Охотники до чужих денежек

Галина Романова, 2002

После трагической гибели родителей Эльмира потеряла веру в людей и замкнулась в себе. Год девушка прожила относительно спокойно. И вдруг Эльмире позвонили неизвестные люди и стали угрожать расправой, если она не вернет пропавшие после смерти ее отца алмазы. Однако Эльмира ничего о них не знает. Она пытается скрыться, и тогда на нее начинается настоящая охота. Кому она может довериться, кто друг, а кто враг, где правда, а где ложь? Правда оказывается страшнее самых невероятных предположений, а прежний враг становится другом… Сложно было представить, что авантюрная идея изложить на бумаге придуманную криминальную историю внезапно перерастет во что-то серьезное и станет смыслом жизни. Именно с этого начался творческий путь российской писательницы Галины Романовой. И сейчас она по праву считается подлинным знатоком чувств и отношений. В детективных мелодрамах Галины Романовой переплетаются пламенная любовь и жестокое преступление. Всё, как в жизни! Нежные чувства проверяются настоящими испытаниями, где награда – сама жизнь. Каждая история по-своему уникальна и не кажется вымыслом! И все они объединены общей темой: настоящая любовь всегда побеждает, а за преступлением непременно следует наказание. Суммарный тираж книг Галины Романовой превысил 3 миллиона экземпляров!

Глава 1

Любопытство — один из многих пороков человеческих. В Толковом словаре господина Ожегова оно определяется как «мелочный интерес ко всяким, даже несущественным подробностям». И Потехину Эльмиру интересовало буквально все, любой пустяк, любая мелочь. Несущественных подробностей для нее не существовало. Ее друзья и подруги, а также подруги ее друзей в один голос настоятельно советовали ей избавиться от этой пагубной привычки: совать нос не в свое дело. Но к их советам она оставалась слепа и глуха.

Ей нужно было знать все, для того чтобы…

Как только дело доходило до определения причины такого любопытства, ей становилось зябко, потому как знать мельчайшие подробности происходящего в ее окружении Эльмире было необходимо для того, чтобы успеть и суметь предотвратить беду.

Разумеется, ничего такого еще ни разу не произошло. Не в смысле беды, а в смысле умения предотвратить эту самую беду.

Тут следует сделать небольшое отступление.

Дело в том, что пороком любопытства Эльмира начала страдать относительно недавно. Прежде ее пытливый ум занимали несколько иные проблемы, как то: учеба в университете, фанатичная преданность Интернету, книги, общение с друзьями на многочисленных вечеринках и тусовках. Словом, она была дитя своего времени и своего города с многотысячным населением. Занимать свой ум, далеко не такой заурядный, как могло показаться стороннему наблюдателю, подробностями чьих-то тривиальных сплетен прежде ей было недосуг. Но после того как случилась беда, в ней что-то надломилось. Затем все в ее сознании перемешалось. Она собралась, привела себя в относительный порядок, но прежней стать не могла, и миру явилась совершенно иная Эльмира.

Внешне она осталась прежней: высокая блондинка с невероятно синими глазами и ярко-алыми пухлыми губами, за что в школе ей прилепили не совсем приятное прозвище «грибастая». Ну с тем разве отличием, что блеск в глазах несколько померк, да уголки губ горестно опустились. Во всем же остальном — все, как прежде…

Но вот сущность ее человеческая претерпела кардинальные изменения.

Если ранее она была беззаботной хохотушкой, готовой прийти на помощь любому и каждому, и пойти и в огонь и в воду, не раздумывая, за любым из своих друзей, то теперь все было иначе.

Она замкнулась в себе. Почти перестала видеться с друзьями, благо финал обучения в университете к этому уже не обязывал. Стала дерзкой, в чем-то даже агрессивной. И что самое неприятное — на редкость любопытной.

Ее теперь интересовало буквально все.

Отчего это тетя Зина с первого этажа их подъезда вдруг таким прекрасным весенним утром выглядит на редкость печальной и даже слегка заплаканной. С ней что-то определенно произошло. Надо срочно узнать и попробовать разобраться, чтобы помочь.

А Лешка? Тот, что этажом выше… Почему он вернулся домой ближе к утру? Не иначе, любовницу завел, подлец! А жена у него, между прочим, беременная…

Дядя Витя из тринадцатой… Ну, тут все понятно. Мужик с утра до ночи гонит самогонку, потому-то к нему толпами идут обладатели сизых носов и мутных глаз.

И так далее и все в таком вот духе.

Сведения собирались ею по крупицам. Большей частью выводы делались после скрупулезного анализа этих самых сведений. А кончалось, как правило, в лучшем случае конфузом. Как было в инциденте с Лешкой, который, как оказалось, изо всех сил старался содержать молодую семью, подрабатывая где только можно. А в худшем — скандалом. Как в случае с Данилой.

Эта неприятная история, разыгравшаяся буквально час назад, заслуживала особого внимания…

Данила Емельянов жил со своей матерью в квартире напротив. Если Эльмира была обладательницей роскошной четырехкомнатной квартиры, полностью упакованной мебелью и бытовой техникой, то Данила с матерью ютился в однокомнатной квартирке, уставленной колченогими стульями, койками с панцирными сетками, из бытовой техники у них имелся лишь старенький ламповый телевизор «Фотон» и его ровесник, круглобокий холодильник «Мир». Одевались сын с матерью во что-то серо-черно-непонятное. И если, поднимаясь или опускаясь по лестничной клетке, девушка оставляла за собой шлейф аромата невероятно дорогих французских духов, то мать Данилы отчего-то всегда источала кисло-приторный запах дрожжевого теста…

Сыграло ли тут роль их явное социальное различие или личная неприязнь, основанная на чем-то другом, но Эльмиру мать Данилы ненавидела люто.

Звали ее Вера Васильевна. Была она невысокой, тучной, с постоянно недовольным выражением лица. Редкие волосы, окрашенные хной, всегда были расчесаны на прямой пробор, и отдельные их пряди заправлены за маленькие ушки, удивительно напоминающие мышиные.

Но эти самые странные ушные раковины Эльмире удалось разглядеть совсем недавно, так как все то время, пока Данила был в армии, Вера Васильевна не снимала черного платка.

Поначалу девушка даже прониклась симпатией к этой странной суровой женщине, по наивности полагая, что ту, как и ее, постигло какое-то горе, раз дама не снимает траура. На деле же оказалось, что Вера Васильевна наложила на себя добровольную епитимью в связи с тем, что единственный ее сын мается где-то в горах Чеченской Республики, выполняя свой гражданский долг в «горячей точке». С утра до ночи набожная женщина отбивала поклоны в местной церквушке, дожидаясь возвращения любимого чада. Чадо вернулось и запило.

Эльмира не без брезгливости взирала на то, как Данила на четвереньках карабкается по ступенькам, совершенно не заботясь о состоянии своего единственного спортивного костюма (который, к слову сказать, был ею замечен на нем еще в то время, когда парень заканчивал десятилетку).

В запойном состоянии Данила пребывал с полгода. Затем образумился, протрезвел и приоделся. Вот этот последний фактор и сыграл с Эльмирой злую шутку. Откуда, спрашивается, у этого забулдыги деньги на приличную дубленку стоимостью восемь-десять тысяч целковых? А мебель, мебель на какие шиши поменяли? Не иначе наркоторговля или торговля оружием. Она неоднократно слышала о таких вот умельцах-»чеченцах», вывозивших арсенал многострадальной армии из «горячих точек» и успешно приторговывающих себе во благо…

— А кто же его знает, чем он занимается? — пожала плечами тетя Зина в ответ на ее, казалось бы, совсем безобидный вопрос. — Может, работать устроился…

Прояснила ей ситуацию сама Вера Васильевна час спустя. Оповещенная соседушкой о ее заинтересованности, та отчаянно начала колотить ногами в ее железную дверь. А когда Эльмира дверь открыла, то, вцепившись ей в волосы, вытащила на лестничную клетку и принялась стегать мокрым полотенцем, приговаривая при этом:

— Откуда у Даньки деньги, говоришь?! Ах ты, сука безродная! Ах ты, проститутка! Откуда деньги?! Он за них, тварь ты такая, жизнью рисковал и рискует! Позавидовала деньгам его, шалава! Я тебе язык-то вырву, гадина! Будешь метелить им почем зря…

Эльмира пыталась вырваться из рук женщины, но та вцепилась ей в волосы мертвой хваткой. Визжала она долго, а может, Эльмире так показалось. Но вот уже и двери этажом выше и ниже захлопали. И любопытные повысовывались отовсюду, а она все не унималась, хлестая мокрой тряпкой по почти голым бокам девушки.

Закончилось все как-то неожиданно. Вера Васильевна вдруг смолкла и выпустила из рук ее шевелюру. Эльмира распрямилась, расправила плечи, и почти тут же взгляд ее уперся в глаза Данилы.

Видно было, что тот только что вернулся откуда-то. Куртка нараспашку. Дорогие (!) ботинки в грязи. Верхняя пуговица белоснежной рубашки расстегнута. Галстук (!) болтается на ослабленном узле. А в руках огромный(!!!) пакет с фруктами. Но не столько все это так сильно ужалило Эльмиру в сердце (хотя задуматься было над чем), а то, каким взглядом он смотрел на нее.

Вид у нее был, мягко говоря, не очень-то… Длинные волосы растрепаны. Коротенькая маечка, в которой она любила хаживать дома, измята и намокла от ударов мокрым полотенцем взбесившейся соседки.

Но Данила, казалось, не обратил на это ровным счетом никакого внимания. Он просто стоял и смотрел ей в глаза. Смотрел с жалостью, с болью какой-то затаенной. И вот это самое сочувственное понимание, изливающееся из его глаз, и уязвило более всего Эльмиру.

— Чего уставился?! — рявкнула она грубо. — Мамашу свою бешеную не видал?!

— Ах ты, проститутка! — взревела пуще прежнего Вера Васильевна, делая смачный акцент на последнем слове. — Я тебе сейчас!..

Данила переступил с ноги на ногу. Поставил пакет на пол и, взяв осторожно мать под руку, тихо произнес:

— Оставь ее, мать. Идем домой.

— Домой? — Вера Васильевна оторопело воззрилась на чадо и, в немом протесте открывая и закрывая рот, принялась указывать перстом в сторону насупившейся Эльмиры. — А как же эта… Эта жидовка! Она же… Она про тебя…

— Оставь ее, — упрямо мотнул Данила головой. — Сирота она… Жаль мне ее…

Эльмира не помнила, как влетела к себе в квартиру. Как шарахнула изо всех сил дверью о притолоку. Как рухнула лицом вниз на диван в гостиной и заревела белугой. Самое главное, что слез не было. Был только один страшный вой, который шел из сердца. Так, наверное, воет собака, оплакивая потерянных щенков: без слез. Одним только жутким голосом сердца. Голосом потерянности и одиночества…

В чувство ее привела Зойка. Самая стойкая из всех обиженных и отвергнутых подруг. Она наплевала на все агрессивные выпады Эльмиры, с которыми многим пришлось столкнуться и оторопев от которых, большинство поспешно ретировались. Она была и оставалась ее самой надежной, самой терпеливой и самой строгой подругой.

Вот и сейчас, открыв своим ключом квартиру Потехиной и покидав в беспорядке на пол пакеты с продуктами, она села рядом с Эльмирой на диван. Взяла ее голову в свои руки, положила ее себе на колени и принялась легонько поглаживать по волосам, приговаривая при этом:

— Ну, ну, моя маленькая. Ну, успокойся. Все будет хорошо…

— Нет, — сдавленно простонала Эльмира и отчаянно затрясла головой. — Не будет.

— Будет, девочка моя, будет. Успокойся, и давай-ка лучше поплачем вместе. Давай?

— Не могу, Зой! Я не могу! — Она приподняла голову и с дикой болью в глазах воззрилась на подругу. — Все разрывается внутри, понимаешь?! Все горит! Печет вот здесь, а слез нет! Мне плохо…

— Знаю, золотой мой, знаю. — Зойка печально вздохнула, поправила очки на широкой переносице, и вдруг лицо ее странно сморщилось. — А меня этот козел бросил, представляешь?! Он меня бросил!!!

И тут же из глаз ее обильно заструились слезы. Тут уж пришлось им поменяться местами. Зойка горестно рыдала у Эльмиры на плече, повествуя о подлости ее очередного любовника. Оказывается, он был намного вероломнее предыдущего. Вероломнее и искуснее в актерском мастерстве. Она не сумела его разглядеть. Не смогла разгадать его хитроумных ходов. И как результат — опустошенные продуктовые полки и пустая шкатулка, где находились все ее сбережения.

— Так низко опуститься! — всхлипывала Зойка, вздрагивая всем телом, а его у нее было аж девяносто килограммов. — Он даже упаковку с макаронами унес, представляешь?! Два лимона… Пара яблок… Банка сгущенки…

— Он вообще-то нормальный? — опешила Эльмира, внимательно слушая подругу.

— Вроде да.

— А зачем ему столько жрачки? Может, на пикник собрался?

— Это в мартовскую-то слякоть?! И с кем? — Зойка приостановила на мгновение поток слез. — Кто поедет с ним макароны трескать?!

— Ну… Может, итальянка какая-нибудь? — предположила Эльмира, поглаживая подругу по округлому плечу. — Он у тебя как в вопросах секса? Ну… сильно охоч до темнооких красавиц?

— Черт его знает… — Зойка вяло махнула рукой и обреченно вынесла вердикт: — Видно, такая моя женская доля. Каждый козел норовит у меня урвать что-нибудь. Степка ушел с ковром. Сашка унес магнитолу. А этот… А этот макароны!!!

— Да-а-а, макароны — это уже серьезно! — Эльмира почесала переносицу, перевела взгляд на подругу, и, как бывало прежде, девушки расхохотались.

Минут через пять, утихомирив свои разбушевавшиеся эмоции, подруги похватали с пола пакеты с продуктами и пошли в кухню-столовую. Быстренько все разобрав и рассовав по полкам шкафа и холодильника, они включили кофеварку и уселись за стол. Зойка пристально уставилась на подругу и наконец решительно произнесла:

— Элка, ты мне хорош ерундой тут заниматься!

— А при чем тут я-то! — вспылила мгновенно Эльмира, гневно засверкав огромными синими глазищами. — Сижу дома, никого не трогаю. Она врывается и тряпкой меня, и тряпкой! Да еще орет на весь подъезд: проститутка! Какая я проститутка, Зой?! Вот ответь! Я что, проститутка?!

— Нет, — Зойка обреченно вздохнула: взрыва агрессии не избежать, но она все же решила не выпускать до поры инициативу из рук. — Нет, ты не проститутка. Более того… Скажи кому, что в свои двадцать четыре года ты до сих пор девственница, поднимут на смех. Но…

— Что — но? — почти визгливо вскинулась Эльмира.

— А то но! — повысила голос Зойка. — Что когда-нибудь ты за свое любопытство поплатишься! На кой черт тебе понадобилось наводить справки об этом парне?

— Я?! Наводила справки?! — От змеиного шепота, каким Эльмира выдавила свои вопросы, она даже закашлялась. — Черт! Я не наводила никаких справок, если ты хочешь знать! Я просто спросила…

— Вот! — торжествующе подняла кверху указательный палец правой руки Зойка. — Вот! А что я говорила! Она просто спросила… Элка, я дала самой себе клятву, что уберегу тебя от беды. Но уберечь тебя от самой себя… Нет, это бывает просто невозможно!..

— Ты себя сначала от самой себя убереги, нимфоманка! — ехидно парировала Эльмира и тут же поняла, что сказала гадость. — Прости…

— Да нет, что же. Продолжай. — Зойка обиженно скривилась и встала из-за стола, направляясь к кофеварке. — Скажи мне все! Скажи!.. Напомни о брошенном мною муже красавце-инженере, который изменял мне со всеми девицами нашего курса. Напомни о том, что всякий раз, встретив очередного подонка, я верю в свою счастливую звезду. Напомни мне, напомни.

— Зой, ну прости… — Эльмира виновато закусила пухлую губку. — Ну прости, я гадина.

— Еще какая! — победоносно подхватила Зойка, разливая черный кофе в крохотные чашечки. — С сахаром? Сливки? Как хочешь, а я добавлю.

— А потом удивляешься, почему ты постоянно поправляешься.

— Любимого тела должно быть много, любил говаривать мой красавец-супруг, — меланхолично ответила Зойка, всыпая себе аж три ложки сахара.

— Ага, а ушел от тебя к самой худой. Она же могла за удочку спрятаться! Там же никаких намеков на грудь нет. Господи, ну где у мужиков глаза?! — Эльмира взяла чашечку с кофе из рук подруги и заискивающе пробормотала: — Ты же ведь у нас такая хорошая, Зой.

— Ладно, подхалимка, — примирительно буркнула Зойка, не забывая между глотками кофе впихивать в себя сахарное печенье. — Уговорила, красивая я, красивая. Только вот с тобой-то что делать будем?

— А что я? — Эльмира мгновенно ощетинилась.

— А то! — Зойка отставила пустую чашечку в сторону и для убедительности припечатала пухлую ладошку к столу. — А то, что тебе когда-нибудь башку снимут за твое неуемное любопытство! Вот скажи, чего тебе дался этот самый непромытый Данила?

— Представляешь, отмылся! — Эльмира хохотнула и заерзала обеспокоенно на стуле. — Отмылся стервец! Приоделся. Обстановку сменил. А сегодня… А сегодня тащил полный пакет фруктов. Сотни на три там было, не меньше!

— И ты от этого выла здесь целый час? — не без желчности осведомилась Зойка. — Что вызвало такой приступ зависти: апельсины или парочка манго?

— Да иди ты! — Эльмира насупленно уставилась на подругу. — Откуда у него такие деньги, спрашивается? Он пару месяцев назад по лестнице свинья свиньей поднимался. В штанишках своих школьных с лампасиками голубенькими. Тьфу, тьфу, тьфу!!!

— Понятно, что дальше? — прокурорским тоном осведомилась Зойка. — Полз он, значит, в штанах, которые тебе не понравились, и что? Тебя что в этом больше возмутило: что он эти самые штаны поменял, или что-то еще?

— Зой, перестань разговаривать со мной как с умалишенной.

— А ты и есть умалишенная! — поставила та диагноз. — Самая что ни на есть! То тебя Лешка с пятого этажа интересовал. То тетя Зина, то самогонщик этот. Теперь до Данилы добралась. Дался он тебе каким боком? Может, наконец свершилось долго-жданное, и ты влюбилась? Любовь, как известно, может проявляться по-разному. Кто-то своему возлюбленному стихи слагает, а кто-то таким вот скандальным образом пытается привлечь его внимание.

— Ага, кто-то дарит цветы, а кто-то макароны, — ехидно разулыбалась Эльмира.

— Скотина ты, Элка, наглая, бессовестная скотина. Пользующаяся тем, что ее любят, — не обиделась на этот раз на нее Зойка. — Оглянись наконец вокруг. Кого ты увидишь рядом?

— Мне никто не нужен, — угрюмо отрезала Эльмира.

— Такого быть не может и не должно. У тебя сколько раньше друзей было! Толпами ходили все за тобой. А сейчас что?

— Друзья познаются в беде. — Эльмира принялась беспорядочно водить чашечкой по столешнице. — Как только эта самая беда нагрянула, так и друзья все испарились. Вот одна ты и осталась. Разве не так?

— Нет, не так. — Зойка с вожделением уставилась на дверцу холодильника, поблескивающую в свете солнечного дня хромированными боками. — Слушай, мне это кажется или я действительно видела у тебя на полке рыбку копченую?

— Кажется. — Синие глаза подруги насмешливо блеснули.

— Ой, нет. Ой, не кажется. — Зойка, скрипнув стулом, проплыла к холодильнику. Открыла дверцу и вскоре торжествующе изрекла: — А ты, оказывается, ко всем своим прочим недостаткам еще и жадина!

— А ты обжора.

— Ух, как пахнет. Свежая?

— Свежая, трескай, не бойся. — Эльмира тяжело вздохнула, позавидовав здоровому аппетиту своей подруги. У нее последнее время оный совершенно отсутствовал. — А насчет друзей, Зой, вот что я тебе скажу… Пока всем было весело, мы кучковались. Как только…

— Хватит! — оборвала ее Зойка с набитым ртом. — Тебя терпеть… Ты дохлого из гроба поднимешь, своими «а почему», «а откуда», «чего это вдруг». Тебя все знали и любили совсем другой, а ты как с цепи сорвалась. Зачем Герке принародно бутылку пива на голову вылила?

— А зачем он мне в трусы полез? — небезосновательно возмутилась Эльмира. — Я его об этом просила? Утешить он меня хотел, видите ли! Да шел бы он к черту с таким своим утешением…

— Ладно, пусть так. — Зойка вылила в ладонь моющего средства для посуды и принялась интенсивно намыливать руки. — А Лялька чем виновата? В тарелку с тортом зачем ты ее лицом окунула?

— Не лицом, а рылом, — поправила подруга. — Рыло у нее, поняла?

— Если она лесбиянка, это не говорит о том…

— Зой, господи ты боже мой! О чем мы спорим? — Эльмира вытянула длинные стройные ноги и, упав грудью на стол, печально изрекла: — Друзья… Просто я раньше была терпимее ко всяческого рода проявлениям, а сейчас нет. Знаешь, что такое переоценка ценностей?

— Это у меня случается после каждого ушедшего из моей жизни мужика.

— То мужики… А у меня из моей жизни ушли самые близкие и любимые мной люди. — Голос ее в этом месте зазвенел. — Мои предки… Я любила их больше жизни. Мне никто больше не нужен был. Между нами не было никаких конфликтов, никакого непонимания. Что я тебе рассказываю, ты и сама все знаешь. А тут вдруг — раз, и все. И нет их рядом. Та пустота, что разом разверзлась, едва не поглотила меня. Мне было больно, вернее, мне и сейчас больно. Просто боль несколько притупилась.

— Элечка, милая… — Зойка шмыгнула носом. — Я все понимаю. Я люблю тебя. Но я не могу справиться с этим. Вернее, я не тот человек, который способен помочь тебе. Нужен специалист, он бы…

— Спятила, да?! — Эльмира со злостью громыхнула стулом, подскакивая. — В психушку меня хочешь отправить?! Кто надоумил?! Педик этот — Ромочка? Он присоветовал тебе?! Предательница!

— Нет, ну это уж слишком. — Терпение Зойки все же лопнуло. Она швырнула со злостью столовую тряпку в раковину и решительным шагом направилась в прихожую, по пути приговаривая: — Тебе действительно нужно в психушку! Ты и на самом деле больна! Я ей как человеку, а она!..

Эльмира за подругой не пошла. То и дело сжимая и разжимая кулаки, она наблюдала, как та, кряхтя, надевает сапожки, застегивает куртку-дутик и хватается за дверной замок.

Потом Зоя будто вспомнила о чем-то, повернула к ней сердитое, а от того совершенно лишенное привлекательности лицо и, чеканя каждое слово, произнесла:

— Я больше не приду к тебе никогда! Поняла, дрянь?!

Эльмира молча кивнула.

— Ты больная! Ты это знаешь?!

Опять нет возражений.

Зойка забеспокоилась. Такое поведение подруги ее пугало даже больше, чем откровенные грубые наскоки. Она потопталась у порога. Сердито посопела. И вдруг ляпнула, сама не зная с чего:

— Эл, а что тебе такого сказал Данила?

— Тебе какое дело? Ты сюда больше никогда не придешь. — Губы подруги обиженно задрожали. — Нажралась рыбы, и вали отсюда. Подруга еще называется…

— Ну ладно, прости. — Зойка потянула «молнию» книзу. — Ну погорячилась, с кем не бывает. Тебя терпеть, сама ведь знаешь…

Она вновь разоблачилась и потопала в гостиную. Эльмира молча последовала за ней. Там они уселись в кожаные кресла с высокими спинками и принялись буравить друг друга сердитыми взглядами.

— Чего сказал-то? — не выдержала первой Зойка. — Ты так выла, Эл, я впервые после похорон по-настоящему испугалась за тебя…

— Он… — Эльмира хотела было рассказать ей всю предысторию своей истерики, но горло неожиданно перехватило удушье. — Он остановил свою мамашу…

— Это не то, — отмахнулась от нее Зойка. — Что такого он сказал, что ты так орала. Тебя было слышно аж на первом этаже!..

— Он… Он пожалел меня… — Эльмира подняла на подругу глаза, и та невольно ахнула — боли, излившейся из них, хватило бы на пятерых. — Зой, он назвал меня сиротой… Он пожалел меня…

И тут, к безумному изумлению и вящей радости ее подруги, Эльмира разрыдалась. Навзрыд, без устали повторяя одно и то же: «Он пожалел меня, он назвал меня сиротой…», Эльмира плакала.

Зойка сидела в кресле, боясь шевельнуться. О том, что сейчас происходило с ее самой близкой подругой, она мечтала долгие-долгие месяцы. Она искренне надеялась, что слезы и только слезы смогут исцелить ее милую Эльмирочку. Она верила в это со дня гибели ее родителей. Верила и тщетно уговаривала поплакать. Окаменевшая девушка лишь смотрела на нее полными скорби глазами и еле слышно шептала:

— Не могу…

И вот сейчас она разрыдалась. Хвала господу и всем угодникам! Ведь, может, с этого дня и с этого часа начнется ее возрождение, и девушка наконец выйдет из ступора, в который она погрузилась после того судьбоносного телефонного звонка.

Зоя машинально подняла к глазам руку с часами и поразилась собственному открытию: скоро будет год, как погибли Элкины родители. Скоро год. Восьмого марта. День в день с Международным женским праздником случилась трагедия, лишившая ее подругу способности радоваться жизни вообще, а этому празднику — в частности…

Сегодня было шестое марта, и Эльмира впервые за год расплакалась. Восьмого марта прошлого года она не смогла этого сделать, потому что, выслушав абонента, принесшего ей страшную весть, упала в обморок и пробыла в беспамятстве ровно неделю.

Но Зойке казалось, что ее обморок длился и по сей день. Что Эльмира до сих пор пребывает в бессознательном состоянии, так до конца и не поняв, что тогда произошло. А теперь эти ее слезы… Может быть, теперь… Может, это наконец-то случится…