Первый шаг к пропасти

Галина Романова, 2018

Бывший следователь Сергей обнаруживает на автостоянке отеля, где он теперь работает охранником, дорогую иномарку с оставленными в замке зажигания ключами. Машина пустует давно, а ее хозяина никто не видел. Вскоре выясняется, что он вовсе не зарегистрирован в отеле, а автомобиль числится в угоне. Сергей выясняет, что это далеко не первый случай, когда на этой стоянке оказываются угнанные транспортные средства. А одна из владелиц Илона недавно найдена убитой в собственной квартире…

Глава 4

Из кухни тянуло запахами. Он угадал жареные блины, подгоревший бекон и кофе. В принципе, его все устраивало. Все, кроме подгоревшего бекона. У него непременно случится изжога, если он съест хоть кусочек. Нельзя. А бекона хотелось. Он любил его на завтрак. До легкой прозрачности, до нежного хруста прожаренный. Залитый взбитыми яйцами, засыпанный мелко порубленной зеленью. Может, это было не очень полезно, зато очень вкусно. А потом блины — тонкие, почти кружевные, плавающие в растопленном сливочном масле, или в меде, или в сгущенном молоке. Не принципиально. И кофе. Много черного крепкого кофе. Непременно с сахаром.

Это был его любимый завтрак. Его супруга об этом знала и почти каждое утро готовила одно и то же. Редко подавала какую-нибудь кашу или творог. Он ел, конечно, не капризничал. И внимательно слушал ее наставления о правильном питании и здоровом образе жизни. Но…

Но все равно любил бекон и омлет на завтрак. И еще блины в масле. И много, много кофе.

Он любил жить не по правилам. Ему это нравилось. Его это заводило.

Он сбросил с себя тонкое, почти невесомое одеяло, скинул ноги на пол, резко встал. И сразу подошел к зеркалу.

— Неважно выглядишь, Андрюша, — пробормотал он едва слышно, рассматривая выпятившийся живот, мешки под глазами и мощные брыли, переходившие в двойной подбородок. — А ведь тебе-то всего сорок семь. Совсем распустился. Надо взять себя в руки.

Это была его обычная утренняя речёвка. С этого осуждения самого себя начинался его день. Проговаривалось все тихо, быстро, назидательно. Правда, без особого сожаления. Потому что он очень любил себя. Любил всяким: худым и толстым, молодым и стареющим, удачливым и не очень. Он, сколько помнил, всегда любил себя. И словно чувствуя его самовлюбленность, окружающие его люди тоже принимались его любить. Сильно, самозабвенно, совершенно не замечая его недостатков.

А они у него были, да. Так же, как и у многих прочих. Весь мир заселяли такие люди. Абсолютно чистых не было. Все человечество этим страдало, хотя и стремилось к совершенству.

Он не стремился. Он жил в ладу с самим собой, ладил со своими пороками и других примирял с этим. И был абсолютно счастлив.

Открыв дверцу шкафа, Андрей достал с полки чистые домашние штаны из тонкой клетчатой фланели, майку агрессивного красного цвета, оделся и пошел в кухню. На запах подгоревшего бекона, жарившихся блинчиков и кофе.

Лариса хлопотала у плиты, переделывая омлет с беконом. Первая порция, видимо, ушла в мусорное ведро.

— Привет, — тихо произнес Андрей, замирая у двери в кухню. — Как дела?

— Привет. — Спина жены дернулась, она медленно повернулась, по губам скользнула неуверенная виноватая улыбка. — Прости, у меня еще не готово. Подгорело. Переделываю.

— Ерунда. Не страшно. Подожду.

Он обошел обеденный стол, добрался до жены, обхватил ее плечи и уткнулся губами в ее шею.

— Ум-м, как ты пахнешь, Ларочка! — прошептал Андрей, цепляя губами ее тонкую нежную кожу.

— Чем? Блинами? — грустно пошутила она.

— Почему блинами?

— Тогда чем? Подгоревшим салом?

Лариса не повернулась, как бывало. Не прислонилась щекой к его щеке. Не начала шептать ему всякие безобразные нежности. Он к этому привык. Ему это нравилось. Нравилось, когда она мурлычет, целует его. Нравилось с этого начинать день.

Что сегодня не так? Что-то не так?

Он и спросил. А Лариса неожиданно расплакалась, швырнув деревянную лопаточку на стол. Хорошо успела убрать сковородку с плиты, а то и вторая порция бекона очутилась бы в мусорном ведре.

— Ну что ты, что?

Андрей тяжело опустился на стул, схватил жену за руку и потащил к себе. Она послушно уселась к нему на колени. Обвила шею руками. Жадно прижалась к нему крупным мягким телом. Ему сразу сделалось жарко, захотелось освободиться, но он не посмел ее спихнуть.

— Ну! Что случилось, рассказывай?

— Сон!

— Что сон? Дурной сон приснился?

— Да, — пискнула она ему прямо на ухо. — Уже в четвертый раз. Один и тот же. Жутко!

Ее пухлая грудь ерзала по его животу, зад свисал с коленей. Было не очень удобно. Даже тяжело.

— Что за сон, малышка? — он спрятал улыбку в ее кудряшках. — Страшное чудовище гналось за тобой?

— Нет, не гналось за мной это чудовище. Оно сидело напротив и говорило мне страшные вещи. И было оно не страшным, а невероятно красивым и молодым.

Видимо, Ларисе самой было не очень комфортно ерзать на его коленках. Она слезла, подтащила поближе соседний стул и села рядом, подняв к нему несчастное, заплаканное, потное лицо.

— Это чудовище было твоей любовницей, — призналась она, не сводя с него пристального изучающего взгляда.

— Ух ты! — хохотнул он и ухарски шлепнул себя по коленкам. — И кто она? Не познакомишь?

— Если бы я знала. — Лариса шмыгнула носиком и резким движением откинула со лба вспотевшие кудряшки. — Персонаж каждый раз разный. А слова одни и те же.

— И что за слова? — Андрей дотянулся до ее коленок, обтянутых белым вельветом домашних штанов. Положил ладони. Слегка надавил. — Что за слова?

— Она говорит, что вы любите друг друга, и что ты собираешься меня бросить. Уйти к ней.

— Ух ты! — вырвалось у него невольно.

Он покрутил головой, выпятил полную нижнюю губу и на полном серьезе поинтересовался:

— Так к какой из четверых женщин я должен уйти? В твоем сне не уточняется?

— Да иди ты, Андрюша!

Ларисины щеки порозовели. То ли она гневалась, что он шутит, то ли радовалась, что он не воспринимает все всерьез.

— Четыре сна, так ты сказала?

Она кивнула.

— Четыре разные женщины. Тема одна. И?

— Что и?

Она жадно всматривалась в его лицо, пытаясь найти хоть какие-то следы испуга, что он может быть разоблачен. Пытаясь обнаружить хоть какой-то отголосок тайного чувства, истории о котором ей снились.

Ничего! Вообще ничего, кроме утренней беззаботности. С Андреем точно все в порядке. Может, Витебсон прав, и ей пора заняться своим здоровьем? Что-то с ней не так, раз ей такая чепуха снится.

— В каком направлении мне собирать чемоданы, Ларка? — Он поднял ладони выше, захватил ее грудь и слегка качнул ее. — Разве я могу от такого богатства добровольно отказаться, дуреха? Разве могу?

— Да-аа, — протянула она, улыбнулась. — А я бы с радостью килограммов десять этого богатства кому-нибудь отдала.

— И кому же, например? — Он скосил взгляд на свой живот, замотал головой. Притворно ужаснулся. — Мне хватит!

— Верочке, например. Ну, такая худая, такая худая! Мне иногда кажется, что она гремит, когда ходит.

Пару секунд они смотрели друг на друга, а потом расхохотались. Громко, искренне, бесшабашно.

Потом они долго завтракали, таскали куски друг у друга из тарелок и шутливо шлепали друг друга по рукам. Пили кофе. Съели кучу блинчиков, которые Лариса не упустила, сделала, как надо.

— Спасибо, малышка, — поблагодарил ее Андрей, тронул свой живот. — Объелся. Балуешь ты меня. Все, я в душ и на службу.

Он тяжело поднялся и, нарочито волоча ноги, поплелся в ванную. Заперся, скинул с себя одежду и еще раз внимательно оглядел себя в зеркальной двери. Он толстый, рыхлый и некрасивый, сделал он вывод через пару минут. И никакой молодой красавице он за просто так не нужен.

Он нужен ей, как генеральный директор престижной фирмы с кучей денег. Нужен ей за рулем дорогой машины. Нужен ей на дорогом постельном белье в квартире, которую оплачивает. Нужен в престижном ресторане за шикарным ужином, который оплачивает тоже.

Только на таких условиях его станут любить молодые красивые бабы, которые не дают покоя его жене во сне. И беда в том, что его такие условия не устраивают совершенно. Его пока устраивает все здесь, в этом доме. Пока. Последние три года. Именно столько они были женаты с Ларисой.

Что будет дальше? Как сложится их дальнейшая совместная жизнь? Он пока не знал. Пока. Он не любил жить на перспективу. Любил жить сегодня и сейчас. Пусть и не всегда по правилам.

Когда он вышел из ванной: гладко выбритый, душистый, его уже ждали брюки и чистая сорочка, разложенные на кровати, которую Лариса успела заправить. Самой Ларисы не было видно.

— Лара, ты где? — громко крикнул Андрей, выглянув из дверей спальни.

— Я на дорожке, — запыхавшись, крикнула она в ответ.

Беговая дорожка была ими установлена полгода назад в просторной комнате, которую прежде занимал ее сын Игорек. Мальчик решил жить отдельно. Лариса купила ему квартиру в соседнем микрорайоне, а его комнату переделали под тренажерный зал. Андрей туда почти не заглядывал. Ленился. Лариса иногда надрывалась. Особенно после того, как наедалась углеводов. Занятие, на взгляд Андрея, было совершенно бесполезным. Лариса никогда не похудеет, никогда не станет такой, как ее подруги, к примеру. Конституция у нее была другой. И характер. Она была доброй, в отличие от них. А они были злыми. Особенно Илона.

Вспомнив о ней, Андрей помрачнел и замер с галстуком в руках посреди спальни.

Может или нет эта сучка доставить ему неприятности? Может испоганить ему жизнь? Сломать привычный сытый, беззаботный уклад его будней? Ее губы говорили: нет. Ее холодные глаза обещали проблемы.

Она была опасной. Как змея, которая притаилась в густой сочной траве. Это могло стать проблемой. И с этим надо было что-то решать. Не откладывать в долгий ящик. Не думать, что авось рассосется.

Андрей затянул петлю галстука, оставил расстегнутыми две верхние пуговицы на сорочке. Задохнуться, что ли! Не на прием. В собственный офис. Может хоть в домашних фланелевых штанах туда явиться. Никто не посмеет упрекнуть. Взял с кресла портфель, в котором почти ничего не было. Болталась пара каких-то документов, содержания которых он даже не помнил. Портфель таскал повсюду для солидности. Поискал взглядом телефон. Не нашел.

— Лариса, ты не видела мой телефон?

Андрей вошел в комнату с тренажерами, уставился на интенсивно шагающую жену в потной майке.

— В спальне, наверное, — отозвалась она запыхавшимся голосом.

— Нет его там. Я везде посмотрел. Даже под тумбочкой, — соврал он.

Лезть туда он бы не осмелился. Уже заправил сорочку в штаны. Нагнись, сорочка выскочит. Снова расстегивай ремень, снова поправляй.

— Посмотри в кухне, — посоветовала Лариса и опустила глаза на шагомер. — Знаешь, мои результаты все лучше и лучше.

— Молодец, — похвалил он рассеянно и пошел в кухню.

Телефон нашелся на подоконнике, что было очень странным. Он точно его не приносил сюда сегодня утром. Он шел с пустыми руками. Карманов на его фланелевых штанах нет.

Лариса! Она? Насмотревшись глупых снов, решила влезть в память его телефона? Перетряхнуть все его контакты. Прочесть все его сообщения. Вот дуреха неразумная! Андрей удовлетворенно заулыбался, засовывая телефон в карман брюк. У нее ничего не вышло, он знал это точно. Влезть в его телефон можно было, только прислонив палец к сканеру. Какой из десяти, знал только он.

— Я ушел, — крикнул он от входной двери. — Буду поздно.

— Хорошо. Пока, милый! — ответила она криком на крик, жужжание механизма беговой дорожки не прекращалось. — До вечера.

Она не вышла его проводить. Не вышла поцеловать. Такого прежде не случалось. Только если ее не бывало дома. Странно.

Может, все же ей удалось каким-то образом разблокировать его телефон и влезть в переписку? А там есть кое-что, что может натолкнуть ее на нехорошие мысли о собственном муже.

Да нет, ерунда! Быть такого не может. Ларка в современных технологиях, как муха в меду. То и дело к нему бежит с вопросами.

Дожидаясь лифта, Андрей смахнул высыпавший пот со лба. Неужели он боится? Боится настолько, что пот прошиб? Или это от жары? Или от чрезмерно сытного завтрака?

Так не жарко тут. Подъезд дорогого элитного дома прохладен и чист. Здесь скорее замерзнуть можно, чем зажариться. Нет, видимо, все же трусливая жилка где-то глубоко вибрирует, делая тревожные посылы.

Он вошел в лифт и не выдержал, вытащил телефон из кармана и набрал ненавистный номер.

— Алло! Алло, тебя почти не слышно, — произнесла Илона со свойственной ей насмешливой интонацией. — Ты в лифте, что ли? Тебя почти не слышно.

— Меня не слышно, потому что я молчу, — отозвался он сердито. — И хватит орать.

— Понятно. Чего звонишь? — Она не обиделась. Сразу переключилась на деловую волну. — Да еще из лифта. Что-то срочное?

— Лариса пыталась влезть в мой телефон, — пробубнил он и со вздохом добавил: — Какие-то сны ей снятся нехорошие.

— Слышала про сны.

Илона тихо рассмеялась. И смех ее был таким гадким, таким шуршащим, как шорох змеиной кожи по мелким камушкам. Андрей закатил глаза.

— Твоя работа?

— В каком смысле? — ее смех сделался чуть громче. — Хочешь сказать, что я способствую тому, что она видит кошмары? Ты не в себе, Андрей Васильевич? Или все же лучше тебя называть Николаем? Николаем Васильевичем, а? Так будет честнее. А?

— Сука! — прошипел он.

Представил ее глумливую улыбку, чуть подергивающую ее красивые губы. Увидел, будто она была рядом, будто ехала сейчас с ним в одном лифте — ее пальчик, игриво накручивающий прядку волос. Ощутил жар гладкой кожи ее коленей, которые она невероятно сексуально то разводила, то сводила, демонстрируя крохотный треугольник ажурного белья.

И снова повторил:

— Сука!

— И еще какая, Николай Васильевич. Еще какая! Ой, прости, оговорилась! — Она веселилась, фыркая через слово. — Все же Андрей Васильевич. Все же Андрей. Я помню наш уговор. И не нарушаю его.

— Заткнись, — попросил он вялым голосом.

Шагнул из открывшихся дверей лифта. Прошагал мимо консьержки, тут же учтиво оторвавшей свой зад от продавленного кресла. Едва ее заметил. Едва кивнул. Вышел на улицу, охнул, ахнул и почти бегом кинулся к машине. На улице было самое настоящее пекло. Рубашка тут же прилипла к спине и животу. По ногам, под брюками потек пот. И он даже немного понял своего пасынка, который избавлялся от растительности на ногах, считая это некрасивым и негигиеничным.

Андрей вдавил кнопку на брелоке сигнализации. Влез в открывшуюся машину и едва не расплакался. Сиденье было, как чертова адова сковорода. Одежда тут же пропиталась потом. По лицу, шее текло. Волосы намокли и прилипли к темени и вискам. Хорош он явится на работу. Генеральный директор!

Кондиционер пять минут исправлял ситуацию. Только через пять минут сделалось возможным нормально дышать и вести разговор с опасным собеседником. Илона все это время терпеливо ждала.

— Ты надоумила ее порыться в моем телефоне? — спросил Андрей, отдышавшись под струей ледяного воздуха. — Не отрицай! Знаю, ты! У Ларисы не хватило бы ума и наглости это сделать.

— Слушай сюда, умник, — протянула она таким развязным, таким отвратительно незнакомым голосом, что он тут же вспомнил о дешевых шлюхах. — Мне ни хрена не нужны проблемы. Поэтому я ничего не говорила твоей жене. И не скажу. Мне не надо. Запомни, повторяю по слогам: мне не надо.

— А кому надо?

Андрей нашел взглядом окна Ларисиной квартиры, расположенной на шестом этаже. Большая квартира, нарядная, удобства на каждом шагу. Даже массажер для ног имеется, и машинка для чистки обуви. Как в хорошем отеле. Он, честно, охренел, когда въехал. Сейчас уже привык. Свыкся с мыслью, что так и должно быть в хорошем доме.

— Кому надо? Не слышу! — грубо окрикнул он притихшую Илону.

Отказываться из-за этой гадкой бабы от всего, что он имел рядом с Ларисой, он не собирался. И вообще не из-за кого не собирался. И задавит всякого, кто посягнет.

— Ну, не знаю, Верочку потряси.

— Верочку? — удивленно округлил глаза Андрей.

Вот кого он не посмел бы упрекнуть в том, что она любительница лезть в чужие дела, так это Верочку. Да, она злая была, часто до невежливости. Но не сплетничала и никогда не пыталась во что бы то ни стало завладеть чужими секретами. Даже сторонилась этого.

В отличие от Илоны.

— И что же Верочка? — не поверил он. — Дует Ларисе в уши?

— Ой, что-то говорила про то, что видела тебя с коллегой в ночном клубе. Кажется, видела вас с бабами.

— Вздор! Не был я ни в каком клубе ни с какими бабами. Если и был, то с деловыми партнерами. И только! — возмутился Андрей, глянул на часы, чертыхнулся.

Он опаздывал на утреннюю планерку. Сам ввел это правило и сам же опаздывал.

— В общем, надо поговорить. Не по телефону. — Он выгнал машину со стоянки, развернулся и поехал со двора. — Давай сегодня в восемь вечера. В «Триумфе». Поужинаем заодно.

— Ох, Андрюша, нет у меня денег на такие заведения.

— Я угощаю, — нехотя пробормотал он.

Кормить Илону за свои деньги ему было невмоготу. Он ее едва терпел. Но выхода не было. Надо было поговорить.

— Хорошо. Идет. В восемь в «Триумфе».

Она снова тихо рассмеялась. А он поежился, будто по шее змея проползла и за воротник скользнула.

Тварь! Мерзкая тварь! Как же от нее избавиться-то!

— Но учти, Андрюша, у меня очень хороший аппетит. Особенно за ужином… Да, и если я не успею, приезжай ко мне. Для тебя мои двери всегда открыты.