И жизнь зовём…

Галина Самсонова

Как интересны судьбы людей… Всё, что происходит с нами, зависит от…? От добра и спокойствия в нашей душе и веры в счастье? Или от другого человека и создаваемого им мира вокруг нас?

НИЦЦА

1

— Милый, ты долго будешь смотреться в эту витрину? — на моё плечо легла чья — то рука.

— O?

— Смотришь на меня как на незнакомку. После вчерашнего разговора ты всё-таки принял какое-то решение?

Я стоял перед витриной магазина на незнакомой мне улице. А на меня с удивлением смотрела красивая ухоженная женщина. Абсолютно незнакомая.

— Нет, — ответил я коротко, стараясь вспомнить, что было вчера. Но это было невозможно, как невозможно вспомнить, кто я.

— Милый, хочешь что-нибудь купить?

Вот возможность оттянуть время и что-то вспомнить.

— Да, мне хочется вот те часы. Только у меня с собой нет ничего, — развёл я руками.

— Да, какой-то странный наряд на тебе, — оглядела меня незнакомка, — где ты был?

— Ой, не спрашивай.

— Ну не хочешь, как хочешь, — она похлопала меня по спине, — зайдём, сделаю тебе подарок.

— За что? — изобразил я удивление.

— За терпение.

— А что я терпел?

— Послушай, не похоже, что ты пил всю ночь и потерял память, ты выглядишь слишком свежим и отдохнувшим. Пойдём, переоденешься, нас ждут на ужин, ты не забыл?

Я ничего не забыл, потому что ничего не помнил. Помогая мне застегнуть браслет на руке, она вдруг брезгливо поморщилась.

— Что с твоими руками? Надо немедленно сделать маникюр. Где ты был и что делал?

— С рыбаками ходил в море, уронил телефон за борт, запачкал одежду, в общем, провёл ночь, полную приключений, но хорошо поспал после восхода, — вдруг вырвалось у меня.

Мне захотелось продолжить эту странную для меня игру. Долго ли я выдержу?

— Ах, вот как! — с удивлением воскликнула она, — Поэтому я не смогла дозвониться? — Хотя, — задумавшись на мгновение, добавила, — на тебя это совсем не похоже. Странно…

Она взяла меня под руку и через минуту мы вошли в отель, название которого всплыло в памяти, когда просил привезти сюда. Да, осталось вспомнить где на побережье такие отели.

— Будьте добры, пришлите в номер маникюрщицу для Мишеля, — попросила моя попутчица портье.

Уже хорошо. Мишель это я.

— Да, мадам Соррель.

Мадам Соррель это она. Тоже неплохо. Около лифта она вдруг повернула назад.

— Ты куда?

— В бар, пока ты приведёшь себя в порядок.

Да, а как я войду туда не знаю куда? Я прислонился к стене и, сделав вид что мне плохо, медленно сполз на пол, закрыв глаза.

— Мсье плохо, мадам! — крикнул кто-то.

— Да что это с тобой, — хлопала меня по щекам мадам Соррель.

Тоже хорошо, теперь я знаю, что она точно не дорожит мною. Вот и проясняются наши отношения.

— Дорогая, всё нормально только дойдём вместе до номера.

— Ты к девяти восстановишься?

— А что у нас намечено?

— Продолжаешь издеваться?

— Прости дорогая, мне не очень хорошо. Я что-то выпил у рыбаков и у меня с головой не порядок.

— Уф, только этого не хватало.

Я посмотрел на часы — до ужина с кем-то было почти два часа.

— Я в ванную, маникюр подождёт.

— Лежи в ванной, тебе и так сделают.

Хм, отличная мысль. Куда же я попал и за кого мне надо отдуваться. В номере дамских вещей много, а вот мужских маловато. Да и в ванной немного. Я залил пену и крикнул:

— Пусть заходит.

— Да, скажу, чтобы тебя нашли в ванной.

— А тебе не рановато? — решил я проявить заботу.

— Что?

Так, понятно. Промолчим. Пока не ясно, как продолжать.

— Что ты имеешь в виду? — повторила она.

— А зачем тебе в бар, посиди со мной, я расскажу как красиво и интересно в море на рассвете.

— Мы с тобой это уже проходили. И сидели под звёздным небом на палубе. И не только сидели.

— А это рыбацкая лодка, там тоже интересно.

— Что интересно? Заниматься любовью?

— Нет. Запах не тот для любви….

— Знаешь, когда действительно любишь и сходишь с ума от любви, неважно какой запах.

— Вот и нет, — решил возразить я, — это просто похоть физиологическая, хоть в навоз плюхайся. А любовь бывает там, где всё красиво.

Ответа не последовало, мадам отправилась в бар, хлопнув дверью…..

Свежая рубашка была одна. Оставим её на ужин. Так, что у нас в карманах как бы моей одежды. Странно, но пустые карманы меня не удивили. Я просто никто. Пожалуй, надо удирать отсюда. Или вспомнить, кто же я. Прошелся по комнатам номера, вышел на балкон и увидел внизу мадам Соррель, разговаривающую с девушкой в кабриолете. Та подняла голову и помахала мне рукой. Потом она что-то сказала мадам Соррель, и они засмеялись. Пойду и я в бар.

— Виски и безалкогольный коктейль с запахом ванили.

Мне принесли такой странный дуэт, и почти сразу же в баре появилась мадам Соррель.

— Не хочешь ко мне? — спросила она.

— Нет. Не буду нарушать вашу чайную церемонию своим алкоголем.

Она взяла стакан явно не с чаем и пересела ко мне.

— У тебя странный набор. Тебя это месиво не приведёт в неподобающий вид?

— Как никогда свеж и трезв. Но сейчас мы немного выпьем, и я буду объясняться тебе в любви.

— О, да ты уже хорошо приложился, раз наконец-то решился на такое.

— Милая, я всего лишь пошутил. Что нового ты узнала из беседы с очаровательной кабриолетчицей?

Мадам не ответила. А мне вдруг захотелось ощутить хоть какой-то запах! Так бывало раньше — запахи вызывали ассоциации в голове и ты вспоминал давно забытые ситуации, случаи, вещи. Взяв стакан с виски, я поднёс его к губам и решил незаметно понюхать ремешок от часов. Так, а что мадам купила мне? Филипп Патек! Я взял руку мадам и поцеловал её, а подняв голову, увидел в её глазах слёзы. Она медленно провела рукой по лбу, словно стирая капли пота или какие-то мысли в голове. Рука тонкая и ухоженная.

— Ты так давно не играла мне, — вдруг вырвалось у меня.

— Что? Вспомнил тот единственный раз, когда при тебе сидела за роялем?

— А почему?

— Почему? Вся наша жизнь может выражена в этом «почему?» — cказала она с горечью.

— Мои или твои почемучки?

— Твои.

— А почему ты сказала «наша»?

— Ошиблась. У нас есть отдельно твоя жизнь и всё остальное, что я называю нашей жизнью.

— Прости, родная.

Её глаза округлились от удивления, и она долго, не отрываясь, смотрела на меня. И мне захотелось долго смотреть в эти вдруг погрустневшие и потемневшие глаза. Перевёл взгляд на губы, потом на волосы. А она красива, красива не броской красотой, а той, которой хочется любоваться и погружаться в неё, как в тёплое ласковое море. Видно, я сказал что-то не характерное для Мишеля, но не чувствовал напряжения от этой странной ситуации, как в первые минуты. Мне нужно время, чтобы прийти в себя, и нужно доиграть роль этого Мишеля. Но почему доиграть? Наверное, где-то в моём закрывшемся мозгу всё-таки была память обо мне другом. А пока проснулись только мои зеркальные нейроны, отвечавшие этой женщине и заставлявшие меня жить в её мире. Я не стал пить алкоголь, мне нужен был контроль над собой, и захотелось быть ведущим в этой странной игре обстоятельств. И мне нравилась эта женщина, мне очень нравилась эта женщина.

— Не похоже, что ты разыгрываешь меня. Или просто хочется в это верить, — сказала она тихо.

— Я не разыгрываю тебя. И во что ты хочешь верить?

— В твою искренность сейчас. В первый раз ты назвал меня родной.

— Мне так нравится с тобой разговаривать, — я положил свою руку на её ладонь.

— Мы разговариваем? Нет, просто обмен репликами, — она осторожно освободила свою руку и потянулась к чашке.

— Можно тебя спросить, что ты называешь чаем? Это чай у тебя?

— Вода с лимоном. Я же так всегда называю свой напиток, — она усмехнулась, — не надо обольщаться.

— Что?

— Это я себе. Ты вчера вечером уходил с Андреасом. Вы обсуждали тот вопрос?

— А что так беспокоит тебя? Он мне очень важен? — я понятия не имел, о чём говорила мадам. Фразы сами рождались в голове, и я надеялся поймать суть её мыслей и сделать правильный выбор в своих ответах.

— Ну не делай вид, что тебе сегодня не интересно то, что так занимало вчера.

Я промолчал. Надо было искать какой-то предлог, чтобы выйти из этой темы, но как….

— Ты всегда любил рассчитывать на несколько ходов вперёд. И женился не на мне, а на моих деньгах.

И мне показалось, что эти слова она говорит в первый раз их совместной жизни с Мишелем, т.е. со мной.

— А я был беден?

— Ты же не станешь отрицать, что твои акции пошли вверх после нашей свадьбы.

— Мои акции? — изобразил я удивление, — я лично стою только то, что на мне, да ещё чуть-чуть, если органы продать.

— Не блефуй. Что там вчера у вас произошло? Ты ловко всё провернул с документами. Как наши юристы тебя проморгали — не знаю. Но всё было очень правильно с твоей стороны. Вчера, когда мы всё это разбирали, ты вертелся как уж, и почти вывернулся, если бы не Андреас.

— И сегодня у нас окончательный развод? В 9 вечера?

— Ты что? Кто ж тебе позволит?

— Значит, ждём, когда решение найдётся и разбежимся? В 10 вечера тебя устроит?

Она посмотрела на меня так, как будто окончательно прощалась с ещё недавно тлеющей надеждой на то, во что верила.

— Вот ты и вернулся в себя, — тихо сказала она, имени которой я даже не знал, но она всё знала про меня, — видимо, ты исчез на ночь, чтобы хорошо подготовиться и сделать мне очередной сюрприз. И что же будет в 10 часов? Кто на этот раз сделает тебя победителем и какую пакость ты снова провернул? Она поднялась. Я удержал её за руку:

— Постой, нам надо договорить. Пойдём к нам.

— Пойдём, — ответила она через силу.

Я не знал, что буду говорить этой женщине, когда мы войдём в номер. Мне не хотелось с ней расставаться, но и продолжать эту странную игру мне уже не хотелось — здесь всё было как-то очень серьёзно. А я не знал ничего и ничего не мог вспомнить. Моё сознание было как чистый лист бумаги, и я понимал только одно — эта женщина моё спасение до тех пор, пока ко мне вернётся память. Мы вошли в номер, и я подошёл к зеркалу. Глаза, уши и нос, волосы. Всё нормально и даже красиво. Но кто я?

— Задаёшь себе вопрос, кто ты? — спросила она.

Я похолодел. Она читает мысли?

— Ты хамелеон, — продолжила она, — я никогда не знаю, что ты будешь делать, и каким ты будешь через мгновение.

— Ты неправа. Я просто никто. Пустое место. Ноль. Вакуум.

— О! Таким ты никогда не был.

— Давай оставим всё это.

— Это что?

— Cлова. И всю остальную чушь. Иди ко мне.

— Нет.

Я подошёл и обнял её, такую напряжённую и заледеневшую. Я не помнил таких женщин в своих объятиях. Что же ты натворил, Мишель?

— Ты тоже хамелеон. Ты в какое-то мгновение любишь меня, а потом становишься далёкой и чужой. Я так больше не хочу, мне не нужен этот лёд. Давай забудем на мгновение всё.

Она вдруг стала тяжёлой, и я понял, что она просто повисла на моих руках.

— Что с тобой, моя родная?

— И я бы хотела забыть всё. Но в отличие от тебя — навсегда.

— Послушай, но навсегда у меня не хватит сил.

— На что не хватит сил?

— Да любить тебя 24 часа в сутки! Забыть всё и навсегда можно только в одном случае — заняться любовью и всё забыть. Навсегда! Какая там ещё встреча с кем — то! Я ничего не хочу!

C этими словами во мне вдруг прорвалась какая-то плотина, удерживающая напряжение, таившееся в глубине тела и сознания. Но сознание не могло долго играть в эту игру — я понял, что сейчас сойду с ума. Если уже не сошёл. Кто ты, Мишель? Она попыталась высвободиться из моих рук.

— Ты очень странный сегодня. Я совсем не узнаю тебя.

— Не уходи от меня. Давай просто забудем на полчаса весь мир и останемся вдвоём.

Она вдруг потянула меня в спальню, на ходу снимая с себя одежду:

— Давай! Жизнь будет другой или не будет другой, а пока я хочу тебя, может быть в последний раз.

Прикасаясь к бархатному телу, чувствовал, как под моими руками напрягаются мышцы и тут же губами старался расслабить их. Я понял, что ей, как и мне, сейчас нужна эта тихая нежность.

— Как же ты хороша сегодня, — вдруг вырвалось у меня.

Она вдруг затихла и сжалась в моих руках.

— Не бойся, девочка моя, всё будет, как ты хочешь. Но давай не будем терзать друг друга. У нас впереди много прекрасных и долгих мгновений. И я буду любить тебя, так как ты захочешь.

— А почему ты ни разу не назвал меня мо имени?

— А я не знаю, какое моё обращение к тебе понравилось бы, — с трудом вывернулся я.

— Мне всегда нравилось моё полное имя.

— Нет, можно просто любимая.

— И при всех тоже я буду любимая?

— Не хочешь?

— Народ посмеётся.

— Давай помолчим.

Она лежала и смотрела на окно, которое мы не успели завесить, и в него светило такое наглое и яркое солнце.

— Какой же пошлый этот отель. Как ужасен этот стиль, — вдруг вырвалось у меня. Она перевела на меня удивлённый взгляд. Я ждал какой-то реплики, но она промолчала.

— У тебя за ухом такая очаровательная родинка. Давай мы поменяем причёску, чтобы её было видно, — я собрал её волосы в узел, — господи, да ты сразу помолодела на сто лет. Девчонка!

Она продолжала смотреть на меня, и где-то в глубине её глаз я заметил удивлённую радость. Потом взгляд её потускнел, и она вновь перевела его на окно. Я перевернулся на живот и вдруг по моей спине заскользили нежные ладони женщины.

— Не надо, — вырвалось у меня.

— Тебе не нравится? Ты раньше с ума сходил от этого.

— Я действительно сойду с ума сейчас, неужели ты…

— Кто ты? — тихо спросила она.

— Я — это ты. Наверное. Давай уедем отсюда, на меня это как-то давит. Не могу больше тут быть.

— Ты же мечтал ощутить себя здесь победителем.

— Как тот Наполеон, что где-то тут болтается на стене?

— Не расстраивайся. В этот раз ты проиграл, — засмеялась она.

— А знаешь, я больше ничего не хочу — ни побеждать, ни проигрывать. Поскольку я ничто и никто, то и ничего не хочу.

Я поднялся и начал одеваться.

— Можно я и тебя одену?

— О, нет! Выйди. Я сама, ты же знаешь, что не люблю, когда на меня смотрят в этот момент.

— А мне так захотелось быть с тобой нежным и заботливым.

— Не время, дорогой.

— Я такой же недоумок, как тот, что висит на стене?

— Кто он и где висит он?

— Он — это Наполеон и висит он гобеленовый. Ты что, ни разу не обращала внимание?

— А мы проходили мимо него?

— Вот только что.

Она внимательно смотрела на меня и мне показалось, что у неё то ли в глазах, то ли в уголках губ затаилась усмешка.

— Давно ли ты причислил себя к талантливым недоумкам, как ты высказался?

Зазвонил телефон.

— Ответь, — сказала она, — мне не хочется вставать голой.

— Я могу принести.

— Говори сам.

Вот переплет — что мне говорить и как.

— Да?

— О, это ты? — спросил мужской голос.

— А что, это странно?

— Не то чтобы странно, но неожиданно. А где Анна?

— Не хочет вставать.

— Передай ей телефон или скажи, что сегодня все отменяется по причине болезни Штанмайера. Мне только что сообщил его врач, что дела у него не очень радужные и ему отменили все встречи на ближайшие дни.

— Постой, передаю телефон, — я отдал телефон и испытал огромное облегчение от того, что не будет встречи и разговоров. Наверное, на моём лице отразилась радость, ибо она, выслушав сообщение, посмотрела на меня как-то брезгливо. И я понял, что она опять увидела того Мишеля, кто причинял ей страдания.

А я просто обрадовался тому, что мне не надо будет разгадывать ребусы и догадываться, кому и что я должен сказать и кто это будет ужинать вместе с нами. Господи, что же мне делать… Я смотрел на неё, сидевшую на кровати и пытающуюся скрыть слёзы в глазах и натягивающую простыню на голое тело, словно это могло защитить ее.

— Почему ты боишься меня?..

— Ты просто страшный человек, Мишель. Ты прекрасно знаешь, как я любила тебя…

— Любила? Да ты и сейчас любишь меня. Не надо скрывать это от себя…

— Нет, мой милый, все это прошло… Но иногда просто вспоминается, как я верила тебе и жила, наслаждаясь тем счастьем, которое сама нафантазировала. Я изменилась. А вот ты всегда остаешься самим собой. Хотя иногда ты пытаешься показаться другим, как это было некоторое время назад.

— А я действительно другой. И мне совсем не хочется сегодня ни с кем ужинать, и видеть я не хочу никого, кроме тебя и давай начнём наш процесс расставания с того, что я отдам тебе все, кроме своей любви к тебе, это останется мне — и я буду вспоминать, как гладил твои руки и целовал твои колени, как это было несколько минут назад. Ты увидела радость на моём лице и решила, что я опять что — то выиграл в своих проделках?

Говоря все это, я не контролировал поток слов, они рождались сами, как рождалось все то, что давало мне возможность существовать в это время в этом месте, где я не знаю, был ли я, и кем я был.

— Ты опять несешь какой-то бред, ибо прекрасно знаешь, что никогда не разведешься со мной. Зачем пустые слова?

Мною вдруг овладело такое жуткое состояние и тоска от того, что я совсем один в этом мире, один без мыслей и памяти о прошлом, и у меня нет будущего, нет ничего, кроме этой женщины, для которой я что-то значил, для которой я был в прошлом и есть в настоящем, и для которой я буду в будущем… Она это я… Я это она… МишельАнна… АннаМишель…

Наверное, на моём лице она увидела такое, что ее очень удивило и в глазах вдруг вспыхнула какая — то радость, и они посветлели… Как интересно менялся цвет ее глаз, нет даже не цвет, он оставался таким же зелено-голубым, просто в одно мгновение они вдруг были как светло-зеленое море у берега и потом становились тёмно-синими как море вдали от берега. Что ты же ты делаешь со мной, Анна. Я не знал и не знаю тебя, но во мне росла и увеличивалась, давила и не давала мне дышать такая нежность к тебе… Я вдруг услышал самого себя и понял, что произношу эти слова вслух. Эх, если бы у меня была возможность куда-то уйти, я просто закрыл бы за собой дверь…

— Послушай, ты в порядке? — спросила она.

— Нет, со мной все не так просто, потому что я…, — нам не дали договорить раздался стук в дверь.

— Ты откроешь? — спросила она.

— Не хочется никого видеть, — ответил я, направляясь к двери.

Это был официант со столиком.

— Мы что — то заказывали в номер? — спросил я.

— Я ничего.

— Просто нам сообщили, что ваш ужин отменяется и переадресовали на номер ужин на двоих, — сообщил официант.

Я закатил столик в номер и поднял крышку — божественный запах.

— Как ты думаешь, кто такой заботливый? Очень вкусно пахнет.

Анна молчала.

— Где будем ужинать, мадам? На балконе?

Она вышла уже одетая, подошла к столу, окинула его взглядом и сказала:

— Я бы поужинала в другом месте, если ты не возражаешь. Можешь составить мне компанию, если пожелаешь.

— Я тоже, — ответил я.

— Давай поедем куда—нибудь, и ты закажешь.

— А почему я?

— У тебя нюх на хорошую еду в любом месте. Всегда поражалась твоей способности выбрать то, что надо. Я вызову такси или внизу посмотрим?

— Я весь в твоём распоряжении — вези куда хочешь, а я закажу, что понравится.

Мы поехали куда — то за город. Я не слушал, что говорила Анна водителю, она и мне пыталась что — то сказать, взяв за руку. Но мною овладело безразличие, жуткое до холода и дрожи коленок.

— А что с тобой — у тебя абсолютно ледяные руки как…, — она замолчала.

— Ты хочешь сказать как у покойника…

— Нет, просто вспомнила как в детстве после игры в снежки. Мы с Андреасом любили играть, пока нас мама не звала в дом, где было тепло, где нас любили и все решали за нас. Ах, как хорошо там было.

— Там это где?

— В детстве, — не сразу ответила она.

Боже, а где моё детство? Кто моя мама? Мы выехали за город, дорога запетляла в горах и у меня вдруг вырвалось:

— Не хочу жить.

Я сидел, сжав голову, и повторял эти слова снова и снова, словно надеясь, что умерев, я заново воскресну в этой жизнь собой прежним.

— Ты сошёл с ума…

Я посмотрел на Анну, замершую рядом, увидел ее глаза.

— Слушай, как интересно — у тебя глаза живут также как море. Они меняют цвет.

— Ты просто сошёл с ума…

— Нет. У меня там пусто. Не из чего сходить.

Она провела рукой по моей голове.

— Как давно ты не гладила по голове и не смотрела так внимательно. Почти с любовью.

Произнеся эту фразу, я вдруг понял, что она из жизни Мишеля.

Значит, я всё — таки Мишель? Что же во мне переплелось? Пустая голова давила на меня как тонны песка, у меня стали болеть спина, плечи от напряжения, в котором я провёл эти часы. Помню день сегодняшний и ничего не знаю о своём прошлом. Попросив остановить машину, я вышел и остановился на краю обрыва.

— Уезжай, Анна, мне надо побыть одному.

— Бросить тебя здесь, без телефона? Знаешь, что бы между нами ни было, я не способна на такое. И потом, ты уже был один где-то всю ночь, и вернулся очень странным из этого одиночества.

— Один? Я же говорил, что был с рыбаками.

— Какие рыбаки, мой милый? Где ты нашёл их? Не сочиняй. Я спрошу у Андреаса, где вы бродяжничали.

— Спроси, — сказал я, надеясь, что хоть что-то прояснится для меня.

Она достала телефон, но никто не отвечал на звонок. Анна набрала другой номер.

— Женни, ты с Андреасом? Мне он не отвечает на звонки. Нет, вчера вечером. Мишель со мной. Мы решили выехать за город поужинать.

Я смотрел на неё и думал о том, что мои слова не очень напугали её, и она осталась спокойной и равнодушной. Или мне показалось?

Анна отошла в сторону, продолжая разговаривать, а я пошёл вдоль дороги. И куда меня несли ноги? Начинало темнеть и в наступающих сумерках несмело запели цикады. Потом, когда станет прохладнее, они осмелеют, соберутся с силами, объединят свои хоры и заполнят лес звуками, нам не подвластными. Мы никогда не сможем создать такой звуковой ряд ни сами, ни на музыкальных инструментах. И шум листвы на деревьях, и шуршание упавших листьев под ногами, звуки прибоя — мы ничего не сможем. Каким языком разговаривает с нами природа, как научиться его понимать?

Мне вдруг захотелось увидеть свою тень, словно это позволило бы убедиться, что я не призрак. Но солнце осталось наверху, а тут постепенно наступали сумерки. «Не полагайтесь очень сильно на кого-нибудь в этом мире, ибо даже ваша собственная тень покидает вас в темноте. ” Кто-то совсем недавно сказал мне это, или прочитал сам. И вспомнил сегодня, и обрадовался тому, что вспомнил. В какие игры ты играешь со мной, мой разум? Такси остановилось впереди меня.

— Ты пешком собрался идти до ресторана?

— Я не знаю где он, я просто иду, куда ведёт дорога.

— Садись, я очень голодна.

— Я тоже, — ответил я, не ощущая чувства голода.

Мы сидели в обычном деревенском ресторане. И еда была вполне обычной и вкусной. Моих изысканий в меню не потребовалось, ибо всё было очень просто и немного. Я смотрел на женщину, сидевшую напротив меня, мне нравилось, как она ест и пьёт вино.

Она пыталась задавать мне какие-то вопросы, но они не оставляли во мне никакого отклика. Я молчал в ответ. Замолчала и она. А мне стало всё безразлично — моя жизнь, эта женщина, эта еда. И был ли я вообще… Что делать дальше? Она единственная ниточка к моему прошлому. Я встал из-за стола:

— Прогуляюсь, а потом покурю под деревом.

— Покуришь? Ты начнёшь задыхаться, а у меня нет с собой ингалятора. Кто в этой деревне тебя спасёт? Послушай, Мишель, на этот раз ты проиграл. Но это не повод сводить концы с жизнью. Сидишь такой странный и не слышишь, что я тебе говорю. Зачем это всё?

О, какие новости про меня. А про меня ли? Ужас стал потихоньку овладевать мною. Эта женщина — единственная связь с миром вокруг.

— Спасибо, я забыл. Что — то мне не по себе. Не могли бы мы поехать домой, но не в гостиницу.

Она удивлённо посмотрела на меня:

— Ты же сам затеял там перестройку, поэтому мы и переехали на лето в Ниццу.

— А почему в гостиницу?

— Это ты мне задаёшь вопросы? Твоё желание купить её и посмотреть всё изнутри.

— Я не хочу туда. Придумай что-нибудь. У нас что — только одно жилище?

— Имеешь в виду шале в горах? Ты же ненавидишь тот дом.

— Всё равно, только не гостиница. Поехали скорей домой.

— Слушай, ты ни разу не вспомнил про свой телефон. Тебе всё стало безразлично?

— Если бы я был кому-то нужен — позвонили бы тебе.

— Ну, едва ли. Ты же ограничил уже давно тот круг твоих интересов, куда я допущена.

— Позвони нашим, пусть восстановят телефон.

— Нашим? — она посмотрела на меня с удивлением.

— Ну а кому же?

— А наши это кто?

Вот и замыкается круг. Мои попытки быть Мишелем скоро откроются и кем я стану? Жуткая перспектива. Меня затрясло от страха. Видно дрожь была такой явной, что Анна испуганно схватила меня за руку:

Конец ознакомительного фрагмента.