Татуированная любовь

Гайя Алексия, 2017

Тиган – сирота, с юных лет он скитается по домам то одной, то другой приемной семьи. Он – плохой парень. Жизнь его мотает без пощады, и правосудие наконец настигает Тигана накануне его совершеннолетия. Как можно исправить ситуацию, пока есть возможность? Год испытательного срока, в течение которого ему придется отойти от мутных дел, если он не хочет оказаться в тюрьме. У него есть только один шанс встать на правильный путь, и только в идеальной приемной семье он должен сыграть не менее идеальную роль, чтобы не угодить за решетку. Но встреча с Еленой, старшей дочерью семьи, рискует все осложнить…

Глава 12

Быстро иду к выходу, нужно немедленно выйти отсюда, пока я еще кое-как держу себя в руках.

Не успеваю сделать и двух шагов в прохладную ночь, как Дэниел меня догоняет.

— Пошли отсюда, прокатимся немного, — сказал он, протягивая мне поло.

Я слышу, как наверху кричит мать, львица что-то отвечает ей в том же тоне, но потом дверь сама по себе захлопывается прямо за нами.

Часто дышу, тру лицо, мои руки трясутся, а слезы готовы побежать по щекам от бессильной ярости. Не говорю уже о сердце, которое разрывается на мелкие куски.

Отец движением головы указывает мне на гараж, одна дверь которого как раз начала медленно открываться.

Когда я подхожу ближе, он кладет мне руку на плечо, чтобы подтолкнуть ко входу. Тут же сбрасываю ее. Не хочу, чтобы меня трогали. Я насквозь наэлектризован. Каждая клетка кожи горит, настолько высока температура кипения изнутри.

Он заводит большую «тойоту» с тонированными стеклами, и я сажусь в нее без раздумий.

Не знаю, куда он меня повезет, да и плевать. На время быстро мелькающие за окном пейзажи заставили меня забыть о том гневе, что бурлил во мне. Он никуда не исчез, нет, но на короткий момент притупился. Все же лучше, чем ничего. Отлично знаю это состояние; оно чем-то похоже на эпицентр урагана — этакое затишье, прежде чем буря ударит с новой силой.

Сознание практически покинуло меня, и я совершенно был не способен анализировать произошедшее.

Закрываю глаза, откидываю голову на подголовник и постепенно расслабляюсь. Нужно наслаждаться моментом, этим якобы умиротворением, ведь как только я вернусь обратно, моя жизнь будет снова похожа на ад. Мысли, чувства, стресс — все смешается в один коктейль, готовый рвануть в любую минуту.

В машине не было музыки, были слышны только шум мотора да треск коробки передач при переключении скоростей.

Сиденья внутри были кожаные, и сам салон оборудован по последнему слову техники.

Спустя какое-то время отец, не проронивший с момента нашего отъезда ни слова, тормозит. На тротуар падает свет из витрины круглосуточного магазинчика, где можно купить выпивку. Машина остановливается прямо перед ним. Я зажмуриваюсь; мигающие неоновые лампочки, зазывающие посетителей в столь поздний час, меня раздражали.

— Никуда не уходи, я сейчас вернусь, — предупреждает он и выходит из машины, а затем быстро скрывается в магазине.

Этот уголок Статен-Айленда напоминал мне те места, в которых я обычно бываю. Вон там, прислонившись к стене одноэтажного дома, стоит наркодиллер и пересчитывает деньги, а чуть поодаль, два старика сидят прямо на тротуаре и распивают бутылку дешевого виски, завернутую в бумажный пакет.

Отец вернулся и бросил что-то мне на колени. Это оказалась пачка сигарет, и я живо схватил ее, пока он ставил сумку на заднее сиденье. Потом он сел за руль, и мы поехали дальше.

Ехали мы, по-прежнему, в тишине. Я судорожно пытаюсь разорвать упаковку, которая отделяет меня от будущей дозы никотина. Голова начинает снова нормально соображать, и тогда я замечаю, что отец какой-то уж слишком спокойный. Казалось, он совсем на меня не злится, что, честно сказать, напрягало меня еще больше, чем, если бы он просто орал.

Я хотел побить его дочь, он должен быть в бешенстве! Куда он меня везет? Хочет убить? Или высадить где-нибудь подальше, чтобы избавиться от меня?

Но прежде чем моя фантазия нарисовала мне другие страшные картинки, Дэниел остановил машину прямо напротив бухты, недалеко от Байонского моста. Он выключил мотор и открыл дверь.

— Выходи, посидим, покурим и поговорим заодно, — говорит он мне.

Я гляжу на него исподлобья.

Поговорим? Как он себе это представляет?

Он уже вышел из машины и, оглянувшись на меня, добавил:

— Ну как, поговорим. Я буду говорить, а ты… ты будешь вздыхать.

Он хлопнул дверцей, забрал с заднего сидения то, что недавно туда положил.

Затем я увидел, как он ушел и сел на одну из скамеек в нескольких метрах от воды.

Я жду немного и тоже выхожу. Когда я приблизился к нему, он закрыл машину. Устроившись на спинке скамьи, я поставил локти на колени и посмотрел вдаль. Город напротив сияет сотнями огней, при этом выглядит умиротворенно и сонно. Гораздо более умиротворенно, чем я.

— Держи, — привлекает отец мое внимание.

Поворачиваю к нему голову. Он сидит на лавочке и протягивает мне пивную банку.

Серьезно? Я замираю.

— Ты когда-нибудь уже пил пиво? — спрашивает он.

Конечно, но где это видано, чтобы почтенные отцы богатого семейства, предлагали выпить маленьким бродягам из Куинса?

— Бери давай, я думаю, что ты его заслужил.

Аккуратно, но все еще очень осторожно, я протянул руку и взял банку. Он достал еще одну, точно такую же, из бумажного пакета, который был между нами, открыл ее и поднял перед собой.

— За Елену и ее наглость!

С трудом подавил смешок. Эта девчонка не просто наглая. Она самоубийца.

Я открываю банку. Первый глоток прохладного пива был, пожалуй, одним из самых вкусных в моей жизни.

Снова наступает тишина.

Так же как и отец, я выпил еще немного золотистого напитка, поставил банку между ног и открыл пачку сигарет.

Когда я вытащил одну, мой сопровождающий, имеющий, однако, весьма странные понятия о воспитании, стрельнул у меня, просто подмигнув.

Протягиваю ему всю пачку. Несколько секунд спустя он затянулся и, пустив дым через нос, сказал:

— Моя жена думает, что я бросил, и было бы хорошо, если она никогда об этом случае не узнает. Иначе достанется мне знатно. Мне кажется, что эта такая женская особенность, устраивать феерические спектакли, если ты их разочаруешь… А Елена тоже женщина. Ну, по крайней мере, скоро ею станет. Превратиться из ребенка в женщину — путь долгий и… очень болезненный для всех окружающих… И Елена этого не избежала. Она переживает какой-то очень острый кризис уже несколько месяцев, и мы не понимаем ни в чем дело, ни как нужно на это реагировать. И чем дальше, тем сложнее становится ее контролировать…

Блин, нафига он все это мне рассказывает? Какое это имеет отношение ко мне? Да мне плевать, что там у нее не так. По-моему, ей просто не хватает уважения и все. И будет неплохо, если хоть кто-то сможет поставить ее на место.

— Я тебе все это рассказал не случайно… То, что ты сделал сегодня вечером это…

Так, дошли до сути! Ему не нужно было увозить меня так далеко, чтобы это сказать. Да, да, сейчас будет вот это «ты не можешь больше оставаться у нас, и мы тебя отправим обратно в тюрьму».

–…это очень зрелый и взрослый поступок, — заканчивает он.

Зрелый? Я правильно понял то, что он только что сказал? Солис мне этих моралей прочитала уже, наверное, миллион, но ни разу она не произносила слово «зрелый».

Я поворачиваюсь к нему. Он делает большой глоток пива, а я затянулся. Взглянув на меня, он продолжает:

— Твое поведение было гораздо более зрелым, ведь ты отпустил ее. Да, ты ударил кулаком по стене, но ты смог сдержать свой гнев и… я не представляю, чего на самом деле тебе это стоило. Ведь отпустить — совсем не так просто, как кажется. Я прошу прощения за поведение Елены. Если бы я только знал, почему она так себя ведет, то, возможно, всего этого можно было бы избежать.

Да она просто дура, чего тут знать-то. Этой девчонке нужно встретиться с еще большим придурком, чтобы он вправил ей мозги, и этим придурком буду я.

Снова наступает моя любимая тишина.

Издалека до нас доносится шум большого города, иногда к нему примешивался шум проезжающих по мосту машин.

И именно эта шумная тишина помогает мне немного расслабиться.

Давление снизилось, и я замерз. К тому же я слишком быстро курил и теперь у меня раскалывалась башка. Ну или это львица так действует мне на нервы, что началась мигрень.

Отец наклоняется вперед и тоже опирается локтями о колени. Он смотрит вдаль, но вдруг трясет головой, вздохнул и продолжил:

— Все, что мы знаем о Елене, это то, что у нее какой-то кризис, которому нет никакого объяснения, и то, что в ней идут радикальные перемены уже два с половиной месяца. Все начиналось постепенно, полгода назад. Сначала она стала грубо с нами разговаривать, кричать, на да отвечать нет, а на нет — да… Даже ее мать, с которой они всегда были очень близки, не могла ничем помочь. И изо дня в день все становилось хуже и хуже. Но до начала лета было еще терпимо. А потом, в одночасье, она превратилась в тень самой себя, замкнулась и даже перестала есть. Мы стали замечать, что она худеет с пугающей скоростью… Она нас очень испугала… Я даже думал, что…

Он замолкает и хмурится. Через несколько секунд он выпрямился и откинулся на спинку лавки.

Зачем он все это мне рассказывает? Пусть даже не надеется, что я буду испытывать к ней какую-то жалость! Потому что ничто в мире не сможет оправдать то, что она сделала.

С другой стороны, я не мог проигнорировать все то, что он мне только рассказал. Она похудела. Видимо, именно поэтому ее придурошная подружка была так удивлена, увидев ее. И это объясняет ее слишком большую одежду. До этого лета Елена была толстой. Но насколько толстой?

Мне все еще трудно в это поверить. Как можно представить ее в другом теле, отличном от того, на которое так реагирует мой член? (Хоть и голова с ним совсем не согласна.) Да и потом, как можно так похудеть? Сразу вспомнились эти ребята, которые тянут два пальца в рот каждый раз после еды. Нет, львица чокнутая, конечно, но не настолько же? С другой стороны, это объясняет, почему она каждый раз после еды закрывается в ванной.

Я встряхнул головой. Не могу поверить, что она делает такое. Меня самого сейчас стошнит от одной только мысли. Я отпил большой глоток пива, чтобы попытаться прогнать из головы эти картинки. Кем бы она ни была, но я все еще не могу понять, какое это имеет отношение ко мне.

— Какие мы только не строили версии и догадки, — снова заговорил отец. Переходный возраст, или, может, любовная драма? Но Софи нас заверила, что у Елены не было парня, и никто не ухаживал за ней в лицее. Мы с Энджи всеми силами пытались понять, что происходит, поговорить с ней, но ни одна наша беседа не заканчивалась спокойно. В общем, Елена твоя полная противоположность. Она все свои проблемы пытается решить криком, а ты, напротив, вырос в тишине и очень сдержан, несмотря на внешний вид. И, насколько я сам уже мог убедиться, ты из тех, кому палец в рот не клади. — Закончил он, со смехом: — Когда я вспоминаю то выражение лица Софи за столом…

А мне было вовсе не смешно. Она и ее странная подружка смогли вывести меня из себя. Я и в обычное то время не люблю этого, а сейчас и вовсе никак не могу себе этого позволить. Надо мной, как Дамоклов меч, висит угроза всей моей дальнейшей жизни.

До сих пор не понимаю, как мне удалось удержаться от того, чтобы не размазать Елену по стене?

Если бы я очень захотел, то отец не смог бы мне помешать, и я бы это сделал, но вот только разве что мать с ее кислородом могли бы стать для меня препятствием.

Она больна? Больной, однако, она не выглядит.

За этот вечер я узнал столько всего нового, что в моей голове уже все нормально не помещается.

Я нервно бросаю свой окурок как можно дальше и снова принялся за пиво.

— Я тебе рассказываю все это не просто так, чтобы заполнить чем-то паузу, — продолжает отец. — Мне кажется, что с твоим жизненным опытом ты сможешь лучше ее понять… Между прочим, с тех пор как ты здесь, мы почувствовали в ней какие-то перемены. Она стала более приветливой и общительной.

Конец ознакомительного фрагмента.