Средневековая история. Чужие маски

Галина Гончарова, 2022

Похитить графиню – полбеды, а вот довезти до места назначения? Да еще уцелеть при этом? Спокойной жизни похитителям никто не обещал. Лилиан умудряется сбежать от своих врагов, и теперь ей необходимо добраться домой. А что для этого нужно сделать? Пройти через лес, чтобы добраться до людей? Устроиться на работу в таверну? Договориться с представителями преступного мира Авестера? Если на другой чаше весов лежит ее возвращение домой, к родным и близким – ее сиятельство пойдет на все. Но удастся ли ей вернуться домой вовремя? Или хотя бы до родов?

Глава 3

Грозы и угрозы

На обед пришлось сделать привал.

По дороге Лилиан попалось болотце. А чем хороши болота — они отлично заросли рогозом. Надергать, и можно кушать. Это хорошо, это запас.

А чем еще?

Змеями и лягушками.

И водой.

Да, вода. Без нее — никуда.

Но пить болотную воду?

Барон смотрел с опаской.

Не то,, чтобы сильной, но все же… здесь и сейчас такую воду старались мешать с вином. Только беда — вина было ничтожно мало. Капельки…

На всю дорогу точно не хватит. И даме надо бы предложить…

Дама решила вопрос сама,, сделав костер.

Налила в котелок воды, поставила кипятить…

— Это поможет?

Недоверие в голосе барона было простительным.

— Свитки, которые я нашла, барон… там были и свитки по лекарскому делу.

— Вот как?

— Я не знаю, кто их привез и сколько лет они лежали. Давно. Но… там была интересная заметка.

— Какая же?

Барон смотрел с явным недоверием, хорошо хоть, убедившись, что графиня дурного не посоветует, не мешался под ногами. Ждал объяснений.

— Автор писал, что люди, пьющие сырую воду, чаще болеют.

— Да…

— И писал, что разрезал таких людей. В животах у них были черви.

Лиля имела в виду глистов. Наверняка, барон с ними сталкивался… так или иначе, в эту эпоху с ними сталкивались все. Болезнь немытых рук, этим все сказано.

— Так?

— Автор заметил, что если люди пили воду, смешанную с вином, они болели меньше.

— Потому что черви не переносят вина?

— Именно! — хлопнула в ладоши Лиля. — Можете сами проверить, если червяка поймаете.

— Допустим… а кипячение тут при чем?

— А если червяка опустить в кипяток?

— Он умрет. Но мы же не кипяток будем пить…

— Автор считал, что крохотные черви живут в воде, а потом, у нас в животах, растут до невообразимых размеров.

— Фу! — скривился барон.

Лиля пожала плечами.

А как еще объяснить концепцию микробов? Не доросли тут до Левенгука и первый микроскоп еще в перспективе…

Сделать бы…

Но там такая оптика! Не средневековая. Хорошо хоть с подзорной трубой удалось… да и физик из Лилиан… никакой,, откровенно говоря.

Паршивый…

Еще громадная благодарность, что барон не закатывает истерик, не устраивает ей блиц-опросов и допросов. А мог бы.

Понятное дело, Лиля бы его послала, но жизнь они бы усложнили друг другу изрядно.

По счастью, Энтони отлично понимал, что из леса надо уходить. Выйти к людям, а потом будет видно. И коли уж Лилиан ориентируется в лесу лучше…

Сам Энтони тоже пытался бы. Но с напарником это намного легче. Только вот воспринимает ли он Лилиан, как напарника?

Лиля не знала. Но старалась поддерживать эту иллюзию.

— Червяки погибнут, мы спокойно выпьем воду, когда она остынет. Или перельем куда надо.

Энтони кивнул.

И Лиля занялась охотой.

Лягушки?

М-да, с лягушками вышло не очень. Удалось подбить всего четыре штуки. Зато крупных, матерущих даже. Потеряла она сноровку…

И сачка не было.

Вот, в детстве мальчишки по-простому охотились — глушили их палками с берега, а потом вылавливали сачком для бабочек. Лиля их просто глушила… и не всегда попадала.

Прошло детство.

Барон покривился, а Лиля пожала плечами.

Не хочешь квакушку?

Она сама скушает. Ей нужно полноценное питание, белки, жиры, углеводы… ладно, последние вряд ли обнаружатся в лягушке, но все остальное — запросто.

Зато рогоз пошел «на ура». Запеченных корневищ барон стрескал штук тридцать, и куда только влезло? Как не лопнул еще…

Но Лиля была не в претензии.

Осознав, что уничтожил все надерганное, барон устыдился и лично полез дергать камыш дальше. А Лиля разлеглась на плаще и отдыхала.

В путь они в этот день не двинулись. От болота?

Зачем?

Нет, от добра — добра не ищут, лучше уж запасов набрать…

Да, запасы…

***

Как приготовить лягушку?

Французы, с их высокой, хм, кухней, лопают только лапки.

Эстеты паршивые.

Лиля отлично знала, что съедобна вся лягушка.

Что надо сделать?

Оторвать ей голову и снять шкуру. Внутренности удалить, конечно. Кто ж кушает лягушку с потрохами?

Это несложно.

Зачем снимать шкурку?

Да потому, что Лиля собиралась варить бульон из лягушек. А шкурка в бульоне горчит.

Жарить?

А что там жарить-то? Проще поварить, тогда и бульончика можно попить, а им горячее полезно, и мясо от костей отделится, и зеленки можно какой набросать… черемшу Лиля отлично опознала.

Барон кривился и морщился, но еще пару лягушек подбил и принес.

Добытчик.

Но ехидничать Лиля не стала. Поблагодарила, порадовалась, и засунула принесенное в бульон. Что ж, за котелок Алексу громадное спасибо, без него было бы сложнее.

Бульон варился достаточно долго.

Лиля даже успела обтереться водой.

Махнула барону рукой, чтобы не подсматривал, разделась, зашла в болото по щиколотку,, выбрав место почище, намочила клок, оторванный от юбки, и принялась протираться. Слизистые оболочки не трогать, а кожа — естественный барьер между нами и природой, ее протереть даже нужно.

Пусть дышит, пусть грязи поменьше будет…

В море Лиля по понятным причинам не купалась. Оно и неплохо бы, но ведь вода соленая! Кожу разъедает, потом смывай ее… проще пресной обтереться, чем в соленой искупаться. И в глаза попадет — щиплет.

Нет, море Лилиан решительно не нравилось.

Бульон, наконец, сварился, и Лиля принялась сервировать стол.

Тарелок у них не было, ложка одна, кружка одна, поэтому Лиля решила вопрос быстро. Налила себе бульона в кружку, выловила и разложила мясо по листьям лопуха, а котелок с остатками бульона придвинула к барону и вручила ему ложку.

— Приятного аппетита, Лофрейн.

— Лилиан… вы и правда будете это есть?

Лиля фыркнула и демонстративно отпила из кружки. Ловко, чтобы ни губ, ни языка не обжечь.

— И что?

Бульон все равно чуть горчил, пах травой, немного болотом, а вкус…

Курица и есть курица.

Просто это — курица-мутант. Чернобыльская, к примеру. Или еще какая, с могильника ядерных отходов.

Лофрейн молчал.

Лиля отщипнула толику мяса, пожевала…

Не идеал.

И соли не хватает, и вообще…

Можно бы бросить в котелок кусочек солонины, но ее беречь надо. Пока подождем разбрасываться.

— Что вы на меня так смотрите, барон?

Энтони покачал головой.

Он пока не притронулся ни к бульону, ни к лягушке…

Лиля смотреть не стала.

Выпила свою часть, съела мясо и улеглась отдыхать. Пусть сам решает, она, если что, барона на себе не потащит. Вот еще не хватало.

Жить — или не жить? Вот в чем вопрос… Куда там Шекспиру, здесь все по-взрослому, без душевных страданий. Все всерьез.

Над головой, высоко в синем небе, плыли сосны. Покачивались рядом упругие метелочки травы. Полз хлопотливый муравей.

Лиля прикрыла глаза.

— Я подремлю немного, если соберетесь спать — разбудите.

И отключилась.

Мгновенно, словно свечу задули. Спать хотелось…

Черт с ним, с Лофрейном! Пусть сидит и страдает над невинно убиенной лягушкой.

***

Энтони Лофрейн, барон Лофрейн, не страдал.

В настоящее время он решал серьезный вопрос: кто сошел с ума?

Он сам?

Мир вокруг него?

Альдонай?

В первое верить не хотелось, а остальное было сложно проверить. Вот что тут скажешь, что сделаешь?

Лилиан Иртон вела себя…

Да где вы видели аристократку, которая лопает на обед собственноручно пойманную, ошкуренную и приготовленную жабу!? Что за бред!?

Мужчина даже головой замотал.

Лягушка никуда не исчезла.

Лилиан — тоже. Лежала, дремала себе, и простая рубашка натягивалась, обрисовывая такую грудь, что у мужчины руки зачесались.

Так бы и протянул….

Не стал из чувства самосохранения. Энтони дураком не был, и догадывался, что прозвучит в ответ. Если вообще прозвучит…

Под рукой у Лилиан Иртон очень удобно устроилась небольшая палка… так, чтобы схватить — и сразу пустить в ход. Определенно.

Графиня может драться палкой?

Шаблоны рвались с таким треском, что уши закладывало. Мир вообще никак не желал обращать внимание на баронские страдания. А Энтони не мог увязать все в своем разуме.

Лилиан Иртон была аристократкой.

Это было видно в каждом слове, жесте, взгляде… что отличает холуя от аристократа?

Лакей может разбогатеть, может купить себе титул, но всегда, всегда, в любой одежде, будет попадаться на одно и то же.

Взгляд. И поведение.

Холуй может быть либо выше, либо ниже, и третьего ему не дано. Он либо пресмыкается, либо унижает.

А благородный человек будет на равных с кем угодно.

С герцогиней, крестьянкой, нищенкой, королевой… он никогда не поставит себя ни выше, ни ниже…

Энтони не рассуждал именно такими словами. Он просто был аристократом, он вращался в этой среде….

Лилиан Иртон в нее не вписывалась.

Крестьянка?

Слишком умна, свободна, спокойна.

Мещанка?

Все то же самое.

Аристократка?

Она чувствовала себя равной Лофрейну. И как человек — тоже. Не как женщина… женщина вообще не может быть равна мужчине, она от рождения слабее, глупее… но в том-то и дело! Лилиан Иртон и чувствовала себя на равных с бароном, и шла с ним на равных, и охотилась, и…

Честно говоря, пока от него пользы было меньше.

Она вела себя как урожденная высокородная дама. Но для аристократки…

Энтони знал, что всю его жизнь ограничивают определенные регламенты. И нарушить их… чревато. Можно переспать с крестьянкой, но нельзя представить ее ко двору.

Можно иметь дела с купцом, но дружить с ним? Или жениться на его дочери? О, нет…

А Лилиан Иртон никто был не указ!

Она была… свободна внутренне. Вот как!

Для нее не было рамок, она сама могла их устанавливать, двигать, решать любые вопросы… но как так получилось? Так не воспитывают девочек. И даже если бы отец воспитывал ее, как мужчину, было бы все иначе. Не так, не то…

Энтони мучился до вечера, когда Лилиан открыла глаза.

***

— Что вы на меня так смотрите, барон?

Лиля зевнула, прикрывая рот рукой, потянулась.

— А-аааа…

— Ваше сиятельство, — не выдержал Лофрейн, — вы не хотите объясниться?

— Не хочу, — согласилась Лиля. — А я должна?

— Должны, — заявил Лофрейн с уверенностью, которой вовсе не испытывал. — Обязаны.

— Не припомню обязательств, — махнула рукой Лилиан. — Барон, вы котелок помыли?

— Эээээ…

Под нравственные мучения лягушка очень даже неплохо пошла. Но котелок барон не промыл, задумался, и теперь котелок был жирный. Еще и в застывшем жире, что вдвойне неприятно.

Лиля вздохнула, поднялась, и потопала к берегу болотца. Зачерпнула прибрежного ила и принялась оттирать металлические бока.

— Ваше сиятельство!!!

Барон уже почти стоном стонал.

Ну не полагается такого благородной даме, НЕ ПОЛАГАЕТСЯ!!! Ладно еще, барон знал, с грехом пополам, что песком можно мыться. Но благородная дама, которая моет посуду?

Лиля только головой покачала, продолжая с помощью листьев, ила и какой-то матери оттирать котелок. Но разъяснения дала.

— Барон, скажите, если я сейчас забьюсь в истерике, нам легче станет?

— Э… нет.

— Мы быстрее из леса уйдем?

— Нет.

— К людям выйдем? Пропитание найдем? Котелок отмоем?

На каждый вопрос барон качал головой, и Лиля в ответ развела руками, едва не утопив ценную собственность и черпанув котелком воды.

— Так что вы хотите? Чтобы я тут устроила невесть что, в лучших традициях придворных дам?

Энтони не хотел.

Вот честно, никак не хотел.

Он уже успел понять, что так — намного лучше. Лиля прищурилась. Наглый ветер сбросил ей на голову зеленый лист, и женщина тряхнула косой, пытаясь смахнуть его без помощи мокрых и грязных рук. Солнце вызолотило ее волосы, бросило на лицо кружевную вуаль из света и тени, сделало ее невыразимо лукавой — и неожиданно юной. И барон замер, не смея шевельнуться, чтобы не прогнать этот момент.

Лесная дева…

Красивая, отстраненная, земная — и невыразимо чуждая.

Создание из еловых ветвей и солнечных лучей.

Зеленые глаза и золотые волосы, улыбка — и приподнятая бровь… и весь этот момент, словно пропитанный чудом.

Лиля не дала долго длиться очарованию.

— Устроить?

— Н-нет…

— тогда поймите главное, барон. Я очень прагматична. Практична, если так будет легче. Будет время для переживаний — и я от души поплачу. Будет время для гнева, боли, слез, радости, а сейчас я должна пройти из одной точки в другую. Чтобы вернуться домой.

— Лилиан…

— Да, я знаю, что вы скажете. Вы не допустите, — Лиля сморщила нос. — Не будем пока об этом, сейчас у нас общая цель. Выйти к людям. Остальное вторично. Вот я и буду делать все, чтобы выйти к людям. Есть суп из лягушки, жарить змею, если та попадется, танцевать голой на поляне… неважно! Здесь и сейчас это нужно делать — и я делаю. Этого достаточно?

Тони кивнул головой. И все же не удержался.

— Если бы я не видел вас, здесь и сейчас, я бы поклялся, что таких женщин не существует.

Улыбка у Лилиан получилась совершенно Мефистофелевская. Данте оценил бы.

— Я здесь. И я существую. Ложитесь спать, Лофрейн, я подежурю. А вы смените меня к утру.

— Хорошо, Лилиан.

Барон послушно отправился к лапнику.

Практичность?

А подготовка?

Что он, дурак, что ли? Попробовала бы леди Сейнель освежевать лягушку! Да она от одного вида жабы на два часа в обморок падала. Когда акулу поймали и ее на палубе разделывали, ей от запаха дурно стало. А Лилиан Иртон?

Что-то подсказывало барону, что Лилиан бы еще и тесак попросила. И он был прав.

Акул вскрывать ее сиятельству еще не доводилось. А интересно…

Кто мог научить всему этому Лилиан Иртон? Какие тайны хранит ее прошлое? Определенно, надо их разузнать. Энтони оценил решимость в голосе женщины, когда та говорила о дороге домой. Она вернется. Сделает все возможное. А значит, что?

Значит, ему надо помешать графине. Задача серьезная….

Ладно, время еще есть, он все обдумает.

Он справится. При всех своих достоинствах, при всем недюжинном уме, Лилиан Иртон была и остается женщиной, а с бабами Лофрейн управляться умел. Проверено всей жизнью.

***

Барон не видел, каким взглядом проводила его Лилиан.

Кажется, она спалилась? Прокололась, показала свое настоящее лицо?

Есть такая вероятность.

Но то вы предлагаете ей сделать? Что?!

Тут или-или, или она падает на руки барону и косточки ее в лесу истлеют. Или она берет дело в свои руки, и отправляется домой. Ну, хотя бы помирать будет спокойно, если что. С осознанием, что сделала все возможное и немного больше.

Лиля ласково коснулась рукой живота. Предусмотрительно, отвернувшись так, чтобы Лофрейн ее не увидел.

Ничего, малыш. Прорвемся, и не таких в клочья рвали.

Мама справится, она и из леса выйдет, как можно скорее, и тебя домой доставит, к папе, сестренке, братикам… тяжко?

А кто сказал, что будет легко?

Мама, конечно, не супервумен, или как это называется, но для своего спасения Лиля все сделает.

Надо жабу слопать?

Да с кишками проглотит! И со шкурой!

Надо барона построить?

Будет строить в три шеренги… барон. М-да, проблема.

Лиля понимала, что она действительно не вписывается в это общество. Она честно соблюдает все нормы и правила, пытается стать своей, но получается…

Да химера получается!

Когда лапы от одного зверя, хвост от другого, уши от третьего, а тело от четвертого. По отдельности все знакомо, а в картину не складывается.

Увы.

Таких как она действительно не существует здесь и сейчас.

Душа чужого мира, создание в чем-то противоестественное… или наоборот — естественное?

Лиля не собиралась рассуждать над сложными философскими вопросами. Плохо было то, что барон узнает ее с другой стороны.

Узнает не Лилиан Иртон.

Алевтину Скороленок. Ту самую, девчонку-медичку. А что делать?

Графиня не выберется, отсюда сможет выйти только Аля. Чужая душа, в чужом мире…

Она и сама выйдет, и ребенка вытащит. А барон…

Лиля холодным жестким взглядом посмотрела на барона.

Ему. Придется. Умереть.

Лиля не знала, как она это сделает. Отравит, удавит, зарежет — она действительно не знала. Но барон не должен дойти до конца пути.

Чудовищно?

А почему? Она защищает себя и своего ребенка. И этим все сказано.

Прости, Лофрейн, но ты сам виноват.

Ативерна, Лавери

— Б…

Ганц Тримейн редко матерился.

Но сейчас…

Глядя на тело королевской фрейлины, которую он, кстати, отлично знал!

Аника Реваль.

Фрейлина ее величества Марии — и в таком виде…

Мать-перемать…

Вся искромсана, большие голубые глаза смотрят в небо, светлые волосы испачканы кровью и грязью…

Мизинца — нет.

И как тут быть?

Опять тот неуловимый подонок…

Но кто?!

КАК!?

Аника была полностью домашней скромной девочкой… ладно. Это он еще переговорит с ее величеством. И с родителями девушки.

И…

Тварь!

Ярость опять накрыла волной, сжимая горло удавкой, туманя алым глаза, заставляя стискиваться кулаки…

Ты мне еще попадешься…

И я тебя, подонка, на твоих же кишках повешу!!!

***

— Тримейн, вы меня огорчаете.

Ганц опустил глаза к полу.

Да, его величество Ричард разочарован.

Чем это может грозить?

Самое обидное, практически ничем. Не будет Ричард сейчас ничего с ним делать, слишком ценен ему зародыш службы, которую сейчас создает Ганц.

Но…

Не справился.

Подвел…

Вот как это у барона Холмса все так легко получалось?

— Ваше величество, я найду его.

— Когда?

— Ваше величество…

— Люди начинают… разговаривать, Тримейн. Пока еще тихо, но вскоре эти разговоры будет не остановить.

— Я понимаю, ваше величество.

— Тогда принесите мне голову подонка. Будь это хоть граф, хоть герцог.

— Я все сделаю, ваше величество. Но… это действительно кто-то из…

Ганц выразительно возвел глаза к небу.

Ричард махнул рукой.

— Идите, Тримейн. Я жду от вас доказательств.

Ганц поклонился и вышел.

Кто же?!!

Кто!?

Авестер, лес в районе побережья

Мужчина и женщина шли по лесу.

Менялись, то впереди шел Энтони, то Лилиан. Опирались на посохи, вырезанные из крепкого орешника, тащили груз, молчали.

Иногда переругивались, но не сильно.

Берегли дыхание.

Время от времени ложились прямо на мох, выбирали более-менее чистую полянку, и отдыхали.

По часу-два.

Лиля помнила принцип Смока Беллью.

Долгие переходы — долгие остановки.

С едой, правда, было хуже, чем на Клондайке. Но при терпении и умении можно было прокормиться где угодно, а их-то Лилиан было не занимать. Как и любому медику.

По дороге Лиля нарвала сыроежек, у лесного болотца запаслась рогозом, и даже успела пригвоздить рогатиной шуструю гадюку. Тут уж Энтони не сплоховал, и рассек змею на две части.

Потом Лиля отсекла ей голову, свернула без всякой брезгливости туловище кольцом, увязала в ткань и подвесила на палку. А как ее еще нести?

Привязать сверток на палку, палку закинуть на плечо — и вперед, по лесу. Удобнее всего получается.

— Выше нос, господин барон! У некоторых народов считалось, что змеиное мясо положительно действует на мужские качества. Так что вам повезло — бесплатно поднимете все, что должно стоять и не падать!

— У меня и так не падает!

— Вот выйдете из леса и проверите на ком посимпатичнее, — подначила Лиля. Она знала еще одно правило. В походе самый страшный враг — тоска.

Мы не выйдем, мы не справимся, мы все умрем здесь…

Есть такое?

Есть.

Что надо делать, чтобы справиться с этими пораженческими настроениями?

А кому как. Кому юмор, кому подначка, кому злость, кому любовь… для каждого есть свой пряник и свой кнут. Для господина барона ей предстояло отыскать их.

И дойти.

Гадюка?

Да она кого угодно сожрет! Лишь бы к семье вернуться!

***

Вечером Лиле больше всего хотелось упасть, вытянуть ноги и ничего не делать.

Нельзя.

Она помнила свой опыт и шла не до изнеможения, а до легкой усталости, еще ведь надо бивак обустроить, ужин приготовить, еще ночью дежурить…

Последнее — обязательно.

Это не Европа с ее ухоженными лесополосами, где даже грибы растут по ранжиру и строго в указанных местах. Это лес, которому до цивилизации, как… как барону — до Лешки…

Боги, сколько ж лет она не вспоминала любимого некогда человека.

А вот встал перед глазами, как живой.

Они когда-то вместе ходили в походы, вместе пели под гитару… ладно, Лешка пел, Лиля предпочитала не травить слух людей своим «голоском», делили одну палатку, мечтали, строили планы.

Все перечеркнула та авария.

Лилиан Иртон не ругала неизвестного подонка. Но теплилась и еще одна мысль. Если ей вот так повезло… может где-то там, в других мирах, так же устраивают свою жизнь и мама с папой? И смерти нет, есть переход из одного мира в другой, просто не всегда душа помнит о своей прежней жизни? А ей повезло, она помнит…

Ладно, философия — философией, но привал нужен.

Барону было поручено устроить костер, это он умел, собрать и натаскать хвороста, а Лиля принялась за готовку.

Корни камыша можно отлично кушать, если их запечь, не хуже картошки получится, змей (по дороге не повезло еще двум гадюкам) надо выпотрошить и приготовить, а грибы — сыроежки, собранные по дороге, прекрасно можно насадить на прутики и поджарить сразу же, заморить червячка.

А еще нарезать лапника — это к барону и устроить правильное ложе, это уже к ней.

Разуться и осмотреть ноги, сделать массаж, сначала себе, а потом, позднее, и до барона доберемся.

Ноги — это все.

Лиля прекрасно знала, что такое мозоль в походе.

Ногу натер — ерунда?

Да, когда ты в новых туфельках топаешь на свиданку. Там можно домой прийти, промыть все и пластырем залепить. И походить в удобной обуви пару дней.

А если в походе, да грязь попала, да воспаление началось…

Лиля так рисковать не была готова.

Ноги сейчас — это жизнь.

***

Прошло больше двух часов, прежде, чем на поляне разгорелся и прогорел до углей небольшой костер, змеи последовали путем лягушек,, то есть варились в котелке, грибы были уже готовы и даже съедены, а Лиля решительно усадила достопочтенного барона на кучу лапника.

— Садитесь, Тони. И снимайте сапоги.

— Я…

— Снимайте, не стесняйтесь, чего я там не видела? Голых пяток?

Барон пожал плечами, мол, сама напросилась, и сапоги снял. О чем Лиля тут же и пожалела.

— Кхе! Тьфу! Черт! Барон, вы чулки меняете? Или только на водку?

Вот тоже задача — научить благородного барона наворачивать портянки. В этих чулках он далеко не уйдет, определенно.

Лиля запихала брезгливость куда поглубже, и принялась за дело.

Массаж.

Надо бы вчера вечером, но вчера руки не дошли. А вот сегодня она уже была в состоянии заниматься и собой и спутником.

Можете смеяться, можете не смеяться, а первое дело в походе. Лиля и собой потом решила заняться, себе массаж делать неудобно, ну да ничего, переживем! Вот как права была мама, заставляя маленькую Алечку учиться всему подряд.

Попадешь в сложную ситуацию, а умение уже здесь…

И на массаж Аля ходила, занималась, курсы были прямо при мединституте организованы, без отрыва от учебы. А как еще?

Это физиотерапия, это поднимать на ноги больных, это — пригодится…

Не эротический массаж, не тайский, для этого на другие курсы надо и в другие места, а вот такой, самый простой и доходчивый. Размять мышцы, как следует промять ступни, щиколотки…

Барон сидел молча. И только когда Лиля стряхнула ладони, потерла об траву, ополоснула и принялась тщательно вытирать их листом лопуха, решил поинтересоваться.

— Откуда вы это знаете, Ваше сиятельство?

— Это меня Тахир Джиаман дин Дашшар научил, — Лиля даже и не подумала покраснеть, вот еще! Это не вранье, это для дела. — Они у себя такое практикуют в Ханганате, если кого на ноги поставить…. У них же калекой быть стыдно, знаете?

— Калека не может вести за собой род, да, это я знаю.

— Вот. А это чтобы человек быстрее на ноги встал, чтобы двигался лучше… как ноги?

— Сейчас проверю, — барон взялся за чулки.

Лиля отобрала у него бяку, решив постирать в ближайшем же болоте, и решительно оторвала две полосы от своей юбки.

Хорошо, что они в этом времени такие пышные, на все хватит!

— Смотрите, как это надо делать.

— Ага…

Первую портянку навертели совместно с Лилиан, вторую барон наворачивал сам под ее чутким руководством.

Носки, чулки — это хорошо, когда на тебе берцы. Или гриндерсы. Или еще какие высокие ботинки специфического образца.

А если сапоги из мягкой кожи? С нефиксированным голенищем? И вообще, черт его знает…

За свою обувь Лиля была спокойна, ее сапожки легко выдержали и купание в море, и переход выдержат — сказалось перестроечное детство.

Тогда они не могли себе позволить многое, и мама покупала одну вещь, но качественную. Чтобы выдержала все грозы и беды, чтобы десять лет сносу не было. Пусть не так красиво, но денег-то нет каждый год новую покупать!

Мода?

Да плевать на моду три раза, когда на хлеб и то не хватает!

С тех пор Лиля привыкла, что обувь должна быть хорошей и качественной. И в Ативерне своим правилам не изменила.

Удобная колодка, голенище, вставочки из жесткой кожи…

А вот с бароном было хуже. У него сапоги были красивые, но с практичностью было похуже.

— М-да…

Ладно, развалятся, тогда и будем думать. Хотя лапти Лиля плести не умела. Вообще. Тут ведь свои тонкости, своя технология… но вот не довелось как-то столкнуться. Липа здесь есть, лыко надрать можно бы, а дальше как? Это не макраме, это сложнее…

Пара идей у Лилиан была, Буссенара она в детстве почитывала, но… где здесь взять бизона?

Негде…

Лилиан вздохнула и принялась за свои ноги. А то завтра хромать будет, как утка, так далеко не уйдешь…

Уй, больно-то как…

Господин барон, а вы куда смотрите? Женских ног не видели? Отвернитесь и делом займитесь!

Альдонаааааай! Как же больно-то!

***

Вторая ночь прошла куда как спокойнее.

Лиля отбывала первую вахту, барон честно не спал с двух часов ночи и до утра.

В этот раз он ходил, сидел у костра, превозмогал дрему… да и выспался.

Ноги почти не болели.

Честно говоря, после первого дня ломило и ступни, и икры… да все ломило!

Что чувствовала графиня, он не знал, но не жаловался только потому, что рядом с ним была Лилиан Иртон. Стыдно как-то…

Благородная дама, а делает больше него, справляется, не плачет, ничего не требует…

Даже подумать о таком страшно, а вот!

А массаж?

Энтони вспомнил руки Лилиан Иртон.

Красивые руки.

Не тоненькие пальчики и хрупкие ладошки светской дамы, которые к губам поднести страшно — сейчас раздавишь, нет. Лилиан была живая, настоящая…

Пропорциональные ладони, длинные сильные пальцы, красивые кисти рук…

Руки докторуса.

Не знатной дамы, а докторуса.

Сильные, чуткие, с ожогами, в шрамиках, с коротко подстриженными и опиленными ногтями… нет в ней ничего светского. Это руки человека, который возится с больными, не чурается никакой работы, который может и верхом, и пешком, и ребенка укачать, и за спиной своего мужчины встать — и пока она жива, ни один враг не подойдет.

Энтони даже головой потряс, от накативших мыслей.

И что это с ним?

Лиля спала, зарывшись в лапник, завернувшись в плащ, и во сне ее лицо было мирным и спокойным.

Золотая коса вилась змеей, выскальзывала из еловых ветвей, сбегала в траву… еще муравьи набегут… или кто… или от росы намокнет…

Энтони осторожно взял в ладонь золотистые тяжелые волосы, поправил косу, положил поудобнее.

Пальцы не хотели отпускать плотно свитую золотистую веревку.

Интересно, как выглядит Лилиан Иртон с распущенными волосами? Если без одежды…?

Тони даже в жар кинуло. А одна часть его тела недвусмысленно продемонстрировала, что всегда готова на подвиги.

Барон подумал, как это может выглядеть…

Ваше сиятельство, я мужчина, вы женщина. Мы здесь одиноки… может быть, скрасим друг другу долгую дорогу?

Потом резко передумал.

Посмотрел на посох, которым Лилиан сегодня ловила гадюк, на саблю, на котелок… и как-то поубавилось энтузиазма.

Сильно убавилось.

Энтони был уверен, что ему ответят… неласково. Если вообще соизволят потратить время на разговоры, а не начнут сразу охаживать чем потяжелее.

Ему повезло, что Лилиан не вмешалась в их драку с Алексом. Очень повезло. Интересно, почему? Надо будет завтра спросить, Лилиан не похожа на женщину, которая будет сидеть, сложа руки.

Но ведь ждала?

Надо спросить, определенно….

И Тони опять зашагал вокруг поляны, стараясь отогнать неуместные мысли. Будем считать, что Лилиан не женщина, а боевой товарищ.

Так проще.

***

На завтрак были печеные корни рогоза.

— Было бы время, я бы корневища высушила да и растерла в муку. Ее можно заваривать и пить, очень вкусно получается, — помечтала Лиля. Но удовольствовалась малым.

Набросала собранные по дороге травы — земляника, малина, иван-чай, который рос и здесь, зверобой, калина (не трава, но раз уж куст попался?) в кувшин и залила их кипятком из котелка.

— Сахара бы. Ладно, камыш попадется — сделаю.

— Сахар? — удивился Тони.

— Да… надо взять стебли камыша, мелко нарезать, залить водой один к одному и час кипятить. Потом профильтровать — и кипятить до густоты. Вот и сахар будет. Конечно, не такой хороший и чистый, но все же… или пчелы бы попались. Дикие…. Вы умеете добывать мед, Тони?

— Нет.

— Вот и я — нет.

— Даже странно. Неужели есть что-то такое, чего вы не умеете? — съехидничал Энтони, ощущая себя болваном. — Мне казалось, что вы все можете.

— Это вам только казалось, — Лилиан грустно кивнула. — Плавать не люблю, море… пчел вот, не особенно люблю. Они кусаются…

Тони кивнул.

— Да уж… я знаю, их как-то дымом окуривают…

— Не с нашим счастьем, — махнула рукой Лиля. — Еще лес подожжем, а от лесного пожара я бегать не хочу. Страшновато…

Лофрейн медленно кивнул.

Да, пожар в лесу — это страшно. В доме, кстати, не лучше, ему однажды не повезло — чудом в окно выскочил. Вспоминать — и то неприятно. А уж заново поучаствовать…

Действительно — без него.

— Значит, без меда обойдемся. Лилиан, а почему вы не помогли Алексу? Когда мы дрались?

Лиля пожала плечами.

— Не успела.

— Разве?

И как тут правду ответишь?

Боялась, что зацепите меня и повредите ребенку, вот и не лезла. И правильно сделала. Лиля выбрала второй вариант, тоже правдивый, но чуть сместила акценты.

— Во-первых, я просто не успела схватить оружие. Во-вторых, без оружия, женщине, вмешиваться в драку двух мужчин? Да я бы раньше сама пострадала. В-третьих, Алекс слишком рано начал.

— То есть?

— Если бы он дал мне время… Лофрейн, я бы предложила вас просто отравить.

Энтони поежился.

— М-да…

— А вы как хотели? Чтобы я пожалела своего похитителя? И отравила бы, и пошли бы мы с Алексом вдвоем. Вряд ли далеко ушли, но… кто знает?

Энтони поежился.

— Сейчас вы меня тоже отравить хотите?

Корни приобрели неприятный привкус. Словно дерево жуешь…

Лиля махнула рукой.

— Сейчас — нет. Поживите пока…

— Пока?

— А там посмотрим на ваше поведение.

Доедали в глубоком молчании.

Ативерна, Лавери.

Миранда шла по дворцу.

Как же ей здесь надоело!

Это только говорят — королевский дворец! ДВОРЕЦ же!!!

АХ!!!

И попасть сюда стараются, и пожить, и прижиться. А Миранде это с рождения принадлежит, ей тут уже надоело, хуже горькой редьки. На разминку с утра не выберешься, с вирманами не поболтаешь, собак приходится в личных покоях держать, чтобы бедолаг на псарню не отправили, да еще каждый день в Тараль мотаться…

Гррррр!

Настроение у девочки было ниже низкого.

Еще и о маме никаких известий… да что б того Лофрейна… что б его крокодилы сожрали!!! Медленно!!!

Почему — крокодилы?

Так им к падали не привыкать!

Злость помогала не отчаиваться.

Злость держала Миранду на плаву, злость и борцовский характер.

Как-то она спросила маму: что ты чувствовала, когда меня похитил Донтер? Это же страшно, когда твоего ребенка крадут… ты ведь меня тогда любила?

Лилиан ответила честно, как и всегда.

Да, любила. И с ума сходила от страха. Но я поклялась себе — если с твоей головы упадет хоть волос, я Донтера на кусочки разрежу! Карманным ножиком!

Когда крадут твою маму, это тоже страшно. Очень-очень страшно…

Миранда давала себе слово каждое утро.

Если Лилиан не вернется…

Если с ней что-то случится…

Скоро ей выходить замуж за Амира. Осталось подождать всего пару лет…

Так вот.

В качестве свадебного подарка она попросит у мужа головы Лофрейнов.

Всех.

Она этот род пресечет! Вырежет подчистую, и только тогда сможет вздохнуть спокойнее.

Не спокойно. Чуточку спокойнее…

Мама, мамочка, где же ты!?

— Виконтесса…

Поклон — и рядом с Мири оказывается придворный в блестящем голубом наряде. Миранда улыбнулась в ответ.

Имени она не помнила, но лицо, кажется, видела…

— Лэйр?

— Виконт Леруа.

— Доброго дня, виконт. Простите, у меня отвратительная память на лица, — Миранда решила не лгать.

Отвратительная. Леруа… супруг Джолиэтт. А это, надо полагать, его сын или внук… она все равно их не помнила! Видела-то пару раз в жизни!

Можно бы и запомнить, но зачем? Если через пару лет все равно уезжать в Ханганат?

— Вы ранили меня в самое сердце, виконтесса.

— А выглядите вы вполне здоровым.

— Нет-нет, я убит и ранен. Я просто умираю… и только вы меня можете спасти, виконтесса.

— Да неужели?

Миранде быстро надоел этот разговор, но виконт шагал в том же направлении, что и она. Придется терпеть.

Ох уж эти дворцовые коридоры! Быстрее бы они заканчивались!

— ДА!

Мужчина вдруг оказался впереди, наклонился к Миранде.

— Неужели вы пожалеете раненному вашей красотой воину один крохотный поцелуй? Самый невинный?

Вот когда Миранда пожалела, что Ляля и Нанук в ее комнатах. Вот они бы сейчас поцеловали гада… навек бы зарекся!

Но…

Собак — нет.

Убивать — нельзя.

Драться нежелательно, мужчина тяжелее вдвое и вдвое же массивнее… что делать?

А виконт уже наклонялся к лицу Миранды…

— Виконт, целовать девушку на людях — дурной тон, — мурлыкнула Миранда, указывая глазами ему за спину.

Такого изощренного коварства виконт не ожидал. И обернулся.

За что и поплатился.

Миранда не стала бить в пах. Вместо этого она со всей силы пнула негодяя по колену.

Получилось очень душевно. Попала она по опорной ноге, виконт мало того, что загремел на пол, так еще и взвыл от боли. А Миранда подхватила юбки — и ловко метнулась так, чтобы мужчина не смог ее поймать.

— Протянешь руки — протянешь ноги! — рявкнула она напоследок — и шаги виконтессы стихли в коридорах.

Мужчина кое-как поднялся на ноги, но о преследовании и речи не было. И о танцах забыть придется. И…

С-сучка!

***

Миранда кое-как отдышалась у себя в покоях.

Так…

Чему мама учила?

Кладем в карман пакетик горького перца. Молотого, конечно.

В следующий раз негодяй получит его прямо в лицо.

И кастет.

Как мама называет его — явара. При правильном применении может доставить неудобства кому угодно. А выглядит этакой изящной палочкой, резной, деревянной…

Но кто бы мог подумать, что во дворце возможно такое?

И ведь не пожалуешься!

В таких ситуациях почему-то всегда виноватой оказывается женщина! Неизвестно почему, но обидно, это уж точно!

Вот сын собаки легкого поведения!

Авестер, лес в районе побережья

Они шли по лесу уже несколько дней.

Лиля знала, что восемь, отмечала черточками на кусочке пергамента. Потерять счет времени ей не хотелось.

По ее предположениям, километров пять — шесть в день они проходили. Может, больше, может, меньше…

Она бы шла и быстрее, и больше, но зачем рисковать ребенком? И зачем показывать барону свои истинные способности?

Нет, ни к чему.

Лучше чуток подольше. Заодно их, может, и искать перестанут.

Пока погода их щадила, но Лиля все чаще оглядывалась по сторонам. Не нравился ей сегодняшний день…

Если кто понимает…

Когда вроде бы и небо еще чистое, и солнышко светит, и птицы чирикают, но — давит.

Душно, тяжко, словно на тебя руку положили — и пригинают к земле, и воздух тяжелый и невкусный, и в глаза словно песку насыпало, и давит, давит, давит…

Лиля чувствовала, что может сейчас лечь и уснуть. И отчетливо понимала, что с ней происходит.

Метеозависимость.

Видимо, от беременности. От возраста оно чаще бывает, но и от беременности тоже может быть. Организм становится чувствительнее иного барометра, улавливает малейшие изменения в атмосфере ну и реагирует.

Конец ознакомительного фрагмента.