Счастье с третьей попытки

Галина Романова, 2015

Следователь по особо важным делам Лариса Усова была необыкновенно, безумно счастлива. Так счастлива этим солнечным утром, что даже сердце щемило от умиления, как же сильно она любит своего мужа Ивана и как ей с ним повезло. Ей не хотелось вылезать из теплой постели, но необходимо было срочно связаться с неожиданно появившимся свидетелем Устиновым, который обещал предоставить информацию о криминальной группировке Гаврилова. Информация, по словам Устинова, настолько важна и уникальна, что он требовал взять его под защиту следствия и предоставить большое вознаграждение. Лариса поехала в гости к свидетелю, но обратно уже не вернулась. Ее тело было обнаружено недалеко от подъезда дома Устинова… Сложно было представить, что авантюрная идея изложить на бумаге придуманную криминальную историю внезапно перерастет во что-то серьезное и станет смыслом жизни. Именно с этого начался творческий путь российской писательницы Галины Романовой. И сейчас она по праву считается подлинным знатоком чувств и отношений. В детективных мелодрамах Галины Романовой переплетаются пламенная любовь и жестокое преступление. Всё, как в жизни! Нежные чувства проверяются настоящими испытаниями, где награда – сама жизнь. Каждая история по-своему уникальна и не кажется вымыслом! И все они объединены общей темой: настоящая любовь всегда побеждает, а за преступлением непременно следует наказание. Суммарный тираж книг Галины Романовой превысил 3 миллиона экземпляров!

Глава 6

Харламов хмуро смотрел на Незнамова.

— Значит, никаких билетов не было им куплено?

— Нет, Вадик. Ни самолетом, ни поездом Устинов Сергей Ильич не уезжал никуда. Если только автостопом или автобусом. Но телефон, я тебе уже говорил…

— Помню я, — отмахнулся Харламов.

Потер ладонями щеки, ему все время казалось, что у него отмерзает лицо. Мертвеет кожа, немеют губы. После каждой новости, что приносил ему Валера Незнамов, врываясь в кабинет, становилось все хуже и хуже. После того как Валера сообщил, что все звонки Устиновым совершались из их региона, что ни в какой Питер тот не уезжал, он понял, что банально попался на бандитскую удочку. Что его просто поимели! А Лариса…

Лариса погибла из-за него. Из-за его непрофессиональных действий. Он должен был проверить этого Устинова. Должен! А не проверил! Обрадовался удаче и… она погибла. Из-за него!

— В общем так, Валера, дело архиважное. Если этот телефон вдруг себя проявит, сразу сообщай. — Харламов достал из сейфа оружие, сунул в кобуру. — Звони, понял?!

— Так точно, товарищ капитан, все понял, — кивнул Незнамов и исчез за дверью.

Незнамов все понял, а Харламов не очень. Что-то точило и не нравилось в этой причастности Устинова к убийству. Что-то неправильно было, как-то переиграно.

Ладно, решил он, выбегая под осенний дождь на улицу, надо с чего-то начинать. Вот он и начнет с опроса жильцов дома того подъезда, где проживал этот самый Устинов. А для начала он навестит его квартиру. Без понятых! Потом уже, если обнаружит там что-то интересное, сообщит в отдел, который занимался убийством Ларисы. Тогда уже будут и понятые.

Где? Где она пробыла столько времени, не обнаружив Устинова дома? Или все же встреча состоялась? И этот мужик нагло соврал ему? А почему нет! Если он соврал про свой отъезд, что мешало ему соврать о том, что их встреча не состоялась?

Мало кто из жильцов подъезда, где проживал Устинов, оказался дома. По большей части Харламову приходилось слушать затихающее в пустых квартирах эхо дверных звонков. На первом этаже дома оказалась пожилая женщина, сообщившая ему, сурово сдвинув брови, что не наблюдает за соседями. Никогда не имела, мол, такой привычки, и не собирается ей изменять.

— Нашли моду, искать виноватых! — зло фыркнула она, кутаясь в теплую кофту с растянутыми до коленок рукавами. — Чуть что у них случится, сразу по соседям! Я приличный человек и за соседями не наблюдаю! К Верке ступайте, она на четвертом живет в сороковой квартире. Та, тварь, все про всех знает. И к Сереге не раз навязывалась, бесстыжая…

Верки в сороковой квартире не было. Харламов звонил, стучал, в ответ тишина. Тогда он, спустившись на этаж, достал из кармана связку полезных предметов, так он называл отмычки, которыми его научила пользоваться покойная Лариса. Присев на корточки перед дверью Устинова, он вставил тонкий металлический стержень в единственный замок под ручкой. Один крен, второй, легкое смещение влево, щелчок, еще один. Все, замок открылся.

Осмотревшись, послушал, не идет ли кто сверху или снизу. Вадик натянул пониже рукав куртки, осторожно взялся за ручку и открыл дверь. Вошел, закрыл дверь, какое-то время стоял, слушая бешеный стук своего сердца и привыкая к темноте, царившей в прихожей. Потом ткнул в выключатель локтем. Сощурился от яркого света лампочки, мотающейся на гнутом шнуре. Огляделся.

Прихожая как прихожая. Деревянная вешалка с тремя крючками. На одном болтается спецовочная куртка. Он проверил карманы. Ничего. Пусто. Ни бумажки, ни старого трамвайного билета. Ни табачной крошки. Под вешалкой мужские матерчатые тапки, разбросанные в беспорядке. Обувная полка, совершенно пустая, без следов пыли или разводов от грязной обуви, которая тут могла стоять еще вчера. Старое зеркало левее вешалки. И все. Больше в прихожей ничего не было. Старый линолеум в мелкую клеточку не был застелен ковром и будто бы тщательно вымыт.

Харламов нацепил на ноги бахилы, которые взял специально, зная, что полезет в квартиру Устинова. Пошел дальше. Ванная комната с пустой, вымытой до блеска полкой. Ни полотенец, ни зубной щетки — ничего. Пол чистый, ванна тоже. В санузле такая же стерильная чистота. Кухня встретила пустым, распахнутым настежь отключенным холодильником. Пустые полки, пустая сушка. Даже тарелок не было! Вилки с ложками тоже отсутствовали. В единственной комнате стояли диван с незапятнанной обивкой, старомодный шифоньер с пустыми полками, полированный стол и два стула. Все! Даже штор не было.

— Это о чем нам говорит, Харламов? — задал сам себе вопрос Вадик, растерянно осматривая квартиру еще раз. — Что он тут не жил, этот мерзавец. Собрать все вещи и вывезти их отсюда за вчерашний день или минувшую ночь он не смог бы!

Его догадки подтвердила Вера из сороковой квартиры с четвертого этажа, вернувшись через час с покупками из супермаркета, расположенного в двух кварталах от дома.

Все это время Харламов бродил по двору, лазил по кустам, в которых нашли Ларису, и не поленился пройтись заросшей тропинкой, плутающей между гаражами. Потом, вымокнув под дождем, он влез в машину, включил печку и стал ждать.

Почему-то он сразу узнал в пышнотелой молодухе, широко шагающей через лужи, ту самую бесстыжую Верку, которая все про всех знала и не раз навязывалась Устинову.

— Простите, — окликнул ее Харламов, которому жуть как не хотелось вылезать из теплого нутра машины снова под дождь. — Вы Вера? На четвертом этаже живете в этом вот подъезде?

— Допустим, — кивнула она, не переставая шагать.

Ее взгляд резво прошелся по Харламову. Оценил его высокий рост, крепкую фигуру, особо тщательно ощупывал его лицо с высокими скулами, восточным разрезом глаз, тонкогубым ртом.

— Кочубей! — вдруг выдала Вера, жадно облизнув полные губы. — И чего тебе, Кочубей?

— Почему Кочубей? — улыбнулся Харламов.

— На монгола похож, — уточнила она и протянула ему два огромных пакета, которые несла.

Харламов послушно взял ношу и пошел за ней. У самого подъезда Вера обернулась на него и внесла уточнение:

— На красивого монгола похож, гражданин начальник. Ты ведь мент, так?

— Мент, — кивнул Харламов ей в спину.

— Из-за женщины тут, которую утром нашли? — Она широко шагала к лифту.

— Из-за женщины.

Он вошел следом за ней в кабину, и ему тут же стало тесно от ее пышного тела, которым она сразу же принялась его теснить в угол кабины лифта.

И правда бесстыжая! Он даже покраснел под ее пристальным алчным взглядом.

— Не бойся, Кочубей, приставать не стану, — хохотнула Вера утробно, выпуская его из лифта впереди себя. — А вот чаем напою. Губы-то от холода посинели совсем. Двор обыскивал, что вымок так?

— Пытался. Только…

— Только бесполезное это занятие, — кивнула она, опережая его с ответом, открыла дверь своей квартиры. — Входи, Кочубей!

Хорошо, не слышал никто, иначе бы прилипло, решил он, снимая по ее требованию ботинки в прихожей, выстеленной серым ковром. Монголом его в последний раз называли в третьем классе. И тому, кто посмел, это стоило разбитого носа.

— Иди в кухню, я щас переоденусь. Пакеты поставь на стол, — командовала Вера из своей спальни, громыхая дверцами шкафов и шурша одеждой. — Чайник поставь, закипает, зараза, долго. Я щас…

Харламов послушно поставил пакеты на круглый стол, накрытый скатертью, налил полный чайник, поставил на огонь. Сел к столу, не снимая куртки. Кухня была просторной, модной, обжитой. Не то что у Устинова. Здесь жили, готовили, питались, принимали гостей. Подвешенных за ножки фужеров под навесным шкафом Харламов насчитал восемнадцать штук.

— Вот и я.

Вера вплыла в кухню в теплом мохнатом домашнем костюме, делающем ее похожей на огромную овцу. Мелкие кудряшки ее прически и глуповатая улыбка довершали впечатление.

— Так, значит, не нашел ничего, начальник, во дворе-то?

Она села напротив Харламова за стол, не сделав попытки накрыть его к чаю. Может, что-то такое уловила в его взгляде?

— Не нашел.

— А что можно найти, если ваши там стадом прошлись. Тоже мне, сыщики! Все перетоптали, с людьми не поговорили и свалили. Ищи следы теперь. Да дождь третий час моросит! — возмутилась Вера. — Собака опять же баб-Нюрина эти кусты облюбовала, тварь такая. Гадит там и гадит. — И вдруг без перехода: — Кто была тебе эта женщина, Кочубей? Любовница, подруга?

— С чего вы решили?

Он растерялся. Неужели заметила, как его передернуло при рассказе о собаке? Неужели так обнажилась его боль, стоило представить бедную Ларису, пролежавшую мертвой в загаженных собакой кустах?

— Она была моей начальницей, — обронил он глухо следом. — И просто очень хорошим человеком.

— Ты с ней не спал? — со странной ревностью в голосе перебила его Вера.

— Нет. А почему вы спрашиваете?!

— Ну… Просто она… Красивая была, эффектная. — Губы Веры сложились недовольно. — И к мужикам клеилась.

— Что-о? — Харламов начал медленно вставать, еще мгновение — и он точно не сдержался бы и тряхнул как следует эту бабу в странном овечьем наряде. — Вы чего несете, Вера?!

— А что! — Она сердито поджала губы, глянула на него из-под овечьих кудряшек, густо рассыпавшихся по лбу. — Она же к Сереге вчера на свиданку пришла? Пришла. Ждала, стояла у подъезда, пока он подойдет. Все звонила и звонила ему. А он не отвечал чего-то. Ко мне еще с вопросом сунулась. Где он, говорит, может быть? А я ей в лоб — не слежу за вашими мужиками, милочка!

— А она что? — скрипнул зубами Харламов, дотянулся до газовой вертушки, выключил нервно свистнувший чайник. Угощаться он тут точно не станет.

— Она странно так посмотрела на меня. — Вера попыталась изобразить удивление Ларисы. — И снова столбом встала у дверей подъезда. А мне даже интересно стало. Думаю, чем это ее этот старый плешивый пень так заинтересовать мог? Честно? Даже подумала, что она по вызову!

— С чего так решили?

— Ну… Красивая, в джинсах, свитер такой модный. — Вера изобразила высокое горло свитера, в котором была вчера Лариса. — Часы дорогие, она на них без конца смотрела. Я ведь с ней постояла немного у подъезда, — вдруг призналась она. — Да и серьги у нее были очень дорогие. Не могу утверждать, плохо разбираюсь, но, наверное, с бриллиантами. Такие, как запятые, серьги, с камушком.

Серьги эти Харламов знал. Подарок Усова на годовщину их свадьбы. Лариса хвасталась. И они, в самом деле, были с бриллиантами. На ней их не было обнаружено.

— Она дождалась Устинова? — Харламов уставился в мгновенно заметавшиеся глазки хозяйки. — Врать не советую. Мы все равно его поймаем.

— Поймаете?! — ахнула она и прижала пухлые ладони к мохнатой домашней курточке. — Вы что же, думаете, это он?! Он убил вашу начальницу?!

— Пока я ничего не думаю. Я пока занимаюсь сбором информации. И очень важно, чтобы она была правдивой, Вера. — Он положил на стол крепко сжатые кулаки, желание начать молотить ими по столу стало просто невыносимым. — Она дождалась Устинова, Вера?! Ну! Говорите же!

— Да. — Голова в мелких кудряшках опустилась так низко, что Харламову стал виден мощный Верин загривок. — Она дождалась его у квартиры. На улице стало холодно. Она поднялась и ждала его уже в подъезде. Он явился ближе к пяти. И… И кажется, не очень обрадовался, когда она его окликнула. Слышно было плохо… Да! Чего смотришь, Кочубей?! Я подслушивала!.. А что, нельзя?! Арестуешь меня за это?! Короче, она ему что-то предъявляла, он от чего-то отказывался. Потом они вошли в его квартиру.

— А вы?

— А что я? — Вера дернула полными плечами. — Я спустилась на этаж, ухо приложила к двери. Они разговаривали прямо у дверей.

— О чем?

— Ой, да разве же я поняла? — Вера вскинула голову, глянула на него с досадой. — Она что-то с него требовала, говорила, что это важно. Он лопотал что-то. Почти не слышно. Потом вдруг воскликнул, что он точно знает и его видел.

— Еще раз! Дословно! — перебил ее Харламов, его колотило.

Почему после того, как увезли Ларису, не был произведен поквартирный обход? Что за ведение дела? Когда они этим собираются заниматься? Завтра, через неделю?!

— Ну, в общем, Серега возмутился чего-то. Говорит, вам-то, мол, что? Это моя задница страдает. Может, чуть не так. Она говорит, мы сможем это устранить. А он — пока вы соберетесь, то да се… Короче, говорит, я его видел. И точно знаю, что это он!

— Кого?! Кого видел?!

— Я не знаю. Замок начал щелкать, я пулей домой, чтобы не застукали, — призналась Вера, обернулась на газовую плиту. — Может, чаю, Кочубей?

— Нет, спасибо… — Он снова потер щеки, они казались замороженными. — Что потом? Что было потом, Вера?

— А я знаю?! — фыркнула она неуверенно, но тут же осеклась под его жестким взглядом. — Ну… Дверь Серегина хлопнула. Шаги вниз по лестнице. Я на балкон пулей. Стою, смотрю…

— Что вы видели?!

— Что увидишь, Кочубей, в такую погоду? Фонари хоть и горят, но… Кусты, деревья, разрослось все. Сколько раз писали в ЖЭК, чтобы опилили. Ни хрена никому дела нет!

— Она вышла из подъезда одна?

— Да, — с явным облегчением выпалила Вера.

И не понятно было, что ее радовало. То ли что смогла это увидеть вчерашним роковым вечером и смогла быть полезной ему — Харламову. То ли что Устинов не пошел следом за Ларисой, исключив Ларису тем самым из разряда соперниц.

— Дверь открылась. Свет упал на ступеньки, это мне видно было. Она вышла, так вот поежилась. — Вера зябко шевельнула огромными плечами в овечьей шкуре. — Дверь захлопнулась и…

— И что дальше?

— Ничего. — Ее взгляд снова плутовато вильнул в сторону.

— Вера! Вы же сказали, что она к мужикам клеилась. Сказали в самом начале? — напомнил ей Вадик.

— Ну, сказала, — нехотя призналась она.

— Почему вы так сказали? Устинов понятно. Она его ждала. Заставила вас нервничать. Но это один мужик, Вера. Кто был еще? Кто?!

— А я знаю?! — огрызнулась она, вскочила со стула и начала хлопотать с чаем.

Гремела чашками, заварочным чайником, без конца просыпала сахар мимо сахарницы, чертыхалась, лила кипяток. Вадик терпеливо ждал. Не уходил. Не торопил. Вера что-то знала. Это могло быть важно, а могло оказаться и пустышкой. Но она точно что-то знала. И решила промолчать. Почему? Боялась? За себя или за Устинова, к которому явно питала симпатию? Вон и соседка с первого этажа подтвердила, что она к Устинову клеилась.

— Пей чай, Кочубей, — буркнула она, ставя перед ним красивую пузатую чашку.

Сама отошла к окошку, уставилась на улицу, сунув руки под мышки.

— Вера, — позвал он, вежливо отхлебнув из чашки пару раз. Чай был терпким, вкусным. — Вера, понимаете, может так получиться, что вы стали свидетелем…

— То-то меня и пугает, Кочубей! — воскликнула она плаксиво, и крупное тело ее содрогнулось, Вера сцапала обеими руками широкую тюлевую занавеску, смяла ее. — Серега вон тоже собирался засвидетельствовать, а что вышло?!

— Что вышло?

Вот про Устинова она бы лучше не говорила ничего. Эта сволочь…

Только бы Вадику добраться до него! Он из него всю душу вытрясет! Из-за него погибла Лариса! Из-за его трусости или подлости.

— Вышло то, что ему теперь скрываться приходится, — нехотя вымолвила Вера, вернулась тяжелой поступью к столу, села, глянула на Харламова с мольбой. — Он ведь куда-то смылся, Серега-то. Рано утром и смылся, я видела в окошко. А куда? И так толком не жил тут. Набегами. Сдавать даже собирался квартиру. А теперь и вовсе не явится.

Закончила она уж почти со слезами.

— А где он жил, раз тут редко появлялся?

Харламов ей поверил. То, что квартира Устинова была нежилой, было ясно с первого взгляда. Со второго становилось понятно, что поспешных сборов там тоже не было.

— Где-то домик у него есть. В районе, — отозвалась она со вздохом. — Сколько раз обещал меня туда в гости пригласить. Да только болтал… Тут редко появлялся.

Харламов поблагодарил за чай, поднялся. Глянул в ее макушку.

— Вера, что было после того, как подъездная дверь за моей начальницей закрылась?

— Ничего, — неуверенно дернула она головой. — Не видно же ничего. От подъезда до освещенного тротуара три-четыре метра. Они просто тонут в темноте. Меня один раз разожгло вечером выйти подышать, так чуть собаку бабы Нюры не раздавила. Инфаркт едва не свалил. Ни черта не видно!

— Хорошо, пусть так. Эти метры, что преодолела Лариса Ивановна, тонут в темноте. Вы не видели, как она там шла. А потом, когда она вышла на свет, под фонари? Потом что?

— А ничего. Она так и не вышла на свет-то, — едва слышно произнесла Вера и всхлипнула. — Я ждала, ждала, а она так и не вышла. Я подумала тогда, что она Серегу снова дожидается. В темноте. А когда уж утром Серега с сумочкой смотался, а потом ваши подкатили с мигалками, тогда уж… и поняла…

— Что поняли, Вера?

— Что беда, Кочубей. Беда с твоей начальницей-то. Только смотри у меня! — Вера вдруг погрозила ему крупным пальцем, глянула зло. — Не смей Серегу обвинять. Не он это, не он!

— А кто же?

— А я знаю?! — воскликнула она. — Кто-то, кто поджидал ее в темноте.

— Вы не видели?

— Нет! — отпрянула она в сторону, когда Харламов над ней склонился. — Нет, не видела! Никто на свет не вышел. Ни начальница твоя, Кочубей, ни тот, кто ее ждал.

— Н-да…

Выходило, Ларису ждали? Выходило, ее туда заманили обманом? Раз Устинов категорически открещивается от своего звонка, значит, это кто-то другой? Кто, черт побери?! Кто?

Он обошел стул, на котором горбилась Вера в нелепом костюме, напоминающем овечью шкуру. Пошел в прихожую. И уже успел завязать шнурки на левом ботинке, оставался правый, когда она выплыла в дверной проем.

— Слышь, Кочубей… — Она захватила кудряшку возле уха, накрутила ее на палец. — Только я ведь ничего тебе под протокол не скажу. Ничего не видела и не слышала.

— А и черт с тобой! — вспылил он, бантик на правом шнурке не получился, затянувшись узлом. — Покрывай маньяка!

— Почему маньяка?! — ахнула Вера, сильно побледнев. Привалилась к притолоке. Повторила: — Почему маньяка, Кочубей?!

— Да потому, что, может, тут маньяк какой объявился. — Он сунул концы шнурка в ботинок, так и не справившись с узлом. Выпрямился. — Станет теперь по очереди всех убивать. Приспичит тебе выйти подышать в следующий раз, он тебя и прикончит, как Ларису Ивановну.

Вера, насупившись, осмотрела Харламова с ног до головы неприязненным взглядом. Потом произнесла со вздохом:

— Это был не маньяк.

— Да? Откуда ты знаешь? Он, может…

— Она его узнала перед тем как вскрикнуть, — нехотя призналась она.

— Что? — Кожа на щеках натянулась до боли, сердце перестало стучать, вернее, он его перестал чувствовать. — Лариса его узнала? Как?! Как она его назвала?!

— Не знаю, никак. Просто сказала — ты.

— Погоди, погоди! Еще раз! Что она сказала?! — Он подлетел к хозяйке и не заметил, как сгреб кулаками овечьи кудряшки костюма на ее груди. — Что она сказала, Вера?

— Ну… Дверь у подъезда когда захлопнулась, темно стало, потом эта женщина сказала: ты? Затем как-то странно вскрикнула — и тишина. Это все. — Ее потные ладони накрыли руки Харламова. — Ты костюм-то на мне не рви, Кочубей. Денег стоит…

— Как, как она это сказала? Удивленно или как? Может, она не успела просто договорить? Может, просто хотела спросить, ты что делаешь, а? Вера! Вера, вспоминай, это важно! Ну! — Он все так же трепал костюм на ее груди.

— Нет, она его узнала, — подумав, ответила она. — Удивленно так: ты? Будто не ожидала увидеть там того, кого встретила. И потом сразу вскрикнула. Коротко так. Ой… Ой — и все… — Ее ладони чуть сжали пальцы Харламова. — Руки-то у тебя какие сильные, Кочубей… Может, останешься, а?..

Он не остался. Он вышел на улицу, подставил лицо ледяному ветру, распыляющему мелкий осенний дождь. Судорожно сглотнул, пытаясь проглотить громадную пробку, вбитую ему в горло страшной бедой.

Ларису кто-то ждал у подъезда? Она его узнала? Она успела его узнать до того, как этот кто-то вонзил ей в сердце нож? Это так или нет? Или Вера, обезумевшая вчерашним вечером от ревности, что-то путает? Мог Устинов выйти вместе с ней из подъезда на улицу и убить ее там? Вера все это видела и теперь выгораживает любовника.

Нет, вряд ли.

Вера, конечно, могла его выгораживать, это бесспорно. Но Лариса никогда не тыкала фигурантам дела, кем бы тот ни являлся — убийцей, грабителем или свидетелем. И с Устиновым она всегда была на «вы». Харламов присутствовал неделю назад при их беседе, она называла его на «вы» и по имени-отчеству. Значит… Значит, это был кто-то знакомый. Хорошо знакомый. Или близкий человек, встреча с которым ее очень удивила. Кто это мог быть, кто?