Красная зима

Галина Гончарова, 2021

Для своего развлечения богиня Смерти поменяла местами двух девушек из разных миров – и не прогадала. Ради своего ребенка Яна готова пойти на все, даже добраться к нему через страну, в которой полыхает война, страну, в которой правят бал беззаконие и жестокость. Но если на дороге встретится кто-то беззащитный? Кто-то, нуждающийся в помощи? Даже приняв благословение Богини, Яна остается человеком… даже в ущерб своим планам. Анна старается прижиться в двадцатом веке. Для принцессы иного мира это сложно, но она не унывает. У нее есть сын, у нее найдутся и верные друзья, и даже любимый кот. Враги? Какие могут быть враги, если рядом с ней – самое ценное в мире, ее ребенок! Ради себя она не стала бы бороться, но за сына… тут и благословение Смерти придется кстати. Горе тем, кто встанет на ее пути!

Глава 2. Как запоздалая месть летнему буйству трав

Работают ли гостиницы во время революции?

Да как вам сказать…

Если где господа есть, там и халдеи будут. Другой вопрос, что живущим в гостинице стоит опасаться визита Комитетов Освобождения. А вот они как раз Яне были без надобности.

Ей вообще в Звенигороде задерживаться…

Ни к чему.

Но надо бы хоть переодеться где, да и попробовать поспрашивать.

Лебедева, говорите? Ирина Ивановна?

Вдова с ребенком…

Яна огляделась по сторонам.

А почему бы не попробовать? Улица здесь не то чтобы очень парадная, вымощена даже не камнем — досками. Брусчатая мостовая. Но выметенная. А значит — что?

Где подметают, там и дворники есть. А коли есть дворники, будет и информация.

Как вызвать дворника?

Эм-м-м… в этом веке — непонятно. А так они на мусор реагируют! Яна точно знала.

Вот сидишь в институте на подоконнике, грызешь мороженое, а потом доела — и куда бы бумажку деть? Так вот, стоит попробовать бросить ее на пол, как тут же из полной пустоты (куда там джиннам из арабских сказок?!) возникает уборщица в синем халате. И ты слышишь про себя много всего лестного.

А вот чем бы тут насвинячить?

Яна подумала, потом вытащила из сумки бутерброд, припасенный еще с поезда, — и огляделась, выискивая местечко почище.

Сейчас перекушу, а бумагу, в которую бутерброд был завернут…

— Энто ишшо че такое?! А ну брысь отседова!

Местный дворник был еще круче институтской уборщицы тети Симы. Он появлялся не в момент и не после совершения тяжкого преступления насвинячивания. Он явился еще ДО оного.

В претензии Яна не была. И о презумпции невиновности не заикнулась. Вместо этого уважительно склонила голову.

— День добрый, уважаемый жом.

— Ну… добрый.

— Скажите, пожалуйста, вы здесь убираете?

Вежливость — первое оружие. Любого разумного. Дворника оно тоже притормозило, как медведя — рогатина.

— Ну… энто… я, да. А шо?

— Чисто тут у вас. Везде разруха, развал, а у вас хорошо, чисто, выметено все, как языком вылизано. Вот и хотела присесть перекусить. С утра во рту росинки маковой не было.

Дворник пригляделся повнимательнее.

— Простите, жама. Не признал.

— Сейчас так лучше, чтобы не признавали, — объяснила Яна. — Я пока из провинции добиралась… плохо в стране. Маетно. А к подруге приехала — той нет дома.

Дворник посмотрел еще немного, подумал…

— Идемте ко мне, жама. Я вам чайку налью…

— Благодарствую! — расцвела Яна. — А только что ж я без угощения! — В пальцах сверкнула серебряная полтина. — Может, вы скажете, где к чаю… прикупить?

Произошло чудо.

Монета сверкнула — и растворилась в воздухе, полностью опровергая все законы химии и физики. Дворник расплылся в улыбке.

— Так я, жама, сейчас вас устрою, да и схожу. Чего вам ноги бить… видно ж! Пехом шли, устали…

Яна и не спорила.

И пешком шла, и устала…

Другое дело, человек, который вырос на кордоне, может и по лесу долго ходить, и не слишком страдать от голода. Это сейчас шоколадки — мармеладки — плюшки — фигнюшки… А раньше как?

Идешь в лес, а что взять-то с собой? Зимой проще, ничего не пропадет. А летом? Когда сыр плачет, колбаса за два часа протухает, кефир скисается… Остаются вареные яйца, хлеб и огурцы с помидорами. Тверденькими такими.

Яна так и привыкла с детства. Отец так ходил, ее приучил. Она бы и еще часика четыре спокойно прогуляла, не кушая. Но — надо было выманить джинна из бутылки! И ведь сработало?

* * *

В дворницкой было чисто и уютно.

Маленькое помещение начиналось с тяжелой двери, перед которой был положен скребок. Яна честь по чести отряхнула ноги и вступила в крохотную кухоньку.

Печь, стол, люк в подпол.

Дверь в комнату. Не слишком большую, Яна заглянула. С топчаном, комодом и сундуком.

Инструменты, похоже, хранились или в подполе, или еще где…

Два окна глядели в стену, так что даже в самые солнечные дни здесь будет грустно и пасмурно. Но в комнату девушка не полезла, уселась за столом, ждать.

Дворник себя ждать не заставил, вернулся и плюхнул на стол пакет с продуктами.

Горлышко бутылки, стыдливо выглядывающее из свертка, Яна вежливо не заметила.

— Как вас зовут, жом?

— Трофим я, жама.

— А по батюшке?

— Игнатьевич.

Яна протянула руку.

— Яна Петровна. Можно просто Яна. Рада знакомству, Трофим Игнатьевич.

Дворник метнулся взглядом по сторонам, подумал — и предложил универсальное:

— За знакомство?

* * *

Через четыре часа Яна отвалилась к стене с чувством выполненного долга. Трофим уснул, уговорив «четвертушку», а потом и еще одну, а она попивала чаек, отдыхала. Она-то поила щель в полу комнаты. Давно научилась, не пить же невнятное пойло?

И бегать никуда не надо, и искать, и прыгать…

Вдова Лебедева отправилась к родителям. И сына с собой взяла.

Куда?

Да говорила, что у нее имение есть. У ее родителей…

Куда?

Вроде как под Синедольском. Городок такой, понятно, гор там отродясь не было, но назвали же! Туда, кажись, на поезде пару дней ехать надо. Или конями…

Яна вздохнула.

Поезд, лошади… Поезд — это хорошо, но сейчас они почти не ходят. Лошади? Не ее это! Не ее!

Даже если допустить, что она купит лошадь, справится с ней — это возможно, все же на кордоне росла и верхом ездила несколько раз. На машине чаще, но и на лошади верхом случалось несколько раз. Но лошадь же!

Животное! Которое надо кормить, за которым надо ухаживать, которое надо еще и охранять — и в чем ехать? Верхом? В телеге? В пролетке?

А она проедет?

В России не дороги, а направления? Так в Русине тоже направлений хватает! Как направят…

Пешком идти?

Яна почесала кончик носа. Ей бы хорошую вещь… велосипед! Смех смехом, а штука-то замечательная! Выдержит любые нагрузки, зависит только от сил наездника, пройдет и по дорогам, и по бездорожью… и ездить Яна умела.

А где бы можно разжиться сей полезной в хозяйстве новинкой?

Большой плюс: овса ему не надо, ржать не будет, кормить-чистить тоже ни к чему, и меняться может. То есть или всадник на велике, или велик на всаднике — отец им в лесничестве тоже пользовался. Удобно, по лесным дорогам-то!

Яна прикинула хвост к носу.

Ей бы разжиться велосипедом. Машиной — лучше, но под нее топливо нужно, опять же приметно. Это она от Зараево до Ирольска доползла, и то все скляла. А тут центр Русины, тут еще веселее будет…

Отловят и покритикуют.

И машина едет только по дорогам. А велосипед — и по тропинкам, и по проселкам, и по полям, и куда ноги вывезут. И на поезд его погрузить можно, и в машину…

Лучше бы поезд, но на вокзал не хотелось. Поезда освобожденцами проверяются, а плодить трупы в стиле американского вестерна Яне совсем не хотелось. Не удержится ведь, прибьет особо ретивых.

Итак…

Проспится Трофим — выясним, где можно разжиться полезным девайсом. А пока можно и самой чуток подремать. Только револьвер поближе положить, к руке. Так оно надежнее…

Свободные герцогства

— Сколько?

Торговаться Нини раньше не приходилось, но тут! Возмущение девушки было настолько велико, что прорвалось наружу. А там и поздно стало.

Пожилой мастер поднял брови, глядя на нее с возмущением.

— Вас не устраивает моя цена, тора?

— За этот перстень? Конечно, нет! Вы нолик прибавить забыли!

— Нолик!? Да помилуйте мою седую голову! Камень мутной воды…

— Что!? Ну-ка, дайте сюда свое стекло… где вы видите муть?! НУ?!

— И вот, похоже, трещина…

— Да вы, любезнейший, лупу свою проверьте! А не мой камень! Ну-ка, поглядим… я так и знала! Стекло паршивое. И волосок…

— Ну… ладно! Но размер камня…

— Размер? Ну-ка, выскажитесь мне про размер или огранку? Думаете, я не знаю, кто его гранил и сколько это стоит? Это вам не кабошон, камень полностью симметричный, рундист чистый, калетта цела! Цветовая зональность ровная! Смотрите, как свет ложится при преломлении! Ни одного окна вы не обнаружите! И не надо мне рассказывать про полосы!^[5]

Ювелир поежился.

— Тора, вы…

— Я знаю, о чем говорю! Вы мне еще про ребра расскажите и сколы поищите!

— Ну… ладно! Вот моя цена!

Нини топнула ножкой. Лежащий рядом пес поднял уши, но, увидев, что хозяйка вне опасности и сама кого хочешь загрызет, успокоился. Положил голову обратно на лапы.

Собака в банке?

Выгодного клиента туда и с крокодилом пропустят!

— Я же сказала — прибавьте нолик! И так вы заработаете! Не три цены, но половинку вы возьмете. И оправу не забывайте, за такую цену вы ее практически даром получаете!

— Да что там той оправы?

— Ну если для вас несколько грамм золота не ценны, можете мне оставить, — парировала Нини, которая продавала перстень с бриллиантом.

Тот случай, когда камень хороший, а сам перстень особой художественной ценности не имеет. Памятной — тоже. Мало ли что в сокровищнице обнаружится…

— Вы, тора, хорошо разбираетесь, — заворчал ювелир, который не собирался выпускать из рук отлично ограненный бриллиант весом чуть ли не сорок карат.

Прозрачный, конечно, и не слишком уникальный, но чистой воды, без проблем с огранкой и прочим… если его в хорошее изделие вставить, тут и две запрошенных девчонкой цены возьмешь. Но как не поупираться? Как не попробовать продавить соплячку?

— Еще откуда у вас такой камешек, тора?

— От родителей, — парировала Нини, нимало не смущаясь.

А что?

Даже если ее опознают… и? В свободе она потеряет, а в деньгах еще и приобретет!

— Хорошо, — скрипнул, сдаваясь, ювелир. — Деньги…

— Мы в банке, так что деньги можно сразу поместить в мою ячейку, — парировала Нини. — Банк будет гарантом нашей сделки.

Это она тоже почерпнула от Анны.

Сестра настрого запретила ей ходить по ломбардам и ювелирным магазинам. И приказала сразу же идти в центральное отделение банка, а там говорить с управляющим. Тоже есть риск, но все же меньше.

Сказать, что хотела бы продать кольцо. Что банку будет процент за посредничество. Что деньги лягут на счет в том же банке…

Нельзя сказать, что это идеальный вариант. Но банки своей репутацией обычно дорожат. И по мелочам мошенничать не будут. А потом…

Сначала Нини нужны реальные деньги. Да, и арендовать в банке ячейку. И объяснить, что она не одна, у нее есть родня, которая скоро приедет и еще привезет много чего хорошего…

Яна не могла предусмотреть все. Но в чем могла, она старалась девочку обезопасить.

* * *

К вечеру у Нини были деньги.

А на следующее утро она поехала по городу присматривать подходящий дом. Не слишком большой, но и не очень маленький, в центре, с подозрительными и вредными соседями… да, иногда это — громадное достоинство!

Когда в доме одна девушка, противные соседи становятся незаменимы. Кто, как не они, вовремя заметят беспорядок или какую проблему? Кто будет следить за соседкой лучше всякой полиции? Кто не пропустит появления подозрительных личностей?

То-то же…

А отсутствие личной жизни перенести можно, все одно пока рано. И прислугу нанять надо, и охрану, и…

Нини подумала, а потом решила пойти на курсы. Сестер милосердия.

А если в городе таких нет, так она просто в лазарет отправится, авось не выгонят ее!

Слишком хорошо она помнила, как Анна вытаскивала из нее пулю, ругаясь такими словами, что и бывалый боцман покраснел бы. Прочно впечатались в память и боль, и беспомощность…

Так вот!

Больше — никогда!

Зинаида Петровна Воронова не будет беззащитной жертвой! Не дождетесь!

А еще надо купить револьвер и научиться хорошо стрелять! Нини даже не сомневалась — пригодится!

Борхум

Война — это не только поле битвы. Война — это снабжение.

Это склады с оружием и продовольствием, это рельсы, по которым идут поезда, это собственно поезда, которые перевозят все к месту назначения.

И объясните, зачем сидеть в засаде и стрелять?

Нет, ни к чему это. Убьешь правителя? Так война-то не прекратится! Война — это поставки, это закупки, подряды, деньги, деньги, деньги… В основе каждой войны лежат экономические причины, это верно для любого мира и времени, и остановиться война может только в двух случаях.

Первый — это если одна сторона завоевала вторую.

Второй — это если для начавшей войну стороны она будет решительно невыгодна. Какое воевать, когда у тебя дом горит? Тут уж не до склок с соседями за огород!

Дмитрий Сергеевич Ромашкин подошел к вопросу со всей серьезностью.

Зима…

Что может воевать? Практически ничего. Но вот готовить к отправке на фронт всякие полезности…

О да!

И для начала — бронепоезда!

Шикарная штука, на три платформы! Каждая платформа служит основанием для прошитого и проклепанного корпуса из листовой стали. Внутри он укреплен стальными перекладинами, и пробить такой кожух пулями или шрапнелью просто нереально!

В стенах «скорлупы» прорезаны бойницы. В два ряда, друг над другом, для сидящих и для стоящих людей. Чтобы воевать с комфортом.

В самом корпусе вольготно размещаются пятьдесят человек, которые преотлично могут вести стрельбу по врагу.

В задней части корпуса расположена пушка. На легко вращающейся платформе, достаточно мобильная, так, что можно вести веерную стрельбу.

Паровоз также одет в броню, разве что кончик трубы торчит наружу. Ну и окраска — защитная. Цвета хаки, так элегантно… в белый решили не красить, все же зимой не воюют…

Сколько такое стоит?

Не спрашивайте! Броневая сталь, вооружение…

Ромашкин прямо-таки облизывался… Это ж прелесть! Мечта диверсанта!

Итак, имеются динамитные патроны…

* * *

Борхум — прелестное место, просто прелестное. И люди там хорошие, и очень скрупулезные, обязательные, педантичные. Если сказано — «от и до», так они и будут действовать. Именно что от — и до. Но никак не налево, не направо, не рядом…

Так сказано?

Так и будет сделано! И виват инструкция.

Ромашкин инструкции тоже знал. Пара купюр — одному, стакан шнапса — второму, сговорчивая баба — третьему — и вот тебе расположение караулов во всей красе. И расписание, и порядок смены, и что пожелаешь. Конечно, бронепоезда охраняют. Шутка ли? Десять штук!

Но в том-то и дело!

Сейчас они стоят на путях рядом с Морельском.

Территория достаточно большая, полностью депо не заблокируешь, рельсы туда ведут… ну разве что оцепление в три ряда поставить, но и тогда…

Депо.

Не надо воображать себе картину — в ночи крадется террорист, сгибаясь под тяжестью тюка со взрывчаткой!

Ни к чему!

Митя точно знал, надо использовать технику! А потому…

И снова — ничего сложного! Подумайте сами, сколько поездов! И сколько в поезде приятных потайных мест! Надо просто найти человека, который провезет ему килограммов двадцать-тридцать первосортного динамита! А уж такие вопросы господа террористы решать научились еще в каменном веке.

Не было тогда террористов?

Ошибаетесь! Они всегда были, просто записей не сохранилось. Они об этом позаботились. Поездов не было, а террористы и диверсанты точно были. И ходили пакостить соседнему племени, чтобы чужаки аппетиты соизмеряли и чужих мамонтов не уводили.

Митя изучал расписание поездов, потом принялся изучать проводников — и нашел того, кто ему понравился.

* * *

Стефа Падловского по имени никто не называл.

Падла — и все тут.

Фамилия так точно отражала его характер, что ни убавить, ни добавить! При взгляде на этого мужчину лет пятидесяти, не слишком высокого, худощавого, седоватого, подлысоватого, с желчным лицом, на котором навсегда оставили свой отпечаток и больная печень — последствия пристрастия к алкоголю, и перелом носа — пьяные всегда храбрецы, — у людей возникали примерно одни и те же характеристики.

Сволочь, склочник, скандалист…

И ведь оправдывалось!

Стефа закономерно не любили коллеги.

Стефа закономерно не любило начальство.

Терпело, ибо подлизывался он виртуозно и пресмыкался вдохновенно. Но — не любило. Кому ж такое понравится? Пользоваться слизняками можно, они даже полезные, наверное. Но любить и уважать? Энтомологов на железной дороге не было.

Да, Стеф работал проводником…

И сегодня он шел домой.

Дома ждала жена. Дома ждали дочь, зять, внук… милейшая, в сущности, семья. Правда, соседи с ними старались не общаться, друзей у них не заводилось, а родственники и вообще брезговали общением. Поговорить могли, но звать такое домой?

Увольте!

Но это, понятно, от предвзятости! И вовсе тут ни при чем Стефино пьянство, которое прекратилось только лет пять назад. По пьянке Стефа так в живот пырнули, что два месяца в лежку лежал. А доктор (все врачи — враги трудового народа!) тогда и высказал, мол, будешь горькую хлестать, и штопать не буду. Все одно сдохнешь! Чего на тебя время, силы да лекарства переводить?

Как многие падлы, Стеф был труслив и предупреждению внял.

С водкой завязал и устроился на работу. Раньше-то он нигде не задерживался. А родственники? А что — рабочий человек права выпить не имеет?

Гады непонимающие!

И ни при чем тут был склочно-стервозный характер жены. И ни при чем тут было поведение единственной дочери, которая гуляла со всеми парнями (пьяное зачатие промаха не дает).

Просто родственники — сволочи!

И начальство — сволочи!

Он уж и так, и этак… а его все одно держат на «сидячих вагонах». Ему бы в купе или СВ… ну хоть бы в плацкарт! А его держат на «сидячих», для самого такого быдла! А что с него возьмешь? Десяток яиц? И то… скорее уж в морду дадут, чем взятку!

И никакой тебе благодарности, и денег не заработаешь… тьфу, а не работа!

Кругом враги!

Так, с мрачными мыслями и шел домой Стеф, когда навстречу ему из переулка вышел хорошо одетый господин. Явно из торов.

— Ох!

Столкнулись они хорошо! Стеф аж на землю полетел. Но обложить гада в три ряда не успел.

Мужчина тут же охнул, рассыпался в извинениях, поднял Стефа и предложил посидеть где-нибудь.

Стеф подумал — и согласился.

Дома ждала семья, но видеть ее лишний раз не хотелось, Стеф потому и проводником устроился, чтобы лишний раз дома не бывать. Уж больно сволочную жену он себе подобрал!

И денег нет, и живут они плохо, и люди говорят…

Тьфу, гадина! И дочь не лучше! Даешь деньги — молчат, не даешь — сутками пилят, дряни…

Нет, домой ему вовсе не хотелось. А собеседник оказался понимающим…

* * *

Дорогой коньяк. Хорошая закуска. Красивые девушки. Карты — почему нет?

И утреннее пробуждение.

Из приятных, ничего не скажешь! Стеф проснулся в одной постели с очаровательной и профессионально услужливой девушкой, выпил немного хорошего коньячку, хоть голова, считай, и не болела, позавтракал там же, в постели, наслаждаясь каждой минутой… и спустился вниз.

Вчерашний знакомый так и ждал.

— Доброе утро, жом Падловский.

Собственная фамилия Стефу не нравилась. Но возразить он не успел. Мужчина продолжил:

— Надеюсь, вы остались довольны девушкой?

— Да, вполне.

— И ужином?

— Да…

— Хотите повторить?

Стеф хотел. Но…

— Задарма только кошки дают!

— Это верно. Но я вам предлагаю неплохие деньги…

Деньги действительно были неплохие. А за что?

Да просто спрятать небольшой чемоданчик, да и провезти в депо. Там жом Айзек (не называть же свое имя всем подряд?) за ним и зайдет. Что в чемоданчике?

А вот это вас, жом Падловский, касаться не должно. Ни в коем разе… донести? Ну-ну… Я понимаю, что вы — человек серьезный, хозяин своего слова. Хотите — даете, хотите — обратно берете. Но советую посмотреть сюда.

Что это?

Ну… тут всего хватает.

И показание жамы Люлю, которую вы изнасиловали. И ее же показания, но уже по обвинению в краже. И в избиении. И не только ее показания.

Вчера вы немножко разнесли кабак.

Попортили мебель, стены, обивку, подожгли кое-чего, бутылки побили… вам не впервой, правда? И убытков тут немного — пара десятков тысяч на золото… выплатите! Нет?

Ну… Не выплатите. Посидите в тюрьме лет двадцать… ладно! Сколько высидите!

Подстава?

Да что вы, милейший! Это не подстава. А вот если вас — или кого из вашей семьи темной ночью встретят да ноги переломают? Всякое ж бывает… Вылетит из-за угла пролетка, или динамит в дровах окажется, или… Вам семья и жизнь как — дороги? Или обойдетесь?

Перед тяжким выбором между деньгами и мучительной смертью Стеф закрыл глаза — и мужественно выбрал деньги.

Дмитрий мило улыбнулся — и пообещал. Сразу же, как только получит свой чемоданчик. Целым и невскрытым! Но если что — мы приличные контрабандисты, любезнейший жом, если договоримся, будете нашим постоянным каналом. Есть такие травки, вы понимаете, такие полезные травки, которые почему-то не одобряют таможенники. Но вы же знаете, как избежать их внимания?

А ваши вагоны почти никогда не обыскивают!

Да и обыскивали бы — чтобы проводник хабар не спрятал? Не бывать такому!

Стеф с этим был полностью согласен. А впрочем, выбора у него так и так не было.

* * *

Два дня спустя он сидел на подножке вагона и поеживался.

Темнота.

Ночь.

Холодно.

Еще и нервы, конечно. Хотя ему и обещали крупную сумму, но ее еще получить надо. А вот посадить могут…

Полиция не дремлет.

Проверят, и — готово. Вообще, здесь тщательно проверяют… проверяли.

Сначала — очень тщательно. Потом — стало проще и спокойнее.

Есть такое понятие — транспортная развязка. Вот Морельск, вроде бы небольшой городок, был именно такой транспортной развязкой. Железнодорожным узлом. Здесь и депо, здесь и ремонт, здесь и отстойник для поездов… в отстойник сейчас бронепоезда и загнали. Но перекрыть-то его нельзя! Там же и ремонтные мастерские!

Чем и собирался воспользоваться Ромашкин.

Стеф услышал собачий лай, еще поежился. Может, не придет этот… опасный?

Но ждать надо.

Страшно…

* * *

Скрытно проникнуть через периметр, пролезть под носом у охраны, отвлечь их…

Все верно. Но зачем устраивать шоу с перестрелками, погонями и прочим? Приличные диверсанты ходят тихо.

Пришел, ушел, и только когда все взлетело на воздух… и тогда никто не догадается, кто именно приходил. Вот это правильная работа.

Митя старался так и действовать. Но и на старуху бывает проруха.

Сейчас он не мог попасться. А потому…

Какое средство способно напрочь отвлечь внимание и людей, и собак? Да собачья же свадьба. Ищем и находим течную сучку, собираем на нее кобелей — и запускаем все это на территорию. Охраняемую. Или поднимется шум и гам… он в любом случае поднимется, тут вопрос только — со стрельбой или без. Но, как правило, в собак не стреляют.

Зачем? Шавки и шавки. Разбегутся…

А Митя, пока все будут заняты: люди — собаками, собаки — размножением, спокойно проникнет на территорию. И уйдет так же спокойно.

Сучка попалась небольшая, светленькая, с черными пятнами вокруг глаз и на спине. И очень удачная. Кобелей она собирала быстро — вот уже штук десять, и все косятся, аж облизываются… Митя сделал еще несколько шагов, поставил собачку на землю и прицельно пнул.

Низко полетела.

К дождю…

Кобели бросились за ней. Митя отступил в темноту. Теперь подождать немного, а там… без него весело будет!

* * *

Весело и было.

Митя?

Да там трехголовый Змей Горыныч пролететь мог на бреющем полете, приветственно помахивая хвостиком, никто бы его и не заметил. Кобели помчались за сучкой, кого-то по дороге цапнули, какой-то ретивый идиот выстрелил, сторожевые собаки рвались с поводков, лаяли, рычали, порывались подраться с пришельцами… кому тут есть дело до скромного диверсанта?

Пара минут — и вот Митя уже в отстойнике.

Найти нужный поезд было чуточку сложнее, но вот и он. Специально такой подбирал, чтобы в ближайшее время загнали на профилактику. Да и проводник…

Вот он, родной, сидит, ежится, словно по нему червяки ползают.

— Добрый вечер, — поздоровался Митя.

— Добрый. Наконец-то!

— Где мой груз?

— Где мои деньги?

Митя, не споря, достал пачку.

— Половина. Груз?

Чемоданчик был извлечен из-под пола в считаные секунды.

— Забирай.

— Сейчас, проверю…

Митя коснулся замков, быстро пробежал пальцами по «секреткам». Все на месте, ничего не открывалось. Это тот чемодан.

— Держи.

Чемодан поставить. Достать вторую пачку денег — и протянуть проводнику.

Тот тянется за деньгами, смотрит Мите в глаза — и в это время острие заточки входит ему в грудь. Прямо в сердце.

Длинная острая спица протыкает продажного дурачка почти насквозь… вот так! Отлично!

Митя ловко выхватил деньги из разжавшихся пальцев. Вытащил из кармана у трупа вторую пачку.

— Я обещал тебе деньги — и отправлю их твоей семье.

Обещал.

Но ведь Митя не обещал оставить продажного подонка в живых? Любые обещания можно трактовать двояко. Вот и…

Жалко негодяя не было. Мир чище будет!

Митя ловко запихнул тело под вагон. Авось еще и премию какую его семье дадут, когда найдут. Скажут — защищал бронепоезда или еще что придумают.

Ладно. Не до него…

Митя пригнулся, пробежал несколько метров, нырнул под поезд, второй, третий… лишь бы не заметили.

А вот и бронепоезда.

Громадные, страшные даже сейчас, в своей жутковатой неподвижности. А какие они будут в бою?

Митя надеялся, что этого никто не узнает.

Он ловко поддел ногтем одну из секреток. Чемодан открылся сбоку. Замки тут были чисто бутафорские, дави, не дави…

Динамит…

Митя принялся быстро доставать динамитные шашки. Теперь еще шнуры и фитили, вот так…

Один, второй, третий…

Митя передвигался от поезда к поезду. Времени у него было мало. Пока собачья свадьба правит бал на территории, тут слона можно провести. А вот когда ее разгонят… скорее рано, чем поздно. Тогда и караульные будут внимательней, и собаки злее… хотелось бы уйти ДО того момента.

Патрон, еще один…

В чемодане было тридцать килограммов динамита. Тряханет — Хелла зачешется.

М-да.

Одно неосторожное движение…

Хорошо — взорвется штук пять патронов — и остальные сдетонируют. Но до этого надо еще дожить и убраться отсюда. Целым и невредимым.

А шнур не так чтобы очень длинный.

Профессиональный риск.

Мысли не мешали Мите передвигаться от одного бронепоезда к другому. Ползти под вагонами, перетаскивать тяжелый чемодан, крепить динамитные патроны…

— Стой!

Окрик вроде бы был негромким.

Митя замер, прижался к здоровущему колесу… заметили?

Темный силуэт человека, ружье росчерком на фоне неба… куда он смотрит?

В противоположную сторону.

Но тогда — что?

Из темноты вылетела задиристая шавка, промчалась, громко лая… Митя выдохнул.

Убить?

Не ко времени, и стоит неудачно. Пусть поживет еще… недолго, с полчасика.

Митя прикинул расположение бронепоездов и развернулся обратно. Пора, уже пора…

Шаг, второй…

Вот и центральный бронепоезд. Очень удачно расположен. Митя достал из кармана спички, чиркнул серной головкой о намазку на дощечке, поджег фитиль.

Тот загорелся, тихо потрескивая.

Десять минут, не больше.

Пора брать ноги в руки. И — ходу!

Митя метнулся в темноту, прополз под одним бронепоездом, вторым, третьим… охрана пока еще занята собаками. Но бежать все равно не стоит. Путь отхода он себе присмотрел.

Собак как раз выгоняли с территории.

А вот и дрезина.

Митя рванул куртку, под ней обнаружилась железнодорожная шинель. Вот так…

Фуражку он прихватил у Стефа.

Куртку в сторону, самому в дрезину — и дернуть за рычаг. Железнодорожник, который куда-то едет, — самое обычное зрелище.

Митя почти физически чувствовал, как утекают минуты… пути, конечно, перекрыты, но тут уж не до жиру.

Дрезина мчалась, ускоряясь с каждой секундой…

— Стой! Кто…

Договорить охранник не успел.

Митя выстрелил.

Раз, второй, пригнулся…

Отлично!

Охрана ждала тех, кто будет прорываться К поездам, а не ОТ них. Вот и не среагировали сразу, а теперь уже поздно, поздно…

Дрезина мчалась.

Позади нарастал шум, кто-то кричал, стреляли… А вот впереди и приметное дерево. Митя огляделся, закрепил рычаг — и рыбкой прыгнул под насыпь.

Перекатился привычно, ловко… какое-то время они потратят, гоняясь за дрезиной. А ему того и надо. Митя свернул в сторону, заполз в канаву и накрылся приготовленным там листом жести.

Ждать.

Теперь — только ждать и надеяться.

Но…

Потянулись минуты. Даже уже секунды. Митя отсчитывал их медленно, словно смакуя.

— Сто девятнадцать. Сто двадцать. Сто двадцать один…

Сначала он почувствовал грохот и лишь потом его услышал. По земле далеко передается.

Земля вибрировала и дрожала, земля ходила ходуном, что-то сыпалось… Митя посочувствовал тем, кто окажется рядом с эпицентром.

Тридцать кило динамита — не игрушки.

На лист жести что-то сыпалось, гремело, дребезжало…

Когда все закончилось, Митя даже не сразу это понял. Полежал минут десять, потом потряс головой и принялся вылезать. Не из канавы — из-под листа. А по канаве он пока и поползает. Она здесь длинная, тянется вдоль железнодорожной насыпи, а ему того и надо.

Интересно, насколько он удачно прогулялся?

* * *

Ближе к вечеру (утро и день Митя проспал) террорист узнал, что прогулялся очень удачно. Шесть поездов из тех, что были ближе к центру, восстановлению не подлежали, только на металлолом. Еще четыре можно было восстановить, но стоило это очень, очень дорого.

Митя улыбнулся своему отражению в зеркале и поднял бокал с вином, салютуя любимому себе.

Первый пошел. Что у нас там дальше?

Есть замечательный мост через реку Молер. Кстати, не так и далеко отсюда, дня четыре пути… Просто чудесный… кто сказал, что на войне обязательно надо стрелять?

Раздолбать врагу все коммуникации — и пусть развлекается. Не до войны будет!

Россия, Анна

— Нюся, а кого ты хочешь отыгрывать?

— Никого.

— Ню-у-у-у-у-у-у-уся-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!

— Кира, будь любезна, не ной. Я и так в образе — твоей родственницы.

Кира фыркнула.

— А все же? Аня, там столько ролей… из тебя классная аристократка получится!

Анна покачала головой. Вот еще лицедействовать ей не хватало!

— Кира, мне не нравятся эти книги.

— Почему? Это же клево!

Что такое Гарри Поттер, Анна узнала из памяти Яны. Та читала. Пыталась читать. Даже смотреть пыталась, но фильмы были скучными и серыми, а книги…

— Потому что всех взрослых, описанных в этих книгах, надо или перестрелять — или пересажать.

— Почему?

— Кира, ты никогда вот так не думала? Группа террористов держит в страхе островок. Вместо того чтобы собраться всем миром и напинать врагам, маги чем заняты?

— Э-э-э-э-э-э…

— Правильно. Своими делами. Они ждут, пока с врагом героически разберется горстка сопляков. Или не разберется.

— Волдеморта мог победить только Гарри Поттер!

— Кира, я, конечно, не специалист, но уверена, если бы господина Волдеморта поймали и гильотинировали — он бы не воскрес!

— Там крестражи были!

— Значит, его нужно было убить несколько раз. Пусть с промежутком лет в пять-шесть, так что же? Можно было бы даже праздник организовать — день убиения Волдеморта. Тоже мне, сакральное знание. Учебный процесс не организован, школа полузаброшенная, спорта, считай, нет, преподаватели каждый год меняются, программа страдает, директор в звездочках, это я книгу цитирую… я бы на их месте Волдеморта в президенты выбрала. И пусть мучается! Сам бы через пять лет убился. Семь раз — и об крестраж. А если бы пошел в школу работать… Кира, вот представь себе Волдеморта в вашей школе?

Кира представила.

Подумала пару минут.

— Убился бы. Но быстрее.

— Вот. А если его в правительство, там бы еще интереснее было.

— Думаешь?

— Кира, а ты на своего отца посмотри. Он бизнесмен, а сколько работает? Думаешь, у президента обязанностей меньше?

— Больше?

— Намного.

— Ну-у-у-у-у-у… Ань, когда ты так говоришь, оно какое-то странное…

— А как ты себе это представляешь? Полиция, спецназ, армия, а с террористами боремся мы с тобой?

— Тьфу! Не порть мне удовольствие!

Анна пожала плечами.

— Не буду. Но и в игру меня не тяни, хорошо?

Кира кивнула. Но глаза у нее как-то хитро блестели. Явно не успокоится…

Яна, Русина

Нельзя сказать, что велосипед оказался Яниным идеалом.

Начнем с того, что он был трехколесным. Сиденье высоковато, руль низковат, регулируется… да ничего не регулируется, шины каучуковые, цельнолитные, сама машинка тяжелая, но…

Но время он Яне точно сэкономит!

Надо брать!

Яна отдала за велосипед почти сто рублей и принялась его осматривать и смазывать. Цепи, колеса, все перебиралось и обильно умащалось машинным маслом. Увозилась Яна капитально, но овчинка выделки стоила.

Трофим, которому перепала десятка за посредничество, был доволен и счастлив. И даже предложил девушке ночлег.

Яна отказалась. Дала денег и попросила купить ей хлеба в дорогу.

А сама ускорилась.

Ох, ни к чему ей тут оставаться. Кто-то верит в бескорыстную помощь, оказанную одинокой девушке с деньгами? Да еще во время революции?

Серьезно?

Вот лично Яна не верила.

И стоило Трофиму уйти подальше, как она заметалась по дворницкой. Собрала в мешок несколько кусков хлеба, кусок сала, остатки самогонки, несколько луковиц, головку чеснока, яблоки…

А чего это ей разыкалось? Точно, кто-то вспоминает. И уши горят подозрительно! А, пусть их! Выпить пару глотков воды, чтобы желудок отпустило, — и собираться дальше!

В компенсацию оставила на столе еще десятку — и выкатила велосипед на улицу.

Привычно уселась, положила руки на руль, надавила на педали…

Тяжело?

Нормально!

Поехали!

* * *

Икала Яна не просто так. Ее действительно вспоминали.

Жом Тигр.

Сейчас он думал, объявить девушку в розыск или нет? С одной стороны, хотелось. С другой…

А как?

Данное распоряжение выдавало его с головой. Искать какую-то бабу — считай, вчистую признаться в своей слабости. Именно к этой женщине. Подставить ее под удар. Кто-то верит, что соратники по борьбе помилуют Яну?

Жом Тигр в это не верил. Совсем.

Конечно, и у Пламенного была женщина, и у Урагана… да и у многих. Но…

Если бы кто-то убил супругу Пламенного… убил? Ну и черт с ней! Казнить. Всем спасибо, все свободны… надо бы поискать следующую.

А вот Яна уникальна. Где Тигр еще такую найдет? С которой они (совершенно неожиданно для серьезного мужчины) играли в крестики-нолики на раздевание, спорили над проектом реформ, до умопомрачения занимались… любовью?

Любовью?

Спали вместе, верно же?

Или…

Жом Тигр даже головой замотал.

Нет!!!

Никакой любви!!!

Ее вообще поэты придумали, чтобы денег не платить! Никого он не любит и любить не собирается, это просто лютый бред!

Да что вы себе придумали?!

Никого он искать не будет!

И… Яне так безопаснее. А самое безопасное место сейчас рядом с ним… девушка, одна, беззащитная, в столице…

Ага, с револьвером, из которого она птице в глаз попадет!

Жом не мог решить, что ему нужно. То ли Яна, то ли…

Ладно!

Свои люди у него есть!

Он просто поговорит. Пусть Яну деликатно поищут… Ну и приглядят за ней, если что. Ему так спокойнее будет.

Яна Евгеньевна Поплавская. Имя он отлично помнил.

Да, пусть поищут.

Анна, Россия

— Милочка, вы же копия леди Малфой!

Анна, которая и думать не думала ни о какой копии, едва не споткнулась. И воззрилась на растрепанную девицу.

— Простите?

— Вот! Я же говорю!

— Вы меня с кем-то путаете, любезнейшая. Я не участвую в вашем… косплее.

— Ань, поучаствуй! — взвизгнула рядом Кира. — Анечка!!!

— Кира, милая, я уже слишком старая для ваших игрищ…

— Смеешься?!

— И я не умею. И не хочу. И…

— Аня, а я геометрию могу подтянуть…

Кира посмотрела умоляющими глазами, и Аня сдалась.

— И английский.

— Хорошо! Йес!

— Оф кос, — согласилась Анна. И пошла вслед за распорядительницей.

Организовано все было научно. Неведомый благодетель понимал, что если позволить толпе школьников распоряжаться самостоятельно или бросить их на произвол судьбы, ничего толкового не получится. В лучшем случае — повальная пьянка с гулянкой. Поэтому были наняты несколько профессионалов, прописан сценарий, а распределение ролей…

Импровизация — наше все.

Неожиданно для себя Аня втянулась.

Ей и изображать ничего не надо было, просто ненадолго стать самой собой.

Аристократка? А она-то кто?

Беспокоится за своего сына? И это верно…

Аня не играла, она была самой собой. И так это красиво получалось, что кое-кто из мальчишек поглядывал с восхищением, забыв про разницу в возрасте, а главный герой и виновник торжества вообще показал Кире большой палец.

— Твоя тетка?

— Родственница, — не стала вдаваться в подробности Кира.

— Ваще потрясная! Не как все эти старперы…

Кира довольно улыбнулась. Правильно она Аню с собой взяла! Вот правильно…

Игра продолжалась весь день. А вечером были шашлыки. И костер, к которому так приятно было протягивать руки, и песни под гитару, которая оказалась как-то удивительно кстати, и горячий глинтвейн, в котором не было ни капли алкоголя, и звездное ночное небо…

Кира честно пыталась высидеть подольше, но так умоталась за день, что ее быстро сморил здоровый сон. Аня проверила девочку, укрыла ее одеялом и вышла из комнаты, которую им отвели на двоих. Повернула ключ.

Изнутри комнату тоже открыть можно, за это она не беспокоилась. Кира не испугается. А спать не хотелось.

Прошлое властно надавило на плечи, всколыхнулось ледяной волной, приморозило душу…

Ее прошлое.

Аделина Шеллес-Альденская, невероятно прекрасная в белом платье и бриллиантах, голубые глаза смотрят надменно.

«Дочь моя, вы так неуклюжи»…

Сегодня Анна не узнала себя в зеркале. Белый парик, белый балахон, грим… она стала больше похожа на мать, как это ни странно.

И — страшно.

Родители остались там. Сестры, Илья… Яна.

Про сына Анна не думала. Ее сын был рядом с ней, она это твердо знала. Рядом…

Скоро она заберет его из больницы. Гошка…

На специально отведенной площадке продолжался шум и гам. Но туда идти не хотелось. Хотелось побыть наедине со своими мыслями, погулять, посмотреть на звезды, подышать чуточку морозным воздухом декабря…

Что у нас на карте?

Это Анна посмотрела, когда ехали в Рахманино. С одной стороны — деревня. Недалеко, около двух километров. И рядом, и шум не тревожит.

С другой стороны — поле. Туда идти не хотелось, грязь месить.

С третьей — старое кладбище. Там фашистов хоронили.

Кто такие фашисты, Анна знала из памяти Яны. Люди, которые искренне считали себя выше других и были уверены в своем праве распоряжаться низшими. То есть мразь.

Это Анна точно знала как урожденная княжна Воронова.

Она стояла на социальной лестнице выше многих и многих. Но делало ли это ее высшей? Или кого-то низшим?

Люди не равны, но не равны они не кровью или цветом кожи. Люди не равны своими способностями и талантами, умами и душами. И арийская, и еврейская нация может породить мразь, а может — и героя. Нет, нельзя судить, нельзя…

И, как человек, который видел Освобождение, Анна могла еще добавить — будь прокляты те, кто начинает войны! Будь прокляты навеки, до гроба и за гробом! Но думать об этом все равно не хотелось.

С четвертой стороны был небольшой перелесок. Посадки, как назвала это Кира.

Погулять там?

Почему нет…

Анна решительно направилась в сторону деревьев.

Страх? Страха она не испытывала. Но на всякий случай…

Яна была умна и запаслива. И оружие у нее было.

В кармане у Анны лежала заточка. Верная, надежная… пусть лежит. Не то чтобы она ее пустила в ход. Но…

Как многие люди, Анна в чем-то фетишизировала оружие. С ним было спокойнее. Хотя убивает-то не заточка, а человек. И чего стоит кинжал, если к нему прилагается слабая рука?

Но об этом Анна не думала. Она медленно шла среди деревьев.

Медленно-медленно, иногда застывая на одном месте. Она пыталась — что? Она и сама не знала, может быть, отогреться, а может, не заплакать… или наоборот?! Поплакать там, где ее не увидят?

Что-то недоброе разбудил в ней этот день, злое, нехорошее…

Именно поэтому ее и не заметили.

Анна непроизвольно сместилась в сторону кладбища — человек обычно заворачивает в сторону основной руки, вправо. Сместилась, а когда услышала голоса, стало поздно поворачивать обратно.

–…сюда?

–…и…!

Двое мужчин переговаривались.

Ругались.

Анна замерла на месте. Хелла, твоим именем! Да что ж такое?!

Бежать?

Она не рисковала. Сюда как-то дошла, а вот обратно? Сейчас хрустнет ветка или метнется луч фонарика… Единственное, что позволила себе девушка, — опуститься на колени и прижаться к дереву. И порадоваться, что у Яны вещи практичные. Немаркие.

Куртка была камуфляжной, в серо-бело-черных тонах. Ночью и не заметишь. Анна думала взять пальто, но потом остановилась на куртке и джинсах. И не прогадала.

А вот сапожки тонковаты, и носки она не надела. Ноги замерзнут…

Не до ног тут!

Двое мужчин разговаривали на русском матерном. Анна прислушалась — и скривилась от отвращения.

Мародеры.

Твари, ничтожества, шакалы помоечные! Существа, слишком трусливые для честного боя, но подлые, жестокие и опасные.

Во все времена таких давили…

Это было памятью Яны. Это было мнением Анны. И мышление Джоан Роулинг она просто не понимала, как ни старалась.

Как можно назвать компанию, которой предлагается восхищаться, мародерами?! Что за моральные установки у них в Англии? Может, еще педофилами прикажете восторгаться? Или некрозоофилами? Фу, гадость!

Двое продолжали переговариваться.

Как поняла Анна, в войну здесь гремели бои. И усадьбу защищали на совесть.

Немцы отбивались, но в результате дом все равно взяли, их закопали…

А закопали точно не голыми.

Награды, оружие, трофеи, документы… нагрудные знаки и кокарды, каски и орлы, подковки с сапог и нашивки, портсигары и зажигалки, даже золотые зубы… Это же мародеры! Они не брезгливы!

А тут большая братская могила. Немецкая! Раскопать — и поживиться.

И именно сейчас, потому как почва болотистая. Подмерзла, но еще не заледенела. Воды нет, а копать — в самый раз.

На основании чего-то один из мужчин был уверен, что здесь много «хабара». Второй так уверен не был, но первый настойчиво подгонял своего… сокрысятника.

Анна сидела и молчала.

Яма была уже наполовину раскопана. Обо что-то звенели лопаты — не сильно, но отчетливо. Вот бы полиция нагрянула?

Но куда там!

Ну хоть кто из усадьбы… или не стоит? Наверняка мародеры вооружены!

— Ах…!!!

Из раскопа понеслись какие-то слова. Явно торжествующие.

Потом на поверхность вылез один из мародеров, тот, которого Аня окрестила «первым». Вытащил что-то из ямы, примерился, ударил лопатой. И разразился восхищенно-матерной речью.

Второй что-то сказал из ямы.

Первый ответил тем же матом и протянул вниз руку.

Левую.

Анна прикусила губу, чтобы не закричать. Но… мужчина потянул левой рукой из ямы своего товарища, а в правой руке блеснуло лезвие ножа.

Впитало лунный свет, хищно клюнуло мародера в левый бок…

Крик захлебнулся.

Мужчина полетел вниз.

–…двоих не вынесет…

Кажется, Первый что-то сказал.

Анна не знала.

Дальше она двигалась, как автомат. И потом удивлялась себе. Но…

Встать.

Достать из кармана оружие. Отполированная Яной рукоять удобно ложится в руку. Ком земли летит в противоположную сторону. Пусть этот отвернется… хотя бы ненадолго. И он отворачивается на шорох. Смотрит в темноту, светит туда фонариком, дергается… Анне хватает времени.

Сделать буквально пять шагов. Почти пробежать их, словно телепортироваться. Вот только что она была здесь — и уже за спиной мародера.

И рука опускается вниз.

— Тебе, Хелла!

Шило исчезает в теле негодяя. Анна бьет снизу вверх, она ниже, она вообще не умеет убивать. Но словно Хелла направляет ее руку.

Шило находит дорогу между ребер — в сердце.

Мужчина издает страшный булькающий звук… кто сказал, что человек умирает сразу? Ошибаетесь… Несколько секунд продолжается агония, но Анна не трогает шило. Добивать не требуется. Это она понимает, она ведь помогала в госпитале.

И смотрит вниз.

В раскоп, где темнота…

Страшно?

Нет.

Анна подняла фонарик, медленно повела лучом… он еще жив, там, на дне ямы. Первый ударил его не насмерть. И человек корчился, извивался, словно змея, которую перерубили лопатой… Анна видела один раз.

Ее начало мутить. Она оглянулась — и на глаза попался нож. Тот самый, который уже отведал крови. Первый выдернул его из раны, да так и держал в руке. А когда она его… выронил на землю.

Анна подхватила оружие — и спрыгнула в яму.

Второй даже не понял, что над ним кто-то стоит. А Анна не колебалась.

Ранение в печень, человек обречен.

В этом мире — нет? Возможно, но сейчас Анна об этом не думала.

Нож опустился еще раз.

— Тебе, Хелла.

Еще одно сердце последний раз дернулось — и замерло. Анна вздрогнула — и словно наяву увидела усмешку богини. Надменную, холодную, жестокую…

И — ледяные чертоги смерти.

— Мы сейчас вернемся в мир. Я — в ее, она — в мой. Я должна спасти и устроить в жизни ее ребенка, Яна устроит моего. Ровно через год мы опять окажемся здесь. За этот год мы должны принести вам четыре жертвы. Убить людей. А… все равно когда?

— Совершенно. Можно всех четырех за один раз, — кивнула Хель.

— За это вы нам даруете магию. Мы сможем убить любого человека, просто приказав ему…

— Смотришь на человека и говоришь: именем Хеллы я забираю твою жизнь. И он умрет.

Анна поежилась.

Страшно стало, как тогда. Но…

Четыре жертвы?

Вряд ли она сможет убить еще кого-то. Но больше она Хелле ничего не должна. И… она теперь может убить одним словом.

Страшно-то как…

* * *

Расклеиваться все равно не было времени.

Анна примерилась к краю ямы.

М-да, неудобно. Земля крошилась под пальцами, осыпалась… поди, вылезь!

Анна оглядела раскоп.

С-сволочи!

Куда и сожаление об убитых делось?

Могилу раскапывали, твари. Вот кость, явно человеческая. И вот еще одна. И… череп скалится… не наступать же на них?

Или… а как выбраться? Выбора все равно нет!

А вот и лопата!

Великая княжна никогда раньше не выкапывала для себя ступеньки. Ну так что же… все в жизни когда-то бывает в первый раз. Да и память Яны помогла. Яна с лопатой управлялась вполне умело, хотя с саперной лопаткой было бы лучше.

Ступеньки получились паршивые. Но через полчаса Анна была наверху.

Первый тоже был мертв. Анна примерилась — и выдернула из него шило. Перебьется, ни к чему такие улики оставлять. И так…

И так проблемы будут, чего уж там! Если сюда придут с собаками… найдут по следу. Анна подумала пару минут.

А как собирались действовать копатели? Наверное, быстро выкопать, что им надо, и смыться. Может, у них тут рядом и машина стоит, но она ее не найдет. И найдет — вести не сможет. Тут никакая память не поможет, она просто в дерево въедет.

А из-за чего хоть Первый убил Второго?

Анна опустила глаза вниз.

Ох-х-х-х-х!

Урожденная княжна не позволила себе материться. А хотелось…

Небольшой чемоданчик. Металлический, похоже.

Полковая казна? Или что?

Анна опустилась пониже, посветила себе фонариком.

Ордена в мешочках. Какие-то книжки… Солдатские? Рядом — деньги. Бумага и немного золота… Хелла!

За такой куш действительно могут убить…

Анна тихо зашипела сквозь зубы.

Да, могут убить. Но… это спасение для Гошки! Если она сейчас это бросит… а если возьмет с собой? Отдаст отцу?

Если что, точнее, когда ее не станет и случится нечто непредвиденное, требующее расходов, Петр Воронов пустит это в оборот. Он сможет, знакомства есть.

Анна действовала как автомат.

И первым делом принялась обшаривать Первого. Не может быть так, чтобы…

О!

А вот и его рюкзак!

Самая прозаичная сумка из крупного гипермаркета, да не одна. Роза Ильинична такие называет «челночницами». Большие, на молнии, квадратные… Анне все не нужны. Одной хватит.

И в нее она быстро и уверенно перегрузила все содержимое ящика.

Что уж тут случилось?

Как было дело?

Может, сами немцы спрятали.

Может, кто-то из них уцелел и, не надеясь выбраться, припрятал потом в могиле эту вещь.

А может, и русские зарыли. И собирались вернуться за трофеями — почему нет? Анна никогда об этом не узнает. И мародеры… Шли они наугад — или знали нечто именно про ящик?

Да кто ж их знает!

Ой!

А это что?

Анна аж шарахнулась. Глаза защипало даже на расстоянии. Смесь молотых перцев. Черный, красный, еще что-то острое…

«От собаки, — подсказала память Яны. — Чтобы по следам не нашли».

Предусмотрительно.

А косплей будет длиться еще день. А если их найдут? Обыщут усадьбу?

Нет, надо это где-то прятать. Не брать с собой…

А где?

Поле. Лес. Усадьба.

Деревня в двух километрах…

Анна ненадолго задумалась, а потом принялась рассыпать смесь перцев. Шла и сыпала за собой. Сыпала и шла. И сумку тащила на себе… навскидку килограммов пятнадцать, не меньше. Мужику — что? Утащит! А женщине?

Не знаете вы, сколько может утащить на себе русская женщина! Если что — она и мужика утащит, вместе со всем его добром!

Анна уверенно двигалась к деревне. Неужели там не найдется подходящего места?

Да и случись что… пусть ищут третьего в деревне. Не в поместье.

* * *

Деревня спала.

Тихо и спокойно. Это в городе можно посидеть до часу ночи у телевизора, потом поваляться с утра побольше. А в деревне…

Курам такие вольности неведомы, их кормить надо. И поросят тоже, и коров, и навоз выгребать, и доить, и по хозяйству много чего делать найдется…

Дом — это всегда дом. А именно: миллион отложенных и пара сотен тысяч срочных дел.

На Анну даже собаки не лаяли — они несли свою службу. Вот если враг полезет во двор, тогда разговор другой будет. А пока он мимо идет…

Идет человек — и пусть его. Чего лаять? В деревне таких вольностей тоже не понимают. И побрехушке может перепасть чем потяжелее. Хозяину вставать рано, никто не лезет, мимо идет, а ты разгавкался? Н-на тебе… благодарность!

Деревня молчала. Анна шла по тихой улице, благо ни один фонарь не горел и в темноте ее не было видно, внимательно приглядывалась к домам.

А правда — куда бы деть сумку?

С собой ее не потащишь, у них с Кирой на двоих один чемодан.

И не заберешь завтра. Кира заметит, она девочка неглупая.

Надо устроить так, чтобы сумка пролежала неделю. Целую неделю, никем не найденная. Как?

Дома отпадали, даже необитаемые. Это легче сказать, чем сделать, — влезть ночью в дом… ага! Даже если там никто не живет, есть хороший шанс нашуметь и привлечь внимание соседей. И сломать себе что-нибудь нужное. А какие следы остаются! Слепой увидит!

Сараи?

Да то же самое!

А куда и что еще можно спрятать в деревне? Да так, чтобы никто туда не полез, хотя бы какое-то время? И ведь это не барсетка какая! Это вполне себе здоровущая сумка! Достаточно неудобная…

Анна бы растерялась. Но — повезло. Откровенно повезло.

Уже за деревней она заметила интересное место.

Когда-то это дерево погибло. Давно. Очень давно — с него даже кора уже слезла и остался голый серебристо-серый ствол. А потом кто-то решил этим воспользоваться.

Верхушка дерева то ли сломалась, то ли была спилена, и метрах в четырех-пяти над землей уютно устроилось аистиное гнездо. Серьезное, массивное, сделанное из старого колеса от телеги.

Аист — это вам не воробей, птичка массивная. Взрослый аист весит до двадцати килограммов. А их в гнезде двое, да еще аистята, которые тоже едят и растут…

У аиста только рост — метр, а размах крыльев — под два метра. Поэтому вопрос, выдержит ли гнездо, Анна себе даже не задавала. Янина память подсказала, что выдержит.

Осталось самых мелочей — влезть в это гнездо.

М-да…

* * *

Нереальные впечатления.

Вы лазили по деревьям ночью?

Зимой, изрядно замерзнув, на адреналине, да еще со здоровущей сумкой, которую пришлось надеть за обе ручки на спину, как рюкзак. Хорошо еще — наделась.

Куртку, правда, пришлось снять. И сапоги тоже, в них влезть не получалось, ноги соскальзывали. Анна в жизни по деревьям не лазила.

А вот Яна могла залезть хоть куда.

Во времена оны, когда она еще встречалась с Сережей Цветаевым, парень, решив поразить подругу, привел ее в клуб для скалолазов. И даже показал стену, на которой те тренировались. Скалодром.

Кажется, он даже пытался Яну поразить техникой лазания.

Девушка даже не издевалась. Но ей на скалодроме делать было решительно нечего. Подняться-спуститься?

И что?

Она на кордоне и не то проделывала, только без страховки. Ситуации разные бывают. И вообще — если ребенок живет в лесу и не лазит на деревья, значит, это очень замученный жизнью ребенок. Яна лазила. Анна…

Вспомнила она все ругательства, которые знала. Содрала кожу на запястье. Порвала свитер. Набила несколько синяков и шишек.

Но — влезла.

И удобно разместила сумку в самом центре гнезда. Так, что с земли ее видно не было.

Может, пролежит неделю?

Потом оделась — и поплелась обратно, к поместью. Что-то ей подсказывало, что это будет долгая дорога.

* * *

Когда Кира уснула, а Анна ушла — было девять вечера.

Когда Анна вернулась — было около четырех часов утра. Разошлись и уснули самые стойкие. Потому никто и не заметил вернувшуюся девушку.

Камеры?

Эм-м-м…

Стояли они, стояли. Только вот снимали реально штук пять.

На центральных воротах, на калитке, в главном здании, еще на улице, там, где была оборудована площадка для шашлыков. И все. А остальные были бутафорские! Народ пугать! Это ж рехнешься, какие затраты — всю территорию ими обвешать! И деревня рядом! Сопрут же! Наверняка сопрут! Или камнем кинут! Бывали прецеденты.

Анна пролезла через дыру в заборе — так было быстрее. Она и выходила через нее — радом с домом, она во время косплея эту дырку и приглядела. Про камеры она даже не подумала. И жили они с Кирой не в главном здании, а в одном из вспомогательных. И мимо площадки она не проходила.

Вот на камерах и не запечатлелась.

А остальное…

Хорошо, что все спали.

И Анна могла спокойно оттереть грязные сапоги. Могла рассмотреть и спрятать разошедшийся по шву свитер. Хорошо, не вязаный, а из какой-то плотной ткани. Нитки не останутся.

Могла искупаться сама.

Вот поспать ей не удалось… ну так что же?

Великой княжне это было не впервые. Она еще успеет выспаться… или прикорнуть где-нибудь минут на пятнадцать. Этому их тоже учили.

С утра прием, потом обед, потом общение, вечером бал, и за всем надо приглядеть, а ночью разобраться со слугами, и на следующий день опять прием… И никто тебя от обязанностей не освобождает…

Анна это могла.

Она никому не покажет своего состояния. А что сложно…

Не в первый раз. Улыбаться и понимать, что живыми они из дома в Зараево не уйдут, было сложнее.

Улыбаться и помнить, что где-то там, далеко, без защиты и помощи остается ее сын, — еще страшнее. А она справилась. И сейчас тоже справится.

Анна посмотрела в окно.

Медленно падал первый в этом году снег. Белый и чистый.

Примечания

5

Окно — это участок на камне, сквозь который может происходить утечка света. Рундистом называют край камня, поясок, соединяющий верхнюю и нижнюю часть камня. Нижняя точка на камне — калетта. (Прим. авт.)