Завтра не наступит никогда

Галина Романова, 2009

Эту рыжую стерву Марго ненавидели все! Но та не переживала по этому поводу. Да, она наглая и везучая. Не станет мучиться глупым чувством вины только потому, что рядом с ней кто-то несчастен. Главное, у самой все отлично! На завтра ею намечены три мишени. Первая – шеф Марков, здесь чисто денежный интерес! Вторая – Эмма Быстрова. Эту надо заставить страдать. Подумаешь, красавицей родилась! Третья – мышь серая, Машка Гаврилова. Ишь, что удумала! Грозить самой Марго! Итак, завтра рыжая бестия разыграет гениальную комбинацию… Но завтра не наступит для нее никогда… Сложно было представить, что авантюрная идея изложить на бумаге придуманную криминальную историю внезапно перерастет во что-то серьезное и станет смыслом жизни. Именно с этого начался творческий путь российской писательницы Галины Романовой. И сейчас она по праву считается подлинным знатоком чувств и отношений. В детективных мелодрамах Галины Романовой переплетаются пламенная любовь и жестокое преступление. Всё, как в жизни! Нежные чувства проверяются настоящими испытаниями, где награда – сама жизнь. Каждая история по-своему уникальна и не кажется вымыслом! И все они объединены общей темой: настоящая любовь всегда побеждает, а за преступлением непременно следует наказание. Суммарный тираж книг Галины Романовой превысил 3 миллиона экземпляров!

Глава 6

Почему, интересно, в их отделении выживают самые мерзкие? Это во всех отделах внутренних дел так обстоят дела или только в их районе? Ведь сколько хороших ребят поувольнялось из-за подлюк типа этого сморчка Левина Ивана Васильевича. Уволились, поменяв профессию. А вот Левин Иван Васильевич менять ее не хочет. Хотя его тезка в любимой комедии взял и поменял. А Левин не хочет! Он продолжает ходить в капитанах, работать так, чтобы другим тошно было, и еще так, чтобы другие — нормальные порядочные ребята — писали рапорты об увольнении.

Почему так? Потому что тесть этого Левина у них в начальниках отдела внутренних дел сидит и такой же мудак, как и его зять? Или потому, что этот Левин родился мразью?

Сколько раз он себя уговаривал не связываться с этой шмакодявкой, сколько раз приказывал себе сцепить покрепче зубы и не реагировать на его грубые шутки. Уговаривал держать ухо востро и остерегаться подстав с его стороны. Просто мысленно посылать его туда, откуда не возвращаются, и все.

Нет же! Мы из благородных! Гордые мы! Может, поэтому он до сих пор и в лейтенантах, потому что гордый очень?

— Орлов, ты в каких небесах паришь? — впился в мозг отвратный голос Левина.

У него в самом деле был отвратный голос, без предвзятости — отвратный. Какой-то сипловатый, слюнявый. Он ведь через слово слюну в себя с шумом втягивал. Может, жрать вечно хотел, и у него, как у собаки Павлова, бесконечное слюноотделение херачило?

— Да, товарищ капитан, — невпопад отозвался Орлов Геннадий Васильевич с ленцой, за которую Левин готов был его искусать, да с зубами проблемы имелись. — Слушаю!

— К этому времени ты должен был уже сказать — слушаюсь!

Иван Васильевич с шумом втянул в себя слюни. А Орлова тут же затошнило. Ну, до чего же, сука, противный! Как его жена терпит?! Видел их как-то вместе, приличная вполне женщина. Так мало того, болтают по отделению, что у Левина любовница молодая есть, чуть ли не школьница.

— А ты не слушаешь меня ни хрена!!! — просипел Левин гневно. — Витаешь в облаках, как орел горный!!!

И он улыбнулся, довольный своей плоской шуткой. На это Орлову было плевать. Пускай хоть орлом, хоть козлом горным называет, лишь бы отстал. Он только тех шуток ему не прощал, которые касались его разбившихся вдрызг отношений с Ольгой.

Знал ведь, знал, сука, как больно было Орлову, вернувшись из «горячей точки», обнаружить свой дом опустевшим. Знал, как долго он искал ее — пропавшую в неизвестном направлении. Как он бился насмерть с ее новым избранником и как проиграл, — все знал капитан Левин.

Нет, Орлов не проиграл в бою этому сраному каратисту. Он вырубил его с четвертого подхода. Да так, что малый хлопнулся оземь и едва с нее поднялся через полчаса. Он проиграл в том, что Ольга не выбрала победителя. Она предпочла зализывать раны поверженному Орловым противнику. А на него еще и наорала вдобавок.

— Ты!.. Ты мужлан, скотина, убирайся!!! — гневалась она, прикладывая свой носовой платок к рассеченной брови ее нового любимого. — Думаешь, ты кулаками вернуть меня сможешь?! Думаешь, я прямо сейчас с тобой пойду?! Я ушла от тебя, Орлов, понимаешь!!! Ушла!!!

Он не понимал. Не понимал, что могло случиться за те три месяца, пока он охранял где-то далеко чужой покой. Он ведь ее руки со своей шеи еле оторвать сумел перед автобусом, когда уезжал. И потом еще пару недель слушал ее плач по телефону. И скучает, и любит, и тревожится. Что же могло случиться?! Успокоилась? Разлюбила? Утешилась?

Больно Орлову было так, что дышать не мог, под ребрами что-то постоянно кололо и кололо. У него так было, когда мать хоронил. Теперь вот снова накатило. Еще и коленки разнылись, аж припадать на обе ноги стал.

— Что это ты, Орлов, как подстреленный ходишь? — приставал к нему Левин в то тяжелое для Гены время. — Подстрелила тебя твоя касатка, так? На обе ноги захромал, ай-ай-ай!!! А я всегда говорил, не надо связываться с такими красивыми суками! Выбрал бы себе бабу попроще, она бы тогда точно дождалась. А то на Ольгу он глаз положил. Да ты не успел уехать, к ней очередь выстроилась. Я как-то мимо ее дома ехал, видел! В три круга вокруг дома хвост той очереди…

Если бы Орлов дал ему в зубы, тесть Левина его точно бы убрал из отдела, уволив за нарушение. А кого-нибудь поподлее на место Гены поставил бы. Он тогда не мог себе позволить такую вольность. Ребята из его команды не простили бы, что он из-за неверной бабы их предал. Их бы всех по одному ставленник начальника поглодал. А за Орловым они были как за стеной. А теперь…

Один за другим положили рапорты на стол Орлова его пацаны.

— И ты, Гена, уходи. Не отдел, а гадюшник! — обнимал Орлова за шею корефан Стас, когда они обмывали его перевод в соседний район в его гараже.

— Куда уходить-то, Стас? Что я умею, кроме как урок ловить?

— Так и я не на завод ухожу, — таращил на него пьяные глаза друг. — Я в соседний РОВД ухожу. Давай следом за мной.

— Посмотрим… — отвечал он уклончиво, хотя знал, что не уйдет.

Он не мог проиграть этой паскуде с обильным слюноотделением. Не мог позволить ему насладиться победой. Он не любил проигрывать. Мог проигрывать, но достойному. Как, к примеру, тому каратисту. Пацан боролся честно. И бился правильно, без подвохов.

А Левин — гнида. Он честно не может. Он только через подставу. И ему позволить взять над собой верх Гена не мог.

— Если тебе все ясно, Геннадий Васильевич, то я вас больше не задерживаю. Ступайте, инструктируйте нового сотрудника. Он вас заждался у вашего кабинета.

И мерзкий человечишко с капитанскими погонами мелко, хрипло рассмеялся.

— А болтают, что она прехорошенькая, — вдруг заговорил Орлов, медленно поднимаясь.

Разве он мог позволить, чтобы последнее слово осталось не за ним, разве упустил бы возможность вогнать поганый левинский смех ему обратно в глотку? Нет, конечно! Это в нем, наверно, ген родовитых Орловых зашевелился.

— А что? — потускнел сразу Левин, с неприязнью разглядывая туго натянутый китель на широченных плечах бравого лейтенанта Орлова. — Что меняет, хорошенькая она или нет?

— Да нет, я так, — одно плечо чуть поднялось и опало, голова даже не повернулась. — Если хорошенькая, то, наверно, ее прямо на столе в кабинете можно будет?.. Чего время терять на поиски, если все под рукой. Спасибо начальству!!!

Левин аж захрюкал от возмущения, но сказать в широкую сильную спину ничего не успел. Орлов уже ушел. Если бы ему довелось узнать, какие демоны сейчас разрывали душу лейтенанта, он бы остался доволен.

Вот сука!!! Решил все же додавить!!! Решил, что таким вот мерзким подставным способом заставит Орлова написать рапорт. Орлов последний, наверное, в их РОВД остался, кто не брал, не стучал, не подставлял, а просто работал. Он у них, как прыщ на заднице, торчал, который не задеть нельзя было. Он ведь молчать не мог. Нет-нет да подковырнет мздоимцев так, что у тех хребет дыбом топорщился. Стоит тот бедолага и думает, а что, если тот сизый дядя, которому без денег было отказано в возбуждении уголовного дела, а за деньги — пожалуйста, и правда из службы собственной безопасности?! Что, если Орлов не соврал, когда намекнул на это?!

Бельмом Орлов был, прыщом и мозолью. От такого надо было как можно скорее избавляться. А как?! Как избавишься, если у него процент раскрываемости самый лучший не только по району, но и по городу? Как избавишься, если один из парней из его отдела ушел как раз в эту самую службу собственной безопасности? Может, он им стучит? Может, так и ждет случая, чтобы зацепиться и всех под суд отдать? А вот кабы он ушел! Сам бы взял и ушел, а!

А он не уходил и не уходил. Уже и весь отдел его развалился, он все равно сиднем сидит. И пашет, и пашет, пашет как проклятый. Ночью уходит с работы и часа через три-четыре возвращается. И даже о помощниках не заикается.

Ну, ничего, они ему и без его ходатайств помощника подсуропили. Век помнить будет такую заботу от начальства. В чем подвох? Так ведь девку необстрелянную со студенческой скамьи ему в отдел сунули. Пускай теперь повозится с ней и сопли ей повытирает. Что-то теперь с его раскрываемостью станет, а? А то, понимаешь, лучший он!..

Девица не понравилась Орлову с первого взгляда. Со второго он понял, что стойкая неприязнь будет сопровождать их отношения вечно и ничто уже не способно исправить ситуацию.

Очки на маленьком носике. Волосики серенькие в тугом пучочке на затылке. Серая юбка до коленок. Какие-то нелепые туфли на толстом каблуке. Сизая кофта с застежкой под самый подбородок. Там, где должна быть грудь, — какие-то оборки, оборки. Попробуй угадай, есть что под кофтой или только шелковое жабо топорщится.

— Отличница? — спросил он вместо приветствия.

— Нет.

Строгие глаза цвета талой воды смотрели на него сквозь тонкие стекла с легкой усмешкой, и это Орлову не понравилось.

Что же, и эта тля вздумала над ним насмехаться? Мало ему Левина! Так теперь еще и эта? Может, сродни она капитану, а?

— А кто же? Удовлетворительница?

Он пропустил ее мимо себя в кабинет, специально встав в дверном проеме так, чтобы девушке пришлось протискиваться. Должно же было ее что-то смутить. Но девица проскользнула так виртуозно, что меж ними и еще одна такая же прошла бы.

— Из троечниц мы, Геннадий Васильевич, — она протянула ему узкую ладонь, пожала руку по-мужски крепко. — Влада… Влада Владимировна Удалова.

— Орлов, — буркнул он, быстро избавляясь от женской ладошки, оказавшейся очень сильной. — А что же из троечниц-то, Влада Владимировна?

— Так не захотела быть удовлетворительницей, — просто ответила она, погасила улыбку и кивнула на пустой стол у окна, как раз напротив его стола. — Можно занять тот стол?

— Валяй, троечница.

Ее ответ Орлову понравился, но размягчаться он не собирался.

Ну, востра на язык, дальше-то что? Может, врет? Может, троечница потому, что вместо занятий шлялась и пьянствовала. А сессии на папины деньги сдавала.

Они расселись. Влада Удалова тут же начала двигать ящиками, доставать какие-то бумаги, просматривать, делить на стопки.

Работать она приступила, скажите пожалуйста! Чуть не гавкнул на нее Орлов. Так и тянуло заорать на нее, чтобы положила все на место. Не ею положено было, не ей и сортировать.

Понимал, что не прав, конечно. Он сам давно должен был этим заняться и проверить, что там ребята наоставляли ему в наследство. Но все некогда.

Ладно, хрен с ней, с этой троечницей, не пожелавшей быть удовлетворительницей, пускай сортирует.

— Вам ведь меня в наказание прислали, так? — нарушила она тишину часа через два своей кропотливой, пыльной работы с бумагами.

— Не понял! — Орлов повысил голос, оторвавшись от отчета.

Надо же, третий день собирался делать его, а все руки не доходили. Пришла какая-то серая мышь в отдел и, ни слова не говоря, ничего не требуя, ни на что не намекая, взяла и засадила его за отчет. А писать отчеты он ненавидел!

— Ты что-то сказала, детка? — Скулы у Геннадия заходили. — Не много ли себе позволяешь для первого рабочего дня?!

— Да я ничего такого и не позволяю себе, — спокойно парировала Влада, пододвинула к краю стола три равные по высоте стопки бумаг. — Вот позволила себе немного разобрать документацию. Первую кипу можно утилизировать смело. Вторую надлежит сдать в архив. А с третьей…

— Что с ней?

— С ней надо работать. Тут показания свидетелей, даты совсем свежие. Думаю, что показания эти каким-то чудом не попали в папки с заведенными делами. Да и не чудом даже, а по недогляду.

— Это по чьему же недогляду, Влада Владимировна? — У Орлова затрепетали ноздри.

Девка не сахар. Видимо, Левин знал, кого просить. Вишь ты, недогляд она тут нашла чей-то. А чей? Ясный перец, его недогляд. Он же был начальником отдела.

— Это не мое дело, Геннадий Васильевич, — ровным тоном ответила она.

Снова глянула на него с пониманием, и от этого Орлову еще противнее сделалось. Только умниц ему и не хватало тут. Станет умничать, лезть под руку, раздражать.

Нет, сильно умных баб Орлов не любил. Глупые раздражали, конечно, но сильно умные казались ему существами бесполыми.

— Я очень проблемный человек, Геннадий Васильевич, — нарушила она тишину еще через полтора часа, когда Орлов уже хотел было собираться на обед. — Постоянно лезу не туда, куда надо. Где нужно промолчать, там рот раскрываю непременно.

— Это как же? — вдруг заинтересовался он, отчет закончил, можно было и поболтать. — За справедливость, что ли?

— За нее, за нее, родимую, — обронила она с печалью. — Поступила в медицинский институт. Так со второго курса попросили.

— Попросили? — выгнул Орлов бровь дугой.

Сам-то он из педагогического был изгнан. В школу милиции уже потом поступил.

— Завалили, вернее, — призналась она с неохотой.

— А за что? — поинтересовался он.

— Так на декана жалобу накатала, он у меня взятку вымогал.

— За что? Не успевала?

— Все я успевала! — возмущенно отозвалась Влада. — Факультет престижный стоил очень дорого.

— Что, прямо так и сказал? Напрямую?

— А чего нет?! Вызвал к себе и обозначил цену. Или, говорит, быть тебе, Влада Владимировна, педиатром.

— Совсем обнаглели!

Орлов установил локоток на стол, подпер щеку кулаком.

Интересный экземпляр ему, оказывается, подсунули. Надо бы навести о ней справки, озадачить своих бывших сотрудников. Если все так и она не врет, заранее подготовив себе легенду, то, может, они и сработаются.

Тогда держись, Левин! Вдвоем они ему точно отдел загубить не позволят.

— Девка эта просто армагедец, лейтенант! — ржал в телефонную трубку бывший подчиненный тремя днями позже. — Если ее попридерживать и направлять в нужное русло, то она не то что Левина, она и его тестя со временем с места уберет. Она тебе не рассказала, чем закончилась ее история в медицинском институте?

— Нет. Просто сказала, что ее отчислили.

— Да туфта это. Она «неуд» получила по предмету, который знала на «пять» с плюсом. Оскорбилась и забрала документы. Гордая очень! Тебе под стать, Гена.

— Так чем закончилась история с деканом? — Орлов недовольно поморщился.

Не надо никого ему под стать. Он сам по себе кот, гуляет, где захочет, и все такое!

— А сняли его, Гена, — снова заржал его друг, которого он попросил пробить девочку на правдивость истории. — И преподы ее потом уговаривали вернуться, она отказалась.

— А в школе милиции что? Почему там на тройки училась?

— У нее всего одна тройка. Остальные — «отлично».

— И почему?

— А тебе что сказала?

— Сказала, что отказалась быть удовлетворительницей.

— Не соврала, лейтенант. Там препод один работает, и предмет-то пустяшный, так он весь понравившийся ему женский пол через себя пропускал. А вот Влада Удалова отказала. Ну и из трояков по его предмету не высовывалась. «Неуд» поставить он не осмеливался, она отлично отвечала, но и на «хорошо» она после отказа рассчитывать не могла.

— Так, так, так… — Орлов помолчал, анализируя, потом спохватился: — Слушай, а чего он к ней прицепился-то? Там ведь глянуть особо не на что. Сизо-серая какая-то. Очки, пучочек.

— Помнишь, как Жеглов сказал Шарапову, лейтенант? — снова развеселился бывший подчиненный. — Ты приглядись к девочке, приглядись, девочка-то правильная…