Черная осень

Галина Гончарова, 2021

Люди верят в богов, а боги играют людьми. Желание богини позабавиться поменяло местами девушек из двух разных миров. Аня рождена принцессой, но в ее родной стране революция и разруха. Императорскую семью приговорили к смерти, и только воля богини спасает ее от гибели. Теперь ей предстоит адаптироваться в двадцать первом веке. Но сможет ли девушка выжить в современной России? Яна родилась и выросла дочерью лесника. Но волей судьбы она попадает в тело Анны за несколько секунд до смерти. Отбиться от врага, умея обращаться с оружием, несложно, а вот что дальше делать? И сможет ли она сделать хоть что-то в охваченной революционным безумием Русине?

Глава 2

По лесу, по пустыне, в ранний и поздний час

Анна. Россия

Было больно.

Болела голова, болела спина, болело… Да все болело, откровенно-то говоря.

Анна всхлипнула и открыла глаза.

Память возвращалась медленно.

Неужели это — было?

Она…

Отец, маменька, сестры — и расстрел. Жестокий и беспощадный.

И последняя вспышка света — черная звезда.

И…

Анна поежилась. Неужели ЭТО — было?

Хелла.

Вообще, в Русине официальной религией считалась вера в Единого Спасителя, который снизошел на Землю и бродил по ней сорок дней и ночей, помогая людям и обучая их. А потом вознесся на небо…

А Хелла…

Сейчас это — демон ада. Но образование у Анны было хорошее, и она помнила.

Некогда небо населяли воинственные боги. Могучий Одаль, который разъезжает на огнегривом коне и поражает молниями нечисть, его ближайший помощник — бог войны, Рор, бог океанов и морей — Авьерт… И Хелла — среди прочих. Богиня смерти.

Это было давно, когда люди еще не знали истинной веры. Потом старые боги забылись…

Оказывается, не до конца.

И у нее в роду были жрецы Хеллы. Жрицы.

Страшно-то как!

Мамочки!

Рука сама метнулась сотворить символ Спасителя — лестницу, по которой он поднялся на небо. А в этом мире Спасителя нет. И символ другой… И рука повисла плетью на полдороге.

А можно ли?..

Анна кое-как поднялась.

Голова разламывалась и от своих воспоминаний, и от воспоминаний Яны, но сидеть здесь и пытаться все освоить? Ночью, на улице… Нет, это не выход.

Анна закусила губу. Память Яны была при ней, она подсказывала, куда идти домой, надо только дойти…

В подворотне раздался тихий стон.

Анна ахнула, огляделась вокруг…

Они пока еще были здесь. Те, кто напал на Яну. Те, из-за кого девушки поменялись местами. Здесь — и еще живые. Доживающие последние минуты своих жизней.

Анна ахнула, прижала ладонь к губам…

Рядом валялся нож.

Нож, на котором еще не высохла Янина кровь — ее кровь…

А ее ведь убили — здесь.

И шило, которым Яна пыталась защититься. У них же самооборону — нельзя, ножи — ай-яй-яй. А вот шило… несла в кармане, бывает. Случайно ткнула, не хотела плохого!

Рука сама прибрала его в карман, хозяйственно, привычно…

Оба мужчины были еще живы, и первый, и второй: шило оказалось коротковато, не достало до сердца. Но убить Яна пыталась всерьез.

А она… она — может?

Если бы Анна могла, она бы ринулась прочь. И, конечно, ничего бы не сделала. Только вот сил хватало пока только стоять. Анне казалось, что при первом же шаге она попросту упадет навзничь. Стоит только двинуться — и все.

Оставалось смотреть.

И…

Она может — убить?

Или нет?

Она…

Анна понимала, что у нее просто не хватит решимости. Вот так, беспомощных, безоружных… Яна бы смогла…

А еще — она должна Хелле…

Последнее было главным доводом.

Боги жестоки и коварны, и плодить долги богам — это нарываться на неприятности. А уж быть должной богине Смерти!

Анна даже охоту ненавидела лютой ненавистью. Убивать животных ради развлечения — гадко, гадко!!! А здесь — люди…

Но она слово дала…

Четыре жертвы…

Жоржи… Георгий, как и отец. Растрепанные волосики, круглые глазенки, вцепившиеся в платье маленькие пальчики…

Ее сын.

Здесь ли, там ли… Разве есть разница? Хелла не лжет.

Ради сына… она сможет?

Анна медленно опустилась на колени. Подобрала нож. И почти на четвереньках подползла к своим несостоявшимся убийцам.

Все княжны помогали в госпитале. Анна привычно провела рукой, нащупывая биение пульса… Есть.

Живой.

И… убить?

Ради сына.

Она должна остаться здесь на год, она должна сделать все, что угодно Хелле, ее вернули в мир…

Она справится.

Надо ударить точно в сердце. Вот сюда…

Сердце Анна тоже нащупала вполне профессионально.

Нож словно сам потянул ее руку вниз.

— Тебе, Хелла!

Тело под ее руками выгнулось, обмякло… раздался какой-то отвратительный булькающий звук — и Анна зажала уши.

Не слушать, нет…

И вытащить нож из раны.

Второй негодяй — еще жив?

Он был жив. И даже приходил в себя, стонал, пытался шевелиться, но получалось плохо…

Волной накатил ужас. Анна понимала, что здесь и сейчас она полностью беспомощна. Она не сможет защитить себя. А это здоровый мужчина, то ли пьяный, то ли в наркотическом дурмане…

Она ударила в услужливо подставленную спину.

Раз, и второй, и третий…

— Тебе, Хелла. Тебе…

Бессвязный шепот, срывающийся с губ.

И… неожиданный прилив силы. Словно она только что выпила бокал вина.

Сил хватило подняться.

А потом?

Вот оно — благословение Хеллы?

Анна действовала так, словно кто-то другой ее рукой водил. Она хладнокровно обыскала обоих мужчин, собрала все имущество в свою сумку, внимательно осмотрела закоулок с помощью фонарика в телефоне… м-да. Натоптала.

Но тут ничего не поделаешь.

Все проверить, все собрать, взять и нож и шило, завернуть в полиэтиленовый пакет, который Яна хозяйственно носила в кармане, и только потом отправиться домой.

Улики?

Какие-то идеи?

Мысли?

Только одна, как и у всякого испуганного, загнанного животного. Спрятаться, уползти, залечь в нору… Здесь и сейчас княжна Анна не сильно отличалась от загнанной лисы. Убежать и спрятаться. Спрятаться — и отлежаться.

Зачем она унесла с собой нож и шило?

Да она и в страшном сне на этот вопрос не ответила бы. Не осознавала еще. Действовала так, как подсказала память Яны. Интуиция Яны. Ее наука…

Вот и знакомый забор. И калитка.

Руки Яны все помнят, тело само нажимает кнопки кодового замка, само распахивает калитку ровно настолько, чтобы та не скрипнула, быстро и тихо проходит по двору…

Шаг, второй, третий…

Кажется, кто-то собирается выйти во двор, но уже поздно. Анна открывает дверь своего дома — и проскакивает туда.

И оседает на пол.

Сил хватило кое-как задвинуть засов изнутри — и доползти до убогой кровати. Упасть, не раздеваясь, и прижать к себе нож.

Все завтра, обо всем она подумает завтра, завтра… Сегодня и сейчас ее силы исчерпаны. Ей надо хоть немного поспать, все остальное потом.

Кошмары?

В том ужасе, в который превратилась ее жизнь, кошмарные сны попросту не котируются.

Анна провалилась в сон, даже не сняв ботинки. И не поняла, что успела в последнюю минуту.

На улице разразилась гроза. Да такая…

Форменный водопад.

Дождь ливанул в единый момент, промочив все и всех насквозь, смыв все следы и начисто уничтожив улики. Трупы, конечно, остались, но…

И лил он до утра.

А Анна спала — и во сне видела Яну. Видела отданную ей память…

* * *

Яна?

Нет.

Ее тезка. Анна.

Только вот родное имя никогда не нравилось Яне. Мать назвала ее в честь бабушки — своей матери, но Яна ее и в глаза не видела. Да и мать…

История семьи начиналась для Яны с того момента, как девушка из достаточно богатой семьи решила развеяться с компанией таких же сопляков. Съездить отдохнуть в заповедник.

Ага, прогулялась, называется.

В лесу главный — лесничий. Вот он, Петр Валентинович Воронов, и царил безраздельно в заповеднике.

Он был не в восторге от компании мажоров, но кто платит — тот и заказывает музыку. А их бабы… Манерные дуры и стервы.

Диагноз Воронов поставил совершенно правильно. Но…

Судьба бывает большой шутницей.

Ровно на третий день мать Яны поссорилась с парнем. Тому, видите ли, захотелось секса в коллективе, а девушка искренне считала, что раз уж она снизошла до убогого, то о групповухе не может быть и речи. Пусть любит ее и восхищается.

Слово за слово, бутылкой по столу…

Дело кончилось дракой, половину компании увезли в травмпункт, а Ангелина осталась в лесничестве. И как-то незаметно оказалась в постели лесника.

Хороша была — невероятно.

Яна мать помнила… и та до странности была похожа на ее императорское величество. Разве что волосы не прямые и серебристые, а золотые и кудрявые. А вот черты лица, фигура… Есть от чего сходить с ума мужчинам.

Конечно, это приключение ничем не кончилось бы. Мало ли кто и у кого в постели оказывается?

Если бы Ангелина не забеременела.

Если бы у нее не оказался отрицательный резус. А при отрицательном резусе аборт может потом и бесплодием обернуться. Случается. Если у женщины минус, если у мужчины плюс…

Если бы ее родители не уезжали за границу, в Израиль на постоянное место жительства, наплевав на дочку-свистушку.

И если бы Петр не оказался честным человеком, который предложил девчонке руку и фамилию.

Сердце?

Сердце он отдал маленькой Яне. Сразу — и навсегда.

Малышка росла папиной дочкой.

Сначала у мамы не было молока и папа выкармливал Яну козьим молоком, ради этого заведя козу и научившись ее доить.

Потом, когда малышка чуточку подросла и начала болеть, — выкармливал ее ягодами, выпаивал опять же молочком, растирал барсучьим жиром… Постепенно малышка превратилась в здорового и жизнерадостного ребенка, который носился хвостиком за папой.

Мама их бросила, когда Яне было пять лет.

Лесничество по-прежнему посещали охотники. И одному из них приглянулась жена лесника.

Что сказать?

Поохотился.

Добыл, порадовался, увез…

А уж как порадовался лесник, который понял за эти годы, что дельфин с русалкой вот ни разу не пара. Да он счастлив был!

Подписал все бумаги на развод и в качестве отступных получил квартиру для Яны. Не абы где, в областном центре. Хотел отказаться, но Ангелина уговорила.

Для дочери ведь!

Мало ли — захочет учиться, приедет… Опять же, квартиру можно сдавать, деньги класть на счет… поди, плохо? Считай — с нее единоразовые алименты. Раз уж девчонка с ним остается.

Петр внял и согласился.

Так он и делал все время. Сдавал квартиру, копил деньги для дочери.

Взять дочь с собой? Ангелина не могла и не хотела этого. Да и Яна не хотела. Стопроцентно папина дочка.

Папа научил ее ходить по лесу, скрадывать зверя, ставить и разряжать силки и капканы, стрелять и бороться, свежевать зверя и готовить еду на костре…

В четырнадцать лет Яна убила своего первого кабана, а это звери хитрые и умные, не абы что и кто.

Отряд спецназа с удовольствием принял бы Яну Воронову в свои ряды.

Учиться в школе? Заочно. Экстерном. По заданиям, по книгам, которые Петр привозил на заимку в огромных количествах, потом по интернету, когда он наконец появился в лесничестве…

Яна росла не дурочкой, но лесной девочкой.

Пройти по болоту? Пожалуйста!

Разобраться в сортах вина? Или сервировать стол? Смеетесь вы, что ли? Какие столы в лесу? Сказать — и то смешно!

Впрочем, в семнадцать лет идиллия кончилась. Отец настоял, чтобы Яна ехала и получала образование. Яна подумала — и согласилась. А что? Медиком она быть не хотела, ветеринаром тоже, а вот биологом… чтобы потом работать с отцом, вот здорово-то будет!

Так и решили!

Яна отправилась в областной центр и подала документы на биофак. Прошла, кстати, с первой попытки. Память у нее была — изумительная, сдать смешные экзамены в тестовой форме — да хоть шесть раз! Это же не энциклопедические знания, это простой список тем. Выучил — и гони на конях…

Квартира была, деньги на первое время были — и началась студенческая жизнь.

Казалось, все будет хорошо и спокойно. А потом грянула первая любовь.

Он!

Красивый, умный, модный, одетый от-кутюр, богатый, единственный сын у своей матери…

Сережа Цветаев.

Что он нашел в Яне?

Скорее всего, экзотику. Девушка, которая может и убить и освежевать кабана, — редкость в институте.

Что в нем нашла Яна?

Так она же раньше никогда с такими не сталкивалась! Красивые слова, как в романах, цветы, подарки…

Любовь!

Секс, конечно.

И — беременность.

Прекрасный принц обернулся склизкой жабой ровно в тот момент, когда предложил Яне пойти на аборт. Яна послала принца — и уехала к отцу.

Что там было дальше — она не знала, она просто перевелась на заочный. А что такого? Если можно? В деканате ей пошли навстречу и стали высылать контрольные работы.

Яна поблагодарила и стала отсылать их обратно. А заодно прикладывала к работам дары природы. К примеру, копченую лосятину. Или кабаний окорок — если правильно приготовить, пальчики оближешь и язык проглотишь!

Так и училась, и неплохо училась.

Любовь?

Какая любовь?!

Гошка же!!!

Сын стал Яниной любовью с первого мгновения. Стоило только взять малыша на руки…

Яна сама кормила его, сама вставала по ночам, сама купала, пеленала… Ладно! Не пеленала! И малыш лягался и пинался в полную силу.

Дед тоже был счастлив. Георгий Петрович Воронов — плохо, что ли? Наследник, продолжатель династии…

Так что тут беды не было. А вот когда Гошке исполнилось четыре года…

Малыш простыл и заболел. Простуда перешла в пневмонию. Вроде бы вылечили, но Яна повезла его в областной центр — мало ли что? Вот в больнице анализы и взяли. И осложнением пошел порок сердца. Или не успели, или недолечили, или…

Кого тут обвинишь, кроме себя самой?

Состоялся семейный совет, на котором было решено следующее.

Лечение у нас, конечно, бесплатное. Деньги на счете есть, их не так мало, но этого не хватит. Потому — продаем квартиру и добавляем. Тогда уложимся.

Покупаем конуру для собаки — было бы где спать. Яна остается в городе рядом с малышом, носит ему передачки, зарабатывает, потом, когда лечение закончится, забирает его и уезжает в лесничество.

Да, отец остается работать лесником. Кому-то же и кормить всю компанию нужно?

Опять же, выйдет малыш из больницы, Яна его в охапку — и на природу. Ее на молоке да ягодах на ноги подняли — и мальца поднимем! Никуда не денется!

Так и оказалась Яна в этой хибаре.

А ее малыш лежал в больнице, был прооперирован, прошел курс дорогостоящего лечения, сейчас проходил второй, и врачи считали, что через полгодика его можно будет выписывать.

Если все пойдет хорошо.

Если не случится ничего непредвиденного.

Если…

Замечательное слово, не так ли?

Его отец? Какой, простите, отец? Цветаев? Нет у малыша отца. Точка.

А вот мать…

Яна винила себя в болезни малыша.

Она ведь росла «лесной девочкой». Она практически ничего не знала о женском организме. То есть, чем занимаются мужчины и женщины, она знала, и про беременность, и про роды — попробуй не узнай, в лесу-то! Но к себе это не применяла.

Отец ей объяснил про критические дни, краснея и заикаясь (нелегкое это было для него дело), Яна прочла про все остальное — и успокоилась. А студенческая жизнь крутила и вертела.

И водочка в ней была, и даже травка… Когда Яна узнала, что беременна, — она сразу это прекратила. Но узнала она об этом только на третьем месяце!

Токсикоз?

Да она слова-то такого не ведала!

И… критические дни один раз пришли. Такое тоже случается. Не сразу отключились, а со второго месяца, Яна и не поняла ничего. Как тут сообразишь? Яна искренне считала, что, веди она более здоровый образ жизни, Гошка был бы сейчас здоров. И судя по словам Хеллы… Похоже, это действительно так.

Сейчас Яна делала для сына все возможное. Но лечиться ему еще долго.

А Анна…

Вот ведь проблема!

Жить-то Анне как?

Лишних денег у Яны не было вообще. Малыша хочется чем-то побаловать, подарок подарить, игрушку какую… а зарабатывать как?

В родном мире Анна ничего делать толком не умела.

Да, работала в госпитале. Но — как работала? Судна из-под раненых не таскала, полы не мыла, даже из операционной ее выгнали — дурно стало. Да и…

Анна сверилась с воспоминаниями.

В этом мире просто так работать в госпитале не пустят, нужен диплом. Как и в Русине, кстати говоря. Так что госпиталь отпадает. И платят там мало, едва ли на жизнь хватит, но уж точно не на сына.

Что она еще умеет?

У нее хорошие манеры. Она прекрасно танцует, поет, вышивает, разбирается в драгоценностях, умеет поддержать беседу…

По здравом размышлении Анна подвела печальный итог.

Ее готовили быть женой и матерью. А зарабатывать деньги ее попросту не готовили. Вообще. Никак. Банки, инвестиции… Ее потолок — благотворительный бал или вечер. Вот тут она в своей стихии. Она может идеально все организовать.

А вот вложить деньги, или как тут… кредит, заем… Нет, она с этим не сможет справиться.

Яна сейчас работала смотрителем полигона для страйкбола.

Следила за полигоном, выдавала оборудование, убиралась после игр в войнушку — да много чего надо было делать! Только вот получится ли у Анны?

С воспоминаниями Яны — получится. Криво ли, косо… вот именно, что криво и косо! Да и не заработаешь на этом достаточно, надо искать другую работу. Только какую?

Торговать? И навык нужен, и умение, и сноровка — Анна не обольщалась. Не умеет она это.

Но научится!

Понадобится — она всему научится! Ради своего сына…

Там, далеко, Яна позаботится о Жоржи. А она…

Анна вдохнула, потом выдохнула.

Ее сын — здесь.

Точка.

Ее ребенок, ее малыш, ее Георгий — он здесь. Из этого и будем исходить.

Ей надо сделать все для сына. Она справится.

Русина, окрестности г. Зараево

Яна пришла в себя рывком. Словно удар молнии.

— Проверь всех! Добей, если кто не сдох!

— А то! Ишь ты, кровопивец! Ты посмотри, сколько на нем всякого добра? Небось, в три слоя… нахапал у народа!

— А ты на баб глянь! Понятно, почему эту… штыком пришлось! На ней же как нагрудник из золота! И блестючки тут…

— Снимай и складывай в общую кучу. Потом опишем.

Голос был холодный и донельзя противный.

Яна рискнула приподнять ресницы.

Ага.

Она лежит головой к окну, голова, кстати, болит зверски, и не добили ее пока еще только потому, что она свалилась за кресло.

Удачно упала.

В комнате четверо.

Сколько в доме? Черт его знает… Одежда вся в крови? Не важно! Важно другое… револьвер!

У того, кто говорил, мужика в распахнутой кожанке, за поясом револьвер! И стоит-то как удачно, почти что в двух шагах, жаль, она пока дотянуться не может… Ничего, сможет!

Боже мой, почти револьвер Нагана!

Яна едва не расплакалась от умиления… ах ты моя прелесть! Попади ей в руки эта игрушка — она всех в расход выведет.

Спасибо, Хель!

А винтовки? Чем-то похожи на «мосинки», но немного другие. Форма? Отделка?

Дура, нашла время!

Главное, здесь есть огнестрельное оружие!

— Тут еще одна, за кресло завалилась. Щас проверю…

Кресло отодвинули в сторону, и к Яне начал наклоняться молодой (может, даже моложе, чем она) паренек. Совсем юный, еще молоко на губах не обсохло, лет двадцать сопляку. А на расстрелы уже берут.

На расстрел императора.

Проверенный, значит… Такого и убить не жалко.

Тело действовало как привыкло.

Дурашка, ну кто ж так поступает? Ногой бы перевернул… но тут неудобно, она лежит вдоль стены, на спину не перевернешь, если только пнуть… А он наклонился.

Дальше Яна действовала как автомат.

Кинжал в руке приятно придавал уверенности. И разрез на горле у парня тоже придал ей уверенности. Ровный, точный, кровь потоком так и хлынула — и Яна оттолкнула сопляка, перекатилась по полу…

Чертово платье!

Жеваные мухоморы, в жизни больше эти тряпки не надену!!!

Ничего, и так сошло.

Это тело не было тренировано, но танцевать на балах тоже, знаете ли, подготовки требует. И жизнь принцессы вовсе не настолько уж легка и беззаботна, кое-какие спортивные навыки есть…

Яна выжала из тела все, что могла.

Крутанулась по полу, оказавшись вплотную с мужиком в кожанке, и подбила его под ноги.

Такого коварства от принцессы никто не ожидал.

«Кожаный» рухнул, словно дуб обвалился, а револьвер мгновенно оказался в руке у Яны.

— Тебе, Хель!

Выстрелы прозвучали негромко. Да и кто на них обратит внимание? Может, контрольные? Добивают кого? Они ждали, они наверняка на это рассчитывали…

Один труп, второй… «кожаный» неплохо приложился головой, но оставлять за спиной такого врага? Нет, Яна не могла так рисковать.

Третий выстрел, в упор. Вот так, отлично!

Эх, не сообразила она и первого Хель подарить! Дура! Ну ничего, авось не последние покойники…

Тело Яны было наполнено острой злой силой. Она медленно поднялась на ноги.

— Суки!

Пинок достался «кожаному», чтобы стравить адреналин.

Яна огляделась.

Так… в комнате четыре тела подонков (те, кто пытался ее убить, — по определению подонки) и своих… Петер, его супруга, четверо дочерей. Шестеро своих.

Где остальные негодяи?

Хотя и так понятно. Контролируют окрестности и уничтожают прислугу. Не сами ж императоры за собой ухаживали.

От окна раздался слабый стон.

Яна выругала себя дебилкой — и бросилась туда.

Кто-то жив?

Отец…

То есть — Петер Седьмой.

Все верно, и император, и его супруга, и принцессы — все таскали на себе «золотой запас». Этакие жилеты с подшитыми в них драгоценностями. Только вот не всем повезло.

Императрице пуля пробила горло — тут не поможешь. А отец…

Яна опустилась на колени, бросила взгляд на рану…

Тоже не жилец. Чудом еще дышит…

— Ан… на…

— Я жива. Сейчас разберусь с подонками.

— Ос…

— Остальные? Прости, пап. Не успела, — Яна говорила как привыкла, но император не удивлялся. Сейчас, наверное, его бы и Господь Бог не удивил, разве что воскресить изволил бы.

— Моя воля, — император говорил почти шепотом, невнятно. — Кольцо… наследуй…

Кольцо на нем было только одно.

Здоровущий перстень — черный камень в звериных лапах. Что за камень?

А кто ж его знает?

Яна коснулась его руки.

— Клянусь. Они не уйдут безнаказанными.

Глаза Петера закрылись, словно ему безумно тяжело было держать веки открытыми. Потом медленно открылись — и поглядели на Яну.

И столько любви в них было.

Столько боли…

Нельзя сказать, что Петер Седьмой был плохим государем. Скорее — никаким. Ни плохим, ни хорошим, ни… Просто — никаким.

Но отцом он точно был хорошим.

Секунда — и из глаз ушло это выражение. И что-то еще… Душа.

Яна прикусила губу.

Всего одна секунда. Всего. Одна. Секунда.

И все же этот человек стал ей не чужим. Спи, Петер, я за тебя отплачу. С лихвой отплачу.

Яна прошла по комнате, быстро проверяя пульс у «сестер».

Три — мертвы. Четвертая…

Повезло самой младшей. Нини. Она же — Зинаида.

Яна пригляделась к ране. М-да… Повезло? Пуля на что-то наткнулась, отклонилась и все равно ранила мелкую, но не смертельно. Рикошет.

Крови много, а помереть — вряд ли… Болевой шок, похоже. Если пуля в плече… лишь бы в кости не застряла.

Ладно, потом разберемся. А пока…

Яна ухмыльнулась. Наклонилась к Аделине Шеллес-Альденской, нынче — мертвой императрице, и зачерпнула уже холодеющей крови.

— Уж простите. Надеюсь, вы меня поймете правильно… а эти придурки примут за восставшего мертвеца.

И Яна щедрой рукой ляпнула кровь на платье, потом на лицо…

Макияж в стиле «вамп». Стильно, дешево, быстро.

Проверила револьвер, перезарядила, без малейших угрызений совести вытащив патроны у «кожаного», сунула остаток патронов к себе в карман — и приоткрыла дверь комнаты.

Пока — щелочку.

Никого?

Тогда мы идем к вам!

* * *

Яна еще не знала, что в эту секунду глухо и протяжно зазвенел Царь-колокол.

Император умер — один звон.

Он плыл над столицей, густой, малиновый, протяжный и тоскливый. И выходили из домов люди, и жом Тигр ухмыльнулся, глядя в окно, а жом Пламенный прервал свою речь…

Колокол протяжно прозвенел — и стих.

Император умер.

Но прежде, чем кто-то успел сказать хоть слово…

Второй звон. Третий. Четвертый…

Да здравствует… император?!

Один удар колокола — на смерть. Три — наследник вступил в свои права.

Но — кто?!

Как?!

Корона и все регалии — здесь, ЗДЕСЬ!!! В столице, в Звенигороде, под присмотром… И короновать наследника никто не мог. Их вообще должны были убить всех!!!

КАК?!

Ответа не было. А слухи — слухи, считай, уже пошли.

Император умер.

Да здравствует император!

* * *

Кого бы ни ждали убийцы…

Яна делала ставку на страх.

Все же не хрен собачий — императора убивать пришли. А значит, ждут всего самого неприятного.

Чего? А не важно, чего!

Это же император!

Он по условиям задачи настолько же далек от народа, насколько народ — от тараканов. Ладно, ладно, пример не совсем качественный, все же живут они рядом… но таракану до человека не дотянуться. Это уж точно.

Да и церковь тут какая-то есть, тоже свою функцию выполняет на совесть, учит людей прогибаться во всех интимных позах.

А теперь представьте.

Вот пошли ваши товарищи убивать царя. А тут спускается привидение, морда в крови, руки в крови, стонет, зубы скалит, к вам руки тянет…

Хоть на секунду рука дрогнет?

Однозначно.

А Яне больше и не надо было.

Трепет?

Угрызения совести?

Да вы, господа, смеяться изволите! Она в лесничестве росла, а там водятся такие животные — браконьеры называются. Твари опаснее волчьей стаи. Промахаешь ушами — и над тобой лопухи зацветут.

Яне и стрелять доводилось, и на мушке подонков держать, и кровь видела. До этого дня, правда, не убивала, ну так что же?

С почином, значитца.

А все остальное в пользу мертвых.

Первой жертвой Яны стал мужчина лет сорока, который стоял в конце коридора. При виде девушки он дернулся, едва папиросу не проглотил… Нет, не папироса. «Козья ножка», самокрутка. И, кажется, не с табаком. Яна всю наркоту не знала, но анаша похоже припахивала.

Замечательно! Наширялись — и на подвиги!

Револьвер послушно выплюнул пулю, помогая негодяю открыть «третий глаз».

Глаз открылся.

Яна даже головы не повернула, прошла мимо. Беспечность, конечно, но после пули в голову и так не живут.

Дом был не слишком большим, двухэтажным. Первый этаж — большая гостиная, столовая, библиотека, подсобные помещения: людская, кухня, кладовки…

Второй этаж — восемь комнат. Спальни, спальни… хватило на всех. И на императорскую семью, и на личного доктора его императорского величества, который так и не покинул своего монарха, и на верную мамину подругу, и на нескольких слуг… Слуги, правда, жили на чердаке…

Да, чердак и подвал.

Слуг согнали на первом этаже. Императорскую семью — на втором.

Яна помнила устройство этого дома, хотя отродясь в таких домах не бывала. Память Анны. Ее разум, ее знания.

Дверь в библиотеку была открыта. И шум оттуда слышался — туда Яна и пошла.

–…Все?

— Да уж точно, небось слыхал стрелялки?

— Ага. Страшно-то как, дядька! И девки там молодые, зря их…

— Девки! Анператорские дочки то, а не девки!

— Ну так можно б их сначала повалять, а потом стрельнуть!

— Ты молчи, дурак! Дойдет до Тигреныша — кровью умоешься!

Яна так поняла, что Тигренышем прозвали «кожаного». А что, похож чем-то. Глаза такие, медовые, волосы черные, кожа смуглая… Кавказец?

Здесь это называется «горец». И горы — не Кавказ, а Ферей. Ферейские горы, и здесь не кавказцы, а фереи.

Впрочем, мысли никак не мешали Яне. Шаг вперед, еще один — и упасть на колени в дверном проеме.

Риск, конечно. Но если она так не сделает…

Черт, ну не икс-вумен она! А как хорошо было бы! Пришла, всех перебила…

— Тебе, Хелла!

Пистолет не дрожал.

Их было двое. Всего двое. Мало.

Яна выглянула в окно.

Ага, а вот и автомобили. Местные, как принято здесь — больше похожи на кареты с колесами. Один, два… не так много!

Яна обратилась к воспоминаниям Анны.

Была охрана?

Была. Общим числом восемь человек плюс приехавшие.

Считаем.

Четверо наверху, двое внизу, а в каждом автомобиле может поместиться минимум четверо человек. Еще десятерых надо где-то найти.

Яна быстро оглядела комнату.

Бедный доктор Шеин. Бедная Санна. И слуги… дядька Архип, Венна, Тайра…

— Сенька, я тут…

Что он тут — договорить мужчина не успел. Яна стреляла без предупреждения.

— Тебе, Хелла.

И еще один труп валится на пол.

А где могут быть остальные бравые рыцари Освобождения?

Дура.

Наверх пошли самые проверенные. Это понятно. Чуть менее доверенные остались со слугами. Несколько человек — хотя бы двое должны остаться в машинах. А есть еще конюшня, есть еще территория…

Это что — ей тут перестрелки устраивать? У Яны аж волосы на голове зашевелились от ужаса. Она не потянет! Она просто не справится, а умирать-то и нельзя. Никак нельзя…

Ладно.

Вряд ли кто пошел на территорию. Конюшня? Да, безусловно. И есть же еще храм…

Для начала надо обойти дом. А там разберемся, что делать дальше.

Яна злобно ухмыльнулась и принялась перезаряжать оружие. Интересно, не найдется ли у покойничков патронов для ее револьвера? Еще одного?

Если будет — она готова их даже простить… немножко. И лично помолится за усопших. Можно даже два раза.

А если нет?

Хелла, приятного аппетита.

Показалось Яне — или она услышала рядом знакомый ледяной смешок?

Не важно!

Ага, а вот и еще один револьвер, правда, другой модификации, Яна с такими раньше не встречалась. Небольшой, явно для скрытого ношения…

Ладно.

С нее две молитвы.

* * *

В доме оказалось еще четверо негодяев. Два в кабинете, один на кухне, еще один в ватерклозете. А что — герои не люди, что ли? Живот прихватило у подонка от сильных чуйств!

Проблем у Яны не возникло ни разу. Она просто шла и стреляла.

Невероятно?

Вот что значит — инерция мышления! Даже убийцы от нее не застрахованы!

Император паршивый! Сам сдох, как баран на скотобойне, свою семью за собой утащил… и ведь все это восприняли как должное!

Этакое…

Благородная дама должна быть гибридом между трепетной нимфой и ледяной статуей, вот императорских дочек так и воспринимали. Скользили по дому этакие тени, которые даже по морде в ответ на наглость дать не могли.

Яна вспомнила, какими взглядами провожали девчонок охранники, — и взбеленилась.

Ненадолго, правда.

Она еще в лесничестве одного такого едва в болоте не утопила — природу пожалела. Еще змеи передохнут, лягушки потравятся, да и пиявок жалко.

А тут…

Ты — мужик!

Отец, наконец!

Да Янин отец, когда ему на Яну тот козел жаловаться начал, только и сказал: «Дочка добрая. У меня б не вышел ты из леса». Доходчиво получилось настолько, что ублюдок еще до конца дня уехал, половину барахла забыл, пришлось почтой отправлять. А тут что?!

Мало того, семью на убой притащил, так еще и рот открыть боялся?!

Ничтожество!

Яна быстро пересчитала убитых.

М-да, с Хеллой она уже расплатилась. Четверо есть, даже с перевыполнением плана. Всего десять человек, отлично.

А сколько надо?

Если б она знала, сколько приехали на авто! Но память Анны молчала…

Попробовать сравнить убитых с воспоминаниями?

Нет, бессмысленно. Анне так по мозгам шарахнуло, что картинки как сквозь кривое стекло видны. Ладно.

Надо бы наведаться к машинам и в часовню. А как? Идти по пересеченной местности? На виду у всех?

Хотя зачем же такие проблемы? Есть черный ход.

Вот туда Яна и отправилась.

О, замечательно!

У черного хода стоял еще один человек с оружием. Стоял, поглядывал по сторонам, остро так, серьезно…

Яна поступила, как рассказывали. Взяла в углу швабру, толкнула дверь, а сама отступила в темноту. В угол…

Мужчина поступил так, как она и предполагала. Повернулся, потом оглядел окрестности, толкнул дверь…

Ага, и прекрасно был виден черный силуэт на фоне светлого прямоугольника. Яна всадила в него две пули, как в тире — в живот и в голову.

Даже не задумалась.

Седьмой, девять осталось. Примерно.

Теперь в часовню.

* * *

Конечно, идти по прямой Яна не могла. Да и не собиралась. Она тут что — в мишени нанималась? До часовни было метров двадцать, не так много, но ведь пройти расстояние надо.

Яна плюнула — и принялась избавляться от юбок.

От лифа не надо — под ним жилет с драгоценностями. В изгнание император и его семья тащили на себе несколько килограммов ценных побрякушек. Чтобы уж точно не жить бедными родственниками.

Панталоны? Да по меркам двадцать первого века — это полноценные шорты-бермуды! Сойдет! Только вот… разрез, конечно. Да на самом интересном месте… ноги выше головы лучше не задирать.

Память услужливо подсказала Яне, как они приехали в этот дом. Их специально решили поселить на отшибе, чтобы народ не расправился с семьей бывшего императора…

М-да.

Когда они вышли на вокзале, их встретила толпа. И не с цветами — в императора полетели гнилые овощи и тухлые яйца. И люди кричали, грозились их убить, говорили о своей ненависти…

На Анну это произвело тягостное впечатление.

Яна даже плечами не пожала. Такие митинги она и сама могла организовать. «Флешмоб» называется. День дайте — и соберем толпу, которая будет кричать хоть «долой царя», хоть «свободу попугаям». Не знаете вы, что такое пиар-технологии!

Дом был удобен тем, что стоял на отшибе. Чей он был? Кто построил и дом, и часовенку?

Яна не знала. Не знала и Анна.

Повезло — рядом, в пределах видимости, жилья не было. Из города сюда надо было ехать где-то полчаса.

Вокруг дома — здоровущий сад. Яблоки, между прочим, хоть ты собирай да суши, а то компоты, варенья… да и на зиму сложить…

Яблоки Яна любила. Особенно «Жигулевские». Ты ж моя прелесть! Ладно, потом поедим. Рот аж слюной наполнился при мысли о сочном зеленом яблочке. Но это — потерпит.

Итак, надо добраться до часовни.

Пешком — никак. А вот ползком, чтобы не увидели…

Яна сможет проползти. Тут как раз еще изгородь зеленая, живая, удобная, пока не облетевшая…

Она улеглась на живот и поползла, матерясь на с-собачьи ветки и сучки. Ничего, тут недолго. Зато со стороны ничего не видно.

Так она и думала. Стоит у двери часовни мужик и…

ГАДЫ!!!

Нагло хрупает яблоком!

Дожевал, отшвырнул огрызок, едва не попав по голове ее высочеству, кстати говоря, и скрылся внутри.

— Вы тут закончили,…?!

Ага.

Сколько Яна помнила, церкви страдали вот не особо за веру. А за церковную утварь. Это еще Генрих Тюдор обнаружил, что из крестов и чаш прекрасно получается золотая и серебряная монета. Ну а здесь — продолжили.

Кому-то крест — предмет культа, а кому-то и полкило драгоценного металла, за который колбаску купить можно. Второе Яне было ближе. Крест, если что, можно и из двух веточек связать — Господу оно без разницы. Он — услышит.

Яна протянула руку, нашарила яблоко — и бросила в часовню. Ну и попала, конечно. Прямиком в дверь.

Долго ждать не пришлось, вскоре мужчина выглянул наружу.

Тишина.

Скрылся.

Следующее яблоко опять полетело по назначению. И еще одно…

Четверо в церкви.

Священника там, кстати, не было. То ли сбежал по-умному, то ли помер по-глупому. Яна это и узнавать не собиралась.

Опа!

Удача!

Двое мужчин вышли с ящиком в руках, явно тяжелым. Интересно, что там такое? Хотя нет.

Неинтересно.

Интересно убить их так, чтобы не увидели. А то…

Не с ее талантами и оружием перестрелку устраивать. Ей бы калашников да от пуза веером полоснуть — тогда бы по-другому поговорили. А с парой пистолетов много не навоюешь. Ладно, револьверов.

А как тогда?

Яна решила, что двоих в церкви пока можно оставить, — и медленно, прижимаясь к земле, поползла за теми, кто тащил ящик.

Есть!!!

Когда они подошли к машинам, из жутких повозок вышли еще двое — и начали помогать загружать добро. Как — помогать? Сначала открыли ящик и посмотрели…

Яна прикусила губу.

Четверо. Она одна. Сможет? А что, есть выбор?

Сначала надо валить того, который ближе всех к машине, потом того, кто рядом с ним… Должна справиться.

Револьвер удобно лег в руку — и Яна тщательно прицелилась.

Выстрел. Не в голову, чтобы точно не промазать — в грудь. Потом контрольные проводить придется. И следующий выстрел.

Двое падают, третий пытается уйти в перекат, но Яна его достала. Четвертый… Всех бы так! Застыл на месте и оглядывается с открытым ртом. Да ты кто такой-то? Кто тебя вообще воевать взял? Пристрелить — секунда. Яна и не колебалась.

— Тебе, Хелла.

Почему-то Хелла произносилось легче, чем Хель. И верилось больше.

И…

Страшновато было даже вспоминать богиню. Это не тот кошмар рогатый, который снимали в кинофильме про богов. Она была реальная. И холод от нее шел… Жуткий…

Еще четверо. Осталось трое? Или сколько? Двое еще в храме…

Яна прикусила губу.

Выбора нет, надо брать «языка». Еще не хватало пулю в спину получить…

А скажет?

На «полевой допрос» времени нет, а жаль. Она бы с удовольствием кое-что опробовала из того, о чем говорили ребята на кордоне. Не одни ж богачи на природе отдыхают! Бывали у отца и спецназовцы… К Яне они отнеслись как к ребенку полка, накормили мандаринами и травили при ней байки. И делали так каждый раз, когда приезжали… Так что наслушалась.

К машине она ползла.

Двое были готовы. Еще одного она лично дострелила, приставив пистолет к голове. Четвертый лежал и стонал.

Яна пригляделась и злобно оскалилась. Ага, пуля в кость попала. И у гада болевой шок.

Пинок по голове отправил мужика в беспамятство. Яна выдернула ремень из штанов, спутала ему руки, потом подумала, спутала и ноги… И закатила под машину. Не пришла еще пора спортивных машин, под которые никого не запинаешь.

Остались двое в церкви, потом можно вернуться и провести допрос. Сейчас некогда.

Яна поползла к церкви.

Сегодня ей кто-то ворожил. Может, Хелла?

Стоит у церкви мужчина, курит. И рядом с ним стоит еще ящик… Яна заколебалась, но тут и второй появился. Мужчина, не ящик. И что-то показал на ладони…

Ну как тут устоять?

Три выстрела — два трупа. Подойти поближе — и еще два контрольных. Перезарядить револьвер и проверить церковь.

Никого.

Яна медленно и осторожно поползла опять к машине. Не побежала, не пошла, а поползла, прячась от постороннего взгляда. Вдруг она чего-то да не знает?

К ее возвращению «язык» в себя еще не пришел. И Яна поступила весьма негуманно. Конвенции ее бы осудили, но она по-простому завязала негодяю рот курткой — и врезала ногой по ране.

Пришел в себя как миленький. И нашатыря не понадобилось.

Сначала смотрел непонимающе. Потом в глазах появилась злость, ярость даже.

Яна улыбнулась.

— Вот ты что думаешь, я с тобой разговаривать буду? Наивный человек, глупый даже… Зачем мне с тобой разговаривать? Вы мою семью убили, вы меня убить хотели… Видишь кровь? Поэтому я с тобой разговаривать не буду, я тебя резать буду. Медленно…

Яна как могла кровожадно улыбнулась — и одним движением вырезала на штанах мужчины «окно в наследство».

Нижнего белья он не носил. Мылся при рождении, не иначе. И впечатления не производил. Никакого. Сжался даже…

— Хочешь петь фальцетом? Если что — будешь пользоваться большим спросом. А еще есть такая полезная профессия — евнух… Отрезают все под корень. Между прочим, те, кому отрезали вообще все, ценятся больше. Можно только бубенчики отрезать, а можно вообще все хозяйство… Но мы с тобой спешить не будем. Мы будем резать постепенно, сначала одно яйцо, потом второе, а уж потом, медленно, по сантиметру…

Яна подняла кончиком ножа означенный причиндал.

— А хочешь — развлечемся? Берется тоненькая палочка, запихивается в твой организм… догадываешься — куда? Можно спереди, можно сзади, можно сразу и туда и туда, для остроты ощущений, — и поджигаешь. Так здорово будет, ты не представляешь!

— М-м-м-м-м-му-му-му-му-му-у-у!!!

— Неужели ты против? Странно, а когда моих родных убивали, тебе это нравилось! И учти: ты — последний. Больше никого не осталось. Иначе я бы не уделяла тебе времени.

— М-м-м-м-м-му-му-му-му-му-у-у!!!

— Ты так хочешь со мной пообщаться? Ладно, я послушаю минуту. Но если услышу то, что мне не понравится… ты меня понимаешь? Вот и веточка подходящая лежит, грязновата, правда, но это уже мелочи. Заразу ты все равно никакую не подцепишь, какая у покойников зараза?

Сломался.

Яна была неотразимо убедительна, да и не делали так в этом времени.

Мужчина запел так, что в хор имени Пятницкого его бы взяли — влет.

Яна слушала, размышляла.

Итак, у нас в столице — Звенигороде — есть некий Комитет Освобождения. И там есть некто жом Тигр. Здесь, в Зараево, семью императора сопровождал его младший брат… или еще какой родственник, у них, у фереев, не поймешь. Но за свою родню они держатся крепко.

Янин собеседник, некто Михай Протасов, — из крестьян. Сбежал из деревни, потому как житья никакого не стало, кругом враги, денег нет, жизни нет…

Яна прослушала цикл жалоб на злого «анператора», который всю землю дворянам отдал, то есть торам, а те за аренду ломят…

Подумала, что надо бы узнать точнее. Может, здесь как в России? Сделали земельную реформу так, что хоть повесься — хоть утопись? Могли…

Хотя ей-то зачем? У нее задача проще. Не порядок наводить в Русине, а забрать сына и уехать. Уехать туда, где тихо и спокойно, поселить его у верных людей — и пусть живет.

Даже без мамы.

Увы — без мамы, так что людей надо подбирать очень верных.

Но в Звенигороде ему не место.

Яна историю знала в основном по романам Пикуля, но отлично понимала, что при революции в городе будет твориться бардак. Полный и окончательный.

Маленьким детям там не место.

Но о сыне она потом подумает, а пока…

Вот сегодня с утра на телеграф сообщение и пришло. Так и так, мол, стреляй их, братка! Всех, гадов, наглухо… Что при них найдешь — вези мне, в Звенигород, да смотри, чтобы никто не ушел!

— Какой милый человек, — хмыкнула Яна. — Ну ладно — отец и мать. А Зинаида? Ей же пятнадцать лет всего!

— А все одно — стрелять!

— За что?

— За то, что анператорская дочка! Такая же кровопивца вырастет!

И отвечал-то уверенно, без сомнений…

Яна прикусила губу. Вот сколько она родную историю помнила — Николай всех достал так, что явись там лично Христос, и то бы стрельнули…

Ну, может, помолились бы, а потом все равно стрельнули. А Петер?

Да кто ж его знает… потом подумаем. Массив информации, полученный от Анны, ломился в голову, стучал в виски, но не время расслабляться! Яна собрала себя в кучку и принялась задавать конкретные вопросы.

А именно: сколько охраны?

Кого ей еще ждать?

Где ближайший город?

Кто в управе поддерживает Комитет, а кто — императора?

Что творится в окрестностях города?

Она отчетливо понимала, что упустит половину всего важного. Да наверняка! Все не предугадаешь и не предусмотришь, и вообще, грамотно заданный вопрос уже содержит в себе половину ответа. Но его ведь надо грамотно задать!

Яна что-то может знать из личного опыта. А Анна? Тепличное нежное растение, которое и на бунт-то решилось один раз… Тоже мне — бунт!

Рявкнула бы на полстраны, что вступает в морганатический брак, и подите вы туда не знаю куда! Или — наоборот. Теперь уже знаю, куда именно, вот туда и подите!

Нет!

Вместо этого ее храбрости хватило только юбки задрать. А потом плакать и родного ребенка чужим людям спихнуть…

Замечательно!

Яна понимала, что несправедлива, что Анна не так и виновата, но… она-то поступила бы иначе!

Она!

Продукт другого мира и другого общества…

Яна снова задавила в себе попытки пофилософствовать и сосредоточилась на итоге.

Итак, что мы имеем?

Рядом, примерно в часе езды на авто, находится город Зараево. Выбран он не просто так, выбран он потому, что одним из первых встал на сторону Комитета Освобождения.

Тех, кто поддерживает императора, в городе просто нет. Если кто и есть, сидят они тихо, а молятся громко. Чтобы пронесло.

По окрестностям? Есть тут… контра!

Рассказывая о врагах трудового народа, Михай едва ядом не плевался.

Есть такой тор Изюмский. Вот он, гад нехороший, когда все началось, пинками выгнал из своего дома представителей Комитета, поднял в ружье личную гвардию и егерей, а поскольку он страстный охотник и места здесь охотничьи, закрыл границы поместья и заявил, что первый, кто придет, — уедет на дрогах.

Ждем войска, одним словом. А то самим идти на пулеметы…

Опа?!

Яна резко заинтересовалась и получила ответ.

Пулеметов как таковых здесь нет. Свой Хайрем Максим нашелся, и пулемет он изобрел, но массового распространения машинка не получила. Потому как очень, очень дорого.

Можно.

Но — дорого.

Мировая война?

Яна порылась в памяти Анны — и выдохнула с облегчением. Мировой войны здесь не случилось. Вот конфликты с соседями — были. Эпидемия, голод, финансовые кризисы — да, были. А Первой мировой не было. Хоть тут обошлось.

А потому творение местного гения пока еще было не настолько распространено. Кстати — не в последнюю очередь благодаря Петеру. Заявил, придурок, что это негуманно и жестоко, войны не должны быть настолько кровавыми.

С одной стороны — придурок. Аргументы на уровне третьего класса сопливой группы детсада. Даже не школы, нет, там дети поумнее будут.

С другой…

Когда войска начали бунтовать и рвать когти к врагу, унося с собой оружие, пулеметов они практически не унесли. Не было их, пулеметов-то!

А вот у тора Изюмского — были. Закупился за границей…

Мало того что сам стрелял, не разбираясь в кого, так еще и соседи — такие же торы — принялись к нему примыкать. Нет бы к Комитету Освобождения, так они к нему, кровопийце…

Всех бы их… к стенке!

На этом запал Михая прошел, и он опасливо покосился на лучинку в руках Яны. Но девушка уже не собиралась его пытать. Что ей нужно было, она узнала. А потом…

Потом — пусть без нее разбираются.

— Ты уж прости. Но — вы меня тоже не конфетами кормить собирались.

Глухо треснул выстрел.

Во лбу Михая появилось небольшое красное отверстие, голова парня откинулась назад.

Яна покрутила револьвер на пальце, подражая ковбоям из вестернов, перезарядила и сунула за пояс.

Ох, папа! Как же я тебе благодарна!

Но долго предаваться благодарности было некогда. Надо двигаться наверх. К Нини.

* * *

Зинаида пока еще не пришла в себя, так что Яна занялась неприятной, но необходимой работой.

Раздевала родных и близких, стаскивала с тел набитые драгоценностями жилеты.

Вот так.

Мародерство?

Ничего подобного, это ее наследство! Ну и Нини — тоже… черт! Идиотское имечко!

Зинаида… А какие уменьшительные можно придумать от Зинаиды? Вот лично Яна не любила этой манеры французить… Когда читала книги классиков, ее просто бесили все эти Натали, Пьер, Андрэ, Элен… Назвали тебя Наташей — так и будь ты Наташей. А эта пошлая смесь французского с нижегородским…

Вот честно, окажись Яна в 1917 году, примкнула бы она к красным… наверное.

Или нет?

Судя по тому, что она читала про императорскую семейку, про Распутина, про великих князей… примкнула бы! Это в последнее время принято грязь золотом засыпать, а в реальности все было очень и очень гадко. Ежели человек в день Цусимского сражения (Цусима, мать-перемать!!!) пишет, что было так скучно, так скучно, ходил, стрелял по воронам в парке…^[3] Казалось бы — да сдались тебе те вороны, они и ответить-то не могут, даже нагадить…

Ладно, это она опять отвлеклась… М-да, а груз-то приличный выходит. Килограмм двадцать драгоценностей тут точно будет. И как? На себе потащить? Ага, может, еще и табличку на шею повесить? Ишак обыкновенный?

Еще и Зину на себе тащить… Хотя нет. Не Зину. Имелась у Яны некогда знакомая, так у нее сокращенное от Зинаиды было — Инна.

Почему бы — нет? Искать будут Анну и Зинаиду. Но не Яну и Инну. И вообще… Искать — будут?

А если…

Яна задумалась ненадолго, а потом быстро пробежалась по дому.

Ты ж мое чудо!

И керосинчик есть, и запасов горючего материала хватает — полыхать будет весело. Императорская семья? Уж простите, но тут как получается. Хотелось бы устроить похороны по всем правилам, священника пригласить, отпеть…

Ага, найдешь его по такой-то жизни! В церкви был, так удрал, теряя тапки, не захотел святым становиться. Это вот слуги, которые всю жизнь были рядом с императорской семьей, с ней и на смерть пошли. А духовник не пошел, ему своя ряса оказалась ближе к телу…

Ну и пусть его. Яна бы тоже сбежала, чего уж там!

Девушка сложила в углу жилеты с драгоценностями и принялась обыскивать тела «расстрельной команды».

Документы, документы, какие-то мандаты, постановления, приказы, деньги, немного драгоценностей из «реквизированного», оружие…

Одежда!

Яна подумала, что ее платье — милое, изящное и пошито просто чудесно, но в таком виде?

По империи?

Сейчас?

До первого сексуально озабоченного. А как известно, в неспокойные года процент таковых повышается по экспоненте. То ли обострение, то ли вспышки на солнце, то ли — вешать некому. Яна стояла за последнее.

Так… ладно!

Правильная одежда — важная составляющая успеха. Встречают по одежке, а потому…

Кожаная куртка.

Платок на голову.

Белая роза — у троих были тряпичные, правда, у двоих измазанные в крови, ну да ладно! Будем показывать и гордиться — лично стреляла, рука не дрогнула! Она даже не соврет, просто не надо уточнять, в кого именно стреляла.

Штаны…

Вот со штанами оказалось сложнее, но, пошарив по дому, Яна подобрала несколько комплектов «штаны-рубашка» подходящего размера. Что-то со слуг, что-то отцовское…

Да, отцовское…

Почему-то Петера она воспринимала именно так. Может, из-за внешнего сходства, может, еще почему-то… она не знала.

Вот Аделину Шеллес-Альденскую она не воспринимала вообще. Лежит тут… кукла Барби!

Сестер?

Жалко было девчонок. Яне любых девушек было бы жалко, попади они в такой переплет, чего уж там.

Зинаида?

Она тоже ощущалась как чужой человек. Ну, бывает.

Ладно, пора приводить девчонку в чувство.

* * *

Яна не стала ни будить, ни уговаривать, ни обливать сестру водой. Она просто занялась ее раной.

Влила в рот девочки примерно полстакана водки — та глотала в бессознательном состоянии. Промыла рану, сначала водой, потом водкой, перевязала…

Зинаида начала стонать еще на стадии промывания, а уж когда дошло до перевязки…

Наконец она открыла глаза.

— Анна?

Яна поморщилась. Ну не нравилось ей это имя! Не нравилось!!!

— Зинаида, зови меня Яна. А я буду называть тебя Зиной или Инной. Так проще.

— А…

Яна положила руку на лоб девочки, отмечая, что у нее все же поднимается температура. Пулю, увы, Яна удалить не могла. А без этого все равно скоро начнется воспаление. Нужен врач, и как можно скорее.

Проблема в том, что в Зараево им нельзя.

К Изюмскому? Судя по замашкам местечкового героя… Хотя…

Ей нужен врач. А где его найти? И как сделать так, чтобы потом этот лекарь не побежал с докладом в Комитет? Опять же, у любого врача есть соседи, родственники, есть кому донести… Хорошая благодарность — подставить ни в чем не повинного человека.

— Анни… что…

Яна вздохнула. Жалко девчонку до слез и соплей. Но и не сказать…

— Нини, милая, и мама, и папа, и сестры… все… — голос Яны невольно дрогнул.

Глаза девочки расширились.

— НЕТ!!!

Крик был таким, что стекла задрожали. Но Яна не мешала. Пусть кричит, все равно врагов рядом нет — живых.

— Анни, нет, ты же… это неправда? Я не хочу… так нельзя…

Яна плюнула на время и конспирацию и притянула к себе девчонку, прижала покрепче… И то прошло не меньше получаса, прежде чем девочка оторвалась от нее, попробовала вытереть заплаканное лицо.

— Анна…

— Яна. Нини, хорошая моя, родная, нам надо уходить.

— Но…

— Прошу тебя, ты должна меня слушаться.

— А…

— Я все сделаю, — продолжила уговаривать Яна. — Я справлюсь. Но ты должна мне помочь, или у меня ничего не получится.

— Я же… — Девочка смотрела на свое плечо.

Яна махнула рукой.

— Найдем врача, и все будет хорошо. Обещаю.

— Правда?

— Да. А теперь попробуй встать.

Зинаида послушно оперлась на Яну, застонала от боли, но приподнялась. Из глаз девочки катились слезы.

— Все будет хорошо, малышка, — погладила ее по волосам Яна.

— Да?

— Да.

Взгляд сестры упал на несколько холмиков, накрытых занавесками.

— Ан…

— Яна.

— Яна. Это…

— Да.

— Я хочу…

— Посмотреть?

— Д-да…

Яна покачала головой.

— Если ты хочешь — я покажу. Но лучше не надо. Поверь мне, Нини, лучше пусть они останутся в твоей памяти живыми. Улыбающимися, настоящими, тогда рано или поздно ты будешь вспоминать их — живыми. А сейчас… Не надо, сестренка. Верь мне.

— За что нас? Яна, за что?!

Яна пожала плечами.

— Ни за что, Нини. Просто мы кому-то сильно помешали.

— Кому?!

— Мне бы тоже хотелось это узнать, — кивнула Яна. Задумчиво так…

Вообще, на происходящее в Русине ей было наплевать.

Революция? Освобождение? Да хоть дрессировка хомячков! Развлекайтесь, господа! Вот чем хотите, с кем хотите…

У Яны есть ее ребенок, ей надо добраться до Гошки. А потом еще и вывезти его из Русины в безопасное место. И найти тех, кто будет за ним приглядывать.

Оставить малыша в Русине?

Такое Яне и в голову не приходило.

Здесь — революция.

Для тех, кто в танке или на пальме: любые социальные потрясения создают громадные проблемы для населения. И страдают самые незащищенные. Женщины, дети, старики…

А еще, если вот это начинается… фиг оно быстро закончится. К примеру, перестройка. Тридцатый год порядка нету. А тем, кто не помнит перестройку, — вот, пожалуйста. Недавний пример — Украина. И что бы кто ни говорил — быстро это не закончится.

Зинаида?

Яна решила, что девочку надо пристроить на лечение и в безопасное место. Не тащить же ее с собой в Звенигород? Нереально.

А для начала…

— Давай я помогу тебе одеться.

— Да… а во что?

— А вот в это.

— АННА!!!

Сказано это было таким тоном, что Яна даже испугалась. Секунд на пять. Потом махнула рукой и принялась показывать пример. Натянула штаны на обрезанные до состояния мини-шортиков панталоны и чулки. Натянула сапоги с высоким голенищем, потопала ногами. Великоваты, конечно, но это можно пережить. Велики — не малы.

Надела рубашку, подвигала плечами, чтобы та удобнее легла, и сверху накинула кожанку.

— Инна, нас будут искать. И лучше замаскироваться.

— Это… это ужасно!

— В природе, дорогая моя, гусеница притворяется веточкой, бабочка — листиком, а без защиты живет один скунс.

— К-кто?

— Скунс. Животное такое.

— А почему?

— Потому что с…ть он на все хотел, — хмыкнула Яна.

— Анна!!!

Яна махнула рукой, показывая, что раскаивается и больше не будет, и принялась одевать девочку. Осторожно натянула на нее рубашку и кожанку, надела сапоги…

Зинаида, измученная болью и оглушенная горем, не протестовала. Но Яна сильно не обольщалась.

Вот такое поведение — это следствие шока. Ее пытались убить, у нее убили почти всех родных… Ладно — просто всех родных. И истерики еще будут, и скандалы, и крики, и…

Да чего только не будет!

Это сейчас она более-менее поддается, потому что плохо соображает. Да и алкоголь, который она влила в малявку в качестве анестезии, начинает действовать. Хорошая штука — водка.

А вот придет в себя — и даст жару. Но пока надо пользоваться.

Яна медленно спустила вниз девочку, потом драгоценности. Прихватила оружие, нагрузилась на кухне провизией. Подумала — не забыла ли чего?

Вроде бы не забыла.

Итак, у нас есть — автомобили!

И слава богу, что они есть. С лошадьми Яна ладила, но править той же двуколкой уже не смогла бы. Ее потолок — телега, и с очень покладистыми лошадками. Теми, которые ведут себя прилично, не кусаются без надобности, не лягаются лишний раз, не… И где таких найти?

А вот с автомобилями Яна ладила.

Она ведь жила на кордоне. И на кордоне был «уазик». Старый, еще шестидесятых годов выпуска, ломающийся через два раза на третий так, что отец ругался нехорошими словами — и лез его чинить. Яна, конечно, помогала.

Оставалось разобраться в местном механизме.

Итак, автомобиль. На что же он похож?

Судя по запаху, работает на чем-то бензиновом. На керосине? Лигроине? Бензине?

Ага, а вот и канистра с чем-то… кажется, это все же лигроин. И канистра интересная, круглая, как жестянка, просто пробкой заткнута. Понятно, здесь еще нет автосервисов, и стандартов нет, и всего остального…

Яна обошла машину, разбираясь в конструкции. Больше всего ЭТО было похоже на карету, у которой оторвали лошадей. Зато впереди приладили нечто вроде водительского места.

Руль?

До круглого руля тут не додумались, торчало нечто вроде рогульки такой растопыренной, за рожки надо было браться и поворачивать.

Спидометр? Тахометр? Ага-ага, даже два раза!

Ключ? Замок зажигания? Опять мимо! Машина заводилась «с рычага». Яна так поняла, что надо было покрутить здоровущую ручку в районе капота, тогда она заводилась и ехала.

Были какие-то рычажки, кажется включение фар, что-то еще…

Яна решила осваивать все методом тыка и приступила ко второй машине.

Еще одна канистра ее порадовала. Жаль, машину нельзя будет взять с собой. Но выбора нет. Придется ехать на одной и рисковать…

Ну и ладно!

Яна знала историю, хотя и выборочно! И точно знала, что, когда создатель концерна «Мерседесов», Карл Бенц, создавал первое авто, жену он довел до ручки. Или — до амортизации?

До такой степени, что та погрузила в машину вещи и двоих детей — и уехала к матери. Заправлялась в аптеках, несколько раз ломалась, но ведь до мамы доехала?

По другой версии, она это сделала, чтобы привлечь внимание к авто мужа, и мигом стала популярной личностью^[4].

Но дело-то не в Карле Бенце. А в том, что мадам сама ехала — сама и машину чинила! Самостоятельно! Шпилькой для волос там что-то прочищала, подвязкой для чулок стягивала… иными словами, машины здесь явно чинятся с помощью ломика и растакой матери.

Яна готова была обеспечить и то, и другое.

Получится?

Не получится?

Начинать с чего-то надо, а дальше будет видно.

Эх-х, было у Яны одно искушение, было! Вот жутко ей хотелось погрузить трупы императорской семьи в машину и отвезти в Зараево. Прямо на площадь.

А там влезть на броневичок и — по классику!

— Товагишшшы! Великая Октябгьская геволюция, к котогой вы так стгемились, оплачена сполна! Тгупами женщин и детей! Вы довольны?

И поднимать на борьбу революционные массы!

Останавливала простая мысль.

Пришибут — да и все.

Если говорить о революции в России… да пристрелили бы там, хоть принцессу, хоть лично Николая, хоть кого. И ее пристрелят.

Поднять народные массы на борьбу?

Это возможно только в одном случае. Когда дошли все. И до точки. Когда дома шаром покати, детям жрать нечего, перспектив вообще никаких, война идет… Да, еще из-за границы должны это все качественно проплачивать. Последнее — обязательно.

Вот тогда и ярость благородная вскипает как волна (благодаря предусмотрительно подсунутым в воду кипятильникам), и идет волна народная, куда ее направят. Или война?

Яна и не помнила так-то.

И вообще — на фига козе баян? Ей надо завести машину и убраться отсюда куда подальше. А там уж разберемся. Но сначала — врач!

Вряд ли Анна одобрит, если Яна угробит ее сестру. Кстати — единственную оставшуюся в живых представительницу дома Вороновых и единственную наследницу.

Будем честны — Яны через год здесь не будет. Вообще нигде не будет. И единственным человеком, который имеет права на престол, останется Зинаида. Вот и надо ее вылечить — для начала.

Гошка?

Чисто гипотетически права у него есть.

Чисто практически?

Да только через Янин труп!!! Чтобы ее ребенка во всю эту грязь втянули?!

Ладно еще она бы осталась рядом с ним. Но она-то будет мертва. А судьба детей на троне…

Кто читал историю — вспоминаем. Павла, Иоанна… не живут на тронах дети. Просто — не живут. Так что — нефиг!

Захочет Зинаида — пусть правит, не захочет — пусть не правит. А сына не троньте! На ноль помножу!

Куда ехать?

Яна не представляла. Хотя бы потому, что не представлял этого и допрошенный.

Да, вон там, в той стороне — Зараево. Значит, им надо по дороге и в противоположную сторону. А дальше…

Решим по ситуации!

* * *

Яна погрузила все, проверила вещи еще раз и погладила Зинаиду по волосам.

— Сиди, детка.

— Я… Что ты хочешь сделать?

— Ничего хорошего, — вздохнула Яна. — Мне это очень не нравится, поверь мне.

— Анна?

— Яна. И прекращай оговариваться.

— Яна?

Яна сосредоточенно поджигала импровизированный факел. Керосин из лампы, палка от швабры и кусок шторы. Загорелось, словно так и надо было.

И Яна вошла в дом.

— НЕТ!!!

Позади остался крик Зинаиды, которая сообразила, что хочет делать сестра. Поздно, слишком поздно.

Яна начала со второго этажа.

Она шла — и поджигала. Шторы, ковры, мебель… Она не зашла в комнату, в которой лежали родные Анны. Не смогла.

Она не виновата в их смерти. Она не убивала. Эти люди для нее вообще никто!

Но…

Как же был силен инстинкт.

Как же хотелось сесть рядом с «отцом» — и завыть. Завыть жалобно и безнадежно.

И похоронить всех как подобает.

И не глумиться над останками.

И…

Погрузить трупы в машину, приехать и посмотреть в глаза той мрази, которая все это начала.

Мрази, какие ж мрази!!!

Но — нельзя.

То, что она делает, — самый лучший вариант. Если уж брать историю…

По-славянски.

За смерть родных она отомстила, тризну не устроила, но зато есть огненное погребение. И в погребальный костер идут и трупы врагов — пусть на том свете прислуживают своим жертвам.

Смерть родных оплачена.

Почти…

Спите спокойно.

И Яна шла, а за ее спиной медленно поднимался, разворачивал крылья и скалил зубы огненный зверь. Он был еще маленьким, но вполне хищным, он пожирал дом и рос, разрастался, и когда Яна выбегала из дверей, за спиной ее раздавался вполне себе злобный рев демона.

Добыча!

Уходит!!!

* * *

Яна завела машину и вспрыгнула на водительское сиденье.

— Нини?

Бесполезно.

Яна пригляделась и медленно опустила ресницы. Сестрица лишилась чувств. Ну и ладно, ехать спокойнее будет. Некогда ей о чужих чувствах заботиться.

Яне позарез требовалось пристроить куда-нибудь эту трепетную ромашку и отправляться в столицу Русины.

В Звенигород.

Жар от горящего дома был такой, что волосы начали курчавиться. Яна хмыкнула и попробовала одну педаль, потом вторую…

Разобралась кое-как, эмпирическим путем, где газ, где тормоз, а вот как переключать сцепление… сразу она и не сообразила.

Всего здесь было две педали. Левая отвечала за коробку передач, нажмешь — включается первая передача, отпустишь — вторая. Правая педаль — тормоз. Задний ход включался рычагом. Яна это поняла, когда на нее злостно налетело дерево. Понаставили тут, понимаешь!

Зато теперь она знала, что это не ручник.

А с другого бока?

Ага, а вот это — ручник^[5].

Сложно?

Зависит от ситуации. Если не жалеть машину, вполне можно разобраться. И ехать себе по делам…

Яна и ехала.

* * *

Запас прочности у машины был неплохой, вот скорость подкачала, но для этого времени и места — вполне. Яна прикидывала, что они делали двадцать — двадцать пять километров в час.

Конечно, оно дикая новинка!

Никому и в голову не придет, что для Яны это не скорость. Девушка успевала управлять автомобилем, глядеть по сторонам и внимательно прислушиваться.

Но на дороге было тихо и спокойно. То ли никто здесь не ездил, то ли еще что… Хотя — что?! Вот куда можно ездить во время гражданской войны? Когда в стране бардак и императора убивают, как собаку бешеную?

Да никуда!

Если только по большой надобности, вроде врача привезти, священника, если уж вовсе безвыходность и безнадега. А так лучше всего сидеть на попе ровно и молиться, чтобы пронесло. Так поедешь да наткнешься…

Вот что замечательно размножается во время беспорядков — так это преступность. Шайки, лейки, водогрейки, что там еще в списке?

Да все!

Вся мразь, вся пена, все наружу выплывает и ищет, где поживиться.

Есть такой замечательный фильм «Свадьба в Малиновке» — вот там отлично все это показано. Один налетел, второй налетел…

Куда-то ехать?

Жить, простите, хочется.

Так что Яна поглядывала по сторонам и думала, куда ее приведет дорога. А еще думала, что расстреливали их с утра, а сейчас уже время к вечеру. Где включаются фары — она нашла, так что поедет и ночью, насколько хватит сил.

Спать?

Да какой тут, ложки-матрешки, сон? Тут драпать надо! И быстро!!!

Вот что сделают в Зараево?

Эм-м-м…

Допустим самое худшее — оперативность и сообразительность врага. Там наверняка есть местный Комитет. Есть. Михай рассказал.

Итак, они направили этого… жома-как-там-его-кличка расстреливать семью императора. Пока он доехал, пока расстрелял, пока собрал трофеи, пока зарыл трупы или еще как пристроил — когда забеспокоятся?

Да уж не раньше завтрашнего дня.

Благо жом этот самый, по словам Михая, был братом какого-то столичного жома. И боялись его местные комитетчики как огня.

Выводы?

Итак, примерно сутки на расстрел.

Ах да! Если сегодня должны были расстрелять, то естественно собрать трофеи, отметить сие событие… проспаться.

Раньше завтрашнего обеда в Зараево так и так не забеспокоятся. Даже если кто пожар заметит. Дело абсолютно житейское, да и усадьба стояла весьма уединенно. За что и выбрана была — мало ли кто забредет да императору посочувствует… Такие вероятности следовало исключить.

Итак, обед следующего дня. Скорее всего, пошлют гонца с вежливым вопросом: дорогие гости, не пора ли сообщить о происходящем?

Такое торжество, такая победа народа… десяток человек расстреляли! Причем большая часть — бабы. Есть чем гордиться! Хоть сейчас медаль вешай!

Приедет гонец, и что он увидит?

А вот тут — простор для воображения. Потому как все тела Яна стащила в дом и подожгла — всех. Сколько дом гореть будет? Сколько пожарище будет держать тепло?

Ну, если дождь не пойдет, она бы там и завтра не покопалась, это точно.

Итак, приезжает человек, одна машина сожжена, второй нет, дом сгорел… где все? Неясно. Поедет докладывать.

Пока в Зараево решат раскопать пожарище — тоже время пройдет. Да и… не обязано начальство им отчитываться. Могло и на машине уехать до ближайшей паровозной станции.

В лучшем случае отобьют телеграмму в Звенигород, мол, так и так… пропал человек, совсем пропал. Оттуда гавкнут — и начнутся поиски.

Это — как вариант. Тогда у Яны примерно неделя, потом станет опасно.

Вариант второй, худший. Ежели в Зараево найдется умный, хваткий и опытный человек. А найтись он может.

Революцию делали не только накокаиненные матросы и всякая шантрапень. Там и вполне себе умные и серьезные личности были.

Тот же Сталин! Тот же Дзержинский, Коллонтай, Менжинский, Свердлов, Фрунзе, Молотов, Ворошилов… Перечислять — так язык отвалится.

Дураки?

Ага, всем бы такими дураками быть! Чтобы в горниле Гражданской войны не просто уцелеть — наверх выползти, надо не дураком быть, а личностью. Моральные качества — вопрос второй. Но без стержня там делать было нечего.

И Яна искренне считала, что власть в России сама довела народ до революции. Чего только один циркуляр «О кухаркиных детях»^[6] стоил. Делянов, с-собака страшная, постарался, такую свинью подложил императору, что хоть ты ему медаль давай. За самую выдающуюся гадость десятилетия — точно.

Яна точно знала: закрой кто ее ребенку дорогу к образованию… Она бы лично в того Делянова бомбу кинула. И плевать на все!

Вот и довели…

Ладно, это она опять отвлеклась. А если так — находится умный и хваткий. Тогда уже к вечеру завтрашнего дня пожарище начнут разбирать.

Посчитают трупы, прикинут хвост к носу и поймут, что кто-то из императорских дочерей спасся. Кто именно — могут и не понять.

Человек после пожара выглядит… неаппетитно. Максимум, что можно разобрать, — мужчина это или женщина. Если повезет. А может и не повезти. Но по головам пересчитают. И начнут искать двух женщин.

Яна подумала переодеться в парня, но потом отмела эту мысль.

Не получится. Это в романах героиня бодро нацепляет на себя штаны, проникает куда надо и не надо…

В жизни? Да разоблачат ее в той жизни в три минуты! Проколется!

А она — еще быстрее. Она же ничего, ничего об этом мире толком не знает! Не умеет себя вести, не знает жаргона, словечек, движений…

Бесполезно, одним словом.

Память Анны ей досталась, большое гран мерси леди Хель, но что в ней толку? Это — императорская дочка!

Ну знает Анна, как зовут любимого коня дядюшки! Знает, какой вилкой есть салат! Знает этикет, музыку, языки, кучу народа, способна идеально организовать быт…

И что?!

Все равно это ей не поможет! Она не может оплатить проезд, купить булочку, почистить картошку, она не знает, сколько стоит снять комнату на ночь, она НИ РАЗУ не общалась с кем-то за пределами своего сословного круга!

Показалось, что это песец?

Ну так оказалось, что не показалось!

И сестрица еще… вот куда ее денешь — такую неприспособленную?

В банку сдашь!!! В трехлитровую!!!

С собой тащить в Звенигород? Считай, приговор подписать обеим. За себя Яна не сильно волновалась, и к тому были предпосылки. А вот за Зинаиду, этакую трепетную орхидею-маргаритку, волноваться стоило.

Но куда ее можно пристроить?

А надо, надо…

Интересно, есть ли в этом времени газета «Из рук в руки»?

И дают ли в ней объявления, типа: «Отдам княжну в хорошие руки, воспитанная, умная, добрая, к лотку приучена»?

Яна хмыкнула.

Машина ползла по темной проселочной дороге.

Примечания

3

Кому интересно — погуглите. Писал так «святой». И развлекался. (Прим. авт.)

4

Правда-правда. Можете погуглить, я видела обе версии. (Прим. авт.)

5

Нечто подобное было на первых «фордах». (Прим. авт.)

6

23 мая 1887 года Делянов обратился к государю императору с предложением ввести законодательный запрет приема в гимназии детей большинства российских сословий, кроме дворян, духовенства и купцов. «Таким образом, при неуклонном соблюдении этого правила гимназии и прогимназии освободятся от поступления в них детей кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников и тому подобных людей, детям коих, за исключением разве одаренных гениальными способностями, вовсе не следует стремиться к среднему и высшему образованию». (Прим. авт.)