Незваный гость

Галина Беляева

Рассказ ведется от первого лица. Главная героиня – еще старшеклассница. События ее жизни однообразны и предсказуемы. Но есть одно то, что делает ее особенной – сомнамбулизм.А с некоторых пор ее сны приобретают яркость, наполняя смыслом жизнь. И уже не хочется возвращаться в реальность.

II глава

— Ты в школу собираешься? Будильник прозвонил полчаса назад, — услышала я голос мамы, доносящийся из коридора, и вскочила как ужаленная.

С полминуты я сидела на кровати, уставившись в точку, вспоминая странный сон, а потом, взглянув на запертое окно, снова рухнула на подушки.

Это было взаправду: я ходила во сне и даже ушла на кладбище. Жуть!

Я обхватила голову руками, желая сжать ее до такой степени, чтобы можно было выдавить воспоминания о прошлой ночи.

— Так ты встаешь или нет? Завтрак стынет! Останешься голодной!

— И в школу пойдешь пешком, — добавил отец. — Я через полчаса выезжаю.

Убедительные доводы.

— Рита! — крикнули они оба сразу, и я ринулась в ванну.

Ах да, Рита — это я. А если полнее — Долгих Маргарита, ученица одиннадцатого класса школы №2 районного города Усмани.

«Восемнадцать лет, а ума нет» — так обычно говорит про меня бабушка, сетуя на мою несамостоятельность, несобранность и как ей кажется — ветер в голове. Конечно, она в этом возрасте уже замужем была и работала во всю. И если меня мерить ее мерками, то, скорее всего, я не поумнею.

Усмань — глубокая провинция, хотя с приходом нового мэра наш город начал отстраиваться, стал заметно чище, появилось несколько супермаркетов и фонтанов.

История нашего города началась еще в далеком 1645 году, тогда еще как оборонительной крепости, а в 1779 году пришел официальный статус города. Его название происходит от индоевропейского «осмонь», т.е. «камень». По последней переписи, население города едва превышает 19 тыс. человек.

Здесь я живу с самого рождения, как и мои родители: мать — Нина Михайловна, бухгалтер на табачной фабрике и отец — Сергей Сергеевич, главный инженер там же. Это едва ли не единственное действующее производство в Усмани, потому иметь постоянную работу там уже везение.

На ходу доедая кашу и пихая в рот бутерброд с маслом, я влетела в машину. Отец галантно подал мне носовой платок, чтобы я могла утереть губы, и предложил жвачку.

У ворот школы меня уже ждала Федулова Соня. Мы дружим с ней с третьего класса. Она замечательная подруга. Самая отзывчивая и понимающая. С такими, как она, можно идти в разведку. Она никогда не придаст, и даже если в чем-то не одобрит, то, по крайней мере, не осудит.

Мы с ней контрастно смотримся вместе: она — голубоглазая длинноволосая блондинка; я — кареглазая брюнетка со стрижкой «каре», чуть выше ее ростом.

В нашем классе одна она для меня — позитив, потому как класс наш, мягко говоря, не дружный. В нем каждый сам по себе и в отдельности зол на остальных. Есть в нем две эффектные стервы, считающие себя центром земли, дружащие, но готовые подставить друг друга в любой момент. Имеется парочка замарашек, над которыми те издеваются. Так же есть красавчик, по которому сходят с ума все девчонки младших классов. Остальные — тусклая толпа, к которым, наверное, отношусь и я.

Я неплохо учусь, т.е. не отличница, конечно, но все равно довольно не плохо, как и Соня. Я уважаю точные науки, но вот уделять им должного времени не получается, мешает лень. Однако ж, мои скромные способности позволяют держаться среди хорошистов, а выше я и не стремлюсь, что не может не злить маму. Она считает, что меня у науки отняла любовь глупая подростковая и ни к чему не приводящая. Я так не считаю, но маму не переубедить, она-то помнит, что когда-то я училась лучше.

А любовь моя, собственно, не столь великая. Просто мальчик из параллельного класса — Шолохов Максим. По внешним данным, он больше бы подошел Соне, которая, кстати, никогда и ни с кем не встречалась. Он голубоглазый и светловолосый, среднего роста, активно занимается спортом, уважает механику и имеет много друзей.

Среди прочего, хочется заметить, что он не просто мой первый парень, он мой первый мужчина, да и я первая у него, хотя он никогда в этом не сознается. По большей части мы встречаемся в школе и в лучшем случае, поцелуемся где-нибудь под лестницей, во избежании посторонних глаз. Подобные отношения устраивают нас обоих, потому как, не отвлекают от факультативов и прочих занятий. Вот и нет стремления ничего менять. Да и стоит ли?

Для моих родителей, например, вообще неприемлем тот факт, что я с кем-то встречаюсь, все равно с кем. Потому, когда изредка Макс заходит за мной, дабы пригласить на прогулку, или на дискотеку, мама каждый раз делает вид, что видит его впервые. Отец же ведет себя более адекватно, даже руку ему жмет, но вот смотрит при этом так, словно старается прочесть мысли.

Его родители в этом смысле более похожи на нормальных, потому как приветливы и добры ко мне, по крайней мере, с виду. И вообще мне кажется, что я им нравлюсь. Почему бы и нет. У них уже есть двое взрослых дочерей, живущих отдельно. Одна в браке и ждет ребенка, вторая учится в институте в городе Воронеже.

Весь учебный день я думала о том, что произошло прошлой ночью. Хорошо, что сегодня учителя меня решили не спрашивать, вполне могла схлопотать пару элегантных стройных птиц в свой дневник, за невнимательность.

Соня сразу обратила внимание на мое настроение и старалась не докучать школьными новостями.

В перерыве между последними уроками, я все же решила поведать ей о причине своей апатии. Та долго хлопала огромными ресницами, в изумлении глядя на меня, открыв рот и не говоря ни слова. Она, конечно, знает об этой моей «хвори», не раз мы вместе смеялись над рассказами мамы о моих «похождениях». Тогда, это забавляло подругу, не более. Она никогда не считала лунатизм полноценной болезнью, а теперь… просто не находила слов. Чтобы усвоить все сказанное мною, ей понадобилось, по крайней мере, минуты три-четыре. А как только она смогла говорить, предложения по предотвращению последующих моих походов, посыпались из ее рта, как из рога изобилия. Первым ее предложением было — соорудить баррикады вокруг кровати, дабы отрезать путь. Вторым — намочить прикроватный коврик, холодная мокрая материя, по ее мнению, могла поспособствовать пробуждению. Третьим — запереть все окна и двери и непременно поставить в известность родителей о возможном «лунном бодрствовании». Она даже предложила себя на время, хотя я видела, что мысль остаться с лунатиком наедине ее немного пугает. Все равно, я была тронута ее заботой.

Строить баррикады и запираться я не собиралась. В конце-концов не так часто я встаю во сне, чтобы прибегать к подобным ухищрениям. Что удивило Соньку. Для нее, боящейся кладбища и в дневное время суток, будто оно чертями кишит, лучшим вариантом было б запереться в погребе на последующие несколько месяцев, чем опасаться возможности снова проснуться возле чьей-то могилы.

А когда я сообщила ей, что хочу сходить на кладбище, дабы при свете дня взглянуть на могилу мальчика, возле которой так внезапно оказалась сегодня ночью, та и вовсе начала меня отговаривать. Ей это показалось блажью, а мое ночное предпочтение — случайностью. Она, конечно, попыталась посмеяться над тем, что даже во сне я не завалилась досыпать возле какой-нибудь бабули, или кого-то в этом роде, а выбрала молодого, но это был смех сквозь опасение.

Может, Соня и права, но я твердо решила, все же сходить туда. Не знаю, зачем. Просто так. Любопытство.

После уроков, Федулова побежала на хореографию, которой занимается уже несколько лет. Все это время, она пытается уговорить меня составить ей компанию, напрасно.

Я же, встретилась с Максом за школой, где тот играл в футбол, украв его на пару минут у команды. Мы обмолвились парой слов, поцеловались, что вызвало гул возбужденной толпы футболистов, и направилась по своим делам. Никто не знал, по каким, и слава Богу.

Несмотря на решительный настрой, подойдя ближе к кладбищу, я по непонятной причине запаниковала и несколько минут простояла, как вкопанная у ворот. Наконец, собравшись силами — я вошла внутрь. Знакомой дорожкой, проследовав к месту своего ночного конфуза, я оказалась там. Теперь, я своими глазами могла видеть того, с кем рядом спала этой ночью. С фотографии на меня смотрело красивое лицо молодого парня, щурящегося от порыва ветра, что было видно по беспорядочно свисающей на лоб челке. Фотография была сделана толи весной, толи осенью, об этом говорило пальто, приподнятый воротник которого, я могла лицезреть на этом фото. Что ж, Соня могла бы мной гордится, пожалуй, даже во сне я не теряю чувства вкуса. Под фотографией были выбиты строки неизвестного поэта, которые гласили:

«Уйдешь, когда-нибудь и ты,

ничто не вечно под луною,

придешь ко мне, я буду ждать,

я здесь… но сердцем, я с тобою».

По моей спине мелкой дрожью пробежал холодок, после прочтения и поначалу, я решила уйти и даже сделала пару шагов назад, но потом… меня словно что-то подтолкнуло, и подойдя, я присела на корточки рядом с могилкой, уставившись на фото.

— Ну, привет, — произнесла я, не зная, как еще можно начать подобный разговор. — Меня зовут Рита. Извини меня за то вторжение, я не хотела… честно… Я ведь не побеспокоила тебя? А как тебя зовут? Ах, да… Виктор. Точно. Я не знаю, кто ты Виктор, и ты, похоже, мне тоже ничего о себе не расскажешь… Да-а-а. Та-ак… Я чувствую себя идиоткой, говорящей с пустотой, — созналась я. — Ну да ладно. Никто же не слышит.

Я обернулась по сторонам, дабы убедиться в этом.

— Вообще, я не вваливаюсь вот так к посторонним молодым людям без приглашения. Это у меня было впервые. Надеюсь, это не войдет в привычку… — я хлопнула себя по коленкам. — Ты мне веришь? Это правда. Я серьезная девушка. У меня парень есть. Он… классный.

Я глупо хихикнула.

— Ты ведь не считаешь меня ветреной только потому, что я немного полежала рядом? Я нечаянно к тебе забрела. Просто, ходила во сне. Честно-честно. Так что, будем считать нашу встречу ошибкой, — иронизировала я.

Следующую минуту я сидела молча, просто глядя на мальчика с фото.

— Знаешь, я пришла извиниться, ну и посмотреть на тебя… А ты милый, молчишь, слушаешь внимательно.

Я и впрямь чувствовала себя идиоткой, и если честно, боялась быть замеченной посторонним лицом меня знающим, потому, решила не задерживаться.

— Пока. Я ухожу. Ты не желаешь со мной разговаривать… Больше не приду, — пообещала я, а потом добавила, как бы между прочим, — а ты красавчик, было бы здорово, если бы ты был жив… хотя у нас все равно бы ничего не получилось, ведь тебе было бы аж тридцать три. Вау… Ладно, заканчиваю нести бред. Я пошла.

Когда я уходила, возникло странное предчувствие, голос которого я решительно подавила. И так же, как и ночью, удаляясь от его могилы, ощущала нарастающее волнение. Странно. Всю дорогу домой я думала о том, что Соня была права: не стоило туда ходить.

Следующей же ночью, мне приснился еще более странный сон. Ощущения были невероятно реалистичными. Я лежала в постели и вдруг почувствовала, как кто-то убрал челку с моего лица, а затем, холодные пальцы скользнули по щеке, задержались на подбородке и спустились вниз по шее к зоне декольте, там осторожным движением, они приподняли мой кулон в виде сердца, а потом опустили обратно.

Я хотела открыть глаза, но не могла, веки были необычайно тяжелы.

Где-то, на уровне подсознания, всплыли воспоминания о моей суеверной тете, когда та рассказывала подобную историю, броня за эти проделки домового. Я вся напряглась. Попыталась крикнуть, но не получилось. Сердце так громко стучало, что отдавалось в ушах гулким эхом. Я уже перестала ощущать чье либо присутствие рядом, а страх все не проходил. Тем не менее, проснулась я лишь утром, под звуки будильника, как всегда сопровождаемые мамиными предупреждениями. Голова болела, и осталось неприятное ощущение ото сна.

Этому сну, который кошмаром можно было назвать лишь с натяжкой (мне снилось и пострашнее), я решила не придавать значения.