. Его рывки стали еще мощнее и глубже. А во мне подняло голову что-то примитивно необузданное, которому нужно еще больше и жестче. И я потребовала от него это не менее яростно, чем до этого грозилась прикончить. Его пах врезался в мои ягодицы с громкими шлепками, и мой зверь больше не молчал. Он стонал при каждом вторжении и рычал, подаваясь назад, как будто необходимость хоть немного покидать мое естество его бесила. И каждый раз он устремлялся в меня еще яростней предыдущего. Мое тело начало трясти и неудержимо скручивать, и я завопила от подступающей нестерпимой боли рвущегося наружу оргазма. Мои внутренние мышцы просто сходили с ума, утягивая его член как можно глубже при каждом проникновении и не желая отпускать обратно. Хватка на моих бедрах стала просто медвежьим капканом. Рык же моего партнера превратился в действительно устрашающий, нечеловеческий звук, и это сдернуло меня в чистейший экстаз. Физическое тело не захотело умещать все это, и я словно выстрелила из него, отправляясь в пространство без притяжения. Финал партнера я практически не ощущала, до моего сознания долетали только изощренные гортанные ругательства и долгий грубый стон. Глаза закрылись, и все просто перестало иметь значение. Я хотела оказаться хоть ненадолго по-настоящему бесчувственной и сейчас получила это в полной мере. Ну что же, вечер удался.

Глава 3

Проснулась от жажды и дикого барабанного боя в голове. Открыв глаза, оглядела чужую спальню и медленно начала вспоминать, что вчера вытворила. Наркота — это зло! Ага, теперь проверено лично. Я лежала на животе и ощущала тяжесть мужской руки, обхватившей мою талию, и нечто большое, мерно дышащее сбоку. Преодолевая дурноту и боль глубоко внутри тела, вывинтилась из-под чужой конечности. Пора сваливать, пока единственный свидетель и непосредственный участник моей очередной глупости еще в мире своих загадочных грез. Я, конечно, стерва, лишенная чувства стыда и ответственности за свое поведение, как любит орать мой папочка, но вести задушевные беседы поутру с тем, с кем переспала под действием наркоты, алкоголя и злости, мне реально стремно. Почему этот мужик сам не выставил меня вон, когда мы закончили? Он ведь решил, что я проститутка. Не буду я вникать в смысл чужих поступков, когда голова трещит и своим собственным действиям я отчета дать не могу.

Поэтому собрала одежду, заглянула на пару минут в ванную и нашла свою сумочку. Задержалась на несколько секунд, чтобы получше рассмотреть моего случайного любовника. Во сне он был расслаблен и не казался таким властным и устрашающим хищным зверем. Жесткость линий лица сейчас смягчилась, притягивая мой взгляд. Просто реально красивый мужик, с охренительным телом и черными густыми волосами, к которым у меня в другой обстановке сами бы руки тянулись. К тому же, судя по машине и домику, с деньгами у него тоже проблем не имелось. С таким любая баба, на которую упадет его благосклонный взгляд, в постель не то что пойдет, на пузе поползет. Сейчас женщинам как-то не до жиру. На кой черт ему снимать по клубам шлюх и трахать их за деньги? Не хочет отношений? Или просто эгоистичный засранец по жизни? Нравится именно такой грубый и грязный трах на одну ночь? Хотя наши не гордые женщины с легкостью простили бы такому любой косяк и стали бы терпеть все закидоны на его условиях. А мне, собственно, нет до этого никакого дела. Его личные проблемы или их отсутствие не моя забота. Со своими бы разобраться.

Ушла из спальни, выбросив из головы и эту ночь, и ощущения, и самого мужчину. В другое время, может, и прошлась бы по дому поглазеть, но сейчас не те обстоятельства. Спасибо этому дому, свалю-ка я к другому, как говорится. С пару секунд постояла с туфлями в руках на широком крыльце и с недовольством понаблюдала за накрапывающим мелким дождичком. Через неделю осень. Все наполняющее мою жизнь дерьмо вернулось с прежней отчетливостью, и я обулась и пошагала прочь от берлоги моего случайного любовника, заставившего меня ненадолго забыть обо всем. Спасибо и на этом. К тому времени, как поймала такси, уже порядком вымокла и, входя домой, беспрерывно чихала.

В большой прихожей родительского дома сразу же столкнулась с отцом и Эллочкой-людоедкой. Взгляд отца стал гневным, а его молодая жена сложила ухоженные ручки на округлившемся животике и презрительно и желчно поджала губки. Лживая, алчная стерва! Они, кажется, куда-то собирались уходить. Черт, ну вот почему мне не могло так повезти, и я бы приехала чуть позже? Раздосадованная на судьбу-злодейку смачно чихнула, и Эллочка брезгливо поморщилась, будто вступила в коровью лепешку своими лабутенами.

— Яна! Ты опять всю ночь шаталась! — зашипел на меня отец.

— Ага, — ответила я, проходя мимо. — Должна же я нагуляться перед тем, как ты меня выгодно продашь.

— Яна, прекрати! — разозлился отец.

— Уже, — поднималась по лестнице, мечтая только о том, чтобы захлопнуть за собой двери своей комнаты.

— Ляг выспись и приведи себя в божеский вид. Ужин с Гориными завтра в шесть, и я хочу, чтобы ты произвела максимально приятное впечатление. Будут и другие гости. Так что постарайся не выглядеть так, как сейчас. Словно последняя подзаборная шлюха.

— А что тебе не нравится, папочка? — усмехнулась через плечо. — Ведь на одной из таких шлюх ты в данный момент женат!

— Паша! — завопила беременная идиотка. — Сколько я должна это терпеть?!

— Яна, извинись перед Эллой! — брызнул слюной отец.

— Да пошла эта беременная коровище! — ответила я, захлопывая двери, и с удовольствием услышала визги этой сучки.

Ванная и сон. Проснулась уже вечером. Полночи трепалась с теми, кто имеет статус моих друзей в сети. Обнаружила, что Катька, которую всегда считала практически подругой, выложила на своей станице фотки с нашей последней пьяной эскапады, где я, как всегда, отличилась, а еще те, на которых она нежно жмется к тому самому мудаку, которого еще неделю назад считала своим, типа, парнем. Больно ли мне? Да, в принципе, не очень. Я с самого начала знала, что с Андрюшей я ненадолго. Я, собственно, и появлялась с ним только для того, чтобы лишний раз позлить предка. Андрюшины многочисленные яркие тату, тоннели в ушах и пирсинг абсолютно во всех возможных местах обладали чудодейственным свойством бесить папочку и забавляли меня. Не долго. Потому как обилие краски и металла в организме не добавляли парню ни ума, ни способностей в постели. Так что Андрюша перестал заводить меня задолго до того, как я его окончательно послала. Таких, как он, повсюду вагон и маленькая тележка. Найду десяток других. Хотя я же вскоре, типа, буду замужней дамой. Фыркнула своим мыслям. Да уж, Вячик, мне тебя искренне жаль. Но если будешь хорошим, обещаю не глумиться нарочно. А там уж как пойдет.

Почти весь следующий день провела, валяясь в постели, и пила много воды.

Отец постучался за несколько часов до назначенного ужина и потребовал, чтобы я выглядела безупречно и прекратила курить в комнате. Через час еще раз. Хорошо, папочка, будет сделано.

Приняла душ, высушила волосы и собрала их в высокую прическу. Знаю, у меня длинная, красивая шея, и мне это идет. Товар будет в лучшем виде. Надела платье благородного темно-зеленого цвета, облегающее, как вторая кожа, не предполагающее ношение нижнего белья. Если не присматриваться, я затянута в ткань от шеи и почти до пяток. Но она такая тонкая, что не нужно обладать особо богатым воображением, чтобы увидеть каждый мой изгиб и впадинку в мельчайших подробностях. Все для глаз дорогих покупателей. Встала на здоровенные шпильки. Вячик одного со мной роста, и я точно буду выше него в этой обуви.

Ни грамма косметики, никаких духов. Вышла и не спеша направилась на голоса в гостиной. Горины уже здесь. Отец и людоедка — сама любезность. Шутят и щебечут. Вячик, как всегда, прилип ко мне взглядом очарованного теленка, а его отец едва заметно поморщился. Что, папе не слишком по душе влюбленность единственного и любимого дитяти в такую оторву, но чего же не стерпишь ради его счастья, а самое главное — стабильности в бизнесе. В наше время это весьма ценно, не так ли?

Присутствовала еще парочка гостей, но я их просто не замечала. Мужик из разряда «кошелек с ушками», а его то ли жена, то ли подруга — почти точная копия Эллочки, только без пуза.

Вячик, изображая уверенную улыбку, подошел ко мне и эффектно поцеловал руку. Пытался выглядеть этаким соблазнителем в дорогущем костюме. Но я-то видела, как подрагивали его пальцы, когда он коснулся моей кожи, и сбилось дыхание, когда он понял, что под платьем я голая. То ли еще будет, женишок. Он вручил мне бокал белого вина и что-то начал вдохновенно рассказывать, но я, хоть убейте, не улавливала смысла. Просто натянула вежливую улыбку и кивала. И плевать, если невпопад. Вячик пялился на мою грудь, так как под тонкой тканью были видны мои отвердевшие от прохладного воздуха соски. Парень часто сглатывал и, видимо, сам не слишком следил за своей мыслью. Интересно, он думает, что реакция моего тела имеет к нему хоть какое-то отношение? Очень вероятно. Принялась размышлять о том, на что будет похожа наша совместная жизнь. Ведь я реально не представляю, что могу позволить ему до себя дотронуться. А Вячик с его воспитанием и явным благоговением передо мной вряд ли решится настаивать на чем-то. Абсурд какой-то.

Отец был со мной так мил, что меня чуть не выворачивало от приторности. Мы не садились за стол, и я поняла, что мы ждем еще какого-то офигительно важного гостя.

Звонок в дверь, и Эллочка собственной персоной подорвалась и посеменила к дверям. Надо же, видать, гость и правда важный, если она оторвала свой зад от кресла. Я услышала низкий грубый голос и на самом деле вздрогнула, отворачиваясь от моего собеседника. В гостиную вошел Он. Немая сцена.

Глава 4

Последний раз я видела его спящим, оставляя его дом после, наверное, самого сумасшедшего из моих приключений, которое я надеялась навсегда оставить в прошлом. Даже секундное воспоминание об этом заставило меня вспотеть. Да, бывало, я исполняла такое, что ни в какие ворота, но почему-то раньше меня это так не смущало. Ну, одно дело — встречать упоминание о моих выкрутасах в нете и бульварной прессе, и совсем другое, когда одно из моих приключений заявляется собственной персоной в дом моего отца в качестве важного гостя. Сюрприз, сюрприз! Как раз к помолвке.

Сейчас в мужчине, что благосклонно принимал приветствия, не было ничего от того расслабленного после бурной ночи любовника, на которого я украдкой любовалась перед уходом. Пожалуй, понятие «расслабленность» вообще никак не могло с ним соотноситься. Гораздо больше подходили совсем другие слова. Власть, заставляющая все моментально вращаться вокруг него и в том темпе, в каком он желал. Какое-то долбаное сверхвысокое напряжение, гравитация чертовой черной дыры, которая притягивала к себе все, что попадало в поле ее видимости, не оставляя ни малейшего шанса ускользнуть. Получая и поглощая все, к чему заблагорассудиться протянуть жадные щупальца своей неодолимой темной энергии.

— Ну наконец-то! — прямо-таки зашелся в радости мой отец. — Господа и дамы, позвольте вам представить моего давнего хорошего знакомого Игоря Рамзина.

Все загалдели, стадно, организованно выражая свою искреннюю радость от появления моего незнакомца. Хотя теперь знакомца. А я стояла и припоминала, где я слышала это имя. На ум ничего не приходило. Нет, я, конечно, не могу сказать, что прям хорошо знаю всех отцовских друзей-знакомых, но некоторое представление имею. И точно помню, что фамилию Рамзина никогда раньше от отца не слыхала. Но, собственно, какая на фиг разница!

Мужчины устремились к Рамзину с рукопожатиями, и даже Вячик на время забыл о моем существовании. Эллочка и жена папиного гостя тоже готовы были из платьев повыпрыгивать, рассыпаясь в приветственных дифирамбах. А Рамзин стоял там, как чертов король мира, который привык к такому подобострастному поклонению, и кивал с высоты своей охренительной значимости. Я, фыркнув себе под нос, пошла к бару, пока меня никто не замечает, и плеснула себе в бокал щедрую порцию коньяка. Сделав большой глоток, я с чувством передернулась и обернулась понаблюдать дальше за этим цирком притворного радушия. И тут же натолкнулась на прямой взгляд Рамзина. Он больше не кивал и не улыбался, а смотрел прямо мне в глаза, словно мы были здесь вообще одни. И в этот момент в них я увидела тот самый звериный голод и твердое намерение получить желаемое. Потому что он так привык. Потому что по-другому просто и быть не может. Я подняла взгляд к потолку, нарочно разрывая прямой визуальный контакт и демонстративно зевнула, прикрываясь рукой. Потом вернулась к ставшему яростно-холодным взгляду мужчины и отсалютовала бокалом, тут же выпив все до дна.

— Очень рад видеть тебя в своем доме. Сто лет не видел тебя лично, только следил издалека за тем, как ты поднимаешься на небывалые высоты, — продолжил лить сироп отец и стал пояснять всем присутствующим: — Игорь больше двадцати лет жил за границей и строил свою бизнес-империю практически с нуля. Уехал ни с чем совсем мальчишкой. Зато сейчас он смело может называть себя одним из самых богатых людей.

Двадцати лет? Твою дивизию, я переспала с ровесником отца? О, молодец ты, Яна! Стремительно повышаешь градус тупости своих необдуманных авантюр. Но хочу сказать в свое оправдание, что на свой возраст Рамзин ни капельки не выглядел. Но все равно! Вот ведь хрень, Яна!

Все поддакивали и твердили, что они наслышаны и весьма восхищены. Как будто стоявший там высокомерный засранец хоть сколько-то нуждался в этом громогласном признании своих охрененных талантов. Меня затошнило от всего происходящего, и дико взбесил этот упершийся в мою персону взгляд Рамзина, который и не думал скрывать, что глазеет прямо на меня, забивая на эти хвалебные песни. Я отвернулась налить себе еще и тут услышала, как низкий рокочущий голос моего одноразового любовника перекрыл весь этот птичий базар.

— Могу я познакомиться с прекрасной девушкой в зеленом платье? — И, как всегда, не вопрос и не просьба. Прямое указание, которому все подчиняются, как чертовы зомби.

Неожиданно все заткнулись, и на секунду повисла мертвая тишина, в которой отчетливо было слышно, как звякает графин в моих руках, ударяясь о край стакана. Я неспешно повернулась и оказалась прямо перед собственной глупой ошибкой и отцом, на руке которого висела эта сучка Элла.

— Это моя любимая дочь Яна, — улыбка отца была как патока, но у меня от нее стало горько во рту. — Умница и красавица. Моя гордость и отрада.

Надо же? А я-то, наивная, и не догадывалась! Думала, я божье наказание и ходячая катастрофа. Пора повысить самооценку.

Элла старательно пришпиливала меня к месту предупреждающим ненавидящим взглядом. Обломайся, стерва, я тебе не хрупкая бабочка! Я проигнорировала ее и, подняв голову, посмотрела в глаза моему хищнику. Темно-темно карие, почти черные. Теперь я знала цвет его глаз. Как, впрочем, и имя. Но мне не было до этого никакого дела. Хотя не могу соврать, что не ощутила болезненный спазм глубоко внутри моего естества. Именно там, куда врывался его здоровенный член той ночью, как будто желал проткнуть меня насквозь. Жестко, властно, требуя для себя каждую частичку меня. От этого воспоминания мне захотелось сильно сжать готовые задрожать бедра, между которыми разом стало влажно. И мои соски, превратившись в чертовы алмазы, натянули тончайшую ткань платья, выдавая непроизвольную реакцию моего тела. И это не ускользнуло от внимания Рамзина. Его ноздри резко расширились, а и без того наглая улыбка превратилась в голодный оскал. Казалось, он сейчас просто облизнется в предвкушении, как огромный кот перед желанной трапезой. И это взбесило меня.

— Приятно познакомиться, господин Рамзин! — Я подняла руку с бокалом, проигнорировав раздраженный взгляд отца. — Выпьем за знакомство?

Мужчина жадно втянул воздух, как если бы смог учуять, что я стала мокрой, и подчеркнуто вежливо наклонил голову. Хотя смотрел все так же неотрывно, будто гипнотизировал.

— Позже с удовольствием, Яна, — мое имя он слегка растянул, словно со смаком облизал его. — А сейчас я надеюсь поесть. Жутко проголодался.

Интересно, неужели никто, кроме меня, не слышал этого откровенного двойного подтекста его слов и вызывающей чувственной тягучести в голосе? Темные глаза прошлись по мне так, точно инспектировали свою долбаную территорию, имея на это все права, после чего мужчина протянул мне руку.

— Проводите меня к столу! — О да, и, как обычно, это не, мать ее, просьба, а прямое указание.

— Как пожелаете! — Я залпом выпила содержимое своего стакана и вложила свою руку в его широкую ладонь.

От этого контакта мне неожиданно стало жарко и захотелось развернуться, послать всех куда подальше и свалить. Или толкнуть этого засранца к стене и заставить стонать и задыхаться, чтобы стереть это самодовольное выражение с его физиономии. Но я приклеила к лицу улыбку и пошла рядом с Рамзиным, ощущая каждым сантиметром кожи его чрезмерную близость.

У стола заминка. Со злорадством наблюдала замешательство Эллы, отца и Вячика, когда Рамзин отодвинул для меня стул, а потом, не спрашивая ничьего позволения, нахально плюхнулся рядом. Но, сориентировавшись, Вячика усадили напротив меня.

За столом тут же завязалась нарочито непринужденная беседа. Каждый считал своим долгом поинтересоваться подробностями жизни Рамзина. Я же забила на эту трескотню и, не взглянув на него ни разу, просто ела. Алкоголь в моем желудке, как всегда, придал мне нужную дозу похеризма, и я даже в какой-то момент умудрилась отключиться от присутствия рядом мужчины, что трахал меня так, что в моих мозгах случилось настоящее короткое замыкание. Ну, или не слишком короткое. Но, конечно, такой, как этот хренов хозяин жизни, не мог позволить себя игнорировать. Я уронила вилку, когда большая горячая ладонь накрыла мое колено и сжала властно, на грани боли. Повернулась к мужчине и получила однозначное подтверждение, что не замечать себя он не позволит. Смотрел прямо, ни от кого не скрывая огонек бесстыдного вожделения. А его рука дерзко скользила по моему бедру, целеустремленно двигаясь к тому месту, где и так уже потоп по его вине. Угрожающе сощурила глаза и стиснула его руку. Он думал смутить меня, лапая под столом? Ожидал, что я зардеюсь, как девица-краса, и буду сидеть и терпеть, боясь, что кто-то заметит? Да как бы не так!

Вцепилась ногтями в его ладонь до крови и увидела, как задергался его глаз. Наклонилась к нему, как для милой застольной беседы, и прошептала:

— Убери от меня свою гребаную лапу, или я воткну в нее вилку, — и сладко улыбнулась ему, будто ждала ответа.

— Нет, — ответил этот сученыш и сжал мою плоть еще раз сильно, словно имел на это право.

Он думал, я шучу? Не отрывая взгляда и продолжая улыбаться, взяла вилку. Надеюсь, в моих глазах достаточно четко отражалось, что я достаточно ненормальная, чтобы выполнить обещание. Карие омуты напротив наполнились откровенной угрозой, сулящей мне неминуемое наказание, но я ведь чокнутая, когда на меня пытаются так давить. Не знаю, чем бы это закончилось, но в этот момент прямо напротив кто-то звонко постучал по бокалу, привлекая всеобщее внимание. Ах да, мой будущий супруг, Вячик Горин.

Парень поднялся и прочистил горло, и я посмотрела на него, потом на отца, и с его стороны ко мне прилетела такая же визуальная угроза, но, само собой, по силе воздействия ему до Рамзина еще расти и расти. Хотя то, что я терплю от отца, от постороннего мужика терпеть не собираюсь.

— Яночка, — начал Вячик, и я увидела, как покраснели кончики его ушей и скулы. На время забила на наглую конечность на моем бедре. — Мы знаем друг друга много лет, и мои чувства к тебе ни для кого не секрет. Я был влюблен в тебя, сколько себя помню. Это проверено временем, и ничто не способно изменить моего к тебе отношения.

Хватка на моей ноге усилилась, словно стремясь предостеречь от опрометчивых действий. Пошел ты!

— Мы с тобой уже давно взрослые люди, и я думаю, что пришло время сделать ответственный шаг и перейти от дружбы и влюбленности к чему-то более глубокому и близкому, — продолжил Вячик, все больше воодушевляясь.

Я стиснула зубы, потому что ладонь сжала так, что я была готова заорать. Левая сторона лица буквально горела огнем от взбешенного взгляда Рамзина, будто я сидела боком к огромному костру. Я не смотрела на него, но ощущала его ярость так же отчетливо, как если бы он жег мою кожу железом.

— Яночка, любимая, окажешь ли ты мне честь стать моей женой? — выдохнул Вячик и протянул мне коробочку с кольцом.

Рука Рамзина жестко и без предупреждения сместилась мне между ног и властным движение сдавила промежность. Я, не сдержавшись, ахнула и резко отстранилась. Вскочила, разрывая это хамское заявление прав, и с усилием улыбнулась Вячику. На мгновение повернулась к Рамзину. Предупреждение в его глазах уже давно превратилось в ревущий диким пламенем приказ. «Только посмей!» — кричала вся его поза, каждый напряженный мускул на теле и лице. Да не пошли бы все мною помыкать! Дернула головой, отворачиваясь.

— Я согласна! — почти проорала Вячику и протянула руку.

В этот момент коробочка с кольцом выпала из руки Вячика. Он начал задыхаться, краснеть, будто у него сердечный приступ, и неистово шарить по столу. Нашел кольцо, но оно снова непостижимым образом вывалилось из его трясущихся пальцев.

Устав от этой его суеты, схватила дорогое украшение. Надела на палец сама и демонстративно залюбовалась игрой большого камня под аплодисменты и звон бокалов. Злорадно повернулась к Рамзину и вздрогнула от злобы и обещания возмездия в его глазах. Да кто он такой вообще, чтобы сверкать тут на меня прицелом своих черных зрачков? Прям боюсь, не могу!

Поздравления посыпались на нас с Вячиком, и мы скромно по очереди благодарили. Никого не смущало то, что мы не поцеловались и даже не прикоснулись друг к другу в такой волнующий момент. Ага, мы же такие все из себя скромники! Ужин шел своим чередом, и через некоторое время я перестала улавливать волны ярости от Рамзина и даже решилась посмотреть на него. И в этот раз увидела нечто новое. Мужчина переводил взгляд с меня на Вячика и на моего отца. И могу поклясться, что сейчас он над чем-то напряженно думал.

Позже все опять перешли в гостиную. Мне уже дико захотелось курить, и поэтому я плюнула на приличия, ускользнула в туалет и открыла окошко. Знаю, что запах все равно будет ощутим, но как будто меня это и правда волновало. Насладившись такой нужной сейчас дозой никотина, я отодвинула защелку и открыла дверь. И тут же почувствовала мощный толчок в грудь. Не упала на задницу только потому, что Рамзин схватил меня за руку. Захлопнул дверь и стремительно развернулся со мной. Мгновение, и я больно вжата в деревянную поверхность сильным мужским телом. Его запах обрушился на меня оглушающим водопадом и давил не меньше, чем все эти твердые мускулы и каменный член, вжавшийся между ягодиц. Мне было больно, я почти не могла вздохнуть.

— Ты… охренел… — едва смогла процедить.

— Трахаешься с ним? — угрожающе прошипел мне на ухо Рамзин.

— Пошел… — начала я, и он дернул меня за волосы, вынудив откинуть голову до хруста в позвонках. Его рот атаковал мой, забрав весь воздух. Не поцелуи — настоящие укусы. Метящие, ставящие клеймо. Зверь желал моей крови и был намерен ее получить. Рамзин рычал, целуя так, словно хотел пожрать. Вынуждал вдыхать его одного или умереть от удушья. Вторая его рука протиснулась между моим телом и дверью. Он вклинил мощное бедро между моих ног, заставив раздвинуть их. И тут же грубые пальцы нашли мой клитор сквозь тонкую ткань платья и начали тереть его сильно и быстро.

— Ты мокрая из-за меня или из-за этого мелкого недотепы? — прорычал мне в ухо Рамзин.

Рот мужчины впивался раз за разом в кожу моей шеи, поджигая ее. Жар просачивался сквозь кожу словно яд, отнимая у меня остатки контроля над телом и разумом. Я тряслась, задыхалась, но все еще пыталась извиваться, чтобы избегнуть унизительной потери контроля. Но из-под этого хищника не вырваться, и мои ноги начинали дрожать, отказываясь меня держать, а глаза закатились. Его пальцы задвигались быстрее, и мой рот распахнулся, когда каждая мышца натянулась, сдаваясь разрушающему наслаждению. Не хочу этого! Взбеленилась от злости, но с собственным телом ничего поделать не могла. Оргазм нарастал во мне, распирая изнутри и причиняя невыносимую жажду получить освобождение от этого жуткого давления. И вдруг Рамзин отступил, бросая меня на самом краю. Я уперлась в дверь лбом и руками, чтобы не рухнуть к его ногам. Спустя минуту медленно развернулась и с ненавистью посмотрела на мужчину.

— Ты что творишь, урод? — просипела я.

— Наказываю, — с ухмылкой ответил он.

Рамзин мог показаться спокойным, но я видела, как он сдерживал тяжелое дыхание, и зверский голод в его глазах было не спрятать, не замаскировать ничем. Невольно опустила взгляд к его ширинке, где безошибочно просматривались очертания его эрекции сквозь ткань. Рамзин демонстративно поправил свой член и усмехнулся.

— Помнишь его? Помнишь, как я им долбил тебя, Яна?

— Подонок, — выплюнула с ненавистью.

— Даже не представляешь какой, — ухмылка стала похожа на оскал. — Все так радовались вашей милой помолвке. А как ты думаешь, как быстро твой женишок тебя бросит, если я пойду и расскажу всем, что сутки назад засаживал тебе, загнув тебя раком, и ты орала от удовольствия, как самая конченая сучка?

Он что, типа, напугать меня пытается? Я, не сдержавший, нахально фыркнула, а потом и вовсе расхохоталась ему в лицо так, что меня пополам согнуло.

— Давай, пойди! — сквозь смех выдохнула я. — Сделай мне большое, мать его, одолжение!

Рамзин прищурил глаза и схватил меня за шею, снова прижав к двери. Уставился, резал глазами-скальпелями, желая препарировать, разобрать на составляющие. Требуя раскрыться перед ним, вывернуться наизнанку. Но со мной такое не работает, и я, как всегда, спряталась за завесой собственного пофигизма, за которую никому не удается пробиться, как бы ни старались. Но этот зверь не привык отступать, не получив желаемого. Рамзин приблизил свое лицо к моему, будто хотел размазать по двери своей энергетикой. Он давил настырно и безжалостно, стремясь смять мою оборону — не важно, какой ценой. Но я терпеть и подчиняться не собиралась.

— Грабли от меня убери! — злобно прорычала я, брыкаясь и пытаясь достать его. — Противно!

— Да? — он с яростью посмотрел на меня. — А в прошлый раз ты вроде как сама предложила отодрать тебя.

— Дебил! Я была пьяная и обдолбанная. Для меня хоть ты, хоть любой другой было по хрен! Все вы одинаковы!

Знаю, что для такого, как он, нет большего оскорбления, чем быть поставленным в один ряд с другими. Такие, как Рамзин, считают, что никто им не ровня. И надо быть честной, что это так и есть. Не нужно быть слишком проницательной или обладать обостренной интуицией, чтобы ощущать, насколько этот хищник больше, чем все окружающие. Нет, не в физическом плане, хотя и здесь нужно признать его превосходство над большинством представителей измельчавшего мужского племени. Но дело в другом. Когда появляется такой, как он, то заполняет все вокруг какими-то хреновыми гамма-лучами, начисто снося все вокруг, освобождая пространство только для себя одного. Его настолько много и это так интенсивно, что у других просто нет шансов. Рядом с ним могут все существовать только бледными тенями в сиянии его мощи и только потому, что он позволяет. Ровно столько, сколько он готов терпеть. Рамзин — на самом деле хренова черная дыра. Его нельзя познать, нельзя подчинить, нельзя греться в его темных лучах. Можно только провалиться и кануть в вечной тьме. Его нельзя сравнить ни с кем, кого я знаю. Но черта с два я позволю ему услышать это от меня.

На какое-то мгновение мне кажется, что он сломает мне сейчас шею. Но рука на моем горле сжимается, а потом неожиданно отпускает. Мужчина медленно проводит по моей коже пальцами, прикасаясь так невыносимо ласково, что я вздрагиваю, застигнутая этой нежностью врасплох.

— По хрен, говоришь? Это мы еще посмотрим, — рычание зверя стало сексуальным мурлыканьем. Но в этом мягком звуке было столько скрытой угрозы, что по моей спине будто скользили обжигающе холодные пальцы.

— Еще увидимся, Яна-а-а. — Мое имя опять как растекающаяся сладость на его языке.

Рамзин оттолкнул меня от двери и вышел наружу.

Глава 5

Отдышавшись, подошла к зеркалу. Зрелище то еще. Волосы растрепаны, ворот платья растянут, лицо пылает, на одной щеке четкая полоска, там, где рельеф двери надавил мою кожу. Губы распухли и потрескались, а правая сторона шеи — один сплошной засос. Зверь меня пометил, нагло и наплевав на все и всех.

— Сука конченая! — сказала я, рассматривая красные пятна на коже.

Само собой, что при всем моем показном похеризме я не могу вернуться к остальной компании в таком экзотичном виде. Понятно, что отец будет зол, что я ускользнула в такой момент. Но если я заявлюсь, сверкая этим новым «украшением», которым наградил меня Рамзин, он меня вообще прикончит. Фыркнула и подмигнула своему отражению. Типа того, что я прям вся в печали, что сегодня не придется видеть никого из той честной компании.

Выскользнула из туалета и тут же натолкнулась на людоедку. Что, на хрен, за вечер у меня сегодня такой? Демонстративно проигнорировала ее и пошла в сторону своей комнаты. Но гадюка догнала меня и вцепилась в локоть.

— Что, уже успела и Рамзина ублажить, маленькая шлюшка? — прошипела она, полностью оправдывая данную мною ей классификацию видов.

— Ты меня с собой-то не путай, стерва. Я предпочитаю, чтобы меня ублажали, а не наоборот, — огрызнулась я и выдернула руку из ее мерзкого захвата.

— Такой, как он, никого ублажать не станет, дура. Рамзин имеет все и всех и привык, что ему подчиняются. Такая долбанутая на всю голову своевольная сучка ему на хрен не нужна. Так, оттрахает тебя разок, и до свидания, — ядовито процедила она.

— Разок? — зевая, обернулась я. — А тебя клинит, что на тебя у него вообще ни разу не встанет, даже если бы ты и пузатой не была?

— Да что ты можешь в мужчинах понимать?

— Тут ты права. С тобой мне не сравниться. С таким количеством членов, которые ты перебрала, пока до моего папашки добиралась, было бы странно, если бы ты опыта не набралась! Что, теперь жалеешь, что тебе вовремя такой, как Рамзин, не попался? А то на него охоту открыла бы.

— Дура! Невозможно охотиться на охотника! И такого ловить без толку. Все равно не удержать. И мой тебе совет: если не хочешь потом до конца жизни сравнивать с ним каждого своего мужика не в их пользу, не спи с ним. Второй раз тебе такой же вряд ли попадется, и будешь мучиться.

— Спасибо за заботу! — Только уже как-то поздновато.

Я ушла, не желая дальше лаяться с ней. Надоело это мне уже до тошноты.

— Думаешь, ты намного лучше меня? — понеслось шипение в спину.

Нет. Похоже, теперь, когда меня выгодно продали в добрые, а главное, нужные руки, я не особо от нее отличаюсь. Только она продавала себя по собственному желанию, стремясь пристроиться получше. А я позволяю сделать это за меня. Почему? Потому что по большому счету мне на все плевать. Даже на себя. У меня давно уже нет иллюзий и розовых очков. Так какая, в сущности, разница? В жизни нет ничего, кроме удовольствий, которые можно получить здесь и сейчас за деньги. А никакой любви до гроба в горе и в радости, преданности, непродающейся дружбы и душевной близости не существует. НИ-ЧЕ-ГО! Нежная девочка Яна, которая верила во все эти глупости, померла от горя много лет назад, увидев всю неприглядность человеческих отношений, ее омерзительно честную изнаночную сторону. Пока у тебя есть деньги и ты здоров, тебя любят и ценят. Когда ты нищий или больной, ты не нужен никому. Тебя вышвыривают, заменяют кем-то другим с оглушающей простотой и легкостью. И продолжают дальше жить, не мучаясь никакими моральными дилеммами. Не тоскуя по ночам, не вспоминая и не рыдая в подушку, пока никто не видит. Нет никаких неумирающих чувств. Сегодня ты есть, завтра тебя нет, а человек, которому ты сдуру позволяешь стать центром твоего мироздания, просто идет дальше. А эти все красивые иллюзии — для идиотов, не желающих видеть жизнь так, как она есть. Я не из их числа. Нет никакой магии чувств, а только дешевые фокусы, возня за ширмой. Так что я не собираюсь делать резких движений и отказываться от всего, что имею, просто ради какой-то никому не нужной гордости и никчемных жизненных принципов. Кому от этого будет легче? Чью жизнь это спасет? Красивые и эффектные жесты и поступки для книжек и кино. В реальной жизни им нет места. Хочет отец, чтобы я вышла за Вячика? Да ради бога! Я из этого теленка веревки совью, а через год, когда папаша вернет мне деньги и свободу, вообще свалю от всех и буду жить в свое удовольствие.

Как только я стала раздеваться, раздался требовательный стук в дверь.

— Яна, какого черта?! Вернись сейчас же попрощаться с Вячеславом. Это ужасно невежливо.

Не-а, папочка, ужасно невежливо будет прощаться с моим новоиспеченным женишком, сверкая свежими засосами. Вот это правда не комильфо.

— Пап, меня тошнит. Извинись за меня перед Вячиком. Я ему завтра позвоню.

Отец помолчал с минуту, видимо понимая, что вытащить меня добровольно не удастся, а скандалить, когда внизу гости, не вариант.

— Мы еще поговорим об этом, — недовольно проговорил он сквозь дверь и ушел.

А как же, поговорим. Ты, само собой, не забудешь высказать мне все, что об этом думаешь.

Я переоделась, выбрав сегодня узкие джинсы и короткий топ, открывающий живот, но надежно скрывающий мое меченое горло. Выскользнула в двери. Повинность я отбыла и заслужила немного оттянуться. Выпрыгнула в окно на первом этаже и отправилась в клуб.

Музыка, выпивка и толпа чужих людей, где никому нет ни до кого никакого дела. Да, это то, что мне сейчас нужно.

Не искала целенаправленно Антошу, но куда же от таких, как он, в подобных местах денешься. Само собой, он нашелся в толпе подобных ему золотых мальчиков и девочек, вальяжно развалившихся на мягких диванах в VIP-зоне. Сидели со скучающими мордами, изображая офигительно крутых челов. Невольно вспомнила манеру держаться Рамзина. Вот уж кому не нужно напрягаться, чтобы выглядеть хреновым императором среди толпы черни.

Антоша заметил меня, и вся его показная скука слетела, и он заерзал на месте и помахал тонкой лапкой, пытаясь привлечь мое внимание. Я посмотрела на него, но нарочно не сдвинулась с места. Он, не выдержав, подорвался и подошел ко мне.

— Солнышко, ты куда в тот раз пропала? — перекрикивая музыку, спросил он.

Уехала трахаться до потери сознания в прямом смысле слова. Я безразлично пожала плечами. Как будто я намерена перед ним отчитываться.

— Пойдем к нам?

Не особо желала общаться с ним и его компанией и развернулась к бару. Спустя несколько коктейлей и море болтовни Антоши, которому мне захотелось с наслаждением двинуть стаканом по лицу, почувствовала устойчивое желание просто забить на все и танцевать. Что, собственно, и сделала, уйдя, не оборачиваясь, на танцпол. Мое тело — музыка, мое сердце — просто биение басов, меня ничего не волнует, и мной ничто не управляет, кроме ритма. Малинин прижался сзади ко мне, и мы поплыли по ритму вместе. В танце он был не так уж и плох. Впереди появился еще один из полузнакомых парней из их компании, и вот мы уже двигались втроем. Руки парней осторожно скользили по моим бокам. Мне неожиданно понравился этот тесный контакт, в котором именно я вела, и у меня была вся власть. Откинулась полностью на Антошу и прижалась задницей к его паху. У него уже стоял, и по телу бывшего одноклассника пробегала дрожь. Он застонал и обхватил меня за талию, зарываясь лицом в мои волосы.

— Детка, ты такая горячая, — пробормотал он мне на ухо, тяжело дыша.

Запустила руки в волосы парня передо мной и притянула его ближе. Потерлась об обоих и засекла, как голубые глаза напротив заволокло дымкой вожделения и рот парня открылся.

— Господи, я сейчас прямо здесь кончу, — простонал Антон и поцеловал меня за ухом.

В этот момент его кто-то дернул сзади и меня крутануло, так как он не сразу сообразил разжать свои руки. Мой локоть больно сжали, и я в гневе обернулась. Черт, то ли я достаточно пьяна, то ли в душе чего-то такого ожидала, но даже не удивилась, когда увидела перед собой Рамзина. Его лицо — просто картина маслом: как выглядит хищный зверь, которого порядком раздраконили.

За его спиной стояли два угрюмых шкафа, способных, наверное, поезд на ходу взглядом остановить.

— Ты сегодня с группой поддержки? — ухмыльнулась я и рванула свою руку.

— Это отныне твоя группа поддержки, Яночка, — ответил Рамзин мне с плотоядной улыбкой.

— Руку отпусти, урод! Я танцую! — дернулась я опять.

— На сегодня уже натанцевалась, дорогая. — И он развернулся и потащил меня к выходу.

Один из амбалов шел впереди, прокладывая нам дорогу в толпе, как чертов ледокол, второй же плыл в фарватере, унимая одним только взглядом тех, кто пырхался предъявить претензии к тому, что был так бесцеремонно отброшен с дороги.

— Да какого хрена! — возмутилась я, как только мы оказались снаружи. — Отпусти меня!

Рамзин молчал и просто шагал к машине. Я попыталась пнуть его по ноге, но алкоголь и координация моих движений не смогли между собой договориться, поэтому я просто потеряла равновесие и практически упала. Рамзин злобно заворчал и подхватил меня. Оставшееся расстояние до машины нес, как мешок, на плече.

— Сука ты! Меня сейчас вырвет! — с угрозой произнесла я. — Хамбец будет твоему костюмчику.

— Поверь, я могу себе позволить еще один.

Он запихнул меня на заднее сидение представительского седана, а оба шкафообразных мужика сели на водительское и переднее пассажирское место.

— Ой, мальчики, я на троих как-то не рассчитывала, — поглумилась я, откидываясь на прохладную кожу сидений. — Че-то не уверена, что потяну.

— Заткнись! — прорычал Рамзин. — Ты что, опять под наркотой?

Он ухватил меня за подбородок и включил свет в салоне. Посмотрел в мои глаза, яростно щурясь.

— Пошел ты! — вырвалась я. — Даже если так и было бы, тебе, на хрен, какое дело? Ты кто такой вообще, чтобы лезть ко мне?

— Еще раз обдолбаешься, я тебя так освежу, что на всю жизнь запомнишь. Поняла?

— Я делаю что хочу! Хочу — кислоту жру, хочу — групповуху устраиваю, и никого это не касается. Понял? — ответила в тон ему.

Рамзин неожиданно стиснул мои ноги, рывком разворачивая, и моя задница соскользнула по сиденью. Я оказалась лежащей на спине, а он придавил меня собой.

— Хочешь быть как следует оттраханной? Так попроси меня. Если будешь достаточно вежливой, я один сделаю это лучше, чем все эти малахольные мальчонки, об которых ты терлась, как шлюха последняя, — и он толкнулся бедрами, давая почувствовать, что уже возбужден до предела.

— Слезь с меня, — я сделала попытку ударить его лбом в лицо и заколотила по спине, стараясь вывернуться.

— Господин Рамзин? — послышался вопросительный голос одного из шкафов.

Это они, типа, за него переживают? Хотят оказать посильную помощь, чтобы усмирить такую страшную меня? Я, мля, собой прямо горжусь!

— Все нормально! Едем домой, — рыкнул Рамзин.

Он с легкостью отстранился, при этом еще больше вжимаясь мне в живот жестким членом, и зафиксировал мои руки, скрутив их одной своей лапищей и придавив к дверце над нашими головами, а потом навалился снова, вцепившись в волосы и обездвижив еще и голову.

— Упырь хренов! — пыхтя, извивалась я. — Что, насилие заводит?

— С тобой — да. Хватит дергаться, тебе силы еще сегодня пригодятся, Яночка, — нагло ухмыльнулся он и впился в мои губы быстрым и сильным поцелуем, молниеносно отпрянув, когда я постаралась его укусить.

— Маленькая злобная сучка, — он крепче сдавил мои волосы, заставляя вскрикнуть и открыть горло, и стал целовать и покусывать подбородок и шею, толкаясь бедрами и тихо рыча. Долбаная зверюга, что играет с едой, прежде чем по-настоящему вонзить свои огромные зубы.

— Если надеешься, что я снова лягу под тебя, то обломайся, этого не будет, — прохрипела я, ощущая, как внутри все неизбежно начало плавиться и сокращаться от его запаха и ленивых, но дико уверенных движений внизу и агрессивных, но нежных ласк рта. Как я ни сжимала зубы, но скрывать то, как менялось мое дыхание, становилось все труднее. А при каждом его толчке в мой живот глубоко внутри прокатывался болезненный спазм мышц, желающих, чтобы он был сейчас там, в ставшей вдруг голодной глубине.

— Ты и так уже лежишь подо мной, — Рамзин прикусил кожу за ухом, и я не смогла остановить дрожи, пробежавшей по телу. — И сколько бы ты ни брыкалась, я знаю, что ты готова раздвинуть ноги, как и когда я прикажу.

— Ага, не сегодня, милый, — ухмыльнулась, я, борясь не столько с ним, сколько с собственным телом. — У меня на этой неделе голова болит. И, кстати, никогда!

— Сильно сказано, Яночка. Но я всегда получаю, что хочу, — и он облизнул укушенное место смачно, с оттягом, наглядно демонстрируя реакцию моего собственного вероломного тела на него. Мне отчаянно захотелось вцепиться в его горло… и облизывать его, возвращая каждое движение его рта, пока его не затрясет так же, как меня.

— А не пошел бы ты, самоуверенный засранец, — вместо этого проговорила я, закрывая глаза, не желая видеть свой личный зверский соблазн так близко. Никогда еще меня так не раздирало от взрывной смеси удушливой ярости и жуткого, просто крышесносного вожделения.

— Пойду. Обязательно. И не один раз. Потерпи только немного до дома. Не особо люблю публичные шоу.

— Насиловать будешь? За это сажают, ты в курсе? А с такой классной задницей, как у тебя, будешь в тюрьме очень популярен, Игореша. Прям звезда будешь. Светло-синяя, — глумилась я, не в силах больше сделать ничего.

— Я бы на твоем месте больше интересовался моим членом. Потому как видеться с ним вы будете часто и подолгу. А о собственной заднице я уж как-нибудь позабочусь.

— Сам? Или кого попросишь? Ты у нас и нашим, и вашим? Разносторонний, мля? — фыркнула я.

Рамзин опустил голову и вдруг резко прикусил мой сосок с пирсингом сквозь ткань. Мое горло сжалось от дикой смеси боли и ослепляющего удовольствия. Голова откинулась, и вскрик вырвался, как я его ни сдерживала.

— Я односторонний, дорогая. Но если будешь много болтать, тебя буду иметь со всех сторон. Хотя… я буду это делать в любом случае.

Я, конечно, не могла смолчать и хотела сказать что-то едкое, но Рамзин практически вломился в мой рот, как варвары врываются в беспомощную уже бывшую крепость, затыкая и целуя, словно карая за мой длинный язык. Больше не отступая и не останавливаясь. Твердо уверенный, что больше не посмею укусить или сделать любую другую подлость. И я действительно не могла. Потому что он реально распинал меня каждым властным рывком языка в глубине моего рта. Его губы твердые, властные, истинно мужские. Он не целовал — засасывал, сжирал меня, топя в себе, подчиняя, с треском ломая выставляемую защиту. Не грубой силой, а упорством, используя против меня мое же собственное тело.

Рамзин на минуту отстранился, давая мне отдышаться, и просто смотрел в мои наверняка ошалевшие от его напора глаза. Давая увидеть в этот краткий момент, что я не одна тут сейчас реально тонула в этом море животной похоти. Поджигая этим окончательно, обращая в пепел то, что еще во мне хотело бороться. Если бы он сказал хоть что-то, я бы опомнилась, собралась с силами и бросилась бы в драку опять. Но он молчал, открывая мне в каждом быстром вдохе, как сам был близок к настоящему безумию. А потом снова атаковал мой рот жадно, требовательно, как будто брал то, что всегда принадлежало ему по праву. И я сдалась. Просто отпустила. Прямо здесь и сейчас, пусть все будет так, как будет.

Почти не осознавала, как мы оказались в той же спальне, что и в прошлый раз. С трудом припоминала только, как запинались на каждом шагу, потому что, вцепившись в меня, мой зверь не желал даже немного разжать свою хватку. Я уже была готова к тому, что Рамзин опять вздернет меня на четвереньки и жестко оттрахает, как в прошлый раз. Но он, похоже, решил, что это будет слишком просто для меня.

Глава 6

Рамзин бросил свою куртку на пол и толкнул меня на кровать спиной. Одной рукой он задрал мой топ, обнажив грудь, и его тяжелый взгляд зацепился за поблескивающий пирсинг в моем правом соске.

— В прошлый раз этого не было, — хрипло буркнул он.

Рамзин расстегнул и стянул с меня джинсы вместе с бельем, но его глаза по-прежнему были прикованы к моему проколотому соску. Что, хищника завораживают блестящие штучки в неожиданных местах? Он наклонился, опираясь на колени между моих ног, и обхватил обе мои груди своими загребущими лапищами, не накрывая сосков. Приподнял и сдвинул, сжимая почти на грани боли.

— Охренительно, — глухо пробормотал он, пожирая взглядом представшую картину.

Черт, меня с моим характером должно просто бесить, что он играет моим телом, как кот с пойманной мышью, примериваясь, с какой стороны лучше начать жрать. Делает что хочет, не спеша, уверенный, что одержал полную победу и может брать что вздумается. Бесить, конечно, должно. Но вместо этого я буквально задыхалась от вожделения просто от того, что наблюдала за его лицом и взглядом. Смотреть на Рамзина, когда он сам был на грани помешательства от похоти, — это ошеломляюще пугало и возбуждало одновременно. Он как стихия, долбаный смерч убийственной силы. Ты реально понимаешь, что он сметет тебя своей сумасшедшей мощью, развеет на частицы, обратит в кучу израненной плоти и разорванной в клочья души, если позволишь ему добраться до тебя. Но и нет такой силы, что поможет мне отвести взгляд и спастись бегством, пока вся эта дикая, никому не подвластная сила обращена на меня одну. Сукин сын, даже если он и разрушает таких, как я, походя, каждый день, почему-то прямо сейчас я себя чувствовала совершенно единственной в своем роде. Пусть и жертвой, но той, от кого не могут оторваться прямо сейчас вожделеющие глаза этого хищника.

Рамзин не раздевался, не целовал меня больше, только водил повсюду своими грубыми пальцами. По моему лбу, щекам, по губам, нажимая и вынуждая приоткрыть рот. По шее, потом минуя мой свернувшийся комом топ вниз. Его прикосновения не легкие и нежные. Он буквально вдавливал пальцы, словно желая вплавиться, проникнуть под кожу и даже глубже. Его глаза следовали за руками, и этот горящий темным голодом взгляд ощущался так же отчетливо, как и движения. Я дышала поверхностно, мои легкие были не в силах захватить больше воздуха под этим прессом его затягивающей меня на незнакомую и опасную территорию гравитации. Взгляд хищника путешествовал ниже на мои ребра и живот, провоцируя содрогаться мои мышцы и покрываться мурашками кожу. Рамзин сел на пятки и, резко вцепившись в мои колени, до предела раздвинул ноги. Это причинило короткую боль, я вскрикнула и попыталась оттолкнуть его руки и вырваться.

Кольцо, которое сегодня я надела на себя сама за столом, зацепилось за ткань его рубашки. Рамзин схватил меня за кисть так, что, казалось, могли треснуть мелкие косточки, и сдернул его с моего пальца, слегка оцарапав кожу.

— Ты совсем одурел? — зашипела я от неприятного жжения в пораненном месте. — Верни кольцо!

— На хрен! — презрительно скривил рот Рамзин и небрежно бросил это дорогущее украшение на прикроватную тумбочку, как ненужный мусор. — На тебе не будет ничего принадлежащего другому мужику, когда я стану тебя трахать.

Надо же, а хищник у меня, видимо, не переносит метки другого собственника.

— Руки подними! — прорычал он по-настоящему угрожающе и глухо, как будто его горло не слишком ему повиновалось. — Положи их над головой и не смей опускать.

Я хотела заорать на него в ответ, стиснуть его глотку. Внутри все клокотало, и глаза буквально затмевало от того, как боролись внутри злость и похоть. Но последняя все же оказалась сильнее. Нет, нет, злость никуда не делась. Она просто отступила и затаилась, готовясь для более подходящего случая и собираясь накопить больше сил. Я подчинилась, медленно подняла руки и опустила их на подушку над моей головой. Физически почувствовала торжество мужчины и позволила ему сейчас быть сильнее и получить, что он хочет. Это не навсегда, так что плевать. Рамзин снова впер свои глаза прямо в центр изнывающей влажности между моими распахнутыми по его прихоти ногами. Он смотрел на мою промежность так, что у меня начали дрожать бедра. Это было нечто непередаваемое. Дикая смесь из самого жгучего и грязного вожделения и настоящего собственнического восхищения, практически обожания, и еще что-то, чему я не знаю названий. Я лежала на спине, голая, истекающая соком, раскрытая для него так, что дальше некуда. А он сидел между моих ног полностью одетый и смотрел. Открыто демонстрировал мне, как может поиметь меня не только своими поцелуями или членом. Даже взглядом. Звуком дыхания. Без единого движения.

Я сжала зубы, не желая признавать этой власти над моим телом, и в этот момент Рамзин опустил голову и с нажимом облизал мой пульсирующий от потребности клитор. Тело прострелило с такой силой, что я заорала и почти зажала его голову бедрами. Но он снова надавил на мои колени, разведя их повелительно. Зверь хотел не только жрать, но и созерцать процесс поглощения.

А потом началось настоящее измывательство, цель которого наверняка была утвердиться в его власти надо мной. Только мне уже на это стало плевать. Все, что я понимала, это то, что этот садисткий ублюдок раз за разом подводил меня к краю и отступал, оставляя извиваться и орать от разочарования. Он то облизывал меня абсолютно бесстыдно, втягивал своим порочным ртом и рычал, заставляя вибрировать все мои внутренности, то отодвигался, едва я оказывалась в одном чертовом сантиметре от оргазма. То мучил своими жесткими пальцами, и я уже не могла сама на них не насаживаться, потому что просто умирала, так сильно нуждаясь в разрядке. То использовал и рот, и руки, вынуждая меня дергаться, извиваться, орать так, что мое горло горело огнем. Я плевалась ругательствами и желала ему самых ужасных мучений, которые только могли сейчас воспроизвести мои плавящиеся мозги. Царапала, жестоко рвала его кожу везде, где могла дотянуться, тянула за волосы, желая, исступленно желая большего. Сука! Жестокий извращенный упырь! Уже отчаявшись, попыталась оттолкнуть его голову и довести себя до финала самостоятельно, но он не позволил мне.

— Ты кончишь, только когда я буду внутри тебя! — прохрипел Рамзин, прижимая мои руки к матрасу.

— Ну так трахни меня уже, сволочь! — Я уже просто не могла быть неподвижной.

— Я решу когда! — измогался Рамзин.

Да чтоб ты сдох! Причем не сразу, а в долгих и изощренных мучениях!

— Я же убью тебя! Ты ведь знаешь, что убью! — почти бредила я, искренне желая это сделать.

— Я позволю тебе попытаться, — ухмыльнулся он у моей полыхающей огнем плоти, и от его резкого выдоха меня пронзила очередная волна болезненного наслаждения, и я изогнулась, бессильно суча пятками по простыням.

Меня трясло, колбасило, крючило, как под напряжением. Вся кожа настолько стала чувствительной, будто меня окунули в кипяток. От каждого легкого касания, еле заметного скольжения мне уже было больно до крика. Пот тек с меня ручьями, и глаза ничего отчетливо уже не видели. Мозг сгорел от перегрузки. Я если и встану с этой постели, то буду слабоумной идиоткой, чертовым овощем. Абсолютно не отдавала себе отчет в том, что творил с моим телом Рамзин, не различала его отдельных прикосновений, потому что любое из них сейчас — это режущий на части экстаз. Совершенно не знала, как вело себя мое тело, потому что оно сейчас было просто ведомо в том танце, в котором ни одно движение не продиктовано разумом. Никогда не смогла бы сказать, орала ли я в голос или шептала еле слышно, потому что связь между осознанным и первобытно вожделеющим сейчас полностью была утеряна для меня. Рамзин наблюдал за каждой моей судорогой, не отводя своих алчных глаз. Впитывал все мои стоны, ругательства и мучения, как гребаный вампирюга пил бы кровь. Жадно, ненасытно, будто ему никогда не будет достаточно. Доведя меня до очередного бритвенно-острого обрыва, он отстранился, и я задрожала уже от потери этого мучительного контакта.

Шуршание одежды — и вот мой мучитель, наконец, на мне. Я услужливо нетерпеливо подняла бедра и ждала его жесткого вторжения. Но мой зверь со мной еще не закончил. Рамзин толкался внутрь медленно, входя только чуть-чуть, и протяжно стонал, отстраняясь. Я смотрела в его лицо и видела, как натянулась и побледнела кожа. Как катились капли пота по его лбу и вискам. Как потяжелели и опустились веки, из-под которых сверкали, обжигая, его глаза, все так же наблюдавшие за моей реакцией. Как сжимались его челюсти, словно он терпел дикую боль.

— Думала, ты садист Рамзин, а ты хренов мазохист, — выдохнула я и обхватила ногами его бедра, желая заставить двигаться глубже и быстрее.

Но это был бы не Рамзин, если бы поддался моему принуждению. Он застонал громче и почти обреченно, но продолжал двигаться невыносимо медленно. Мне казалось, я уже знаю своим чувствительным нутром каждую выпуклую вену на его здоровенном члене. Этот, мать его, рельеф навсегда, скорее всего, теперь впечатан в мой мозг, и даже будучи под кайфом или в полном умате не перепутаю его чертов прибор ни с одним другим. Переплела ноги сильнее и с максимальным усилием толкнулась навстречу. Но эта самолюбивая властная скотина дрожал, хрипел, его член дергался во мне, сводя с ума, но не желал подчиниться и продолжал измываться над нами обоими. Не в состоянии терпеть больше эти пытки, я впилась зубами в его плечо и полоснула ногтями вдоль спины. Укусила сильно, без всяких поблажек и практически смаковала сладковатый вкус его крови. Разве она не должна быть противной, соленой и с запахом и привкусом железа? С настоящим наслаждением облизала плоть, зажатую моими зубами, не ощущая даже намека на отвращение или какую-то неправильность. Рамзин издал какой-то сдавленный рев и, сорвавшись, начал врезаться в меня жестко и до предела. Достаточно было нескольких его движений, и я захлебнулась в своем экстазе. Это было настолько интенсивно, что даже кричать не могла, так сводило спазмами каждую клетку моего тела. Только впивалась еще жестче и зубами, и ногтями, подаваясь ему навстречу столь неистово, будто хотела, чтобы он врос в меня.

Рамзин проталкивался через мой оргазм к своему собственному, вцепившись в мои бедра так, будто, под его пальцами должна лопнуть моя кожа. Его последние толчки были просто сокрушительные, и они растянули мой финал, возвращая пульсирующие волны снова и снова, и, кажется, я уже просто забыла, как дышать, когда мой зверь, наконец захлебнувшись последним отчаянным хрипом, остановился. Его тело содрогнулось надо мной и обрушилось всей тяжестью, продолжая посылать в меня затухающие содрогания.

Черт, вот теперь я точно сдохну от удушья. Потому что все мои мышцы обратились волшебным образом в жидкость, а кости — в резину. Всегда прикалывалась над такими красочными сравнениями в книгах. И вот теперь вынуждена в последние, судя по всему, мгновения моей никчемной жизни признать, что тот, кто это писал, сто пудов, трахался с этим зверюгой. Ну или с кем-то вроде него. Рамзин же перекатился на постель и со стоном поднялся, направляясь в ванную. Везет же всяким упырям. Они способны после такого еще и ходить. У меня же нашлись силы только перевернуться на живот и уткнутся в подушку.

Но, оказалось, упыриная выносливость распространялась гораздо дальше, чем просто хождения после секса. Я уже почти вырубилась, когда матрас прогнулся, и к моей спине прижалось прохладное, мокрое тело. Я возмущенно замычала, и мне захотелось спихнуть мерзавца.

— Отвали, Рамзин! — пробормотала я.

Но эта сволочь, видимо, обожрался виагры, потому что он нагло вклинился, раздвинув мои ноги своими бедрами, и к моей заднице прижался его абсолютно твердокаменный член.

— Даже не думай, вампирюга! — сделала я очередную попытку сбросить его.

— Почему вампирюга? — хмыкнув, спросил он.

— Потому что настоящие люди так быстро не восстанавливаются! — Я хотела двинуть ему локтем, но говнюк прижал меня к постели, снова обездвиживая, и мне оставалось только сотрясать воздух. — Уйди, нечисть!

— Вампир, говоришь…

И эта сексуально озабоченная скотина в прямом смысле слова впился зубами в мой затылок и, пропихнув под меня руки, приподнял мой зад навстречу его наглому вторжению. И в этот раз уже не было никакой медлительности и поддразниваний. Рамзин сразу установил бешеный темп, и его пах врезался в меня с такими громкими шлепками, что их наверняка было слышно всем его соседям. Все мои нервные окончания, еще не успевшие отойти от первого раза, тоже сорвались с места в карьер, без всякого разгона. Вожделение действительно выстрелило в меня сразу же, взлетев до прежней высоты. Рамзин опять зарычал, и это передалось через мой сжатый его зубами затылок прямо в мозг. Это какое-то проклятое безумие, но мои, казалось бы, только что совершенно измотанные и выжатые досуха тело и разум откликнулись на зверские замашки Рамзина так, словно только этого и ожидали всю жизнь. Раньше во время секса, даже самого отличного, у меня всегда было ощущение некой отстраненности. Типа, тебе хорошо, ты наслаждаешься, но все равно отслеживаешь каждое движение и осознаешь каждую свою реакцию. Управляешь, наблюдаешь как бы со стороны. У меня никогда не случалось моментов абсолютной потери контроля. Но почему-то любое взаимодействие с Рамзиным лишало меня способности думать и хоть как-то анализировать и руководить тем, что между нами происходило. Он просто брал, что хотел и как хотел, а я, вопреки всей своей натуре и инстинктам, позволяла ему это и просто сходила с ума, наслаждаясь всем происходящим. В этот раз мой оргазм был коротким, но ослепительно острым, а потом без всякого предупреждения я отключилась.

Глава 7

Еще не размыкая век, я ощутила запах свежести, мыла и дорогого мужского экзотичного парфюма, и матрас дрогнул рядом со мной. Простонав, я перевернулась на спину и открыла глаза. Рамзин сидел рядом со мной на постели и застегивал манжеты на своей белоснежной рубашке. Волосы у него еще были влажными и взъерошенными, а рубашка и ширинка на брюках расстегнуты. Пожалуй, если бы он не раздражал меня до безумия до этого, то стоило его возненавидеть за то, как офигенно свежо и бодро он выглядел после этой ночи, тогда как я чувствовала себя буквально изжеванной. Ага, точнее и не скажешь. Измочалена и замордована здоровенным зверюгой, игравшимся с моим телом в свое удовольствие. Ну ладно, удовольствие было общим, но он сидит сейчас весь из себя такой роскошный и довольный, а я не могу даже определиться, какая мышца в организме болит у меня сильнее остальных. Так что да, Рамзин, я тебя совершенно искренне ненавижу сейчас.

Мужчина уставился на меня своим цепким властным взглядом, пройдясь по всему, что не было прикрыто простыней. Могу поспорить, там было на что посмотреть. К тем отметинам, что он оставил мне в отцовском доме, наверняка добавилась еще масса новых. Хищник не стеснялся помечать территорию, которую этой ночью считал своей, и самое отвратительное, пока это происходило, я с упоением подставлялась под жадный рот и жесткие пальцы.

— Надо пить к чертовой матери бросать, — пробормотала я и сползла с постели. — А то вечно просыпаюсь черт-те где и хрен знает с кем.

О, черт, боль в мышцах — это еще сказка по сравнению с тем, как саднило между ног. Такое чувство, что меня довольно успешно пытались разорвать пополам прошлой ночью. Но я, не позволяя себе стонать вслух, поковыляла в ванную.

— Прикольная походочка, Яночка, — довольно хмыкнув, съязвил Рамзин за моей спиной. — Вызывает такие воспоминания, что хочется завалить тебя обратно и продолжить.

Я, не оборачиваясь, показала ему средний палец.

— Отвали, извращенец!

Как только я воспользовалась унитазом, Рамзин вошел в ванную, оглядывая меня теперь с ног до головы.

— Я вообще-то хотела бы немного уединения, Рамзин. Личное пространство. Слышал о таком? — недовольно заметила я.

— Ну, во-первых, после того, что между нами было, как-то глупо стесняться принимать в моем присутствии душ, тебе не кажется, Ян? А во-вторых, у меня мало времени, а нам нужно серьезно поговорить.

Ну да, и опять «нужно поговорить» — это не предложение диалога, а прямой приказ.

— Если тебя интересует, буду ли я заяву на тебя писать, то расслабься. Не буду. Будем считать, что у нас был сеанс жесткого секса по взаимному согласию. А больше не вижу тем для обсуждения. Так что очень прошу — свали и дай мне спокойно принять душ.

— Нет.

— В смысле «нет»? Воду экономишь, и мне выметаться как есть и мыться дома?

— Прекрати, — раздраженно махнул рукой мужчина. — Ты прекрасно понимаешь, о чем я. Ты можешь пользоваться в этом доме чем угодно, потому что я хочу, чтобы ты осталась тут.

Я остановилась перед навороченной душевой кабиной и посмотрела на мужчину через плечо.

— Рамзин, учись выражаться как-то яснее. «Осталась тут» — что, по-твоему, должно значить? — Я открыла краны и настроила температуру воды.

— Я вроде абсолютно ясно сформулировал свою мысль, Яна. Я очень занятой человек и у меня практически нет времени на ухаживания и так называемые отношения. Но я люблю секс и нуждаюсь в нем регулярно. Поэтому я и предлагаю, обрати внимание на это слово, именно пока предлагаю тебе стать моей постоянной спутницей и любовницей. Со своей стороны обещаю выполнить твой любой каприз в разумных пределах и заботиться обо всех твоих нуждах более чем щедро. В ответ я требую только готовности всегда и везде заниматься сексом, если этого захочу я. Тебе я тоже не собираюсь никогда отказывать. Нужно будет только сказать, и я постараюсь удовлетворять тебя в полной мере. Так же тебе следует понимать, что моя жизнь проходит в частых деловых разъездах по миру, и я хочу, чтобы ты повсюду следовала за мной. И последний, но один из самых важных пунктов состоит в том, что у тебя не будет других мужчин, пока ты со мной.

Я слушала, сохраняя внешнее спокойствие и продолжая мыться, чтобы не выдать своей нервозности. Ну фигасе заявочки с утра пораньше!

— Рамзин, я, по-твоему, кто? — наконец спросила я.

— В каком смысле, Ян?

— В прямом. Я что, хоть в каком-то месте похожа на хренову простушку Золушку, которую должно осчастливить подобное щедрое предложение, Игореша? — Я закрыла воду и вышла из душа. — Думаешь, я побегу за тобой, как голодная собачонка, и буду по команде ноги раздвигать, когда тебе член почесать приспичит, за то, что ты будешь мне бриллиантовые ошейнички покупать и розовую дорогую бибику подаришь? Думаешь, если я захочу мир посмотреть, у меня могут с этим проблемы возникнуть, и ради этого я стану позволять себя трахать во все щели такому, как ты?

— Яна, ты все слишком опошляешь, — в голосе Рамзина недовольство на такую непонятливую меня.

— Я опошляю? Да куда ж дальше можно опошлить твое охренительное завлекательное предложение продать себя по сходной цене? Только знаешь что, Игореша? Тут ты слегка опоздал. — Моя злость на всю ситуацию, проснувшись сейчас, заставляла меня вскипать и перла наружу, желая найти мишень для себя. — Товар снят с торгов! Уже продано, Рамзин! Или забыл вчерашний ужин? «Я другому отдана и буду век ему верна!»

Я, толкнув Рамзина плечом, выскочила из ванной и стала озираться в поисках моей одежды.

— Где мои хреновы шмотки?

Рамзин проигнорировал мой вопрос.

— Ты не выйдешь замуж за Горинского сынка. Так что об этом можешь просто забыть, — невозмутимо продолжил он.

— Типа, ты это будешь решать.

— Я.

— Пошел ты!

— А вот оскорблять тебе меня я позволю только во время секса. От избытка ощущений. В остальное время это делать я бы не советовал.

Будь я более робкой барышней, наверное, обделалась бы от угрозы в его голосе. Но я не такая, и мы это уже проходили.

— Рамзин, ты всерьез думаешь, что даже если я не выйду за Вячика, то стану спать с тобой за дизайнерские тряпки и дорогие побрякушки? Или, типа, право появляться с тобой на людях и быть оттраханной тобой — такой охренительный бонус, что не стоит и думать дважды?

— Нет, я думаю, у тебя, как у любого человека, есть свои желания и мечты. Чего ты хочешь, Яна? Собственный бизнес? Остров? Стать актрисой или певицей? Скажи, и я дам тебе это в обмен на твое присутствие в моей жизни и постели. Есть у тебя то, чего тебе хочется больше всего, Яночка?

Да, есть. Мне хочется встретить в этой жизни друзей, которые не продадут и не обольют за спиной дерьмом. Хочется найти мужчину — такого, что будет любить меня. Просто любить искренне и преданно. В любой момент моей жизни. Не бросит, если заболею, и не сбежит к молоденькой шлюшке, когда стану старше. Не причинит боль, выворачивая наизнанку. Такого, которого я не побоюсь полюбить в ответ. С которым моя душа и сердце будут в безопасности. Того, с кем мне будет спокойно и надежно. Смешно, что такая, как я, может мечтать о подобном? Может, и так. Я циничная, бесчувственная, распущенная и избалованная. И я реально не верю, что люди, способные на неподдельные любовь и дружбу, еще не вымерли. И даже соглашусь с тем, что если они и есть, то я ни хрена не заслуживаю их. Но Рамзин ведь спросил, есть ли что-то, чего бы я НА САМОМ ДЕЛЕ хотела. Так вот при всей своей испорченности и неверии ни во что я ХОЧУ именно этого. Настоящей любви и дружбы.

— Того, чего я хочу, тебе никогда не потянуть, Рамзин, — фыркнула я, возвращаясь из своих лирических мыслей в реальность. — А на меньшее я не согласна. Где мои шмотки? Мне домой надо.

— Яна, я очень богатый, а главное, могущественный человек…

— Поздравляю, — перебила я Рамзина и заглянула в шкаф в поисках своих вещей. — В таком случае чего ты ко мне-то прицепился? Сейчас есть масса контор, которые как раз специализируются на поставке спутников и спутниц для таких состоятельных дядей, как ты. Обратись по адресу, и тебе могут и девственницу подыскать красоты небесной, или тебе больше рабыня сексуальная подойдет, наверное. Вот и таскай ее за собой по всему миру на поводке и трахай, когда вздумается, во все дыхательные и пихательные…

Рамзин дернул меня за руку, разворачивая к себе лицом и впечатывая спиной в зеркальную дверцу шкафа. Я вскрикнула, как от ожога, от контакта холодной гладкой поверхности с моей кожей, и рванулась вперед. Но Рамзин схватил меня за горло и придавил, вынуждая остаться на месте. Передо мной опять разъяренный хищник, которому не выказали достаточного подчинения.

— Если бы я хотел шлюху, любую, Яночка, я бы ее купил. Но так уж вышло, что наши пути чудным образом пересеклись, и теперь я хочу именно тебя. Вот уж не знаю, чем ты меня зацепила, но у меня встает каждый раз, как я о тебе думаю. И по хрен знает какой причине думаю я о тебе часто. Слишком часто. Это мешает мне сосредоточиться на работе, причиняет жуткий дискомфорт и дико отвлекает. Трудно говорить о делах, когда у тебя то и дело каменный стояк и яйца звенят от возбуждения. Поэтому я хочу иметь тебя каждый раз, когда это случается. Надеюсь, тогда это несвойственное мне состояние пройдет довольно быстро. И я предлагаю в последний раз согласиться на это добровольно, без давления и каких-то мер с моей стороны.

— А если нет, что будешь делать, Игореша? На цепь посадишь? Бить станешь, пока не соглашусь! К кровати прикуешь и станешь насиловать, пока не сломаюсь?

Рамзин криво усмехнулся и привалился ко мне своей еще обнаженной грудью. Контраст его обжигающей кожи и стекла за спиной запустили внутри меня медленно нарастающее вращение, то самое, что еще не возбуждение, но уже опасно близко. Я молча уперлась в его плечи руками, хотя прекрасно понимала, что мне его не сдвинуть, пока он сам этого не захочет. Рамзин же склонил голову и прошелся приоткрытым ртом по моему виску, ниже по скуле и обратно, даря в одном этом незамысловатом движении больше ласки, чем я сейчас могла бы принять. Одна его рука по-прежнему была на моем горле. Не сжимая или удерживая насильно. Просто демонстрируя ту силу и власть, что он мог на меня обрушить в любую секунду, захоти он этого. Вторая же рука скользнула по моему животу, протискиваясь между нашими телами, и без всяких затей опустилась между моих ног. Причинив легкую боль, его пальцы погрузились в меня, и я не смогла сдержать всхлипа от того, как умело мужчина нажал на мой клитор, моментально поджигая меня, как чертову лужу бензина.

— Мокрая, — прошептал Рамзин, сводя меня с ума круговыми движениями большого пальца на этом сгустке нервов и оставляя два пальца внутри полностью неподвижными.

— Прекрати это!

— Ты этого не хочешь в самом деле.

Ласкающее вращение ускорилось, заставляя меня трястись и задыхаться, и внутренние мышцы все интенсивней сжимались вокруг этих неподвижных пальцев внутри меня. Рамзин отпустил мою шею и, взял за подбородок, резко поднял мое лицо и втолкнул свой наглый язык в мой приоткрытый от тяжелого дыхания рот. Он стал целовать меня жестко, с его обычным, сминающим любое сопротивление напором. Мои ноги уже дрожали и подгибались, и я знала, что оргазм неизбежен и сопротивляться просто глупо. Я позволила своим рукам вцепиться в его волосы и прижала еще ближе к своим губам, целуя не менее агрессивно и жестко в ответ. Мужчина на долю секунды замер, но потом, словно сорвавшись, глухо застонал и атаковал еще сильнее, мстя мне за потерю контроля. Я терлась об него всем телом и обхватила одной ногой, прижимая ближе. Рука Рамзина резко покинула мое лоно, и он отстранился. Мазнув по моим распухшим приоткрытым губам, одаривая собственной влагой, он опять жадно впился, буквально заглатывая меня. Судорожными дергаными движениями Рамзин расстегнул ширинку, освобождая свой уже пульсирующий член. Схватил меня за ягодицы, оторвал от пола и тут же насадил на себя, выругавшись сквозь зубы и запрокинув голову. Я закричала, ударяясь затылком о твердую поверхность зеркала, впитывая боль и удовольствие от такого безжалостного вторжения. Рамзин так и стоял совершенно неподвижно, откинув голову, тяжело дыша и часто сглатывая, наверное, с минуту. А потом он опустил голову и вперся в меня свирепым сжигающим взглядом и, вжав в зеркало, стал вбивать себя с ошеломляющей силой и яростью в мое тело. Для меня, уже доведенной до кондиции его пальцами, все закончилось очень быстро. Я забилась, распятая и пронзаемая мощными движениями мужчины, который требовал каждым из них всю меня без остатка. Мои ногти располосовали бы снова его спину, хоть немного мстя за полную потерю контроля, не будь на нем рубашки. Боль словно подстегнула его, и Рамзин почти сразу последовал за мной, едва не размазывая меня, врываясь финальными рывками как можно глубже.

— К вопросу о том, придется ли мне хоть когда-то тебя насиловать, — отдышавшись, сипло сказал Рамзин, отпуская меня и тут же разворачивая к зеркалу лицом. На меня смотрели собственные ошалевшие глаза с огромными зрачками, а распухшие от жестоких поцелуев губы были раскрыты, как будто я была такой же ненасытной, как и самец, темной тенью маячивший за моей спиной. Да, может, я могла бы лгать всем вокруг, ему, даже, может, себе потом, когда успокоюсь и спрячу глубоко внутри эту часть истинной себя, что смотрела через мои расширенные зрачки. Но прямо сейчас на меня из зеркала взирало существо, которого я не знала, но от этого оно не было в меньшей степени мною. Рамзин коснулся своим большим пальцем моих припухших губ, вынуждая открыться и давая ощутить запах секса, и медленно повел вниз от подбородка и до самого лона, заставляя снова содрогаться.

— В этом мы совпадаем идеально, Яночка, — пробормотал он, царапая зубами мое плечо. — Остается договориться обо всем остальном.

Глава 8

— Если думаешь, что, затрахав меня до нестояния, ты сможешь заставить меня делать то, чего я не хочу, то раскинь мозгами еще раз. — В этот момент по бедрам потекло. — И какого черта ты не надел эту хренову резинку?

— Ты здорова. Я тоже. И ты на таблетках. Не вижу особой проблемы. Если честно, после этого раза я вообще больше не хочу пользоваться с тобой защитой.

— Откуда ты знаешь про болячки и мои таблетки? — тут же напряглась я.

— Если меня кто-то интересует, то я узнаю о нем или о ней все. В прямом смысле ВСЕ.

— Ты что, как эти психи из триллеров?

— Нет, я просто привык обладать всей информацией, которую можно получить свободно, купить за деньги или добыть любым другим способом.

— Другим — это просто украсть?

— Любым из возможных, — безразлично пожал плечами мужчина, и я почувствовала укол страха.

— Так, ладно, Рамзин, это уже реально не смешно и жутко утомляет. Поиграли и хватит. Верни мою одежду и кольцо, я сваливаю из твоего дурдома, а ты можешь и дальше продолжать тут играть в свои игры с доминированием, или там «монополию», или, не знаю, в любую другую хрень, — уперлась в грудь мужчины и толкнула со своей дороги. С тем же успехом могла упереться в стену.

— Никто здесь не играет, Яночка. Я сделал тебе совершенно конкретное предложение, — Рамзин опустил глаза на мои руки на своей груди и с ухмылкой накрыл их своими ладонями, прижимая плотнее. — Не стесняйся, я люблю пожестче.

Я проигнорировала его попытку поддразнить меня и даже избегала встречаться глазами. Ибо как-то неправильно это на меня действует.

— А я совершенно конкретно отказалась от твоего предложения. Все, конец истории, в этом месте сценария мы расходимся, чтобы не встречаться больше никогда.

— Этот вариант неприемлем. Отрицательный ответ не принимается. — Мужчина все же отстранился, недовольно нахмурившись, и при этом я четко ощутила, что выпадаю прямо сейчас из поля его зрения, и он будто погружается в свои мысли, так, словно и правда с этого момента не собирался более со мной считаться. — Что же, значит, решать все буду я сам. Сейчас я уже опаздываю на встречу с твоим отцом и Гориным. Кольцо я тебе не верну, потому что отдам его этому твоему горе-жениху. А одежда тебе не нужна, потому что ты остаешься здесь ждать меня. По дому можешь ходить и в моем халате.

— Господин Рамзин, если всерьез думаете, что отсутствие каких-то тряпок остановит меня от того, чтобы свалить отсюда на хрен, то вы ни черта не почерпнули из всей той инфы, что нарыли на меня. Я уйду отсюда хоть в твоем халате, хоть вообще голой. И, я думаю, подвезти меня до дому в столь экзотичном виде найдется масса желающих. — Я демонстративно сложила руки на груди, давая понять, насколько серьезно настроена.

Если Рамзин собирал обо мне сведения, в том числе и в интернете, то мои многочисленные пьяные выходки, как, впрочем, и сплетни, многократно их преувеличивающие, вряд ли могли ускользнуть от его внимания. Как и то, что все, даже кто притворялся моими друзьями, считали меня абсолютно безбашенной и бесящейся с жиру и безделья доченькой богатого отца. Мне всегда было тупо поровну на мнение окружающих и на то, как это выглядит со стороны. Даже очень нравилось, что именно такой — на всю голову отмороженной — меня все и воспринимают, не лезут в душу и не предлагают дружбу, соблюдая дистанцию, будто я слегка заразная. По крайней мере, я точно знала, что если кто и приближается, значит, ему чего-то очень сильно от меня нужно. Но сейчас на полвздоха мне вдруг стало жаль, что этот мужчина, посмотрев на все это, воспримет меня так же, как и все остальные. Но это кратковременное помутнение рассудка быстро прошло. Он такой же, как все.

Рамзин прищурился, прибивая меня к месту взглядом. Я сделала то же самое. Скопировала его позу и уставилась в ответ, не обращая внимания, что стояла голая перед ним. Это не то обстоятельство, что могло смутить меня.

— Ладно, — неожиданно покладисто кивнул он и даже криво улыбнулся, будто ему и правда в голову пришла хорошая идея. Хотя у меня он со словом «хорошая» чего-то в одном предложении никак не склеивался. Неспроста это. — Поедешь со мной. Понаблюдаешь за процессом. Тебе это пойдет на пользу. Оценишь на будущее, стоит ли рыпаться.

Что, собственно, он этим хотел сказать? Но пояснений не последовало. Мужчина вышел из комнаты и вернулся через несколько минут с моей одеждой. При этом он говорил с кем-то по телефону.

–…да. Появилось некое обстоятельство. Я опоздаю максимум на полчаса — минут сорок. Да. Благодарен за понимание.

Кто еще умеет говорить слово «благодарен» так, словно делает охренительное одолжение собеседнику?

Рамзин отключился и бросил мои вещи на постель.

— Одевайся и приходи на кухню. Перекусишь и поедем.

— Я курить хочу.

— Не раньше, чем позавтракаешь. Да и вообще ты бросаешь. Терпеть не могу этот запах.

— Ну так не терпи. Я же не навязываюсь, — безразлично пожала плечами.

— Яна, если я говорю, что ты бросишь курить, то так оно и будет. Как, впрочем, и бухать, и глотать всякую хрень. Не сможешь сама — обратимся к специалистам.

— Рамзин, я дрессировке не поддаюсь! Не веришь — у меня спроси, — презрительно фыркнула, направляясь снова в ванную.

— Яночка, результаты зависят от того, кто дрессирует. А я это умею. И ты это проверишь на себе. И привыкай меня звать по имени. А то как-то неудобно между любовниками такие формальности.

— О, да брось ты! То, что мы пару раз перепихнулись, еще не повод для такой интимности, — огрызнулась я.

Рамзин же только безразлично качнул головой, как бы говоря, что никуда я не денусь, и ушел из комнаты. Приведя себя в относительный порядок, я босиком с туфлями в руках тихонько прошлепала мимо кухни, где чем-то гремел Рамзин, прямо к входной двери. Но только для того, чтобы понять, что она заперта. Подергав и повозившись с ручкой, я шепотом выругалась.

— Далеко собралась? — раздался за спиной голос Рамзина.

— Отсель не видать, — ответила, опираясь спиной о непреодолимую преграду. — Дверь открой, маньячила.

— Иди ешь. Мы опаздываем, между прочим, — терпеливо сказал мужчина.

— Да не хочу я есть в такую рань! Меня тошнит еще! — раздраженно выкрикнула я.

— Почему я даже не удивлен? — на лице ни один мускул не дрогнул.

— Любишь сам с собой поговорить?

— Нет, предпочитаю благодарную аудиторию.

— Ну, сейчас ты точно с этим промахнулся.

— Яна, я ненавижу повторять. — Вот теперь хищник явно начал раздражаться. Выбесить кого угодно на пустом месте — это я умею и даже люблю. — Просто зайди, сядь за этот чертов стол и съешь хоть что-то.

Я, конечно, упертая, но устраивать препирательства перед закрытой дверью, тем более с такой не менее упрямой скотиной, как Рамзин, считаю бесперспективным, потому как «упертая» не синоним «тупой». Прошла на кухню и с миной приговоренной к смерти села за стол. Рамзин, хмыкнув, поставил передо мной тарелку с выглядящей для меня неаппетитно фигней из яиц. Похоже, что омлет. Пахнет неплохо, но разве могу я это признать добровольно? Я капризно скривилась.

— Я завтракаю только кофе и бутербродами.

— Учту на будущее. А сейчас ешь, что есть.

— Не буду я эту бурду! — ковыряясь в тарелке, проканючила я.

— Яна! — рявкнул Рамзин так, что посуда задребезжала, но тут же смягчился: — Пожалуйста, не будь ребенком.

— А что ты против детей имеешь, Рамзин? У тебя свои-то есть? Ты вроде уже не юноша.

Неожиданно лицо мужчины помрачнело настолько, что даже мне с моим вечным похеризмом захотелось как следует прикусить себе язык. Рамзин прибил меня к месту таким убийственным взглядом, от которого я чуть не стекла под стол.

— Ешь! Или выметайся из-за стола! — рыкнул он.

Я обиженно уткнулась в тарелку и стала запихивать в себя омлет. На самом деле он был очень вкусным. Последний раз такой готовила мне мама. Рамзин все это время стоял спиной ко мне и с совершенно отсутствующим видом смотрел в окно. Вся его поза сигналила о том, что он сейчас думает или вспоминает о чем-то далеко не самом приятном, и, я бы даже сказала, болезненном.

— Не так уж и плохо, — буркнула я, покончив с едой, и Рамзин заметно вздрогнул, возвращаясь в реальность. — Спасибо, что не дал умереть с голоду.

Мужчина как-то рассеянно улыбнулся, и маска безжалостного и вечно готового ко всему хищника слетела. Всего на пару секунд передо мной стоял совсем другой Рамзин. Все такой же сильный, но еще и немного уязвимый. Просто мужчина с нормальными эмоциями. Тот, кому бывает больно и одиноко. И в этот момент я ощутила себя буквально очарованной этой его стороной. За внешним жестким фасадом мелькнуло на краткий миг что-то завораживающе настоящее, и это ударило меня прямо в центр груди, забираясь в самую глубь. Но хорошего понемножку, и властный зверь вернулся так же быстро, как и отступил.

— Обувайся и поехали, — скомандовал он.

Я подчинилась, бухтя себе под нос, что становлюсь уже какой-то дрессированной зверушкой, на что мой любовник высокомерно хмыкнул. Ну да, радуйся, пока твоя очередь.

На крыльце я все же наконец закурила, с наслаждением заглатывая дым, и с удовольствием наблюдала, как раздраженно на меня поглядывал Рамзин с заднего сидения машины, говоря по телефону. Сегодня нашими сопровождающие опять были два здоровенных амбала, правда, хоть убейте меня, я бы не сказала, те же это, что и вчера, или нет. Видела только, что они косятся на меня немного недоуменно и нервно, чувствуя волны раздражения, исходящие от хозяина. Когда я села в салон, мы немедленно выехали, вливаясь в плотный утренний поток транспорта. Рамзин продолжал висеть на телефоне и на этот раз с кем-то бегло говорил на английском. При этом смотрел он на меня не отрываясь из-под своих чуть опущенных, длинных, густых ресниц. Бабам бы удавиться за такие. И его взгляд снова был наполнен той же степенью голода, будто мы и не трахались почти всю ночь напролет и не добавили с утра пораньше. Он медленно и неприкрыто греховно то проходился по моим припухшим губам, то спускался к груди или бедрам и так же не спеша следовал обратно. И несмотря на то, что у меня ломили и болели все мышцы внутри и снаружи, эта неприкрытая ненасытность, откровенно читаемая в его глазах, пробиралась мне под кожу, как будто это были его наглые, повсюду проникающие пальцы. Усталость и пресыщенность, вроде наполнявшие до краев тело, преображались в новую дрожь зарождающегося желания. Так, словно хотеть этого мужчину должно было стать моим перманентным состоянием. Разумом я с этим была не согласна, но, похоже, моему телу глубоко начхать на это согласие. Его больше устраивало руководство расположившегося рядом мужчины, а не мои запрещающие реагировать на откровенные провокации директивы. Не желая просто сидеть и тупо плавиться чертовой карамельной лужей под наглыми зенками Рамзина, я уставилась на него в ответ. В эту игру можно играть вдвоем. Я приклеилась бесстыдным взглядом к его рту, что сейчас доносил до кого-то, наверное, весьма важную информацию, и заметила, как дрогнули ноздри мужчины. Потом нахально прошлась по его телу, неприлично долго задержавшись на ширинке, где тут же стали происходить некие изменения, и вернулась к глазам, посмотрев из-под ресниц и приоткрыв губы.

Рамзин нажал на отбой.

— Не играй со мной в эти игры, Яночка, — хрипло и угрожающе произнес он.

— А иначе что?

— Мы торопимся, но я наплюю на это и попрошу парней припарковаться у обочины и постоять спиной к машине снаружи, пока мы с тобой не закончим. Но мне так казалось, что для тебя и так немного чересчур, и я по доброте душевной хотел дать тебе до вечера передышку. Но если тебе она не нужна…

— Слушай, Рамзин, а ты помереть раньше времени не боишься от чрезмерной половой активности? Сколько тебе лет-то? Тридцать пять, сорок?

На самом деле он не выглядел даже на тридцать. Может, конечно, здоровый образ жизни и все такое. Вообще-то, мой отец тоже сильно был озадачен своим здоровьем, но возраст-то никуда не денешь. Хотя, надо помнить, что у моего отца была я. Ходячая катастрофа, и заноза в заднице, которая ежедневно пила с него кровь литрами, по его же заверению. Вдруг в этом все дело?

— Если опасаешься, что я слишком стар, чтобы удовлетворять твои сексуальные аппетиты, то расслабься. На тебя у меня здоровья хватит более чем.

— Ну да, опять же, фармацевтическая промышленность вам, мужчинам, в помощь. Чудо-таблетки всякие.

— Яночка, на тебя у меня стоит круглые сутки и без химических чудес. И, думаю, это довольно надолго.

— Это мне льстить должно?

— Ты даже не представляешь насколько.

Блин, вот как может так быть, что хочется увидеть, как голова этого засранца лопнет, как арбуз, от самодовольства, и в то же время внутри все сворачивалось болезненно-сладостным комом, когда на секунду представила, что он прямо сейчас воплотит свою угрозу с незапланированной остановкой в жизнь. Так, дорогая, похоже, правы те, кто тебе уже много лет советуют буйную головушку подлечить. Доигралась ты, Яночка.

— Мальчики, и часто вам так приходится гулять возле машинки, пока босс предается разврату? — переключила я свое внимание на сидящих впереди громил. Но никто на меня не среагировал, и только сука Рамзин нахально ухмыльнулся.

— Они у тебя только по определенной команде говорят? Типа: «О'кей, Гугл, скажи, как мне избавиться от одного ходящего при дневном свете похотливого упыря?»

Рамзин нахмурился и открыл рот, но опять зазвонил его телефон.

— Ненавижу повторяться, но, видимо, пункт о том, когда тебе можно оскорблять меня, а когда этого делать не стоит, придется напомнить тебе гораздо настойчивее, — сказал Рамзин таким тоном, что пословица «повторение — мать учения» заиграла новыми красками.

Я отвернулась к окну, потому как дальнейшие гляделки и взаимные уколы правда могли плохо кончиться. Моя задача сейчас — добраться куда-нибудь и свалить от этого слегка пугающего мужика в закат.

К тому времени, как Рамзин закончил очередные переговоры, я поняла, что мы находимся уже буквально в паре кварталов от отцовского офиса. И это мне не сказать что понравилось.

— Ты что, не шутил по поводу встречи с моим отцом? — насторожилась я.

— А я в тот момент выглядел веселым?

— Слушай, кончай свои еврейские приколы и ответь мне нормально. Зачем тебе встречаться с моим отцом?

— Я бы, конечно, объяснил тебе все, но ты ведь сама настояла на поездке. Так что прояви терпение — и все увидишь сама.

— Иди ты! Я не хотела никуда с тобой ехать. Я просто хотела вернуться домой, ясно?

— Ну, к вопросу о доме данный визит тоже имеет непосредственное отношение.

— Если думаешь, что я стану светиться с тобой на людях, а тем более перед отцом и Гориными, то ты ошибаешься.

— Полагаешь, у тебя есть выбор в этой ситуации, Яночка? Наивная ты чукотская девушка! — пророкотал Рамзин, подаваясь вперед. — А фамилию своего женишка несостоявшегося можешь вообще забыть на веки вечные.

— Рамзин, скажи честно, у тебя какой диагноз? А то мне раньше с настоящими психами спать не случалось, вот и хочу запомнить на будущее. Авось пригодится.

Рамзин выбросил вперед руку так стремительно, что я даже вскрикнуть не успела. Жесткие пальцы впились в затылок, и мое лицо через секунду оказалось в миллиметре от физиономии моего любовника, которая сейчас больше походила на маску взбешенного хищника.

— Поверь, в будущем тебе такая информация не пригодится, — прорычал он и обрушил на мои и без того многострадальные губы один из своих карающих поцелуев.

А я, вместо того, чтобы хотя бы укусить, ответила так же жестко, вцепившись ему в волосы и прижав так, как если бы предотвращала его попытку побега. Рамзин мгновенно разогрелся до миллиона градусов и задрожал, поджигая и меня. Сдавленно застонав, он втащил меня себе на колени, усадив поверх самого натурального куска горячего камня в своих штанах. Я же, совершенно ошалев за считанные секунды и потеряв связь с реальностью, стала тереться об него, не разрывая разносящей все в клочья стихии нашего поцелуя. Бедра мужчины яростно толкались мне навстречу, а руки шарили по телу, забираясь под топ и торопливо расстегивая на мне джинсы. Неожиданно с передних сидений раздалось хоть и тактичное, но достаточно громкое покашливание. Рамзин оторвался от меня и уставился абсолютно пьяными глазами, словно силясь понять, что случилось, и тяжело, хрипло дыша.

Глава 9

— Твою же ж мать! — глухо пробормотал он и буквально спихнул меня с коленей.

На одну секунду выражение его лица стало реально ошарашенным, а потом он снова закрылся.

Я, окинув себя не менее ошалевшим взглядом, была с ним полностью согласна. Что это за хрень вообще с нам творится, стоит только дотронуться друг до друга? Надо это как-то прекращать.

— Дальнейшие указания будут? — невозмутимо пробасил один из амбалов.

Надо же, они все же без команды разговаривать умеют.

— Паркуйтесь и идите с нами, — севшим голосом отдал приказ Рамзин и зыркнул на меня так, будто я воплощение мирового зла.

— Я с тобой туда не пойду, — вспомнила я с чего, собственно, и начался этот… ну, скажем, разговор.

— Не пойдешь — тебя понесут, — Рамзин уже полностью взял себя в руки и звучал опять с ледяным безразличием к мнению окружающих, включая и меня.

— Хочешь устроить сцену прямо в офисе моего отца? — прищурилась я.

— Яночка, это ты у нас специалист по экстравагантным попыткам всячески привлекать к себе внимание. Так что ты мне скажи: нас ждет небольшое шоу, или ты войдешь туда как нормальный цивилизованный человек.

— Я не пытаюсь привлекать к себе внимание, придурок, — мгновенно разозлилась я. — Я просто делаю что хочу и что считаю нужным.

— Вот и я о том же. Может, попробуешь несколько минут повести себя так, будто и другие люди, кроме тебя, имеют хоть какое-то значение. Авось тебе понравится? — презрительно хмыкнул Рамзин.

— Ты меня с собой-то не путай. — Я открыла дверцу и решительно зашагала ко входу.

— Вот и умница, — мурлыкнул зверюга мне прямо в ухо, моментально догоняя.

— Пошел ты, упырь.

— Это уже второе предупреждение.

— Мне надо испугаться?

— Продолжай повышать счет и узнаешь.

Секретарша моего отца Светочка, увидев Рамзина, разулыбалась так, что я испугалась, как бы у нее щеки не треснули. Ладно, ни черта я за нее не испугалась, но чего так скалиться-то? Еще бы на стол легла и ноги раздвинула для окончательной ясности. Но увидев меня и быстро оценив мой внешний вид, как и то, как непозволительно близко для случайного попутчика ко мне стоял Рамзин, она разом скисла.

— Господин Рамзин, вас уже давно ожидают, — сладким голосом сообщила она и тут же совершенно холодно обратилась ко мне: — Ты что-то хотела, Яна? Мне сообщить отцу, что ты здесь?

И снова прошлась по мне неодобрительным взглядом.

— Яночка, пришла со мной. И принесите ей кофе в кабинет. Черный, как она любит, — по-царски распорядился Рамзин и положил на мою поясницу ладонь с растопыренными пальцами, как будто хотел захватить максимум пространства, подталкивая в сторону кабинета.

— Может, ты мне еще на лбу красным маркером напишешь: «Яночка пришла со мной!» — прошипела я. — А то вдруг кто не догадается.

— Если посчитаю нужным, я тебе на лбу собственную печать нататуирую, — даже без тени юмора отозвался этот наглец.

— Подонок! — огрызнулась я.

— Это три, — пожал широкими плечами Рамзин, вталкивая меня в кабинет отца.

А я вспомнила, как напрягаются и перетекают мышцы на этих плечах под гладкой потной кожей, когда он…

— Яна?! Ты-то тут как оказалась? — раздался озадаченный голос моего отца.

Он, как и Горины, поднялся, само собой, приветствуя не меня, болезную, а господина Охренительного Перца за моей спиной. И этот самый господин явно не был настроен ходить вокруг да около. Самодовольно ухмыляясь, он подтолкнул меня к длинному гладкому столу и выдвинул стул.

— Садись, — скомандовал он.

— Сидеть, лежать, стоять… — пробурчала я и заработала раздраженный взгляд отца и напряженно-недоуменный от Вячика.

Опомнившись от нашего с Рамзиным появления, мой жених наконец натянуто улыбнулся мне.

— Привет, — тихо сказал он и попытался протянуть руку, чтобы коснуться моей через стол.

Но ровно на середине пути его поползновение было пресечено господином Рамзиным, который с силой опустил мое помолвочное кольцо строго посередине стола, четко проводя границу допустимого. Вячик растерянно посмотрел на кольцо, потом на мою руку и поднял глаза на Рамзина, стоявшего прямо у меня за спиной. Тот же нагло оскалился ему в ответ и опустил свою нахальную конечность мне на плечо. Ну, прямо зверюга, открыто демонстрирующая, что эта добыча ее, поставив на нее свои лапищи, и делиться она ни с кем не намерена. Я раздраженно дернула плечом, стряхивая с себя его ладонь, но, будто в наказание, теперь обе руки легли на мои плечи, не сильно, но ощутимо удерживая на месте.

— Кхм-м-м, — решил все же разбавить всеобщее недоумение мой отец. — Могу я узнать, что все это, собственно, значит, Игорь?

Я фыркнула.

— А меня спросить не хочешь, пап? Это вроде как мое кольцо, — возмутилась я.

Пальцы на моих плечах сжались, не больно, но достаточно жестко.

— Это означает, что никакой свадьбы не будет, — холодно ответил Рамзин.

— Что? — Вячик подался вперед, и выглядел он взбешенным.

— Свадьбы не будет. Ты передумал жениться и очень рад, что милая девочка Яна с тобой в этом солидарна. И ты больше не будешь ей звонить, писать и вообще общаться или интересоваться ее судьбой, — прямо-таки диктовал Рамзин медленно и с нажимом, словно вещал для тормозов, и каждое слово было похоже на тяжелый камень, который не сдвинуть просто так. — А теперь возьми свое колечко, мальчик, и топай отсюда. Для дальнейших переговоров ты мне без надобности.

Вячик изменился в лице, его глаза перестали сверкать праведным гневом и стали какими-то пустыми. Он послушно взял кольцо со стола, сунул его в карман.

— Прошу прощения, я должен покинуть вас, — как-то механически произнес бывший жених и, рассеянно улыбнувшись, обошел стол и направился к выходу. Но в последний момент он обернулся и посмотрел на меня, провожавшую его офигевшим взглядом. Он моргнул раз, два, будто силясь что-то вспомнить.

— Яна, — пробормотал он и сделал небольшой шаг навстречу.

— Просто уходи! — в голосе Рамзина теперь не просто давление, это прямо какая-то массированная атака, противостоять которой, наверное, не в силах человека. У меня появилось ощущение, что мой позвоночник сплющивает так, как будто земное притяжение усилилось раз в сто. Я, обалдев, открыла рот, даже и не зная, как выразить степень своего возмущения, а Вячик резво развернулся и быстро вышел из кабинета.

— Ну, а теперь продолжим, — будничным тоном сказал Рамзин надо мной, и я посмотрела на онемевших отца и Горина-старшего.

— Да какого хрена тут было? — опомнившись, взвилась я, вырываясь из цепких лап Рамзина и, судя по лицам, выражая общую мысль.

— Яночка, сядь, — бесстрастно кивнул мне мой любовник.

— Иди ты! — вышла из себя я. — Будешь своим псам здоровенным приказывать. Они у тебя идеально дрессированные.

— Это уже четыре, дорогая. И у меня все идеально дрессированные, Яночка. Очень скоро ты сама все увидишь и поймешь.

— Игорь, в самом деле, я бы хотел получить объяснение происходящему, — подал голос мой отец.

— Да! Какого черта тут только что произошло? — возмущенно поддержал его Горин.

Рамзин повернулся к ним и одарил хищной ленивой улыбкой.

— А произошло то, что твоя дочь, Паша, решила, что не готова пока выходить замуж. Она решила взяться за ум и заняться своей карьерой, — Рамзин опять говорил медленно, словно с усилием вталкивая каждое слово в сознание собеседников. — Девочка она молодая, с нестандартным мышлением, хочет посмотреть мир и поучиться жизни.

— Что ты городишь? — я подступила к этому психу и глянула в лицо.

Рамзин же не обратил на меня внимания и продолжил, сконцентрировавшись на замерших отце и Горине, которые внимали ему с сосредоточенными лицами.

— Я предложил Яночке место моего личного помощника, и она с радостью согласилась. Теперь она будет повсюду путешествовать со мной, жить в моих домах и проводить со мной все свое время.

Я нервно рассмеялась и уставилась на отца, ожидая, когда он вежливо, но однозначно пошлет Рамзина куда подальше. Но папа только кивнул, довольно улыбаясь.

— Это просто замечательно! — сказал он. — Я уже и не чаял дождаться, когда ты, доченька, за ум возьмешься.

— Чего?!! — Я, выйдя из себя, с силой толкнула Рамзина в плечо. — Что это еще за цирк?

Мужчина только чуть покачнулся от моего толчка, но спокойно продолжил:

— Больше не будет никаких загулов и пьянок, никаких вечеринок и позорных статей в СМИ и интернете, — монотонно продолжал он, а мой папаша кивал с улыбкой самого счастливого идиота в мире. Только что не прослезился. — Теперь Яночка у нас будет занята работой. Будет сама зарабатывать себе на жизнь. Поэтому, Паша, ты больше не дашь ей ни единой копейки. Даже если она будет рыдать, умолять и заверять, что от этого зависит ее жизнь. Мы поняли друг друга?

— Да, — ответил отец.

— Также в твоем доме для нее больше нет места. Отныне она живет только там, где я скажу.

— Да, — опять повторил мой отец, и мои глаза реально уже полезли из орбит.

— Ты не будешь никогда искать Яну или названивать ей. Она сама будет с тобой связываться и сообщать, что все у нее прекрасно.

Когда мой отец послушно кивнул в третий раз, я поняла, что самое верное решение сейчас — бежать так быстро, как только сумею. Обдумывать увиденное я буду потом, когда смогу соображать адекватно.

Рванувшись от Рамзина, я в два прыжка достигла двери и, распахнув ее, врезалась в твердую, как камень, грудь одного из громил. Тот молниеносным движением перехватил меня поперек тела, с легкостью разворачивая назад. Но я не готова была сдаваться и стала извиваться, как угорь в его захвате, тем более что он не сжимал меня слишком сильно, видимо, опасаясь покалечить.

— Вызывай полицию! — завопила я секретарше Светочке, которая тупо наблюдала за этой картиной, хлопая своими коровьими ресницами.

— Яна, тебе стоит успокоиться, — невозмутимо сказал Рамзин и кивнул амбалу, удерживавшему меня.

Тот просто взял и закрыл мне рот своей лапищей, в которую я без всяких раздумий тут же вонзила зубы, пинаясь изо всех сил. Но мужик оказался хренов терминатор. Он даже не вздрогнул, а я, поверьте, не стеснялась сделать ему больно. Удостоверившись, что рот мне заткнули, Рамзин повернулся к Горину. У меня от злости и страха и бессмысленных барахтаний кровь так грохотала в ушах, что я почти не различала слов, только улавливала ту же самую давящую интонацию в голосе Рамзина, когда он стал промывать мозги Горину. Что-то там про то, как он должен быть счастлив тем, что его сынок избежал этого брака, и что он, то бишь Рамзин, намерен инвестировать в их этот новый проект, и на хрен я никому никуда не упиралась в качестве гарантии. А еще о том, что о моем существовании тоже стоит забыть и не интересоваться, где я и что со мной. Горин тоже послушно кивал в ответ и повторял то, что желал Рамзин, и с каждой секундой мой страх обращался в откровенную панику, мешая дышать и нормально думать. Выходит, какой-то ненормальный просто пришел и раздал всем указания, по сути, забыть, что я есть на белом свете, и теперь я в его руках, и никакой уверенности, что намерения у него добрые, у меня нет. Потому как добрые люди не ходят и не вбивают в мозги остальным любую угодную им хрень. Постойте-ка. Нормальные люди вообще ничего такого не делают, будь они добрые или злые и даже триста раз полоумные! Это абсурд какой-то! Я с ужасом уставилась в широкую спину Рамзина, или кем там он был на самом деле! Будто почувствовав мой взгляд, мужчина повернулся ко мне и улыбнулся лениво и торжествующе. И я забилась в хватке удерживающего меня охранника отчаянно и почти истерично. Рамзин же подошел вплотную и нежно провел пальцами по моей щеке.

— Ну что, поехали домой, МОЙ маленький ураганчик! — И от этой фразы у меня заледенела каждая клетка в теле.

Ну что, Яночка, допрыгалась? Хотела узнать, как это — переспать с властным и загадочным незнакомцем. Ну так наслаждайся, мля, идиотка!

Глава 10

Вот я всегда спрашивала себя, почему это в тупых боевиках показывают, что похитить человека из людного места посреди беда дня — это как два пальца об асфальт. Так вот, исходя из своего свежайшего опыта, заявляю — это гораздо проще. Меня, дочь президента компании, между прочим, умницу и красавицу (по его последнему заявлению) абсолютно без всякого напряга внесли в лифт мимо по-прежнему пребывающей в ступоре папиной секретарши, а потом спокойненько протащили мимо охраны в холле здания. Ни одна сволочь даже не подумала позвонить в полицию или там ФСБ, ну, или кто там громкими похищениями занимается. Потому что, уж поверьте, я была достаточно громкой, хоть рот и оставался зажатым. Хотя бы для приличия кто-то мог поинтересоваться, что, собственно, происходит. Все провожали нас равнодушными взглядами, продолжая свои никчемные делишки. И это при том, что я уж точно не выглядела радостной, извиваясь и брыкаясь, мыча и сопя в зажимающую мой праведный гнев лапищу. Когда меня, надо признать, достаточно бережно впихнули в салон авто, я уже практически выдохлась, поэтому, для того что бы сказать Рамзину все, что я о нем думаю, нужно было отдышаться. Зато эта самодовольная скотина уставился на растрепанную, потную и раскрасневшуюся меня бесстыдным раздевающим взглядом, вызывая непреодолимое желание располосовать его красивую физиономию.

— Знаешь, Яночка, мне так нравится в тебе то, что ты все делаешь страстно. И в сексе, как одержимая, и сопротивляешься так отчаянно, — он наклонился вперед к самому моему лицу. — И это меня охренеть как заводит.

Я замахнулась влепить по его наглой роже, он без труда перехватил мою руку.

— Не стоит начинать прелюдию прямо сейчас, ненасытная ты моя. У нас еще дела, да и перекусить стоит. Потому что когда до постели доберемся, как-то не до этого будет, — Рамзин поцеловал мои пальцы, неотрывно глядя мне в глаза.

И если я и думала вцепиться в этот момент ногтями, куда дотянусь, почему-то сил осуществить замысел не нашлось. От контакта его губ с моей кожей от кисти тут же бодро помчался обжигающий ручей, который, достигнув солнечного сплетения, брызнул во все стороны мгновенным воспоминанием о том, как эти губы ощущались во всех тех местах на моем теле, где им случилось побывать. А случилось, надо сказать, практически везде. Прошлой ночью господин Рамзин проявил завидное рвение в том, чтобы отметиться почти на каждом сантиметре моей кожи. Она тут же обратилась в сплошное средоточие чувственной потребности, а все мои внутренности стали жидкими и потекли между ног под силой тяжести. Я выдернула конечность из захвата и потрясла головой.

— Рамзин, или как тебя там, ты что, думаешь теперь, когда я знаю, что ты какой-то хренов пришелец, то я снова к тебе в постель лягу?

Вот прямо сейчас после всего пережитого я должна однозначно пылать гневом и возмущением. Правильно? Ну или там пребывать в шоке, к примеру. Ну, на самый крайний случай забиться в истерике, ведь так? Совершенно логичный вариант развития событий. Ну уж точно никак не представлять этого загадочного гуманоида, с которым по собственной тупости оказалась в постели, снова голым, потным, с откинутой в экстазе головой и издающим эти потрясающе дикие стоны, когда он загоняет в меня свой член. Но у меня, видимо, стойкое психическое расстройство, или открылась там нимфомания (надо при случае погуглить симптомы), потому что именно обнаженным и содрогающимся в экстазе я его сейчас и вижу, и мое собственное тело презрительно демонстрирует неприличный жест всем моим попыткам призвать его к адекватности.

— Ночью ты меня вампиром окрестила, теперь пришельцем, — ухмыльнулся космолюбовник. — И самое интересное — с вампиром ты вполне себе с удовольствием трахалась, а с пришельцем не можешь?

И такая откровенная издевка в каждом слове, что просто непроизвольно начинаешь шарить ручонками в поисках чего-то увесистого и способного нанести тяжкие телесные повреждения.

— Точно. Я патриот своей планеты. — О чем мы вообще сейчас говорим? Че за, на хрен, дискуссии о межпланетной сексуальной совместимости? — Так что забудь о сексе. Я в детстве достаточно фильмов ужасов смотрела. Не хочу, чтобы через пару дней из меня какая-нибудь тварь вылезла. Я, конечно, дура безмозглая, но инстинкт самосохранения у меня остался.

Надо же, я прямо горжусь этой речью дерзкого, сильно помятого и зажатого в угол земного воробья. Но темные глаза напротив мгновенно могут сбить спесь с кого угодно.

— Вот уж в чем я сомневаюсь, — насмешливо поднял бровь Рамзин. — Это от избытка осмотрительности ты предложила мне перепихнуться, даже имени не спросив?

— Рамзин, если надеешься, что я сейчас зардеюсь и заикаться начну в смущении, то ты офигенски промахнулся! У меня, мля, если и были до этого в организме функции, что за смущение у нормальных людей отвечают, то от страха все вышли уже.

Но какой бы, типа, непробиваемой я ни была, все равно краешком глаза покосилась на охранников — недобровольных свидетелей нашей с Рамзиным битвы сознаний. Ну ладно, не битвы. Он давил, я пока охреневала и уступала. Понятия не имею, как это у вояк там называется. Но нет ничего неизменного, ведь так? И признавать, что пока терплю поражение, я не согласна.

— Я тебе уже говорила… — дерзко оскалившись, продолжила я.

— Да, да, я помню, Яночка. Ты была пьяная и под наркотой, и тебе было плевать с кем. Опуская последнее, что является явным преувеличением, если не сказать откровенной ложью, позволю тебе напомнить, что за любой поступок — не важно, обдуманный или случайный — нужно расплачиваться.

— Поторгуемся?

— Абсолютно исключено. Я — твоя расплата за легкомыслие, так что смирись и просто наслаждайся процессом.

— Я не согласна! — не выдержав, заорала я. — Я на такое не подписывалась!

— Я тоже не горел желанием стать вмиг озабоченным идиотом, у которого то и дело встает при одной мысли о шумоголовой и эгоистичной девке, способной думать только о себе любимой и просаживать отцовские денежки по клубам, тусовкам и бутикам. Но реальность такова, что с той первой ночи я до одурения хочу тебя постоянно. Так что раз предложение о сексе в ту ночь поступило от тебя, тебе и по счетам платить. Хотя я искренне надеюсь, что, если ты будешь мелькать у меня перед носом постоянно, может, так меня достанешь, что мой член договорится наконец с мозгом и перестанет дымить каждый раз, когда я о тебе думаю.

О! Надо же, какая длинная и прочувствованная речь. Вот и что тут скажешь?

Про его вменяемость я спрашивала, так что не стоит, пожалуй, повторяться.

Торговаться этот гуманоид не согласен. Да после его промывания мозгов моему отцу мне и предложить-то особо нечего.

Силовой вариант прорваться с боем… Ага, тоже не то, решила я, покосившись на безмятежных амбалов.

Что мне остается? Правильно, женская хитрость. Жаль что с этим у меня реальный дефицит.

— Слушай, Рамзин…

— Я, по-моему, достаточно внятно попросил тебя называть меня по имени, — нахмурился инопланетный сексуальный террорист.

— Слушай, но мне как-то воспитание не позволяет дядечку в два раза старше себя по имени называть, — похлопала я ресницами.

Рамзин наклонил голову и выразительно посмотрел на меня, давая понять, что думает о моем пресловутом воспитании.

— Поверь, деточка, — ехидно в тон мне ответил он, — это совсем не сложно. Ну, давай, попробуй — И-го-рек.

— Слушай, У-пы-рек, а как насчет того, что мне хотя бы за вещами домой надобно? — Рамзин зарычал, а я ухмыльнулась. Правда, про себя. Сам напросился.

— Твои шмотки тебе доставят, — раздраженно выдохнул он. — А сейчас мы едем есть.

— А что, у нас уже рестораны для внеземных вампирюг имеются? — наигранно встревоженно спросила я.

Телефон Рамзина опять активизировался, и он, одарив меня гневным взглядом, ответил. В этот раз разговор происходил по-немецки. Надо же, Чужой-полиглот. А вот у Ридли Скотта они вообще не разговаривали, только визжали противно и кислотой везде капали. Видно, эволюционировали на земных-то харчах.

Привычка даже внутренне ничего не воспринимать всерьез и близко к сердцу, конечно, помогала мне прямо сейчас не впасть в натуральную истерику от всего происходящего, но я не настолько наивна, чтобы не понимать, что вечно прятаться от ситуации я не смогу. А что собой на данный момент представляет эта ситуация?

Некто господин Рамзин, с которым я имела дурость возжелать ни к чему не обязывающего секса, находясь в легком неадеквате, каким-то образом (надо еще уточнить, случайно или нарочно) появился на пороге отцовского дома. И по какой-то непонятной причине он воспылал ко мне… тьфу!… короче, хочет он меня. И тут надо внести уточнение, что я как бы тоже его хочу. Причем до такой степени, что стоит нам соприкоснутся, и крышу начисто сметает у обоих, и это невзирая на весь тупизм обстоятельств. Далее. Господин Рамзин решил, что наше взаимное притяжение — достаточная причина для того, чтобы присвоить меня себе безвозмездно, то есть даром. И тут начинается самое интересное. Как он сумел вложить Вячику, его отцу и моему папашке нужные мысли? И второй, гораздо более важный вопрос, как это надолго? Что, если спустя время они очнутся, и все будет по-прежнему? Ведь так может быть? Очень даже. Ну, мне бы так очень хотелось. Значит, что я, собственно, делаю? Правильно, я удираю, прячусь и жду, когда Рамзин как-то сам собой рассосется, и все вернется к прежнему состоянию дел. Вот прямо сейчас идея брака с Вячиком стала мне казаться поразительно миленькой.

А вот вникать в то, кто же, мать его, такой этот Рамзин на самом деле мне нисколечки не хотелось. Любопытство и жажда новых впечатлений — это реальное зло. Я вам это как эксперт говорю.

Голос Рамзина стал резким и раздраженным. Он коротко что-то отвечал собеседнику и становился все мрачнее. Наконец, разговор прервался, и мужчина уставился на меня снова так, будто я повинна как минимум в какой-то катастрофе общепланетарного масштаба.

— Обед отменяется. Домой! — коротко рявкнул он охране.

Глава 11

Я отвернулась к окну и пыталась судорожно придумать план побега. Всю дорогу до особняка Рамзин беспрерывно говорил по телефону и меня как будто и вовсе перестал замечать. Побуксовав минут сорок по пробкам, мы въехали снова в уже успевший осточертеть мне двор. Без особых церемоний Игорек вытащил меня из машины и втолкнул в дом. Я пока не возмущалась и не сопротивлялась, решив изображать смирившуюся.

— Мне нужно срочно уехать, — с порога заявил мне он. — Надеюсь, ты найдешь, чем себя занять.

Рамзин, нахмурившись, пошел в глубь дома. Я от нечего делать потащилась следом. Он что, думает, что я удовольствуюсь ролью домашней зверюшки, которую хотят — с собой таскают, а нет — так запирают в четырех стенах?

— Послушай, Игорек… — очень ласково начала я, но в этот момент мужчина так резко остановился, что я влетела в его широкую спину.

Черт, упырь он или инопланетянин, но пахло от него крышесносно. Мое бестолковое тело реагировало на его близость и запах с каждым разом все быстрее и интенсивней. Рамзин же развернулся и, схватив, притиснул к себе, отрывая от пола. Мне ничего не оставалось, кроме как обхватить его мускулистую шею руками. Ну ладно, дело не в необходимости, это и правда было приятно. Рамзин же потянул за волосы, вынуждая откинуть голову и открывая себе доступ к моему горлу. Дурацкая манера, но удивительно возбуждающе действует. Хотя, наверное, попытайся кто-то дернуть меня за волосы раньше, я бы глаза выцарапала.

— Яночка, а ты, оказывается, быстро учишься, детка, — насмешливо прошептал он у моего горла и лизнул нежную кожу. — Это очень радует.

Еще плотнее притиснув меня к себе, он вдавился уже очень даже твердой своей «радостью» в мой живот. И как бы мне ни хотелось возмутиться и нахамить ему в очередной раз, это было желание остатков работающего мозга. Потому что тело тут же содрогнулось в его руках, включаясь в режим алчного вожделения от первого же контакта. Прям уже начинаю ненавидеть себя за то, что так на этого мужчину реагирую. Так, словно остаюсь в секунду не только обнаженной перед ним, но и беззащитной, будто без кожи. Может, это тоже какие-то его фокусы? Надо будет разобраться… чуть позже. Сейчас, когда губы и язык Рамзина жадно ласкали мою шею и подбородок, я не слишком хорошо могла соображать.

— У меня ни хрена нет сейчас на это времени, — гневно пробормотал Рамзин, но при этом не только не оторвался, а, наоборот, развернулся и припечатал меня к ближайшей стене, позволяя своему рту и рукам стать еще настойчивей и требовательней.

Выпустив волосы, он бесцеремонно сунул руку под топ и сграбастал грудь, и его лицо исказилось как от боли, когда я не смогла удержать стона, вильнув бедрами ему навстречу. Забыв о том, что должна злиться, я теперь сама присосалась ртом к дергающемуся горлу мужчины, облизывая и прикусывая солоноватую кожу и упиваясь запахом его растущего возбуждения. Рамзин издал один из этих своих низких, почти нечеловеческих звуков, которые так взрывали все мое нутро, и откинул голову, подставляясь еще больше. Его бедра рванулись, толкаясь еще жестче, а ладони на груди и на ягодице сжались, вызывая у меня прямо-таки скулеж от покатившейся жаркой волны. Рамзин поглотил этот звук, захватывая мой рот одним из своих атакующих, властных поцелуев. Никогда у меня не было партнера, способного такое творить одним только поцелуем. Он вторгался языком в мой рот нагло, подавляя, не оставляя и тени сомнения в том, что это его территория, и он здесь будет творить все, что захочет. Это был не поцелуй, а полноценный гребаный оральный половой акт, и он вел в нем, не давая ни сантиметра пространства для сомнения или отступления, ни глотка свободного от него воздуха.

— Хочу тебя, — яростно зарычал Рамзин, отрываясь. — Хочу прямо сейчас.

Он задрал мой топ, обнажая грудь и, согнувшись, втянул проколотый сосок. Пирсинг звякнул о его зубы, и меня выгнуло, когда они не больно, но ощутимо сомкнулись вокруг чувствительной плоти. И опять, опустив глаза, я нарвалась на его пристальный взгляд. Рамзин ловил каждый мой прерывистый всхлип, каждый стон и судорогу теряющего контроль тела. Втягивал это в себя, как в черную дыру, неистово, алчно, поглощая без остатка и не оставляя ничего на потом. Я мгновенно взмокла повсюду. Кожу покрыла испарина, а между ног открыли чертов кран. Измучив одну мою грудь, Рамзин переключился на вторую, заставляя меня извиваться у стены, на которой он меня почти распял, и сдавленно ругаться. Не в состоянии просто стоять и терпеть это атаку, я обхватила его член через ткань брюк, и он мощно содрогнулся в моей ладони. Ощущать эту живую, пульсирующую тяжесть в своем захвате было одуряюще приятно. Рамзин издал гневный глухой вскрик, на секунду закрыл глаза, зашипел и вдавился в мою руку, но потом, будто озлившись, отпихнул ее, лишая крохотного контроля над происходящим.

— Стой спокойно! — угрожающе рыкнул он и, отстранившись, развернул лицом к стене и приказал: — Руки на стену!

Ну кто мне скажет, как так получается, что, с одной стороны, я вся киплю от желания заорать, чтобы шел он куда подальше со своими приказами, но при этом другую часть моей натуры просто колбасит и сворачивает узлом от нетерпения подчиниться ему. Утыкаюсь лбом в стену и сжимаю кулаки, борюсь с самой собой.

Руки Рамзина на моем животе. Он расстегнул мои джинсы и с силой стянул их вниз. Раскаленный язык и зубы прошлись по моему позвоночнику, и я податливо и требовательно выгибалась под ними, то ли убегая, то ли подставляясь. Губы моего любовника обожгли ягодицы. Рамзин стоял позади меня на коленях и буквально пожирал мою плоть. Его нахальные пальцы проникли между ног, и я подалась им навстречу, потому что внутри уже все болезненно скручивалось от тянущей пустоты. Ощутив на ладони мою влагу, Рамзин резко выдохнул и, заворчав, как голодный зверь, впился зубами в мою ягодицу, и я дернулась и закричала. Внизу все свело неумолимым спазмом, и мои ладони покорно уперлись в стену. Мышцы живота трясла неконтролируемая дрожь, стекая ниже на бедра и ноги, которые не знамо как еще меня держали. Пальцы Рамзина скользили по моим складкам, изощренно дразня, но в издевке не касались самого главного, вынимая из меня душу.

— Сукин ты сын, дай мне кончить! — прохрипела я сквозь сжатые зубы и стала извиваться, тщетно ловя прикосновение этих жестоких пальцев.

В этот момент раздалась мелодия сотового Рамзина, и в тишине дома, где единственные звуки — это мои стоны и наше дыхание, она показалась просто оглушающей. Руки и губы Рамзина замерли, а потом он, выругавшись, отстранился и поднялся на ноги.

— Твою ж мать, — яростно прорычал он. — Я же сказал, что у меня нет на это сейчас времени!

Я развернулась и изумленно поглядела на него. Рамзин снова смотрел на меня с неприкрытой злостью. Я стояла перед ним с задранным на шею топом и со спущенными до колен джинсами, и сделал это он, и я еще в чем-то провинилась? Мое дыхание никак не хотело возвращаться в норму, да и сам Рамзин глотал воздух открытым ртом, продолжая, несмотря на свои слова, шарить по моему телу неистово-голодным взглядом.

— Оденься, черт возьми! — рявкнул он.

— Это, между прочим, не я начала, Рамзин. И не я себя раздевала! — мгновенно придя в бешенство, проорала я в ответ.

— Наплевать! Просто заткнись и приведи в порядок эти хреновы шмотки, — и он крутанулся на месте и почти побежал по лестнице вверх.

— Да ты мало того, что долбаный пришелец, так еще и больной на всю голову! — прокричала я ему в спину. Рамзин ничего не ответил, и я услышала, как лязгнула какая-то дверь наверху.

Возвращая одежду на место, я невольно зашипела от того, как чувствительна была кожа, а прикосновение ткани к соскам заставляло сжимать зубы и вздрагивать. Низ живота тянуло от неутоленного желания, а руки и ноги тряслись и плохо слушались.

— Боже, ну ты, Рамзин, и козел, — пробормотала я. — Причем редкой обломинской породы.

Поднялась наверх и подергала ручку железной двери, которая реально напоминала сейфовую. Она оказалась заперта. Пнула ее, вкладывая всю злость, и поморщилась от боли.

— Рамзин, скотина!

— Чего тебе, Яна? — откликнулся он с той стороны, и я прислушалась. Что-то там гремело и звякало.

— Я хотела сказать, раз уж ты уезжаешь, может, хватит этого цирка, и я тоже домой поеду?

— Нет, — последовал короткий ответ.

— Ну зачем мне тут торчать, пока тебя нет? — я скривилась от необходимости унижаться до уговоров, но старалась звучать миролюбиво.

Хотя прямо сейчас больше всего хотела лупить по самодовольной роже этого инопланетянина-садиста чем-то тяжелым.

— Я же могу потом вернуться, если ты, конечно, не решишь, что я тебе на фиг не сдалась. — О, блин, посмотрите, я сама любезность. — Тогда и продолжим наши ролевые игры. Можем даже сценарий поменять. А то меня эти твои «стоять-кончать» изрядно задолбали.

— Нет! — И дверь открылась.

Не дав заглянуть мне себе за спину, мужчина шагнул наружу, тесня меня, и тут же захлопнул дверь. Я удивленно заморгала, разглядывая Рамзина в совершенно новом облике. Костюм и белоснежная рубашка исчезли. Теперь на нем был камуфлированный комбинезон, в разводах серо-голубых оттенков, как у НАТОвских вояк. На одежке масса карманов и креплений, и сейчас все они были туго чем-то набиты. На поясе у Рамзина болталась пара небольших штучек, которые я опознала как мини-арбалеты. В руке у него явно тяжелая сумка. Что это все должно значить? Почти не глядя на меня, мужчина прошел к лестнице, и я вынуждена была бежать, чтобы успевать за ним. От такой его метаморфозы я забыла злиться и только глазела на то, как подчеркивала эта одежда и ширину его плеч, и офигительную форму упругой задницы. Охренеть! Если в костюме Рамзин был невозможно сексуален, то в этом камуфляже и со всеми этими воинственными штуками он просто сражал наповал. Поздравляю, Яна, ты озабоченная идиотка! Тоже мне, открытие. Ну ради Бога, давайте все спишем на Стокгольмский синдром, а я тут вообще не причем.

— Рамзин, ты, случайно, не собрался нашу планету завоевывать со всем этим барахлом? — Я неслась за ним к входной двери, поражаясь, как изменилось и его лицо, и даже сама манера движений.

— А что, хочешь проявить чудеса героизма и помешать мне? — даже не оборачиваясь, бросил он.

— Да хрен с тобой, Чингачгук Большой Змей! Делай что хочешь, только мне дай уйти на все четыре стороны. А дальше хоть войну миров тут устраивай — дело хозяйское.

Но, похоже, слушать меня уже никто не намеревался. Если раньше Рамзин был расслабленно-вальяжным, как сытый хищник, который при этом продолжает контролировать каждое движение в окружающем пространстве, то теперь от него буквально излучалась жесткая энергия. Движения скупые, предельно собранные, устрашающе грациозные. Ни за что бы на свете я не хотела быть его целью прямо сейчас. Да ладно, берите выше. Вообще никогда! Потому что в смертоносности этого мужчины сейчас усомнился бы только слепой. Да и тот бы, наверное, уловил эти волны угрозы, щедро наполнявшие воздух. Они были как терпко-горький вкус, который ощущался на языке. Причем не нужно напрягать извилины, чтобы понять, что их цель — не устрашение. Нет, это не было пустой наглядной демонстрацией силы. Эта была чистая сила, готовая уничтожать без пощады и всяких предупреждений. Как оружие: холодное сочетание совершенных притертых деталей, идеально пристрелянное, смазанное и уже снятое с предохранителя. Просто ожидающее, когда в прицел попадет нужная цель.

Наверное, у меня все же какой-то дефект там, где должен находиться инстинкт самосохранения. Ведь, увидев Рамзина таким, как сейчас, и со всеми этими смертоносными штуками, мне следовало бы забиться в какой-нибудь угол и не отсвечивать. Но почему-то я была уверена, что ни грамма этой сжатой в пружину угрозы не направлено на меня. А пугаться без причины я почему-то не умею.

— Рамзин, черт возьми, ты можешь мне хоть что-то объяснить? — дернула я его за рукав, и мужчина обернулся.

Он смотрел на меня, нахмурившись, мрачно и сосредоточенно, будто был уже совсем не здесь, а я как назойливая муха отвлекала его.

— Когда вернусь — не знаю. Из дома тебе не выйти, можешь и не пытаться. Охрана привезет тебе вещи и еду. Если что-то нужно, просто сообщай им, — он говорил, чеканя каждое слово, как обычно отдавая приказы, а не ведя диалог. — Чем занять себя, найди сама. Дом, кстати, поджигать не советую. Охрана тебя не выпустит в любом случае.

Развернувшись, он вышел, захлопнув у меня перед носом дверь.

— Ну и пошел ты, Рамзин, — стукнула я кулаком по равнодушному железу. — Еще посмотрим, как я отсюда не выйду!

Из-за двери послышался звук двигателя, и мой паранормальный любовник изволил меня покинуть. Я тоже не намерена была здесь задерживаться. Метнувшись к кухонному окну, я стала рассматривать двор. Проводив Рамзина, оба охранника вернулись к дому, и я услышала, что где-то хлопнула дверь. Видимо, у охраны было собственное помещение. Конечно, выбираться через окно кухни я не собиралась. Зачем же так откровенно палиться?

Слава богу, из отцовского дома мне как только ни приходилось выбираться, обходя бесконечные домашние аресты за реальные и мнимые косяки. Ну, хотя признаю, мнимых было все же ничтожное количество. Но не о том сейчас.

Поднявшись на второй этаж, вошла в первую попавшуюся дверь. Это была библиотека со множеством шкафов, очень искусно стилизованных под старину. Посредине помещения стоял рабочий стол и глубокое удобное кресло, у стены еще пара кресел и даже симпатичная кушетка. Все идеально выдержанное в одном стиле, красивое и, несомненно, жутко дорогое. Окна здесь были огромными.

Пройдя по мягкому, поглощающему звуки шагов ковру, я выглянула наружу. Прямо под окном козырек, и не было понятно, что под ним и удастся ли без проблем спуститься. Придется выбираться наружу и смотреть по ситуации. Я сбегала вниз за своей сумкой и туфлями. Стараясь производить минимум шума, я повернула запирающий механизм окна и открыла его. Подалось оно с легкостью, не издав ни малейшего звука.

— Ну, прощай, космический инкуб! — хмыкнула я и, сев на подоконник, повернулась, спуская ноги.

Глава 12

И в следующий момент очутилась лежащей на спине, изумленно пялясь в потолок. Похоже, я просто упала. Приземляться на мягкий ковер было не слишком больно, но все же чувствительно. Поднявшись с почти старческим кряхтением, я недоуменно прислушалась к своему самочувствию. Как это вышло, что я упала и даже не знаю как? Неужто Рамзин довел меня до каких-то провалов сознания. С него станется с его-то ненасытностью.

Вернулась к подоконнику и в этот раз, когда попыталась сунуться в окно, ощутила некую тугую волну уже сразу в проеме. Так, словно там была натянута невидимая мембрана. Она была вроде мягкой и податливой поначалу, но стоило нажать сильнее, и она жестко пружинила, отталкивая меня обратно.

Озадачившись, я толкнула ее еще раз и еще, но с каждым разом она будто становилась жестче. Распсиховавшись, я схватила со стола какую-то декоративную фигню и швырнула в эту упрямую заразу. И едва увернулась, когда тяжелая вещица полетела обратно, как выпущенная из невидимой пращи. Пролетая, она сшибла со стола изящную лампу, которая наверняка стоила кучу денег. Я обошла стол и посмотрела на последствия своих диверсионных действий. Черт, жалко. Лампа была красивая и к тому же не виновата, что хозяин дома такой мудак.

— Сам напросился, — буркнула я, задвигая ногой осколки под стол.

Я тут убирать не нанималась, между прочим.

В течение следующего часа я обошла все комнаты, в которые смогла попасть. То есть открытыми оказались все двери, кроме той одной, сейфовой. Сразу вспомнилась сказочка про Синюю Бороду.

— Ну да, там у него, может, не только всякие мужские игрушки, а еще и другие, такие, как ты, идиотки. Лежат там себе в криогенной заморозке, глаз этому упырю радуют, — бормотала я себе под нос, не оставляя попыток прорваться через очередное окно.

По дому уже вовсю гулял сквозняк, трепля изысканные гардины, потому что закрыть окна я не потрудилась, когда входная дверь хлопнула.

— Госпожа Крамер? — послышался басовитый голос из предбанника.

К этому времени я сидела по-турецки посреди здоровенной гостиной на первом этаже и с неизбывной тоской взирала на распахнутые и тут окна. Вошел один из амбалов и окинул взглядом окружающую обстановку. В руках у него было множество пакетов с логотипом одного из дорогих супермаркетов.

— Продукты доставили, — сообщил он мне.

— И что, по-твоему, я должна с ними делать? — злобно спросила я. Кого-то же нужно сделать крайним в моем полнейшем фиаско с побегом. Почему не его, раз больше тут никого?

Мужчина опустил взгляд и как-то неуверенно пожал плечами. Нет, руки, у меня, конечно, не из задницы выросли, но, если честно, последний раз я готовила, еще когда мама была жива и лежала в больнице и уже было известно, что она оттуда не выйдет. Я тогда несколько месяцев была предоставлена сама себе. За мной присматривала соседка, баба Нина, пока папаня не вспомнил, что я вроде как несовершеннолетняя и стоит, типа, обо мне позаботиться. Что он и сделал в свойственной ему чуткой манере. Сразу с кладбища меня его личный помощник отвез в аэропорт, и к вечеру я уже предстала перед пытающейся со мной сюсюкать, как с умственно отсталой, Эллочкой-людоедкой. Само собой, что у нас как-то сразу не заладилось, так как я ведь почти всегда говорю, что думаю. Собственно, промучившись со мной месяцок и задолбавшись с ментами ловить меня по подворотням в дурных компаниях, папа и счел необходимым сослать меня в частную школу.

Это было внешне чрезвычайно благообразное учебное заведение, пребывание в котором стоило кучу бабок. Но по сути это была изысканная тюрьма для таких, как я, — деток из богатых семей, у чьих родителей не было либо мозгов, либо времени и желания самостоятельно делать из своих отпрысков нормальных людей. Так что общество там подобралось то еще. Конечно, физического насилия там не допускали. За те деньги, что отваливали предки, за этим следили отменно. Но это не мешало устраивать натуральную психологическую травлю любому, кто хоть как-то показывал слабину. Так что, послав меня в это чудное учебное заведение для укрощения моего слишком буйного нрава, отец добился полностью противоположного результата. Я научилась быть циничной и упертой и на любую попытку сблизиться или задеть отвечать таким хлестким ударом, чтобы больше сунуться и в голову не пришло. А еще там был красивый мальчик Андрюша, сынок одного нефтяного магната, который романтично и настойчиво ухаживал за мной почти полгода. А на следующий день после того, как я потеряла свою девственность, он демонстрировал презерватив с кровью всем желающим и рассказывал, как наконец на спор уложил на спину такую неприступную сучку, как Яна Крамер. Плакать я не стала, хотя, видит Бог, больно было так, что впору вздернуться. Зато яйца Андрюшеньки долго помнили незабываемую встречу с моим коленом, и на следующий день ублюдку нечего было надеть, потому что я превратила его дизайнерские тряпки… ну, собственно, в тряпки. Мелко, конечно, но зато как приятно, потому как красиво прикинуться мальчик очень любил. До сих пор от воспоминания, как он визжал и убивался над своим эксклюзивным барахлом, хочется злобно улыбаться. Ладно, это к делу о продуктах никак не относится. Просто говорит о том, что мой последний кулинарный опыт был довольно давно. Потому что, когда я вернулась после школы в дом отца, до кухни меня тоже не допускали. Эллочке до визга хотелось демонстрировать окружающим свой роскошный образ жизни, поэтому у нас работали аж два повара.

Охранник внимательно смотрел на меня, и впервые я заметила нечто вроде глубоко спрятанного интереса в его бесстрастном взгляде.

— Здесь есть и готовые блюда, — наконец счел нужным сообщить он и, развернувшись, пошел на кухню.

Мне, конечно, хотелось изобразить гордую пленницу, которая отказывается от пищи в знак протеста против инопланетного вторжения. Но желудок взвыл, когда до меня сквозняком донесло вкусные запахи, да и Рамзина тут не было. Так что чего протестовать, когда нет главного зрителя?

Я поднялась и поплелась на кухню.

— Я заказал на всякий случай и мясные, и вегетарианские блюда, — сообщил амбал, довольно шустро орудующий на кухне. — Хозяин не сообщил о ваших предпочтениях, так что я подстраховался.

На столе появилось множество пластиковых контейнеров с едой, и у меня прямо голова закружилась от голода. Я выбрала какой-то салат с морепродуктами и, отыскав вилку, уселась и вскрыла емкость. Охранник поставил передо мной тарелку, но я хмыкнула и стала есть прямо из упаковки, демонстрируя свой суверенитет от всяких там, и пристально на него пялилась. В принципе, амбал оказался при ближайшем рассмотрении довольно симпатичным парнем, с простоватым, но не глупым лицом. Правда, на мой взгляд, ну уж слишком мускулистым. Как-то чересчур здоровым.

— Хотите что-то попить? — вежливо спросил он.

Я кивнула.

— Воду, сок? Может, вино?

— Предлагаешь нажраться с горя, пока Рамзин не вернулся? — хмыкнула я, но ответом мне был только непроницаемый взгляд.

— Если вам больше ничего не нужно… — встал он прямо рядом со столом.

— Как тебя зовут? — полюбопытствовала я.

А что, может, разжалобить охранника и сбежать? В кино-то это срабатывает.

— Александр, госпожа Крамер, — опять высшая степень холодной вежливости.

— Слушай, Саша, может, составишь мне компанию? Ненавижу есть в одиночестве. И не мог бы ты называть меня Яной? — я состроила несчастную мордашку и похлопала ресничками.

— Это абсолютно исключено, — парень строго сверкнул на меня глазами.

Может, нужно было сразу раздеться, тогда бы сработало?

— Что исключено? — невинно поинтересовалась я.

— И компания, и подобная фамильярность, — он опустил глаза, вроде как извиняясь.

Надо же, какие мы гордые.

— Я что, тебе настолько не нравлюсь? — прижала я ладошку к разбитому сердцу, и тут взгляд наткнулся на след моего укуса на его руке. Вот засада. — Кстати, извини. Я не хотела причинить тебе боль.

А вот это уже откровенное вранье. Да только попробуй докажи, когда у меня глаза такие честные.

— Мне не больно. И вы красивая девушка и не можете не нравиться мужчине, у которого есть глаза. Но хозяин будет недоволен, если я проведу с вами наедине больше времени, чем это необходимо для обеспечения ваших нужд.

Вот теперь я уже точно видела все признаки смущения.

— Хм-м. А если я остро нуждаюсь в компании? В карты там поиграть или просто телек посмотреть? Это считается? — решила уточнить я.

— Если мы вам действительно понадобимся, в каждой комнате есть кнопка вызова. А теперь прошу прощения, но я должен идти.

Да уж, Яна, как переговорщик ты явно провалилась.

И он и правда быстро ретировался. Но перед этим я слышала, что он прошелся по дому и закрыл все окна.

В следующие часы я вынуждена была смириться с тем, что покинуть дом мне не удастся. На всех окнах, даже на чердаке и подвальных стояла эта странная невидимая преграда. Входная же дверь не поддавалась моим попыткам вскрыть ее изнутри, даже несмотря на то, что я пробовала расковырять замок всеми найденными предметами типа ножей, вилок и прочей кухонной утвари, поминая матерными словами тех, кто сделал его таким качественным. Так что мне только и оставалось, что сесть на прохладном полу перед входной дверью и горевать, что и слесарь из меня никакой. Но это занятие мне быстро наскучило, и поэтому я стала бродить по дому, изучая обстановку уже более тщательно.

Повсюду ощущалась рука хорошего дизайнера, но при этом весь интерьер был каким-то безликим и необжитым. Так, как если бы дом со всем, что внутри, купили совсем недавно или, может, жили тут не часто. Личные вещи только в той спальне, где мы кувыркались с Рамзиным, в остальных — практически пустые шкафы со стандартных набором полотенец, банных халатов, причем ни разу не использованных. В ванных — невскрытые флаконы дорогих шампуней и гелей на выбор, новые зубные щетки, бритвы. В тумбочках — целые упаковки презервативов и салфеток. Ни фотографий, ни каких-то чисто личных мелочей, делающих дом домом, а не просто пристанищем на ночь. Короче, как картинки в глянцевых журналах — все супер идеально, но при этом обезличено, лишено отпечатка характера хозяина. Еще тут не было ни телефонов, ни компьютера, ни ноутбука. Мой собственный телефон тоже, ясное дело, исчез, так что возможности как-то связаться с внешним миром, кроме как встать в окне и махать флажками в надежде, что меня заметят с какого-нибудь пролетающего вертолета, не представлялось. Был, конечно, огромный телевизор в спальне у Рамзина и почти такие же в остальных. Но способа связаться через телек я не знаю. Устав слоняться, я сходила в душ, еще поела, поискала то самое вино, что сулил мне охранник Саша. Но бар был совершенно пуст, не считая разных видов газировки.

— Ты предусмотрительная хитрозадая, деспотическая скотина, Рамзин, — сказала, закрывая дверцу бара.

Даже напиться с горя не судьба. Я вернулась в спальню и, включив телевизор, стала переключать каналы, размышляя, как умудрилась встрять в такое. То есть я, естественно, знаю как, но почему именно я? Потому что дура! Вот единственно приходящий на ум ответ. Ну а с другой стороны, в мире хреново количество людей, обремененных еще меньшим количеством интеллекта, чем у меня, и ничего, живут себе, и всякие там инопланетные сексуальные агрессоры им на пути не попадаются. Выходит, это все мое личное потрясающее везение. Уснула, даже и не поняв когда. Проснулась глубокой ночью. Телевизор что-то вещал, рядом пусто. Выключила и снова заснула.

Утром выяснилось, что тираническая скотина Рамзин так и не объявился. Вот интересно знать, на какой хрен мужику похищать девушку, запирать ее у себя в доме, а потом самому сваливать в «прекрасное далеко»? Разве это не нарушение какого-нибудь кодекса похитителей? Не положено ему разве торчать тут, выносить мне мозг всякими там психологическими штуками, чтобы сломить мою волю к свободе или на крайняк гнусно домогаться? Нет, я по Рамзину нисколько не скучала, вообще ничуть. Просто не привыкла как-то последние годы находиться так долго в изоляции. Наоборот, моя жизнь практически полностью протекала на публике, в которой я, конечно, не то чтобы нуждалась. Но как-то уже прямо начинало ломать. Утром меня навестил другой охранник, но с ним я и разговаривать не стала пытаться. Это был мужчина постарше, и с первого же взгляда я поняла, что через эту груду мускулов не достучаться ни до сердца, ни до мозга. Тем более я не особо-то и умела это делать. Весь день опять прошел в бесцельных шатаниях между телевизором, кухней, ванной и спальней. Спустя много часов, разозлившись, стала швырять всем, что ни попадя, в окна, наблюдая, как забавно предметы отскакивают обратно. К вечеру действительно доставили мои вещи в огромных баулах, которые охранники благополучно сгрузили в одном из углов рамзинской спальни, хотя я и настаивала на соседней. Даже бегло оглядев их, я поняла, что здесь все. До последней безделушки и мелочи. Пришло осознание, что отец меня окончательно вычеркнул из жизни, не оставив себе ничего, что хоть как-то обо мне напоминает. Так, как когда-то с мамой. И даже то, что сделал он это под внушением Рамзина, почему-то не уменьшало болезненности этого факта. Ведь, если быть честной, он пытался провернуть это и прежде неоднократно. Сначала бросив нас с мамой, потом сослав меня в школу и перекрестившись, потом эта попытка выпнуть меня замуж за Вячика… Да, признаю, что я сейчас однозначно не тот ребенок, каким может гордиться любой отец, но ведь я такой была не всегда. А его другого отношения, кроме вялой констатации того факта, что я все же живой объект, я не помню с самого начала. Захотелось курить и напиться, но сигареты исчезли из сумки вместе с сотовым, а на мои просьбы достать их мне охранники не реагировали. Я отыскала себе среди одежды топ на бретельках и короткие шорты и пошла искать, чем бы еще заняться. Когда поздно вечером пришел Саша убедиться, что я не исчезла волшебным образом, разговаривать с ним не стала. Зато на следующий день, когда Рамзин опять не нарисовался, я устроила им настоящий террор. Я нажимала то и дело кнопки вызова, а когда приходил один из них, задавала дебильные вопросы, снова требовала сигареты, когда отказывали, то всякую другую хрень типа гематогенов с необычными вкусами, которые на самом деле ненавижу с самого детства, или там вибратора размера XXL обязательно фиолетового цвета, и, клянусь, ближе к ночи оба наверняка разрабатывали план моего безпалевного убийства. Нет, ну а что вы хотите, если мне тупо скучно. Я не сама себя тут заперла. К ночи я устала уже и от этого и просто ушла в библиотеку и, найдя там что-то чрезвычайно поучительное из отечественных классиков, благополучно уснула с книгой на физиономии, мечтая о глотке никотинового счастья.

Проснулась глубокой ночью так резко, будто мне двинули в бок, и поняла, что зверюга вернулся в логово. Я его еще не слышала, но в воздухе уже обозначились отчетливые вибрации его силы. Словно дом наполнился электричеством и агрессией. Прошлепав босыми ногами в гостиную, уже готовясь от души отвязаться на Рамзина за все хорошее, я действительно увидела его. Он стоял, прислонившись плечом к дверному косяку, и обозревал то, что я натворила вчера, когда устроила спортивное метание вещей. Здоровенный фиолетовый фаллос я прикрепила посреди антикварного столика в гостиной, так как тот очень удобно оказался на присоске, и теперь он тоскливо торчал, прикидываясь экзотической свечкой. Нисколько не смутившись этим фактом, я, уже набрав полные легкие воздуха, чтобы вызвериться на Рамзина, захлопнула его, рассмотрев получше и обомлев.

— Охренеть! — только и смогла произнести.

Глава 13

Рамзин выглядел так, как если бы просто чудом вырвался из лап какой-то когтистой и зубастой твари. Его лоб и правую щеку пересекали очень глубокие параллельные царапины, пара из которых начиналась прямо у нижнего века. Под левым глазом огромный фингал и здоровенные синяки на скуле и подбородке. Так офигенски сидевший на нем комбинезон напоминал сейчас скорее уж бомжатские лохмотья, изодранные, в кровавых разводах и местами пропаленные. В прорехах одежды отчетливо были видны еще более глубокие длинные царапины и раны, как от зубов. Шагнув ближе, я скривилась от жуткой вони. Собственный, так сильно действующий на меня аромат Рамзина был полностью забит запахом горелой плоти и еще чем-то невыразимо отвратительным, от чего сводило живот.

Но, несмотря на весьма плачевный внешний вид, мужчина не производил впечатление ни измученного, ни усталого и даже не думал кривиться от боли, хотя наверняка все эти отметины на теле должны адски болеть. Все как раз наоборот. Если и обычно Рамзин был окружен неким ореолом силы, неуловимо, но отчетливо меняющим и пространство, и самих людей вокруг, то сейчас эта призрачная мощь просто ревела в воздухе вокруг него. Как если бы неистовый десятибалльный тайфун втиснули в человеческое тело, и он беснуется и требует выхода, сочась безумной сокрушительной силой из-под кожи. На меня смотрели глаза, которые затопила пугающая чернота, будто голодная алчная тьма желала прорваться через тончайшее стекло сознания наружу. И прямо сейчас эта самая тьма сконцентрировалась на том, что неистово вожделела. На мне. И у меня от этого взгляда волосы встали дыбом на затылке, и захотелось бежать сломя голову, снося стены. Но я стояла, примерзнув на месте, и шокированно осознавая, что кроме смертельной паники я испытываю еще нечто, чему не знаю названия. Что-то во мне не только не боялось тьмы в глазах Рамзина, но силилось дотянуться до нее, встретиться не только взглядом, но и столкнуться в полную силу. То ли чтобы атаковать и подмять, развеивая в пыль, то ли чтобы слиться, впитать, растворить в себе. Истинной сущности этого сверхъестественного притяжения понять не получалось, но желание этого контакта, а главное, осознание его неизбежности было устрашающе реальным.

В следующую секунду Рамзин очутился прямо передо мной, обдавая диким коктейлем из чуждого смрада и собственного запаха, который пробивался на таком близком расстоянии, заставляя вспомнить о всех тех моментах, когда я ощущала его разгоряченным и потным слишком близко к себе.

— Мы кое-что не закончили, — прорычал он голосом более низким и грудным, чем всегда, и бесцеремонно перекинул через свое жесткое плечо, вышибив слегка воздух, а прямо перед глазами предстали новые следы и травмы на его теле, покрывающие его спину и даже ягодицы. Все они были уже чуть присохшими, будто им были как минимум сутки, но кровавые разводы и потеки делали их вид кошмарным. Я повисла безвольной тряпкой, потому что коснуться хоть где-то его тела для опоры не могла, боясь наткнуться на травмы. Мой желудок свело, и я была очень рада, когда буквально через минуту оказалась на ногах в ванной. Иначе эта поездка на Рамзине закончилась бы конфузом.

— Раздевайся! — приказал он и стал расстегивать, то, что осталось от его комбинезона, как обычно глядя на меня неотрывно.

Я очень хотела сказать ему, как меня уже достали эти его придолбнутые команды, но вовремя осознала, что сейчас не время для споров. К тому же мое безмозглое тело отозвалось на эту грубую команду, как на изощренную ласку, воспламеняясь за один вдох, и даже мышцы глубоко внутри судорожно сжались, заставляя беззвучно ахнуть. Как, черт возьми, он со мной это делает? Почему это происходит? Я ведь не скучала по нему, наоборот, злилась, но вот он стоит, отдает команды и раздевается передо мной, и я бешусь, но какого-то хрена завелась с полпинка, внутри тут же полыхнул пожар, которому все равно, что будет топливом. Он просто начался, и ему нужно что-то пожирать, а остановить эту стихию некому.

Рамзин скинул одежду, тут же последовали и его разодранные на ягодицах боксеры, а я зависла, обозревая вред, нанесенный этому роскошному мужскому телу. Жуткие борозды, длинные и короткие, вспахивали его гладкую загорелую кожу повсюду. Темные гематомы и, мне действительно не показалось, самые настоящие следы укусов были повсюду. Хотелось разреветься от того, насколько болезненным это выглядело и отзывалось в моем собственном теле.

— Яна! — хлестнул Рамзин меня голосом, и я уставилась ему в его жесткую физиономию. И тут же увидела, что невольно прорвавшееся наружу мое сочувствие взбесило мужчину.

Его лицо было маской нестерпимого, яростного чувственного голода, и жалость моя сейчас была совершенно никчемной. Взгляд соскользнул к его треснувшим губам, по его резко вздымающейся от тяжелого дыхания груди, вниз к его бедрам и члену. Он стоял, прижавшись к плоскому животу, налившийся темной кровью, с отчетливо выпирающими венами. Смазка не просто выступила одинокой каплей, а стекала по стволу, будто он исходил желанием слишком долго. Никогда не видела ничего такого великолепного в мужском приборе. Ради бога, это ведь просто кусок плоти! Просто природное приспособление для воспроизводства себе подобных, который еще и может быть средством получения удовольствия. И чего уж врать, никогда не испытывала даже тени желания любоваться чьим-нибудь причиндалом или пробовать его на вкус. Но с самой первой встречи инструментарий Рамзина вызывает у меня нечто вроде ступора, каждый раз глаза будто приклеиваются. Я пялюсь на него, я хочу его трогать, я облизать его хочу! Я, которая в жизни не имела желания ублажить мужчину ртом, считая себя выше этого дерьма. И вот я стою и ловлю себя на том, что невольно провожу языком по зубам и всасываю нижнюю губу, представляя, каким он может оказаться на моем языке, как будет заполнять мой рот, упираясь в горло. Видимо, мое рассматривание переполнило чашу терпения Рамзина, и он, издав низкое горловое рычание, втащил меня в душевую кабину и включил воду. Она в первый момент была ужасно холодной, и я заорала, награждая этого идиота самыми «лестными» эпитетами. Рамзин же, абсолютно забив на мои вопли, молча начал сдергивать с меня мокрую одежду, не обращая внимания на треск ткани. Мои жалкие попытки ему то ли помочь, то ли помешать на процесс никак не влияли, и через пару минут я оказалась именно в том положении, в каком он меня оставил в последний раз. Голой, возбужденно дрожащей, прижатой грудью к стене его мощным телом. Вожделение тут же взвилось, ширясь, переполняя меня, захватывая все тесное пространство кабинки. Отражаясь от стен, как эхо, оно вторгалось в меня снова, лишая разумности, оставляя только голые инстинкты. Рамзин дышал шумно, со свистом, словно в каждом вдохе старался захватить легкими как можно больше моего запаха. Его член давил до боли прямо в мою поясницу, а одна рука без всяких церемоний скользнула по животу между ног, чтобы найти мокрой совсем не от воды. Ощутимо зажав мой клитор между двумя пальцами, Рамзин потер его, меня выгнуло, и я ударилась затылком в его израненную грудь, которая вибрировала от низкого животного звука, рождавшегося глубоко в его теле и неизменно воспламенявшего мое. Второй рукой Рамзин обхватил мою грудь с пирсингом и стал настойчиво дразнить сосок, сжимая и оглаживая его. Мой оргазм почти срывался с кончиков его пальцев, но он снова безжалостно отнял его у меня, убрав руку. Я закричала от разочарования и тут же ощутила, как Рамзин сгибает ноги и с силой толкается в меня, нажимая на поясницу. Его член вломился, сбрасывая меня в первые судороги оргазма. Войдя до упора, мой любовник протяжно застонал и тут же подался назад, чтобы вернуться еще резче и яростней, поднимая мое наслаждение вверх к диафрагме и выше, выше, где оно вырвалось из меня отчаянным утробным стоном. Рамзин тут же последовал за мной, хрипя мне в затылок. Я уткнулась лбом в стену, чувствуя, как трясутся ноги. Вот такого у меня еще не было. Кончить практически от первого же движения во мне мужчины, да так, что глаза закатились. Но и Рамзин продержался лишь на секунду дольше меня. Надо же, как нас пробрало.

Глава 14

Рамзин прерывисто дышал мне в затылок, и я, протянув руку, огладила его бедро, желая ощутить, как напряжение уходит из наших тел. И тут поняла, что мужчина нисколько не расслабился. Едва я дотронулась до него, он дернулся и вдруг укусил за плечо, а потом резко отстранился, выходя из меня, хотя оставался по-прежнему твердым.

— Этого ни хрена недостаточно, — прорычал он и открыл дверцу душевой кабинки так резко, что она с грохотом врезалась в стену.

Обхватив меня за талию так, что его рука показалась железным обручем, выволок наружу и, оглядевшись, рванул с держателя банный халат и полотенца и швырнул их беспорядочной кучей на пол. Изящный золоченный держатель при этом оказался вырван из стены и со звоном запрыгал по плитке ванной. А в следующий момент я уже стояла на четвереньках, а Рамзин опять прорывался в меня, твердый, как камень, и горячий, будто и не кончил пару минут назад.

— Рамзин, ты озверел, что ли? Дай дух перевести! — Я дернулась вперед, но зубы мужчины опять впились в мое плечо, а руки вцепились в бедра намертво.

— Мне нужно, — бормотал он, неистово толкаясь. — Мне это нужно, Яна.

Его бедра сорвались в бешеный темп, а рот целовал, облизывал, царапая зубами мои плечи, затылок и спину. Мое мокрое тело, остывая, покрылось мурашками, и от этого кожа превратилась в одну сплошную чувствительную зону, а губы и язык Рамзина прямо-таки прижигали ее, вырывая из моего горла стоны и посылая волны острой дрожи. Его руки сжимали мои бедра, как в наш первый раз или даже сильнее, так, словно не было силы, что заставит их разжаться. Его член ощущался невыносимой твердостью, такой раскаленной, что мне казалось, я сгорю изнутри. Все окружающее пространство стремительно смазалось, потеряло четкость и реальность, оставляя мне только его прикосновения, агрессивные и отчаянные одновременно, и его свирепые проникновения, которым я сама бесстыдно подавалась навстречу, требуя еще больше.

— Мне нужно… — хрипел Рамзин, набирая темп и окончательно уволакивая меня за собой в это безумие. — Нужно… Нужно…

Все во мне отозвалось, приветствовало эти осатаневшие движения, эти сумасшедшие слова, что он твердил без конца, эту зверскую похоть, что рвалась из него наружу, раздирая и меня на части. Я снова желала его и этого помешательства так сильно, что это было больно до крика, от того что все время недостаточно. И я не смогла держать это внутри. Выпустила безумие в словах, криках — грязных, бессвязных, на которые мой любовник отвечал еще большим безумием.

Нечто нарастало в нас, и его трудно было назвать удовольствием, потому что оно было больше, острее, многогранней и в тысячу раз опасней, и оно однозначно было общим. Оно заставляло меня орать, срывая глотку, потому что рвало на части, не умещаясь внутри. Стоны Рамзина тоже обратились в низкий рев, от которого вибрировал весь окружающий мир и мое нутро, приводя все колебания пространства в единый совершенный ритм. И когда мы его достигли, происходящее взлетело на несоизмеримо запредельный уровень, такого я не могла выдержать.

— Отпускай! — взревел Рамзин, и убийственный оргазм покатился по моему телу и разуму. Он был как лавина, как сель в горах — смертоносная стихия, сметающая, неостановимая, разносящая все, что было до нее, изменяя, изламывая под себя. Меня буквально погребло под ним, раздавило и одновременно переместило в какое-то другое измерение, лишая возможности дышать и останавливая сердце. Вязкая сладостная темнота окружила, заполнила изнутри, медленно, но безжалостно погружая в не имеющую дна бездну. И не было света, воздуха, как и страха, одиночества и вечной боли. А потом эта всеобъемлющая, и в тот момент такая желанная тьма вдруг рванулась, будто чего-то испугавшись, покидая меня. Оставляя голой, содрогающейся, обессиленно лежащей на куче тряпья посреди роскошной ванной комнаты. Тело трясло от изнеможения, свет казался невыносимо ярким, горло саднило, а легкие болели, как если бы я и правда долго была лишена возможности дышать. Вода в душе все еще шумела, наполняя ванную вокруг паром. Мои ноги и поясница были прижаты неподъемной сейчас для меня тяжестью, а горячее дыхание Рамзина скользило по моему затылку и плечам, постепенно затихая. Я с трудом повернула голову и встретилась с темно-карими глазами напротив. Пугающая чернота покинула их, они были совершенно нормальными, но странным образом какая-то глубинная часть меня отчего-то жалела об этом.

— Кто ты, на хрен, такой вообще? — прохрипела я, напрягая севшее от крика горло.

Хороший вопрос. А главное, очень своевременный.

Глава 15

В глазах Рамзина я на долю мгновения увидела что-то похожее на нежность и уязвимость. На какую-то миллисекунду мне показалось, что он сейчас откроет мне другого себя. Того, кто, как и я, прячется за некой маской. Что ответом на мой вопрос будет пусть не объяснение его происхождения и способностей, но некое откровение о глубинной сути, о том, что наполняет душу, скрытое ото всех. И меня это вдруг напугало. Разве я хочу знать такое? Ведь я знаю, что, если он откроется, я тоже не смогу устоять. Не сейчас, когда тело измождено и дрожит, одновременно и вычерпанное до дна, и наполненное через край, а разум словно обнажен, беззащитен перед любыми эмоциями. Я сейчас так же уязвима и бессильна, а я ненавижу и боюсь быть такой. Не могу даже вынести мысли о сближении, не в виде грубого физического акта, а того, что пробирается вглубь, просачивается в душу. Ведь единожды попав туда, это чувство близости тут же пускает корни, врастает, отравляет и подсаживает на себя, а когда тебя предают, то приходится выдирать эти корни с кровью и мясом, задыхаясь от боли. Как кто-то в своем уме может желать подобного. Похоже, это отразилось в моем взгляде, потому что веки мужчины опустились, как будто с лязгом обрушились толстенные защитные барьеры, а когда он открыл глаза, на меня смотрел прежний Рамзин — жесткий, властный хищник, который ждет от всех безоговорочного утоления любого его голода и подчинения приказам.

Он поднялся с пола, даже не оглядываясь на меня, но, видимо, теперь его сверхъестественная анестезия перестала работать, и я заметила, как искривился его красивый рот от боли. Из-за наших активных физический упражнений местами из ран опять проступила кровь, поэтому я снова не смогла сдержать гримасы, когда отзвук его ощущений снова ударил в меня.

— Иди сюда, — скомандовал Рамзин, возвращаясь под душ.

— Ты отвечать мне, я так понимаю, не собираешься, Игорек?

— Я сразу заметил, что ты умнее, чем кажешься, — насмешливо ответил он. — А теперь будь любезна, шевелись. Я реально устал.

— Если ты думаешь, что твои долбаные приказы как-то могут вернуть подвижность нижней части моего тела, то обломайся, — я и не подумала двинуться.

Затененное стекло душевой кабины немного искажало очертания тела Рамзина и его движения, но мне ведь и не нужна четкость, чтобы точно знать, как резко обозначиваются мускулы на его руках и плечах, когда он втирает шампунь в свои волосы. Как напрягаются его ягодицы и мощные мышцы поясницы и бедер, когда он выпрямляется и подставляется под струю воды, запрокидывая голову. Как вода стекает по его широкой груди, по рельефному торсу, ниже к животу и члену, заставляя свиваться кольцами поросль черных волос в его паху.

— То есть, ты признаешь, что мне удалось затрахать тебя до нестояния? — самодовольно фыркнул он.

— Признаю. Пойди купи себе медаль «Почетный любовник-пришелец месяца», — огрызнулась я. — Между прочим, мог бы быть и поаккуратнее.

Заметила, как он замер и обернулся в мою сторону, хотя сейчас тоже наверняка видел только смутный силуэт меня, распластанной на полу.

— Я сделал тебе больно? — голос напряженный.

Я промолчала. Сказать, что нет — соврать. Но и утверждать, что я не наслаждалась каждым мгновением этой боли, тем более будет откровенной ложью. И все же подкармливать и без того раздутое эго Рамзина, признавая, что только что случился самый взрывной и охрененный секс в моей жизни, я тоже не собиралась.

— Яна?! — Рамзин звучал уже встревоженно, и это неожиданно разозлило меня.

— Да расслабься ты. Со мной все нормально! Не надо делать вид, что тебя это, типа, реально волнует. Уйти-то я все равно не могу. Ведь так?

Легкая заминка, будто он брал время на раздумье.

— Нет. Не можешь. И ты права, меня все это не слишком волнует. Но причинять тебе боль не входит в мои планы. Это может ведь вывести тебя из строя и создаст неудобства для меня, — голос без тени любой эмоции.

Получи, Яночка. А чего ты ждала, что он начнет тебя заверять в том, что твое самочувствие и комфорт являются его первейшим жизненным приоритетом, и он готов ночей не спать, думая, как тебя осчастливить? Ты просто тело, говорящая кукла, которую он использует, когда приспичит. Пришел, выбрал, что понравилось, и забрал. И только ты сама и виновата, что попалась сдуру не в том месте и не в то время. Скажи «спасибо», что тебя не бьют и на цепь не сажают, как собаку, не заставляют за ним на четвереньках ползать. Потому что пора осознать, что какими бы странными ни были обстоятельства и насколько бы это внешне ни смотрелось мирно, но это похищение чистой воды. И я не имею представления, что случится в следующий момент, я не управляю ситуацией, я не смогу отказаться от всего, что Рамзин решит со мной сделать. Да, могу попытаться, но не похоже, что он удержится от применения грубой силы, если я и правда упрусь. Да, я занимаюсь сексом с ним добровольно. Нельзя изнасиловать желающего. Но рядом с ним я остаюсь совсем не добровольно. И я достаточно сообразительна, чтобы не нарываться откровенно, он и так терпелив к моим словесным эскападам и мизерным проявлениям бунта. Конечно, при его силе и власти это даже не укол, а так, щекотка слона булавкой. Но я и отказываюсь признать себя смирившейся и подчинившейся. Не собираюсь быть жертвой. Из этой мягкой западни должен быть выход, и я его найду.

— Прямо обожаю, когда кто-то так откровенно наслаждается тем, каким моральным уродом он является по жизни. Это так мило и непосредственно, — я тоже старалась звучать максимально безразлично.

— Моральный урод, говоришь? А что, моральный урод и бессердечная сучка — это звучит, не находишь? Мы прямо идеальная пара.

Рамзин открыл дверцу кабинки и шагнул наружу. Черт, даже в таком исполосованном состоянии его обнаженное тело вызывало тянущую голодную боль в моем животе, и я непроизвольно плотнее сдвинула ноги, чтобы подавить ее. От этого все внутри отозвалось легким жжением, и я поморщилась. Карие глаза приклеились к моему лицу, но никаких комментариев не последовало.

Пройдя мимо меня, Рамзин отрыл шкафчик и вытащил еще одно полотенце и взялся не особо бережными движениями вытираться. У меня опять прямо-таки зубы заболели от этого зрелища, хотя царапины больше и не кровили, да и выглядели гораздо приличнее. Потом мой любовник сунулся в другой шкафчик и вынул какую-то банку чудного вида из темного стекла и, открыв, начал обрабатывать свои раны. Я молча наблюдала за его манипуляциями. Было секундное желание предложить помощь, но я быстро подавила порыв благотворительности. Справившись со всем, до чего мог дотянуться, он подошел ко мне и, наклонившись, просто вздернул вверх, ставя на ноги. Он сунул мне в руки банку с мазью и повернулся спиной.

— А «пожалуйста» сказать язык отвалится? — не удержалась я.

— Яна, пожалуйста, замолчи и обработай меня сзади.

— Обработай сзади, — хмыкнула я, щедро намазывая первую ссадину на его пояснице. — Не находишь, что звучит как-то двусмысленно?

— Дорогая, я понимаю, что ты во всем видишь сексуальный подтекст в силу своей вечной озабоченности. Но извини, Яночка, даже такому, как я, требуется немного времени на восстановление и отдых. Но чуть позже я весь, и мой член в особенности, к твоим услугам.

— Я бы сказала, Рамзин, что ты самовлюбленный придурок, но не хочу лишний раз нахваливать. А то совсем зазнаешься.

Я закончила и, вручив ему банку, сама пошла в душ. Через пару минут, оглянувшись через плечо, я увидела, что Рамзин стоит и смотрит на меня сквозь стекло, как я на него до этого. Но когда я вышла из душа, его уже не было, и только в душном воздухе отчетливо витал терпкий запах его тела. Когда я, закутавшись в халат, пришла в спальню, то застала моего любовника спящим на животе. Во сне его лицо казалось жутко усталым и даже слегка изможденным. Синяки и царапины будто стали еще ярче на побледневшей коже. Сейчас, когда он выглядел вот так, обычным нормальным человеком, который просто упал и уснул от неимоверного физического истощения, я ощутила пронзительно острый укол где-то в районе сердца. Странное, необъяснимое желание осторожно забраться к нему в постель и обнять его со спины, согревая своим теплом и греясь ответным, неожиданно возникло у меня. И было оно настолько сильным, что я даже затрясла головой, как мокрая собака. Я не обнимаюсь! Я не прижимаюсь ни к кому во сне! Я никому не хочу отдавать никакую часть себя и брать ничего в ответ! И уж тем более я не хочу ничего такого с человеком, выдернувшим меня из моей привычной жизни и удерживающим меня взаперти. Я должна валить отсюда так быстро, как только могу, пока и в самом деле не стала как те идиотки из любовных романов, что влюбляются без памяти в своих похитителей или мучителей, и потом готовы ради них хоть в огонь пойти. Нет, для этого я слишком эгоистична.

Я быстро вернулась обратно в ванную и оглянулась в поисках рамзинского разодранного комбинезона. И чуть не завопила, потому что его нигде не было видно. Но тут мой взгляд упал на большую корзину для белья, стоящую в углу. Рамзин ведь как-то вошел в дом, значит, у него должен быть чертов ключ. Ведь вряд ли он просил посреди ночи охрану открыть ему. Хотя кто его знает, какие тут правила. К моему разочарованию, ключа ни в одном из карманов не оказалось. Зато нашлась всякая хрень вроде кастетов со странными знаками, нескольких стрелок, судя по всему, для тех самых арбалетов, причем в разных карманах они были с разноцветными наконечниками. Еще имелось нечто напоминающее метательные звездочки, которые тоже были испещрены всякими символами, пакетики с порошками и прочий непонятный хлам. Я расстроенно уселась на полу и стала кусать губы. Вот что я делаю, когда только вхожу в дом? Правильно, кладу ключи от дома и от машины на тумбу в прихожей. Ну, это, естественно, в те разы, когда я в адеквате и меня занимают подобные мелочи. И делаю я это машинально. Если я тогда увидела Рамзина, когда он только что вошел, и ключей нет в карманах, значит, он поступил точно так же, или их действительно нет.

Добежав на цыпочках до прихожей, я с надеждой подскочила к тумбе. Бинго! Связка ключей лежала там, как и бумажник. Не удержалась и сунула в него нос. Права отечественные и международные на имя Рамзина Игоря Николаевича выглядели совершенно достоверно. Хотя с деньгами можно себе документы хоть на имя Барака Обамы сделать. Несколько кредиток, само собой, золотые и платиновые безлимитки. Некоторое количество налички, что сейчас очень кстати. Я выгребла все, решив, что раз я по вине Рамзина лишилась собственных средств, то это вполне справедливая хоть и мизерная компенсация.

Стараясь двигаться как можно бесшумней, я так же рысью вернулась в спальню и порылась в своих вещах, выбирая, во что одеться, и несколько вещей, чтобы взять с собой. Быстро затолкав все нужное в сумку, я с грохочущим сердцем осторожно вставила ключ странной формы в дверь. Прежде чем я собралась его повернуть, замок звонко щелкнул, обдав мои пальцы теплом. Звук почудился мне таким оглушительным, что я чуть не описалась от страха. Казалось, его даже через пару кварталов должно было быть слышно. Боясь даже вздохнуть, я стояла и вслушивалась в тишину дома. Потом еще с минуту смотрела в щелку, ожидая чего угодно. Сирены, охраны, самого Рамзина. Но ничего не произошло, и я неслышно выскользнула наружу. Никто не набросился на меня сразу. Никто не окликнул, когда я помчалась к воротам. Никто не остановил, когда я судорожно подбирала ключ от калитки и выходила. Пробежав несколько кварталов по тихому поселку, я все еще не могла поверить, что никто за мной не гонится. А потом подпрыгнула, издав торжествующий вопль.

— Ну что, господин Рамзин, не так уж это было и сложно! — шепотом «завопила» я.

Через пятнадцать минут я уже быстро шла по трассе, оглядываясь в надежде поймать запоздалую попутку и желательно не влипнуть при этом в неприятности.

Глава 16

Пришлось мне протопать примерно километр, когда позади появилось наконец жутко дребезжащее и ревущее чудо отечественного автопрома с одной фарой, явно антикварного возраста. За рулем был дедуля-пенсионер, который добирался ни свет ни заря на городской рынок, чтобы немного подзаработать на домашних яйцах и молоке. Он добросил меня до города, всю дорогу рассказывал мне о своей молодости, и каким он тогда парнем был, перед которым девки сами в штабеля укладывались. Я щедро вознаградила его рамзинскими деньгами, хоть он и старался всячески отказаться. От рынка я доехала до отцовского дома на первом полупустом трамвае. Наверное, лет с тринадцати на них не ездила, так что, типа, почти аттракцион для меня.

Но настоящее «веселье» началось тогда, когда охранник дядя Ваня, который знал меня уже черт-те сколько лет, наотрез отказался пускать в дом. Оказывается, такие указания он получил и от отца, и особенно на этом настаивала Эллочка. Пожилой мужчина прятал от меня глаза, краснел и потел, но стоял на своем.

— Прости меня, Яночка. — Я сама всегда настаивала на отсутствии всяких церемоний. Это людоедка у нас госпожа Крамер, а я просто Яна. — Они мне строго-настрого приказали, что если ты придешь, то тебя не пускать. Не по-людски это, конечно. Как это родное дите, хоть и беспутное, в дом-то не пускать? Но что я могу? Элка-то… то есть госпожа Крамер сказала, что если кто из нас тебя пустит, то можем сразу собирать свое барахло и выметаться без выходного пособия. А у меня семья, кредиты. Ты меня тоже пойми.

В очередной раз сглотнула ком внутренней боли, стараясь сохранить невозмутимое лицо.

Я его прекрасно понимала. Попросила только телефон и набрала отца. После долгих гудков подняла людоедка.

— Отцу трубку дай, — потребовала я.

— Отвали, он с тобой разговаривать не собирается. Наконец-то поумнел, — с ходу зашипела она. — Больше ни копейки моих денег не получишь!

— А с хера ли они твои? Отец в свое время бизнес на материны деньги начинал! — озлилась я.

— Забудь! Тебе тут больше ничего не светит. Так что вали, пока я ментов не вызвала. А Ваньке скажи, за то, что тебе телефон дал, я его на первый раз премии лишаю. А повторится — пусть на биржу труда сразу очередь занимает.

— Кайфуешь от того, что такая тварь?

— Наслаждаюсь, что ты, маленькая дрянь, у меня больше под ногами путаться не будешь.

И она отключилась. Я извинилась перед дядей Ваней и побрела по улице, не особо представляя, куда податься. Сначала хотела добраться до отцовского офиса и дождаться его, но потом подумала, что, во-первых, сегодня суббота, а во-вторых, если Рамзин решит меня искать, то там появится сразу после того, как проверит дома. Хотя я нисколько теперь не удивлюсь, если и в офис меня бы просто не пустили. Без сотового дозвониться ни до кого из моих подруг-приятелей не представлялось возможным. Да и, собственно, я была уверена, что только скажи я любому из них, что у меня теперь денег нет и жить негде и нужно перекантоваться, пока хотя бы соображу, что же мне делать, то мне тут же вежливо отказали бы, найдя тысячи причин. Вместе тусить, гулять и пьянствовать — это ведь одно, а помогать в момент затруднений это, простите, другое. Да, если честно, я бы и не попросила бы никого из них о помощи, даже будь телефон.

Я купила в уличном автомате кофе, печенье и некоторое время сидела в сквере неподалеку от дома, и в голове была какая-то звенящая пустота. Что делают люди, оказавшись в такой ситуации? Скорее всего, ищут жилье и работу. Но тут же я вспомнила, насколько быстро Рамзин собрал на меня всю инфу, включая даже данные от моего гинеколога. Если я официально устроюсь на работу, то как быстро он найдет меня?

А может, он и не станет заморачиваться? Ну зачем я ему такая геморройная сдалась? Но интуиция, которую никто не спрашивал, навязчиво бухтела, что на это мне не стоит рассчитывать. Может, свалить из города на какое-то время? Эта мысль мне понравилась, и я вскоре была на ЖД-вокзале и уселась в электричку до родного города. Да, несмотря на то, сколько лет прошло, столица все так же не ощущалась родной. Я была одной из первых пассажиров, поэтому повезло занять место у окна. Вскоре народу стало буквально битком: все, видимо, рвались из города на выходные. Много было молодежи с рюкзаками и на удивление счастливыми лицами. Не могу я этого понять. Трястись несколько часов в вонючей электричке, чтобы потом наверняка еще топать хрен знает куда на своих двоих за ради удовольствия поспать в палатке на земле и накормить гребаных комаров и клещей? Н-да, не мое это, не мое. Я, млин, дитя каменных джунглей. Напротив меня освободилось место, и его тут же занял какой-то с виду натуральный гопник. Он сверкал мне золотыми зубами в оскале, который наверняка должен был, по его мнению, уложить меня к его ногам как минимум. Как максимум я просто закрыла глаза и решила вздремнуть, или хотя бы сделать вид. Брутальный чел напротив какое-то время издавал всякие птичьи звуки, типа щелчков и тихого посвистывания, но так как я себя ни курицей, ни любой другой пернатой дичью не считала, то, само собой, это не сработало. Когда я открыла глаза в следующий раз, гопник с расстроенным видом грыз семечки, не стесняясь заплевывать пол у моих ног.

Не то что бы не было пофиг на него, но все же я весьма обрадовалась, когда он, одарив меня на прощание многозначительно-загадочной фразой «Ты не знаешь, что упустила!», покинул вагон за две остановки до моего места назначения.

Сразу с вокзала я поехала к маме на кладбище. Последний раз я заезжала сюда три месяца назад, и вокруг каменной плиты надгробья разрослась трава. Часа полтора я занималась тем, что остервенело драла ее, не обращая внимания, что грязь забирается под обломавшиеся ногти, а жесткие стебли режут кожу. Эта боль была благом, но она все же не смогла перекрыть то, что внутри. Каждый раз я борюсь, убеждаю себя, что стала взрослее и жестче и смогу не развалиться на куски. И каждый раз проигрываю. В грудь, кажется, воткнули раскаленный прут и безжалостно там орудуют, размалывая даже кости. Приваливаюсь к памятнику, подтягиваю к себе колени, стараясь максимально сжаться, уменьшить боль, и рыдаю. Долго. Хлюпая носом и размазывая грязь по лицу. Вот опять я жалею себя, жалею о том, какой могла бы быть моя жизнь, если бы мама была жива, оплакиваю то, какой бы была сейчас она. Как же я скучаю! Каждый день. Каждую минуту. И годы это не меняют.

Когда слезы закончились, я просто сидела и рассказывала маме обо всем. Я всегда так делала. У нас никогда не было тайн друг от друга. Поэтому поведала и об отцовской идее выдать меня замуж, и о том, как облажалась, подцепив Рамзина, и о том, во что это в итоге вылилось.

— Знаешь, мам, а ведь это какая-то придолбнутая ирония судьбы. Ты у меня всю жизнь верила в инопланетян и во всякую мистическую похабень, а реально столкнуться с этим случилось твоей беспутной дочери, — икая, проговорила я. — Вот не знаю, кто этот Рамзин такой — пришелец или хренов инкуб, что ли, но поверь мне, однозначно не человек. Я тебе всех тонкостей не расскажу, это, понимаешь ли, уже чересчур, ты же все же моя мама, но поверь мне на слово.

Мама у меня была художница, творческая личность и в самом деле свято верила в то, что в мире существует много чего такого, что находится за гранью понимания или восприятия обычного человека. Я привыкла к этому с мальства и хоть и не верила во все это (ну, давайте скажем, не верила до последнего времени), но никогда с ней не спорила, и мне не приходило в голову смеяться над этим. Каждый имеет право верить в то, во что хочет. Может, поэтому я и восприняла все «фокусы» Рамзина относительно спокойно и не впала в истерику припадочную? Потому что с детства слышала, что нечто непознанное всегда может оказаться прямо за дверью. Хотя в моем случае о двери-то между мной и этим «нечтом» речи и не идет.

Подул сильный ветер, и небо моментально затянуло тучами. Дождь хлынул сразу буквально стеной, и я вымокла до трусов, даже не успев добраться до ворот кладбища. В автобус я села уже такой мокрой, что с меня текло. Другие пассажиры постарались отстраниться от меня подальше, создавая столь привычную мне зону отчуждения.

Всегда, когда я навещала маму, я забегала и к бабе Нине, что в свое время приглядывала за мной и стала мне почти родной. Конечно, она сейчас, наверное, сердечный приступ получит, если я заявлюсь вся грязная и мокрая, но куда еще податься? В гостиницу меня такую красивую хрен заселят. По крайней мере, обсохну, согреюсь, а там посмотрим, что делать. Когда входила в подъезд старой трехэтажки, которую по сей день про себя называю своим домом, у меня уже зуб на зуб не попадал. На щербатых ступеньках спотыкалась через раз, потому что трясло не по-детски. Позвонила в дверь несколько раз, так как баба Нина стала плохо слышать. За дверью через время послышалась возня, и я уже приготовилась оправдываться за свой внешний вид и вполне была готова схлопотать подзатыльник. Дверь распахнулась, и на пороге образовался высокий худощавый парень в одних домашних спортивных штанах темно-серого цвета. Вид у него был заспанный, помятый, на голове нечто невообразимое, так как волосы у него были довольно длинные, светлые, а кончики прядей окрашены в ярко красный цвет. Он удивленно щурился на меня глазами-щелками, которые явно указывали на то, что вчера было хорошо.

Глава 17

— Ну, как бы доброе утро, — прерывисто от дрожи сказала я.

Парень моргнул еще пару раз и сделал гримасу, отражающую, скорее всего, титаническую работу мысли. Но потом, видимо, смирился с тем, что его мозг пока отказывается сотрудничать, и просто прислонился к стене, освобождая мне вход.

— Заходи! — голосом Джигурды в момент обострения ангины просипел он.

— Да мне как бы бабу Нину увидеть, — решила для начала сообщить я.

— Бабу Нину? — парень соображал с полминуты, а потом, раскрыв пошире глаза, нахмурился и прошелся по мне уже внимательным взглядом.

— Ну да, конечно, — вздохнув, пробормотал он. — Мне же ни при каком раскладе не могло так повезти.

Меня трясло не на шутку, так что при всем моем уважении терпения следить за работой его мысли у меня уже не было.

— Так она дома? — резче спросила я.

— Нету! — голос парня стал раздраженным. — Не живет она тут больше. Дети к себе забрали!

И парень захлопнул перед моим носом дверь. Я осталась мокрая, замерзшая и продуваемая сквозняками на лестничной клетке.

— Поздравляю тебя, Яна. Полоса везения продолжается.

Делать нечего, придется идти и пытаться устраиваться в местную гостиницу, пока еще ноги могу передвигать. Я пошла вниз и буквально заставила себя покинуть хоть какое-никакое укрытие старого подъезда. Когда я уже почти дошла до выхода со двора, дверь подъезда с грохотом распахнулась и на улицу вылетел тот самый помятый и взъерошенный парень.

— Эй! — завопил он. — Ты Яна?!

Я остановилась и кивнула.

— Блин, вернись, пожалуйста, а то я реально не в состоянии сейчас за тобой бегать! — почти жалобно попросил он, хватаясь за голову.

Я пожала плечами и пошла назад.

— Пойдем в квартиру! — схватил он меня за руку и передернулся. — Ты, млин, вся ледяная! Заболеешь ведь.

Он тащил меня обратно и бормотал:

— Ты прости меня. Бабка мне сто раз, когда уезжала, говорила, что ты можешь приехать. Но я ж не видел тебя никогда. Так что извини уж меня. Тем более я как-то не в форме был. Бли-и-ин, если ты заболеешь и бабка узнает, то голову мне открутит, — довольно искренне сокрушался парень.

Когда мы вошли в квартиру, нам навстречу вышел еще один парень, который выглядел так же живописно, как и первый, только он был пониже ростом, и под глазом у него был свежий синяк. Повсюду стояли пустые банки и бутылки, и в квартире бабы Нины непривычно пахло сигаретами вместо валерьянки.

— Похоже, вечер у вас удался, — сказала я, оглядевшись.

— Ну, типа того, — ответил второй парень и глянул на первого. — Это кто? Я ее не помню.

— Суслик, отвали! Давай чай пей и вали домой! — буркнул на него первый.

— А, понятно, — и этот самый Суслик прошелся по мне пристальным взглядом. — Конечно — конечно. Если бы мне так обломилось, я бы тоже тебя пнул, Красный.

— Не болтай, чего не знаешь! — огрызнулся первый парень и повел меня дальше по коридору. — Бабка велела, если ты приедешь с ночевкой, тебя в закрытую комнату поселить.

Он нашарил в тумбе в коридоре ключ и отпер дверь. Эта комната всегда была заперта у бабы Нины, насколько я помню. И сейчас, войдя, я обомлела. Вся поверхность стен была завешана картинами моей мамы. Я замерла, шокированно моргая.

— Так понимаю, тебя тоже сюда не пускали, — сказал за моей спиной парень.

— Нет, — еле выдавила я, потому что горло перехватило.

Нашу с мамой квартиру отец продал, когда я была в школе, и я все это время думала, что мамины картины или выбросили, или растащили. Но вот все они здесь. А те, что не поместились на стенах, стоят по углам. Почему баба Нина никогда не говорила мне, что сохранила все мамины работы?

— Тебе бы это… в ванную нужно. Помыться и согреться, — негромко сказал Красный.

— Угу.

— Я полотенца положу и, если не побрезгуешь, могу тебе свою футболку и штаны дать. Не новые, но чистые. Сам стирал.

— Спасибо, — организм напомнил о себе, и меня опять ощутимо тряхнуло, выводя из ступора.

В ванной я сидела долго, пока кожа не покраснела и тепло не пробрало до самых костей. Когда вышла, Красный был в квартире уже один, и пахло чаем с травами так, как его обычно заваривала баба Нина.

— Садись. Буду чаем тебя поить, — парень выглядел уже заметно лучше и улыбался, сверкая на меня голубыми глазами.

Сейчас, когда лицо уже не было таким помятым и опухшим, сходство с бабой Ниной стало очевидным.

— Ты, может, скажешь, как тебя зовут? — спросила я. — А то как-то неудобно выходит.

— Неудобно на потолке спать. А меня Семеном зовут, — оскалился парень.

На самом деле он был явно моложе, чем мне показалось вначале. Максимум лет восемнадцать.

— А ты, когда я пришла, меня за кого принял? — я с наслаждением хлебала чай.

Семен покраснел, как девица на выданье, даже уши заполыхали.

— Да я, дурак, размечтался… Ну, мы вчера, как ты поняла, нахренячились до коматоза. Днюха у меня была. Ну, так вот, тут девчонки тоже были. Разные. Вот я и подумал, что, может, мы с тобой того… — совсем тихо сказал он.

— И что? Типа, мне так понравилось, что я решила за добавкой вернуться? — фыркнула я.

— Ага. — Я не смогла сдержать хихиканья, а Семен, пару раз покосившись на меня обиженно, тоже расплылся в широкой улыбке. — А вдруг! Может, я, когда в умате, такой любовник, что меня забыть нельзя.

Я уткнулась в кружку с чаем, уже откровенно закатываясь, да и сам Семен не отставал.

— А потом я рассмотрел тебя, — всхлипывая, продолжил он. — Понял, что мне так не могло повезти. Не в этой жизни, ага.

— Ой, ладно, не прибедняйся! Ты симпатичный парень.

— Да-а-а? — хитро сверкнул он на меня голубыми глазами.

— Точно. Верь мне. Только больно молодой для меня, — сразу решила установить границы я.

— О, я смотрю, что из вас уже песок просыпается, тетенька, — хохотнул паренек. — Тебе сколько лет-то?

— Сколько надо, тебе знать не надо.

— Ясно, — сразу погрустнел он. — Ты тоже предпочитаешь взрослых дядечек при тачках и бабках.

Слова Семена неожиданно вызвали такое отчетливое воспоминание о Рамзине, будто он сидел напротив и яростно сверкал на меня своими темно-карими зенками. У меня аж мороз по коже прошелся, который в следующую секунду обратился влажным жаром. А тело вдруг отозвалось таким острым спазмом внизу живота, что я даже зубы стиснула.

— Эй, ты чего зависла? — тронул меня за плечо Семен, и я вздрогнула.

— Слушай, мне неудобно просить… — я закусила губу. — Можно мне тут пожить пару дней?

Парень удивленно моргнул. Ясно, на фиг я тут ему упиралась.

— Извини, — пробормотала я. — Найду гостиницу.

Ну да, а в гостинице нужен паспорт, и это наверняка очень облегчит поиски Рамзину.

— Какую, нах, гостиницу? — тут же взвился Семен. — Я просто не ожидал, что ты захочешь. Я руками и ногами «за»! Тем более бабка сказала, что комната та твоя всегда, когда захочешь.

— Спасибо. — Вот теперь я ощущала себя смущенной, но не собиралась это показывать. — Только ты смотри, Сема, будешь приставать, я тебя лишу самого ценного.

— Эй, я, по-твоему, кто, придурок озабоченный со спермотоксикозом? У меня, если хочешь знать, девчонок полно. Вон на той неделе даже две подрались из-за меня, — обиженно поджал он губы.

Если честно, я могла побожиться, что Сема — девственник, и по поводу спермотоксикоза тоже стопроцентное попадание, но решила придержать при себе эту бесценную инфу.

— Сем, я пойду посплю.

— Что, тяжелая ночка? Располагайся, конечно!

Я уже почти ушла, но остановилась в дверях.

— Ты знаешь что… Если меня кто-то искать будет, не важно кто, ты не говори, что я здесь, о’кей?

Семен пожевал губу, озадаченно на меня глядя.

— Надеюсь, ты не в федеральном розыске за убийство?

— Ага. А еще за изнасилование в извращенной форме, — фыркнула я. — Нет, конечно. Это личное.

— Типа, сбежала от мужика, а он теперь, бедный, вешается и тебя ищет?

— Ну как-то так.

Глаза парня хитро прищурились.

— Вот чисто из мужской солидарности я должен тебе отказать… Но делать этого не стану. Успокойся, от меня никто ничего не узнает.

— Спасибо еще раз. — И я наконец оправилась спать.

— Ян? — Семен появился в коридоре позади меня.

— Этот твой мужик… Он это… бил тебя? — опустив глаза, спросил он.

— Что? Нет! Думаешь, я бы терпеть такое стала? — возмутилась я.

— Ну мало ли. Может, у тебя выбора не было. Извини, что спросил.

— Забудь. Никто меня не бил. Тут другое.

— Расскажешь? — в голубых глазах любопытство.

— Только если напьюсь, — усмехнулась я, входя в комнату.

— Ну, с этим-то никаких проблем! У меня знаешь, сколько пойла еще осталось? Так что ты спи давай, отдыхай, а я, чур, ужином озадачусь попозже. Так что с меня еда и выпивка, а с тебя интересные рассказы за жизнь!

Я, улыбнувшись, закрыла дверь перед любопытным носом Семена и забралась в постель. Несмотря на усталость и массу потраченных сегодня нервов, я еще долго не могла уснуть. Переводила сонные глаза с одной маминой картины на другую и вспоминала то время, когда она писала каждую, ее слова, иногда чудные и малопонятные о том, что же она пишет. Семен явно убирался в квартире, потому что до меня доносился иногда звон стекла и бряцанье банок. Под эти звуки и собственные воспоминания я и уснула.

Глава 18

Рамзин сидел, вальяжно развалившись за столом в библиотеке. Я бы, может, и купилась на обманчивую расслабленность его позы, если бы не тлеющий бешенством взгляд, которым он буквально резал меня на куски. Я стояла около его стола, как чертова облажавшаяся школьница перед директором.

— Не хочешь мне сказать, где ты? — зарокотал его голос, отдаваясь во всех чувствительных уголках моего тела как эхо.

— С чего бы мне этого хотеть? — нагло вздернула я подбородок.

— С того, что если ты вернешься сама или скажешь, где тебя забрать прямо сейчас, то я, так и быть, не стану тебя наказывать, — уголок красивого рта вздернулся, будто он сдерживал желание оскалиться.

— Ну, допустим, пока ты меня не нашел, мне никакое наказание вообще не светит, — довольно пожала плечами я.

— Найти тебя — для меня просто дело времени, — тон Рамзина уже откровенно угрожающий.

— Ну что же, тогда постараюсь провести это время с максимальным удовольствием.

Мгновенно лицо Рамзина оказалось прямо передо мной, и глядеть на него сейчас было по-настоящему страшно.

— Только посмей позволить хоть кому-то коснуться тебя! — рявкнул он, уже привычно вцепляясь пальцами в волосы на моем затылке и притискивая за талию к себе.

И мое конченое тело тут же прильнуло к нему, послав в долгий путь все истеричные вопли мозга. Похоже, оно заключило с этим долбаным мужиком какой-то сепаратный договор за моей спиной. Боже, ну и чушь же лезет в голову!

— А люди в общественном транспорте считаются прикоснувшимися? — съехидничала я, хватаясь за ускользающую способность соображать связно.

— Яна! — прям последнее предупреждение.

Рот Рамзина властно прижался к моей шее и медленно прошелся по коже вдоль бьющегося пульса, слегка царапая зубами. Словно искал самое уязвимое место, собираясь пустить мне кровь. Но так близко к нему от одного только касания горячей влажности его зубов и языка я вся превращалась в одно уязвимое и сплошь чувствительное существо. Мои руки, как металл к мощному магниту, притянулись к его волосам и запутались в них, прижимая его голову ближе. Мужчина застонал, и его губы стали стремительно покрывать короткими жесткими касаниями линию моего подбородка, скулы, уголки рта. Я потянулась сама за его ртом, желая снова ощутить один из этих его выносящих мозг поцелуев. Выгнулась, прижимаясь к его твердеющей плоти животом. Рамзин же, свирепо рыкнув, потянул меня за волосы, отстраняясь.

— Возвращайся, — повелительно прохрипел. — Погуляла и хватит. Ты нужна мне. Прямо сейчас.

Очевидно, именно этот приказной тон его и вернул часть моего размякшего мозга к рабочему состоянию. Ту самую часть, которую так бесили эти его хреновы повеления. Я быстро огляделась. Все вокруг выглядело, как я и запомнила, но в тоже время и как-то по-другому. Так, как будто острые углы и яркие краски были слегка растушеваны, придавая всему некий налет незавершенности. Так, как бывает только во сне, когда все вроде воспринимается общим образом, но нет конкретных деталей.

— Рамзин, сука, ты что, в мой сон залез?! — в возмущении заорала я, с силой пихая его в грудь.

Как ни странно, в отличие от реальности, в своем сне я, похоже, обладала суперсилой, и в следующую секунду увидела Рамзина в нескольких метрах от себя. Его лицо — маска чистейшей ярости, глаза буквально полыхают, обещая мне адское пламя, а руки сжаты в кулаки.

— Где ты? — его голос низкий, измененный, от такого хочется описаться.

— Пошел ты! Вали на хрен из моего сна! — завопила я на него.

Но Рамзин опять очутился прямо передо мной и, схватив за плечи, толкнул на свой стол, тут же наваливаясь, вжимая в твердую поверхность всем телом. Мощным движением бедер раздвинул мне ноги и вдавил в меня свой каменный член, так что у меня искры из глаз начали сыпаться, потому что от одного этого я оказалась балансирующей на краю оргазма.

— Ты принадлежишь мне! Я буду находить тебя везде! Буду приходить и во сне, и наяву и брать все, что захочу и как захочу!

— Отвали! Отвали! — я колотила его по чему только попадала, крепко зажмуривая глаза и желая проснуться немедленно.

Но мерзавец был не намерен отступать. Длинным, тягучим движением он толкался между моих беспомощно раскрытых перед ним ног, и я кричала и тряслась уже не от одной только злости.

— Отвали-и-и! — я уже умоляла, только совсем уже о другом.

Рот Рамзина сомкнулся на соске прямо через ткань, а бедра продолжали истязать меня давлением и раскаленным скольжением прямо по моему пульсирующему клитору.

Я извивалась, взбрыкивая навстречу, уже охотно и бесстыдно гонясь за наслаждением.

— Тебе никуда от меня не деться! — самодовольно ухмыльнулся мне в лицо Рамзин и впился в мой рот, вжимая мой затылок в твердую поверхность стола.

Оргазм врезался в меня, ослепляя и оглушая, опора подо мной исчезла, и я провалилась в бездну… и тут же вскочила, тяжело дыша и дико озираясь. Пытаясь понять, где я нахожусь. Тело потное, и в нем тряслась каждая даже мельчайшая мышца. Горло пересохло, а в глазах как песка насыпано. Только спустя минуту мне удалось убедить свой мозг, что я по-прежнему нахожусь в квартире бабы Нины, и никакого Рамзина и близко нет, и все это было не больше чем гребаный сон. Мое же тело это упорно отказывалось признавать. Кожа горела там, где ее во сне касался и грубо целовал Рамзин. Внутри распространялось странное ощущение, будто оно наполнено невесомой мягкой ватой, ясно говоря, что только что я кончила прямо от того, что в моем видении делал со мной этот проклятый инопланетянин. Интересно, это и правда он смог до меня добраться таким образом, или это уже дебильные шуточки моего подсознания? В любом случае лечь опять спать, чтобы проверить это, я больше не была готова. Ну что же, пойду ближе знакомиться с временным соседом.

Глава 19

С кухни по квартире разносился умопомрачительный запах жаренной картошки, а из комнаты были слышны взрывы и стрельба. Явно Сема вел какую-то эпичную битву на он-лайн просторах.

Я вошла на кухню и помешала шкворчащую картошку с колбасой, и мой желудок зашелся в радостном урчании.

— Эй, не переживай, у меня все под контролем! — услышала я позади голос Семена.

На его лице уже совершенно не наблюдалось следов вчерашней попойки, крашеные волосы походили на стоп-кадр взрыва, как, видимо, и было задумано, а одет он был в черную футболку с какой-то наводящей дрожь образиной и черные джинсы, поддерживаемые массивным ремнем.

— Да я и не переживаю. Просто пытаюсь поучаствовать, — отозвалась я, продолжая его рассматривать.

— Что, тебе больше прилизанные парни в костюмчиках нравятся? — усмехнулся Сема, поймав меня за изучением его внешнего вида.

— Вот уж поверь, я ценю в мужчине совсем не прикид.

— А что? Размер? — он ехидно подвигал бровями.

Я закатила глаза. Вот же возраст круглосуточной озабоченности и перманентного стояка! Чувствую себя умудренной опытом теткой.

— Ага. Причем мозга!

— А я-то думал, что мозги — это последнее, что нужно в постели, — продолжал в том же духе Семен.

— Хамишь? — фыркнула я, доставая тарелки.

— Провожу опрос в познавательных целях, — в руках Семена появились вино и коньяк, и он приподнял бровь, спрашивая о моих предпочтениях.

— Если ты совсем тупой, то с нормальной девушкой у тебя до постели никогда и не дойдет, — я кивнула на вино, разумно рассуждая, что совсем уж напиваться, находясь в квартире наедине с малознакомым парнем, не готова. Хотя хотелось. Очень.

— Так, по-твоему получается, если я хочу найти себе девушку такую, как ты, то мне надо стать занудным заучкой, чтобы сражать ее наповал силой интеллекта? — Семен достал штопор и бокалы.

— По-моему получается, что такая, как я, тебе вообще на фиг не упиралась. — Сковорода была водружена на середину стола, и я чуть слюной не захлебнулась.

Когда я последний раз ела обыкновенную домашнюю жареную картошку? Даже так и не вспомню. Везде и всюду все так стали заморочены на здоровой пище, что такой примитивный праздник желудка стал дурным тоном.

— Ты опять о разнице в возрасте? — скривился Семен. — Кто в наше время смотрит на то, что парень младше?

— Ты прав, на это сейчас всем плевать. Но я не об этом.

Семен разлил вино.

— А о чем? — он поднял бокал: — За знакомство!

Мы выпили, и я даже зажмурилась, жуя. Хотелось просто молча сидеть и наслаждаться. Этим дешевым вином, этой картошкой, отсутствием необходимости надевать какую-то маску. Но потом увидела, что Семен не сводит с меня глаз в ожидании ответа. Вот же упрямый юноша.

— Вот скажи, когда ты смотришь на меня, что видишь?

Семен покраснел и уткнулся в свою тарелку.

— Вижу, что ты красивая. Очень. Что же еще, — пробурчал он.

— И что же ты бы хотел с такой, как я? — настаивала я.

Семен поперхнулся и стал совсем пунцовый. Он допил залпом свое вино.

— Что ты имеешь виду, что бы я хотел? Это что, не очевидно? — наконец выдавил он.

— Не-а. Не для меня. Поэтому и спрашиваю. Когда ты смотришь на такую, как я, чего ты хочешь? Разового секса или серьезных отношений?

Парень с трудом сглотнул.

— Знаешь, на самом деле я бы не отказался от любого варианта, который мне бы перепал. Но если бы был выбор, то да, отношения были бы лучше. Поиметь красивую девушку — это, конечно, удовольствие. Но встречаться каждый день, обнимать, знать, что она твоя, ждет тебя, любит… это вообще другое. Это было бы супер.

Семен снова наполнил бокалы. У меня в голове уже слегка зашумело. Судя по тому, как заблестели его глаза, ему тоже на старые дрожжи моментально врезало.

— А то, что красивые девушки прекрасно осведомлены о своей внешности и часто стервозны, тебя не смущает? — помахала я вилкой.

— Ну знаешь… Если девушка выглядит как ты, то ей можно многое простить, — усмехнулся Семен.

— Ну и дурак же ты! Нельзя выбирать красивое тело и смазливое лицо вместо души. Всегда прогадаешь и окажешься тем, в чье сердце нагадят.

Наверное, я выглядела чересчур раздраженной, и у парня поджались губы, как у капризного мальчишки.

— Ой, ты прямо как бабуля моя! — заныл Семен так, словно у него зубы разболелись. — Еще начни мне лекции читать о том, что нельзя беспорядочным сексом заниматься, и надо себя для своей единственной хранить.

— Ну, по поводу последнего ничего сказать не могу. Но то, что если ты из тех парней, кто выбирает отношения, а не множество разовых перепихонов, то девушку тебе нужно выбирать не по принципу «если все ее хотят — и я хочу», а нормальную, я точно знаю. С которой будет тепло, уютно.

— А ты себе мужчину тоже по такому принципу выбираешь?

— Нет. Но мой пример не то, чему стоит подражать.

— И почему это?

— Потому что я только беру, олух! Беру и ничего не желаю давать в ответ. Я абсолютная, рафинированная эгоистка!

Семен насупился, и мы какое-то время ели и пили в тишине. Мне даже стало неудобно.

— Баба Нина же вроде всегда говорила, что не хочет переезжать, — решила я найти хоть какую-то тему для разговора.

— Так инсульт же у нее был. Сама больше не справляется, — пробухтел Семен, а у меня кусок застрял в горле.

Стало бесконечно стыдно. Баба Нина оставалась, пожалуй, последним человеком в мире, кто относился ко мне с бесконечной добротой, несмотря на мои закидоны. И что самое важное, я спокойно могла от нее эту доброту принимать, потому что верила, что это искренне. И вот оказалось, что с ней случилась беда, и что же я? Ведь у меня был ее телефон, но разве я звонила? Вечно занята только собой. Что же, я ни словом не соврала Семену. Я именно такая.

Живая натура Семы, как и выпитое, видимо, недолго могли вынести молчание.

— Ты не против, если я закурю? — спросил он.

— Нет. Если и меня угостишь. — И тут я поняла, что с момента, как покинула рамзинский дом, первый раз вспомнила о сигаретах, да и то только потому, что парень напомнил.

Семен открыл окно, и мы задымили.

— Слушай, ну если ты говоришь, что ты такая прямо эгоистка, то почему это от мужика ты ушла, а не он от тебя. Он что, типа, недостаточно богат? Или в постели не того?

Я едва сдержала резкий выдох, вспомнив, насколько Рамзин был «того».

— Нет, дело не в том.

— А в чем?

— Слушай, Сема, тебе никто не говорил, что любопытство приводит к травмам?

— Не-а. Только что оно является источником новых знаний.

— Умник.

— Ну скажи-и-и! — заныл он.

— Вот приколебался! Просто он такой же, как я, понятно? Только он сильнее меня. Он тоже желает только брать все, что захочется, но при этом у него есть власть заставить меня отдавать. Понятно?

— Ничего мне не понятно. Не можешь, что ли, нормально сказать?

Я зарычала и закатила глаза. Нет, ну вот что ты ему объяснишь, когда у него и обычных-то отношений не было, а тут такая хрень, как у нас с Рамзиным.

— Семен, отвали! Лучше подскажи, где можно работу найти, хотя бы временную, но так, чтобы официально не устраиваться.

— На трассе! — выдал этот мелкий гаденыш.

— Дебил ты, Сема. С моим характером туда нельзя. Там или я кого-то убью, или меня.

— Да я же пошутил! — извиняясь, сказал парень.

— А я абсолютно серьезно.

— Вообще-то, я могу поговорить о тебе с Риммой. Она хозяйка бара, где я по вечерам подрабатываю, и еще три дня в неделю мы там с парнями живой музыкой народ балуем. Римма — нормальная тетка, с понятиями, может, и возьмет тебя.

В этот вечер мы засиделись с Семой почти до рассвета, обсуждая схожесть взглядов на одни аспекты жизни и их полное расхождение в других. Количество пустых бутылок росло прямо пропорционально серьезности обсуждаемых тем. А когда я доползла до постели и уснула, то никакой Рамзин ко мне не явился.

Спустя два дня я стояла в главном зале пивного бара перед одетой в кожу худощавой женщиной средних лет. На голове у нее была бандана с черепами, а на руках, не скрытых рукавами футболки, красовались всевозможные тату, а так же множество фенек и браслетов. Женщина была маленького роста, почти на голову ниже меня, но в ее манере держаться и позе отчетливо ощущалась уверенность в себе и твердый характер. Она внимательно рассматривала меня, окидывая придирчивым взглядом.

— Семка сказал, ты его сестра двоюродная? — спросила она чуть хрипловатым голосом.

Я молча кивнула.

— Еще сказал, что ты от мужика своего прячешься. — Ох и Сема, трепло. Но я опять кивнула. — Долго думаешь задержаться? — продолжала она разбирать меня взглядом.

— Понятия не имею.

— Ладно, — кивнула она. — Тебе повезло, что я решила взять еще одну официантку. Только придется носить униформу.

Римма кивнула на девушку в другом углу бара, что протирала столы перед открытием. Та почему-то зыркала на меня недобрым взглядом. Одета она была в очень короткие кожаные шорты и весьма мало скрывающий топ.

— Ты не переживай, — вернула к себе мое внимание Римма. — У меня правила жесткие. Официанток лапать против воли я не позволяю. Если кто руки будет тянуть — бей по морде чем придется, а охрана сразу поддержит.

Я удивленно подняла бровь. Что это за бар такой, где позволено бить морды клиентам? Обвела все вокруг взглядом. Крепкие столы из массивной натуральной древесины, такие же добротные лавки и стулья. На стенах какие-то железяки и реклама разного пива.

— У нас контингент собирается особенный, так что никто не обижается.

— Как скажете, — пожала плечами я.

— Давай на «ты». И предупреждаю сразу: если начнешь с кем-нибудь из этих мудаков трахаться в туалете или минет делать за углами — уволю на хрен. У меня не бордель, а пивбар.

— Я что, похожа на ту, кто может кому-то отсосать по-быстрому в сортире? — фыркнув, подняла бровь я.

— Нет. Ты скорее похожа на стерву, которая заставит мужиков между собой сцепиться за право ублажить тебя хотя бы ртом. Но мне в любом случае не нужны дополнительные напряги. Тут их и так хватает. Мы поняли друг друга?

— Более чем.

— Тогда можешь прямо сегодня и приступать. Если что не понятно, спрашивай у Ленки и у меня, не стесняйся.

Я пошла переодеваться в подсобку и, выйдя в зал, огляделась. Вот ведь ирония судьбы. Отец еще несколько дней назад орал с пеной у рта, что лишит меня всех денег, и пойду я работать уборщицей или официанткой. И в тот момент мне казалось, что это пипец. Худшее, до чего я могла бы опуститься. Но вот она я — стою себе в баре и не испытываю особого дискомфорта от того, что собираюсь как раз официанткой и работать. Нигде в организме не ощущается уколов оскорбленного самолюбия, не слышно визгов ущемленной гордости. В любом случае лучше так, чем мною будет помыкать Рамзин.

Глава 20

Только когда бар открылся и стал наполняться посетителями, я поняла, что имела в виду Римма, говоря о правилах поведения и особом контингенте.

Подавляющее большинство гостей бара было брутальными, затянутыми в кожу байкерами. Многие уже были далеко не мальчишки, слегонца пузатые и реально бородатые, густо украшенные устрашающими тату, но все достаточно вежливые, как ни странно. Пока трезвые. В процессе вечера, когда они уже изрядно заливались, начинались не совсем пристойные шутки, и даже были желающие пощупать мою задницу. Но в силу того, что они уже были поддатые, а я трезвая, скорость реакции и внимание позволяли мне ускользнуть от столь тесного знакомства их лап с частями моего тела. Так было до того времени, пока в бар не ввалилась компания байкеров явно более молодого разлива. Я как раз отнесла заказ и шла по проходу между столиками к стойке. В этот момент мою бедную ягодицу будто отсушило от немилосердного удара.

— Классная задница, новенькая! — рявкнул кто-то над ухом под грубое ржание.

Даже не раздумывая, я с разворота вмазала деревянным подносом по наглой роже стоявшего сзади. Мужчина издал сдавленное хрюканье и согнулся пополам, прижимая руки к носу.

— Остап, сука похотливая! — раздался самый настоящий рев взбешенной тигрицы, перекрывающий даже орущий из колонок тяжелый рок. — Я тебе, сученыш, сколько раз говорила, чтобы ты моих девочек не трогал?

Я чуть поднос не уронила от этой звуковой атаки. Никогда бы не заподозрила, что в столь мелком и довольно хрупком теле Риммы скрыты такие резервы.

Тот самый Остап, что шлепнул меня, мгновенно выпрямился и, вытерев кровь рукавом, состроил несчастное лицо.

— Извини, Римм! Это я машинально! Клянусь, больше не повторится! — заискивающе прижал он руку предположительно к сердцу, но я бы сказала, что, скорее уж, к желудку.

— Смотри у меня! Еще раз — и больше не войдешь сюда! — авторитетно заявила Римма.

Байкер посмотрел на меня, потом на поднос в моих руках.

— Хорошо, что не сломался, а то бы Римка совсем взбесилась, — негромко сказал он и широко мне улыбнулся. — А удар у тебя ничего так. Взбодрил меня.

— Обращайся, — фыркнула я и развернулась уйти, но парень ухватил меня за локоть.

— Эй, это и правда чисто машинально вышло. Так что ты это… типа, извини меня.

— Типа, извиняю, — ответила я, невольно рассматривая его. — Это все?

— Ну да, все, — пожал он плечами и хитро подмигнул. — Могу только в качестве дополнительного извинения предложить приложить лед к твоей роскошной заднице. Можем даже сделать это у меня дома.

— Ты лучше к члену с яйцами лед приложи, авось хоть часть крови к мозгам вернется! — ответила я, и его приятели дружно заржали.

Парень был высокий, темноволосый, я бы сказала не урод, но точно пока не определялось из-за крови, размазанной по лицу, да и не люблю я растительность на этой части тела. А тут имела место быть самая настоящая борода, как, впрочем, и длинные, где-то до лопаток волосы. Так что никакие его ужимки на меня в принципе подействовать не могли.

В течение вечера Остап старательно перехватывал мой взгляд, глупо подмигивал и делал непристойные жесты. Но руки держал при себе, даже когда я приносила им пиво и закуску.

— Видать, ты этого осла-производителя хорошо так приложила, — смеялась Римма. — У него вон как шею перекособочило. Весь вечер в твою сторону косит.

Сказать, что я устала в первый день, это ни черта не сказать. К концу дня у меня уже до трясучки болели руки от подносов, ноги от бесконечного количества кругов по залу, и трещала голова от орущего рока и непрекращающегося гула голосов. Но при этом я чувствовало себя удивительно довольной. Никакого особого дискомфорта, что раньше это я всегда была в качестве посетителя, а не наоборот, у меня не возникало. Домой мы с Семкой добирались на его скутере. Тоже, кстати, новое для меня впечатление. Работать предстояло три через три дня. Семен работал в баре подсобником, а несколько дней в неделю по вечерам он с еще четырьмя парнями играл в группе, как собственные сочинения, так и старые рок-баллады.

Когда я через пару дней заикнулась о том, чтобы подыскивать себе жилье, Сема сначала наорал на меня, а потом дулся еще целые сутки. Но, если честно, мне и самой не хотелось уходить отсюда. Мы с ним как-то стремительно ужились, буквально сразу привыкнув проводить свободные вечера или за просмотром новых и не очень фильмов с активными комментариями, или за долгими разговорами за жизнь под пиво или вино. А еще мне нравилось просто сидеть и молча слушать, как Семен перебирает струны своей гитары, подыскивая нужные слова для новой песни. Это неожиданно напомнило мне наши вечера с мамой, пока все еще было хорошо. Отец почти все время был в отъезде, и я, вернувшись из школы, проскальзывала в мамину мастерскую и сидела, наблюдая за ней, гадая, что же в очередной раз рождается на холсте. А когда наступал вечер и свет уходил, мы сидели и болтали, как лучшие подруги. Мечтали, что когда я вырасту, то стану морским биологом и буду выходить в море на исследовательском судне. А родители купят домик у моря. Отец будет заниматься каким-нибудь бизнесом, а мама — писать свои картины на берегу в хорошую погоду. Ничему из этого не суждено было сбыться, и раньше мне воспоминания об этом времени всегда причиняли сильную боль, и я бежала от них как могла. Но рядом с Семкой, с его хитроватым и одновременно наивным взглядом на все в этой жизни, моя вечная боль трансформировалась в просто грусть, которая словно обретала голос в его пальцах, ласкающих струны.

В быту нам тоже удалось поладить, хотя оба явно не были фанатами стерильной чистоты. Готовили мы по очереди, убирали вместе, хотя часто и подолгу шутливо препирались из-за того, что кому положено делать, исходя из теории полов. Побеждала обычно я в силу женской хитрости, как врожденной, так и приобретенной. Семен это прекрасно понимал, но смирялся с поражением, правда, грозя, что в следующий раз ни за что не попадется.

А еще очень много разговоров у нас сводились к вопросам секса, а точнее — Семкиной вечной озабоченности и способах, как от нее избавиться. Это напоминало, наверное, то, как если бы у меня вдруг откуда ни возьмись появился младший брат, еще и сразу со всем букетом подростковых проблем и комплексов, не говоря уже о бушующих гормонах. Причем братец-то, кроме всего прочего, оказался еще и жутко разборчивым. Подавай ему сразу девушку не абы какую, а красоты неземной. При этом я уже во вторую свою смену срисовала, что вторая официантка Лена запала на Сему и, похоже, всерьез. Я пробовала говорить с ней на эту тему, но девушка почему-то невзлюбила меня и только презрительно фыркала в ответ, отказываясь хоть как-то общаться. С Семеном мои способности свахи также потерпели полное фиаско. Он заявил, что Лена не в его вкусе. Тоже мне ценитель!

Рамзин после того реалистичного сна не являлся ко мне. Ну, можно сказать, почти. Просто очень часто я просыпалась от того, что отчетливо ощущала на себе взгляд. Тяжелый, голодный, неотступный. От него все мое тело напрягалось и буквально звенело от жесткой сексуальной потребности. Словно я заразилась этой рамзинской ненасытностью, как вирусом, и выздороветь никак не получалось. Не выходило и снимать напряжение самостоятельно. Оргазмы были, но они ничем не помогали, оставаясь какими-то бесцветными и безвкусными, не давая ни на секунду забыть моему телу и разуму, что это только заменитель того, в чем на самом деле я нуждаюсь. Никакие попытки парней из бара привлечь мое внимание тоже не срабатывали. Несмотря на то, что некоторые были весьма настойчивы и даже не глупые и весьма остроумные, они будто оставались прозрачными для меня. Я смотрела, но не видела. А бросаться в очередное приключение очертя голову, просто в надежде, что присутствие нового мужчины в постели физически выдавит Рамзина из моих мыслей, я не видела смысла. Потому что ну не было ни у кого и близко такой энергетики, как у этого чертова пришельца. Поэтому я, просыпаясь после таких снов, шла на кухню и сидела до утра, отравляя тело дымом и глядя на холодные звезды, под которыми где-то ходил тот самый Рамзин, лишающий меня возможности нормально выспаться.

В работу я втянулась удивительно быстро. Мышцы рук и спины привыкли к тасканию подносов и долгому хождению. Как без конфликтов ставить на место подвыпивших байкеров тоже усвоила очень быстро. Самое удивительное, что мне и правда нравилось и само заведение, и атмосфера, и люди. Это разительно отличалось от тех гламурных тусовок, посетителем которых я сама была еще совсем недавно, где даже в воздухе всегда ощущалось нечто приторно-гнилостное, фальшивое. По большому счету это была заслуга хозяйки — Риммы. Как я узнала, она была женой одного из байкеров. Он разбился насмерть около десяти лет назад. Римма после этого больше не вышла замуж, насколько было известно общественности даже интрижки ни с кем не завела. В память о муже она и открыла этот бар для байкеров, и они в этом ее поддержали и очень помогли. Даже когда на нее пытались наехать какие-то бандюки, парни собрались и устроили им такой теплый прием, что больше ни у кого и мысли не возникло соваться к Римме. Римма была именно такой, как ее и охарактеризовал Сема: умной, немного жестковатой, но честной и готовой встать на защиту своих сотрудников, не взирая на лица обидчиков. Но и за косяки спрашивала так, что аж в пот бросало, и повторять ошибок не хотелось.

На второй неделе я поймала себя на мысли, что если отодвинуть в дальний угол мою необъяснимую неспособность изгнать из головы Рамзина, наверное, никогда в жизни я не была так спокойна. Не была столько времени просто собой. Как будто отступила эта вечно грызущая меня потребность в саморазрушении. Мне не хотелось грубить, я не нуждалась в том, чтобы все время ощетиниваться и демонстрировать всем «пошли все на хер» лицо. Эти дни были какой-то необъяснимой зоной покоя для меня. Даже Семен заметил это. Хотя я знала, что так долго длиться не может и рано или поздно нужно что-то решать. Нельзя жить вечно в таком подвешенном состоянии. Да, я не ходила, испуганно озираясь, ожидая в любую минуту увидеть Рамзина. Если честно, к концу второй недели я уже была почти уверена, что он меня не ищет. Ну на фига такой затяжной гемор такому, как он? Наверняка уже нашел новую идиотку, и трахает ее до беспамятства, и мозг выносит своими перепадами настроения. С-с-сука! Короче, жить вот так, на птичьих правах, я вечно не собиралась. Но все же каждый день откладывала свою, так сказать, легализацию. В конце концов, при всей моей обиде нужно же хотя бы позвонить и узнать, как отец.

— Ты как-то изменилась, — сказал мне Семен однажды вечером, когда мы в четвертый раз пересматривали «Аватар», где весьма символично инопланетяне надирали задницы землянам.

— Так говоришь, как будто хорошо меня знаешь, — фыркнула я.

— Ну, может, не хорошо, но приехала ты другая.

Я вздохнула, в очередной раз поражаясь этой обезоруживающей способности Семки говорить со мной о неудобных или очень личных вещах и при этом умудряться не разозлить меня.

— Другая, это как?

— Ну, не знаю. Глаза совсем другие были. Злые, настороженные. Словно ты все время ищешь повод всех послать, или ударить, — продолжил он, косясь на меня и потягивая пиво.

— А сейчас что, смотрю умильненько, как кот из Шрека?

Я взяла со столика свою бутылку, пряча за ней улыбку.

— Не. Ты умильненько, скорее всего, никогда не сможешь. Просто как-то… спокойно. Будто не ждешь от каждого в любой момент какой-то херни.

Я прислушалась к себе.

— Может, и так, — только и пожала я плечами.

— Ты мне так нормально и не хочешь объяснить, что у тебя с этим мужиком вышло, что ты от него прячешься?

— Обязательно настроение портить?

— Нет, не обязательно. Но я все еще думаю об этом.

— Ты-то чего? И я тебе уже пыталась объяснить. Это безнадежно.

— Нет, не безнадежно. Просто это ты хреновый объяснятель. Не быть тебе училкой, — хихикнул Сема.

— Да уж. Вот несчастье, — я старательно делала вид, что увлечена сюжетом.

— Ну, Ян, не будь такой стервозной, — Семен схватил пульт и остановил фильм прямо в момент эпичного полета Джейка Сули с гигантского дерева.

— А ты не будь таким наглым и любопытным, — вздохнув, попросила я.

— Но я ведь такой и есть. Вот расскажи один раз нормально, и я отстану от тебя. Навсегда, — сделал честные глаза Сема.

— Мля, вот въедливый. Ну как я тебе объясню? — закатила я глаза. — Вот смотри, ты ведь на скутере ездишь?

— Ну да.

— И всегда ты за рулем?

— Так еще бы.

— Ты знаешь, куда поедешь, знаешь, какой ты водила, выбираешь скорость. А вот теперь представь, что за рулем человек, о котором ты ни черта не знаешь. Он привлекает тебя, даже, можно сказать, завораживает, заставляет тебя чувствовать необычайно остро. Но ты не можешь угадать, когда и насколько сильно он заложит поворот, не догадываешься, с какой скоростью будет гнать, не представляешь, где вы окажетесь в итоге. И сойти в пути нельзя, твоих слов он не слушает, и ты понятия не имеешь, вдруг он вообще собирается вмазать вас в стену. — Ага, а еще он гребаный инопланетянин или кто там еще, но это уже мелочи. — Так тебе понятней?

— Так понятней. Видимо, это та еще поездочка должна быть, — пробормотал Семен.

— Вот тут ты прав.

В конце третьей недели я получила самую первую в своей жизни зарплату. Конечно, суммы, оказавшейся у меня в руках, мне раньше и на полдня бы не хватило, но душу необычайно грело именно то, что это первые деньги, которые я заработала самостоятельно. Не взяла у отца или сняла с карты, а именно заработала. Глупо, да? Но, блин, приятно и ново для меня. Мы решили по этому поводу устроить с Семкой праздничный ужин. Закупились в местном супермаркете и приперли полные пакеты домой. Дружно взялись готовить, но тут выяснилось, что никто не вспомнил, что у нас еще вчера закончилось масло. Семен решил мухой смотаться в ближайший магазинчик, а я осталась следить за тем, что уже кипело на плите.

Минут через десять громко хлопнула входная дверь, и я, поставив на плиту сковороду, уставилась в сторону коридора, ожидая появления Семена с бутылкой масла. Но он, как назло, застрял.

— Се-е-ем, ну ты чего там, заблудился? — крикнула я, когда от сковороды запахло. — У меня уже почти готово все, и вино остыло сто процентов.

И тут же подавилась словами, потому что в дверях появился Рамзин собственной персоной.

— Такая умильная семейная картинка. Госпожа Крамер ждет своего юного любовничка, как заправская хозяюшка с ужином и винцом, — процедил он, презрительно кривя свой красивый рот.

Легкие окаменели на полувдохе, как и все мое тело. Темно-карие глаза словно приварили мои ноги к месту, обездвижив меня. Но длилось это всего секунду. И потом паника и шок обернулись злостью, и я схватила с плиты раскаленную сковороду.

— Нашел-таки, сволочь, — прошипела я, со всей очевидностью демонстрируя, что так просто в руки не дамся.

— А ну поставь на место! — рявкнул Рамзин.

— Или что?

— Или твоему милому мальчику будет очень больно.

За спиной Рамзина появился шкафообразный Саша, держащий за горло вырывающегося и хрипящего Семена.

В здоровых лапищах Александра Семка казался тщедушным цыпленком, которому вот-вот сломают шею. А судя по ярости, бушующей в глазах Рамзина, это может случиться в любую секунду.

— Сема… — прошептала я и поставила сковороду.

Глава 21

— Надо же, какой послушной ты вдруг стала, — глаза Рамзина сузились так, словно то, что я уступила, только еще больше взбесило его. — Неужто маленький ублюдок так хорош, что ради него ты все что угодно сделаешь?

— Скажи своему громиле, пусть Семена отпустит, — попросила я как можно ровнее, не выдавая страха за Семку. — Он просто мой сосед и в наших с тобой разборках не при чем.

— Не знал, что у владельца с его вещью могут быть какие-то разборки, — нарочито холодно ухмыльнулся Рамзин, но я отчетливо видела адское пламя за этой ледяной ширмой.

Его взгляд не оставлял сомнений, что он пытается задеть меня целенаправленно, провоцируя на эмоции. Как будто одного его появления не было достаточно для того, чтобы мое тело одномоментно перешло из состояния почти покоя в режим ожесточенной похоти и дикой ярости одновременно. Неповторимый, только ему присущий запах коснулся моих ноздрей, сразу же изгоняя любые другие ароматы, заползая внутрь меня, стремительно отравляя потребностью, как ядовитый газ. И тот страх и та злость, о которых кричал мой разум, не были никакой для этого помехой. Скорее уж наоборот. Разгоняя с каждой секундой мое сердце все быстрее, они ускоряли процесс этой чувственной интоксикации, переплетаясь с ней, эти эмоции становились вроде и не совсем реальными, но совершенно отчетливыми.

— Я не твоя вещь, придурок, и никогда ею не буду, — сглотнув, выдавила из себя я, внутренне отвешивая себе весомую пощечину.

— А я, наивный, думал, что ты не заставишь меня опускаться до примитивного грубого шантажа, — Рамзин почти горестно поднял брови, изображая наигранное страдание, но через секунду его губы растянулись в кровожадном оскале. — Но раз до этого дошло, не буду врать, что мне это не доставит удовольствие. Александр, сломайте мелкому ублюдку обе руки, чтобы в следующий раз он думал, прежде чем тянуть их к чужому имуществу.

Рамзин произнес это таким отстраненно-холодным тоном, что у меня волосы на голове зашевелились.

— Не-е-ет! — завопила я. — Не трогай его. Это несправедливо! Он никогда не прикасался ко мне!

— Ой ли? — склонил голову на бок Рамзин и достал из кармана телефон.

Проведя несколько раз по экрану, он положил его на стол передо мной. Я не захотела прикасаться к нему, а просто опустила глаза и едва не застонала. Это было дурацкое селфи, которое Семка сделал где-то неделю назад в баре, когда там праздновали день рождения одного их завсегдатаев. Семен тогда слегка перебрал и обнимался и фотографировался со всеми, в том числе и со мной. На фото он тесно прижимался ко мне, целуя куда попал в шею. Вот только откуда это фото у Рамзина?

— Это просто глупое селфи. Мы дурачились, — пробормотала я, поднимая глаза, уже зная, что для Рамзина это никакой не довод.

— Он… Прикасается… К тебе, — мужчина произнес каждое слово словно отчеканивая.

— Ты что, из каменного века, Рамзин? Это просто дружеское объятие. Ничего такого.

— В самом деле? — он схватил телефон и, проведя по экрану, прочел: — «Моя девушка Яна. Мужики, правда, я счастливчик?» Восхищенные комментарии друзей-придурков читать?

Я посмотрела на бледного Семена, едва дышащего в захвате Саши, и он прошептал одними губами: «Прости», став еще белее. Покачала головой, понимая, как Рамзин нашел нас и что теперь мы в реальной заднице.

— Он просто глупый размечтавшийся мальчишка. Разве ты в его возрасте не делал глупостей?

— Глупости — да. Если бы он просто дрочил на твой светлый образ втихаря, я бы его вполне понял. Но назвать чужую женщину своей… Нет, настолько тупым я не был никогда.

Я решила, что не буду усугублять сейчас спором на тему о том, что не считаю себя его женщиной, равно как и вещью. Лучше поменять русло разговора, переключив с Семена на себя.

— Но ты же не думаешь, что я повелась бы на него? — я старалась казаться как можно безразличней и отвернулась от Семена, потому что смесь вины и обиды на его лице резала меня наживую.

— Конечно, я не думаю, что ты стала бы спать с ним, тем более после меня, — самодовольно заявил Рамзин, но угрозы в его голосе не убавилось. — Но этот наглый прыщ посмел практически на весь мир объявить мое своим. А это я спускать не намерен.

— Пожалуйста… Игорь. — Бровь Рамзина выжидающе поднялась. — Не нужно портить жизнь мальчишке. Он совершил глупость, и он не знал ничего о тебе и твоих на меня претензиях.

Семен возмущенно дернулся, но я хлестнула его предупреждающим взглядом, и он замер. Но, само собой, это не ускользнуло от внимания Рамзина.

— Не знал, — слегка протянул он, не отрывая своих глаз от меня и будто раздумывая, должен ли он принимать мои слова на веру. — А ты знала. Поэтому это будет больше наказанием для тебя.

— Что?

— А что? Ты же не думала, в самом деле, что я стану бить или морить тебя голодом в назидание? Я не собираюсь портить свою игрушку. И мне не нужно, чтобы ты зажималась, когда я буду тебя касаться. Ты нужна мне послушной, а не сломанной. Я ведь хочу трахать прежнюю Яну, а не дрожащую от страха куклу.

Но вот как можно одной фразой или даже просто звучанием голоса сделать так, чтобы я ощутила и вспомнила все, что он может со мной сделать. И при этом совершенно не важно, насколько оскорбительно это прозвучало. Так, будто его рот вдруг оказался повсюду на моем теле, и оно готово загнуться от иссушающей жажды почувствовать его и внутри. Как противно понимать, что ты никак не можешь управлять ни самими желаниями, ни их силой. Рамзин открывает рот, говорит, и весь контроль у него. Долбаный пришелец!

Рамзин повернулся к Семену

— Моя Яночка не хочет, чтобы тебе делали больно, мальчик, — презрительно произнес он. — Но наказание за наглость ты должен понести в любом случае.

Семен дернулся в огромных ручищах Саши и неожиданно уставился на Рамзина зло и вызывающе.

— Хочешь наказать меня, валяй. Только Янку не трогай, — агрессивно выкрикнул он и тут же заскрипел зубами, потому что получил тычок под ребра от охранника.

— Как трогательно! Такая взаимная забота! Сейчас расплачусь, — продолжал глумиться Рамзин.

— Ты же на вид вроде нормальный мужик, — дерзко продолжил Семка. — Неужели такому, как ты, не в западло заставлять женщину быть с тобой против воли? Неужто без принуждения с тобой не спит никто?

— Замолчи, Семка… — успела выкрикнуть я, но тело парня уже выгнулось от боли, и он завопил отчаянно и громко.

При этом охранник не сделал ни единого движения, и только Рамзин смотрел на бьющегося от боли Семку пристально.

— Прекрати! — Я метнулась через кухню и хотела толкнуть Рамзина в грудь, то тут же оказалась прижата к нему так, что даже нормально вдохнуть не могла. Его запах и интенсивный жар обрушились на меня, и все нутро заполыхало, эгоистично требуя забыть сию же секунду о существовании в этом мире чего бы то ни было и немедленно сдаться этому животному голоду, которым заразил меня Рамзин.

— Прекратить? — зарычал он мне в лицо.

— Да, пожалуйста. Прошу тебя.

Да, я уже умоляла, только к своему стыду не могла бы сейчас честно сказать, прошу я за Семку или озвучиваю собственную капитуляцию перед желанием.

— Ах, теперь ты просишь. А как насчет того, что я просил тебя вернуться? И даже обещал, что обойдется без наказания! — злость Рамзина наконец прорвалась в крике.

Но кроме нее от меня не укрылось и вожделение, которое заставляло его тело едва заметно подрагивать от моей близости. И эта дрожь немедленно передавалась моему телу, словно нас кто-то тыкал одним на двоих электрошокером.

— Ты не просил, а приказывал! — ловя воздух, крикнула я в ответ.

— Это тупые отговорки. — Наши губы были уже так близко, что мои огнем горели от желания одного из его подавляющих поцелуев.

— Не для меня, — я держалась на остатках упрямства, и мой голос упал до шепота.

— А мне плевать. У тебя была возможность избежать этого. Но ты приняла неверное решение, — такой же хриплый шепот в ответ.

— Я исправлюсь. Не нужно наказывать Семку. Если я виновата, то меня и наказывай!

— Э нет, дорогая. Ты не решаешь ничего. Ты делаешь, что я говорю, а не наоборот. — Глаза Рамзина неотрывно смотрели на мои губы.

— Я согласна. Буду послушной, — решилась я.

— Докажи.

Я раздумывала лишь секунду, а потом преодолела остаток расстояния между нашими ртами и провела своими губами по его. Разряд нереальной силы прошил нас обоих, и я неимоверным усилием сдерживалась, чтобы не впиться в Рамзина до онемения. Но нет, я ведь должна быть покорной и позволить ему вести. Рамзин испытывал меня, не отстраняясь, но и не углубляя нашего контакта. Я держалась на остатках не сгоревшей в похоти воли и позволяла насладиться моментом. Ведь знала, знала каждой клеткой своего тела, что его желание ничуть не меньше моего, а может, и в разы больше. И Рамзин сдался и алчно захватил мой рот, втолкнув себя вглубь, как обычно лишая меня всего, чтобы наполнить до краев собой. Имел меня своим поцелуем и хотел, чтобы я знала это. Не просто смирилась и уступила, а отдалась целиком, впустила так глубоко, как только он захочет оказаться. Но длилось это слишком мало, потому что он резко отстранил меня и до хруста сжал челюсти.

— Если будешь недостаточно понятливой или память тебе изменит, дорогая, то расплачиваться за это будут те, кто тебе дорог, — его голос огрубел. — Например, твой отец или этот неожиданно образовавшийся мальчишка. Причем я сотру ему память о тебе, и он даже не будет знать, за что страдает, а ты будешь. Мы поняли друг друга?

— Зачем ты это делаешь? — прошептала я, уже сдаваясь. — Зачем? Ты ведь не такой на самом деле. Не такой!

Рамзин грубо оттолкнул меня к стене, и лицо его исказилось.

— Кончай тут изображать психолога или мою несуществующую совесть. Ты и понятия не имеешь, какой я! Хочешь знать, почему я это делаю? Да просто потому, что могу! Могу, понятно? Выведи ее отсюда! — рявкнул он Саше, и тот, отпустив Семена, взял меня за локоть и потащил к выходу.

— Яна! — попытался кинуться ко мне парень.

— На меня смотри, щенок! — голос Рамзина опять стал намного ниже и повелительней, чем обычно, и Семен повиновался. — А ты, Яночка, иди и чинно-мирно садись в машину. Будешь послушной, и я не сделаю больно твоему домашнему любимцу.

Я бросила прощальный взгляд на Семку, уже оплакивая те недолгие дни покоя и душевного тепла, что мне обломились рядом с ним, и послушно пошла к выходу.

Глава 22

Прошло уже почти полчаса, а Рамзин все еще не появился. Я нервно ерзала, мучаясь беспокойством за Семку и виня себя за то, что парень пострадает по моей милости. Нужно было не слушать его и валить куда-нибудь в съемный угол, а не подставлять его так глупо такой зверюге, как Рамзин. Но нет же, я, как всегда, эгоистичная идиотка, думала только о себе! О том, как мне уютно, тепло и комфортно рядом с этим болтливым и озабоченно-наивным мальчишкой. И вот теперь Рамзин бог знает что там с ним делает, а я только и могу что смирно сидеть и пялиться в затылок амбалу Саше, потому что опасаюсь, что начни я сейчас тут права качать, и это только все усугубит. Ненавижу тебя, Рамзин! Сто тысяч раз ненавижу!

Александр посматривал на меня недобро в зеркало заднего вида, явно следя за каждой гримасой и движением. Нервное ожидание и это пристальное наблюдение быстро исчерпали не слишком большие запасы моего терпения.

— Ну, что ты уставился на меня? — не выдержав, вызверилась я на охранника.

Он молча покачал головой, но глаз не отвел.

— Прекрати пялиться на меня, как будто я гений зла! — не могла уняться я. — Что я лично тебе плохого-то сделала?

Парень потер гладко выбритый подбородок и вздохнул.

— Ничего, госпожа Крамер. Но хозяин был очень… взбудоражен вашим… неожиданным уходом. А еще хуже стало, когда мы не смогли вас найти в первые же сутки. С ним было непросто все эти дни, — тихо ответил он.

Я уже открыла рот, чтобы едко высказаться по поводу, откуда этому громиле знать значение слова «взбудоражен», но потом закрыла его, потому как Александр по большому счету был в этой ситуации вообще не при чем, и не фиг на нем зло сгонять. Да и за три недели работы в баре я научилась тому, что внешний вид человека ни черта не говорит ни о его умственных способностях, ни о душевных качествах. Вонючий и пьянючий замухрышка может оказаться полным таких мыслей и откровений, что волосы дыбом встают, а лощеный тип красоты неземной абсолютно беспонтовым и пустым.

— Если человека запирают, как собаку, то его уход сложно назвать неожиданным явлением, — только и буркнула я. — Или прежние подружки вашего хозяина были в восторге от такого обращения?

Охранник опустил глаза, прерывая нашу игру в гляделки, и беспокойно поерзал.

— Ничего не могу сказать вам по этому вопросу, — ответил он и спустя минуту добавил: — На моей памяти ничего подобного не происходило.

Это как нужно понимать? Что раньше Рамзин никого не хватал и не запирал, и это только на мне в нем пробудились маниакальные наклонности, или просто Саша не так давно тут работает?

— Слушай, Александр, а ты в курсе вообще, что работаешь на инопланетного захватчика? Не боишься, что навечно опарафинишься в глазах всех честных землян? — откинувшись на сидение, решила я воспользоваться неожиданной разговорчивостью охранника.

Тут я увидела в зеркале, как на лице парня появилась едва заметная, но очень симпатичная улыбка.

— Нет, госпожа Крамер, не боюсь. Я ведь точно знаю, на кого работаю, — почти весело ответил он.

— Ну, раз ты такой осведомленный, меня просветить не хочешь?

— Нет, простите. Хозяин сделает это сам, когда и если сочтет нужным, — взгляд парня стал немного виноватым, но вид был решительный.

Ну и ладно, попытаться-то можно было?

В этот момент сам главный герой нашего обсуждения появился из подъезда в сопровождении второго охранника. Вид у него, как всегда, был непроницаемый, но на лбу образовалась складка, выдавая то ли озабоченность, то ли его вечное недовольство. Когда Рамзин сел в машину, я посмотрела на него, не решаясь спросить о Семене. Бабульки на лавочках проводили любопытными взглядами дорогущую иномарку, разворачивающуюся во дворе старых трехэтажек. Она смотрелась тут, как инопланетный корабль на колхозном подворье. Я с тоской взглянула последний раз на окна нашей старой квартиры и уткнулась взглядом в затылок сидящего за рулем Александра.

— Я так понимаю, что лишил тебя ужина, и моя обязанность накормить тебя, — произнес Рамзин так, словно пытался поддержать милую светскую беседу.

Я хотела проигнорировать его, но знала, что он все равно не даст мне такой возможности.

— Ну да, ты ведь сказал, что в твои планы не входит морить свою секс-игрушку голодом, — безразлично отозвалась я.

— Ты, я смотрю, склонна к преувеличениям. Игрушку я бы просто использовал, не озадачиваясь тем, получает ли она от этого удовольствие, — уголок безупречного рта опустился в раздражении. — А насколько я припоминаю, каждый раз ты была более чем удовлетворена.

Тут не поспоришь, поэтому я просто промолчала.

— Ты сильно голодна или сможешь подождать, пока мы не доберемся до какого-нибудь достойного места? Сомневаюсь, что в этом городишке есть что-то круче чебуречных, — ровным тоном продолжил мой захватчик.

Я ответила пожатием плеч. Но это не устроило Рамзина.

— Я спросил, насколько ты голодна, — нажал он, добавив в голос раздражения.

— Обморок от истощения мне не грозит, — я упорно смотрела в окно. — А в некоторых чебуречных готовят вполне сносно.

Рамзин промолчал, но я отчетливо ощущала давление его взгляда на своем затылке. Автомобиль выскочил на трассу, и мимо замелькали сельские пейзажи. Ехали мы явно очень быстро, но в такой машине это практически не ощущалось.

Через полтора часа, большую часть которых Рамзин опять провел в телефонных переговорах, мы уже входили в один из ресторанов, находящихся на территории какой-то загородной базы отдыха. Всю дорогу мой инопланетянин не сводил с меня глаз, а я старательно не смотрела на него, делая вид, что просто оторваться не могу от окна. Даже шея затекла. Но это нисколько не помогало сделать присутствие Рамзина менее ощутимым. Несмотря на то что в машине было еще двое мужчин, казалось, мой нос способен обонять только его уникальный запах, который словно запускал в моем теле тот самый процесс, в результате которого я оказываюсь голой и потной и ору от удовольствия под ним и даже не думаю хоть как-то этому сопротивляться.

Блондинистая девушка-администратор радостно засияла при виде Рамзина, едва скользнув глазами по его костюму, часам и обуви. Цепко отметив наличие охраны, она недоуменно уставилась на меня.

Ну да, я прямо сейчас не очень тянула на спутницу такого мужика. Девушка не смогла скрыть вопросительно-презрительного выражения при виде моих шмоток, которые мы с Семкой приобрели на местном китайском рынке. Ведь при побеге я взяла только то, что влезло в мою сумку. Решив очевидно, что лучше всего меня не замечать, она ослепила Рамзина тщательно отбеленной и отрепетированной улыбкой и проводила нас к столику, обольстительно щебеча по дороге. К слову сказать, Рамзин игнорировал старания администраторши и был сконцентрирован на мне. Галантно усадил меня за стол и осмотрел так заботливо, что у меня создалось впечатление, что он сейчас мне начнет слюнявчик, как дитяте, повязывать. Когда делал заказ, был сама любезность, которая, однако, тут же закончилась, стоило мне попросить вина.

Нас усадили за угловой столик, а охрана расположилась за соседним, создавая некий буфер между нами и остальными посетителями. Теперь, чтобы подойти к нашему столу, нужно было пройти под их «дружелюбными» взглядами, от которых у официантов начинали дрожать подносы в руках.

Честно сказать, аппетита у меня особо не было, поэтому я в основном гоняла деликатесы по тарелке, по-прежнему игнорируя прямой взгляд Рамзина.

— Я так смотрю, мне все же стоило завезти тебя в чебуречную. Видимо, твои вкусы и предпочтения разительно поменялись за эти дни, — сказал он спустя время.

— Может быть, — огрызнулась я. — А может, они всегда такими и были.

— Хочешь сказать, что всю жизнь мечтала есть в дешевых забегаловках, таскать подносы и прислуживать пьяному быдлу, пытающемуся пощупать твою задницу? — глаза Рамзина потемнели и угрожающе прищурились.

— Хочу сказать, что есть, работать и жить всегда приятнее среди нормальных людей, не страдающих комплексом собственной гребаной божественности и не думающих, что они чем-то охрененно выше остальных, — мне удалось сдержаться и не одарить Рамзина злобным взглядом, хотя подмывало. Но я прекрасно помнила, как на меня действует этот прямой контакт, и не хотела давать ему такое преимущество. Хотя и понимала, что этого в итоге не избежать и это чистое упрямство. Ну и плевать!

— Я не думаю, Яночка. Я точно знаю, что я охрененно выше остальных. Настолько выше, что тебе и представить-то сложно. — Как только, говоря это, он не порвался от самодовольства?

— Да знай себе на здоровье. Но это твое долбаное знание не дает тебе права унижать людей, причинять им боль или лишать их выбора и свободы. Иначе как бы не пришлось хернуться мордой в грязь с этой твоей высоты. И если такое случится, вряд ли найдутся желающие помочь тебе подняться. Меня среди них точно не будет, — я все же подняла глаза.

— А я хоть раз говорил, что мне от тебя нужны помощь, сочувствие или душещипательный вынос мозга, дорогая? — оскалился Рамзин в злобной усмешке. — Насколько мне помнится, я упоминал только о том, что хочу трахать тебя, когда и где мне вздумается. А все остальное оставь для таких жалких ниочемышей, как этот твой домашний питомец и ему подобные неудачники.

— Как прикажете, о, повелитель! — я вскочила и поклонилась. — Мне приступать к обязанностям по вашему ублажению прямо здесь и сейчас?

— Сядь на место, черт возьми, — от низкого рыка даже посуда на столе задребезжала.

Большинство тех, кто еще находился в зале, повернулось в нашу сторону.

Я плюхнулась назад и с яростью уставилась в глаза напротив. И разглядела в них не просто гнев, а еще и ту самую, уже знакомую тьму, что протягивала жадные щупальца, стремясь выбраться наружу и добраться до меня. Воспоминание о том, как я тонула в ней, не ощущая от этого ни грамма страха или сожаления, а только запредельное удовольствие от отсутствия внутренней боли, тут же взорвалось в моем разуме. Покатилось вибрирующей звуковой волной по телу, захватывая каждый уголок. И опять я ощутила, что нечто во мне поднимается, небрежно стряхивая с себя, как тончайшую паутину, мой контроль и устремляется навстречу этой тьме. И снова не могу понять зачем — чтобы поглотить или оказаться поглощенной?

— Вы готовы к десерту? — прощебетал рядом слащавый голосок администраторши, и мы с Рамзиным дернулись одновременно, будто она стегнула нас кнутом.

Я даже не заметила, как она подошла, да и, судя по взбешенному лицу, Рамзин тоже.

— Какого черта? — рявкнул он и непонимающе уставился на что-то в своей руке.

Это была обычная салфетка, на которой, как я понимаю, девушка решила попытать счастья и подсунуть свой номерок моему зверюге. Что же, уважаю предприимчивость, но момент был выбран неподходящий. Как только Рамзин понял, что именно он держит в руке, его губы презрительно искривились и он окатил замершую блондинку убийственным взглядом.

— Мне казалось, что я пришел в приличный ресторан, а не в бордель, под него маскирующийся, — практически загрохотал он. Девушка вспыхнула и попыталась что-то возразить, но он ей не позволил. — Если вы настолько нуждаетесь в состоятельных покровителях, то ищите их через сеть, благо сейчас есть для этого все возможности, а не предлагайте свои сомнительные услуги людям, желающим просто спокойно поесть!

Девушка стала пунцовой, уже беспомощно хватала ртом воздух, и мне показалось, что у нее случится сердечный приступ.

— Рамзин, прекрати! — негромко, но настойчиво сказала я.

— Думаю, мне следует немедленно обратиться к вашему руководству, — не обращая на меня внимания, продолжал он давить девчонку. — И потребовать не только вашего немедленного увольнения, но и того, чтобы сведения о вашем поведении были доведены до всех достойных работодателей…

— Игорь, заткнись ради бога! — рявкнула я и грохнула по столу стаканом. — Ты девчонку до сердечного приступа доведешь!

Рамзин моргнул и уставился на меня так, словно не мог поверить, что я сказала ему такое.

— Девушка, идите, пожалуйста, и пришлите наш десерт, — как можно спокойней обратилась я к ней. — И успокойтесь, ничего он вашему руководству не скажет. Только в другой раз смотрите, кому номера подсовываете, а то ведь можно и совсем на неадеквата нарваться.

Девчонка развернулась и умчалась, зарыдав.

— Чего ты на нее накинулся? У тебя что, ПМС инопланетянский? — посмотрела я на застывшего Рамзина.

— Она мне подсунула свой номер, — он смял и швырнул передо мной салфетку.

— И что? Ты ей понравился, что тут такого? Это что, первый случай с тобой такой? — безразлично пожала я плечами.

— Нет, не первый. Но она это сделала внаглую, даже не стесняясь твоего присутствия. Это оскорбительно!

Ой, вы посмотрите сколько пафоса-то!

— Я выгляжу оскорбленной? — подняла я насмешливо бровь.

Рамзин подался вперед и уперся руками в стол, нависая надо мной и давя своей бешеной энергетикой.

— Нет. Ты старательно изображаешь, что тебе плевать.

И он ухмыльнулся, давая понять, что, типа, не верит ни на секунду в мою игру. Если честно, сказать, что меня не задела наглость администраторши, я не могла. Но по сравнению с тем, как я злилась на Рамзина, это были просто мелочи.

— Мне и правда плевать, — я одарила Рамзина самой холодной улыбкой, на которую была способна. — Мне только жаль тех женщин, что сдуру ведутся на тебя. Ведь их может ждать то же, что и меня.

— Ну, естественно, я же худшее, что может случиться с женщиной, — Рамзин наклонился еще ближе к моему лицу, как будто был готов на меня броситься.

— Заметь, не я это сказала. Хотя, конечно, наверняка есть такие поклонницы особых практик, которым нравится, чтобы им отдавали команды, как собакам, таскали за собой когда вздумается, а когда нет — запирали и трахали в процессе. А еще лишали общения, мучали друзей, требуя идеального послушания, — в последний момент мне очень захотелось отодвинуться, потому как лицо мужчины исказилось, выдавая степень бушующего внутри гнева.

— Ни хрена я твоему ниочемышу не сделал! — прошипел Рамзин, и мне показалось, что он сейчас огнем начнет мне в лицо дышать.

— Не ври! Я видела, что Семке было больно! Ты хренов садист! — сорвавшись, я гневно ткнула пальцем в грудь Рамзина, и от этого нас обоих будто тряхнуло, делая и так дикое напряжение запредельным.

— Это ты виновата в том, что ему досталось! — Я попыталась отдернуть руку, но мой агрессор поймал ее, удерживая на прежнем месте. — Ты меня взбесила! И он даже не помнит теперь ни о чем!

На одну краткую секунду мне послышалась нотка раскаяния в его голосе.

— Зато я никогда его крика не забуду! — С огромным усилием я все же выдрала у него свою ладонь.

— Ну и прекрасно! Значит, больше глупостей делать не будешь! Будешь делать, что я скажу! — заорал на меня Рамзин, продолжая нависать с маской чистой ярости на лице.

Ну да, разве мог он хоть немного раскаиваться в своем поступке? У тебя глюки, Яна. Кто угодно, только не этот господин «я выше всех». Я упрямо опустила глаза, отказываясь вступать в открытое противоборство и позволять ему еще больше давить на меня.

— Как прикажете, мой повелитель, — выдавила желчно, складывая ладони домиком и склоняясь перед ним.

В следующую минуту наш стол взвился в воздух и врезался в противоположную стену, теряя по дороге посуду, которая звонко обратилась в осколки на каменном полу.

— Да что же это, на хрен, такое! — взревел Рамзин, подступая вплотную ко мне.

Остальные посетители ресторана вскочили со своих мест и, возмущенно переговариваясь, уставились в нашу сторону. Охранники тут же встали стеной, отгораживая нас от всех этих людей. Рамзин дышал, как скаковой жеребец после забега, и давил на мой затылок взглядом. Я же считала про себя, не собираясь поднимать голову добровольно, и рассматривала его безупречные туфли ручной работы.

— Мы уезжаем, — спустя минуту глухо сказал он и схватил меня за руку, поднимая.

— А как же десертик? — усмехнувшись себе под нос, спросила я.

— Обойдешься без сладкого. Я же вот три недели обходился. Александр, рассчитайся тут, — рыкнул Рамзин и потащил меня к выходу.

Глава 23

В машине он уселся как можно дальше от меня и теперь смотрел в свое окно, избегая поворачиваться в мою сторону. Но тяжелые волны исходящего от него гнева были слишком очевидны в тесном пространстве салона. Теперь за рулем был второй охранник, постарше, имени которого я так до сих пор и не узнала. Александр вернулся минут через десять, и мы опять поехали в сторону столицы. В салоне висела тягостная тишина, разбавляемая только разнообразными мелодиями с двух рамзинских телефонов. Рамзин не ответил ни на один из них и продолжал напряженно смотреть в окно, будто надеялся увидеть там нечто жизненно важное. Спустя минут тридцать звонить стал телефон Александра, и тот, покосившись через плечо на уткнувшегося в окно моего зверюгу, негромко, но достаточно жестко отвечал, что «господин Рамзин в данный момент чрезвычайно занят важными переговорами и ответить не может». Ага, сам с собой общается. Работать барышней-телефонисткой охраннику пришлось до самого конца пути, потому что Рамзин так и сидел, не меняя позы и демонстрируя мне свой затылок.

Спустя пару часов такой езды мы въехали на территорию аэропорта. Так же молча поднялись на борт частного самолета, при этом Рамзин взлетел по трапу буквально бегом, стараясь даже случайно не касаться меня. Я устроилась в мягком кресле и пристегнулась. Охранники сели напротив, а сам его величество хозяин удалился куда-то в хвост, пропав из моего поля зрения. Саша за время полета то и дело бросал на меня немного расстроенные взгляды, лицо же второго оставалось абсолютно нечитаемым. Появившаяся милая стюардесса предложила нам чего-нибудь выпить.

— Нам ничего не надо, — пророкотал терминатор с окаменевшим лицом, едва я хотела ответить. — А даме только воду.

Девушка кивнула и, нацепив ослепительную улыбку, пошла, покачивая бедрами в хвост, видимо, намереваясь спросить, не надо ли чего Рамзину. Через минуту раздался его повелительный раздраженный рык, который не смогли заглушить даже двигатели самолета, и стюардесса пронеслась назад, опустив пылающее, явно расстроенное лицо. Хамло инопланетное!

Летели мы по моим подсчетам где-то три-четыре часа. Сразу после посадки Рамзин появился передо мной, протянул руку и… улыбнулся. На лице ни следа прежней злости. Неужели на него пребывание в воздухе оказывает некое волшебное воздействие? Прямо не знаю, может, это не к добру? Я с опаской вложила свою ладонь в его, ожидая, что вот сейчас он меня дернет, прижмет и начнет давить бешеной энергетикой и властью над моей чувственной стороной.

— Не спросишь, куда и зачем мы прилетели? — сказал он, ведя меня к выходу, галантно поддерживая за локоток и ни разу даже не стискивая его как обычно. У меня возникло желание прямо затаиться в ожидании какого-то дерьма, которое последует за этой странной метаморфозой.

— Если захочешь — сам скажешь, а если нет, то не фиг и воздух сотрясать, — равнодушно отозвалась я, осторожно косясь на Рамзина. Он насмешливо хмыкнул, но, похоже, не разозлился.

— Мы прилетели в Женеву. Здесь мой головной офис, — ровным голосом продолжил он. — Была в Женеве раньше?

Хотелось огрызнуться, но его спокойный тон и на удивление достоверно выглядящая легкая улыбочка вроде как не давали мне повода. Это выглядело так, как будто у нас вдруг настало какое-то то ли перемирие, то ли временное затишье на фронте, и хоть меня о нем никто заранее не уведомил, нарушать его в одностороннем порядке мне пока не с руки.

— Как-то не пришлось, — сухо ответила я.

— Ну что же, тогда я буду иметь удовольствие познакомить тебя с этим городом в свободное от работы время, — самодовольно заявил он.

Надо ли говорить, что его тон даже не подразумевал моего нежелания участвовать в задуманной культурной программе, хотя и оставался внешне образцом вежливости. Это, наверное, личная суперспособность Рамзина — говорить и вести себя безукоризненно вежливо, не давая при этом ни на секунду забыть, какой властный мудак прячется за этой маской. Хотя ни черта он не прячется. Прячутся те, кто желает что-то скрыть от глаз или мнения окружающих. А этому бизнесмену-мутанту наплевать на все и всех.

Вздохнув, я промолчала. А что сказать-то?

После перелета и предыдущих событий я чувствовала себя вымотанной, и мое ехидство и желание огрызаться на все что угодно решили взять отгул.

Большой серебристый седан затормозил практически в нескольких десятках метров от трапа. Была уже ночь, и все, что я могла видеть, — это бетонное покрытие взлетной полосы и огни вдалеке, где смутно угадывались огромные здания ангаров и аэропорта. У водительской двери вытянулся невысокий парень, который, кивнув, уступил свое место Александру.

В этот раз я смотрела в окно уже не с показным, а с настоящим любопытством.

Правда, сейчас, ночью, по-настоящему оценить архитектуру и достопримечательности не представлялось возможным. Но время у меня еще будет. Довольно быстро мы въехали в район, напоминающий отдаленно загородный поселок с большим количеством деревьев и живыми изгородями разной высоты, из-за которых выглядывали двух — и трехэтажные виллы самого разного дизайна. Одни были освещены довольно ярко, другие же буквально едва угадывались в темноте. Так же разнились и размеры прилегающих к ним участков.

Минут десять спустя мы въехали на подъездную аллею, подсвеченную желтоватыми фонарями, расположенными почти на уровне земли. По обеим сторонам росли не слишком высокие деревья с густыми, развесистыми кронами, придававшие аллее вид туннеля в сказочное королевство. Да уж, придет же в голову такое! Вероятно, в конце этой подъезда окажется замок людоеда.

Но реально там обнаружилась довольно большая вилла с широкой террасой, живописно оплетенной вьющимися растениями. В данный момент двор, в который мы прибыли, терраса и просматривающийся за огромными прозрачными дверями и окнами холл были ярко освещены.

Рамзин молча вышел из машины и, обойдя ее, самолично открыл дверцу и протянул мне руку. В воздухе ощущалась влага, как бывает вблизи большого водоема.

Мы прошли в гостеприимно открытые двери в холл с роскошным мозаичным полом, в дальнем конце которого начиналась вычурная лестница.

— Нравится? — спросил Рамзин, поймав меня на разглядывании.

Все вокруг ненавязчиво намекало на то, что здание и весь интерьер — это не новодел, призванный своим вопяще дорогостоящим видом кричать о прямостоячести владельца в этой жизни, как было в доме отца стараниями людоедки.

Нет, это здание имело немалую историю, где каждая вещица и деталь ненавязчиво вещали о так называемом «старом» богатстве, которое не нуждается в нарочитом выпячивании.

— А если не нравится, посадишь меня на обратный самолет? — усмехнулась я.

Рамзин в ответ только отзеркалил мою усмешку, явно показывая, что на такие милости рассчитывать не стоит.

— Дом покажу позже. Завтра нужно в офис, дел собралось невпроворот. Так что пошли-ка спать, Яна.

Сказано было таким тоном, будто мы старая семейная пара, и это для нас само собой разумеющееся.

— У тебя привидения тут не шастают, Рамзин? Домик-то явно с историей.

— Ну, даже если они и есть, то мне на глаза не показывались.

— Ну да, даже у призраков ума хватает держаться от тебя подальше. У одной меня выбора нет, — пробурчала себе под нос, но, судя по всему, со слухом у внеземных пришельцев все было нормально.

— Хорошо, что ты с готовностью это признаешь, — фыркнул Рамзин, взял меня за руку, переплетая наши пальцы, и повел наверх.

— Что за долбаный детский сад! — возмутилась я и дернула кисть, но хватка тут же стала железной, прозрачно намекая, что и тут у меня выбора нет.

— Яна, тебе стоит перестать так остро реагировать на все, что я делаю, — занудным тоном терпеливого учителя вещал Рамзин, поднимаясь по лестнице. — Это совершенно бессмысленно, потому что, сколько ни пенься, дорогая, но все будет, как я хочу и планирую. И все, чего ты добьешься, — это станешь глупо выглядеть на людях, где мы будем теперь часто появляться. И кстати, если ты надеешься экстравагантными выходками вынудить меня отпустить тебя, то сообщаю тебе — единственное, что получишь в итоге, это то, что будешь снова сидеть взаперти. Никаких развлечений, никакого общения, никаких походов по магазинам. Единственные, кого ты сможешь видеть, — это охрана, прислуга и, само собой, я. И так до тех пор, пока я не решу по-другому.

Надо же, такая длинная речь, а зверюга ни разу не сорвался на рычание. Это на него воздух европейский так действует, или просто Рамзин осуществляет новый метод воспитания меня? Изображает непробиваемого крутого чела?

— Можно наводящий вопрос, повелитель? — не сдержалась я.

— Яна! — рыкнул Рамзин, но потом смягчился: — Спрашивай.

— Ты меня сюда привез, потому что на территории Швейцарии срочно рабство законом разрешили, а я, наивная, не в курсе?

Рамзин остановился посреди лестницы, и мне показалось, что он сейчас меня швырнет вниз для профилактики излишней болтливости. Нацепленная им маска вежливости слетела, и он уставился на меня с такой знакомой смесью злости и темной жажды. Его рука стиснула мою ладонь так, что я прикусила губу, чтобы не заорать. Взгляд Рамзина метнулся от глаз к губам, и его ноздри расширились, как у голодного хищника, учуявшего кровь. Его горло дернулось, но затем он медленно выдохнул, и глаза снова буквально уперлись в мои, стараясь, как всегда, задавить авторитетом.

— Яна, — лязгнул его голос, — я очень старательно настраиваю себя на то, что изначально, возможно, у нас все пошло как-то не так. То, как мы встретились, и то, как развивалось наше общение, не совсем… обычно. И я признаю за тобой право на некоторое недовольство. И я даже готов с этого момента быть весьма чутким и внимательным к твоим пожелания и нуждам. Но это ни в коем случае не значит, что я намерен тебя отпускать или что-то в корне менять. Поэтому настоятельно советую тебе смириться и принять уже существующую действительность. Потому что все твои попытки бунта будут мною безжалостно подавлены. Так что не стоит обострять, дорогая.

И он, чуть ослабив хватку на моей руке, поволок меня дальше. А я решила пока не вякать и посмотреть, как пойдет.

Рамзин толкнул дверь в большую спальню. Здесь все было весьма лаконично, и сразу же бросалось в глаза, что это мужская комната. И предназначена она именно для сна, а не для изощренных постельных кувырканий.

— И что, никаких тебе наручников на изголовье, цепей и зеркал на потолке, плеток и тростей, висящих на стенах? Ты меня прямо разочаровываешь, Рамзин. — Вот не держится у меня язык за зубами.

— Яночка, я уже говорил тебе, что не поклонник подобных практик. Но если у тебя будет острое желание поиграть в нечто такое, ты только скажи, — невозмутимо ответил Рамзин. — А сейчас в душ и спать.

— А что, разве рабыням не положено спать в какой-нибудь каморке под лестницей? — не могла уняться я.

В этот раз не было даже и тени раздражения или резких выдохов, выдающих, что я его достала.

— Естественно, положено. Но так как ты на данный момент моя любимая рабыня, то тебе оказана честь спать в хозяйской постели, — по-прежнему сохранял спокойствие мужчина.

Абсолютно нерациональная молниеносная вспышка гнева поразила меня при мысли, что «на данный момент любимая» вовсе не значит, что единственная, но я быстро поймала ее за хвост и подавила. Засранец играет со мной.

— Ты кто такой и куда дел психического Рамзина? — с подозрением прищурилась я.

— Яна. Иди. В душ, — слова прозвучали так же, как в кабинете отца, когда Рамзин Вячику мозг промывал. И тяжесть в позвоночнике я тоже ощутила.

— На меня твои фокусы не действуют, — огрызнулась я и пошла к двери, на которую он мне указывал.

— Я просто не все еще попробовал, — донеслось мне в спину.

Ванная комната была ожидаемо роскошной, хотя, конечно, и разительно отличалась от основной примеченной мною обстановки виллы своей современной навороченностью. Стального цвета камень на полу и стенах, черная сантехника и большая прямоугольная ванна. В углу здоровенная душевая кабина с туманно-серыми стеклами стенок. Никаких тебе милых пушистых ковриков и прочей девчачьей уютной хрени. Пахло тут очень слабо бытовой химией и совершенно отчетливо тем то ли парфюмом, то ли гелем для душа, оттенок которого я всегда ощущала от разгоряченной кожи Рамзина. Я судорожно выдохнула, гоня из своих легких и мыслей воздух, пропитанный этим ароматом, от которого где-то под сердцем рождалась тянущая голодная боль. Она, становясь горячей влагой, стекла в низ живота и моментально выступила испариной на коже. Даже еще не раздевшись и находясь наедине с собой, я вдруг ощутила себя голой и позорно вздрагивающей от возбуждения. Как бы я ни ненавидела Рамзина разумом, мое тело-предатель жалобно пело о тоске по нему. По его проклятым властным приказам и прикосновениям на грани грубости, которые наглым образом выдирали у меня контроль над ситуацией и собой, оставляя мне только наслаждение в чистом виде. Черт, как же я собираюсь противостоять Рамзину, если только запах в его ванной делает меня практически беззащитной перед ним? И чего я боюсь на самом деле? Того, что, если я и дальше буду спать с Рамзиным, то он прокрадется внутрь, поглотит меня, утопит в себе, став кем-то гораздо более близким, чем просто партнер по классному сексу? Или что, наоборот, я сама отчаянно захочу утонуть в нем, а он оттолкнет, не пустит ближе и однажды просто исчезнет из моей жизни тогда, когда я не буду к этому готова? Хотя о чем я вообще тут размышляю? Исчезнет он в любом случае, не важно, рано или поздно, и то, что я буду чувствовать по этому поводу и как буду себя вести. Это закон жизни. Если вовремя не уходишь ты, то уходят от тебя.

Я разделась и забралась в кабину, сделав воду погорячей. И, пожалуй, нисколько не удивилась, когда спину обдало сквозняком и в кабинку шагнул обнаженный Рамзин.

— Что, пришло время для удовлетворения насущных нужд, повелитель? — хмыкнула я не оборачиваясь.

Потому что мне не надо смотреть на него, чтобы знать, как выглядит это совершенно чрезмерное сейчас для моей психики обилие гладкой мокрой кожи и как сокращаются и перекатываются при каждом движении его длинные упругие мускулы на руках, животе и бедрах. Не нужно даже глаза закрывать, чтобы вспомнить, как выглядят все его загадочные тату, когда по ним льется вода, а еще как они меняются и искажаются, когда он жестко толкается в мое тело…

Так, стоп!

— Если хочешь изобразить из себя бедную рабыню, которую я принуждаю для меня ноги раздвигать, то даже не пытайся, — хрипло ответил Рамзин, выдержав театральную паузу, и провел по моей напряженной спине мочалкой. Хоть я и ожидала его прикосновения, оно все равно вынудило меня дернуться и выгнуться, как будто это был не мыльный кусок тряпки, а раскаленное железо. Рамзин же приблизился, оставляя между нами мизер свободного пространства, так, чтобы не коснуться меня, но при этом невыносимо ощущаться повсюду на моем теле. Это как стоять обнаженной очень близко к открытому пламени. Твою кожу еще не обжигает, но жар почти невыносим, и нет никаких сил, которые помогли бы это игнорировать.

— Я стану трахать тебя только тогда, когда ты сама меня об этом попросишь, — прошептал он у самого моего уха, окутывая своим запахом и присутствием со всех сторон, и ноги задрожали, едва держа меня.

— Тогда, боюсь, тебе придется страдать вечным спермотоксикозом, Игореша. — Боже, лучше бы молчала. Мой голос и дыхание выдавали меня с головой. Хотя моя кожа наверняка была еще более красноречива, покрывшись огромными мурашками.

— Не стоит так за меня бояться, дорогая. Потому что долго тебе не продержаться, — его мурлыкающий смех обжег кожу моего плеча за мгновение до того, как эффект усилили его губы.

Мне пришлось сжать зубы, чтобы не застонать, когда его рот пустился в неспешное, но настойчивое завоевание по моим плечам и шее. Я поставила руки на стену и уткнулась в нее лбом, зажмурив глаза и отказываясь чувствовать то, что вынуждали меня испытывать простые движения его рта. Ладонь Рамзина прошлась по моему боку и угнездилась на животе, и мои мышцы судорожно дернулись. Растопырив пальцы, он притянул меня к себе, вжимаясь в поясницу своим твердым членом, моментально провоцируя меня вспомнить, как выглядит этот наглый орган в мельчайших подробностях, и что с его помощью со мной делал его хозяин. Оказавшись зажатой между нами, его плоть дернулась в голодном нетерпении. Вторая рука мужчины с мочалкой продолжала кружить по моей груди, бокам, спускаясь к развилке бедер и почти лениво возвращаясь назад, обращая простое мытье в эротическую пытку. Если бы не отчетливая пульсация эрекции Рамзина и не его резкое сиплое дыхание у моего затылка, можно было бы подумать, что он совершенно спокоен. Я открыла глаза, так как с закрытыми было только хуже, и пыталась думать о чем угодно, только не о возбужденном мужчине, который уже бесстыдно терся об меня, и не о том, что невыносимо хочу просто прогнуться и подставиться. Утолить жрущий меня голод, которым заразил меня Рамзин. А потом уже будет можно снова собираться с силами и бороться…

— Готова попросить меня?

Не голос — грубое урчание сгорающего от нетерпения зверя, и именно он отрезвил и дал хоть мизерную, но опору. Нет, это не сила воли, да о чем вы! Эта самая сила испустила дух от первого же прикосновения его рта, а может, и гораздо раньше. Нет, сейчас мне осталось только мое ослиное упрямство.

Хотелось сказать что-то эффектное, насмешливо-высокомерное, но единственное, на что меня хватило, это выдавить хриплое «Нет!» И за это короткое слово мое тело отомстило мне болезненными жесткими спазмами внизу живота.

Рамзин коротко выдохнул мне в затылок, вжался особенно сильно, толкаясь бедрами и давая ощутить охрененную степень своей готовности.

— Ты уверена? — почти угрожающе прорычал он, а мое воображение вдруг подкинуло мне изображение золотозубого гопника из электрички с его коронной фразой «Ты не знаешь, что упускаешь!» Боже, мужики всегда и везде одинаковы. Из моей груди вырвался нервный смешок:

— Абсолютно!

Рамзин тут же отстранился, и мое тело меня за это просто ненавидело прямо сейчас. Но не пошло бы оно.

— Как скажешь. Я подожду, — голос Рамзина такой холодный, что, кажется, вода в душе должна замерзать прямо на лету. — Времени у меня в достатке.

Он быстро покинул кабину, и я разрешила себе посмотреть через мутное стекло, как он вытирает свое тело. Резкие движения по коже, каждый сантиметр которой вызывает у меня жажду почти смертельную, за которую я ненавижу и себя и его.

— Заканчивай побыстрее и иди в постель, — приказал Рамзин и вышел из ванной.

Вот тогда я позволила себе сползти на пол душевой и тихонько заскулить, получая от своего взведенного либидо по полной.

Когда вышла в полотенце в спальню, Рамзин лежал на постели, закинув за голову свои руки и прикрыв простыней только самый низ живота, и тонкая ткань и не думала скрывать специфические особенности рельефа под ней. Я так понимаю, что спать мы будем обнаженными. Очень хотелось завыть, но вместо этого я опять посчитала про себя и, скинув полотенце, проскользнула под простынь и отвернулась. Рамзин тут же погасил свет, на моей талии сомкнулись его сильные руки, и он подтянул меня к себе.

Прижался всем телом, обхватывая меня, и, само собой, его член вдавился прямо в ложбинку между моих ягодиц. Рамзин нагло устраивался поудобнее и при этом похотливо терся об меня, а я кусала губы, чтобы не застонать.

— Рамзин, ты же сказал, что не будешь трахать меня, пока я не попрошу, — наконец не выдерживала я этих издевательских ерзаний.

— Так и есть, Яночка, — пробормотал он у самого моего уха. — Но я не сказал, что не буду всячески склонять тебя к принятию правильного решения.

— Сука ты, Рамзин. Это нечестная игра даже для такого засранца, как ты, — меня так колбасило от его близости, что я уже почти не помнила, почему не должна прямо сейчас забраться на него сама и объезжать, пока не вырублюсь.

— Во-первых, я тебе уже говорил, что ты даже и близко не представляешь, какой я на самом деле засранец. А во-вторых, клал я на любую честность и правила игры, когда так хочу получить тебя. Причем всю. А теперь спокойной ночи, дорогая, если, конечно, ты не готова открыть свой ротик и попросить меня засунуть в тебя член.

— Ненавижу тебя!

Нужно ли говорить, что я еще долго не могла заснуть той ночью и вырубилась, ощущая себя морально истощенной. Одна радость — похоже, Рамзину было ничуть не лучше.

Глава 24

— Доброе утро, дорогая, — интимный шепот и губы, скользящие по моей спине. Тяжесть утренней эрекции, трущейся об меня и пачкающей кожу густой влагой. Мое тело отозвалось на эти древние, как мир, движения раньше мозга, желая утоления своего примитивного голода. Я, даже еще не осознавая, что делаю, выгибалась и терлась в ответ, издавая протяжные стоны. Горячий, вздрагивающий член проскользнул между моих бедер, ласкал мои влажные складки, еще больше дразня и обволакиваясь вытекающим из меня желанием. Большая, сильная рука спустилась к моему животу, ниже, и я начала дрожать, невыносимо желая ощутить длинные горячие пальцы там, где все уже пульсировало в ожидании. Они были так близко, неимоверно близко, но все еще не там, и я гневно зарычала и задергала бедрами. Горячий рот нежил мою шею, добавляя еще больше к и так уже почти невозможной остроте моего вожделения. Схватила руку, ласкающую меня, и потянула ее ниже, туда, где она мне так была нужна.

— Готова попросить меня?

А вот это, мать его, жестоко — так обламывать человеку его эротические полусонные фантазии. Все равно что швырнуть в ледяную воду. Замерла и разлепила глаза. Чужая спальня, дикая головная боль, как, впрочем, и во многих других местах, и Рамзин, жарко трущийся об меня своим членом и выворачивающий мне нутро своими тихими хриплыми стонами. Я в аду.

— Я-я-яна-а-а! — Опять эта манера бесстыже облизывать мое имя, взрывая мне мозги чередой развратных картинок.

— Не дождешься! — мгновенно я из состояния сонливости перешла к злости.

— Еще как дождусь! — фыркнул Рамзин за спиной, а потом исчез.

Я выдохнула и расслабилась, но рановато, потому что он появился прямо передо мной совершенно голым: стоял посреди комнаты и с наслаждением потягивался, играя каждым мускулом и нахально демонстрируя мне свой каменный утренний стояк. И при этом вызывающе пялился мне в лицо, подначивая показать слабость и закрыть глаза. Да что б ты сдох, зараза! Как будто простое закрывание глаз поможет мне выгнать эту картинку из своей головы. Черта с два. Она там уже крепко засела, как какой-то инопланетный паразит, и будет теперь жрать потихоньку мой бедненький мозг. А потом я стану слабоумной нимфоманкой с единственной мыслью — иметь Рамзина в режиме 24/7. Вот уж скорее бы, хоть отмучаюсь, буду только ходить и блаженно улыбаться. Какой же ты все-таки сука, Рамзин. Просто планетарного масштаба! Как-то отстраненно на краю сознания промелькнула мысль, что нигде на его теле я не заметила ни малейшей розоватой или белесой полосы, которые несомненно должны были остаться от всех тех ран, что я на нем видела. Три недели не такой уж и большой срок. Хотя чему тут удивляться, когда приходится делить постель с… инопланетянином? Инкубом? Хреновым оборотнем? Н-да, варианты на выбор. Какая занимательная у меня личная жизнь.

— Вставай, Яна, — теперь он отвернулся и нарочито неспешно направился в сторону ванной. — Пора завтракать и ехать в офис.

А я обреченно наблюдала за его упругой задницей, широченной спиной и за сокращением мышц на его бедрах и икрах, когда он вышагивал, изводя меня. Да провались ты! Разве в этой жизни не должно все быть с точностью до наоборот? Разве не мне тут положено дефилировать, демонстрируя свою задницу, а ему лежать и давиться слюной, фантазируя о том, как бы дать по этой наглой башке и сначала отыметь в свое удовольствие, а потом свалить и никогда больше в жизни не видеть? Да, я всегда знала, что жизнь причудлива и несправедлива.

— Не работает, Рамзин! — прохрипела я просто из вредности, борясь со злостью, в которую обратилась тянущая голодная боль в низу живота.

Он оглянулся у самой двери через плечо и нагло ухмыльнулся.

— Я знаю, что работает, Яночка, — самодовольно ответил он.

— Зачем тебе все это нужно? — Я все же не справилась с собой и вскочила с постели. — Хочешь поиметь меня, так сделай это. Или тебе нужно мое добровольное согласие в качестве оправдания? Ну да, тут ведь не Россия. Тут за то, что хватаешь человека и принуждаешь трахаться с собой, можно и по заднице ощутимо получить.

Рамзин развернулся и молча прошелся по мне с ног до головы жадным собственническим взглядом.

— Думаешь, меня страх перед ответственностью останавливает от того, чтобы завалить тебя прямо сейчас и отодрать так, чтобы ты имя свое забыла, Яночка? — ухмыльнулся он, продолжая буквально облизывать меня взглядом. — Ошибаешься, дорогая. Мне нужно, чтобы ты сама признала, что хочешь меня сильнее, чем ценишь свои принципы и свободу. Чтобы смирилась с тем, что я обладаю тобой полностью, снаружи и внутри. Признав свое желание и смирившись с его силой, ты сдашься мне полностью. И уже никогда не сможешь сказать даже самой себе, что я принуждаю тебя, и перестанешь рваться на свободу. Меня больше не устраивает обладание только телом, как раньше. Это только часть тебя. А мне нужно все. ВСЕ!

И в этот момент меня вдруг на секунду накрыло страхом от осознания. От его тона, который абсолютно отчетливо говорил, что никакая это не игра, не блажь, быстро проходящая, не причуда заскучавшего и избалованного бабским вниманием мужика.

От взгляда — тяжелого, давящего, без даже крошечной тени шутливости и сомнения в принятом решении. Почему-то неожиданно огрело по голове мыслью, что так должен смотреть настоящий хищник на СВОЕ. На то, что никогда никому не отдаст, не отпустит до последнего вдоха. За что будет, даже подыхая, рвать глотки и крушить кости всем рискнувшим приблизиться. А может, это вовсе и не хищник, что мне мерещится мелькающим смутной тенью в его глазах, а та самая тьма, что пугает, завораживает и соблазняет меня в Рамзине. Может, она и признала меня своей. И мне начать бы в этот момент по-настоящему бояться, но вместо этого внутри будто что-то мягко, но властно развернулось, вздергивая мой подбородок вверх, обращая позвоночник в стальной прямой прут, посылая откровенный вызов этой посягающей на всю меня тьме. И тьма ответила, устремляясь навстречу плавно, но ужасающе хищно. Не жестко атакуя, не для того, чтобы смять и уничтожить, а увлекая, совращая, обвивая, втягивая в некий одурманивающий танец. И то, что пряталось во мне, надавило изнутри, жадно желая этого порочно-примитивного кружения, принимая его и пока только прося, а не требуя дать ему для этого свободу.

В дверь негромко, но настойчиво постучали, и я дернула головой, сбрасывая с себя это странное видение, и оно рассеялось, как не было. Но остался пристальный, разительно изменившийся взгляд Рамзина. Теперь в нем виделись и растерянность, и замешательство. Но продлились они всего долю секунды.

— Хозяин, можно внести вещи госпожи Крамер? — раздался за дверями бас Александра.

Рамзин взял меня за руку и, открыв дверь, запихнул в ванную.

— Давайте, несите! — крикнул он, входя следом и закрывая дверь, и скомандовал уже мне: — Приводи себя в порядок. Сегодня дел невпроворот.

Когда вышли из ванной, я нашла на постели один из моих немногочисленных строгих брючных костюмов. Не слишком я жаловала такой стиль. Когда оделась, Рамзин, тоже в костюме, окинул меня придирчивым взглядом с головы до ног.

— Нужно заняться твоим гардеробом. Не хочу, чтобы ты носила брюки, — буркнул он.

— И чем же они тебя не устраивают?

— Отсутствием прямого доступа, — и он, ухмыльнувшись, посмотрел на мои бедра так откровенно похотливо, что у меня болезненно сократились внутренние мышцы.

— Ну, ты еще вели мне, как в тупых романчиках, начать чулки с поясом носить, причем под стрингами, — огрызнулась я.

— Думаю, стринги в этом уравнении вообще будут лишними, — невозмутимо ответила эта скотина.

Ну да, как понимаю, провокации не будут ограничены только ночным временем и домашней обстановкой.

— Козел, — прошептала я себе под нос, но, судя по тому, как фыркнул Рамзин, все он услышал.

Завтракали мы в большой светлой столовой, за огромными окнами которой открывался просто потрясающий вид на большое озеро. Сквозь утреннюю дымку над водой на противоположном берегу проступали силуэты каких-то зданий, а кое-где на глади скользили белыми бликами яхты и катера. Отчаянно захотелось оказаться на одной из этих яхт, посреди водной глади в полном одиночестве и быть там долго-долго. Только небо, вода и свободный ветерок. Можно еще Семку с пивом и гитарой.

— Мы отправимся на прогулку на яхте в выходные, дорогая, — прервал мои мечтания Рамзин, видимо заметив, как я смотрю на озеро. — А сейчас заканчивай завтрак. Время не резиновое.

Я одарила его недовольным взглядом. Ну вечно он влезет.

— Слушай, повелитель великий и ужасный, ты скажи мне, неразумной, зачем я тебе в офисе-то сдалась? Какая от меня там польза? Я же не умею ни черта, — спросила я, допивая кофе.

— Не умеешь — научишься. Тем более, думаю, совсем не трудно варить мне и моим посетителям кофе и выполнять мелкие поручения, записывать за мной на встречах и ходить на деловые обеды и ужины. А в документации тоже быстро разберешься. Ты у меня девочка не глупая, — Рамзин оторвался от просматривания каких-то документов и улыбнулся, глядя на меня почти без тени провокации.

Я скривилась, услышав это его «ты у меня».

— Рамзин, у тебя что, острый дефицит секретарш? Так дай объявление в газету!

— У меня два прекрасных высококвалифицированных секретаря. И они отлично справляются со своими обязанностями. А ты будешь моим личным помощником. С весьма специфическим кругом обязанностей.

— Ага, буду варить кофеек и работать твоей подстилкой в круглосуточном режиме. Повезло же мне, — ухмыльнулась я.

— Еще как, дорогая, — Рамзин поднялся и, обойдя стол, опять протянул мне руку. — Идем. Пора выезжать.

Выйдя из дверей, я невольно замерла, залюбовавшись парком, окружавшим виллу. Осень едва началась, и деревья и кустарники вокруг просто поражали множеством оттенков зеленого, красного и желтого.

По дороге у меня была возможность теперь уже при свете дня рассмотреть миленький райончик на берегу Женевского озера, где располагалась вилла Рамзина. Приятно поражала именно сдержанность архитектуры, хотя понятно, что живут вокруг люди далеко не бедные. У нас в аналогичных коттеджных поселках каждый старается выпендриться перед соседями, иногда доходя до полного абсурда. Здесь же, судя по всему, больше ценили вкус и стильность, чем неуемные понты.

Добирались до рамзинского офиса около часа, и все это время я наблюдала, как старинные строения проплывают мимо окон машины. Остановились мы около немного тяжеловесного здания в четыре этажа. На фасаде выступали вычурные барельефы, намекая на его историческую ценность, но особо поглазеть мне не дали возможности. Рамзин уже привычно подхватил меня под руку и повел внутрь. Само собой, охрана следовала за нами двумя здоровенными устрашающими тенями. Почти все входящие и выходящие приветствовали моего любовника, хотя я и заметила, что многие сотрудники смотрели на него несколько испуганно. Господин Рамзин тут явно популярен. Мужчина в униформе открыл перед нами дверцу какого-то почти древнего лифта. Я такие только в кино видела. При подъеме он вздрагивал и громко скрипел, будто собираясь в любой момент отдать концы.

— Мы хоть не застрянем в этой гробине навечно? — нахмурившись, спросила я.

— Навечно нет, конечно. Но на несколько часов я бы как-нибудь не отказался, — тон Рамзина был почти игривым, и он подступил ко мне, вынуждая прижаться спиной к стене. Протянув руку, он принялся нежно поглаживать большим пальцем мою нижнюю губу и нахально облизнул свои как в предвкушении. То, что он привык тупо не замечать присутствия Александра и Ко, для меня уже было очевидным. Они для него не больше элементов декора.

— Ты теперь будешь каждую минуту изображать хренова Казанову? — я отвела глаза от его рта.

— Каждую свободную минуту. До тех пор, пока ты не скажешь два волшебных слова: «Трахни меня», — он наклонился и провел губами по виску и уху, заставляя вздрогнуть.

— А когда скажу, то просто так возьмешь и отвалишь? — решила уточнить я.

— Вовсе нет, Яночка. Просто это очень сильно облегчит жизнь нам обоим, — он скользил ртом по линии моей челюсти, нежно прихватывая кожу губами.

— Правда, что ли? Но мы ведь легких путей не ищем! — огрызнулась я и облегченно вздохнула, потому что лифт остановился.

Рамзин открыл двери, и мы шагнули прямиком в огромную и при этом довольно уютную приемную. В разных углах друг напротив друга там стояли рабочие столы. Узрев нас, из-за них поднялись молодая женщина практически модельной внешности и симпатичный парень лет двадцати шести в очках без оправы. Они выскочили навстречу Рамзину и затараторили приветствия на французском.

— С этого дня прошу в присутствии новой сотрудницы общаться на английском, — распорядился Рамзин, и те уставились на меня в две пары глаз. Причем совсем не выглядели радостными от моего появления. Как я их понимала.

— Знакомьтесь, это моя личная помощница — госпожа Крамер, — представил Рамзин меня. — А это мои секретари — Оливер Рэвей и Анита Дюпуа.

Рыжий парень справился с удивлением быстрее девицы и, заученно улыбнувшись, шагнул ко мне и протянул руку.

— Рад познакомиться. Оливер.

— Ну, тогда я просто Яна, — и я потянулась для ответного рукопожатия. Может, мне повезет, и удастся и тут найти если не друга, то хоть союзника?

И тут же оказалась жестко схвачена Рамзиным.

— Госпожа Крамер, господин Рэвей, — отчеканил он, вынуждая меня опустить руку. — И никак иначе.

Парень явно был сообразительным и сразу же попятился, вежливо кивнув и быстро спрятав удивление. Мне же только осталось едва заметно пожать плечами. Зато девица впилась в меня откровенно враждебным взглядом и, даже не потрудившись кивнуть, обратилась к Рамзину:

— Господин Рамзин, сегодня с утра в вашем кабинете техперсонал установил зачем-то еще один стол, — сказала она таким тоном, каким обычно хотят вломить накосячивших. — Они сказали, что это ваше прямое указание.

— Все правильно, — сухо подтвердил господин большой начальник. — Он необходим для моей личной помощницы.

Девица открыла рот, как будто отказывалась поверить в услышанное, а потом она уставилась на руку Рамзина, которой он по-прежнему держал меня, и она захлопнула его и сузила глаза.

— Разве вашей… помощнице, — она выплюнула это слово, как какую-то гадость, и голос ее стал неприятно высоким, — не стоило бы находиться с нами, чтобы мы с Оливером могли ввести ее в курс дел?

Боже, да тут у нас ревность как никак?

Интересно, кто она, помимо того, что секретарша? Бывшая подружка или типа безотказного варианта, когда ничего другого под рукой нет? Фу, Яна, ты становишься такой стервозной! Одно понятно, что с ней-то у нас дружеских поцелуев в десны точно не будет.

— Анита, а вам не кажется, что то, что следует делать МОЕЙ личной помощнице и где ей находиться, я смогу решить без посторонней помощи? — в голосе Рамзина проявилась уже хорошо знакомая мне холодная властность.

— Прошу прощения, господин Рамзин, — тут же забормотала секретарша, словно сразу теряя в росте.

— А также я сам в состоянии внятно донести до госпожи Крамер, что и как я от нее хочу. — Интересно, этот засранец хоть иногда думает, как двусмысленно зачастую звучат его слова? Похоже, плевал он на это.

— Я поняла, господин Рамзин, — еще тише ответила девушка, опуская голову.

— Прекрасно, что мы поняли друг друга так быстро, — холодно улыбнулся этот гад и как ни в чем не бывало повел меня к дверям своего кабинета. Покосившись через плечо, я прочитала в глазах Аниты «Сдохни, шлюха!» так же ясно, как если бы это там горело неоновой вывеской.

Едва за нами закрылись двери, я раздраженно выдернула свою руку из его хватки.

— Спасибо, что в первый же день четко озвучил мой статус ЛП — личной подстилки — всем сотрудникам, — рыкнула на него я.

— Не драматизируй, — отмахнулся Рамзин.

— В самом деле? — Не пойму почему, но в глазах противно защипало. — Думаешь, для них не очевидно, зачем я здесь?

— Думаю, для меня гораздо важнее, когда для тебя станет очевидно, для чего ты здесь, и ты примешь это. — Я открыла рот, но он не дал мне сказать. — И ответ «никогда» не принимается.

— Как я понимаю, тебе тупо насрать, что подумают твои подчиненные о тебе и обо мне? — Как же мне сейчас хотелось садануть по его заносчивой физиономии чем-то реально тяжелым.

— Грубо, но верно, Яночка. Я владею этим зданием и многими другими, и поэтому я могу делать тут все, что мне вздумается. Даже поиметь тебя у каждой стены. Это мое право. Я даю им работу и плачу зарплату, и все, что им следует делать, — это отрабатывать деньги, а не совать свой нос в мою личную жизнь.

Холодная циничность в словах Рамзина сейчас почему-то причиняла мне боль. То, что мы говорим или делаем друг с другом наедине — это одно. И, в принципе, к тому, что в это невольно вовлечена охрана, я привыкла, чего уж пениться. Но блин, к тому, что в курсе происходящего будет хренова куча людей, я не была готова. В конце концов, можно же это было так не выпячивать?

— Знаешь, Рамзин, каждый раз, когда я думаю, что хуже ты быть уже не можешь, ты меня умудряешься удивить.

— Ну, значит, ты никогда со мной не заскучаешь.

Конец ознакомительного фрагмента.