Сочинения. Том 4

Гален, 2023

В настоящем издании представлены четыре книги трактата «Об учениях Гиппократа и Платона» Галена – выдающегося римского врача и философа II–III вв., создателя теоретико-практической системы, ставшей основой развития медицины и естествознания в целом вплоть до научных революций XVII – XIX вв. Публикуемые переводы снабжены обширной вступительной статьей, примечаниями и библиографией, в которых с позиций междисциплинарного анализа разбираются основные идеи Галена. Методология, предложенная в издании, позволяет показать взаимовлияние натурфилософии и медицины. Представленное сочинение является характерным примером связи общетеоретических, натур философских взглядов Галена и его практической деятельности как врача. Публикуемая работа – демонстрация прекрасного владения эмпирическим методом и навыками синтетического мышления, построенного на принципах рациональной медицины. Все это позволяет комплексно осмыслить историческое значение работ Галена.

Предисловие переводчика

В статье, посвященной работе над трактатом «Об учениях Гиппократа и Платона», последние четыре книги которого представлены в настоящем издании, Ф. де Лейси подчеркивает, что работа над переводом такого автора, как Гален, неизбежно является междисциплинарной. Сколь бы энциклопедическими ни были познания одного исследователя, он не может, имея филологические познания и навыки перевода, при этом разбираться в таких разных областях, как история медицины (и медицина как таковая), история философии, античная теория литературы, а также в вопросах религии и политики. Между тем все эти проблемы в той или иной степени затрагивает в своих сочинениях Гален^[55]. По этой причине труд переводчика древнегреческих медицинских текстов становится важной частью междисциплинарных исследований. Для истории медицины часто существенным бывает точное значение того или иного термина, и в этом случае необходимо исходить из текста, а не следовать чужим интерпретациям, что неизбежно делает тот, кто не имеет возможности работать непосредственно с текстом (перевод всегда является интерпретацией). Здесь мы, безусловно, сталкиваемся с частным случаем герменевтического круга: перевод того или иного термина неизбежно зависит от наших представлений о значении отдельных терминов и понятий в истории медицины и в текстах изучаемого автора^[56]. В свою очередь, без кропотливой работы переводчика исследователь будет «изучать» уже не мнения древних врачей, а свои представления о них.

Все эти соображения справедливы для перевода и интерпретации рассуждений Галена о методологии науки, прежде всего для отрывков 6.3.1–6.3.6, 7.1.21–7.1.23, 7.2.13–7.2.17 из трактата «Об учениях Гиппократа и Платона». Гален неоднократно касался вопросов методологии и в предыдущих книгах, но в шестой и седьмой он решил вернуться к ним, чтобы еще раз подчеркнуть: заблуждения его оппонентов происходят от недостаточного владения «научным», или «аподиктическим», методом.

О сущности этого метода в понимании Галена в науке ведутся споры. С одной стороны, принято считать, что экспериментальная наука является достоянием Нового Времени, с другой — известно, что Гален не только проводил эксперименты, чтобы подтвердить или опровергнуть ту или иную научную гипотезу, но и публично демонстрировал их. Некоторые историки медицины полагают, что можно с уверенностью говорить о медицинских и естественнонаучных экспериментах не только у Галена, но и у его предшественников — Герофила и Аристотеля^[57]. Историки античной науки подчеркивают, что первые физические опыты (эксперименты в современном смысле слова) ставились, по-видимому, ранними пифагорейцами еще задолго до Галена. Так, известно, что пифагорейцы конструировали специальные приборы, с помощью которых «впервые в истории человечества были предприняты систематические опыты, которые имели целью… установление закономерностей и причинных связей в протекании явлений природы, иными словами, эти опыты положили начало научному эксперименту»^[58].

Т. Тилеман в своей статье о методологии Галена подчеркивает, что именно отношение Галена к анатомическому эксперименту является основой его полемики, с одной стороны, с врачами-эмпириками, а с другой — с врачами-методистами^[59]. Для эмпириков целенаправленный анатомический эксперимент являлся вторжением в область поиска скрытых причин, отвлекающим врача от набора опытного знания^[60]. Врачи-методисты, в свою очередь, полагали, что в эксперименте нет необходимости, так как все нужные врачу знания можно вывести из общих теоретических положений и «очевидных» фактов. Гален же настаивал на том, что именно эксперимент является основным источником медицинского знания. Такое открытие Галена, как описание анатомии и физиологии желудочков головного мозга, было сделано благодаря целенаправленному эксперименту^[61].

Однако решить, корректно ли применительно к методу Галена говорить об эксперименте в современном (или близком к современному) понимании, можно, только опираясь на текст. В данном случае речь идет об использовании Галеном термина ἀποδεικτικός применительно к научному методу. Обсуждаемый термин происходит от греческого существительного, обозначающего доказательство, и предполагает возможность строгого и однозначного доказательства того или иного положения. Не случайна параллель с геометрией, которую приводит Гален в одном из отрывков. Как мы знаем из сочинения Галена «О моих книгах» (гл. 11), уже в юности будущий великий врач узнал, как глубоки разногласия между представителями разных философских и научных школ, а подчас и внутри одной школы. От того, чтобы стать скептиком пирроновского толка и навсегда разувериться в возможностях познания, его удержали воспоминания об уроках отца, архитектора, заставлявшего мальчика изучать геометрию и арифметику. Эти знания позволили ему сделать следующий вывод: если возможно строгое геометрическое доказательство, значит, возможно и познание^[62].

Однако в естественных науках, в отличие от математики, доказательство невозможно без эксперимента, и Гален, как мы видим в его текстах, прекрасно это понимал. Например, как только речь заходит о доказательстве (ἀπόδειξις) местоположения той или иной части души, Гален подробно описывает соответствующий анатомический эксперимент, подчеркивая, что именно он является единственным корректным доказательством данной гипотезы (6.3.2–6.3.4)^[63]. В предыдущих частях, где речь шла о «руководящей» (разумной) части души, логика Галена была проста: мы можем доказать логически, что источник нервов является местоположением этой части (большая посылка силлогизма), однако найти сам этот источник (малая посылка силлогизма) и, следовательно, сделать правильный вывод мы можем только посредством эксперимента (см., например, 2.4.19–2.4.24). Так сочетаются у Галена «математическая» логика и знание, получаемое экспериментальным путем. Для понимания методических принципов Галена чрезвычайно важно, что, признавая невозможность провести столь же убедительный эксперимент, как в случае с сердцем и мозгом, для доказательства того, что именно печень является вместилищем «вожделеющей» способности души, он, с одной стороны, приводит объяснение того, почему такой эксперимент невозможен, а с другой — все-таки описывает не столь впечатляющий, но аналогичный и технически возможный эксперимент: «Если перехватить петлей или совсем удалить вену, та часть тела, к которой она ведет, со временем становится более худой и бледной» (6.3.1–6.3.6)^[64].

Когда же Гален касается области, в которой невозможно ни доказательство, ни тем более эксперимент, он вынужден признать ограниченность своего метода. Галену свойственно ясное понимание того, что метафизические вопросы научными методами решать невозможно и не нужно. Впрочем, к вопросу о сотворении мира он с этими методами все же приступает.

В конце девятой книги (фрг. 9.8.1–9.9.3) Гален берется доказать существование Творца исходя из анатомических наблюдений. Основным аргументом, подтверждающим его позицию, является для Галена целесообразность устройства человеческого тела и отдельных его органов и систем^[65]. Напомним, что позднее (в III веке) подобная аргументация была перенята христианскими апологетами. Так, например, св. Дионисий Великий в своем трактате «О природе», фрагменты которого дошли до нас в составе сочинения Евсевия Кесарийского «Преуготовление к Евангелию»^[66], ссылается на целесообразность устройства человеческого тела как на доказательство и существования, и мудрости Творца, причем упомянутые им аналогичные выводы врачей, которые тщательно исследовали органы и расположение внутренних частей человеческого тела (Praeparatio Evangelica, 43.1), могут указывать на знакомство (непосредственное или опосредованное) с сочинениями Галена^[67]. Более того, данная традиция восходит к Платону, на которого многократно ссылается в подтверждение подобных рассуждений Гален^[68]. «Демиург»^[69], он же «Мировой Ум»^[70] и «Бог»^[71], в диалоге «Тимей» обретает доказательство своего бытия в совершенном и целесообразном устройстве этого мира и нашего тела^[72]. В этом и других поздних диалогах Платон, по сути, впервые предложил некое подобие монотеистической религиозно-философской системы. Можно было бы ожидать, что Гален (тем более в сочинении, посвященном учению «божественного» Платона, как он его называет^[73]) укажет, что его подход во многом совпадает с философией Платона. Однако этого не происходит (может быть, потому, что Гален не считает уместным детально обсуждать данные проблемы в рамках научного метода).

Подход Галена к пониманию природы Бога сходен с подходом к пониманию природы души^[74]: опираясь на явные свидетельства, мы можем не только с уверенностью сказать, но и научно доказать (следовательно, имеем право говорить об этом в научном сочинении), что Бог (как и душа) существует, но ничего не знаем и никогда не сможем точно узнать о Его (Бога) природе или материи (если последний термин вообще применим к Нему)^[75]. То же самое верно относительно взглядов Галена на природу души^[76]. Более того, исследование вопроса о природе Божества, чем бы Оно ни являлось, Гален считает совершенно бесполезным для медицины и этики — в отличие, например, от представлений о божественном Провидении, которые он считает важными для разрешения этических вопросов (9.7.9–9.7.16). Гален, по-видимому, уверен, что и Платон считал такие теоретические вопросы второстепенными по сравнению с тем, что приносит пользу в решении этических или практических проблем: он аргументирует это тем, что рассуждение из диалога «Тимей» Платон вложил не в уста Сократа, а в уста Тимея^[77]. Более того, Гален подчеркивает, что в этой области точное знание для человека недоступно, и самое большее, чего мы можем достигнуть, — предположение, похожее на правду (9.9.3–9.9.6). В подтверждение своего тезиса Гален приводит фрагмент из диалога Платона «Тимей»: «…и я, рассуждающий, и вы, мои судьи, всего лишь люди, а потому нам приходится довольствоваться в таких вопросах правдоподобным мифом, не требуя большего». Впрочем, у Платона эта ремарка предваряет миф, может быть, и правдоподобный, но более длинный и детальный, чем все теологические изыскания, которые позволяет себе Гален^[78]. Гален говорит, что философские и теологические споры никогда не будут окончательно решены, так как их предмет относится к области, недоступной непосредственному опыту и, следовательно, научному постижению (9.6.21–9.6.22). В своих сочинениях, по крайней мере в сохранившихся до наших дней, Гален верен такому добровольному самоограничению ученого, и поэтому мы мало что можем сказать о его вере или теологических взглядах: определенно можно лишь утверждать, что он был близок тому монотеистически-креационистскому направлению, связанному с телеологическим взглядом на проблемы естествознания, которое начинается с Платона и заканчивается христианскими апологетами^[79].

Телеологический и функциональный подход Галена к устройству человеческого тела лучше всего представлен в его трактовке понятия δύναµις^[80]. Здесь уместно напомнить основные положения галеновского учения о δύναµις — термин, который мы, за неимением лучшего слова в русском языке, переводим как «способность», «функция» или «сила». Понятие это в галеновской, если можно так выразиться, онтологии человеческого здоровья восходит к учению Аристотеля, где оно, как и у Галена, тесно связано с термином ἐνέργεια, еще более трудным для перевода (в зависимости от контекста мы переводим его как «действие» или «функция»). Однако у Галена эти термины не являются логическими абстракциями, а обозначают базовые естественные процессы и действия, происходящие в организме живого существа, и именно нарушение в этих процессах определяется Галеном как болезнь^[81]. В том же ключе мы и переводили эти термины в настоящем томе^[82]. Заметим, что при выборе того или иного варианта перевода мы руководствовались как контекстом, так и смысловыми и стилистическими коннотациями соответствующих слов русского языка. Так, в начале шестой книги, где речь идет о «растительной», или «питающей», силе или функции души (центр и источник которой, по мысли Галена, находится в печени), мы чаще всего выбирали для перевода термина δύναµις слово «сила», традиционно связанное в русском языке с чем-то более материальным; когда же в седьмой книге речь заходит об анатомии и функционировании органов чувств, мы тот же термин переводили как «способность»^[83]. Точно так же, когда в начале шестой книги Гален противопоставляет понятия ἐνέργεια и πάθος («пассивное состояние, страдание»), мы переводим первое как «действие», когда же речь идет о функционировании отдельных органов — как «функция».

О противопоставлении ἐνέργεια и πάθος как видов κίνεσις («движения») в начале шестой книге (6.1.5 и далее) остановимся подробнее. Галеновское толкование этих понятий восходит к Аристотелю, у которого «движение» есть переход потенциального в актуальное, иными словами, практически любой процесс. Мы сохранили этот термин, так как он уже стал традиционным в переводах логических и физических сочинений Аристотеля, несмотря на то, что русское слово «движение» имеет более узкое значение. Однако отметим, что понятие ἐνέργεια Гален в этих пассажах интерпретирует иначе, чем Аристотель: если для Аристотеля «действием» (ἐνέργεια) является любой процесс, то с точки зрения Галена так может называться лишь активное действие, но не «претерпевание» (πάθος) объекта действия^[84]. Подобным же образом Гален определяет эти понятия и в других трактатах^[85]. Однако в рассматриваемом отрывке шестой книги (6.1.8–6.1.13) Гален делает важное замечание о понятии ἐνέργεια: оно может использоваться не только для обозначения действия (или «движения») вообще, но и, более конкретно, для обозначения естественного, здорового действия той или иной части тела или души. Гален подробно говорит о различии этих значений: так, учащенное сердцебиение является ἐνέργεια в первом значении (так как это движение сердечной мышцы) и не является во втором (так как это движение нездоровое). Для обоих значений мы, как и Гален, используем одно и то же слово — «действие».

Как и в предыдущих томах, мы стремились сохранять последовательность при переводе терминологии, но отступали от нее, когда те же слова использовались не в строгом терминологическом, а в повседневном значении. Так, мы переводим δύναµις словом «сила», когда оно употребляется не как термин, а как слово общей лексики, например, когда в конце девятой книги (9.8.12) Гален восхищается великой силой (δύναµις) Творца, столь совершенно устроившего тела живых существ.

То же самое, mutatis mutandis, касается и нашего подхода к другим терминам, которые мы встречали во время работы над переводом заключительной части трактата «Об учениях Гиппократа и Платона». Так, термин οὐσία^[86] мы переводили в зависимости от контекста. В своем понимании этого термина, как было указано нами ранее, Гален следует Аристотелю, у которого понятие οὐσία имеет множество значений, а его интерпретация является предметом активного обсуждения в научной литературе^[87]. Не вдаваясь в детали, напомним, что для Аристотеля οὐσία — это «сущность», представляющая собой совокупность формального и материального, характерных свойств, в том числе видимых и осязаемых. Точно так же в сочинениях Галена термин οὐσία может означать как «сущность», так и «материя» и даже «плоть» или «ткань». Таким образом, мы переводили этот термин, в зависимости от контекста, как «сущность» (6.2.5–6.2.6, 6.3.7, 6.8.10, 6.8.20–6.8.21, 7.1.7, 7.1.15, 7.1.22–7.1.23, 7.3.5, 7.6.27, 9.2.6, 9.6.62, 9.7.13, 9.8.21, 9.9.44 — 9.9.46), «материя» (7.4.1–7.4.3, 7.5.7, 7.5.13–7.5.14, 7.5.21 — 7.5.22, 7.5.26, 7.8.6, 9.6.21) или даже «субстанция» в значении «вещество» (7.4.12, 7.4.15, 7.4.23).

Так как Гален обсуждает в заключительных книгах трактата «Об учениях Гиппократа и Платона» устройство и функционирование всех уровней организма, здесь уместно вспомнить, как он себе их представлял и как мы переводим их названия в этом и предыдущих томах. Универсальным строительным материалом органического вещества для Галена являются известные еще со времен Эмпедокла элементы или первоначала — этими словами мы, как и в предыдущих томах, переводим не имеющее точного аналога в русском языке греческое στοιχεῖον (7.6.1, 8.2.2, 9.6.63). Этот термин весьма многозначен: достаточно сказать, что тем же словом обозначались буквы алфавита, что позволяет Галену в начале восьмой книги трактата (8.2.2–8.2.6) провести аналогию между структурой человеческого тела и структурой языка. Соразмерность (συµµετρία) или отсутствие таковой в смешении (κράσις) этих элементов и определяет здоровье или болезнь; это было неоднократно сказано в трактатах Галена, переводившихся нами ранее^[88], и повторяется в приведенных в настоящем томе книгах (например, 8.3.4, 8.5.1, 9.6.63). От упомянутого понятия κράσις происходят термины εὐκρασία (8.2.18, 8.3.4) и δυσκρασία (8.3.4, 8.4.7), которые мы переводим как «благое смешение» и «дурное смешение» соответственно. Решив сохранить в данном случае внутреннюю форму греческого слова — все эти термины восходят к корню — κρα-, означающему «смешивать», — мы отдаем себе отчет в том, что таким образом в нашем переводе теряется связь концепции Галена с ее развитием в виде средневекового и новоевропейского учения о темпераментах (латинское temperamentum является механической калькой с галеновского κράσις, поскольку также происходит от глагола, означающего «смешивать»)^[89].

Переходя к более сложным структурам живого тела, мы приняли прямо противоположную стратегию: не пытавшись перевести греческий термин ὁµοιοµερῆ (σώµατα), ограничились транслитерацией — «гомеомерии» или «гомеомерные тела» (6.2.3, 6.2.15, 8.4.9–8.4.10, 8.5.1, 9.6.63). Ни один из возможных вариантов перевода этого термина, включая использовавшиеся рядом переводчиков «подобночастные тела», не показался нам достаточно благозвучным или проливающим свет на суть этого понятия. Интерпретация этого галеновского термина сама по себе является давним предметом научной полемики; чтобы не углубляться в нее, напомним кратко, что речь идет о понятии, наиболее близком современному термину «ткани». Гален высказывает предположение о том, что различные ткани человеческого тела имеют гомогенную структуру и качественно отличаются друг от друга, и пытается объяснить этот факт тем, что они состоят из разных мельчайших частиц. Теория гомеомерий позволяет Галену построить классификацию частей тела: он подразделяет их на простые, или гомеомерные (иначе говоря, равночастные), и сложные^[90]. Именно как «сложные части тела» мы решили переводить галеновское выражение πρῶτα σώµατα, употребляющееся как синоним к «гомеомерным частям тела» в настоящем томе, как мы делали это и в предыдущих: буквальный перевод «первые тела» показался нам неясным.

Орган или часть тела — следующий по сложности уровень органического единства в учении Галена об организме. Однако у него эти понятия последовательно не разделяются: в обоих случаях могут употребляться слова µέρος или µόριον, которые буквально переводятся как «часть». Для того чтобы, с одной стороны, не приписывать Галену чуждую ему классификацию, а с другой — не затруднять чтение для современного читателя, мы приняли следующую стратегию: если речь идет о части тела в общем смысле или, например, о конечности, оба эти слова мы переводим как «часть» или «часть тела» (6.2.3, 6.3.10, 6.3.25, 6.3.42, 6.8.5, 6.8.50, 7.3.2, 7.3.36, 7.7.17, 9.3.25, 9.8.15, 9.9.29), если же об одном из органов чувств или внутренних органов (например, о глазе или печени) — как «орган» (6.3.24, 6.6.21, 6.8.3, 6.8.19, 6.8.31, 7.2.11, 7.5.28).

Названия отдельных частей тела у Галена также заслуживают специального обсуждения. Так, вызвать затруднение может употребление Галеном термина ἀρτηρία. Возникает искушение перевести его как «артерия», однако это возможно не во всех случаях. Разумеется, Гален хорошо понимал, чем артерия отличается, например, от вены, однако, с нашей точки зрения, в ряде случаев его употребление этого термина не вполне последовательно. Так, неоднократно встречающееся у него словосочетание τραχεῖα ἀρτηρία следует буквально перевести как «жесткая артерия», однако в данном случае речь идет об органе, который мы сейчас называем «трахея». Именно поэтому мы так и переводим это словосочетание, чтобы не нарушить смысла (8.2.18, 8.8.6, 8.8.11, 8.9.5, 8.9.7, 8.9.20, 8.9.23). Однако слово ἀρτηρία применительно к кровеносному сосуду мы чаще всего переводим как «артерия» (например, 6.1.15, 6.3.9, 7.3.13, 8.1.2, 9.8.11).

Сложность для перевода представляли также ситуации, когда для рассуждения Галена важна этимология греческого названия той или иной части тела, отсутствующая у соответствующего русского термина. Так, хрусталик глаза по-гречески называется κρύσταλλος, что буквально переводится как «льдинка», и Гален использует эту этимологию, объясняя свойства данной части глаза (7.5.25–7.5.26). В данном случае нам пришлось отказаться от буквального перевода и пояснить мысль Галена в примечании.

В ряде пассажей мысль Галена оставалась бы непонятной для русского читателя, если бы мы не привели греческое слово, употребляемое автором и не имеющее в силу своей многозначности или этимологии, важной для Галена, адекватного перевода на русский язык. Так, во 8.2.1–8.2.3 Гален снова говорит об элементах (στοιχεῖον), но на этот раз, объясняя значение этого понятия, проводит аналогию с буквами как элементами языка. Здесь важно, что слово στοιχεῖον по-гречески означает также «буква», и это значение является первичным по отношению к значению «элемент». Для того чтобы мысль Галена была ясна, мы в соответствующих местах приводим это слово по-гречески в скобках. То же относится и к 8.6.7–8.6.8, где нам пришлось привести греческое слово «флегма» и несколько однокоренных слов, так как для понимания мысли Галена важно, что этимологически это существительное родственно словам, обозначающим горение и пламя.

В заключительных книгах «Об учениях Гиппократа и Платона» Гален продолжает полемику с учением стоиков, поэтому и в этом томе читатель встретит многие термины, введенные в оборот философами этой школы. Основные термины стоической антропологии и этики, релевантные для полемики Галена с Хрисиппом, разобраны нами в предисловии к предыдущему тому^[91]. Здесь коснемся лишь одного, не встречавшегося нам ранее — термина ἀδιάφορα (7.2.6), который мы, следуя уже сложившейся традиции, переводим как «безразличное».

Данный термин, по всей видимости, был введен в оборот Хрисиппом, главным оппонентом Галена. Сущность этого понятия лучше всего можно уяснить из краткого изложения этического учения Хрисиппа, дошедшего до нас благодаря Стобею: «Из существующего одно является благом, другое — злом, третье же — безразличным (ἀδιάφορα). Благом является следующее: разумность, здравомыслие, справедливость, мужество и все, что является добродетелью или причастно ей. Злом же является следующее: неразумие, распущенность, несправедливость, трусость и все, что есть порок или причастно ему. К безразличному относится следующее: жизнь и смерть, слава и безвестность, страдание и наслаждение, богатство и бедность и все тому подобное»^[92]. Это учение столь же ясно, сколь и неприменимо на практике: подлинным благом является лишь добродетель, подлинным злом — лишь порок, а все то, чему мы привыкли радоваться или печалиться, не является ни хорошим, ни дурным. Следовательно, истинный мудрец не должен испытывать по всем этим поводам никаких эмоций: ему дозволено лишь радоваться собственной добродетельности и печалиться по поводу своих пороков, если таковые еще остались.

Гален приводит этот термин в контексте полемики Хрисиппа с Аристоном Хиоссим, которую он считает пустым спором о терминах, полагая, что оба философа по существу пишут об одном и том же (7.2.1–7.2.17). Учение Аристона, также относившегося к стоической школе, было не менее рационалистично, чем учение Хрисиппа: он полагал, что существует единственная добродетель — знание добра и зла. В данном отрывке Гален не полемизирует ни с одним, ни с другим мыслителем, а лишь указывает на то, что их учения в принципе не противоречат одно другому. Однако тон его выдает легкую иронию по отношению к столь сурово-рациональной этике: «Итак, если кто станет бояться смерти, или нужды, или болезни, считая их злом, хотя надлежит мужественно верить, что все это — вещи безразличные, то он считает так из-за нехватки знания, так как не ведает истины, то есть, как сказали бы Аристон и Хрисипп, у него есть некий порок души, именуемый малодушием» (7.2.6). Полемика Галена с Хрисиппом направлена против излишнего рационализма его этики: Хрисипп полагал, что душа человека состоит лишь из одной, рациональной части, а Галену доступно большее разнообразие психологических проявлений.

Наше издание содержит не только перевод текста Галена, но и греческий текст, поэтому несколько слов скажем об его оформлении. С любезного разрешения Akademie Verlag Berlin мы взяли за основу нашего греческого текста издание Ф. де Лейси. Соответственно, была воспроизведена и нумерация глав этого издания, а также деление текста Галена на секции внутри них. Деление на главы было впервые введено в латинских переводах текста Галена, опубликованных в эпоху Возрождения. Затем оно же было воспроизведено в издании К.Г. Кюна и повторено в издании Ф. де Лейси (в отличие от издания А. Мюллера, предлагавшего свое деление на главы)^[93]. Деление глав на смысловые секции впервые введено Ф. де Лейси в его издании^[94]. Пагинацию других изданий, воспроизведенную на полях в издании Ф. де Лейси, мы не воспроизводим, чтобы не перегружать и без того непростой для восприятия греческий текст.

В заключение напомним ряд условных обозначений, принятых нами в греческом тексте. Квадратные скобки — [] — выделяют фрагмент текста, имеющийся в рукописях, но исключенный издателем как позднее добавление, а угловые — < > — выделяют фрагмент текста, отсутствующий в рукописях, но включенный в текст издателем. Звездочки — *** — обозначают лакуну в греческом тексте^[95].

Примечания

55

De Lacy Ph. Editing and translating a Galenic Text // Modern Methods in the History of Medicine / Ed. E. Clarke. London, 1971. P. 232–237.

56

О герменевтическом подходе в современной теории перевода, например, см.: Stolze R. The Hermeneutical Approach to Translation // Vertimo Studij os. 2012. Vol. 5: Translational Hermeneutics: The First Symposium / Eds. R. Stolze, J. Stanley, L. Cercel. Bucarest: Zeta Books, 2015. P. 30–42.

57

Longrigg J. Greek Rational Medicine: Philosophy and Medicine from Alcmaeon to the Alexandrians. London: Routledge, 1993. 296 p.; Балалыкин Д.А. Медицина Галена: традиция Гиппократа и рациональность античной натурфилософии // Гален. Сочинения. Т. II / общ. ред., сост., вступ. ст. и комм. Д.А. Балалыкина. М.: Практическая медицина, 2015. С. 5–106.

58

Зайцев А.И. Культурный переворот в Древней Греции VIII–V вв. до н. э. 2-е изд. СПб.: Издательство СПбГУ, 2001. С. 242. О роли эксперимента в ранней пифагорейской науке также см.: Жмудь Л.Я. Пифагор и его школа. Л.: «Наука», 1990. С. 95–107.

59

Tieleman T. Methodology // The Cambridge Companion to Galen / Ed. R.J. Hankinson. Cambridge: Cambridge University Press, 2008. P. 49–65, esp. P. 52–55.

60

О неприятии врачами-эмпириками идеи медицинского эксперимента и эпистемологических основаниях такого неприятия см.: Балалыкин Д.А. Медицина Галена: традиция Гиппократа и рациональность античной натурфилософии // Гален. Сочинения. Т. II. С. 77–79.

61

О роли эксперимента в анатомии Галена см.: Rocca J. Anatomy // The Cambridge Companion to Galen / Ed. R.J. Hankinson. Cambridge: Cambridge University Press, 2008. P. 242–262; Debru A. Physiology // The Cambridge companion to Galen / Ed. R.J. Hankinson. Cambridge, 2008. P. 263–282; Debru A. L’experimentation chez Galien // Aufstieg und Niedergang der römischen Welt. 1994. Bd. II. Vol. 37. N 2. P. 1718–1756; Debru A. Galen’s Approach to Anatomy and the Soul // History of Medicine. 2015. Vol. 2. № 2. P. 169–175.

62

О роли математики в формировании представлений о научном методе и его возможностях в Древней Греции см.: Зайцев А.И. Культурный переворот. С. 219–223. Согласно А.И. Зайцеву, «основным источником неистребимой веры в могущество дедуктивного метода… были блестящие результаты применения его в математике» (См.: Зайцев А.И. Культурный переворот. С. 223).

63

Сравни с предыдущими книгами, например, 2.3.6–2.3.7.

64

О месте эксперимента в методологических основаниях «Об учениях Гиппократа и Платона» Галена см.: Tieleman T. Methodology. P. 49–65.

65

О связи креационизма Галена с его телеологическим подходом к анатомии см.: Tieleman T. Galen and Genesis // The Creation of Heaven and Earth / Ed. G.H. van Kooten. Leiden, Brill, 2005. P. 125–145.

66

Балалыкин Д.А., Щеглов А.П., Шок Н.П. Натурфилософская традиция античного естествознания и Александрийская школа в III в. Часть I // Философия науки. 2013. № 2 (57). С. 157–175; Балалыкин Д.А., Щеглов А.П., Шок Н.П. Натурфилософская традиция античного естествознания и Александрийская школа в III в. Часть II // Философия науки. 2013. № 3 (58). С. 128–150; Балалыкин Д.А., Щеглов А.П., Шок Н.П. Натурфилософская традиция античного естествознания и Александрийская школа в III в. Часть III // Философия науки. 2013. № 4 (59). С. 136–152; Балалыкин Д.А., Щеглов А.П., Шок Н.П. Единство философской теории и медицинской практики во взглядах Галена // Философия науки. 2014. № 1 (60). С. 70–85; Балалыкин Д.А., Щеглов А.П., Шок Н.П. Гален: врач и философ. М.: Весть, 2014. 416 с.

67

Подробнее о месте телеологического принципа в естествознании в апологетике Дионисия Великого см.: Балалыкин Д.А., Щеглов А.П., Шок Н.П. Натурфилософская традиция античного естествознания и Александрийская школа в III в. Часть II // Философия науки. 2013. № 3 (58). С. 128–150, особ. С. 130–132, 135.

68

Соответствия между текстами «Тимея» Платона и «Об учениях Гиппократа и Платона» (PHP) Галена см., например: Тимей, 31b4-8 = PHP, 7.6.29; Тимей, 70а7-е5 = РНР, 6.8.68–72; Тимей, 77e7-78b4 = РНР, 8.7.15–17; Тимей, 78b2-3 = РНР, 8.9.17.

69

См.: Платон. Тимей, 28а-29а, 34b-36d, 68е, 92с.

70

См.: Платон. Филеб, 28с6-8.

71

См.: Платон. Тимей, 31b4-8, 71b1, 78b2-3, 79d6.

72

Платон. Тимей, 28а-30d. См.: Платон. Собрание сочинений: В 4 т. / Пер. с древнегреч.; общ. ред. А.Ф. Лосева, В.Ф. Асмуса, А.А. Тахо-Годи. Т. 3. М.: Мысль, 1994. С. 432–433.

73

См. 9.9.3.

74

О взглядах Галена на природу души см.: Балалыкин Д.А. Сущностное единство духовного и телесного в теоретико-практической системе Галена // Философия науки. 2014. № 3 (62). С. 112–145.

75

Tieleman Т. Galen and Genesis. P. 128–130.

76

Оба эти вопроса рассмотрены в начале трактата Галена «О моих мнениях» (гл. 2–3).

77

Платон. Тимей, 29с4-d3. Перевод С.С. Аверинцева. (См.: Платон. Собрание сочинений в 4 т. Т. 3. С. 433.)

78

О влиянии агностицизма Галена на его интерпретацию диалога Платона «Тимей» см.: Tieleman Т. Galen and Genesis. P. 131.

79

Подробнее об этом см.: Frede M. Galen’s Theology // Galien et la Philosophie (Entretiens sur l’antiquité classique). Tome XLIX. Genève, Foundation Hardt, 2003. P. 73–126.

80

Подробнее об этом см.: Гален. Сочинения. Т. II. С. 113; Гален. Сочинения. Т. III. С. 11.

81

Подробнее см.: Hankinson R.J. Galen and the Ontology of Powers // British Journal for the History of Philosophy. 2014. Vol. 22. P. 951–973.

82

См., например, 6.3.3, 6.3.7, 7.1.4, 7.1.13, 7.1.18, 7.1.31, 7.2.2, 7.4.1, 7.4.14, 7.7.17, 7.7.18, 7.8.9, 9.1.16 (δύναµις — «способность»), 6.2.5, 6.3.10, 6.3.13, 6.4.2, 6.6.21, 6.7.2, 6.7.11, 6.8.68, 7.4.3, 7.5.1, 7.5.2, 7.5.12 (δύναµις — «сила»), 6.6.20, 7.8.7, 9.9.40, 9.9.41, 9.9.46 (δύναµις — «функция»), 6.1.4–10, 12, 16, 18–24, 27 (ἐνέργεια — «действие»), 6.3.4, 6.3.36, 6.6.25, 6.6.27, 6.8.23–29, 7.1.20 (ἐνέργεια — «функция»).

83

Действительно, «сила зрения» в русском языке означает скорее хорошее или плохое зрение, а не саму способность к зрительному восприятию.

84

Подробнее см.: Bradshaw D. Aristotle East and West. Cambridge: Cambridge University Press, 2004. P. 57–58.

85

Ср., например, «О методе лечения» (1.6.1, 2.3.3), «О естественных способностях» (1.2), «Об использовании частей тела» (17.1).

86

Данный термин обсуждался нами в предисловии ко второму тому издания. Подробнее см.: Гален. Сочинения. Т. II / общ. ред., сост., вступ. ст. и комм. Д.А. Балалыкина. М.: Практическая медицина, 2015. С. 107–108.

87

Обзор мнений см.: Angioni L. Subjacente e Forma na Teoria Aristotélica da Ousia // Cadernos de História e Filosofia da Ciência. 2003. Vol. 13. N 2. P. 245–275. О понятии οὐσία в связи с естественнонаучными взглядами Аристотеля см.: Bolton R. Biology and Metaphysics in Aristotle // Being, Nature, and Life in Aristotle: Essays in Honor of Allan Gotthelf / J.G. Lennox, R. Bolton (eds.). Cambridge: Cambridge University Press, 2010. P. 30–55; Tunner R.G. Form and Substance in Aristotle // Prudentia. 1983. Vol. 15. P. 87–108.

88

Гален. Сочинения. Т. II. С. 108–109.

89

Подробнее см.: Ernout A., Meillet A. Dictionnaire etymologique de la langue latine: histoire des mots. Paris, 1985.

90

Подробнее см.: Балалыкин Д.А. Медицина Галена: традиция Гиппократа и рациональность античной натурфилософии // Гален. Сочинения. Т. II. C. 86–105.

91

Гален. Сочинения. Т. III / общ. ред., сост., вступ. ст. Д.А. Балалыкина. М.: Практическая медицина, 2016. С. 14–18.

92

Стобей. Эклоги II, 7, 5 = SVF I, 190. (См.: Фрагменты ранних стоиков. Т. III. Часть 1. Хрисипп из Сол. Этические фрагменты / Перевод и комментарий А.А. Столярова. М., 2007. С. 26, фрг. 70.)

93

Об изданиях текста трактата «Об учениях Гиппократа и Платона» см.: Барзах З.А. Предисловие переводчика // Гален. Сочинения. Т. III. С. 7–9.

94

Обоснование нумерации глав и секций Ф. де Лейси дает в предисловии к своему изданию: Galeni De placitis Hippocratis et Platonis, edidit, in linguam Anglicam vertit, commentatus est Ph. De Lacy, CMG V 4.1.2, 3 vol. Berlin, 1978–1984; Vol. I. Berlin, 2005. Introduction. P. 59.

95

В книгах, публикуемых в настоящем томе, таких лакун немного: см., например, 6.3.42, 7.2.11, 7.6.16, 7.6.29, 7.7.23.