Подвенечный саван

Галина Романова, 2015

Отец, получивший десять лет назад пожизненный срок, бежал. Володю это потрясло. Дома повисло гнетущее молчание после истерики матери и сестры. Единственной радостью была Маша. А через несколько дней пришло известие, что отец убит при задержании. Постепенно жизнь входила в привычное русло. Володя снова стал улыбаться, снова беззаботно любить Машу. Но однажды он получил записку. «Сделай ей предложение», – было написано рукой отца. Что за бред? Его кто-то разыгрывает? Тот, кто хорошо знал отца, его почерк? Зачем? Как бы то ни было, Володя сделал Маше предложение. Не потому, что так велел мертвец, а потому, что любил ее, был по-настоящему с ней счастлив. Хотя толком они не успели узнать друг друга. И Володя ей еще не признался, чей он сын… Но ему и в голову не могло прийти, что Маша знает, из какой он семьи. А вскоре Володя получил новое послание… Сложно было представить, что авантюрная идея изложить на бумаге придуманную криминальную историю внезапно перерастет во что-то серьезное и станет смыслом жизни. Именно с этого начался творческий путь российской писательницы Галины Романовой. И сейчас она по праву считается подлинным знатоком чувств и отношений. В детективных мелодрамах Галины Романовой переплетаются пламенная любовь и жестокое преступление. Всё, как в жизни! Нежные чувства проверяются настоящими испытаниями, где награда – сама жизнь. Каждая история по-своему уникальна и не кажется вымыслом! И все они объединены общей темой: настоящая любовь всегда побеждает, а за преступлением непременно следует наказание. Суммарный тираж книг Галины Романовой превысил 3 миллиона экземпляров!

Глава 4

— Спишь, скотина? — прозвучал в трубке несчастный голос Заломова Женьки.

— Сплю, — признался Лавров и приоткрыл глаза. — А который час?

— Восемь утра, между прочим! — оповестил все тем же несчастным голосом старый опер. — Почти вся страна трудится. А ты спишь… Скотина…

— И ты трудишься?

Лавров открыл глаза шире. Нормально он на дневной свет реагировал. Глаза не резало, на лбу, где красовалась шишка, не щипало, не ныло так, как вчера. Он выздоравливает?

— И я тружусь, — признался Жэка со вздохом. — А ты спишь! Хотя должен, должен, гад такой, трудиться! Жить вот на что собираешься?! Скоро твоим запасам кирдык, и ты станешь милостыню просить. А я тебе не подам, скотина, так и знай!

Если Жэка так ныл, значит, у него ныло внутри все. И это значит, что вчера, после работы, он продолжил то, что начал у Лаврова дома. И с утра еле поднялся. И не успев явиться на службу, был отправлен на выезд, потому и звонит. Потому и бесится.

— Подашь, куда ты денешься. — Лавров протяжно зевнул и тут же охнул.

— Болит? — вкрадчиво поинтересовался Жэка.

— Болит, — признался Саня.

— Вот! А был бы с работой, тебе бы больничный оплатили. А теперь болит совершенно бесплатно. Ладно… — вздохнул с печалью Жэка. — Я чего звоню-то… Нет ничего? Я бы сейчас с радостью…

— В смысле?

Он, конечно, понял, о чем бывший коллега спрашивает. Только не понимал, как это он именно сейчас бы с радостью принял на грудь, если находится на вызове.

— В том самом! — рассвирепел мающийся похмельем Заломов. — Выжрать мне надо, хоть каплю!

— Это я понял. Не понял, как именно? Ты же на вызове.

— Вызов по соседству, — проворчал Заломов. — Сейчас начинаю поквартирный обход, хотя и так все понятно. Но расспросить людишек надо. И к тебе зайду, может, это ты управдома грохнул!

И Заломов заржал, мучительно охая то и дело.

— Какого управдома?! — Лавров насторожился и, невзирая на пульсирующую боль в голове, резко сел на диване. — Ты чего мелешь, Жэка?

— Ничего я не мелю. Игорь Васильевич, ваш управдом, крякнулся. Только что вот увезли на «Скорой». Че, не веришь, что ли? Выгляни в окно, умник.

Пришлось вставать и, преодолевая отвратительное головокружение, тащиться к окну.

В самом деле! Возле сквера машина выездной криминалистической бригады. «Скорая» выруливает со двора. Народ толпится. И Нина Николаевна висит на каком-то мужике, бьется в истерике. Чего ей никто не налил никаких капель, подумал Лавров машинально.

— И чего с ним? Труп криминальный? — спросил он у Жэки.

Он, кстати, его грузную фигуру хорошо рассмотрел. Жэка в своей мешковатой куртке деловито расхаживал возле детской площадки, болтал с ним по телефону, делая вид, что звонок сугубо деловой.

— Да какой там криминальный, — с облегчением выдохнул Жэка, он еще и курил вдобавок, разговаривая с ним. — Собака убежала, он полез за ней в овраг и сорвался с высоты.

— И что? Сорвался и прямо насмерть? — недоверчиво хмыкнул Лавров. — Ноги, руки переломал бы и…

— И руки, Саня, и ноги, и шейку сломал ваш управдом. Но это предварительное заключение наших экспертов. Все потом. Но, думаю, и так все ясно. Следов борьбы нет. Следов на краю склона, кроме его и собачьих, тоже нет. Так что… — И тут же Жэка почти весело добавил: — Но поквартирный опрос я просто обязан сделать. Так что жди, брат! Будешь отвечать на мои вопросы!

Саша отключился. Привычным ощупывающим взглядом осмотрел двор. Все, как всегда. Все на месте. Ничего нового не появилось за ночь. Скорее, убыло! Игоря Васильевича не стало. Осиротела теперь его миловидная супруга. И собачка, всегда вежливо обнюхивающая ботинки Лаврова, тоже осиротела.

Как же так? Он же старый собачник, аккуратный человек, порой даже чрезвычайно аккуратный, он по тротуару шел, каждый шаг выверяя, и так нелепо погибнуть. Сорваться с края ямы! Какой черт его туда понес, интересно?! Он же к аккуратности своей был еще и осторожен весьма и бдителен! Как же так?!

Лавров увидел, как из подъезда вышла Машка. Легко, стремительно, как всегда. Швырнула себе на спину неприбранные волосы, шагнула в сторону стоянки автомобильной и тут же остановилась. Как вкопанная, увидав машины, полицейских и Жэку узнав, конечно же. Медленно подошла к толпе зевак. Посмотрела, послушала, повернула обратно. И тут же наткнулась на опера Заломова. Тот мгновенно схватил Машку за локоток, увлек в сторону и принялся ей что-то рассказывать. Видимо, что-то веселое, раз Машка рассмеялась, запрокидывая головку назад.

Хорошее настроение с утра, с неожиданной злостью подумал Лавров. И тут же вспомнил мускулистого крепыша в обтягивающей водолазке, с которым Машка собиралась обрести очередное свое сомнительное счастье.

Вот не верил ему Лавров! Хоть и знаком с ним не был, не верил и все! Как-то странно все, глупо, не по-настоящему. Филиченков Володя… Кто он такой, черт побери? Как оказался в банке, ведь его папаша — если, конечно, он ему папаша — был осужден на пожизненное?! Куда смотрит служба безопасности банка?! Что, не увидали связи? Решили, что яблочко от яблони укатилось в сторону груши?!

Тут еще Игорь Васильевич в овраг сорвался. Как такое может быть?! А перед этим к нему все приставал, говорил, что во дворе беглый преступник появляется время от времени.

— Скорее всего, брат, это у него того… — Жэка явившийся к нему уже через двадцать минут, покрутил растопыренной пятерней у своей головы. — Старческий маразм начинался. Видишь, чем закончился? Это, Саня… Я налью?

— Хлопочи, — рассеянно отозвался Лавров. И вдруг вспомнил: — О чем с Машкой трепались?

— А? С Машкой-то? Да так, ни о чем, анекдот ей рассказал. С будущим замужеством поздравил.

Жэка уже влез в его холодильник по пояс и гремел там теперь посудой.

— Вот трепло, а! — разозлился Лавров и пнул дверцу холодильника, норовя ударить Жэку. — Кто тебя просит?!

— А че такого-то? Секрет, что ли? — Жэка вылез, потирая ушибленное плечо. — Она довольна была моим поздравлением. Смеялась. Говорит, что счастлива со своим новым парнем.

Он выволок на стол все, что у Лаврова оставалось на полках, что он вчера не успел сожрать. Накромсал снова на доске, с доски и есть начал, быстро выпив пару стопок одну за другой.

— Сопьешься ты, Жэка, — мрачно предрек ему Саня, поставил на огонь медный кофейник, залив в него воды наполовину и насыпав кофе. — Хороший же мужик, умный, а пьешь.

— А может, я от великого ума и пью, — повел в его сторону мгновенно помутневший взгляд Заломов. — Горе, как говорится, от ума! Не зря же говорят!

— Жэка, Жэка… — Саня вздохнул, поболтал ложечкой в кофейнике, дождался, когда пенка снова настырно полезет наружу, и выключил газ. — Зря ты пьешь… А Машка, стало быть, светится от счастья?

— Светится, — кивнул Заломов, хватая с разделочной доски куски хлеба, колбасы и сыра. — А ты ревнуешь?

— Нет. Не ревную. Беспокоюсь, — поправил Лавров, скрипнув зубами.

Накатил себе большущую чашку кофе, всыпал сахара, плеснул молочка. Выпил, жмурясь от удовольствия.

— А чего ты за нее беспокоишься? — подергал друг плечами, обтянутыми вчерашним свитером, судя по перышкам от подушки на воротнике и спине, он его даже не снимал на ночь. — У нее все хорошо. На этот раз ее избранник не банковский должник, а банковский служащий. Ее коллега! Это звучит, брат, гордо!

Заломов довольно заржал.

— Ага, ага, — покивал Саня, мелкими глотками попивая кофеек. — А она не сказала тебе, как фамилия ее избранника и коллеги?

— Нет. А зачем?

— А затем, брат, что фамилия ее нового претендента на ее руку и беспечное сердце — Филиченков! Володя Филиченков!

Надо было подождать. Повременить, пока Жэка выпьет. Не сшибать его этой новостью наповал. А то обрушил на него информацию в тот самый момент, когда он активно двигал кадыком, пропихивая очередную стопку водки в себя. Мужик и поперхнулся, и кашлял потом, поводя вокруг себя сумасшедшими вытаращенными глазами. Сане пришлось молотить его по крепкой сутулой спине, воду предлагать. Правда, тот отказался, водкой запил свой кашель.

— Как-как его фамилия, Саня? — отдышавшись, спросил Жэка. — Я не ослышался?!

— Нет, брат. Филиченков Владимир. Отчества не знаю. Не спросил. Но подозреваю, что…

— Игнатич! — подытожил, взмахнув крепким указательным пальцем Жэка. — У Игната остались сын и дочь. Сын Владимир, точно знаю. Дочь Анастасия.

— Оп-па! — Лавров замер, потом зачем-то потрогал свою повязку на голове, прикоснулся к шишке, выпирающей из-под бинтов. И сказал с ненавистью: — Сынок, стало быть?

— Не могу гарантировать, — шумно выдохнул Жэка и неожиданно закрутил бутылочное горлышко, убрал водку в холодильник. — Но таких ведь совпадений не бывает, так, Саня?

— Не бывает, Жэка!

— Папочку ты помог посадить на пожизненное. Потом вдруг объявляется его сынок, сватается к твоей соседке, по которой ты давно сохнешь…

— Ты что, дурак? — взорвался мгновенно Лавров и поморщился, громкий крик отозвался болезненным эхом в башке. И затараторил чуть тише: — По ком я сохну-то?! Стал бы я терпеть ее художества, если бы сох по ней, как же! Думай, что говоришь! Я уж лучше на Лерке твоей женюсь, чем на Машке! Сказал тоже…

Жэка помолчал, рассматривая Лаврова, будто видел впервые. Потом мелко захихикал, тыча в него пальцем.

— На Лерке, говоришь? — процедил он сквозь смех. — Думаешь, она умнее Машки? Поверь мне — нет! Та же дура, только черноглазая и без косы. Итак, давай обсудим с тобой этого новоявленного женишка, Саня…

Обсуждали они часа полтора, а толку-то! По всему выходило, что возле Машки этот Филиченков появился не просто так. А с другой стороны, он не возле нее появился, а в банке, где она работает. Он же не возле подъезда ее подкарауливал с цветами и подарками. Он в ее отдел устроился работать, подчиняясь, между прочим, ее приказам. И на работу его брала не она, а ее руководство.

— Чушь какая-то! — фыркал Лавров, постепенно опорожняя кофейник. — Вроде все нормально, а чую какой-то злой умысел. Просто нутром чую какой-то подвох. А с другой стороны…

— Машка — девка красивая, фигуристая, она любого с ума сведет. Может, у них эта, как ее, любовь настоящая? — вторил Жэка, успев дать кому-то указание по телефону пробить этого самого Филиченкова.

Никогда не помешает лишняя информация: кто он, откуда, с какой целью прибыл в банк и в дом, к соседке и все такое.

— Может, и настоящая, Жэка, — горячился Лавров. — Только вдруг увидали в нашем дворе Филиченкова-старшего неделю назад супруги Гореловы! Как такое может быть?

— Никак, — равнодушно пожал покатыми плечами Жэка. — Вот этого точно быть никак не может. Мертв он.

— Ага! Филиченков-старший мертв, но его почему-то Гореловы видели. И через неделю после того, как они его видели, один из них погибает. Это как?

Саня снова потрогал шишку на лбу. Ему стало казаться, что она выросла с кокосовый орех, так стало тяжело и больно голове.

— А это никак, Саня. Горелов Игорь Васильевич на краю оврага, предположительно, искал свою собаку и сорвался.

— Или ему кто-то помог! — с горячностью возразил Лавров.

— Ты это… Не начинай мне тут! — прикрикнул на него Жэка, постучав пальцем по столу, как указкой. — Несчастный случай! Я уже с людишками поговорил, никто ничего не видел. Эксперты в один голос — несчастный случай. Повторюсь, никаких следов борьбы, оторванных пуговиц, ничего! Так что ты мне головняка не добавляй, коллега!

— Жэка! Жэка, послушай меня! — Лавров обхватил голову руками, боясь, что она сейчас лопнет. — Неужели ты не находишь странным все это?!

— Что?

Заломов смотрел на него зло и со значением.

Сам ушел, руки умыл, а ему теперь тухлые темы подбрасывает? Совершенно бездоказательные, отвратительные темы! Никто никогда не привяжет работающего в банке Филиченкова к погибшему Горелову! Ему убивать его незачем, парень на пороге великих жизненных перемен. И утверждения оставшейся в живых Гореловой, что они с супругом якобы видели во дворе беглого преступника, сочтут бредом. Потому что беглого преступника убили при задержании. Что еще надо?!

Вот так приблизительно смотрел на него дружище Заломов. И Саня его понимал. И то, в чем ему чувствовался подвох, показалось бы бредом кому угодно. Женькиному начальству тем более.

Саня даже знал, что скажет полковник, рискни Жэка ему доложить о своих опасениях.

«Ты мне тут, Заломов, детективные истории не сочиняй, понимаешь… — И Лев Григорьевич Володин привычно дернул бы шеей, как если бы ему жал воротник. — Тебе работы мало?! Так пожалуйста, загружу!..»

Вот так приблизительно отреагировал бы полковник. И Саня его понимал тоже. Никто не хотел понимать его сердце, тревожно сжимающееся от нехорошего предчувствия. Никому не было дела до его опасения, что подобных совпадений не бывает.

— Ладно, пошел я, — проворчал Жэка, привычно почистив зубы пальцем, выдавив в рот зубной пасты. — Ты только это… Без самодеятельности тут. А то, смотри, Лерку пришлю.

— Зачем?! — тут же перепугался Лавров.

Лерка всегда напоминала ему торнадо — опасное, неумолимое, разрушительное.

— Чтобы поухаживала за тобой. И вообще… Я тебя за язык не тянул. Ты сам сказал, что уж лучше на Лерке моей женишься, чем…

— Да иди ты! — поморщился Лавров, сожалея о вырвавшихся у него словах, теперь пристанет.

И Жэка пошел совершать поквартирный опрос, который он, к слову, едва начал до визита к нему.

Лавров прибрал в кухне и снова полез на диван под одеяло. Голова просто разламывалась. Зря он не послушался докторов и молоденькую медсестричку, советующую ему еще пару дней полежать в больничке. Что-то с его башкой не так.

Он уснул мгновенно и увидел странный сон, где Горелов бежал от мужика с оторванной головой. Лавров-то точно знал, что голову мужику оторвало гранатой при задержании, и знал, что бежать мужик не может — он мертв. А он все равно бежал! И догонял бедного Игоря Васильевича. Лавров нервничал и пытался успокоить соседа. Пытался ему крикнуть, чтобы он не бежал в сторону оврага, навстречу своей гибели. Но слова булькали в горле и не вырывались наружу. Лавров нервничал, судорожно открывал и закрывал рот, но вместо слов с языка вдруг начали срываться почти соловьиные трели. Протяжные, заливистые…

Он дернулся в изнеможении и открыл глаза.

Это не он пел соловьем, это его дверной звонок надрывался.

— Ох, господи, — выдохнул он.

Облизал пересохшие губы, свесил ноги с дивана, заморгал, привыкая к темноте. Он долго проспал. За окном стемнело. И кажется, давно. Черный квадрат за его стеклами поделило ячейками светящихся окон высоток их микрорайона. Охая, Саня поднялся, нашарил выключатель на стене, включил свет. Черный ячеистый квадрат за стеклами сразу отодвинулся, сделавшись почти невидимым. Надо бы купить шторы, вдруг подумал он, впервые ощутив странную незащищенность, как если бы он вдруг оказался на сцене совершенно голым. Хотя он почти голым и был, из одежды на нем сейчас были только короткие шорты.

Лавров пошел, по-стариковски шаркая, в прихожую. Тот, кто терзал его дверной звонок, был настырным. Вряд ли это Машка, подумал Саня, поворачивая головку замка. Она бы смирилась и ушла. Или бы перезвонила на домашний.

Он открыл дверь и едва не ахнул. На пороге стояла Лерка Заломова! В тесных джинсах, заправленных в короткие сапожки на невероятно высоких каблуках, короткой куртке, обнажающей голый пупок, в котором что-то поблескивало, яркий шарф вокруг шеи. В одной руке у Лерки была спортивная сумка, в другой большущий, явно тяжелый пакет.

— Привет! Я зайду? — произнесли невероятно пухлые Леркины губы. — Я зайду…

И зашла. Двинула попкой, захлопывая дверь, уставилась на Лаврова черными огромными глазищами. Губы ее при этом беззвучно шевелились. Может, он оглох? Она что-то говорит ему, а он не слышит! Наверное, он оглох от травмы головы!

Потом только сообразил, что Лерка жует жвачку. Понял, когда она, швырнув сумку и пакет ему под ноги, произнесла со снисходительным вздохом:

— Я поживу у тебя какое-то время.

Тут же понял, что именно она сказала, и похолодел.

— Как это поживешь?! — Лавров привалился к двери туалета, вытаращившись на позднюю гостью. — Что значит поживешь?!

— Поживу — это значит, что стану приходить сюда после универа, уходить отсюда в универ, стану пользоваться твоей посудой, туалетом, ванной комнатой и спальным местом, — «молния» на ее куртке с визгом пошла вниз. — Есть возражения?

— Есть, конечно! — Лавров резко выпрямился, преграждая путь нахалке. — С какой стати?! С чего ты решила, что можешь пожить у меня?!

Лерка даже бровью не повела, стянула с ног короткие сапожки на шпильках, присела перед сумкой, порылась в ней, достала домашние тапочки цвета апельсина, выпрямилась. Роста она была небольшого, а без каблуков едва доставала макушкой Лаврову до подбородка, но смотрела сейчас на него так, будто была выше его на полметра.

— Это не я решила, Лавров, а батюшка, — ответила Лера.

— Что он решил?!

Саня сжал кулаки. Окажись тут сейчас Жэка, он бы ему по горбу врезал точно.

— Сказал, что за тобой надо присматривать — раз. Что ты нуждаешься в уходе — два. И что тут у вас что-то такое намечается, чему должен быть свидетель или независимый эксперт, назови, как хочешь, — отчеканила Лера, уверенно отстранила его и пошла в комнату со словами: — Вещи занеси.

Лавров недоуменно глянул на сумку и пакет и заорал ей в спину:

— Что в сумке, Лера?!

— Мои шмотки. Там немного, не пугайся.

Я вообще-то ненадолго. — Лерка встала на пороге его комнаты, подбоченилась, произнесла с сожалением: — Живешь, как кочевник, Лавров!

— Как хочу, так и живу! — огрызнулся он из прихожей, все еще не решаясь поднять ее вещи. — А в пакете что?

— В пакете жрачка. Что-то купила по дороге. Что-то мать собрала.

— Мать?! Собрала?!

Это был нонсенс! Бывшая Женькина жена Лаврова на дух не переносила. Она его не каждый раз в квартиру пускала, называя собутыльником и прощелыгой, а тут собрала еды?!

— А что? Не веришь? — Лерка насмешливо глянула на него через плечо.

— Не верю.

Вот чисто из любопытства, больше не из каких других соображений Саня поднял пакет и понес его в кухню. И принялся выкладывать на стол контейнеры, пакеты и пакетики. Апельсины, яблоки, понятно из магазина. Колбаса и сыр оттуда же. А вот салат, котлеты, замороженный суп и фаршированные блинчики — это уже явно домашнее.

Что могло случиться с Женькиной бывшей, что она так расщедрилась?

— Замуж она собралась, Саня, — пояснила полчаса спустя Лерка, перемывая всю его посуду заново, не понравилось ей, видите ли, состояние его тарелок. — Избранник без жилплощади. К отцу мне нельзя, поубиваем точно друг друга. Стало быть, надо меня пристраивать где-то еще. Подслушивала под дверью, когда отец мне твою историю выкладывал. И воодушевилась. Все просто, Саня. Расчет! Грубый расчет движет моей матерью, никаких симпатий, вдруг появившихся на твой счет.

— Ну а я-то тут при чем?! — возмутился Лавров, активно поглощая блинчики с яблоками.

— Ты холост, обременен лишними метрами, хорош собой, не скурвился, работая в органах. К тому же теперь там не работаешь. Мать решила, что у тебя есть шанс стать мне хорошим мужем.

— О господи! — Еда встала у него поперек горла, он закашлялся. И еле выдавил, покраснев от гнева и удушья: — Но я тебя замуж брать не собираюсь, Лера! Я тебя не люблю!

— И я тебя, Лавров. — Она с силой вдарила ему между лопаток, пытаясь избавить от кашля. — И я тебя не люблю. Но мне надо где-то перекантоваться, понимаешь? Где-то, где не грызут мне мозг. И опять же батя попросил присмотреть за тобой.

— Но у меня всего одна комната! — возмутился он, отдышавшись. — Одна!

— Две, Саня. У тебя две комнаты. Просто вторая приспособлена тобою под кладовку. Сегодня уже поздно. — Лерка глянула на громадный циферблат, едва поместившийся на ее узком запястье. — А завтра ее разберем, сделаем косметический ремонт, и я стану ее обживать. А заодно будем разбираться в странных совпадениях, которые вдруг начали происходить вокруг. Кстати, я тоже не верю в такие совпадения, Лавров.

— А отец?

У него ныла и кружилась голова и от травмы, и от перспективы делить свое жилье с какой-то взбалмошной девицей. На нее не накричишь, не пошлешь, не приструнишь! Жэка тут же таежным медведем на дыбы встанет за дочку.

Дела-а…

— Отцу не положено. Он на службе. — Лерка подергала плечиками в тонкой рубашонке в клеточку. — Если он станет заморачиваться, то надо будет как-то реагировать, действовать. А он права не имеет. Он не может завести дело на Володю Филиченкова только потому, что он сын осужденного на пожизненное. И потому, что он решил жениться на твоей соседке. Он не может пришить к делу слова о беглом преступнике, якобы появившемся в вашем дворе, потому что преступник мертв. И мужик, что самостоятельно сорвался в овраг и сломал себе шею, не является причиной для заведения уголовного дела.

— Грамотно излагаешь, — невольно восхитился Лавров.

— Так я же на юридическом обучаюсь, Саня. Забыл?

Забыл. Конечно, забыл. Обо всем забыл! И совсем забыл, как действовала всегда на него Леркина красота! Вот стоило ее увидеть, пообщаться с ней пару минут, перекинуться несколькими словами, как накатывало. Она его…

Она его раздражала — красота ее! Пугала, раздражала, бесила даже. Каждый раз, когда они пересекались у Женьки, Лавров задавался вопросом: как могла получиться у этого замшелого дядьки с покатой спиной, рябой добродушной рожей, с прокуренными зубами и пальцами и его противной визгливой жены такая девка?! В какой удивительный миг они сумели ее зачать? Кто уснул тогда или отвернулся — бог или дьявол?!

— Так вот отцу не положено. А нам с тобой — да. — Лерка ходила по его кухне с тряпкой, вытирая пыль с дверных ручек, подоконника, перекладин стульев. — Нам с тобой никто не запретит разобраться в этих совпадениях, Лавров. Прямо завтра же и начнем. Кстати, завтра у отца уже будет информация по этому Володе.

— Отец-то тут при чем?

Лавров поймал себя на том, что взгляд его неотступно следует за девушкой, снующей по его аскетичной кухне. И жадно, между прочим, наблюдает — взгляд его, — как изгибается ее поясница, когда она наклоняется с тряпкой к нижнему ящику шкафа, выставив попку, как вытягиваются ее руки к верхним полкам, как появляются и исчезают под рубашкой косточки ее позвоночника.

Черт, черт, черт!!! Этого еще не хватало на его бедную голову! Мало ему испытаний! Жэка, гад, неспроста все это затеял.

— Отец-то тут при чем? — повторил вопрос Лавров, отводя глаза к кухонным стеклам, за которым квадратными леденцами поблескивали чужие окна.

— Отец? — Лерка наконец-то закончила мучительную для него процедуру уборки, швырнула тряпку в раковину, прислонилась к ней попкой. — Отец обещал содействие. По всем вопросам! Ладно, Лавров, ты насытился? Идем устраивать мне ночлег.

Пришлось до глубокой ночи таскать из крохотной комнатки с узким окошком, которую он никогда не считал полноценной и предназначенной для проживания, коробки и всякий хлам. Таскать и складывать в прихожей. Освободилось довольно много места, как сочла Лерка.

— Тут даже есть где кроватку поставить, — ткнула она пальчиком в территорию под окошком. — А сегодня придется спать на раскладушке.

Раскладушка нашлась среди коробок. Он о ней и забыл совсем. Только когда нашел, вспомнил, что Женька на ней не раз ночевал в прежние годы.

Лерка час махала веником, гремела шваброй, потом долго скрипела растянутыми пружинами раскладушки. Затихла почти в четыре. Уснула. А он еще полчаса провалялся без сна. Все думал и думал. Как у них срастется с Леркой, совместное их проживание? Чем закончится? Во что выльется? Какую цель преследовал Жэка, позволив дочери тут поселиться?

Саня несколько раз вставал, подходил к окну, смотрел на спящие дома, тонувшие в темноте. На темный двор с детской площадкой, автомобильной стоянкой и сквером, обрывающимся глубоким оврагом, где так нелепо закончил вчерашним ранним утром свою жизнь их управдом — Игорь Васильевич. Случайна его смерть или нет? Как теперь станет жить без него миловидная Нина Николаевна? Они ведь никогда не расставались, никогда…

–…Мы никогда не расставались, понимаете! Никогда! — Несчастные зареванные глаза Нины Николаевны смотрели то на его лицо, то на белую повязку на лбу. — Так славно жили с Игорешей! Мне мечталось, что мы еще очень долго проживем и тихо отойдем через много лет в собственной постели. А тут это убийство!!!

Лавров поперхнулся глотком чая, который давно остыл в его чашке, но все равно был вкусным и ароматным.

— Нина Николаевна, вы сказали убийство? — уточнил он, осторожно поставил на полированную поверхность белоснежного стола чашку.

— Конечно! — возмущенно откликнулась овдовевшая женщина, привалилась грудью к столу, зашептала: — Вы тоже считаете, как эти полицейские… — последнее слово она не произнесла, продавила сквозь стиснутые зубы, — что мой муж сорвался вниз головой в яму?!

— Я не знаю, — признался Лавров и снова схватил со стола чашку. Прикрываться пузатым дорогим фарфором оказалось удачной идеей.

Нина Николаевна неожиданно поднялась со стула — миниатюрная женщина в черном платье, черных колготках и темных домашних туфлях. Она поправила черную ленточку, перетягивающую ее волосы, и, кивнув непонятно кому, произнесла:

— Я официально заявляю вам, Саша, что моего мужа убили! Он не был беспечным глупцом. И даже из-за Сявы он не стал бы висеть на краю обрыва, хватаясь за кусты!

— Кстати, а где собачка? — спросил Лавров, чтобы не возражать ей.

Эксперты дали заключение с точностью до наоборот, как доложил сегодня утром в телефонном разговоре Жэка. Игорь Васильевич стоял на самом краю оврага, удерживаясь за кусты. Стоял, несколько раз меняя положение своих ног, видимо, устраивался поудобнее.

Конец ознакомительного фрагмента.