Последнее прибежище негодяя

Галина Романова, 2015

Александра Воронцова просто не могла скрыть своих слез – мало того что ее несправедливо обвинили в промышленном шпионаже на работе, чуть было не уволили, разругалась со своим парнем Сашей Горячевым, так теперь случилась самая страшная беда – умер любимый дедушка. А полиция обвиняет ее деда в убийстве его соседей Лопушиных на бытовой почве. И якобы после этого преступления дед сам и застрелился из своего трофейного наградного пистолета. Александра во все это поверить не может, не таким человеком был ее родственник, но никто ей не верит, рассчитывать приходится только на себя… Сложно было представить, что авантюрная идея изложить на бумаге придуманную криминальную историю внезапно перерастет во что-то серьезное и станет смыслом жизни. Именно с этого начался творческий путь российской писательницы Галины Романовой. И сейчас она по праву считается подлинным знатоком чувств и отношений. В детективных мелодрамах Галины Романовой переплетаются пламенная любовь и жестокое преступление. Всё, как в жизни! Нежные чувства проверяются настоящими испытаниями, где награда – сама жизнь. Каждая история по-своему уникальна и не кажется вымыслом! И все они объединены общей темой: настоящая любовь всегда побеждает, а за преступлением непременно следует наказание. Суммарный тираж книг Галины Романовой превысил 3 миллиона экземпляров!

Глава 4

— Что это за название-то такое, Сергей, не знаешь? Что это за выверт такой — «АллЮС»? — Генерал глянул на Данилова поверх тонкой оправы очков, неодобрительно ткнул пальцем в сводку происшествий. — Чем она занимается? Фирма эта?

— «АллЮС» — аббревиатура Аллы Юрьевны Соседовой, — объяснил Данилов. Он с раннего утра уже навел справки, заранее зная, что совещаться будут как раз на эту тему. — Занимаются серьезными делами. Недавно получили заказ от оборонки.

— Опа! — Генерал стащил с носа очки, аккуратно сложил дужки. — Что-то с оружием связано?

— Да нет. Нет, конечно. Форма, форма для военнослужащих.

— Слава богу! — выдохнул генерал с облегчением и снова надел очки. — Но тоже, знаешь, серьезная тема.

— Так точно! — поддакнул Данилов. — Более чем! Это огромные деньги!

— И конкуренция, — поднял вверх палец генерал.

— Так точно.

Данилов уже знал, что конкурентами фирмы Соседовой являлись две фирмы, которые не выиграли тендер. Одна была так себе, а вот хозяин второй, по слухам, на заднице шкуру драл, когда Соседова его обскакала.

— Так что конкуренты — первые подозреваемые. Но это еще не значит, что… — Генерал обвел присутствующих взглядом, в котором читались усталость и раздражение. — Что отравление не могло произойти на бытовой почве. Все, ступайте, работайте. К вечеру жду рабочие версии от вас, ребята. Все. Данилов, останься.

Данилов этого ждал с тяжелым сердцем. Сейчас генерал назначит его старшим в расследовании. И плакал его отпуск в бархатный сезон. Он же ничего такого не хотел, ничего такого не планировал. Не было в его мыслях ни авиаперелета, ни шикарного пятизвездочного отеля, ни загорелых девчонок на пляже с бокалами «Маргариты». Ни о чем таком даже не мечтал. Просто хотел смотаться к тетке на Азовское море. Выспаться, помочь ей по хозяйству, порыбачить, пивка попить. Все достаточно прозаично. Прозаичными были его мечтания. И вполне осуществимыми, если бы не массовый падеж в этой долбаной фирме, чья хозяйка сегодня с утра звонила и с трагическим надрывом в жестком голосе требовала разобраться, поскольку в местном райотделе одни дураки, с ее слов, работали.

— Да присядь ты уже, Данилов, — сморщился недовольно генерал, махнув в сторону опустевших стульев. — Чего столбом торчишь? Чего вздыхаешь?

— Никак нет, товарищ генерал.

— Никак нет! Так точно! — фыркнул Губин с неудовольствием. — Не на плацу, расслабься. Знаю, знаю, что в отпуск собирался. Вижу, что понимаешь, что срывается.

— Товарищ генерал! — взвыл Данилов. — Два года уже не могу к тетке съездить! Старая она, помрет без меня.

— Данилов, ты чего кровь-то из меня пьешь?! — возмутился Губин, откидываясь сутулой спиной на спинку кресла. — Я, что ли, все это затеял?! Кого я поставлю, кроме тебя?! Вот кого? А-а, молчишь? Сам понимаешь, что некого! Была бы эта Соседова кондитершей или сетью ресторанов заведовала, я бы еще подумал. А тут что? А тут оборонзаказ! И не успела она его получить, как сразу два трупа среди сотрудников. Это о чем говорит?! Это говорит о том, что дело весьма и весьма серьезное, Данилов! И будет на контроле у кого? Правильно! На самом-самом верху. Так что, Сережа, ты не дуйся, ступай. Да и… сам понимаешь, чем быстрее ты все это разгребешь, чем быстрее найдешь отравителя, тем быстрее уйдешь в отпуск. Все, Данилов, свободен!

Свободен! Если бы!

Данилов вошел в свой кабинет и с такой силой лягнул свое рабочее кресло, что оно отлетело в угол и, шарахнувшись о стену, жалобно хрустнуло.

Помощник за соседним столом испуганно притих и через мгновение отключил мобильник: он по нему с кем-то очень оживленно трепался, когда Данилов вошел.

— Что? — спросил он. — Все так плохо?

— А что хорошего? Мне надлежит возглавить расследование. Стало быть…

— Не будет отпуска?

Игорек Мишин, хороший парень и отличный товарищ, бессовестным эгоистичным образом порадовался. Работать без Данилова он не любил. И подчиняться никому, кроме него, не любил тоже. Потому что Данилов Сергей Игнатьевич, тридцати пяти лет от роду, недавно получивший подполковника, был настоящим мужиком, чрезвычайно порядочным человеком и классным специалистом своего дела. Он видел нечто там, где никто ничего увидеть не мог. И вопросы умел задавать самые нужные людям, невзирая на то, свидетель это или преступник. И ответы получал самые те — правильные.

— Чего скалишься, гад? — Данилов упал в свое кресло, которое загнал в угол. Глянул тяжело на помощника: — Радуешься?

— Радуюсь, Сергей Игнатьевич, — не стал врать Игорек и улыбнулся виновато: — Извините, конечно, но без вас тут точно будет труба!

— Не льсти, не люблю. — Данилов вытянул ноги. Скрестил руки на груди, прикрыл глаза. — Я уже тетке обещал. Теперь плакать будет. Сердце мне рвать. Тяжело…

— А может, мы быстро все это дело раскроем, Сергей Игнатьевич? Может, оно никакого отношения не имеет к фирме? Может, это частное дело этого зама и секретарши? Может, у них роман?

— Ага… Только почему-то зам помер во дворе собственного дома, а секретарша — в маникюрном салоне. Предположить, что они где-то встретились после того, как вышли из фирмы, не имеем возможности.

— Почему?.. — разочарованно протянул Игорек.

— Слишком мало времени прошло, слишком. Не успели бы эти двое нигде пересечься. Каждый поехал своим маршрутом. Зам уехал раньше. Секретаршу провожал до шлагбаума охранник, и он отметил, что Софья, так, кажется, ее звали, была чрезвычайно бледна и без конца сглатывала. Так, как если бы ее тошнило. Поехала она прямиком в салон. От фирмы до салона без пробок минут десять-пятнадцать езды, она доехала за двенадцать. Время зафиксировано камерой на фирме и камерой наружного наблюдения салона красоты. То есть секретарша никуда не сворачивала, никуда не заезжала и нигде не останавливалась. В бутылке с водой, что осталась в ее машине, яда не обнаружено. Значит, отравилась она в офисе. И зам Соседовой, как там бишь его… — Данилов лениво пощелкал пальцами, призывая помощника к действию.

— Савельев, — подсказал тот.

— Савельев… Савельев Геннадий Степанович… Тоже после совещания сразу поехал домой. Движение его автомобиля было зафиксировано тремя камерами по пути его следования. Судя по времени, он тоже нигде не останавливался и никуда не сворачивал. Стало быть?

Данилов приоткрыл глаза, глянул на Игорька.

— Стало быть, и он отравился в офисе.

— Да. Обе жертвы были отравлены в офисе. Теперь нам с тобой надо подумать, как именно?

Вытянутые ноги Данилова вдруг приподнялись от пола и пристроились на край стола. Так он считал, ему легче думалось.

— Но, Сергей Игнатьевич, как мы тут с вами подумаем? Надо на место выезжать. — Игорек почесал белобрысую макушку. — Там уже осмотреться, народ разговорить.

— Эх, Игорек, Игорек, — вздохнул с печалью Данилов.

У него перед глазами вдруг промелькнула песчаная коса, облизываемая темной морской водой, теткино морщинистое загорелое лицо под козырьком бейсболки. Та никаких платков и панамок не признавала. Ее натруженные руки, перебирающие жирную рыбу в плетеной кошелке. Таганок над костром, на нем прокопченная временем сковородка с шипящим маслом. Толстые кольца лука, крупные кусочки чеснока поверх жарившейся в мучной панировке рыбы. И никого вокруг. Ни единого человека на пляже. Тишина…

— Что, Сергей Игнатьевич? — Игорек вытянул шею.

— У нас с тобой столько материала! Надо подумать хорошо, прежде чем выезжать на место. На месте ты уже должен быть подготовлен, дружище. На месте ты уже должен знать, с кого и что спросить. Итак, Игорек, что могли съесть или выпить заместитель Соседовой и секретарша? Вариант первый с тебя.

Данилов уставился на помощника. Тот сразу затосковал. Задрал голову к потолку, подпер подбородок кулаком. Ни единой мысли. Ни единой стоящей мысли в его голове не было. А хоть бы и появилась, Игорек точно знал, Данилов ее отвергнет. Поэтому, не особенно напрягаясь, проговорил:

— Они могли, уединившись, распить бутылочку шампанского на двоих. Как вам такой вариант, а?

— Да никак. Не могли, — Данилов качнул коротко стриженной головой. — Софья была исполнительным работником. Рабочее место покидала только в случае крайней необходимости. Так о ней говорит Соседова. Кабинет заместителя располагался вообще на другом этаже, а не напротив — дверь в дверь с руководителем. Так что, если бы она решила с ним уединиться за бутылкой шампанского, ей пришлось бы покинуть свое рабочее место минимум на полчаса. Отпадает. Еще варианты?

— Их могли угостить чем-то. Кто-то принес в приемную конфеты, или торт, или… бутылку шампанского.

— Отпадает шампанское, — с легким раздражением возразил Данилов. — Софья не пила на рабочем месте. По слухам, она вообще не пила. К тому же оба были за рулем. Игорек, ты чего?

— Тогда остаются конфеты и торт, — надул губы помощник.

— Ладно, принимаю. Хотя никаких коробок в приемной не нашли. В его кабинете тоже. Еще варианты? — Данилов глянул на помощника пронзительным взглядом, способным растопить глыбу льда, но оказавшимся бесполезным, когда надо было простимулировать помощника.

— Больше вариантов нет, — сконфузился Игорек Мишин. — А у вас, Сергей Игнатьевич?

— У меня… У меня есть подозрение, что эти двое могли что-то выпить или съесть из того, что им совсем не предназначалось, — проговорил Данилов, пристально рассматривая носы своих ботинок, будто считывал там информацию, проплывающую бегущей строкой. — Вот подумай сам, Игорек, кому были интересны эти двое? Ладно Савельев, он все-таки заместитель. Но секретарша… — Губы Данилова пренебрежительно дернулись. — Зачем она кому-то? Каков мотив? Личная месть? Чем она могла кому-то насолить? Ты пишешь?

— Что писать? — вздрогнул Игорек.

— Вопросы, Игорек! Вопросы, которые нас должны интересовать при общении с сотрудниками фирмы! — Данилов повысил голос, поражаясь бестолковости помощника.

— А что конкретно писать? — стушевался тот окончательно.

— Первое: были ли враги у секретарши Софьи. — Данилов закатил глаза и еле сдержался, чтобы не накричать на помощника.

— А про Савельева тоже писать?

— Думаю, отравился он чем-то в приемной, Игорек. Поскольку Софья к нему в тот день не спускалась, а они все прибыли ближе к концу дня на совещание с Соседовой, и, по сведениям, Савельев прибыл в приемную первым. Думаю, Софья его чем-то угощала. Стало быть, отравленный продукт был у нее. Вопрос: кто и чем ее угостил? Кто тот человек, который стремился от нее избавиться? Почему? Это надо будет выяснить в первую очередь.

— А во вторую? — Игорек быстро писал в новеньком ежедневнике, от усердия высунув кончик языка и сильно напоминая тем самым старательного школьника.

— Во вторую — надо будет узнать, кто прибыл в приемную вторым. Этот человек мог угостить их обоих. Вот так-то… — Данилов резво скинул ноги с края стола, встал, потянулся с хрустом. — Давай, выдвигаемся. Едем разговаривать с народом.

Народ оказался при деле. Отвлекать их от рабочего процесса, особенно напряженного в эти дни, Соседова, мягко говоря, запретила.

— У меня и так все трещит по швам! — без конца терла она некрасивыми пальцами переносицу и опухшие от слез глаза. — Заказ такой значимости не каждый год перепадает. А тут такое… Поговорите со мной, господа. А с сотрудниками либо в обеденный перерыв, либо после работы. Идет?

Игорек неуверенно улыбался. Данилов прятал злые глаза. По ее мнению выходило, что у них двадцатичетырехчасовой рабочий день, так? И они должны задавать свои вопросы тогда, когда будет угодно ей?

— Нет, не идет, — отрезал он жестко. — Мы и так пошли вам навстречу, прибыв сюда. Могли бы повесткой всех вызвать.

— Всех?! — ужаснулась она.

— Почему нет? — ядовито ухмыльнулся Данилов. — У нас на руках два трупа. Смерть их наступила в результате отравления. Оба работали у вас. Оба, предположительно, были отравлены в офисе. Пользуясь полномочиями, могли бы запросто через одного закрыть по подозрению.

— Ужас! — округлила Соседова заплывшие веками глаза. — Ужас! Вы и правда считаете, что их отравили здесь?!

— Да.

— Ну… Тогда как вам будет угодно. — Она скрестила руки на мощной грудной клетке, на которой грудь едва угадывалась, глянула с вызовом: — Начинайте тогда с меня.

— Итак, Алла Юрьевна, вопрос первый: что за человек была ваша секретарша? С кем общалась? С кем встречалась? Ее родственники далеко, подруг пока не выявлено. Соседи ничего толком о ней сказать не могут. Получается, что вы единственный человек, с которым она проводила почти все свое время. Что можете сказать по существу вопроса?

— Соня, Софья, Сонечка… — Соседова стремительно глянула на дверь кабинета, за которой начиналась приемная, теперь пустующая. — Хорошая девочка, исполнительная. У меня к ней претензий не было.

Она надолго замолчала, вспоминая свое раздражение, когда Сонечка особенно прекрасно выглядела и казалась кроткой и исполнительной. Ей так выглядеть никогда не удавалось и кроткой быть — тоже.

— У нее был молодой человек?

— В смысле, парень? Мужчина?

— В этом смысле, да.

— Я не знаю. — Соседова удивленно подергала плечами: — Как-то даже и не интересовалась.

— К ней кто-нибудь приходил, звонил ей, встречал, провожал? — Данилова начало раздражать неведение директрисы. — Что, даже женскими секретами с вами не делилась никогда?

— Нет, у нас не принято было. — Она жестко поджала губы. — Только работа. Ничего личного.

— Значит, молодого человека вы не знаете?

— Нет.

— А подруги? Подруги были?

— Не знаю. Она общалась со всеми и ни с кем особенно, — констатировала, к собственному удивлению, Соседова. — Пожалуй, чаще других в приемную заглядывала Нонна Васильевна Голубева. Из отдела маркетинга. Поговорите с ней.

— Непременно, — Данилов записал. — Так, теперь давайте вспомним с вами, Алла Юрьевна, вечер, предшествующий трагедии. Вы собрали сотрудников на внеплановое, насколько мне известно, совещание. Так?

— Так.

— Что за повестка дня была?

— Повестка?

Соседова прикусила нижнюю губу, стремительно соображая, насколько правдивой должен быть ее ответ. Потом поняла, что ее все равно сдадут, хитри они не хитри, и проговорила:

— На повестке дня стоял один-единственный вопрос: кто та крыса, что завелась в нашей конторе? Кто сливает наши секреты конкурентам? Кто вредит?!

Опа! Вот это поворот! А почему не было об этом ни словечка в записях предварительного опроса? Никто не обмолвился ни словом. Игорек округлил глаза, мгновенно обнажая удивление. Данилов лишь ободряюще кивнул, призывая ее к продолжению.

— Мы получили заказ, вы слышали, да? — Она дождалась двойного утвердительного кивка. — Планировалось слияние с одной из крупнейших фирм, в общем, мы были на рубеже великих перемен. Приятных перемен, как вдруг прошла информация от представителей фирмы, с которой у нас планировалось слияние, что у нас утечка информации. Причем настолько важной, что… что я остолбенела просто. Сначала не поверила. Люди у нас не по одному году работают, все проверенные. А тут такое… Где-то около месяца назад, по договоренности с нашей службой безопасности, мы запустили «утку».

— Решили ловить на живца?

— Совершенно верно. Якобы секретную информацию оставили в компьютере, направив на него несколько скрытых камер слежения. А я и начальник СБ замерли у мониторов. Операция была засекречена.

— Кто знал о ней?

— Я и начальник СБ. Все! Больше посвященных не было.

— Информацию, так я понимаю, скачали?

— Да, совершенно верно. Мы могли наблюдать за этим из кабинета начальника службы безопасности.

— Кто же это сделал?

— Кто?.. Вот этот вопрос остается открытым до сих пор. — Соседова горько ухмыльнулась: — Мы могли наблюдать за тем, что творится в компьютере-ловушке, но не могли наблюдать за тем, кто это делает.

— Как так?

— Кто-то разом вывел из строя все камеры слежения, включая те, за трансляцией с которых мы наблюдали.

— Но вы могли туда просто войти и…

— Вошли, — перебила его Соседова с неприятной улыбкой. — А в кабинете никого. Но информацию-то скачали! Тогда мы приняли единственно верное решение.

— Вы перекрыли входы и выходы и начали обыск? — присвистнул Данилов.

— Совершенно верно, — Соседова впервые с одобрением глянула на молодого смуглого парня, сидевшего перед ней слишком вальяжно, можно даже сказать, развязно. — Мы перекрыли все выходы и начали обыск.

— Нашли?

— Да, нашли. — Она недовольно сморщилась и махнула рукой: — Нашли диск с той самой информацией, что украли. В сумочке у Саши Воронцовой!

Соседова фыркнула и недоверчиво покачала головой. Неряшливая прическа пришла в движение, прикрывая ее полное лицо сальными прядями.

— Знаете, я ни тогда не поверила, не верю и сейчас, что она причастна.

— Так безупречна эта Воронцова?

— Не в безупречности дело, а в моем чутье! — Ее узловатый палец ткнул себя в левую сторону груди. — Тут вот у меня чуйка, понимаете! Не могла она. Да и незачем ей.

— А деньги? За информацию, как правило, платят. И хорошие деньги! Это мотив, да еще какой!

— Она не бедствует. У нее дед — кадровый военный с шикарной пенсией. Бабка оставила ей наследство. Что-то осталось от родителей. Воронцова купила себе квартиру несколько лет назад. Машина у нее есть, наряды, семьи нет, детей нет. Да незачем ей! Мы ее проверяли.

Данилов написал крупно: «Воронцова». И поставил знак вопроса.

— Где она теперь? — спросил он, запахивая блокнотик.

— Дома.

— Вы ее уволили?

— Нет, пока отправила в отпуск.

— Гм, стало быть, поверили ей?

— Я никому не верю! — презрительно фыркнула Соседова, брызнув слюной на полированный стол, не заваленный сегодня бумагами, и уточнила: — Кроме самой себя! Очевидно было, что Воронцову подставили. К тому же, после того как я ее отправила в отпуск, случилась еще одна утечка информации.

— Тоже «утка»?

— Да нет, знаете ли. Более чем серьезная информация.

— Кто имел к ней доступ?

— О господи! Да немногие! — Она закатила глаза, сделавшись похожа на покойницу. — Главбух, начфин. Покойный Савельев, н-да…

— А ваша секретарша?

— Что — моя секретарша? — Соседова выгнула мощную спину, насколько это вообще было возможно при ее размерах. — Если хотите, она знала чуть меньше меня! Но ни разу, слышите? Ни разу не была уличена в чем-то! Она была честным, хорошим человеком, н-да…

Данилов снова распахнул блокнотик и сделал запись: «Савельев, Софья — носители информации». И поставил еще один знак вопроса. Тут же нахлынула такая тоска, что его едва не вывернуло.

Какой теперь, к чертям, отпуск на Азовском море?! Какая рыбалка?! Барахтаться теперь ему в этих чертовых секретах, как мухе в варенье.

— Итак, — встрепенулся он. — Вы остро поставили вопрос на совещании о шпионаже. И?

— Более того. — Соседова хитро подмигнула и рассказала, как разыграла всех, демонстрируя черную кожаную папку с якобы имеющейся в ней информацией на предателя.

— Видели бы вы их! — с восторгом закончила она. — От их суеты и подобострастия меня аж замутило!

Они еще с полчаса поговорили с ней, уточнили детали, имена сотрудников, расписание. Потом пообещали, что еще не раз встретятся, и пошли с опросом по отделам.

Данилова порадовала Голубева Нонна Васильевна, оказавшаяся веселой, молодой и беспечной. Она трещала без умолку, рассказывая даже о том, о чем ее не спрашивали. Она-то и поведала, что Соня ни с кем не встречалась, а безнадежно сохла по Сашке Горячеву, который, в свою очередь, собирался жениться на Воронцовой.

— Но после этой истории с ней, сами понимаете, — сделала Нонна Голубева страшные глаза.

— Он ее бросил?

— Не знаю, бросил или нет, но отстранился. Ушел на дно, я бы сказала.

Софья безнадежно пыталась минувшие три недели его с этого дна выловить. Даже досаждала ему, но Горячев ее знаки внимания оставлял без ответа.

— А как он обрадовался, когда Соседова заикнулась о непричастности Сашки Воронцовой к скандалу с диском! — Голубева мечтательно закатила глаза, сцепила пальчики замочком, прижала к груди. — Его эта новость просто к жизни вернула! Он так стремился с Соседовой остаться с глазу на глаз, но…

— Но?

— Но ее облепили эти двое — Савельев и наш главбух Заломов. И даже близко подойти не дали. Но, думаю, у них теперь все будет хорошо. Воронцову реабилитировали. Так романтично, господи…

Смерть секретарши Сонечки и заместителя Соседовой, Савельева Геннадия Степановича, ее, казалось, не тревожила вовсе. Говорить она об этом не хотела. У нее никаких предположений не было на предмет того, кто мог пожелать им смерти.

— Ну ладно, Савельев все-таки значимая фигура, хоть и противная. — Нонна сморщила аккуратный носик. — Но Соня… Кому она нужна? Ляпсус какой-то!

— Что, простите? — Бедный Игорек, не успевающий записывать ее трескотню, вытаращил глаза. — Ляпсус?

— Ну да! А что? — Она глянула на Игорька с пренебрежением: — Вам не нравится это слово?

Нонна тщательно обходила вниманием помощника Данилова, сосредоточившись исключительно на нем. Ей импонировал смуглый черноволосый следователь. И она даже бы с ним… Если бы он захотел, конечно…

— Ничуть. Просто хотелось бы знать, какой смысл вы в это слово вкладываете?

— Ошибка, молодой человек. Мне все это кажется какой-то чудовищной ошибкой. — Последние слова свои она договаривала, уже глядя в глаза Данилову. — Мне кажется, что отравить хотели Савельева. А Сонечка попалась за компанию.

Данилов сердечно поблагодарил девушку, сунул ей свою визитку на случай, если она вдруг вспомнит какие-нибудь щемящие душу подробности, способные пролить свет. И вышел с Игорьком в коридор.

— Знаешь, в ее словах есть доля истины, — проговорил он задумчиво, рассматривая длинный широкий офисный коридор. — У меня тоже сложилось впечатление, что бедная девушка попалась по ошибке. Что-то съела, выпила за компанию и умерла.

— А как мы узнаем, что именно? Наши эксперты ничего не нашли! Ни в машинах у них, ни дома, ни в кабинете Савельева, ни в приемной. Уборщица утверждает, что ничего такого не было, ничего такого она не выбрасывала. Ничего! Ни упаковок, ни коробок, ни бутылок, ни чашек.

— Стоп! Игорек, да ты молодец!

Широко шагая, Данилов за пару минут преодолел длинный коридор, взлетел вверх по лестнице, ворвался в приемную и едва не свалил с ног высокого мужчину, стоявшего в задумчивости перед высокой стойкой секретаря. Длинные тонкие пальцы его маршировали по полированной поверхности стойки. Глаза внимательно за этим маршем наблюдали.

— Что это вы, юноша, носитесь, как по стадиону! — неодобрительно покосился он на Данилова. — Здесь все же офис.

— Кто вы? — просто спросил Данилов, демонстрируя удостоверение.

— Главный бухгалтер Заломов Василий Васильевич.

Глубоко посаженные глазки главбуха хищно вцепились в лицо Данилову, расчленяя его на фрагменты. Сначала они прошлись по его открытому лбу, пощупали высокие скулы, обошли вниманием прямой правильной формы нос, неприлично сосредоточившись на полных губах, и тут же нырнули в черные даниловские глаза, как скальпелем в них пырнули.

— К вашим услугам.

— Что вы здесь делаете? — Данилов кивнул на стойку, а потом на дверь Соседовой. — Там и тут никого нет. Алла Юрьевна уехала, насколько мне известно.

— Мне тоже это известно, юноша, — неприятным голосом ответил Заломов. Обвел взглядом приемную. — А здесь я… Здесь я рассуждаю, юноша. Размышляю и сопоставляю.

— И о чем же вы размышляете?

Данилов обошел его, зашел за стойку, потом за шкаф, внимательно осмотрел раковину. Для чего-то понюхал сток. Пахло моющим средством. Ясно, поработала уборщица. Она всегда убирала по вечерам, он уже это знал. После того, как все уходили. Потом влез в шкаф и принялся осматривать посуду на полке. Дорогой чайный и кофейный сервизы. Несколько серебряных подносов, столовые приборы. Он достал перевернутый вверх дном кофейник, который стоял с самого края, осмотрел его, снова зачем-то понюхал.

— Вы движетесь в правильном направлении, юноша! — вдруг воскликнул Заломов, хищно оскалившись, и хлопнул в ладоши. — Я бы сказал — «горячо»!

— В смысле? — Данилов потряс кофейником. — Вы хотите сказать, что яд вчерашним вечером был тут?!

— Думаю, что да. — Заломов обошел стойку, подошел к Данилову вплотную. Взял из его рук кофейник, осмотрел его. И тоже для чего-то понюхал. — Бедный Савельев, бедная Сонечка. Они выпили яд, который предназначался Соседовой.

— Та-ак… — Данилов остолбенел. Вытащил аккуратно кофейник из цепких жестких пальцев Заломова. Вернул его на полку. — Давайте-ка с этого места поподробнее. Идет?

— Как прикажете, — Заломов развел руками и вдруг пригласил всех в свой кабинет. — Там мне как-то сподручнее и рассуждается лучше.

Прошли в его кабинет — это была следующая за приемной дверь по коридору. Игорек застыл у входа. Данилов по привычке сел у окна, вытянул ноги, сцепил руки на животе, полуприкрыл глаза. Заломов какое-то мгновение неодобрительно его рассматривал, потом со вздохом прошел на свое место за громадный, как торговый прилавок, стол.

— Итак, вы считаете, что яд был в кофейнике? — нарушил тишину Данилов.

— Я не считаю, юноша. Я в этом уверен, — проскрипел Заломов и забарабанил сухими, как ветки погибшего дерева, пальцами по столешнице. — Я много думал эти часы. Все по минутам вспоминал. И пришел к выводу, что… что Гена и София попались случайно. Отравить хотели не их.

— А кого? — Данилов уже догадался, уже знал ответ, но услышать все же хотел.

— Соседову! Конечно, ей предназначался яд. И она сама, дура, виновата! — Левая щека главбуха нервно дернулась, губы сжались тонкой полосой. — Устроила шоу, понимаешь!

— Давайте по порядку. — попросил Данилов. — Яд, по вашим предположениям, находился в кофейнике, так?

— Так.

— Кофе предназначался Соседовой?

— Совершенно верно. Был, был у нее такой ритуал — выпивать кофе перед совещанием, в момент совещания и после. София готовила ей кофе ровно на четыре чашки. Вот Алка пила две до совещания. Одну — пока мотала нам нервы. И одну — уже после того, как все уходили. Отходила, так сказать.

— Так бывало всегда? — уточнил Данилов, нехотя достал блокнот и сделал там несколько пометок.

— Совершенно верно. Правилам своим она никогда не изменяла. За исключением того рокового вечера. — Заломов так глубоко втянул в себя воздух, будто решил оставить их в своем кабинете в полном вакууме. — Но слишком уж мерзкой была повестка. Слишком. И выпить чашку в процессе Алка забыла. Руки у нее были заняты. Она все время шпилила кнопку черной кожаной папки. А потом ей было не до этого.

— То есть до совещания она кофе выпила? Две чашки, как и положено?

— Не могу знать. Спросите у нее. — Заломов принялся тереть кончиками пальцев подбородок, покрытый жесткой светлой щетиной. Глаза его смотрели невидяще. — Если выпила, значит, изначально кофе не был отравлен. Он и не мог! София его готовила и сразу несла ей. Так было всегда.

— Вы когда пришли в приемную?

— Задолго до начала. Когда я пришел, Савельев уже был там. Принес Софии розу. Я тоже, старый идиот, с розой к ней приперся. Все-то нам хотелось узнать из первых уст, с какой целью собирает нас под самый вечер наша змея!

— Когда вы пришли, София сидела на месте?

— Совершенно верно, юноша. Савельев стоял перед стойкой. Я встал рядом с ним.

— В вашем присутствии она кофе не подавала Соседовой?

— Нет. Кофейник уже был там. Когда мы вошли, он стоял там вместе с чашкой. Погодите! — вдруг воскликнул Заломов, дернув шеей. — А ведь Алка пила кофе-то. Точно, пила! Чашка была с гущей.

— Значит, она выпила привычные две чашки до совещания, так?

— Выходит.

— И осталась жива. Значит, изначально кофе не был отравлен. Дальше? Что было дальше?

— А дальше она принялась наматывать всем нам нервы на кулак. Начала тыкать в какую-то черную папку и утверждать, что там у нее компромат на одного из нас. Все распсиховались, конечно! Крыса, говорит, среди нас. Я, говорит, почти знаю, кто это. И еще она принялась угрожать, что на утро обратится за помощью в полицию. А это уже совершенно другой расклад. Одно дело — быть уволенным, совершенно другое — быть привлеченным по статье. Вот так! Поднялся такой шум. Гвалт. Она объявила совещание законченным. Но никто не ушел. Все столпились возле ее стола, заговорили разом, и вот тут… тут, я думаю, кто-то и отравил кофе. Кто-то сыпанул яд в ее кофейник.

— А Савельев? Он что, выпил из ее кофейника?

— Вот именно! — Заломов откинулся на спинку кресла и глянул на сотрудников взглядом, полным страха. — Но не сразу, господа полицейские. Я как подумаю… Это мистика просто какая-то! Соседова налила себе чашку, поставила ее на край стола. Ее кто-то отвлек в этот момент. Горячев, кажется. Все хотел с ней с глазу на глаз переговорить. Кто-то, не помню кто, едва не смахнул эту чертову чашку со стола. Я подхватил. Хотел хлебнуть. И Савельев… Он выхватил ее из моих рук. И… и выпил. Все до капли выпил. И говорит, фиг тебе, Вася.

— Так и сказал?

— Да. И еще подмигнул так победоносно, будто на скачках меня обошел, идиот! — с неприкрытой горечью закончил Заломов. — Потом мы вышли все из кабинета.

— Все-все?

— Да. И Соседова тоже. Ее будто гнал кто. Может, просто боялась оставаться в кабинете после того, как устроила такое представление. Может, спешила куда-то… Короче, когда мы уходили все вчетвером…

— Кто именно?

— Я, Соседова, Савельев и Горячев.

— Кофейник оставался на краю стола?

— Именно. И там еще оставался кофе. Я точно знаю, я хотел себе налить после того, как Савельев перехватил у меня чашку. Взял в руки, встряхнул.

— И не выпили?

— Нет, не успел. Все двинулись к выходу. Я — за ними.

— Соня была в приемной?

— Да. Соседова сказала ей, что она может быть свободна, и мы все ушли. Думаю, что бедная девочка допила кофе. Она всегда убирала со стола Соседовой. Та не позволяла уборщице дотрагиваться до посуды. Посудой ведала Соня. Она убрала, допила кофе и… и отравилась. — Заломов замолчал, тупо рассматривая стол с аккуратными стопками папок. — Кто-то хотел отравить Аллу. А попались Савельев и Соня. И чуть я не попал… Это… это рок! Судьба!

— Сделано это было уже после совещания. Когда все столпились возле ее стола, — проговорил Данилов.

— Да. Сделано это было уже после совещания. Когда все столпились возле ее стола.

— Как думаете, кто это мог быть?

— Не могу знать, — насупился еще сильнее Заломов и сделал вторую попытку оставить кабинет без воздуха. И вдруг проговорил, с силой выдохнув и глянув на них с сумасшедшинкой: — Даже не могу предположить. Я этого не делал точно. А кто мог ее ненавидеть так же сильно, как и я, я не знаю…