Жизнь двенадцати цезарей

Гай Светоний Транквилл, 2022

Ценнейший литературный памятник, принадлежащий древнеримскому писателю Светонию (ок. 70 – ок. 140) – историку, ученому-энциклопедисту, личному секретарю императора Адриана. Собрание исторических биографий содержит сведения о происхождении двенадцати знаменитых правителей от Юлия Цезаря до Домициана. Рассказано о ранних годах их жизни, приходе к власти, общественной деятельности. Портреты цезарей щедро дополнены событиями их частной жизни, описаниями свойств характера, особенностей внешности. Завершает каждую биографию рассказ об обстоятельствах смерти императора. В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Юлий Цезарь

Молодость и брак с Корнелией. — Участие в походах. — Плен у пиратов. — Возвращение в Рим и государственная служба. — Заговор Красса. — Эдильство Цезаря. — Восстановление трофеев Мария. — Заговор Катилины. — Судебные дела. — Управление Испанией. — Триумф и первое консульство. — Цезарь в Галлии. Приготовления к междоусобной войне. — Переход через Рубикон и разрыв с правительством. — Успехи Цезаря. — Помпей покидает Италию. — Война в Испании и Македонии. — Александрийская война. — Поражение Фарнака, Юбы и Сципиона. — Окончание междоусобной войны и пятый триумф. — Преобразования Цезаря. — Его внешность и частная жизнь. — Любовные похождения. — Нравственные недостатки. — Цезарь как оратор, писатель и человек. — Заговор Брута и смерть Цезаря.

На шестнадцатом году он потерял отца. В следующее консульство его назначили жрецом Юпитера. Тогда он отказался от руки Коссуции, происходившей, правда, всего лишь из всаднической, но очень богатой фамилии и помолвленной за него, когда он был еще мальчиком, и женился затем на Корнелии, дочери Цинны, четыре раза занимавшего должность консула. Вскоре она родила ему дочь. Диктатор Сулла никак не мог заставить его развестись с женою. В наказание его лишили жреческого звания, приданого жены и родового наследства и объявили врагом правительства. Все это заставляло его скрываться и почти каждую ночь менять место убежища, хотя он жестоко страдал от перемежающейся лихорадки. От сыщиков он откупался деньгами. Наконец, благодаря ходатайству весталок и своих ближайших родственников, Мамерка Эмилия и Аврелия Котты, ему удалось получить прощение. Сулла, как достаточно известно, некоторое время отказывал в этой просьбе своим ближайшим друзьям, людям вполне достойным; но они упорно стояли на своем. В конце концов он сдался и, по внушению ли свыше или же вследствие каких-либо оснований, громко заявил, что уступает, исполняя их желание, только советует им помнить, что человек, которого они так горячо стараются спасти, рано или поздно погубит партию оптиматов, которую вместе с ними защищает теперь он, Сулла. Цезарь, по его словам, один стоит многих Мариев.

На военной службе в первый раз он оказался в Азии, под командой претора Марка Терма. Последний отправил его в Вифинию, с требованием кораблей. Он слишком замешкался у Никомеда и дал этим повод к слухам о своем безнравственном отношении к царю. Через несколько дней он вторично уехал в Вифинию, под предлогом взыскания денег, принадлежавших будто бы одному его клиенту-вольноотпущеннику. Это дало новую пищу слухам о нем. Дальнейшая его военная служба принесла ему больше чести. При взятии Митилены Терм наградил его «гражданским» венком^[42]. С отличием служил он и в Киликии, под началом Сервилия Исаврского, но недолго: узнав о смерти Суллы и надеясь на успех новых смут, которые затеял Марк Лепид, он благополучно вернулся в Рим.

Его приглашали присоединиться к партии Лепида на выгодных условиях, но он отказался: он не считал Лепида умным и, сверх ожидания, нашел дела менее блестящими. Когда, однако, волнения в республике прекратились, он привлек к суду бывшего консула и триумфатора, Корнелия Долабеллу, обвиняя во взяточничестве. Последнего оправдали, и Цезарь решил уехать на Родос, чтобы избежать ненависти и заодно, пользуясь полным досугом, брать уроки у тогдашней знаменитости, учителя красноречия Аполлония Молона. Он отправился туда морем, зимой, и возле острова Фармакуссы попал в плен к пиратам. Он пробыл у них около сорока дней. С ним был врач и два комнатных слуги, причем обращались с ним крайне грубо. Остальных своих товарищей и рабов он немедленно разослал в разные стороны, собирать деньги для выкупа. Как только после выплаты пятидесяти талантов его высадили на берег, он немедленно погнался с флотом по пятам за убегавшими пиратами. Взяв в плен, он казнил их, чем не раз грозил им шутя.

В это время Митридат опустошал ближайшие римские владения. Тогда Цезарь, не желая оставаться равнодушным к несчастиям римских союзников, покинул Родос, цель своей поездки, приехал в Азию, собрал войско и выгнал из провинции царского начальника, чем удержал в повиновении колебавшихся и не знавших, что делать, союзников.

По возвращении в Рим он, после голосования в народном собрании, первым получил должность военного трибуна и стал горячо помогать лицам, старавшимся восстановить уменьшенную Суллой власть военных трибунов. Он даже выхлопотал, в силу Плоциева закона, шурину своему, Л. Цинне, и всем сторонникам Лепида во время политических смут, бежавшим после его смерти к Серторию, право возвращения в столицу. Относительно этого он лично произнес речь в народном собрании.

В бытность квестором он, согласно обычаю, произносил с кафедры похвальные речи при похоронах тетки своей Юлии и жены Корнелии. В своей похвальной речи в честь тетки он, между прочим, говорит следующее о происхождении ее и своего отца: «По матери моя тетка Юлия происходила от царей, по отцу — была потомком бессмертных богов: Марции Рексы, из фамилии которых происходила ее мать, считаются потомками Анка Марция, а Юлии, основатели нашей фамилии, происходят от Венеры. Таким образом, в нашей фамилии есть и святость имени царей, пользующихся среди людей высшею властью, и религиозное благоговение перед богами, от которых зависят сами цари».

После смерти Корнелии он женился на дочери Квинта Помпея, Помпее, внучке Луция Суллы, но потом развелся с ней, подозревая ее в связи с Публием Клодием. Рассказывали, будто последний, во время торжественной религиозной церемонии, пробрался к Помпее в женском платье, и рассказывали так уверенно, что сенат приказал произвести следствие об осквернении религиозной церемонии.

Затем Цезарь отправился квестором в Дальнюю Испанию. Приехав в Гадес для судопроизводства на основании указа претора, он увидел в храме Геркулеса статую Александра Великого. Он вздохнул, словно устыдившись своей лености, мешавшей ему сделать что-либо замечательное в такие годы, когда Александр успел покорить свет, и немедленно стал просить уволить его от должности, решив воспользоваться первым случаем, чтобы заявить о себе в столице более крупными делами. Сон, приснившийся ему в следующую ночь, также привел его в смущение: ему снилось, будто он спал со своей матерью. Толкователи внушили ему самые обширные надежды. По их словам, ему предназначено владычество над миром: мать, с которой он имел сношение, не могла быть ничем иным, как землею, общею матерью. Вследствие этого он уехал раньше срока и побывал в латинских колониях, требовавших себе гражданских прав. Быть может, он уговорил бы их решиться на какой-либо смелый шаг, если бы консулы преднамеренно не приостановили на некоторое время отправку легионов, назначенных в Киликию.

Несмотря на это, Цезарь продемонстрировал в столице еще большую деятельность. Так, за несколько дней до вступления своего в должность эдила он навлек на себя подозрение в том, что принял участие в заговоре вместе с бывшим консулом Марком Крассом, Публием Суллой и Луцием Автронием. Последние были выбраны консулами, но затем обвинены в подкупах избирателей. План их состоял в том, чтобы в Новый год напасть на сенаторов и, убив намеченных ими лиц, провозгласить затем Красса диктатором, а Цезаря сделать начальником конницы. Произведя в государственном устройстве преобразования по своему желанию, они хотели восстановить Суллу и Автрония в их консульском звании.

Об этом заговоре Танузий Гемин^[43] говорит в своей «Истории», Марк Бибул — в своих эдиктах и Р. Курион Старший — в своих речах. На это же намекает, по-видимому, и Цицерон в одном из своих писем к Аксию^[44]. По его словам, Цезарь, сделавшись консулом, упрочил свою царскую власть, о которой мечтал еще эдилом. Танузий добавляет, что Красс, быть может, раскаиваясь, а быть может, и боясь, не явился в день, назначенный для резни, вследствие чего и Цезарь не подал условного знака. Знак этот, по словам Куриона, состоял в том, что Цезарь должен был спустить тогу с плеча. Тот же Курион и, кроме того, Марк Акторий Назон^[45] говорят, что Цезарь вступил в заговор и с молодым Гнеем Пизоном. Пизона подозревали в том, что он затевает заговор в столице, поэтому ему дали, без его просьбы и вне очереди, в управление провинцию Дальнюю Испанию. По условию, Пизон должен был поднять знамя восстания вне столицы, Цезарь одновременно с ним в самом Риме, с помощью амбронов и транспаданцев. Оба замысла были оставлены из-за смерти Пизона.

Будучи эдилом, Цезарь украсил, кроме комиция, форума и базилик, также и Капитолий, приказав выстроить временные портики, где можно было бы выставлять напоказ часть из всех драгоценных вещей. Травли же зверей и публичные игры он устраивал или один, или с товарищем. Но выходило так, что даже в таких случаях, когда расходы падали на двоих, честь приписывали одному Цезарю. Товарищ его, Марк Бибул, откровенно говорил, что с ним произошло то же, что с Поллуксом: выстроенный на форуме храм посвящен обоим братьям, но зовется исключительно храмом Кастора — так и щедрость его и Цезаря называют щедростью одного Цезаря. Цезарь устроил также гладиаторские игры, хотя количество пар бойцов было несколько меньше предположенного им. Он отовсюду набрал множество пар гладиаторов, но этим испугал своих недоброжелателей, вследствие чего было определено точное число гладиаторов, больше которого в Риме никому не позволялось иметь.

Снискав себе любовь народа, Цезарь попытался через народных трибунов добиться, путем народного голосования, чтобы ему дали в управление египетскую провинцию. У него был удобный случай завладеть этой чрезвычайной военной властью — александрийцы выгнали своего царя, получившего от сената титул «союзника и друга», что вызвало общее негодование. Однако Цезарь не получил того, что хотел, вследствие противодействия партии оптиматов. В свою очередь, и он старался, по возможности, уменьшить их влияние. Так, он приказал восстановить памятники побед Гая Мария над Югуртой, кимбрами и тевтонами, памятники, некогда сброшенные с пьедесталов Суллой, а при производстве следствия над убийцами включил в число убийц и тех, кто во время проскрипций получал за каждую голову римского гражданина вознаграждение из Государственного казначейства, — хотя Корнелиевыми законами^[46] эти лица объявлялись свободными от наказания. Затем, по его наущению, привлекли к суду Гая Рабирия, по обвинению в государственном преступлении^[47]. Главным образом благодаря Рабирию сенат за несколько лет до этого добился падения мятежного трибуна Луция Сатурнина. Цезарю досталось, по жребию, быть в данном случае судьей, и он с такой силой напал на обвиняемого, что строгость судьи преимущественно и помогла последнему, когда он обратился с апелляцией к народу.

Отчаявшись получить провинцию, Цезарь стал добиваться звания верховного жреца, причем неумеренно сыпал деньгами. Отправляясь утром на комиции, он вспомнил, сколько у него долгов, и, в то время как мать целовала его, говорят, пророчески сказал ей, что вернется домой только верховным жрецом. Действительно, ему удалось одержать победу над двумя чрезвычайно сильными противниками, много старше его и игравшими большую роль, — в одних только их трибах он собрал больше избирательных голосов, чем оба они во всех, вместе взятых.

Его выбрали в преторы, когда был раскрыт заговор Катилины. Все сенаторы высказались за смертную казнь заговорщикам, один только Цезарь подал голос в пользу того, чтобы конфисковать их имущество, а самих их поселить в муниципиях и держать под надзором. Мало того, он сильно запугал сторонников крутых мер, не переставая напоминать им, что впоследствии они навлекут на себя страшную ненависть со стороны римского народа. Благодаря этому избранный в консулы Децим Силан позволил себе если не переменить свое мнение — что было бы позорно, — то, по крайней мере, смягчить его своим толкованием. По словам Силана, его предложение сочли более строгим, чем он сам считал.

Цезарю уже удалось привлечь на свою сторону очень многих, в том числе Цицерона, брата консула, и он добился бы своего, если б Катон своею речью не поддержал колебавшихся сенаторов. Цезарь, однако, не переставал бороться до тех пор, пока вооруженный отряд римских всадников, окружавший, в целях охраны, здание сената, не стал грозить Цезарю смертью, видя его упорство. Они в самом деле кинулись на него с обнаженными мечами, так что сидевшие вместе с ним его ближайшие соседи вскочили с мест, и лишь немногие решились защитить Цезаря, прикрыв своими тогами. Тогда страшно испуганный Цезарь не только уступил, но и не ходил в сенат до конца года.

В первый же день своего преторства он привлек к ответу в народном собрании Квинта Катула по делу о восстановлении им Капитолия^[48], причем внес предложение о том, чтобы это дело поручили другому. Но он не мог бороться с тесно сплоченной партией оптиматов. Он видел, как они, отказавшись от намерения немедленно принести свое поздравление новым консулам, стали собираться в большом числе, с твердым намерением дать ему отпор. Тогда Цезарь отказался от своего предложения, но, когда народный трибун Цецилий Метелл внес один из возмутительнейших законопроектов против права интерцессии^[49]

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

42

Нечто вроде нашей медали «За спасение погибающих», вследствие чего на венке (corona civica) была надпись: ob cuvem servatum (за спасение согражданина). Самый венок делался из дубовых листьев.

43

К сожалению, Annales этого историка не дошли до нас.

44

Собрание писем к Аксию, в настоящее время утерянное, состояло по крайней мере из двух книг. Сенатор Квинт Аксий был также другом Варрона.

45

Ближе неизвестен.

46

Законами Суллы о проскрипциях.

47

Процесс сенатора Гая Рабирия относится к 63 г., между тем как народный трибун Луций Апулей Сатурнин был убит Рабирием — если только это преступление лежало на совести самого Рабирия — в 101 г., следовательно, тридцатью восемью годами раньше. Обвинителем выступил друг Цезаря, народный трибун Тит Аттий Лабиен, позже его политический противник. Защиту Рабирия приняли на себя лучшие тогдашние адвокаты — Цицерон и Гортенсий; но обвинение не имело успеха, главным образом вследствие грубого вмешательства аристократии.

48

«…Первое дело, которым Цезарь открыл свою деятельность, как претор, состояло в том, что он призвал к ответу Квинта Катула по обвинению в скрытии сумм при перестройке Капитолийского храма, а окончание постройки поручил Помпею. Это был истинно гениальный шаг. Катул уже около шестнадцати лет занимался сооружением этого храма и, казалось, был не прочь жить и умереть в качестве главного смотрителя за капитолийскими постройками. Обличение этого злоупотребления в общественном деле, прикрываемого только влиянием знатного лица, которому оно было поручено, было по самому существу своему вполне основательно и в высшей степени популярно» (Моммзен).

49

Противодействие должностного лица своему товарищу или подчиненному, или народных трибунов — остальным магистратам. Особенно часты были интерцессии трибунов друг другу или консулам и преторам.