Нанятая совесть. Хроники практикующего адвоката

Г. М. Сарбаев, 2018

Этот сборник рассказов калейдоскопом расцветит узоры непростых жизненных ситуаций, которые могут произойти с каждым из нас, и покажет рецепты выхода из них. Рассказы содержат факты, о которых мы обычно не задумываемся: сколько преступлений на самом деле раскрывается в стране или каков реальный процент оправдательных приговоров, как на самом деле работают правоохранительные органы и суды… Эта книга для тех, кто решится взглянуть на мир глазами присяжного поверенного и, поставив себя на место адвоката, готов испытать то, что он чувствует в схватке с агрессивной государственной машиной во имя спасения человека. Содержит нецензурную брань.

Вступление

Адвокатов все ненавидят — пока они не понадобятся.

И тогда их начинают ненавидеть по-настоящему.

Кристофер Бакли

Есть три профессии, которые принято считать наиболее близкими к людям. Это священник, врач и адвокат. Они знают о нас очень много, при этом, кроме них, иногда никто другой не способен помочь в трудную минуту. Они обязаны прилагать все возможные (а порой и невозможные!) усилия для спасения человека. Именно у них существует понятие профессиональной тайны, которая у врачей и адвокатов охраняется законом. Священник же, соблюдая тайну исповеди, не может, например, быть присяжным, его нельзя допросить в суде по обстоятельствам, которые стали ему известны благодаря исповеди.

Но если к врачам и священникам общество относится более или менее благосклонно, то адвокатов не любят.

Да и за что их любить? После визита к врачу вам становится легче, выходя от священника, вы духовно обогащаетесь, исповедь очищает от грехов. Что может дать человеку адвокат? В лучшем случае — восстановление положения, в котором он пребывал до обращения к стряпчему. Как он был на свободе, так там и остался. Как полагал свои требования к контрагенту справедливыми, так и случилось. Суд лишь подтвердил его правоту, адвокат просто оформил все бумажки на правильном юридическом языке. По сути, подтвердилось то, что человеку безо всякого суда и присяжного поверенного и так было ясно.

А если произошло обратное? Тогда: «Вар, возврати мне легионы мои!» В смысле, верни свободу, честное имя, затраченные нервы и, конечно же, деньги. С другой стороны, некоторые дельцы от адвокатуры поднаторели в предъявлении клиенту «аптекарских счетов», как говаривали в царской России про желающих содрать побольше. В советские времена придумали новый термин, состоящий из аббревиатуры слов «максимальное использование клиента сверх таксы»: микст. Справедливости ради отмечу, что это явление в среде защитников возникло не на пустом месте, а в результате огромного желания некоторых клиентов-гарпагонов «дать лычко, чтобы получить ремешок».

Вместе с тем профессия учит адвокатов неприемлемой остальным обществом изворотливости, что отражено в известном американском анекдоте:

«Умирающий старик вызывает трех самых важных людей в своей жизни: доктора, пастора и адвоката.

— Скоро я умру. Вы — самые важные люди в моей жизни. Я всегда относился к вам хорошо, и вы отвечали мне тем же. Сегодня я собрал вас, чтобы попросить о последнем одолжении, дабы вы продемонстрировали отношение ко мне и после моей смерти. Каждому из вас выдам по конверту с пятьюдесятью тысячами долларов. Когда умру, то бросьте полученные деньги в могилу.

Через несколько дней, как старик умер, доктор признался двум другим:

— Я бросил не все деньги, поскольку он был мне должен за лечение. Десять тысяч сохранил себе. Но остальные бросил в могилу.

Пастор, вздохнув, сказал:

— И я половину денег оставил для костела, в нем будет звучать молитва об усопшем. Это благое дело. Вторую половину опустил в могилу.

Оба посмотрели на адвоката.

— Не верю ушам своим! — возмущенно сказал адвокат. — В отличие от вас, я поступил честно. Выписал чек на всю сумму и положил в могилу».

Существует парабола благодарности клиента адвокату. Она демонстрирует «степень» благодарности клиента в зависимости от этапа дела.

Этапов всего три:

1. На этапе обращения к адвокату: «Лёлик, все пропало, гипс снимают, клиент уезжает!», то есть: «Мне никто не сможет помочь!».

2. На этапе победы: «Ну, ты гений!», с характерным покачиванием головой.

3. После победы, когда прошло пару недель: «Да что там было-то! Я бы и сам справился!».

Зачастую пережитый стресс и вовсе не позволяет в полной мере оценить усилия адвоката, и клиенты, игнорируя второй этап, сразу переходят к третьему.

Тем более если победа не абсолютная.

Тогда всю горечь человеческой обиды за то, что жизнь клиента не будет прежней, за его страх, за «неадекватную» оценку ситуации со стороны далеких и близких ему людей, да мало ли за что еще, принимает на себя адвокат.

При этом я не говорю сейчас о факте невиновности клиента или о его виновности. Хотя реальное преступление и устанавливает водораздел, навсегда делящий жизнь человека на «до» и «после».

Помню, как защищал в суде пожилого бизнесмена, который обвинялся в присвоении бюджетных денег и мошенничестве с акциями предприятия, которое он возглавлял в советское время, а после приватизации стал, как водится, его владельцем. Бизнесом давно уже рулили сыновья, но он продолжал «держать штурвал», непонятно зачем оставаясь генеральным директором. Большой коллектив был взбудоражен известием об уголовном преследовании шефа, да и сам он, несмотря на множество улик, стараясь сохранить лицо перед многочисленными знакомыми и родней, ни в чем не признавал себя виновным. Исходя из этой позиции строилась и адвокатская защита. В итоге прокуратура запросила пять лет реального срока и многомиллионный штраф. Суд, хотя и признал его виновным по двум предъявленным обвинениям, определил наказание в виде четырех лет условного срока лишения свободы, без штрафа. Прокурор сообщил, что мера наказания его ведомство вполне устраивает и обжалования не последует.

Судья закончил чтение приговора только к вечеру второго дня. Измотанные, мы с клиентом и его многочисленной родней вышли на улицу. И тут он дал волю эмоциям, которые держал в себе на протяжении всего многомесячного процесса. Он был, естественно, не виновен, и суд должен был это подтвердить. В том, что этого не произошло, виноват, конечно же, адвокат. Я молча курил сигареты одну за одной, слушая, кто я есть на самом деле. Досада от несправедливых упреков была тем горше от того, что я затратил много сил, нервов, дело пропустил через себя, понимая, что реальный срок для этого немолодого человека может стать смертным приговором.

В конце концов, успокаивал тогда себя, выслушать такое про свою персону даже полезно. Такое лекарство от гордыни. Однако постепенно в сольное выступление клиента стали вплетаться голоса родственников, и вскоре действо переросло в подобие советского товарищеского суда над адвокатом. Чаша моего терпения переполнилась:

— Хватит меня пилатить!

Они не поняли.

— Я сказал: хватит. Несмотря на всю тяжесть обвинений и изрядную доказательную базу, я смог добиться для вас условного срока без каких-либо штрафов. При этом вы все равно собирались наконец-то уйти на пенсию. Даже отмечаться судья определил вам раз в три месяца, а не каждую неделю. Но если вас не устраивает приговор, то предлагаю подать апелляцию. При этом имейте в виду, что она может повлиять не только на смягчение или отмену приговора, но и на позицию прокуратуры, просившей реальный срок и штраф. — Я сделал паузу, внимательно оглядев в один миг притихших обвинителей. — Подаем?!

Дальше все напоминало знаменитую сцену из «Золотого теленка», когда Остап Бендер в фуражке милиционера выкликал из толпы свидетелей преступления Паниковского: «…все правдолюбцы как-то поскучнели, глупо засуетились и стали пятиться. В толпе образовались промоины и воронки. Она стала разваливаться на глазах»^[1].

Через несколько минут я одиноко курил в темноте перед зданием суда. Два чувства в этот момент жили во мне, смешиваясь, сталкиваясь, борясь между собой: гордость от заслуженно одержанной трудной победы и горечь от несправедливой ее оценки. А победило, как иногда бывает, третье чувство: простой и очень сильной усталости.

Людям также свойственно преувеличивать свои заслуги и достижения, оставляя адвокату роль если не свидетеля, то всего лишь «соучастника» в процессе осуществления их собственноручно построенной грандиозной защиты.

Помню, как ценой бессонных ночей, сбора доказательств, анализа практики смог на суде скостить доверителю два года. Прокуратура запрашивала пять лет, но благодаря переквалификации деяния суд определил ему три года. Освободившись, подзащитный собрал «корпоратив», на который позвал и меня, что само по себе достойно уважения: обычно после таких перипетий людям бывает тяжело вспоминать не самые приятные периоды в своей жизни, и они стараются оборвать отношения с поверенным.

Торжество было помпезное, достаточно упомянуть шоколадный фонтан и арфистку в паре с золоченой арфой.

Мой бывший клиент произнес перед многочисленными гостями и такой тост: «Выпьем за то, что я все-таки смог украсть у них (имеются в виду сотрудники пенитенциарной системы. — Прим. авт.) один день!» Дальше последовала умопомрачительная история о том, как в результате бюрократической неразберихи его освободили из колонии на один день раньше отмеренного срока. Рассказывая об этом, он встретился взглядом со мной, скромно сидящим где-то с краю за этим обильным большим столом.

В воздухе повисла пауза, и гости подняли очи от тарелок к выступающему.

«Ах да, кстати… — как бы спохватившись, промолвил виновник торжества. — Здесь присутствует мой адвокат… Так он смог скостить мне два года, да».

Недоуменные взгляды перешли с виновника на мою скромную персону, рюмки и фужеры потянулись ко мне, а замечательный тост про один день оказался сильно смазанным.

С другой стороны, у меня нет слов для описания взгляда женщины, муж которой вместе со мной выходит навстречу ей из зала судебных заседаний, куда несколько часов назад его привезли под конвоем из тюрьмы. В такие моменты солнце ярче, листва зеленее и небо ослепительно-синее.

Достоевский назвал адвокатов «нанятой совестью». Может быть, это и так. Не мне судить, насколько это правильно, но одно знаю точно: лично я веду каждое дело, имея понятие о совести. А также о справедливости и чести, как бы высокопарно это ни звучало. Хотя Федору Михайловичу также принадлежит мысль о том, что «избежать фальши и сохранить чистоту и совесть адвокату так же трудно, вообще говоря, как и всякому человеку достигнуть райского состояния». На практике получается по-разному, как говорится, «хорошо море с берега». А «в плавании» иногда сам себя ругаешь, иногда хвалишь.

Эта книга — попытка сделать несколько стоп-кадров из жизни адвоката, чтобы вы смогли разглядеть за «бездушным стряпчим» человека, который так же, как и вы, переживает, страдает и радуется.

Молва утверждает, что мы бесчувственны, циничны и безразлично относимся к судьбе клиента. Наверное, и такие персонажи встречаются в нашей профессии. Однако я полагаю, что мои коллеги поддержат меня в том, о чем говорили великие адвокаты прошлого: мы не можем, не должны устраняться от собственных принципов, чувств и эмоций.

Более ста двадцати лет назад один из самых известных адвокатов-писателей царского времени, Владимир Данилович Спасович, сказал по этому поводу: «Мы погибнем, когда в нашу среду проникнет дух филистерства, циническое отношение к делу; когда утвердится понятие, что все дела по содержанию для нас безразличны; что обязанности поверенного исполнены, когда он отправил добросовестно дело; когда искусство превратится в ремесло, а мы сделаемся наймитами, подряжающимися говорить, диалектиками и софистами или брехунцами, как называет своих адвокатов малоросс. Все наше дело получит тогда промысловый характер»^[2].

Эту же мысль повторила одна из самых известных адвокатесс-писательниц советского периода, Дина Исааковна Каминская: «Чувство ответственности за судьбу подзащитного, как и чувство сострадания к нему, знакомо каждому адвокату. Именно по этому признаку, я думаю, проходит водораздел между подлинной адвокатурой и ремесленниками в адвокатуре»^[3].

И сегодня на страницах своей книги я подтверждаю: исключительно тот защитник, который ведет дело, вкладывая в него часть своей души, сопереживая доверителю, ведет с чувством должной ответственности за жизнь и судьбу подзащитного, может быть в полной мере причислен к нашей замечательной и незаменимой профессии, смысл которой — защищать человека. Только такой юрист достоин называться адвокатом.

Примечания

1

Ильф И., Петров Е. Золотой теленок. М.: Художественная литература, 1971.

2

Спасович В. Д. Застольные речи в собраниях сословия присяжных поверенных округа

С.-Петербургской судебной палаты (1873–1901). Лейпциг, 1903.

3

Каминская Д. И. Записки адвоката. М.: Новое издательство, 2009.