До свадьбы доживет

Галина Артемьева, 2014

«…Хорошо начинался тот сентябрьский день. Дочь Лукерья, она же Лука, она же Лушка, она же Лю, умчалась поутру в университет, они с мужем проснулись часов в одиннадцать: только позавчера вернулись из Греции, впервые за последний год провели десять дней вдвоем – хорошие, мирные десять дней, без мужниных колкостей и раздражения по пустякам. Конечно, он уставал, конечно, ему много приходилось тянуть на своих плечах, к тому же – критический возраст: им как раз минуло сорок пять. То есть, по всем правилам, она, Тина, становилась «ягодка опять», а муж ее Юра должен был переживать кризис под названием «как – и это все?» Что-то с ним явно происходило непривычное. Тина и подругам жаловалась, что Юрка стал «прямо как не родной», огрызается непонятно на что, доброго слова от него не дождешься. И как бы она ни старалась, ничем ему было не угодить. Прямо другой человек появился на месте ее любимого Юрки. Двадцать два года вместе, срослись намертво, все друг про друга знают, понимают, чувствуют, но вдруг – колючие взгляды, слова, огрызания. И обнять себя не дает, отстраняется, и иронизирует над каждым ее словом…»

Пустой дом

На Кудринской было очень чисто, очень красиво, и вкусно пахло краской, не сильно, а в самый раз, чтобы почувствовать, что все вокруг новое и свежее. Надо было думать о том, на чем ей сегодня спать. Не на полу же в самом деле. У Тины имелась договоренность с мебельным интернет-магазином: достаточно было позвонить, и ей привезли бы со склада дубовую двуспальную кровать с ортопедическим матрасом, дубовый же рабочий стол с массивной столешницей и кое-что еще по мелочи. Эта покупка состоялась бы в том случае, если новые ее жильцы захотели бы поселиться в обставленной уже квартире. Ну что ж! Можно считать — жильцы появились. Вернее, один жилец. Тина зашла в бывшую родительскую комнату. Почти всю жизнь папа и мама прожили в одной комнате вдвоем. И им не было тесно. Ни разу не слышала Тина от отца рассуждения о свободе и требования обеспечить ему приватное пространство. И мама на тесноту не жаловалась. Кровать их стояла в нише, слегка из нее выступая. Родителям приходилось забираться на нее чуть ли не ползком. Зато вся комната была свободна для других вещей. И сколько же всего тут раньше стояло! Большой папин стол, которым и мама порой пользовалась, когда шила: ставила на него машинку, раскладывала выкройки. Еще было кресло, маленький круглый столик, книжные полки и стенной шкаф, в котором помещалось все-все: и одежда, и постельные принадлежности, и много чего другого. Тина решила, что сделает все примерно так, как было устроено у родителей. Кровать поставит в нишу, дубовый стол пригодится ей в будущем, когда у нее появятся силы что-то делать. Встроенный шкаф с матовыми стеклянными раздвижными дверями был уже полностью готов.

Тина набрала номер, по которому можно было круглосуточно заказывать приглянувшуюся мебель. Телефон долго не отвечал. Наконец сонный голос отозвался:

— Мебель де-люкс, слушаю вас.

— Простите, что рано, — сказала Тина, — но мне нужно срочно заказать кровать.

— Срочно — это как? — спросила мебель де-люкс.

— Срочно — это сейчас заказать, а вечером получить.

— Так не бывает, — послышался ответ.

— А мне обещали, у меня договоренность, — настойчиво проговорила Тина.

— Тогда называйте артикул. Если на складе есть, может, и доставят. Только если не в центр. Нам на грузовиках в центр только после двенадцати ночи можно.

— Именно что в центр, — пожаловалась Тина, — Но до двенадцати я потерплю. А потом уж никак. Мне спать совсем не на чем.

— Что ж вы так дотянули? — хмыкнул голос, — Что ж вам всем прям все и сразу всегда надобится?

— Да я не тянула. И не собиралась. Меня муж бросил. Неожиданно. А в моей квартире мебели совсем нет, — объяснила Тина и заплакала.

Это были первые ее слезы с того момента, как Юра объявил ей, что не может жить во лжи. Она даже как-то обрадовалась им. Только остановиться не получилось.

— Стоп! — приказала трубка молодым мужским голосом, — Хорош плакать. Сейчас найду вашу договоренность. Как фамилия? И адрес?

— Ливанова Валентина, — сквозь слезы представилась Тина, — Садовая Кудринская…

— Нашел! — радостно прозвучало из трубки.

Тина зарыдала еще громче.

— Но я ж нашел, чего вы? — удивился парень, — Смотрите: стол дубовый — он готов, на складе имеется. Привезут вам сегодня ночью, раз спешка такая. Потом кровать: материал — тоже дуб, цвет — темный шоколад, размер метр шестьдесят на два тридцать, матрас ортопедический. Так? Они тоже на складе есть. Сегодня получите.

— Не так! — заплакала Тина пуще прежнего, — То есть — почти все так. Но размер кровати — не так. Я же теперь одна. Мне не нужно двуспальную.

— Ну вот! — огорчился продавец, — Но знаете — я бы советовал все равно двуспальную брать. Жизнь такая: сегодня вы одна, а завтра не одна. И что? Новую кровать заказывать? А на двуспальной и в одиночку удобно. Раскинетесь — и спите себе. И привезли бы сразу. Вместе с дубовым столом.

— Мне еще стулья к столу нужны. Четыре штуки. Они точно есть. Я узнавала. Но кровать я двуспальную брать не буду. Я больше ни с кем и никогда! Понимаете? Это точно! Так что мне нужна такая же, но размер — метр двадцать в ширину. А все остальное — то же.

— А давайте мы плакать не будем, а? — мирно предложил мебельщик, — Я вот сейчас смотрю, что у нас есть из готового. Потому что если готового нет, надо на фабрику отсылать заказ, а они там за срок меньше недели и не возьмутся. Осень сейчас. Проснулись все мебель менять. Ну, смотрите: очень важная информация матрас как раз есть, какой вам надо. Один-единственный. Это уже большой плюс.

Тина перевела дыхание. Ей хотелось плакать еще сильнее, но было жалко доброго незнакомца, который явно нервничал, слыша ее рыдания.

— Меня вот тоже девушка недавно бросила, я же не реву, — сказал вдруг парень, — Тут ничего не поделаешь: жизнь. Кто-то теряет, кто-то находит.

Слышно было, как он стучит по клавишам, ищет, бедный, нужную Тине кровать.

— А почему она вас бросила? Вы такой хороший, — проговорила Тина дрожащим голосом, готовясь снова зареветь.

— Ну, она побогаче нашла, — отозвался парень, — Обидно было. Тоже — хоть плачь. Сейчас отошел. И вам полегчает. Только вот нет кровати такого размера. Заказывать придется.

Тина зарыдала во весь голос.

— Подождите, — вздохнул ее добрый собеседник, — Давайте мы вот как сделаем. Давайте я ровно в десять утра вам перезвоню. В десять откроется отдел сбыта на фабрике. Я у них спрошу, может, если есть матрас, они уже готовую кровать переделают для вас — с метра шестьдесят на метр двадцать. Хотя — там спинка у нее не из простых. Не уверен, что быстро смогут. И вдруг вы до десяти еще передумаете? Берите широкую, все тысячу раз поменяется, увидите. Потом еще жалеть будете.

— Нет. Давайте уж сузим. Никого и ничего я не хочу. Мне лишь бы спать на кровати лечь. И чтоб лежать и ни о чем не думать.

— Дело хозяйское. А только знаете — вот у меня мама в пятьдесят лет второй раз замуж вышла. В сорок два развелась и все плакала, что больше никого и никогда. А сама в пятьдесят поженилась. И вот уже четыре года живут и радуются.

— Какой вы хороший! — повторила Тина, — Спасибо вам. И маме вашей спасибо за такого сына.

— Я только еще предупредить хочу: если они возьмутся вам срочно заказ исполнять, могут надбавить за срочность. Тысяч пять переплатите. Будете заказывать?

— Конечно, буду! — возрадовалась Тина, — Лишь бы только они согласились.

На том и попрощались.

До десяти оставалось еще больше двух часов. Тине ужасно захотелось позавтракать, а потом лечь и уснуть. И спать себе, спать, без снов и лишних дум. Уснуть бы на год. Но сначала — позавтракать. Только это простое и легкое желание осуществить никак не получилось бы. Ничегошеньки в свежеотремонтированном доме не было из еды. Ни консервов, ни пачки макарон или гречки. Пустота. И даже чая-кофе не имелось.

— Ну и пусть, — сказала Тина, — Воду горячую попью и на голый пол лягу. Может, похудею зато.

Она наполнила водой щегольской чайник из нержавейки, он пискнул, загорелся красными огоньками, зашумел:

— Будет тебе, хозяйка, кипяточек, не горюй!

Кипяток показался ей ужасно вкусным — как это она раньше не пробовала пить просто горячую воду? Тина потихоньку, дуя в чашку, выпила все до дна, вздохнула и отправилась в спальню: спать. Она легла на пол и вновь удивилась: лежать было удобно. Родной дом словно учил ее самым простым радостям, о которых люди в погоне за удовольствиями и роскошью даже и не подозревали: вкусу воды, когда хочется пить, надежности крыши над головой, когда хочется чувствовать себя защищенным.

Она задремала, а проснулась от треньканья мобильника: добрый парень звонил, как и обещал, сразу после десяти утра.

— Вот вы плакали, а на самом-то деле я таких везучих и не встречал, — сообщил он Тине, — Я тут с людьми поговорил: все вам сделают, как заказываете: ширина метр двадцать — пару часов работы и готово дело. И, если хотите, привезут уже к обеду.

— А как же — грузовикам же в центр днем нельзя? — поразилась Тина.

— С вашим заказом на «Газельке» поедут. Все туда поместится. Оплатить доставку только придется. Так-то она у нас бесплатная. Подтверждаете?

— Да! — восхитилась она, — Конечно! Заплачу, сколько скажете. Мне все равно. Хочется на своей кровати спать, и плевать на все.

Парень назвал сумму доплаты и спросил: «Пойдет?».

— Без вопросов, — согласилась она.

— Тогда в час — час тридцать ждите. И не горюйте. Все будет хорошо. Вот увидите.

— Хорошо, когда на кровати спать можно. Это уже очень-очень хорошо! — заявила Тина, — А больше я ничего и не жду.

Жизнь и правда налаживалась.

Она снова легла на пол и решила, что полежит часик, а потом встанет, умоется, пойдет в банк и снимет деньги с их общего с Юрой счета: ей тут еще много трат предстоит. Купит какую-то еду и… Что еще надо? Да много чего! В доме нет ни полотенец, ни простынь, ни подушек, ни одеял. Ничего нет вообще. И ей не во что переодеться, и куска мыла нет, и щетки зубной. Обо всем думать заново. Как после пожара.

Все у нее сгорело в пылу Юриных страстей. Пожар чужой любви. Это нормально, да?

— Как же так? — подтвердил писклявый жалобный голосок, — Как же так?

— Не мы с тобой первые, не мы последние, — сказала голоску Тина.

— А мне плевать, — пропищал он, — Мне плевать, какие мы по счету. Я все равно не понимаю: как же так!

— И никто не понимает, — вздохнула Тина, — И будем с этим жить.

Она стала думать о Лушке, о том, что та ближе к отцу, что в последнее время они вообще как-то отдалились друг от друга. У Лушки все впереди. А у нее — все позади уже. Совершенно позади. И как это все вдруг произошло! Внезапно. Была маленькая девочка, мамин хвостик, болтали вместе часами, мечтали, смеялись. А потом маленькой девочке надоело быть с мамой — вполне естественно, это жизнь. И девочке надоело, и папе девочкиному надоело. И осталась мама одна. Сухая ветка. Тине ужасно захотелось оказаться в объятиях своих собственных мамы с папой. Прижаться бы к ним, вдохнуть родной запах, почувствовать их тепло, захныкать — пусть гладят по головке, утешают, нежат.

— Господи! — воскликнула она, — Господи! Хоть бы фотографии их догадалась с собой захватить! Все осталось там! И когда только вернется!

Она зажмурилась и стала представлять лица родителей. У нее долго не получалось. Ни лица, ни даже смутные очертания не возникали пред внутренним взором. Тогда она попыталась просто поговорить с ними.

— Вот, мам-пап, видите, как получилось. Осталась я совсем одна. Ни родителей, ни мужа. Как же так? И это называется — жизнь? Вот так вот одной вдруг остаться?

Родители не отзывались ни в какую, хотя прежде случалось, что они появлялись ниоткуда, что-то нашептывали ей, утешали и даже советовали. Тина поняла: они тоже настолько ошарашены случившимся, что у них просто нет слов. Ей захотелось вспомнить, как мама или папа предостерегали ее от замужества с Юрой, как советовали приглядеться. Но как вспоминать то, чего не было? Никто за всю жизнь слова плохого не сказал ей о муже. Всем он нравился. И все тут. Все его любили. Так что — не получится утешиться тем, что «а мама предупреждала». Поэтому лучше уж было встать и выползти на улицу. Хочешь — не хочешь, а надо.

У продуктовой палатки она поняла, что не сможет есть вообще. Все щедрые дары прошедшего лета: бакинские помидоры, виноград всевозможных цветов — от желто-белого до почти черного, петрушка, мята, укроп, базилик, кабачки и многое-многое другое, что прежде так вдохновляло Тину, радовало глаз, сейчас попросту отпугивало, казалось чем-то чужеродным в ее черно-сером страшном мире. В итоге она заставила себя купить бородинского хлеба и пачку чая. Просто про запас, как она объяснила самой себе, чтобы что-то дома было, если есть все-таки захочется.

Вытаскивая деньги из банкомата, она вдруг снова поразилась. Юра сказал, что вернет ей половину первоначальной стоимости их квартиры. Противно до рвотных спазмов было думать на эту тему. Во-первых, какой же дурой бессловесной он ее считает — изучил за все эти годы, понятное дело. Уверен, что она пожалеет разменивать любимый ею общий дом. А во-вторых, хорошо, даже если он собирается ей вручить первоначальной стоимости половину. Это же все равно не тыщу рублей вернуть. Это серьезные деньги. И как-то он их собрал за этот год. Тихой сапой собрал. Она складывала все, что ей удавалось заработать, на их общий счет. Он тоже вполне исправно его пополнял. Но о чем-то, весьма существенном, ухитрялся умалчивать. Как же он изменился!

— И кто бы мог подумать, что он на такое способен? — заныл снова писклявый внутренний голос, — Кто бы мог подумать?

— Какая разница, кто мог подумать, а кто не мог? — злобно ответила самой себе Тина, — Главное не в этом. Главное: как теперь жить. Просто: как жить — и все. А ведь много лет еще жить придется! Лет двадцать-тридцать, как минимум. И в сплошном ужасе и тьме. Что ж! Пожила счастливой до сорока пяти лет, а теперь остаток жизни будешь платить слезами за свое предыдущее счастье.

Ей, конечно, не хотелось верить, что так и будет. И вообще — лучше было бы не думать ни о чем: ни о будущем, ни о прошлом. Жить шажок за шажком. Сейчас цель ее жизни: дождаться, когда привезут кровать, матрас, стол и стулья. А потом? Потом — лечь на кровать. А белье, подушки? Ехать за ними в магазин, выбирать. Нет. На это сил нет. Так просто лечь. Все же удобнее, чем просто на полу. А во что переодеться? Хороший вопрос! Даже чтобы постирать в машине, нужен порошок. Чтобы умыться — мыло. И все такое прочее. Без этого — никак! Она заставила себя зайти в супермаркет и купить самое необходимое. Потом потихоньку, мелким старушачьим шагом поковыляла к дому. Старая, страшная, никому не нужная уродина.