Проклятье Центральной Африки. Шесть лет среди людоедов

Гай Барроуз

Мемуары британского офицера о службе в джунглях Бельгийского Конго в период «каучуковой лихорадки». Автор откровенно пишет о разгуле каннибализма в колонии и преступлениях чиновников бельгийской администрации.

Глава III. Узаконенное рабство и бельгийские плантации

Покинув Леопольдвиль 2 августа, я вскоре оторвался от цивилизации. Мне довелось путешествовать на очень комфортабельном пароходе «Брабант», грузоподъемностью 150 тонн, это судно нового типа и намного больше, чем суда, используемые тогда на реке Конго. Это был его первый рейс, и пароход показывал очень хорошую скорость, но в то же время власти немного боялись, не зная, насколько безопасно направлять по реке суда с осадкой около пяти футов (1,5 м), но позже они обнаружили, что река была достаточно глубокой вплоть до Стэнли-Фоллс, станции которую это судно теперь регулярно посещает.

Одной из моих первых остановок была Болобо, деревня, в которой английский миссионер мистер Гренфелл основал свое поселение. Работа этого пионера в сердце Африки слишком хорошо известна, чтобы требовать от меня пояснений. Я видел его станции, и, зная страну, смог оценить его труды, возможно, лучше, чем некоторые из людей в Европе. Масштабы его работы впечатляющие и ужасные трудности, с которыми ему пришлось столкнуться, он преодолел на ранних этапах своей деятельности. В настоящее время его миссионерская колония представляет собой пример того, какой может быть это предприятие, и только когда человек знает африканские условия, он может понять, сколько труда сюда вложено.

Пароход на реке Конго

Именно просторы Африки является самым большим препятствием, которое миссионерская работа должна преодолеть. Станция, пусть даже очень успешная, — это всего лишь оазис в огромной пустыне, маленький участок среди бескрайних диких джунглей. И не всегда этот участок является миссионерским в полном значении этого понятия. Миссионеры бывают разными. Я не склонен заниматься обсуждением качеств миссионеров, которые часто встречается в книгах о путешествиях. Те, с кем я встречался, были разными, как и все люди, с которыми я имел дело в Конго. Одни были замечательными во всех отношениях людьми, но не созданными для такого подвижничества, другие — преданные делу, но недостаточно подготовленные, многие из них были слабовольными и не подходили для работы. И только немногие соответствовали званию миссионера в полной мере.

Пароход «Брабант» (бельгийская открытка начала XX века)

Тропики не улучшают характер человека, и в Конго, среди зловещей атмосферы жестокости государства и государственных репрессий, было бы удивительно, если бы доля неприятных людей была не больше, чем в странах, где существуют более человечные законы. Если человек склонен к вырождению и жестокости, «Свободное государство Конго» является хорошим полигоном для прогресса злых качеств такого субъекта. Слишком много миссионеров, на мой взгляд, набираются из молодых людей, чьи истинные призвания были бы более полезными для службы в качестве бухгалтеров или клерков, и которые, как мне кажется только в тропиках осознали, что «ошибочно повиновались призыву». Есть же такие «миссионеры», которые лучше бы справлялись с работой на скотобойне — это сделало бы из них людей.

Болобо (красная стрелка), Леопольдвиль (белая стрелка)

Господин Гренфелл является членом Комиссии по защите коренных жителей. Мне кажется, что Комиссия имеет благие намерения, но не представляет большой практической ценности. Доктор Симс, медицинский сотрудник миссии Леопольдвиля, который был членом Комиссии, описал мне его первое совещание. На комиссаров произвел впечатление католический епископ Конго, присутствовавший только для того, чтобы высказать мнение правительства, что ни в коем случае не отразилось на решении двух вопросов в работе Комиссии. Одним из них был вопрос о методах, применяемых государством и частными компаниями при сборе каучука и слоновой кости, а другой — о действиях этих достойных людей в процессе привлечения новобранцев. Это две проблемы, которые нуждались в скорейшем решении. Комиссия так ничего реального и не добилась в попытке ограничить жестокости к туземцам со стороны государства и компаний, получающих большие прибыли. Их жадность к каучуку и слоновой кости совершенно затмила то обстоятельство, что туземцы нуждаются в защите от произвола.

На экваторе, в районе селения Мбандака я сошел на берег и посетил обширные кофейные плантации, которые работают под руководством так называемых «агрономов» на службе у государства. Как и все государственные предприятия, кофейные плантации заслуженно имеют плохую репутацию, и там процветает обычное варварство.

Сама система организации труда характерна для метода занятости в «свободном государстве», и случайный наблюдатель подумает, что страна достойна совсем другого имени. Большинство рабочих — женщины, и почти все они были взяты в плен во время карательных набегов, которые представляют собой небольшие экспедиции, целью которых является уничтожение деревни, если ее вождь не послал на станцию достаточно каучука или слоновой кости, чтобы удовлетворить жадность своих хозяев. Когда эти экспедиции отправляются наказать непокорных туземцев, их метод состоит в том, чтобы окружить деревню, напасть на нее, перестрелять мужчин и таких женщин, которые пытаются сбежать, а затем взять остальных в плен и отправить их на различные станции. Затем деревня поджигается, и все ее следы быстро теряются в буйной тропической растительности. Трудоспособные пленницы становятся практически рабынями на кофейных плантациях при государственных чиновниках, а дети отправляются в католические миссионерские станции для обучения зачаткам христианства, где одновременно усваивают и пороки цивилизации.

Рабский труд — это единственное средство, которым государство обеспечивает работу своих плантаций, поскольку уровень оплаты труда, естественно, не будет привлекать сюда женщин добровольно — тем более что они могут быть наказаны штрафами за малейшие упущения. Они получают от четырех до пяти франков в месяц и имеют продовольственные пайки. Их оплата производится в натуральной форме — тканью, бисером, медью и т. д., а цена, по которой эти товары продаются, вдвое превышает их истинную стоимость.

Женщина с точки зрения туземца является самой ценной собственностью, которой он обладает, и он может заработать больше, держа ее дома и продавая результаты ее работы. Кроме того, условия найма государства предполагают семилетний срок, поэтому еще труднее убедить туземца отправлять жену на работы добровольно. Но это не очень беспокоит государство. Если труд нужен, труд должен быть получен, поэтому отправляется экспедиция, чтобы захватить рабов, если поставки каучука не отвечают требованиям. Конечно, женщины редко возвращаются в свои племена. Как правило, их родственники были уничтожены в ходе рейда, в котором сами они были захвачены, и, вероятно, их деревня теперь — это масса кустарников и деревьев. Кроме того, семь лет — это долгое время для примитивного ума, и старое окружение и воспоминания о родной деревне вскоре стираются из-за не очень восприимчивых умственных способностей дикарок. Многие умирают, многие вступают в брак с солдатами. Некоторые из них «взяты под защиту» белых людей (называя вещи своими именами — стали наложницами). Возможно, их деревни, если таковые существуют, находятся на другом конце страны, на расстоянии тысячи миль или более от станции, где они работают — и государство формально берет на себя обязательство вернуть женщин на родину. Если они попытаются идти к дому, то рано или поздно будут убиты в джунглях и съедены тем или иным племенем людоедов, через чей район они будут вынуждены пройти. Так что многие из них вновь заключают контракт, не имея ничего лучшего. Освободившись от рабства, они чувствуют себя бездомными, как и освобожденные рабы Америки, когда реальная свобода стала фактом.

Я знал одну женщину, которая вернулась домой после того, как ее семь лет рабского труда истекли. Она была нищей в течение всего периода своего контракта, но затем «под белой защитой» накопила то, что для туземца является огромным состоянием — довольно много ткани, бисера и браслетов.

У нее был любопытный способ торжественно обставить свое возвращение — она купила двух рабов у местного вождя, убила их и умылась в их крови. Это было проявлением экстравагантности «богатого человека», как разжигание курительной трубки пятифунтовыми банкнотами.

Трудно сказать, какое место займет кофе Конго на рынке будущего, а в настоящее время ему вообще нет места, отчасти потому, что скорость транспортировки недостаточно высока, отчасти из-за слабости местного рынка и невысокой квалификации бельгийских плантаторов и их нежелания тратить деньги на надлежащие орудия труда.

Господин Малет, знающий особенности выращивания кофе, так характеризует кофейные плантации в Конго:

«Старые кофейные деревья находятся в состоянии пышного роста, их никогда не обрезали с тех пор, как они были посажены. Я без колебаний говорю, что сюда нужно отправить пятьдесят рабочих с ножами или секаторами, в результате чего только такая обрезка может привести к удвоению урожая. Деревья стали настолько „сросшимися“, что солнце не может попасть на несущие ветви, и, следовательно, кофейные зерна не могут появиться».

Говоря о плантации Барумбу в округе Арувими, господин Малет говорит: «Это единственное светлое место в этом районе, где опытный плантатор может сделать успешную прибыльную плантацию. Но, как и у всех остальных, ему не хватает усердия, инструментов и машин».

Вот как г-н Малет описывает работу бельгийских колонистов на кофейной плантации Моганджо:

«С сожалением я должен отметить, что подготовка земли для кофе была проведена наиболее небрежно. Деревья остались стоять группами и без какой-либо регулярности или системы, так что в некоторых местах кофейные ветви слишком затенены, а в других, наоборот, вообще нет тени. Тростники или подлесок вырублены кое-как, корни не выкорчеваны должным образом, так что теперь в некоторых частях плантации снова появились сорняковые заросли. Фактически, расчистка плантации показывает, что это делал человек, ничего не знающий о подобной работе».

В этом месте также предпринимались попытки выращивания какао, и господин Малет воспользовался случаем, чтобы сообщить нам об этом:

«По странному противоречивому положению вещей, — пишет он, — деревья какао, которые абсолютно необходимо затенять, были посажены в единственном месте, где все другие деревья были срублены, в то время, как деревья кофе, которые не требуют тени, были посажены под густыми кронами тропических исполинов. Деревья какао имеют жалкий вид, и листья, все без исключения, съедаются насекомыми в клочья. Почва по своему составу не подходит для успешного выращивания этого продукта. Верхний слой почвы здесь — почти чистый песок с небольшим количество гумуса на поверхности, чуть ниже — жесткая желтоватая глина. Я вырыл несколько ям в различных частях плантации. В каждом случае вода встречалась, как правило, уже на глубине метра, и нигде сухой слой не превышал полутора метров, что доказывает непригодность всего места для выращивания растений, чьи корни проникают в эту глубину».

Случайного читателя поразит тот факт, что бельгийцы, прежде чем потратить свои деньги на обустройство плантации какао, могли бы убедиться в непригодности местности, но это их обычный путь: они предпочитают колонизировать страну, основываясь на невежестве и глупости. В конце концов, они, как правило, вынуждены использовать английский опыт.

Говоря о сорняках, господин Малетон пишет:

«Сорняки здесь очень густые, а в некоторых местах настолько высоки, что молодые кофейные деревья под ними не видны. Такому положению вещей могут быть две причины: отсутствие прилежного труда, и неосведомленность со стороны ответственных людей о методах прополки тропической плантации».

Это фактически подводит итог всей истории выращивания кофе в Конго, и я не думаю, что на европейском рынке есть причины опасаться конкуренции местных плантаций.

Несмотря на частые заверения короля Леопольда в том, что единственная программа правительства «Свободного государства Конго» — это работа по моральному и материальному возрождению, я склонен думать после многолетнего проживания в стране, что моральное возрождение со стороны государства просто не существует, и что материальная часть программы является оправданием для коммерческих операций в колоссальных масштабах. В прошлом я был обязан выступать в качестве должностного лица в некоторых ветвях власти. Это была государственная служба, во время которой я познакомился с методами «материального возрождения», и понял, что до сих пор не слышал о чем-либо моральном в «Свободном государстве Конго». Главный бизнес в стране — каучук и слоновая кость; как комиссар округа в прошлом, я утверждаю, что знаю кое-что об обоих промыслах, и могу сказать, что государство занимается этими делами через посредство своих гражданских и военных администраторов и поощряет их усердие наградами в виде комиссионных от продаж.