Проклятье Центральной Африки. Шесть лет среди людоедов

Гай Барроуз

Мемуары британского офицера о службе в джунглях Бельгийского Конго в период «каучуковой лихорадки». Автор откровенно пишет о разгуле каннибализма в колонии и преступлениях чиновников бельгийской администрации.

Глава I. От Бомы до Леопольдвиля

В то время должна была официально открыться железная дорога из Матади в Леопольдвиль, пышные торжества по этому поводу были в разгаре. Следствием было то, что транспорт был полностью дезорганизован, все лучшие пароходы были заняты выдающимися посетителями церемонии открытия железной дороги. Однако, старый пароход «Кумасси» из компании Старины Демпстера был готов, чтобы поддерживать движение по реке, и я должен был отправиться на нем.

В конце путешествия по реке я 2 июля прибыл в Бому, но обнаружил, что было невозможно подняться вверх по Конго в стране, когда железнодорожные праздники были в полном разгаре, поэтому я провел нежелательные, но вынужденные две недели в Боме, тогдашней резиденции правительства. Я сделал все возможное, чтобы превратить в жилье очень жалкое помещение, которое был в состоянии найти, и провел свое время в изучении места и его окрестностей.

Одной из самых необычных достопримечательностей в Боме является большой форт, который находится недалеко от города и полностью его контролирует. Он обязан своим сооружением бельгийскому офицеру Вангерми, который построил его в 1893 году. Форт построен по последним правилам военного укрепления, и на его крепостных валах установлено около десятка орудий — не те, что обычно используются в войнах против африканских аборигенов, а отличные крепостные пушки калибром семь и девять дюймов (178 и 228 мм). Почему укрепление было построено, я не могу сказать, или бельгийцы так боятся чернокожих, что считают такую крепость необходимой или то, что ее ценность в архитектуре? Во всяком случае, они еще не получили никакой практической пользы от этого форта, и в определенной степени они понесли материальный ущерб.

Это довольно интересная история, и, насколько я знаю, ее никогда не рассказывали в английских газетах. Время от времени появляются изумительные истории о Конго, но настоящая правда, которая часто столь же странна, как и самая дикая выдумка, никогда не выходит за пределы страны, кроме, как через искаженные официальные сообщения. Эта конкретная история, которую я собираюсь рассказать, относится к бомбардировке Бомы и, в некотором смысле, является частью скрываемой бельгийскими властями истории.

Это произошло в 1900 году. Большую часть государственного гарнизона в Боме составлял отряд из 200 солдат, набранных и доставленных сюда из далеких озерных районов Танганьика и Маньема. Эти солдаты были завербованы на семь лет, чтобы служить правительству, и по истечению этого срока неоднократно подавали частые заявления о желании вернуться домой за счет государства, что было оговорено их контрактом. Однако государственные власти не обратили внимания на их совершенно законные требования, и солдаты начали подозревать, что бельгийское правительство намерено разорвать договор и держать их на службе бесконечно. Результатом стало открытое восстание, и люди взяли власть над городом в свои руки. 19 апреля 1900 года, в два часа дня, они устроили в форте парад в обычном порядке. Единственным присутствующим белым человеком был испанец, который работал в форте в качестве каменщика. Бельгийские офицеры, которые должны были присутствовать на параде, доверили его организацию темнокожим сержантам и попросили испанца присмотреть за ними. Сержанты, конечно, были в сговоре с рядовыми, и убили испанца, а негры закрыли ворота форта и начали бомбардировать город в меру своих артиллерийских навыков.

К счастью, хотя они были обучены тому, как заряжать орудия, прицеливание не входило в программу их обучения, и их снаряды ложились весьма далеко от цели. Еще одним очень удачным моментом было то, что они не понимали, как устанавливать дистанционные трубки взрывателей на шрапнельных снарядах, и, следовательно, снаряды летели, как железные болванки и не взрывались. Но вой семидюймовых и девятидюймовых снарядов, летящих по воздуху, не слишком приятен для жителей беззащитного города, и местным солдатам удалось действительно напугать бельгийское правительство в Боме. Население города было сразу же поставлено под оружие, но, разумеется, они не осмеливались пытаться атаковать форт. Таким образом, негритянские солдаты смогли продолжать бомбардировку в течение двух дней. На третий день ночью они оставили форт и отправились на север через холмы в смутной надежде найти путь назад к своим домам. В любом случае это было бы невозможно, так как за ними была бы организована погоня, и они были бы расстреляны в джунглях; они, однако, были вполне готовы рискнуть. Девятнадцать из них были захвачены в плен перед тем, как покинули Бому, и были казнены без суда и следствия.

Отряд из 120 человек, состоящий из сенегальцев, с девятью белыми офицерами, отправился в погоню за мятежниками. Причиной использования сенегальцев из французских колоний было то, что бельгийское правительство опасалось доверять эту операцию своим туземным солдатам. Командиру колонны был предоставлен мешок, набитый пятифранковыми монетами и огромное количество вина и еды. Ему было приказано платить сенегальцам по двадцать пять франков за каждую голову мятежника, при условии, что они должны принести коменданту головы истинных дезертиров. Местным жителям также была объявлена награда за сведения о блуждающих в джунглях мятежниках. И началась охота. Карательный отряд получил разрешение от губернатора смежного Французского Конго войти на его территорию. 5 мая беглецы были обнаружены в Луале, по дороге в Лоанго, на французской территории, примерно в пятидесяти двух милях к западу от Браззавиля. Там бельгийские войска одержали победу, несколько зачинщиков были взяты и казнены. Все те, кому удалось выжит в бою, были вскоре взяты в плен или сдались, так как у них не было ни оружия, ни провизии, и они не могли идти дальше.

Белому населению Бомы потребовалось много времени, чтобы справиться с испугом, и мятеж также вселил ужас в сердца офицеров гарнизона в Леопольдвиле, где недавно произошли два восстания, вызванные тем, что белые офицеры явно презирали туземных сержантов и солдат. Но шок в Боме был первым предупреждением: в течение нескольких недель после первого мятежа ожидали второй, и каждый белый человек обычно не расставался с заряженной винтовкой. Однако восстание в Боме никогда бы не произошло, если бельгийцы проявили чуть больше преданности долгу и определенную тактичность в отношениях с местными солдатами, но ни одно из этих качеств не характерно для большинства из тех белых, кто колонизирует Конго. Офицеры, которые должны были дежурить в форте, перепоручившие контроль за вооруженными неграми испанцу-каменщику, по-прежнему являются офицерами бельгийской армии. Весь этот инцидент — поразительный комментарий к бельгийской системе военной администрации в Конго.

От Бомы до Матади — всего лишь полдня поездки на пароходе, которую я совершил, как только торжества церемонии открытия железной дороги закончились. Но вся пароходная служба была дезорганизована с целью выпендриваться перед делегатами, который приехали из разных уголков мира, чтобы отпраздновать новое внедрение цивилизации во владениях Бельгии, и следствием этого стало то, что путешествие, которое в лучшие времена было не очень приятным, стало очень неприятным.

Бома — белая стрелка, Матади — красная стрелка, Леопольдвиль (в настоящее время Киншаса) — желтая стрелка

К счастью, я не долго задержался в Матади, который предлагает практически ничего интересного для путешественника, особенно того, кто видел его раньше. Он вполне оправдывает свое туземное название «Место камней», потому что представляет собой один непрерывный монотонный каменный гребень, редко покрытый кустарником. Кстати, Стэнли, который получил свое туземное имя «сокрушитель камней», за то, что в его времена дороги здесь еще не были проложены, и его марш из Матади в Леопольдвиль был бесконечно более труднее, чем у сегодняшних исследователей Конго. Ему просто нужно было прорваться сквозь скалы к Виви, и когда он показал местным жителям направление, в котором он собирался идти дальше, они проявили крайнее сомнение в том, что белый человек сможет порохом взорвать камни, препятствующие его задуманному продвижению. Со смесью изумления и страха они окрестили его благоговейным именем «Сокрушителя Камней». Мне кажется, они думали, что он обладает совершенно сверхъестественными способностями.

Вид на Матади с самолета

Первое, что вы видите, поднявшись с моря к Матади, — это несколько разбросанных в беспорядке домов и два длинных сарая на переднем плане, второй из которых — склад слоновой кости и каучука — ценные и сомнительно приобретенные бельгийским правительством товары, ожидающие отправки в Антверпен. Государственным служащим, которые следуют через Матади по пути к их станциям на реке, практически не предоставляется жилье, хотя это место является главным населенным пунктом района, и правительство легко и с пользой могло бы обеспечить жильем многочисленных чиновников, постоянно перемещающихся через него вверх и вниз по Конго.

Матади

Я обнаружил, что должен был выбирать из «лучших», так называемых отелей. У меня был — как и у любого другого чиновника, слуга, чтобы присматривать моим багажом; но это, ни в коем случае, не носильщик. Мне приходилось делить комнату с другим белым мужчиной, поскольку номера в «отелях» были настолько дефицитны. Я не пожалел, когда должен был уехать на следующее утро, и с облегчением отвернулся от города Матади рано утром 3 июля, загрузив свой багаж в поезд и удобно устроившись в вагоне первого класса.

Участок железной дороги Матади — Леопольдвиль

Я не могу не отразить в книге, какую пользу эта железнодорожная линия принесла для коммуникаций в этой части Африки, и сопоставить ее с тем, что я видел 1894 году. Тогда железной дороги не было. Маршрут был только что обследован, и мы все еще были вынуждены использовать туземные тропы и преодолевать большие расстояния пешком — один или два белых человека и длинная, растянутая вереница носильщиков. Продвижение было действительно медленным, и каждый марш был испытанием, а для достижения цели, путешествие к которой теперь занимает два дня, требовался двадцать один день. Было обычным явлением, что багаж бросался посреди дороги, негры бастовали и требовали оплаты сверх тарифа, предусмотренного договором, на маршруте среди них возникали болезни. Теперь путешествие абсолютно безопасно, хотя и довольно медленное по европейским меркам.

Но, хотя это значительное нововведение способствовало тому, что путешествие стало несравненно более приятным, цены на билеты кусаются. Цена билета из Матади в Леопольдвиль была пятьсот франков, и, учитывая, что это плата за поездку продолжительностью не более двадцати четырех часов, железнодорожная компания получает неплохую прибыль. Некоторые люди даже отказываются платить. Один из них — британский консул; всегда в знак протеста пользуется только вагонами третьего класса, путешествуя с туземцами на открытых платформах.

В дополнение к относительно высокой скорости передвижения пассажиров по этому маршруту есть еще один тариф — сверхнормативная сумма, взимаемая с багажа. Государственные бельгийские чиновники по контрактам обязаны жить на своих постах по три года, и, конечно, за этот период они не упускают случаев прибрать все, что идет к ним в руки, поэтому багажи объемные.

Я не нашел путешествие в Тумбу особо неприятным после сложностей, которые я уже пережил, по крайней мере, я был в состоянии покоя, и не беспокоился за багаж. Я потратил время на то, чтобы сделать несколько заметок о строительстве и работе железнодорожной линии.

Железная дорога Матади — Леопольдвиль

Линия одноколейная, превосходно проложена, что делает честь инженерам, которые планировали и построил ее. Мне также кажется, что подтверждается изречение майора Дарвина, сделанное в дни, когда железная дорога в Конго существовала только на бумаге:

«Ни в одном другом месте Африки нельзя ожидать того, чтобы двести миль железной дороги дали такие заметные результаты».

Железнодорожный вагон в Конго

Я уже познакомился с этой линией во время моего путешествия вниз по реке в 1899 году, когда участок до реки Инкисси был уже закончен.

В то время железнодорожный путь был далеко не в рабочем состоянии, и был запущен только экспериментально. Бельгийцы с тех пор сделали большой шаг вперед, и я обнаружил, что линия немного отличается от обычных примитивных железных дорог континента. Конечно, высокая скорость в Африке не является ни необходимой, ни желательной. Проложена только одна колея и только два поезда в сутки проходят через нее в каждую сторону. В силу характера страны, через которую построена железная дорога, линия не могла быть очень прямой. Поскольку я ехал мимо глубокого ущелья вокруг основания горы, рядом с совершенно ужасной бездной, или по мосту через какой-то глубокий овраг, я чувствовал должное уважение к тем людям, которые построили эту дорогу. Я не могу сказать, что пейзаж вдоль линии интересен — конечно, это были не более, чем однообразные берега реки, случайно появлявшиеся в просветах среди деревьев по мере движения поезда.

Работники дороги являются частично аборигенами и частично белыми людьми всех национальностей, но в большинстве, бельгийцами. Туземцы показали, что некоторые из них способны после обучения запустить двигатель, но местный негр тут же теряется, когда ему поручают такую ответственную работу, как управление локомотивом. Сенегальцы и чернокожие из Сьерра-Леоне становятся неплохими машинистами, изучив эту профессию, перенимая опыт друг у друга. Однако, при движении поезда с головокружительного склона в районе Палабалы (в 10 км выше по течению Конго от Матади), чернокожего машиниста всегда контролирует белый человек. Железная дорога не может допустить никакого риска, и линия наняла немало квалифицированных белых специалистов. Носильщики, охранники, начальники станций и все прочие не имеют униформы, но все работающие туземцы обязаны носить одежду, а не ходить голыми, поскольку таково требование ко всем коренным жителям на государственной службе по всему Конго.

Поездка первого дня привела меня в Тумбу, где мы остановились на ночь, так как поезда на железнодорожных линиях Конго не ходят после наступления темноты. Там я снова начал осознавать неприятности тропического путешествия по железной дороге, которая находится в руках монополистов.

Тумба (в настоящее время — Ливингстон-Фоллс) — красная стрелка, Леополдвиль — белая стрелка

В Тумбе не было практически даже такого жилья, как в Матади, хотя станция является действительно важным местом и главной в районе водопадов Ливингстона. Я нашел гостиницу, в которой получил очень плохое жилье и должен был заплатить за него нелепую цену. За комнату, еду и все, что необходимо государственному чиновнику при его поездке к месту службы выделяется по двадцать три бельгийских франка в день. В Тумбе только комната обошлась мне в десять франков, и более того, я должен был разделить ее с другим человеком, который ехал на том же поезде.

К счастью, пребывание в Тумбе было очень коротким: начало новому этапу пути было положено в шесть часов утра следующего дня, и в результате поездки по местности с таким же пейзажем, следующий день привел меня в Леопольдвиль, на железнодорожный вокзал.

Леопольдвиль (называемый местными жителями Н'Тамо) совсем не то же самое, что Тумба — или фактически любая другая станция во всем Конго. С точки зрения торговли, это действительно самая важная станция во всей колонии; и конечно, железная дорога придала городу еще большее значение, и я полагаю, что в Леопольдвиле больше белых людей, чем на любой другой станции в Конго. Мои ранние воспоминания о Леопольдвиле претерпели значительные изменения, когда я ранее спускался вниз по реке в своем путешествие домой. На этот раз я обнаружил, что за короткие восемнадцать месяцев место практически преобразилось. Леопольдвилль — это станция с историей. Это был важный пункт на пути Стэнли через Африку. Он расположен перед порогами, и является местом, где все товары с лодок и пароходов должны выгружаться на берег, чтобы затем снова грузиться за порогами в начале тысячемильного беспрепятственного плавания вверх по реке.

Я провел в Леопольдвиле около трех недель из-за того, что на тот момент не было парохода, который мог бы отвезти меня к месту моей службы в Басоко. Во время моего пребывания здесь у меня была прекрасная возможность увидеть жителей селения в работе и на досуге, и наблюдать за белыми и туземными жителями в их отношениях друг с другом.

Басоко на современной карте

В Леопольдвилле есть два класса белых мужчин — это единственная станция, кроме Бомы, которая может похвастаться такими социальными различиями. Обычно белых людей на станциях так мало, что они достаточно довольны обществом друг друга, какие бы различия в званиях не разделяли их. В Леопольдвиле у них две касты. Первая — это должностные лица государства, руководители торговых компаний, главные инженеры и т. д. Вторая — это инженеры и монтажники железной дороги, механики, работающие в цехах, некоторые белые военные в отставке, занимающиеся обучением туземных солдат и организацией военной службы, и другие лица аналогичного положения или ранга.

Напротив Леопольдвиля, на другом берегу реки, находится французская станция Браззавиль, столица Французского Конго, которая процветает, и ее успех частично объясняется тем, что она предоставляет больше возможностей для торговцев, чем бельгийцы со стороны «Свободного государства». * Голландская торговая компания Nieuwe Afrikaansche Handels Vernootschaap, хотела получить в Леопольдвиле участок земли для своего представительства. Бельгийцы предложили небольшой участок, достаточный для постройки всего лишь жилого дома с небольшим задним двором. Директор компании подал заявку французам, и там ему было предоставлено сорок пять акров (18 гектаров). Само собой разумеется, голландское торговое общество перенесло свою штаб-квартиру на французскую сторону, а бельгийцы потеряли еще один источник дохода.

* «Свободное государство Конго» — государство, существовавшее с 1885 по 1908 год на территории современного Заира, являвшееся личным владением короля Бельгии Леопольда II. Эта колония была основана Генри Мортоном Стэнли по поручению бельгийского короля и была формально независима от правительства Бельгии (примечание переводчика).

Эта тенденция довольно распространена выше по течению реки и распространяется даже на туземцев, которые в большом количестве перебираются на французскую сторону, потому что там они не переживают за сохранность и справедливую реализацию добытых ими каучука и слоновой кости.

У «Свободного государства» есть несколько способов делать препятствия для своих работников, навязывая им нормы, которые просто унижают и предназначены для ограничения их свободы в ненужном направлении. Одним из них является запрет абсента. Я надеюсь, меня не поймут неправильно, когда я скажу, что считаю, что человеку в тропиках, как и в Конго, необходимо определенное количество алкоголя. Здесь распространена гематурическая лихорадка, и я обнаружил, что мужчины, которые никогда не потребляли алкоголь и которые не были курильщиками, обычно были подвержены атакам болезни чаще. Я уже делал те же наблюдения в Индии, и мой опыт в Конго подтверждает это. Государство позволяет каждому сотруднику покупать три литра алкогольного напитка в месяц. Эффект от этого правила вряд ли тот, на который правительство рассчитывало. Во-первых, само ограничение практически вызывает стремление к нарушению нормы.

Такие ограничения, как правило, имеют противоположный результат тому, к чему стремятся их создатели. Обычное следствие — юноша, который приезжает в Конго, регулярно дополняет свои законные три литра несколькими литрами менее полезного напитка — туземного самогона. Так что в хорошем продукте, который не мог бы причинить человеку вред, ему отказывают, и в отместку он берет нездоровый суррогат, считая, что трех литров недостаточно. У французов на противоположном берегу таких ограничений нет, но насколько я знаю, они не страдают от алкоголизма.