Тайны прошлого

Галина Логинова, 2023

Казалось бы, безобидные поиски бывших учеников одной из подмосковных школ, заказанные старому сыщику его давним коллегой, оказываются совсем не такой простой задачей. И дело даже не в том, что, за, без малого двадцать лет, прошедших с момента последнего звонка, ребята успели разлететься кто куда. Просто именно сейчас, когда ребятами кто-то заинтересовался, оказалось, что все документы аккуратно уничтожены чьей-то профессиональной рукой. А как же иначе, он, имеющий за плечами такой опыт, может объяснить череду странных происшествий, в которых были уничтожены нужные ему бумаги.Но Архипов не привык сдаваться. Он сумел отыскать ребят, вот только, к чему это привело, и почему теперь на карту поставлена его собственная жизнь?И чтобы спасти свою жизнь ему пришлось вступить в неравный бой с очень влиятельными людьми, имея на руках слишком уж сомнительные козыри.

Глава 1

Дверь подъезда стукнула, и Яна бросилась в прихожую. Она сама не знала почему, но была уверена, что это Антон. Яна всегда знала, когда он возвращается домой. Просто знала и все.

Еще со школы, где-то класса с девятого, она заметила за собой такую особенность. На экзаменах в старших классах, Яна могла вытянуть именно тот билет, который знала лучше всего. Нужно лишь очень сильно захотеть, и от листка, на котором были написаны вожделенные вопросы, начинало исходить тепло.

Все это продолжалось и в институте. А потом она и вовсе начала угадывать поступки других людей. Стоило ей подумать, что тот или иной человек сейчас сделает то-то и то-то, и он послушно выполнял команду. Вот Яна стоит в магазине в длиннющей очереди, которые в пору ее юности, стали обычным явлением, и прямо перед ней заканчивается вожделенная, практически недоступная тогда колбаса. Продавщица, толстая, растрепанная баба, в грязном, некогда белом халате, одетом поверх допотопного, вытянутого платья, равнодушно разводит руками.

— Все, больше нету.

Яна смотрит прямо на нее и мысленно молит: «Ну, пожалуйста, что-то должно остаться». Лицо продавщицы смягчается, она лезет куда-то под прилавок, и достает бесценную котелку. Протягивая ее Яне, она ласково говорит:

— Вот, осталась одна. Возьмите.

Яна отдает деньги. Получив сдачу, она отходит от прилавка, а над толпой уже несется рев, снова вмиг посуровевшей продавщицы:

–Ну, что стоите? Сказано — колбаса закончилась. Уматывайте по домам!

Или на семинаре, когда Яна, не подготовившая доклад, со страхом ждет, что суровый преподаватель, поставивший сегодня уже не одну двойку, строго посмотрит в ее сторону.

–Королева, может быть, вы зачитаете нам свой доклад? Прошу сюда, к доске.

Он указывает рукой на то место, где рядом с его столом стоит небольшая кафедра. Яна вся покрывается испариной и молит про себя: «Ну, пожалуйста. К следующему семинару я все подготовлю».

И преподаватель, сразу как-то успокоившись, говорит:

–А впрочем, мы выслушаем вас на следующем занятии. А сейчас перейдем к новой теме.

У девушки еще долго подрагивают кончики пальцев, но желанная отсрочка получена. И Яна дает себе обещание, в следующий раз подготовиться, как следует.

Поначалу это пугало девушку, но со временем она привыкла и перестала обращать внимание. А теперь ей и вовсе некогда думать о таких глупостях. Ну, предугадывает она некоторые поступки людей, и что из этого? Сейчас ей намного важнее Антон. Как же Яна его любит! Скоро у них свадьба, и Яна чувствует себя самой счастливой на свете. Наконец-то, и она нашла своего мужчину. У них обязательно будет ребенок. И плевать ей на всех, кто говорит, что рожать в тридцать пять поздно. Ничего не поздно. Яна обязательно родит. Тем более, Антон тоже хочет ребенка. Вон сколько женщин рожает в этом возрасте и ничего, а Яна здоровая, крепкая. И хорошо, что раньше не родила. От кого рожать-то было. Муж бывший — пьяница. А теперь, зато у нее будет нормальная полноценная семья, без каких-то там детей от других мужчин, чувствующих себя в новой семье не слишком уютно.

Яна распахнула дверь в тот самый момент, когда Антон заносил руку, чтобы позвонить. Он тоже уже привык к тому, что Яна всегда заранее знает о его приходе и не удивился. Яна скользнула к нему в объятия.

— Привет. Как дела?

–Нормально. — Антон чмокнул ее в висок.

— И ты даже не скучал по мне? — Яна задорно смотрела на Антона.

Он включился в игру, в глазах заиграли лукавые искорки.

— Ты знаешь, было некогда. Так много работы…

Он подхватил Яну на руки и закружил. Женщина вырвалась, и, тормоша, подталкивая его к двери в квартиру, быстро заговорила:

— Пойдем скорее на кухню. Я приготовила тебе умопомрачительную тушеную утку. Ты мой руки, а я выну ее из духовки.

Яна унеслась на кухню, и пока возилась с уткой, слышала, как в ванной льется вода. Наконец, Антон появился на кухне, и она снова подумала, какая же она счастливая. Рядом с ней самый лучший мужчина на свете. И так теперь будет всегда.

***

День не задался с самого утра. Все словно валилось из рук. Будильник отчего-то не зазвонил, потом убежало молоко и манная каша, которую Семен Васильевич любил с детства и частенько варил себе на завтрак, отдавала горелым. В довершение ко всему, на МКАДе он попал в огромную пробку и прибыл сюда гораздо позже, чем рассчитывал. А теперь и вовсе дело, которое с самого начала казалось таким простым, зашло в тупик.

Семен Васильевич вспомнил вчерашнюю встречу со старым приятелем, — даже не приятелем, а так бывшим сослуживцем, с которым долгие годы вместе, правда в разных отделах, проработали в комитете госбезопасности — и его предложение, показавшееся таким простым и легко выполнимым. Конечно, Семен Васильевич дал свое согласие. Не в его положении сейчас выбирать.

После ухода из органов, он Архипов Семен Васильевич, пятидесяти девяти лет от роду, как говориться, не женат, детей не имеет, по крайней мере — законных — а другие если и есть, то ему об этом неизвестно — помыкался немного, да и открыл частное сыскное агентство. А что, дело для него привычное. Зря, что ли обучали его всем премудростям подобной работы. В комитете он считался крепким профессионалом. Считался, считался, да весь вышел. Молодежь-то подросла, напористая, беспринципная. Подставили его, и ведь понимал все, а разве ж против системы попрешь? Столько лет отработал, знал, как тут умеют дела решать. А особенно с неугодными расправляться. Вот и испугался, чего уж тут скрывать. Ушел, не стал правду искать. Но и без работы сидеть тоже не смог. Скучно. Была бы хоть жена. Да с такой работой разве стал бы кто с ним жить. Один он, совсем один. Может, если б были дети… Вот и открыл агентство. Все, какое-никакое, а занятие.

Открыть, открыл, да не больно много клиентов к нему шло. Так, за неверной женой проследить, да мужа уличить в измене. Ох, и надоели ему эти семейные склоки, да разборки. А тут вроде бы реальное дело. Хотя если честно и удивился он, когда увидел Якова Полторанина на пороге крохотной своей комнатенки, служившей офисом.

В конторе они не приятельствовали. Так, виделись иногда в коридорах, да на совещаниях. Перебросятся при встрече парой дежурных фраз и разбегутся по делам. А уж после отставки Семен Васильевич и не чаял его увидеть. Да вот ошибся. Собственной персоной пожаловал. Да не просто в гости. Зашел, улыбается как старому приятелю.

— Ну, здравствуй, Семен. Удивлен, поди, моему визиту? А я к тебе по делу. Нанять вот тебя хочу. Ты же теперь бизнесмен, сам себе хозяин. Думаю, не откажешь старому сослуживцу?

Семен Васильевич, сказать, что был удивлен, это ничего не сказать. Что, перевелись профессионалы в конторе, что он им понадобился? Но виду постарался не подать, угостил гостя как смог. Тот тоже не слишком спешил, сказывалась конторская выучка. Все про его дела расспрашивал, про жизнь. Работу вспомнили, времена былые, незабвенные. А уж когда Яков о поручении заговорил, Семен Васильевич даже, грешным делом, подумал, что пожалели его в конторе, поддержать решили. Разве ж за такое пустяшное поручение, столько денег платят? Сумму-то Яков назвал приличную, и всего-то за то, чтобы Семен Васильевич нашел учеников одного из классов небольшой подмосковной школы, покинувших ее порог почти двадцать лет назад. И зачем они конторе понадобились? Но разве ж спросишь? Дрессировали там отлично. И Семен Васильевич, конечно, не спросил. Не его это дело.

Но Яков сам пояснил. Видно счел, что старый сослуживец имеет право на кое-какую информацию. По его версии получалось, что сведения эти нужны какому-то, то ли его, то ли начальника его приятелю, влиятельному и соответственно богатому человеку, а вот для чего, он Яков и сам не знает. Во как! Но версия слабовата. Прямо скажем, никакая версия. Но не уличать же заказчика во лжи, он же не к адвокату пришел, который непременно должен знать правду, чтобы подготовиться к защите. Хотя, кто их сейчас разберет. Может и правда дошло до того, что отдельные сотрудники комитета теперь на побегушках у новоявленных олигархов. Куда все это зайдет? Во времена Семена Васильевича все было иначе. Были идеалы, в которые хотелось верить. Вот он и верил, что рано или поздно, но добро обязательно победит. Он был воспитан на этих идеалах. А теперь видно все по-другому. Может и не хуже, но по-другому. Так что, чего уж там думать, работа ему нужна, да и обещанные деньги лишними не будут.

И всего делов-то было, утром смотаться в этот, богом забытый подмосковный городишко, получить в архиве список учеников и с помощью старых связей установить местонахождение последних. Плевое дело, пустяшное какое-то. Даже браться за него было вроде бы неловко, чувствовался какой-то подвох в предложении Якова. Вроде как Семен Васильевич больше ни на что и негож. На деле же оказалось все намного сложнее.

Добравшись к полудню до городка, где располагалась школа, в которой когда-то и учились те ребята — всего каких-нибудь тридцать километров от Москвы — Семен Васильевич немного поплутал по тихим, сонным улочкам, с неубранной с тротуаров пожухлой листвой и кучами мусора у дороги, сгребенными сюда жителями ближайших домов. Справившись у местных аборигенов, он, наконец, свернул на неширокую улицу, где располагалась та самая школа, и сразу словно бы попал в деревню. С трех сторон школу окружали серые однотипные пятиэтажки, а сразу через дорогу начинался поселок. Небольшие одноэтажные домики постройки семидесятых годов, обнесенные дощатыми заборами, кое-где перемежались современными добротными домами, возвышавшимися, словно исполины среди своих низкорослых соседей. Фасады особняков прятались от чужих глаз за кирпичными заборами, а окна были забраны решетками. Среди своих убогих, стареньких собратьев они смотрелись немного нелепо, словно чужаки, по недоразумению оказавшиеся здесь.

Сама же школа, четырехэтажная, с отдельно стоящим спортзалом, к которому вел широкий крытый переход, выглядела старой и обшарпанной. Серые стены давно требовали ремонта, и даже асфальт на площадке перед главным входом давно пришел в негодность и теперь весь пестрел выбоинами и трещинами.

Внутри же все было иначе. Стены, недавно выкрашенные в светло бежевый тон, радовали глаз, на полу красовалась новая плитка, и даже зеркала в простенках напротив раздевалки, забитой разноцветными детскими курточками и пальто, были новыми, современными, в тяжелых деревянных рамах.

Видимо, здесь еще не боялись угрозы терроризма, так как Семен Васильевич довольно легко попал в здание школы, миновав пост охраны, где на высоком стуле восседала крохотная, чистенькая старушка. Когда он появился в дверях, она подняла голову, и лишь мельком взглянув на посетителя, снова углубилась в книгу, лежащую у нее на коленях. Семен Васильевич даже подивился зрению старушки. Расстояние до книги было приличным, очков же на бабушке не было. А вот он-то почитай уже как лет пять читает только в очках. Может на нее так влияет климат Подмосковья?

Архив Семен Васильевич тоже нашел довольно быстро. А вот дальше начались странности.

Оказалось, что архив этой подмосковной школы год назад выгорел дотла. Пожар начался как раз в том отсеке, где находились дела выпускников именно того года, который искал Семен Васильевич.

Он сунулся было в горрано, и очень удивился, узнав, что и там, и тоже год назад, произошел пожар, уничтоживший все бумаги. Мистика какая-то. В совпадения Семен Васильевич не верил. Слишком долго проработал в комитете. Чувствовал, что во всем этом деле со сгоревшими бумагами, есть что-то зловещее и непонятное.

И вот теперь он сидел за длинным столом, напротив моложавой сорокалетней женщины, с коротко подстриженными и тщательно уложенными волосами, облаченной в строгий темно-синий шерстяной костюм. Женщина эта, являющейся директором той самой школы, выглядела именно так, как он представлял себе директора школы в маленьком провинциальном городке, где все друг друга знают.

— Так что же вы все-таки от меня хотите?

Она недоуменно смотрела на Семена Васильевича. Тот подавил уже готовый сорваться с губ вздох безысходности, и постарался придать голосу как можно больше добродушия.

— Вера Сергеевна, голубушка! Поверьте, мне просто необходимо получить список 11 «а» класса выпуска девяносто первого года. Ну, должно же было остаться хоть что-то?

— Я же вам уже объясняла, бумаги сгорели.

— Ну, неужели нет никого, кто мог бы помнить тот класс.

— Даже не знаю, чем вам помочь. С тех пор прошло почти двадцать лет. А я здесь работаю всего пять. Когда они выпускались, я еще в институте училась. Хотя постойте…

Женщина замолчала, словно раздумывая. Семен Васильевич напряженно ждал. Ну, не может такого быть, что бы в маленьком городишке не осталось никого, кто мог бы помнить события всего-то двадцатилетней давности. Наверняка, большинство из учеников этого класса осели здесь же, устроившись на работу на местных предприятиях. Конечно, городок этот совсем рядом с Москвой, но, чтобы перебраться туда на постоянное жительство, нужны деньги. И не малые. А есть они не у каждого. Да и учителя, вкладывавшие знания в их головы не такие уж старые. Живы еще, и многое помнят. Почему же он словно натыкается на непроходимую преграду. Какая тайна связана с этим классом?

— Вот, вспомнила. — Вера Сергеевна, наконец-то, вновь заговорила. — Попробуйте поговорить с Амалией Львовной.

— С Амалией Львовной? Это кто?

— Сервилина Амалия Львовна — учитель химии. Классной у них была. Величайшая в своем роде женщина. У нас в городе о ней легенды ходят.

— Чем же она так прославилась?

— Вы знаете, раньше учителя совсем другими были. Это сейчас, они стали все больше равнодушные. Отсидела свое время, и домой, к семье. А тогда они за каждого ребенка душой болели. По домам к отстающим ходили, после уроков занимались. Не все, конечно. Но большинство. Так вот, Амалия Львовна выделялась даже на их фоне. В восемьдесят шестом она получила звание — «учитель года». Награду ей в Москве вручали. А как она свой предмет любила. И детей любила. Не баловала, но и потачки не давала. Ребята ее уважали. Домой к ней ходили, на день рождения у нее кабинет ломился от цветов. Семьи-то у нее не было. Только дочь. Так девочка в школе и росла. Амалия Львовна вам много могла бы рассказать. Она про всех своих учеников все знала, память у нее феноменальная.

Это уже кое-что. Семен Васильевич тут же ухватился за слова директрисы школы.

— И где же я могу найти эту самую Амалию Львовну.

— Последнее время она жила в доме престарелых. Тут недалеко, сразу за городом. Вот только в каком она состоянии не скажу. Лет-то ей не так много, но болезнь у нее тяжелая.

— Спасибо и на том. — Семен Васильевич поднялся.

Выйдя из кабинета, он посмотрел на часы. Не так уж и поздно. Он еще успеет в дом престарелых. Только бы эта Амалия Львовна была в добром здравии.

До приземистого, одноэтажного здания, обнесенного неровным дощатым забором, он доехал довольно быстро, и, припарковавшись на маленькой почти пустой стоянке у ворот, быстрым шагом направился к главному входу.

Снаружи, да и внутри здание дома престарелых выглядело довольно убого. Наверное, он переживал не лучшие свои времена. Однако запах хлорки и подгоревшей еды, присущий всем казенным учреждениям подобного рода, отсутствовал. Наверное, персонал старался сделать все возможное, чтобы хоть как-то скрасить последние дни несчастных, одиноких, брошенных родными, стариков.

Семен Васильевич прошел по вытертой почти до дыр ковровой дорожке к стойке администратора. Молодая девушка в белом халате и шапочке подняла на него глаза.

— Добрый день! Чем могу помочь?

— Я хотел бы навестить Сервилину Амалию Львовну. Если, конечно, это возможно.

Почему-то девушка возмутилась последним его словам.

— А почему нельзя? У нас тут не тюрьма. Только халат накиньте, и бахилы. А то знаете, старики такие чувствительные, легко цепляют болячки. Так что вы уж не обижайтесь.

— Не беспокойтесь, мне бы и в голову не пришло обижаться. Я сам уважаю порядок. Ну, ведите.

Семен Васильевич натянул поверх легких осенних туфлей голубые бахилы, облачился в протянутый девушкой старенький, но чисто выстиранный и накрахмаленный халат, и двинулся вслед за ней по длинному коридору. Проходя мимо небольшой ниши, в глубине здания он увидел диван, на котором сидела группка чистеньких, опрятных бабушек мирно смотревших, включенный почти на полную громкость телевизор.

— Подождите здесь. — Девушка распахнула дверь в палату. — Дамы, к вам гость.

Послышалось перешептывание. Наконец, медсестра появилась на пороге.

— Можете войти.

Вслед за ней Семен Васильевич прошел в палату. Девушка остановилась у одной из кроватей, на которой лежала, до подбородка укрывшись одеялом, седая, сухонькая женщина. Девушка слегка тронула ее за плечо.

— Амалия Львовна, к вам пришли.

Женщина открыла потухшие, подслеповатые глаза. Из уголка одного из них на щеку скатилась мутная слеза, и замерла, словно не решаясь двинуться дальше. Медсестра вынула из-под подушки женщины платок и вытерла капельку с ее щеки. Глаза женщины так и остались безучастными ко всему происходящему.

— Кем же ты, милок, Амалии-то будешь? Сына-то вроде у нее нет? Дочь только. Или муж ее?

Семен Васильевич обернулся. На него в упор со старческим любопытством смотрела седенькая бабушка, соседка Амалии Львовны.

— Ученик я ее. — Ну, вот. И зачем соврал. А что он должен был сказать? Взгляд у бабушки доверчивый, как у ребенка. Вот соврал и чувствуешь себя теперь ужасно неловко.

— Молодцы ребята! Не забываете учительницу. Жаль только редко заходите. Последний раз-то, почитай, год назад прибегал парнишечка. Торт принес, цветы. Амалия-то тогда еще вставала, понимала все. Сначала обрадовалась. А потом он чем-то ее обидел. Прогнала она его. Сейчас-то уже не встает. Ты, милок, уж не обижай ее.

Семен Васильевич снова посмотрел на старушку. Да, похоже, здесь он ничего не узнает. Да и о гостинце стоило подумать. Неловко как-то получилось, приперся с пустыми руками.

Когда он снова вышел на улицу, уже темнело. Пора возвращаться в Москву. А он так ничего не узнал. Ох, неспроста это все. Придется завтра снова ехать сюда и попытаться найти хоть кого-нибудь, кто, возможно, помнит этот загадочный класс.

***

В палате, которую только что покинул Семен Васильевич, седая немощная женщина, полуслепыми глазами глядела в потолок. Да Амалия, похоже, отжила ты. Хоть и не такая уж старая, да вот болезнь… Уж и не узнать в тебе той статной, красивой женщины, которая когда-то так понравилась Володе.

Амалия Львовна скосила глаза на дверь. Ну, вот, ушел. И чего им всем от нее нужно. Неужели старые тайны не дают никому покоя. А жаль она на самом деле памяти-то не растеряла. Все помнит. Да, только больно уж страшно, то, что совершили они с Володей. Вернее, он совершил. Правда, с ее молчаливого согласия. Вот и приходится теперь лежать овощем. Делать вид, что из ума выжила. А на самом деле, бог ее миловал от старческого маразма. Тело вот сдало, а ум пока в порядке. Да ведь только…

Прошлый раз она так испугалась. Подслеповата стала на старости лет. Сначала и впрямь поверила, что это ее ученик. А когда уж он начал вопросы задавать…. Ах, Володя, Володя. Сколько лет прошло. И зачем я тогда поддалась на твои уговоры. Любила тебя сильно, а ты мной просто пользовался. И ведь знала я об этом. Знала. Но все равно надеялась. Надеялась, сама не зная на что. Вряд ли бы ты с женой развелся. При твоей работе, да с твоими принципами.

Ох, как надоело притворяться. Делать вид, что не соображаю уже ничего. Но ведь страшно. Видишь Володенька, даже после твоей смерти нашлись люди, которые обо всем знают. Ну, может — не знают, но догадываются. Ведь расспрашивал же меня тот мальчик. У тебя спросить уже не могут. Да, да, не удивляйся. Я знаю о твоей смерти. Сначала я это сердцем почувствовала, а уж потом по телевизору увидела…. Но привычка беседовать с тобой так у меня и осталась. Всю жизнь я с тобой говорю. Уж сколько лет тебя нет рядом, а ты все со мной. И память моя при мне. Да и разум не растеряла, хоть и уверяю всех в обратном. Но я все помню. Только ведь страшно. Не за себя уже. Я-то почти отжила. А дочь? Внуки? Ведь в родном городе так и живут. И опять же, бумаги твои. Ведь в квартире остались, где дочь с мужем и детьми сейчас живет. Случайно их конечно не найдешь. Спрятаны надежно. Тайник ты сделал на совесть. Но ведь кто-то может узнать, что они в квартире. Придут забирать. А там дочь, внуки. Не захотел ты их сразу уничтожить, оставил до лучших времен. Вот мне теперь и майся.

А ты умел уговаривать. Слаба я была перед тобой. Что же мы натворили. Но ведь дети-то чужие, не свои. А теперь вот страшно, потому и молчу. Пусть наша тайна будет вместе со мной похоронена. Поверь, так лучше.

Амалия Львовна тяжело по-старчески вздохнула, и прикрыла бесцветные, слезящиеся глаза.

***

Почему-то мысли о неожиданной тайне, казалось плотным кольцом окутавшей злополучный 11 «а», всю ночь не давали Семену Васильевичу уснуть. Он ворочался с боку на бок, снова и снова обдумывая все, что смог узнать. И его очень тревожило, что всего этого было, как говориться — «кот наплакал». Чего проще, разыскать несколько человек, родившихся в Советском Союзе. Еще по работе в комитете госбезопасности Семен Васильевич знал, что система учета населения в той, еще доперестроечной стране была не в пример лучше нынешней. Да, вот, поди ж ты! Оказалось, что ошибся он. Тогда-то учли всех, да уже после не доглядели. Найти человека не проблема, если знать — кого искать. А вот с этим-то как раз и проблема. Нет бумаг — и спросить не с кого.

Сквозь незанавешенные шторы Семен Васильевич видел ярко выделяющуюся на фоне ночного неба, казавшуюся совсем близкой, луну. А может, действительно, он ни на что не годен, и правы были те мальчишки, отправившие его в отставку. Он привык служить по-старинке, когда в стране порядок, все разложено по полочкам, и каждый знает свою задачу. А сейчас все встало с ног на голову. А значит и люди должны поменяться, приспособиться.

Он вздохнул и повернулся на другой бок. Мысли снова вернулись к злополучному классу. А все-таки, почему Полторанин приехал именно к нему? Странно все это. Странно и непонятно. Но отступать теперь уже нельзя. Раз он дал согласие…

Семен Васильевич еще поворочался, принимая решение завтра же поговорить с дочерью Амалии Львовны. По словам директрисы, девочка немало времени проводила в школе и вполне могла знать многих учеников. На дискотеки-то небось вместе бегали.

Уснул он уже под утро, и, проснувшись, сразу же, как только зазвонил будильник, очень удивился, что чувствует себя бодрым и выспавшимся. Быстро собравшись, Семен Васильевич вышел из дома и через два часа уже подъезжал к маленькому городку.

Адрес Крутовой Лилии Захаровны, получившей эту фамилию от мужа, а в девичестве Сервилиной, Семен Васильевич получил довольно быстро. Помогли старые связи. У одного из сослуживцев нашлись знакомые в местном отделении милиции.

Семена Васильевича встретили там хоть и сдержано, сказалась давняя вражда между двумя ведомствами, но помощь всеже оказали. И теперь он подъезжал к дому, где долгие годы проживала Амалия Львовна, а сейчас обитала ее дочь с мужем, двенадцатилетней дочерью и четырехлетним сыном.

На звонок в дверь долго никто не открывал, и Семен Васильевич уже подумал, что все на работе. Ну вот, не вовремя приехал, придется ждать до вечера. Он уже повернулся, чтобы уйти, как вдруг дверь распахнулась.

На пороге стояла довольно еще молодая женщина, в, накинутом поверх домашнего платья, стареньком халате. Руки ее до закатанных выше локтей рукавов были мокрые, и капли воды стекали с пальцев на коврик у двери.

— Вы к нам?

— Добрый день. Я ищу Крутову Лилию Захаровну. — Семен Васильевич вынул удостоверение и, развернув его, показал женщине. Она, не торопясь, внимательно прочла все, что там было написано, и только после этого подняла на Семена Васильевича удивленные глаза.

— Я не понимаю…, да вы проходите. Крутова — это я. — Она засуетилась, пропуская гостя в квартиру.

— Проходите в комнату, я сейчас. Постирушку вот затеяла, потому и звонка не слышала. Вода шумит. Выходной у меня сегодня. — Как бы оправдываясь, прибавила она, скрываясь в ванной.

Появилась Лилия Захаровна минут через пять. Халат она сняла и теперь была в простом свободном платье, на котором кое-где видны были мокрые пятна.

— У вас ко мне какое-то дело?

— Собственно, да.

— Тогда, может быть, мы перейдем на кухню. Попьем чайку и поговорим.

Кухня оказалась маленькой, но чистой и очень уютной. Семен Васильевич опустился на табурет, покрытый мягкой войлочной подстилкой, и с наслаждением глотнул крепкий ароматный чай, поданный ему хозяйкой.

— Так, о чем вы хотели поговорить?

— Вы знаете, мне даже как-то неловко спрашивать. Дело касается учеников вашей матери.

— Матери? — Удивление, отразившееся на ее лице, словно бы преобразило женщину. Сейчас она была похожа на растерянного ребенка.

— Понимаете. Два дня назад ко мне обратился один человек. Он хочет разыскать учеников той школы, где работала ваша мать. 11 «а» класс девяносто первого года выпуска. Но архив с именами и адресами сгорел. Вера Сергеевна, новый директор школы, сказала мне, что ваша мать была классным руководителем у этих ребят, вот я и подумал, что вы, возможно, сможете мне помочь. Может быть, вы помните кого-то из них, или у вас сохранились фотографии?

— Фотографий точно нет. Мама, когда переехала жить в дом престарелых забрала их с собой. Знаете, она очень сильно привязывалась к своим ученикам. Любила их, как родных. Я когда была маленькая, даже ревновала ее. Она знала, что происходит у каждого дома, помнила их дни рождения. О моем же часто забывала. Вернее, не забывала, а была слишком занята, чтобы устраивать детские праздники. Так, мимоходом с утра поцелует, сунет в руки какой-нибудь дешевенький подарок. Денег-то в семье особых не было. На одну ее зарплату жили. Так вот, когда она приняла решение переехать в интернат, ни одной моей фотографии она с собой не взяла, а вот учеников своих…

— Что же ей дома-то не жилось? — Вопрос вырвался как-то сам собой, и Семен Васильевич тут же пожалел о сказанном, но Лилия Захаровна не усмотрела в его словах ничего оскорбительного и бесхитростно пояснила:

— Сергей мой ей не понравился. Никак с ним ужиться не могла. Поедом нас ела. А нам идти-то больше было некуда. Сергей детдомовский. Вот и приходилось терпеть. А потом вроде повеселела, начала даже иногда разговаривать с моим мужем. Раньше-то он утром поздоровается, а она губы подожмет и ко мне обращается.

— Лия — она меня так зовет — попроси своего мужа со мной не разговаривать.

Сергей, конечно, обижался, но молчал, любит он меня сильно. Так вот, мать начала даже с Дашенькой сидеть. А потом мы узнали, что она продала деревенский дом, оставшийся от бабушки, и заключила договор с интернатом. Вот так и уехала, ни с кем не попрощавшись. Я наведывалась к ней несколько раз, гостинцы привозила, так она возьмет все и прогоняет меня. Ну, я и стала посылки через персонал передавать. А теперь вот и вовсе она плохая стала, не встает, не узнает никого.

Лилия Захаровна горько, по-детски вздохнула и продолжила:

— А насчет того класса, я ведь старше этих ребят. Дружить мы с ними — точно не дружили. Сами понимаете, в таком возрасте разница в три года — это существенно. Мне тогда они малышней несмышленой казались. У меня-то уже мальчики на уме были, опять же в институт поступать готовилась. В общем, не до них мне было. Хорошо помню только старосту класса. Бойкая такая девчушка. Первая заводила во всех делах, живая, веселая, но прямолинейная и справедливая. Так отбрить могла — мало не покажется. Класс ее слушался беспрекословно. Да и ее-то я ведь почему помню? Квартира у нее в соседнем доме. В школу нам по пути было. Да и сейчас я ее часто вижу. Она все в той же квартире живет. Правда, мы не общаемся. Так, привет, как дела, вот и весь разговор.

Ну, наконец-то. Кажется, дело начало сдвигаться с мертвой точки. Семен Васильевич весь подался вперед, как гончая, почуявшая добычу и приготовившаяся к прыжку.

— Лилия Захаровна, а имя ее вы помните?

— Ну, конечно. Олечка. Оля Савостина. Она так осталась Савостиной. После развода взяла назад свою девичью фамилию. Знаете, в маленьких городках, даже если плотно не общаешься, все равно про всех, кто в твоем дворе живет, все знаешь. Она на первом этаже проживает. Подъезд — как у нас, а квартира прямо.

Семен Васильевич поблагодарил хозяйку и, спустившись во двор, двинулся к соседнему дому. Подъезд был точной копией того, из которого он только что вышел. Да и дверь мало чем отличалась от предыдущей, разве, что дерматин, на ней был несколько новей и цвет чуть другой. А так — просто близнецы-братья.

Дверь распахнулась сразу же, он еще даже не успел отнять руку. На лестничную площадку выпорхнула девчушка, лет восьми, одетая в легкое темно синее пальто. Ее растрепанные льняные волосы разметались по воротнику. Она глянула на Семена Васильевича огромными испуганными голубыми глазами. Скорее всего, ожидала увидеть подружку и, наткнувшись взглядом на незнакомого мужчину, испугалась. Учат их родители, учат, что нельзя распахивать двери перед первым встречным, а они знай свое. Семен Васильевич постарался как можно добродушнее улыбнуться, желая расположить ее к себе, успокоить.

— Добрый день!

— Добрый. Вы к нам?

— Мне нужна Савостина Ольга.

Девчушка рукой с обломаны ногтями, обрамленными на концах полосками грязи, почесала нос.

— А мамы нет дома. Она на работе.

— Жаль. Мне очень нужно с ней поговорить.

— Так дойдите к ней на работу. Там за углом детский сад. Мама сейчас как раз должна с детьми гулять. — Маленький пальчик показал куда-то в сторону мусоропровода, за которым сквозь низенькое окошко с мутными давно не мытыми стеклами виднелась улица.

— Спасибо за помощь. — Семен Васильевич снова улыбнулся.

Тут двери подъезда с грохотом распахнулись, и в него торопливо влетела еще одна раскрасневшаяся, запыхавшаяся девчушка, облаченная в не слишком чистую серую с яркими цветами куртку и домашней вязки шапку. Увидев ее, собеседница Семена Васильевича сердито закричала:

— Машка, где тебя носит. В кино же опоздаем.

И они, взявшись за руки, бросились вниз по лестнице.

Семен Васильевич немного постоял, глядя им вслед, а потом направился разыскивать детский садик, в котором трудилась Савостина.

Свернув за угол, он действительно увидел приземистое двухэтажное здание, обнесенное решетчатым забором. На площадке перед зданием, около небольшого навеса, призванного очевидно защищать детей от дождя, суетилась ребятня, одетая в теплые курточки. Несколько малышей плотным кольцом окружили скамейку, на которой воспитательница, подстелив под себя байковое одеяло, вслух читала им сказку.

Вход на территорию садика никем не охранялся. Семен Васильевич беспрепятственно миновал распахнутые ворота и подошел к группке малышей. Увидев его, женщина отложила книгу.

— Вы ко мне? Что-то не припомню, чей вы папа?

— Савостина Ольга… — Семен Васильевич запнулся, не зная ее отчества. Женщина подсказала:

— Егоровна.

— Ольга Егоровна. Вы меня извините, но я к вам по делу.

Семен Васильевич вынул удостоверение, но открыть его не успел.

— Милиция? — Во взгляде женщины сквозило удивление. — Что-то случилось?

Семен Васильевич не стал поправлять заблуждающуюся на его счет женщину. Милиция — так милиция, может, будет разговорчивей и выложит ему все, что знает. В большинстве своем наши люди уважают органы.

— Да вы не волнуйтесь. Все в порядке. Вы не могли бы уделить мне несколько минут?

Она поднялась и, отойдя чуть в сторону, так чтобы не терять малышей из виду, повернулась к Семену Васильевичу.

— Я вас слушаю.

— Дело касается событий почти двадцатилетней давности, а точнее вашего школьного класса.

— Школьного класса? Столько лет прошло. Зачем мы вам понадобились?

Проигнорировав ее вопрос, Семен Васильевич задал свой.

— Мне сказали, что вы были старостой класса. Не могли бы вы рассказать мне о ребятах. Имена, фамилии, может быть, вы знаете, где кто-то из них сейчас живет.

— А вам зачем?

Женщина испытующе посмотрела на Семена Васильевича, ожидая ответа. Взгляд зеленых, с коричневыми крапинками глаз был цепкий, и одновременно заинтересованный.

— Архив с личными делами ребят сгорел. Вот помогаем восстановить. Ведь кому-то из вас могут понадобиться копии бумаг.

Это было первое, что пришло ему в голову. Да, версию нужно было продумать заранее. Вот сейчас женщина возмутиться откровенной глупости ответа, и на этом разговор будет окончен. Но Ольга Егоровна, казалось, удовлетворилась таким объяснением. Недоверчивый огонек в ее взгляде потух. Она рукой пригладила длинные каштановые волосы.

— Я даже не думала, что милиция занимается такими делами, ведь после пожара в школе прошел уже почти год. Ну что ж, попробую.

Проговорили они долго. Ольга Егоровна то и дело останавливалась, пытаясь что-то вспомнить, дополнить свой рассказ какими-то подробностями. Семен Васильевич тщательно фиксировал в блокнот полученную информацию, восхищаясь памятью собеседницы. Иногда к ним подбегали малыши и теребили Ольгу Егоровну за подол, о чем-то прося. Семен Васильевич не мог разобрать ни слова из этого картавого, ломаного детского лепета и очень удивлялся, что Ольга Егоровна так легко понимает их сбивчивую торопливую речь.

Когда через полтора часа он вышел из ворот детского сада, в его блокноте было пятнадцать имен. Ибо шестерых из двадцати одного выпускника 11 «а» класса уже не было в живых. Двое погибли в ДТП, один совсем спился и умер от цирроза печени. Одна из девушек, самая первая ушедшая из жизни ученица этого злополучного класса, скончалась при родах, так и не произведя малыша на свет. Еще же двое умерли относительно недавно от банального инфаркта. Таким образом, оставалось всего пятнадцать человек, пять из которых были женщины. И с одной из них Семен Васильевич уже поговорил.

Выдающихся людей, академиков, артистов, среди учеников класса не оказалось, обычные среднестатистические люди. Правда, где проживает большинство из них, Ольга Егоровна не знала. Не знала она и об их семейном положении, так как после окончания школы они ни разу так и не собрались все вместе. Как-то не получилось. Но о троих, до сих пор проживающих в этом же городке, Семену Васильевичу все же удалось узнать.

Вынув телефон, он достал клочок бумаги, где Яков записал номер, по которому с ним можно было связаться. Потыкав в кнопки, и дождавшись ответа, Семен Васильевич коротко сообщил полученную информацию и, получив одобрение, отправился по первому из полученных адресов.

***

Поговорив с Семеном Васильевичем, Яков Полторанин положил трубку на рычаг, но тутже снова поднял. Быстро набрал так хорошо знакомый ему номер. Трубку сняли после третьего гудка.

— Слушаю.

От этого ровного, лишенного эмоций голоса, с металлическими нотками, Якова всегда бросало в дрожь. Он почему-то сразу вспоминал безжизненные, смотрящие, словно из глубины души, глаза собеседника. Полторанин всего два раза встречался с ним лицом к лицу, и оба раза чувствовал себя не в своей тарелке. Его пугали эти глаза, взгляд которых, казалось, словно рентген пронизывал собеседника насквозь. Тяжелый, давящий взгляд, от которого сам себе начинаешь казаться ниже ростом и как будто ничтожнее что ли.

— Поступила первая информация по нашему делу. Объект — Савостина Ольга Егоровна.

Яков продиктовал полученный от Архипова адрес.

Собеседник, молча, выслушал и тут же повесил трубку. Яков дождался, пока в ухо полетели короткие гудки и аккуратно положил трубку на рычаг. Кончики пальцев, еще недавно сжимавшие трубку, слегка подрагивали.

***

После ухода сыщика, Ольга Егоровна почему-то еще долго не могла выкинуть из головы их разговор. Что-то непонятное и пугающее было в его появлении. Что это за таинственный человек, задумавший разыскать всех учеников класса? И самое главное, зачем, с какой целью? Что нужно ему от ребят? Почему-то ей не верилось, что затея принадлежит этому добродушному старичку, он вовсе не выглядит злодеем, а наоборот, вид у него располагающий — недаром она сразу ему все выложила — и простоватый. Тогда — кто? В версию о восстановление документов с помощью милиции Ольга уже не верила.

Первая растерянность от его неожиданного вторжения в ее жизнь прошла и объяснения, вроде бы показавшиеся сначала вполне приемлемыми, с течением времени показались какими-то нелепыми. Она уже жалела, что лишь мельком просмотрела предъявленное им удостоверение. Нужно было попросить его раскрыть корочки и попытаться запомнить хотя бы имя. Правда, вряд ли ей это что-то дало бы, скорее всего, если у него нехорошие намерения, удостоверение фальшивка. Так что же ему было нужно на самом деле? Ольга Егоровна уже ругала себя за болтливость, ну зачем рассказала ему все о ребятах?

Прошло уже два дня, а она все размышляла, выдвигая одну версию за другой. Погруженная в свои мысли, женщина машинально возилась с детьми, не замечая темную старенькую иномарку с тонированными стеклами, появившуюся уже через полтора часа после ухода сыщика по ту сторону решетчатого забора, прямо напротив площадки, на которой гуляла ее группа. Оттуда двое мужчин, сидящих в машине, сменяя друг друга, в бинокль наблюдали за Ольгой Егоровной.

Долгое сидение на одном месте совсем не раздражало мужчин. Видимо, это было для них привычным делом. Время от времени они наливали в одноразовые пластиковые стаканчики кофе из большого термоса, с наслаждением вдыхали терпкий аромат, прихлебывая напиток, над которым поднимался дымок.

К концу второго дня один из мужчин достал телефон. Набрав номер и дождавшись ответа, он быстро произнес в трубку:

— Объект чист. Можно снимать наблюдение.

— Действуйте.

В трубке раздались короткие гудки.

Машина плавно снялась с места и двинулась к дому, в котором проживала Савостина Ольга Егоровна.

Оставив машину за углом, мужчины вошли в подъезд. Убедившись, что на лестничной площадке никого нет, они быстро натянули резиновые перчатки, довольно ловко открыли немудреный старенький замок, преграждающий путь в жилище женщины и бесшумно проскользнули внутрь.

Спустя десять минут они так же бесшумно покинули квартиру, и больше не задерживаясь ни минуты, направились в сторону Москвы.

Через полчаса после их отъезда Ольга Егоровна вошла в подъезд. Она поставила пакет с только что купленными продуктами на пол, и, порывшись в сумочке, достала ключ, радуясь тому, что завтра выходной и, значит, дочь ночует у бабушки. Можно не готовить ужин. Сама она обойдется бутербродами.

Ольга Егоровна нащупала выключатель. Зажегся свет, и в ту же минуту женщину с силой отбросило на стену. Она еще успела подумать, что совсем не понимает, что происходит, а потом ей и вовсе стало все равно.

Приехавшие на место происшествия врачи констатировали смерть женщины от многочисленных травм не совместимых с жизнью. От взрыва пострадали еще две квартиры. Случившееся было признано несчастным случаем. Следствие пришло к выводу, что, скорее всего, сама Ольга Сергеевна или ее маленькая дочь забыли выключить газ.

***

Первым, к кому решил отправиться Семен Васильевич, выйдя из квартиры Савостиной, был Никита Васнецов, значившийся в его списке под номером восемь. Соображения нанести визит именно ему у Архипова были самые простые. Со слов Ольги Егоровны, Васнецов после армии крепко подсел на горячительные напитки. Это пагубное пристрастие помешало ему жениться. Детьми он тоже не обзавелся. Никита почти не работал, перебиваясь случайными заработками, поэтому вполне мог оказаться в рабочее время дома. Он до сих пор так и продолжал жить в родительской квартире, вместе со старенькой матерью, потерявшей уже надежду на то, что сын когда-нибудь все-таки возьмется за ум. А значит, Семену Васильевичу нужно только убедиться, что он и сейчас проживает все там же, и можно ставить галочку напротив фамилии и сообщать заказчику адрес.

Немного поплутав по городу, он припарковал машину у ветхого двухэтажного дома, и, поднявшись по скрипучей лестнице наверх, позвонил в обшарпанную дверь, с которой кое-где свисали обрывки дерматина и клочья ваты, еле державшиеся на ржавых гвоздях.

На звонок долго никто не отзывался. В квартире Никиты Васнецова стояла тишина. Зато распахнулась дверь напротив, и оттуда выглянула аккуратная сухонькая старушка.

–Кого тебе, милок?

— Не подскажете, Никита Васнецов здесь живет?

— Здесь, здесь, чтоб он провалился, ирод. Никому житья от него, алкоголика, нет. Только деваться-то ему больше некуда. Сейчас же ЛТП нету. А то бы его быстро упекли.

Да, лечебно-трудовые профилактории, созданные в Советском Союзе для принудительного лечения от пагубной зависимости таких вот ассоциативных личностей, мешающих жить остальным людям, теперь были уничтожены как класс, предоставив семье и соседям самим справляться с проблемами. Семен Васильевич тяжело вздохнул. Сколько полезного и нужного было забыто на заре перестройки. Ну, скажите, как несчастным, ни в чем не повинным людям в одиночку бороться с таким вот маргиналом, если даже участковый от него открещивается. А каково жене и детям алкоголиков? Кто поможет им? Защитит их от побоев и брани распустившегося, пьяного мужа и отца?

— А где он сейчас не подскажете? А то я звоню-звоню, а никто не открывает.

— Так Наталья-то, мать его на работе. Полы она моет в школе. — Доверительно сообщила старушка, потом голос ее вновь изменился. — А он, небось, дрыхнет. Вы дверь-то толкните, она у них никогда не запирается. Да и то сказать, брать-то у них нечего.

Старушка, тяжело вздохнув, скрылась за своей дверью. Глядя ей вслед, Семен Васильевич подумал, что Никита видно сильно допек соседей своими пьяными выходками за столько-то лет.

Решив последовать совету пожилой женщины, он толкнул дверь. Она легко поддалась, и Семен Васильевич ступил в темную, дурно пахнущую, захламленную прихожую.

Хозяин обнаружился в гостиной. Он спал, лежа на потрепанном, протертом до дыр диване. Затхлый запах алкоголя пополам с мочой, казалось, пропитал всю квартиру, накрепко въевшись в стены и мебель.

Семен Васильевич, стараясь не дышать, потряс алкоголика за плечо, обтянутое грязной футболкой. Тот заворочался, и открыл глаза. Свесив ноги вниз, он сел и попытался сконцентрировать свой взгляд на госте.

— Ты кто?

— Извините, что самовольно врываюсь в вашу квартиру. Мы проводим анкетирование перед выборами. Могу я задать вам несколько вопросов?

Наверное, эта речь была слишком длинна для пропитанного алкоголем, не желающего работать мозга, так как Никита, не мигая, все также непонимающе смотрел на Семена Васильевича. Наконец парень очнулся и, громко икнув, беззлобно произнес:

— Чего надо? Врываться не имеешь права.

— Я не хотел вторгаться без разрешения, но вы не отвечали на звонок, а дверь была открыта.

Кажется, Никита совсем не удивился. А возможно, и вовсе не понял, о чем говорит ему Семен Васильевич. Он снова икнул, и, опять не моргая, уставился на мужчину. Семен Васильевич быстро вынул из кармана блокнот и ручку.

–Назовите ваше имя и фамилию.

Похоже, до алкоголика только теперь дошел смысл разговора.

— Вот же, тупая женщина. Это мать оставляет дверь открытой. Все боится, что я сгорю. Никита меня зовут, Никита Сергеевич Васнецов.

Парень снова икнул. Собственно, Семен Васильевич уже узнал все, что хотел знать, а пытаться получить дополнительную информацию у этого типа, мать которого даже не запирает дверь, опасаясь, что он спалит себя в квартире… Да и дольше оставаться здесь было невыносимо. От нестерпимой вони начала кружиться голова.

Чтобы не вызывать подозрения у опустившегося мужика Семен Васильевич задал еще пару ничего не значащих вопросов, делая вид, что что-то помечает в блокноте, и поспешно откланялся.

Выйдя на улицу, он глубоко вдохнул свежий, немного отдающий костром — где-то неподалеку кто-то жег листву — воздух, и достал телефон. Набрав номер Якова, он сообщил ему, что выпускник интересующего его класса Никита Васнецов все еще проживает по своему домашнему адресу.

Закончив разговор, Семен Васильевич взглянул на часы. Еще два адреса и больше в этом городке делать ему нечего. Хорошо бы у оставшихся двух ребят узнать хоть что-нибудь о том, где сейчас проживают их бывшие одноклассники.

***

Получив очередную порцию информации, Яков незамедлительно набрал, так хорошо известный ему номер. На этот раз трубку сняли почти сразу.

— Слушаю.

— Васнецов Никита Сергеевич.

Яков, как и в прошлый раз, продиктовал адрес, полученный от Архипова. Почти сразу же в ухо полетели короткие гудки отбоя. И Яков, так же как в прошлый раз аккуратно положил трубку на рычаг, думая о том, что он все сильнее и сильнее увязает в этом деле и скоро наступит минута, когда пути назад уже не будет. А впрочем, кого он обманывает, пути назад и сейчас уже нет.

***

Через пять минут после того, как Архипов покинул квартиру алкоголика, тот уже и не вспоминал о его визите. Мало ли кто таскается по квартирам, и с какой надобностью. Вот если бы нежданный гость принес выпить, это в корне поменяло бы дело. Но он не принес. А выпить просто необходимо. И позаботиться об этом Никите придется самому.

Быстро собравшись, он вышел на улицу. Его трясло словно в ознобе, а голова была тяжелая от выпитого накануне. Мужчину мучило жесткое похмелье. Нужно срочно раздобыть хотя бы стакан горячительного напитка, вот только где взять денег. Соседи в долг уже не дают, жлобы поганые. Даже не здороваются при встрече. Он, видите ли, недостоин. Да, пошли они все.

Никита направился к соседнему магазину. Войдя в дверь, он решительно подошел к прилавку, за которым скучала молоденькая продавщица. Она сидела, уткнувшись в книгу, сама не замечая этого машинально накручивая на палец прядку волос. Покупателей в торговом зале не было.

Услышав шаги, девушка подняла голову и, увидев Никиту, который был здесь частым гостем, сразу же пошла в атаку:

— Чего приперся? Без денег ничего не дам.

— Нина, плохо мне.

— А кому сейчас хорошо? Сейчас всем плохо. Сказано — не дам, и не проси.

Мужчина все топтался у прилавка, в надежде разжалобить продавщицу, пока не увидел, что из подсобки выходит сам хозяин магазина. Ну, все, этот точно не даст. Да еще и с лестницы спустит, вон какие ручищи. Никита уже успел испытать их в действии. Прошлый раз так летел, все ступени на крыльце пересчитал. Придется поискать выпивку в другом месте. Он быстро развернулся и пошел к выходу. Голова болела все сильнее. Когда он потянул на себя створку двери, рука заметно тряслась.

Остановившись прямо посреди тротуара, так, что редким прохожим приходилось огибать его, Никита прикидывал, куда бы теперь направить стопы. Может махнуть к Витьке? У него точно что-нибудь есть. Но тут он вспомнил, что Витькина жена Зинаида сегодня дома. Ну да, она же вчера работала, поэтому и пили у него. Тогда к Витьке нельзя. Зинка все равно выпить не даст, та еще сука. Куда же пойти?

Напротив магазина раскинулся городской парк. Еще спускаясь по ступеням, Никита приметил, что там в парке на лавочке примостились два мужика. Прямо перед ними, на расстеленной газетке красовалась початая бутылка водки. Рядом лежала нехитрая закуска. А может попробовать?

Никита быстро обогнул решетчатый забор и остановился перед подгулявшей парочкой, жадно глядя на бутылку. Один из мужчин повернул голову в его сторону.

— Что, плохо?

— Ну, да.

— Слышь, Колян. Плесни ему водочки, не видишь, плохо человеку.

Колян наполнил до краев граненый стакан и протянул его Никите. Тот, не веря своему счастью, боясь, как бы мужики не передумали, одним махом опрокинул в рот содержимое.

— Спасибо, мужики.

— Да ладно, мы же все понимаем. Правда, Колян.

Второй мужчина понимающе закивал головой. Постояв еще пару минут, Никита понял, что больше он ничего не дождется и направился домой.

Как только он скрылся за углом, мужчины, так и не притронувшиеся к выпивке, быстро собрали угощение, бросили сверток, вместе с начатой бутылкой в багажник, припаркованной неподалеку машины и покинули это место.

Возвратившись домой, Никита опять лег на продавленный диван. В голове странно шумело, к горлу подкатывала тошнота, и клонило в сон. Он еще поворочался, даже попытался встать, чтобы включить телевизор, но не смог, так как ноги стали ватными и не слушались парня.

Его труп, с пожелтевшей кожей и следами обильной рвоты, обнаружила мать, вернувшаяся домой под вечер. Приехавшая по ее вызову скорая, установила, что мужчина скончался от отравления суррогатом. Представители правоохранительных органов ничего криминального в смерти Никиты Васнецова не усмотрели. Ну, купил алкоголик по дешевке водку у какого-то барыги, а та оказалась фальсификатом. Такое происходит довольно часто. Теперь же все равно не установишь, кто продал ему отраву.

***

Просто удивительно, как быстро поменялась погода. Еще вчера было так тепло, светило солнышко, под ногами шуршала опавшая листва, и воздух прозрачный, наполненный запахом далеких костров и прелых листьев, приятно щекотал ноздри. И вот буквально за одну ночь все поменялось. Заметно похолодало. С неба льет мелкий, затяжной дождик, образуя бесконечные лужи на асфальте. Намокшая вязкая грязь на проезжей части, попадая под колеса машин, разбрызгивается на газоны, тротуары, торговые павильончики и палатки. И постепенно улица, вместо радужных красок присущих ранней осени, окрашивается в грязно серый, мрачный и унылый цвет затяжного мрачного ноября.

Но Яна была рада дождю. Она почему-то любила осень. Любую. Любила ее, когда вокруг все только начинало увядать, и было так приятно бродить по улицам, вдыхая полной грудью, уставшей от жаркого удушливого лета, свежий, прохладный воздух, отдающий запахом прелой листвы, глядя, как поднятые ногами разноцветные листья снова медленно падают на землю. Но и такую осень, как сейчас, когда вокруг все серое, противный мелкий дождь льет за воротник пальто и кажется, что весь мир пронизан холодным влажным ветром, и тепла уже никогда не будет — тоже любила. Все равно любила. Наверное, потому, что в такую погоду очень приятно вспоминать уже безвозвратно прошедшее лето с его ласковым солнышком, с короткими стремительными ливнями, когда потоки воды стеной опускаются вниз, наполняя живительной влагой все вокруг. А еще потому, наверное, что родилась Яна осенью.

Стараясь не наступать в лужи, женщина поплотнее закуталась в шарф. Зонтик над головой совсем не спасал от косого дождя, и плащ намок, став тяжелым и каким-то колючим.

Яна свернула за угол. Ну, вот, она почти пришла. Осталось только пересечь детскую площадку и вот он, ее подъезд. Она прибавила шаг, пересекая наискосок пустую, огороженную невысоким, таким, что взрослому человеку можно легко перешагнуть, забором площадку, на которой обычно возилась, занятая своими детскими делами, малышня под присмотром мам и бабушек. Но сейчас дождь всех прогнал домой.

Еще только начало октября, а погода испортилась, кажется, окончательно. Яна вбежала в подъезд и остановилась перед лифтом, стряхивая капельки дождя с зонтика. Как же она сегодня устала, и опять не успела поесть. Ноги гудят, а желудок настойчиво требует пищи. Нужно срочно подумать о чем-нибудь приятном. Яне это всегда помогает взбодриться. Ну, да, ведь совсем скоро ее день рождения. И Антон уже сказал, что поведет ее в ресторан. Он такой заботливый. Как хорошо, что он у нее теперь есть. И как она раньше жила без него? А ведь жила же…

Осень 1974 года была одной из самых теплых, когда-либо случавшихся за последние сто лет, но Яна этого не помнила. Не помнила она и как ее забирали из роддома. Многочисленная родня с цветами и подарками встречала маму у дверей городского роддома.

Девочка начала ощущать себя где-то года в три. Тогда ее семья жила в стареньком двухэтажном доме, в котором все удобства располагались во дворе. В каждой из восьми квартир деревянного домишки проживало сразу по несколько семей. Соседи постоянно ругались, деля квадратные метры и воздух. Ссоры вспыхивали по любому, самому незначительному поводу, стоило двум хозяйкам встретиться на общей кухне. И только в праздники на время прощались все старые обиды, пропадали все разногласия, и жильцы дома дружно объединялись за общим столом, щедро делясь с соседями нехитрым угощением. Но как только веселье заканчивалось, ссоры вспыхивали с новой силой.

Яна вместе с мамой и папой, жила в большой комнате, единственное окно которой выходило в просторный сад, обнесенный высоким забором с массивными, выходящими на улицу, воротами. Но хоть комната и была большой, места для всех едва хватало, поскольку почти всю площадь комнаты занимала печка, сложенная из кирпича и беленая известью. Каждый вечер мама, работавшая нянечкой в детском саду, ожидая отца к ужину, жарко топила печь. Но тепло долго не держалось в стареньком доме, и утром все равно приходилось просыпаться в порядком остывшей комнате, да еще и умываться холодной водой.

Но девочка не унывала. Другой жизни она не знала. Она привыкла жить так, да и холодно было только зимой. Зато летом в саду, примыкавшем к дому, поспевали сладкие яблоки и груши, зрела клубника и смородина, колючие кусты малины покрывались отборными ягодами, а на грядках вырастали пупырчатые огурцы и красные, пахнущие землей и солнцем помидоры.

Ребятни во дворе было много — почти в каждой семье был ребенок, а то и два — и Яна в детстве никогда не страдала от одиночества. Она любила шумные, подвижные игры, была заводилой дворовой компании, и никогда не давала себя в обиду, частенько пуская в ход кулаки.

Когда девочка пошла в школу, их дом расселили. К тому времени они уже остались вдвоем с матерью. Отец нашел себе другую женщину. Мама восприняла уход мужа довольно спокойно, и Яна долго злилась на нее за это. Но со временем смирилась, и даже начала получать удовольствие от тишины, установившейся в квартире, после того как прекратились, обычные в последнее время, перед папиным уходом, скандалы.

Теперь у девочки была отдельная комната. Первое время ей казалось чудом, что из крана в ванной, стоит только повернуть рычажок, струйкой бежит горячая вода. Больше не нужно было носить домой воду в большом ведре, которое больно оттягивало руку, выплескивая холодные капли на голые ноги. Да и туалет теперь был в квартире.

Школа тоже пришлась девочке по душе. Яне нравилось учиться. Оказалось, что у нее хорошая память. Смышленый ребенок, она легко постигала различные науки. Особенно ей давалась математика. Когда на контрольной подружка Лена, сидящая с ней за одной партой, жалобно просила:

— Реши, пожалуйста, задачу.

Яна на протянутом листочке быстро выводила решение, а сама внутренне недоумевала, ну как можно не понимать таких элементарных вещей. Это же так просто. Главное правильно применить формулу, и все получиться.

В восьмом классе девчонки заговорили о мальчиках и начали бегать на дискотеки в городской дом культуры. Яна иногда тоже выбиралась вместе с ними. К тому времени она из тоненькой застенчивой девчушки уже превратилась в стройную юную девушку с тугой пепельной косой и нежным взглядом чуть раскосых зеленых глаз. И от этой перемены немного смущалась, особенно, когда ловила на себе заинтересованные взгляды парней постарше.

Танцпол располагался на втором этаже просторного старинной постройки здания, и нужно было подняться по широкой лесенке. Музыка гремела так, что было слышно на улице. Девчонки и мальчишки энергично двигались под популярные тогда, в конце восьмидесятых, мелодии. Иногда ведущий объявлял медленный танец, и тогда пары, крепко прижимаясь в темноте друг к другу, кружили в центре зала. Те же, кто не танцевал, в основном это были мальчишки постарше, группками стояли вдоль стен, наблюдая за танцующими.

На первом этаже под лесенкой, располагались туалеты. В тесном, всегда темном коридорчике перед ними девчонки курили наравне с мальчишками. Иногда прямо там подвыпившие парочки занимались сексом. Янины подружки тоже бегали туда, чтобы украдкой покурить или поболтать с понравившимися ребятами, но ей все это было не интересно. Курить она никогда не пробовала, а заниматься сексом просто так, с первым встречным, только ради удовольствия, не могла. Она верила, что когда-нибудь встретит того единственного…

Школу Яна окончила с золотой медалью, и решила поступать в медицинский. Услышав об этом, мама возмутилась.

— Ну, какой медицинский, дочка? У нас в роду отродясь врачей не было. Да и денег у нас нет на институт-то. Пойдешь вон в наше городское педучилище. И ездить никуда не нужно.

Но Яна чувствовала, что она должна лечить людей. Не зря же соседка тетя Маша всегда прибегает к ней, когда от разгулявшейся мигрени уже перестают помогать лекарства. Девушка проведет рукой по волосам пожилой женщины, посмотрит ей прямо в глаза, и головная боль у той постепенно затихает.

— Золотые у тебя руки Яночка. Тебе нужно людей лечить. — Вздохнет тетя Маша, а потом подхватиться, засобирается домой, кормить внука ужином.

В первый МЕД Яна все-таки поступила, причем с первой попытки. И все шесть лет обучения прилежно постигала азы будущей профессии.

На пятом курсе ее вдруг настигла любовь, про которую Яна думала, что это на всю жизнь. Игорь красиво ухаживал за девушкой, даря цветы и подарки, вот только о свадьбе почему-то не заговаривал. Но куда им спешить, учатся ведь оба. Вот окончат институт, и тогда уж…. У Яны сладко замирало сердце, думая об этом.

Под Новый год Игорь пригласил Яну в свою компанию. Девушка так радовалась, что познакомиться с его друзьями. Но когда они на такси ехали в квартиру его друга, где должны были встречать Новый год, Яну почему-то охватило беспокойство, по мере приближения к месту медленно перерастающее в настоящую панику. Она попыталась взять себя в руки. Чего она волнуется, ведь рядом с ней Игорь. Вот он сидит на сиденье, почти вплотную придвинувшись к девушке, держа ее руку в своей. Но какое-то шестое чувство подсказывало Яне, что это именно от него исходит непонятная тревожная волна и девушка никак не могла успокоиться. Когда машина затормозила, она постаралась отбросить сомнения и вслед за ним направилась к подъезду.

С друзьями Игорь ее действительно познакомил, а вот дальше все пошло совсем не так, как планировала Яна. В компании она оказалась единственной девушкой. Когда ребята изрядно напились, Игорь на глазах у остальных предварительно изнасиловав Яну, предложил всей компании поразвлечься. Домой она попала только следующим вечером, и о сексе к тому времени знала все, что только можно.

Тяжело пережив предательство любимого человека, Яна с трудом нашла в себе силы, продолжать учебу. Получив диплом, она осталась в Москве. Сняла маленькую квартирку на самой окраине города и устроилась районным терапевтом в одну из столичных больниц. До работы приходилось добираться очень долго. Сначала на метро с двумя пересадками, потом автобусом. Поэтому, времени больше ни на что не оставалось, но Яна не жаловалась. Ей нравилась ее работа.

Через три года после окончания института в ее жизни появился Владимир Тарасов. Познакомились они случайно, когда его после нетяжелого ранения, полученного в аварии, доставили в больницу. Яна проходила по коридору, когда услышала сзади голос.

— Девушка, вам очень идет белый халат.

Она обернулась. Молодой человек улыбался, весело глядя на нее. Повязка на голове сползла, и частично закрывала глаз, под которым расплывался лиловый синяк. Она невольно улыбнулась.

— Ну вот, и вы надо мной смеетесь.

— Что вы, нет.

Она тут же смутилась, под его пристальным взглядом. Он это заметил.

— Доктор, помогите мне. Я умираю.

— Что с вами?

— Наверно, это любовь, доктор. К вам.

Яна хотела разозлиться и не смогла. Она повернулась и пошла дальше. Но пациент не отставал. Он весело крикнул ей вслед.

— Когда меня выпишут, приглашаю вас в театр.

И он действительно купил билеты. Яне очень понравился общительный, веселый молодой мужчина, и только уже потом, гораздо позже, после свадьбы, Яна начала понимать, почему. Владимир был копией Игоря. Те же глаза, нос, губы. Вот только характер у него был совсем другой.

Но их семейная жизнь не задалась, скорее всего, именно потому, что Яна искала в муже Игоря. Через год после свадьбы, они как-то отдалились друг от друга. Владимир начал выпивать. Всегда спокойный, теперь он, напившись, начинал ругаться. Яна все больше отмалчивалась, виня только себя в том, что у них не сложилось. Ведь она никогда не любила мужа. Она любила Игоря. Но ее молчание только раздражало Владимира. Он становился все агрессивнее, и Яна про себя радовалась, что не поторопилась с детьми.

Она выдержала три года, а потом ушла от мужа и даже поменяла место работы, устроившись сиделкой в дом престарелых. От мужа у нее осталась только фамилия — Тарасова. Вскоре у нее появилась квартира в Москве, которую в благодарность за уход ей оставила одна из пациенток заведения, одинокая старушка, скончавшаяся в доме престарелых от рака.

Так Яна и осталась в Москве. Ну а когда еще через три года умерла мама, ее и вовсе перестало что-либо связывать с маленьким городком, в котором она когда-то родилась. Сейчас она снова работала в больнице, правда уже в другой.

А теперь вот появился Антон. Просто подошел на улице и попросил ее телефон. Правда, Яна очень хотела, чтобы он это сделал. Она увидела его еще в автобусе, и он ей очень понравился. Только выглядел он там немного нелепо, словно впервые в жизни пользовался общественным транспортом. И как потом оказалось, это было недалеко от истины. Нет, общественным транспортом он, конечно же, пользовался, но давно, еще до того, как приобрел машину. Сейчас же его железный конь находился в ремонте, вот и пришлось ему добираться до дома, как все простые смертные.

Яна смотрела на него и мысленно молила: «Ну, подойди же ко мне. Поговори со мной». И он подошел. Сначала как-то робко, нерешительно, а потом она уже и не помнила, как, но они вдруг оказались за столиком маленького уличного кафе. На клетчатой скатерти дымились, остывая чашки с кофе, а она все слушала такой густой, ставший вдруг родным, голос.

Через месяц Антон переехал к ней в квартиру, и почти сразу сделал предложение. Но свадьбу пришлось отложить на три месяца, так как его родители, находились за границей. Отец Антона преподавал психологию и сейчас читал курс лекций в американском университете. Антон же очень хотел, чтобы они присутствовали на торжестве.

Яна ключом открыла дверь, скинув сапоги, прошла в комнату и опустилась на диван. Как же она устала. Все тело гудит. Но с этим ничего не поделаешь. В больнице сейчас самая работа. Середина осени — пора простудных заболеваний. Начинаются всякие эпидемии гриппа. Прививки-то у нас делать никто не любит. И к врачу сразу не идут. Почитают медицинскую энциклопедию и в аптеку. Лекарств накупят и сами лечатся, да все ждут, может рассосется. Но рассасывается, как правило, редко. К врачу попадают, когда уже болезнь бушует вовсю. Вот и приходится прилагать все силы, чтобы не было у таких больных осложнений. Но Яна готова терпеть. Ведь в медицинский она для того и пошла, чтобы помогать людям.

Яна почувствовала знакомое покалывание в груди. Так, Антон уже поднимается по лестнице, а у нее нет сил даже подняться. Вот так бы и сидела на этом удобном диване, утопая в мягкости подушек. Звонок разорвал тишину квартиры. Вся усталость мигом куда-то делась, и Яна поспешно отрыла дверь.

— Опять изнуряешь себя работой? Устала так, что даже раздеться не можешь.

Антон чмокнул ее в щеку.

— Да нет, ничего. Просто, я только вошла.

— Тогда раздевайся, мой руки, а я пока приготовлю ужин. Должен же я тебя баловать?

Пока Яна переодевалась в домашнее платье, она слышала, как на кухне шумит вода, что-то скворчит на сковородке. С шумом подъезжающей к перрону электрички закипел чайник. Это Антон, беспокоясь о ней, подарил ей этого свистящего монстра. Яна раньше иногда забывала выключить конфорку. Теперь уж точно не забудет. Она счастливо рассмеялась. Больше она уже никогда не будет одна.

***

Удача не может длиться вечно. Семен Васильевич убедился в этом, стоя перед дверью в квартиру, где сейчас, по словам Савостиной, проживала Лидия Петровна Ланская, значившаяся в его списке под номером четыре. Он жал на кнопку звонка, но так хорошо начавшийся день, очевидно, решил, что хватит уже, достаточно везенья сегодня выпало на долю сыщика Архипова. За дверью стояла тишина, нарушаемая лишь стуком молотка несколькими этажами выше. Ну, и что прикажете делать?

Впрочем, оставался еще один бывший ученик 11 «а», тоже до сих пор проживающий в родном городе. Как же его имя? Семен Васильевич заглянул в список. Ах да — Горчаков Игорь. Ну, вот и славненько. Можно пока отправиться к нему, а там глядишь, и Ланская вернется домой.

Идти было недалеко, даже не пришлось заводить машину. Горчаков проживал в соседнем с Ланской доме. Ну, еще бы! Поэтому и оказались в одной школе. Хотя в этом городке, таком маленьком по сравнению с огромной Москвой все жители почти соседи.

Семен Васильевич, не смотря на свой возраст, бодро взбежал по лестнице на пятый этаж. Но и по этому адресу его ждала неудача. Правда дверь на его звонок распахнулась почти сразу, но когда он сообщил о своем намерении поговорить с Игорем Горчаковым, миловидная, довольно молодая еще, какая-то миниатюрная что ли — по крайней мере, именно это определение крутилось на языке у Архипова — женщина приветливо ответила:

— А Игорек на работе. А вам он зачем?

— Да вот дело у меня к нему. — Семен Васильевич показал свое удостоверение.

— Частный детектив? Что-то случилось? — Она смотрела на мужчину широко распахнутыми, голубыми, чистыми как у ребенка глазами и Семен Васильевич поспешил ее успокоить:

— Да нет. Просто ваш муж может мне очень помочь в одном деле.

— Но он будет не раньше семи.

Семен Васильевич взглянул на часы. Пять. Ну что ж, придется подождать. Ничего, он к этому привычный. Его не раздражает долгое сиденье на одном месте.

— Если вы не против, я подойду в половине восьмого?

— Ну, конечно. Мы все равно долго не спим. — Она улыбнулась гостю. Улыбка у женщины была светлая, радостная. Она сразу же словно озарила ее, в общем-то, не слишком красивое лицо, делая его обладательницу гораздо привлекательнее.

Семен Васильевич спустился вниз, купил в ближайшем магазине кое-какой нехитрой еды — термос с чаем по старой, приобретенной еще на службе, привычке всегда лежал на заднем сиденье автомобиля — и приготовился к томительному ожиданию.

Ровно в половине восьмого он уже снова звонил в дверь квартиры. На этот раз выглянул мужчина, и Семен Васильевич в первую минуту даже поразился, как нелепо должно быть супруги Горчаковы выглядели рядом. Женщина, с которой он общался сначала, была маленького роста и худенькая, как тростинка. Она всем своим видом напоминала ребенка. Детина же, который стоял перед ним сейчас, выглядел просто устрашающе. Рост не менее двух метров и одутловатая, нездоровая полнота, давно ставшая не просто избыточным весом, а проблемой, с которой следовало немедленно обратиться к врачу. Скорее всего, мужчина страдает сахарным диабетом и явным нарушением обмена веществ. Однако, когда он заговорил, голос его звучал мягко и мелодично.

— Добрый вечер. Это вы хотели со мной поговорить? Жена мне передала.

— Вы Игорь Горчаков?

— Он самый. Собственной персоной. — Улыбка у него была такая же добрая и радостная, как у жены. — Да вы проходите. Посидим, чайку попьем.

Игорь посторонился, пропуская гостя в квартиру. Через две минуты они уже сидели за столом в тесноватой, чистенькой кухне.

— Вы уж извините, что здесь. Просто в комнате ребенок спит. Приболел, капризничает, вот и не ложиться в свою кроватку. Веруша его еле уложила.

Значит, жену зовут Вера. Семен Васильевич про себя несколько раз произнес имя, словно пробуя его на вкус. Применительно к хозяйке этого дома, оно звучало правильно и логично.

А эта самая хозяйка уже разливала чай по красивым керамическим кружкам, подвигала поближе к гостю розетку с домашним вареньем, вазочку с конфетами, печеньем. Радушие, с каким в этом доме встретили, в сущности, совсем незнакомого человека говорило о том, что хозяева рады любому гостю и открыты для всех. Редкое сейчас качество. Не каждая семья может похвастаться бескорыстным гостеприимством.

Вера разлила чай, и сама присела к столу. Значит, у главы семьи нет от жены секретов. Ну что ж. Пора приступать к делу. Время уже позднее, а им завтра, наверное, рано вставать на работу.

— Игорь, у меня к вам, в сущности, несколько необычное дело. Понимаете, меня наняли, чтобы разыскать ваших бывших одноклассников…

Семен Васильевич осторожно подбирал слова, чтобы не напугать мужчину, и в то же время постараться расположить его к себе, заставить вспомнить максимум информации. Но этого оказалось ненужным. Игорь не дал ему договорить.

— Я догадываюсь, кто вас нанял. — Весело перебил он гостя. — Это Костик Суходольский. Все-таки надумал собрать всех вместе.

— Суходольский Константин? — Семен Васильевич не смог скрыть удивления, но быстро взял себя в руки, надев на лицо маску заинтересованности.

— Впервые слышу это имя.

Он точно помнил, что имя это под номером пять есть в его списке.

— Ну, да Костик. Он давно писал о том, что хочет всех нас собрать. Чтобы посидеть, как раньше, вспомнить молодость, поговорить. Да все у него времени не было. Он теперь большим человеком стал. Бизнес у него свой. Несколько магазинов имеет.

— Писал?

— Ну, да. В своем блоге.

И как же ты Семен Васильевич про интернет-то забыл. Всякие там «одноклассники», могут тебе очень пригодиться.

— И со многими ребятами вы поддерживаете связь?

— Да, нет. Только с Андрюхой Даниеляном, мы с ним со школы дружим. Постоянно созваниваемся. Да вот еще в социальных сетях отыскались Мишка Сурков и Серега Поддубный. Сами вышли на меня. — Он виновато улыбнулся, словно оправдываясь. — Я же системный администратор. Целый день за компьютером. Вот и отдыхаю иногда.

Ну, понятно, сидячий образ жизни, вкусная обильная пища, и вот результат. Менять тебе, Игорь, нужно свой образ жизни. Он у тебя неправильный. Судя по твоим же словам, отдыхаешь от своей работы за компьютером ты, сидя за ним же, только на других сайтах. А тебе, брат, двигаться нужно, гулять пешочком по улице.

Семен Васильевич произнес все это мысленно, и тут же сам себя одернул. Ну, кто он такой, чтобы других жизни учить? Чтобы решать, что правильно, а что неправильно? Ты Семен Васильевич здесь по делу, вот и не лезь, куда не надо. Он вновь обратился к хозяину дома, с самым главным вопросом, ради которого, собственно, и пришел сюда, так как в том, что Горчаков проживает именно в этой квартире, он убедился еще в свой первый приход, и уже мог бы отчитаться перед заказчиком. Но как тогда искать остальных учеников 11 «а» класса?

— В таком случае, может быть, вы подскажете мне, где можно найти ваших одноклассников? Хотя бы тех, о которых вы сейчас говорили.

— Андрей теперь в Москве живет. Я даже точный адрес могу вам сказать. А вот ребята, знаю только, где работают. Мы же не очень тесно общаемся. Да, и про Костика слышал лишь, что где-то на Павелецкой у него магазин.

Семен Васильевич записал все продиктованные адреса в свой блокнот, снабдив их собственными, понятными лишь ему одному, пометками. В принципе, можно было уходить. Он уже узнал все, что мог, и больше Игорь Горчаков вряд ли чем-то ему поможет. Но Семену Васильевичу показалось неудобным сразу же откланяться. Слишком уж радушные были хозяева.

Они еще немного поговорили, обсудили, так понравившуюся Игорю, идею встречи одноклассников, пришедшую в голову неведомому для Семена Васильевича бизнесмену Суходольскому, называемому просто Костиком, даже коснулись политики. В компании Горчаковых Семен Васильевич чувствовал себя легко и непринужденно. Наконец, он поднялся.

— Спасибо вам большое. Вы меня очень выручили.

— Ну, что вы. Рад был вам помочь.

— До свидания.

Семен Васильевич вышел на темную, почти уже опустевшую улицу. Заметно похолодало. Несильный, но зябкий ветер гнал листву по мокрому асфальту. Редкие прохожие спешили по домам. Семен Васильевич взглянул на часы. Без пятнадцати десять. Глубокая ночь для местных жителей. Здесь же не Москва, в которой жизнь не затихает даже под утро. Такие вот провинциальные городишки засыпают гораздо раньше мегаполисов.

Он еще раз поднялся к Ланской, но на его звонок снова никто не открыл. Нужно было принимать решение, стоит ли ожидать дальше или лучше попытать счастья завтра. Конечно, утром снова ехать в другой город не хотелось, но и ждать неизвестно сколько…. А если она вообще сегодня не появиться? Значит, придется ехать. Семен Васильевич должен убедиться, что Лидию Петровну, возможно, отыскать по этому адресу. Он привык к аккуратности. Но прежде нужно позвонить Якову и продиктовать адрес Горчакова.

***

Архипов нашел еще одного. Полторанин бросил взгляд на часы. Пожалуй, еще не поздно для звонка. Он вновь набрал все тот же номер.

— Еще один. Горчаков Игорь Михайлович. Проживает в том же городе, где и учился.

На этот раз после того, как он продиктовал адрес, невидимый собеседник не сразу повесил трубку. Он немного помолчал, и сказал своим металлическим, ледяным голосом:

— Продолжайте.

Но слушать ответ Якова не стал, и тому пришлось оборвать, уже готовую сорваться с губ фразу на полуслове, услышав ворвавшиеся в ухо гудки. Якову показалось, что даже гудки эти звучат намного жестче и тревожнее обычного. Протяжный металлический звук словно расплавлял свинец, уже отзвучавшего голоса и тот плавно перетекая по проводу, наполнял голову тяжестью, придавливая Якова к полу.

***

Вот Костик молодец, давно уже пора было собраться всем вместе. Тем более что в этом году у их выпуска круглая дата. Как-никак двадцать лет уже не переступали они порог родной школы в качестве учеников. И визит сыщика не случаен. Это точно идея Костика. Он, скорее всего, хочет сделать сюрприз и для учителей тоже, поэтому ищет ребят не через школу. Возможно, сотрудники учебного заведения следят за своими выпускниками, ведь проводят же они всякие вечера встречи — Игорь и сам поначалу ходил на такие мероприятия в первую субботу февраля, а потом институт, учеба, на пятом курсе появилась жена, родилась дочка, и его как-то затянул быт, стало некогда. Конечно, проще было бы запросить данные на учеников в школе, но тогда, какой же это сюрприз? Вот он и нанял сыщика. В общем, молодчина.

Было бы интересно поговорить с ребятами, узнать, как у них жизнь сложилась, кем они стали. У всех уже наверняка семьи, дети. У него вон второй уже. Сын. Наконец-то. Игорь и в прошлый раз ждал мальчика, но судьба распорядилась иначе. Ну и ладно. Девчонка тоже хорошо. Тем более такая бойкая и смышленая, как его Аленка. Сейчас Игорь очень по ней скучает. Когда родился Минька, такой слабенький и беспокойный, девочку пришлось временно поселить у бабушки. А то Веруне тяжело с двумя-то. Конечно, они навещают дочку каждый выходной, но все равно скучают.

Игорь Горчаков посмотрел в окно, на мокрый пополам с почти растаявшим снегом дождь, ложащийся на асфальт. Автобус остановился на светофоре. Пожалуй, стоило бы ходить на работу пешком. Врачи в один голос твердят, что ему необходимо двигаться. Но при ходьбе он почти сразу начинает задыхаться, и очень быстро устает. Как он утомился от своей болезни и постоянных инъекций инсулина.

Думая о своем, Игорь не обращал внимания на сидящего напротив мужчину, украдкой поглядывавшего на него. Вышли они тоже на одной остановке. Мужчина проводил Игоря до городского отделения пенсионного фонда, где тот и трудился в должности системного администратора.

Когда Игорь скрылся в дверях, мужчина сел в подъехавшую машину, с номерами московского региона. Достав телефон и дождавшись ответа абонента, он коротко сказал:

— Этот тоже чист.

— Вы знаете, что делать. — Собеседник повесил трубку.

Вечером, когда Горчаков все так же на автобусе возвращался домой, эта же машина, только уже с другими номерами, поджидала его у подъезда. Заметив, что он приближается к дому, все тот же мужчина, который утром сопровождал его до работы, быстро нырнул в подъезд и поднялся на один этаж. Немного постоял там и, услышав, что дверь открывается, стремительно сбежал по лестнице вниз. Столкнувшись в дверях с Игорем, не успевшим отскочить в сторону, незнакомец вроде бы случайно чуть не сшиб его с ног, навалившись плечом, задев сжатой в кулак рукой, и стремительно выскочил из подъезда.

Игорь почувствовал легкий укол в предплечье и инстинктивно отступил, прижавшись к стене. Рука непроизвольно потянулась к плечу, но внезапная боль уже прошла. Он инстинктивно потер раненое место — чем это он так меня задел — и оглянулся на незнакомца, но наткнулся взглядом на закрывающуюся дверь. Встречный мужчина оглядываться не стал, быстро прошмыгнув мимо Игоря, он выскочил на улицу и снова забрался в машину, тут же тронувшуюся с места.

Конец ознакомительного фрагмента.