Скандал столетия

Габриэль Гарсиа Маркес

Габриэль Гарсиа Маркес – величайший писатель ХХ века, лауреат Нобелевской премии, автор всемирно известных романов «Сто лет одиночества», «Любовь во время чумы» и «Осень патриарха». На протяжении всей своей жизни Маркес неоднократно подчеркивал, что в первую очередь считает себя журналистом и немалую часть своего времени посвятил именно репортерской деятельности. Более того – он уверял, что даже свои художественные тексты выстраивал по принципу газетной статьи. Однако те, кто читал его публицистику, с уверенностью скажут, что дело обстояло ровно наоборот: свои газетные и журнальные статьи Маркес писал не как сухие отчеты, а как настоящие художественные произведения. И в полной мере это относится к центральному произведению сборника – «Скандал столетия», написанному в жанре документального детектива. Автор мастерски захватывает внимание читателя с первых же слов и не отпускает его до самой последней страницы. * * * 9 апреля 1953 года ушла из дома и не вернулась юная римская красавица Вильма Монтези. Сутки спустя ее тело – полураздетое, но без следов сексуального насилия – выбросило на берег морскими волнами. Полиция предполагает несчастный случай. И в самом деле, кому могла помешать дочь добропорядочного плотника и счастливая невеста молодого полицейского? Так начинается потрясшая всю Италию головокружительная криминальная история, в которой оказались задействованы гангстеры и звезды эстрады, «золотая молодежь» и крупные политики, актрисы, авантюристы и элитные «ночные бабочки». В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Простительная ошибка

В городе Кали был вторник. Некий кабальеро, который провел конец недели так бурно, что ничего о нем не помнил, пытался найти в памяти хоть какие-то следы ушедших трех дней. Но невозможно так элегантно, а главное, так настойчиво надираться с субботы до полуночи понедельника без последствий. Утро вторника застало его в комнате, до потолка наполненной головной болью. Кабальеро попытался открыть глаза и определиться во времени и пространстве. Поначалу ему показалось, что пил он вчера, а сегодня утро воскресенья. Но уверен не был. Он вообще ничего не чувствовал, кроме самого похвального раскаяния. Грех его был страшен, хотя в точности сказать, в каком именно из семи смертных грехов он раскаивается, кабальеро не мог. Это было раскаяние как таковое — безусловное, неподкупное, яростное и самоуглубленное.

Пожалуй, кабальеро мог бы с уверенностью утверждать, что он находится в городе Кали; по крайней мере здание напротив его окна было гостиницей «Альферес Реал», следовательно, тезису о Кали имелось неопровержимое, можно сказать, онтологическое доказательство. Не могли же они за субботнюю ночь перенести гостиницу в другое место. Глаза удалось наконец полностью открыть, и головная боль уже не заполняла всю комнату, а сгустилась и осела где-то в изголовье постели. Кто-то позвал кабальеро по имени, но тот не обратил внимания, лишь подумал, что в соседней комнате переговариваются два каких-то незнакомца. Время лежало перед ним как гладкое озеро: берег слева — вечер субботы, берег справа — безотрадное настоящее, посередине — ровно ничего. Он осторожно спросил себя, кто он такой, на самом-то деле. Вспомнив свое имя, он понял, что из соседней комнаты кто-то звал именно его, но сразу отвлекся от этой ерунды.

Вдруг в воздухе блеснуло что-то маленькое и плоское — оно влетело в окно, упало возле кровати и забилось на полу. Кабальеро подумал, что это ветер внес листок бумаги, и продолжил опасливое наблюдение за потолком, который шел волнами, покачивался и опускался, как туман, причиняя ужасную головную боль. У кровати что-то по-прежнему шлепало по полу. Кабальеро смог дотянуться головой до края подушки и увидел, что на полу посередине комнаты бьется маленькая серебристая рыбка. «Ну привидится же, — подумал кабальеро, злобно скаля зубы, — рыба! Рыба в тысяче километров от моря, в Кали, на третьем этаже, на полу в моей комнате. Чушь». Продолжая ехидно посмеиваться, он отвернулся к стене.

Но в следующий же момент в ужасе подпрыгнул в постели. «Рыба! — завопил он. — Рыба, рыба у меня в комнате!» Задыхаясь в отчаянии, он кинулся в угол и прижался к стене. Раскаяние поднималось над ним, торжествуя. Он всегда насмехался над теми, кто допивался до розовых слонов или скорпионов под зонтиками. А теперь с ним самим то же самое! В его собственной комнате, на полу, зеркально сверкая, подпрыгивает маленькая рыбка!

Кабальеро прикинул расстояние, сжал зубы и, закрыв глаза, ринулся навстречу судьбе: головокружение, пустота, приближающийся тротуар. Он выбросился в окно.

Когда наш кабальеро открыл глаза в больничной палате, чувствовал он себя куда лучше, все помнил; под бинтами, правда, было неизвестно что, но оно не болело. На тумбочке лежала газета. В приливе энергии кабальеро дотянулся до нее, развернул и прочел:

«Кали, 18 апреля. Сегодня утром на одной из улиц нашего города неизвестный мужчина в состоянии сильного алкогольного опьянения выбросился из окна третьего этажа. Он госпитализирован, угрозы жизни нет».

Кабальеро узнал себя в герое заметки. Он был спокоен, безмятежен, его клонило в сон. Вчерашний кошмар казался далеким и неважным. Он лениво перевернул лист и продолжил читать городские новости. В следующей заметке мелькнуло слово «рыба». Чувствуя, что головная боль снова кружит где-то недалеко от больничной койки, кабальеро прочел:

«Кали, 18 апреля. Удивительный природный феномен наблюдали сегодня жители Валье-дель-Каука и ее столицы Кали. На улицы города выпали вместе с дождем тысячи мелких серебристых рыбешек, не более ладони величиной. В редакцию продолжают поступать сообщения о рыбках, захваченных смерчем и упавших с дождем на землю».

20 апреля 1950 года, «Эль Эральдо», Барранкилья