Грешница в шампанском

Галина Романова, 2008

Бизнесмену Дмитрию Кагорову уже сорок пять, а семьи фактически нет. Холодная, эгоистичная жена рядом, без души, без чувств. Надо же было так вляпаться! Все искал, перебирал, отбраковывал. Ему так хотелось чего то волшебного… Вот и получил Снежную королеву. Она чурается его любви, не хочет слышать о детях. О разводе в их случае и речи идти не может: слишком много придется делить. Значит, выход лишь один. Он уничтожит Лилию. И сделает это уже скоро. Тем более что есть альтернатива: Муся, Александра Заболотнева. Правда, Муся замужем, но Кагоров не привык отступать. Чем сложнее задача, тем быстрее он ее решит… Сложно было представить, что авантюрная идея изложить на бумаге придуманную криминальную историю внезапно перерастет во что-то серьезное и станет смыслом жизни. Именно с этого начался творческий путь российской писательницы Галины Романовой. И сейчас она по праву считается подлинным знатоком чувств и отношений. В детективных мелодрамах Галины Романовой переплетаются пламенная любовь и жестокое преступление. Всё, как в жизни! Нежные чувства проверяются настоящими испытаниями, где награда – сама жизнь. Каждая история по-своему уникальна и не кажется вымыслом! И все они объединены общей темой: настоящая любовь всегда побеждает, а за преступлением непременно следует наказание. Суммарный тираж книг Галины Романовой превысил 3 миллиона экземпляров!

Глава 3

Он старался! Он изо дня в день старался искренне, честно и преданно любить свою жену! Каждое утро он просыпался раньше нее, подолгу лежал без движения и смотрел, как она спит.

Наблюдал беспристрастно, честно! И красоту ее не мог не видеть, и придраться вроде бы было не к чему. Ведь даже спала она очень красиво и утонченно. Аристократизма было, ложками черпай, в том, как осторожно вздымалась ее грудь от дыхания, как располагались ее нежные пальчики поверх одеяла, а уж в каком порядке лежали ее белокурые пряди на подушке — любой стилист и фотограф расплакался бы от умиления. Ну просто расчехляй камеру и снимай сонную нимфу.

Придраться было не к чему, одним словом, а он придирался! Мало того, он почти ненавидел ее и за красоту, и за аристократизм ее долбаный, и за утонченность. Сначала ее ненавидел, потом начал ненавидеть уже и себя.

Хотел ведь? Хотел всего этого, когда рыскал по России в поисках супруги? Хотел, да как!

Сколько хороших девчонок тогда отверг, сколько партий великолепных похерил, идиот! Такие огненные штучки ему попадались, кровь в жилах просто закипала от одного взгляда на них, от одного прикосновения. Нет, осторожничал. Считал, что для семейной жизни, для прочной семейной жизни такого огня не нужно. Спалит он все к чертовой матери. А на пепелище какое счастье?

Долго искал, очень долго. И среди образованных, и среди умных, и среди молодых искал. Ничего его не цепляло. Никто не заставлял призадуматься. Пока на одном из званых вечеров, очень нужных ему в то время для делового подъема, его не познакомили то ли на счастье, то ли на беду с Лилией Леиной.

Ох, как он тогда, идиот, возрадовался, как возликовал. «Вот она! — думал он, сверля загоревшимися глазами ее нежный затылок. Она — девушка его мечты и долгих поисков».

Все ему понравилось в ней: ум, образованность, красота, утонченность, нежность. Даже имя ее с фамилией звучали напевно и нежно, как звук арфы. Хотя и арфы-то толком никогда не слыхал, но вот втемяшилось в башку, что звучат ее имя с фамилией, как звук арфы, и хоть умри, так и мямлил потом и мял в мыслях, что все так, и быть иначе уже не может.

Он весь вечер не отходил от Лилии, отбивая всех возможных мастеров разговорного жанра. Сам-то он в светской беседе был не мастер. Нукал через слово, вставлял без особой нужды «как бы» еще чаще, мычал в ответ что-то нечленораздельное, когда она его спрашивала о живописи и театре.

А что он сказать-то ей мог? Вся его живопись — это этикетки на продукцию, которые следовало менять периодически, чтобы глаз потребителю не намозолило и чтобы продукцию его с прилавков хватали. А весь театр для него — это его бизнес, в котором иногда такие представления разыгрывались, что хоть святых выноси. Там и артистов, и режиссеров, и сценаристов хватало, будь уверен!

Вот и мычал, и нукал возле нее весь вечер, не зная, как подступиться и утащить ее в темный уголок какой-нибудь, да потискать там, как бывало частенько на таких вечерах. Так, впрочем, и не решился. Слишком уж она холодно глянула на него, когда застукала его блудливые глаза на своем декольте. Он аж отпрянул, настолько холодно она посмотрела.

«Какая недотрога! Какая порядочная девушка!» — пускал он в ту ночь слюни по дороге домой. Если она от одного его взгляда так оскорбилась, то уж допускать до себя всякого-разного точно не станет. Таким морозцем из ее прекрасных голубых глаз пробрало по спине, что сделалось холодно до пяток!

Знал бы он тогда, придурок, что за тем за всем сокрыто было! Э-эх, как бы знал бы…

Бежал бы тогда точно без оглядки от Лилии Леиной — самой прекрасной из прекрасных женщин с лебединой шеей, походкой и статью аристократки, голубыми льдистыми глазами и холодной плотью Снежной Королевы.

Не убежал, первые пять лет искренне надеясь растопить ледяное сердце и стылое тело своей жены. Все делал скидку на ее молодость, неопытность, стеснение и усталость. У его же Лилии был свой бизнес! Из-за этого-то, может, и брак их не удался, треща по всем швам. Из-за этого, может быть, и валилась она в постель не чуя ног. И руки его с себя спихивала. И ныла всякий раз под ним…

Дмитрий Кагоров, который для закадычных друзей всегда был просто Митяем, с неприязнью покосился на свою спящую жену.

Господи! Ну за что ему такое наказание?! Почему он должен каждую ночь ложиться в постель именно с этой женщиной и каждое утро с ней же просыпаться?! Она и не женщина вовсе. Она…

Она огромная замороженная рыбина! У нее даже кожа поблескивает в полумраке спальни, как покрытая инеем рыбья чешуя! Кагорову порой было страшно руку протянуть и коснуться ее, так и казалось — под пальцами стеклянно хрустнет ледок и к ладони чешуя примерзнет.

Все думал, все надеялся, что родит Лилия ребенка, и все изменится. Надеялся, что устроит им крохотное чадо вместе с полуночным ревом такой ледоход, что своды спальни не одни его стоны станут отражать. Что очнется наконец его Снежная Королева, сбросит ледяные одежды и полюбит его по-настоящему. И встречать у порога будет, и по утрам будить поцелуями, а не в столовой, сидя за столом, приветствовать своим аристократичным: «Доброе утро, дорогой».

Тьфу-тьфу-тьфу на ее домашнюю вышколенную позу. Обрыдла так, что хоть волком вой!

На стульчик упасть мы не можем, мы с прямой спиной непременно сядем. На диван с ногами? Ни-ни! Ноги раздвигать чрезмерно широко тоже неприлично, даже если ты дома и в брюках. Разве пристало настоящей светской женщине сидеть, как хабалка?

А пристало ли ему день за днем наблюдать ее манерность?! А может, ему хоть раз в жизни хочется увидеть ее растрепанной, с лихорадочным румянцем и размазанной помадой по щекам, когда он ее врасплох… прямо в прихожей… прямо на маленьком столике…

Нельзя, мать ее! Нельзя ни в прихожей, ни на столике, и растрепаться нельзя, и уж тем более позволить губной помаде размазаться! Все должно быть в рамках приличия!

А он вот плевать хотел на ее рамки, рвать и ломать хотел их с треском! Варварски! Как захватчик, как насильник!

Позволил себе как-то раз подобное, что тут было!!! Она его едва в психушку не отправила, подключив папины связи. Еле-еле друзья-приятели отбили от этой замороженной стервозины.

— Ты че, Лилька, — говорят, — ополоумела совершенно? Мужика в психиатрическую клинику собралась уложить только за то, что он тебя трахнуть посмел по-человечески?!

Мужики заявились с бодуна, глазищи красные, от перегара окна во всем доме запотели, манеры…

Какие к чертям манеры, если из ста их слов девяносто девять матом! Они же не дипломатические работники, они деловые партнеры, ёлки! Бизнесмены российские! А у них как? У них от всякого рода неудач и заморочек в бизнесе одно спасение — слово! Да такое, чтобы позабористее! Они и не церемонились особо с его Лилией.

Так чем закончилось? Она и для них хотела палаты забронировать. Ну не сука?! Сука! Да еще какая! С этого-то дня и началось ему всеобщее одобрительное со всех сторон сочувствие. Если раньше его считали капризным и зажравшимся, то после этого случая преклонили колени и хором благословили на все возможные грехи.

Он и пошел по бабам! Да так разошелся, что и впрямь едва к психиатру не загремел. Потому как запивал на неделю, а то и на полторы. И девок менял без счета. В голове и перед глазами все смешалось от голых сисек и задниц. Срыв и случился, когда он, напившись, чуть девицу молодую не задушил. Еле-еле оторвали его от нее. Хорошо не один был в бане, а еще три пары тусовались рядышком, а то бы труба дело.

Девицу щедро наградили за молчание. А его потом тайком приводили в чувство в какой-то частной клинике. Лильке соврали, что в отъезде он. Все надеялись, что она не узнает.

Узнала, сука! Узнала, но на удивление ни словом не упрекнула в многочисленных изменах и недельных пьянках, хотя и коробилось иногда ее совершенное личико от его амбре.

Более того, как-то спустя месяц после этого происшествия присела на краешек кровати, где он читал на сон грядущий отчет коммерческого отдела, и говорит:

— Дима, нужно поговорить.

Вкрадчиво так говорит, погано. Он сразу заерзал, заподозрив подвох. Отложил отчет на тумбочку в изголовье, спустил на кончик носа очки и произнес:

— Ну-ну, говори.

И она такое понесла, что его едва не стошнило прямо ей на подол. Прямо на сверкающий шелк ее пеньюара.

— Ты, — говорит, — если не способен насытить свою плебейскую сексуальную похоть, то можешь завести себе постоянную девку. Только здоровую желательно и без претензий на будущее. В обязательном порядке контрацептивы. Я могу даже посодействовать в поисках. У меня есть на примете хорошие девочки, ты же помнишь, где я тружусь.

— Ты чего городишь, Лиля?!

Дмитрий тогда привстал на локтях, глядя в совершенное лицо и отчаянно горюя, что нельзя сейчас съездить по нему кулачищем. Как всякой простой зарвавшейся бабе, которая знать не знает, что городит. Была бы она такой вот — попроще-то, съездил бы ей в ухо, отправив в угол за шкаф, да и продолжил бы отчет читать.

А нельзя! Потому как мы благородные! И в жилах у нас не просто кровь, а с голубоватым отливом. И кость у нас почти слоновья. Тьфу ты, господи!

Вместо всего этого Дмитрий прошипел:

— Ты предлагаешь мне шлюху в обмен на то, чтобы я тебя не трогал? Так, что ли?

— Наша с тобой жизнь — это ведь не только секс, не так ли? — она изумленно поморгала. — Это ведь бизнес, дружба, долголетняя причем, понимание, в конце концов! Это много больше, чем отвратительные телодвижения двух вспотевших пыхтящих людей, Дима!!! Ну что ты на меня так смотришь, как будто я…

— Я смотрю на тебя, как на фригидную дуру, Лиля.

И он ведь тогда не выдержал и спихнул ее с кровати так, что она упала на свою совершенно безупречную попку и расплакалась. А он оделся, хотя спать собирался, и ушел. Долго колесил по городу. Хотел напиться, потом передумал и резко газанул от бара, возле которого приостановился. А потом…

Потом все как-то неожиданно получилось… Девчонка попалась ему на обочине. Он притормозил, решил, она работает. Обрадовался и подумал даже: надо же, такая нарядная, неиспорченной выглядит, а на дороге. Наверное, недавно в деле.

Оказалось все совершенно не так. Она просто ловила попутку, потому что ехала куда-то. Куда, он так и не спросил. Да и она потом позабыла. И они проговорили с ней часа четыре. Не взахлеб, не перебивая. Все было очень трогательно и великолепно. Мило и с пониманием. Глаза — в глаза, душа — в душу.

Да, они переспали под финал своей беседы. Ей это было необходимо для чего-то, он не запомнил. Ему — без комментариев. И так это получилось у них… как бы само собой. Словно логическим завершением их душевной близости явилось их «отвратительное телодвижение», как сказала бы эта ледяная сука — его жена.

Сказать кому, что после этого он недели две порхал, земли не чуя, не поверил бы.

Как?! Секс со случайной партнершей?! Да как так можно?! Да мало ли что!! И что в этом особенного?

Да ничего в этом особенного не было, понятное дело. Но вот что странно: пела душа, и все! Казалось бы, ну излил он душу случайной девчонке, ну трахнулся с ней, ну прочувствовал все так, как будто впервые женщиной обладал.

Почему так все? Потому что она слушала его внимательно? Потому что соглашалась со многим, кивая? Черт его знает! Может, просто потому, что ему было с ней хорошо и незатейливо, без обязательств и рамок всяких идиотских.

Спит вот она рядом, та, которая должна была стать ему родным человеком, и даже не подозревает, насколько сильно он ее ненавидит. Дима вздохнул, переводя взгляд на оконный проем, за которым забрезжило мутное декабрьское утро.

Пора! Пора было решаться на что-то. Дальше так продолжаться не может, ежу понятно. Жизнь проходит, ему уже сорок пять, а ни детей, ни семьи фактически. Аквариум у него, а не семья. Холодная баба рядом, без тела, без души, без чувств. Ребенка родить то ли не может, то ли не хочет. Несколько раз пытался завести разговор, даже настаивать пытался, все без толку.

Глазами заморгает по-щучьи, изящные руки красиво на великолепной своей груди сложит и головой мотать начинает отрицательно.

— Я не самка.

Так она отвечала ему всегда, мотивируя свой отказ. И ведь искренне считала при этом, что она права. Но он так не считал. Он-то детей хотел, семьи настоящей. Где и поскандалят, а потом помирятся. Где от детского визга порой уши закладывает, и отдохновение наступает лишь, когда детишки сопеть начинают под своими одеялами. Где утренники в детских садах с непременными костюмами и стишками. Подарки под елкой, беспорядок в гостиной и фантики в потайных складках кресел и дивана. Чтобы висли на нем со всех сторон, когда он домой возвращался бы, и в уши шептали:

— Па, а ты никому не скажешь?

— Па, а ты купил мне, что обещал?

— Па, а у Сашки, знаешь, какие роликовые коньки!..

Он хотел всего этого до судорог! У друзей все это видел и хотел. А Лилия Леина считала все это откровенной пошлостью. И дети, как она объясняла, лишь усложняют жизнь. Сначала портят фигуру, а потом и все остальное, включая интерьер. Дети не входили в рамки ее понимания счастья.

Сука!! Холодная эгоистичная сука! Надо же было так вляпаться! Все искал, перебирал, копался. Все хотелось ему чего-то необыкновенного, сказочного. Вот и получил Снежную Королеву. Боялся обжечься, а его заморозить решили на веки вечные.

Не-ет, дорогуша. Так не прокатит. Жизнь у него одна. И он уж постарается остатком ее распорядиться так, чтобы не стыдиться потом самого себя.

Детей он хочет — раз.

Желанным быть желает — два.

И… тарелки обыкновенного супа он хочет под собственной крышей — три. Не ресторанного замысловатого пойла, пусть и приготовленного каким-нибудь прославленным поваром, а своего, домашнего, над которым час колдовала его собственная жена!

Должна его баба, хоть она и снежная, оправдывать свое предназначение или нет, черт побери?! Должна! А раз не хочет, то…

То придется ему от нее избавляться.

О разводе в их случае и речи идти не может, слишком много делить придется. А он за свой бизнес кому угодно в горло вцепится. Все лучшие годы свои на него положил. Значит, выход из его семейного кризиса только один.

Он уберет Лилию, сотрет ее с лица земли, уничтожит жену так, что комар носа не подточит. И сделает это уже скоро.

Он ее убьет!