Отступить на шаг. Философское вопрошание и поддержка

Г. В. Мелихов, 2022

В книге раскрываются особенности понимания философии как вопрошающей активности, постоянно возобновляемого усилия начинания, ограниченного тем, что может сделать философ (предфилософская установка) и тем, что превышает его возможности (метафизическая установка). Издание представляет интерес для философов, антропологов, психологов, а также для широкого круга читателей, интересующихся проблематикой «практической философии». В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Рецензенты:

доктор философских наук, профессор

Н.А. Терещенко

(«Казанский (Приволжский) федеральный университет»)

доктор философских наук, доцент

А. Р. Каримов

(«Казанский (Приволжский) федеральный университет»)

@biblioclub: Издание зарегистрировано ИД «Директ-Медиа» в российских и международных сервисах книгоиздательской продукции: РИНЦ, DataCite (DOI), Книжной палате РФ

© Г. В. Мелихов, 2022

© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2022

Куда мы идем? Введение

Наш предмет — философия, которой принадлежим мы все, которая способна поддержать в трудную минуту того, кто в ней нуждается. Философия в этом случае, так кажется, находит себя в сфере «практической проблематики», обращенной к «широкой аудитории». В книге по «практической философии» раскрывается надлежащее содержание и подается читателю доступно. Так, что всякий, кто берет на себя труд ознакомиться с изложенным, непременно встретится с самой философией. Узнает и усвоит существенное о ней. И еще, что особенно ценно, извлечет нечто «полезное» лично для себя, для свой жизни.

Сказанное основано на нескольких допущениях. Во-первых, автор знает о философии что-то, чего не знает другой человек. Во-вторых, «существенное» в философии (не важно, как его понимать, как информацию/знание, как деятельность или что-то еще) обладает свойством транслируемости, о нем можно кому-то сообщить «без нанесения урона» его существу, то есть участники коммуникации обладают способностью «оперировать» «представлением о философии» по своему усмотрению (запомнить, пересказать, игнорировать, передать другому и пр.). В-третьих, между автором и читателем существует нечто вроде «предустановленной гармонии»: если что-то понимает один, есть вероятность, это же поймет и другой. По большому счету, ничего не требуется для успешной философской коммуникации, кроме дидактически выверенной подачи материала.

Не отрицая значимости подобного подхода, предположим иное. «Существенное» в философии не обладает свойством сообщаемости. Философия имеет дело с тем, что нельзя запомнить. Выучивается определение. Философствование опирается на выученное, но не держится за него. В настоящий момент мы где-то находимся, на что-то опираемся. Сейчас и приходится философствовать, разбирая определения в стремлении что-то увидеть. Оперировать усвоенным по усмотрению тоже не совсем получается. Можно сдать экзамен по теме «Проблема сознания в современной континентальной философии», написать статью или книгу, даже прослыть видным специалистом в своей области. Является ли это достаточным условием усвоения философии? Наверное, для кого-то. Тогда согласимся, мы усвоили философию, когда сдали экзамен по ней, успешно защитили диссертацию или издали книгу, которая хорошо разошлась. Философия Гуссерля и Хайдеггера заключена не только в их текстах. Неужели их философия сводится к тому, что они смогли сказать о сознании и бытии? Почему Гуссерль и Хайдеггер, другие философы, их немало, снова и снова начинали, стремясь разместить себя там, где еще все возможно, где нужное слово еще не найдено, где мысль еще не встретилась с тем, о чем она? Язык, возможно, дом бытия, но всегда ли хозяин дома? Не отлучился ли он на время как раз тогда, когда пришли мы, вознамерившись поведать о бытии? Автор книги по философии или преподаватель не являются носителями чего-то важного, что они знают заранее, располагая возможностью убедительно рассказать о нем как об уже известном. Чем же автор и преподаватель отличаются от читателей и слушателей? Только опытом. Первые, в отличие от вторых, быть может, чаще оказывались в положении начинающих философствовать. Этим опытом «начинания» они и могут поделиться.

Философствование начинается с удивления^[1]. Сначала люди удивлялись тому, с чем встречались непосредственно, затем задавались вопросами о более значительном и общем. Удивляясь, мы ощущаем себя подле значимого. Удивление — первый контакт, взаимодействие с тем, что вызывает вопросы. Тот, кто неподдельно заинтересован в философствовании уже вовлечен во что-то, чем является философия.

Аристотеля удивляет мысль, превышающая человеческие возможности, оперировать ею по своему усмотрению сложно^[2]; мысль свободная, ни к чему не привязанная, ею не воспользуешься в своих целях, не передашь как ценную вещь другому. Разве не такой должна быть любая мысль? Силой ее наделяем не мы. Аристотель серьезно думал, стоящее знание (допустим, о нас) исходит не от нас. Если не мы, люди, создаем мысль, откуда она? Это и есть вопрос «первой философии», касающийся того, что превышает возможности человека.

Предположим, мы не властны над мыслью, что делать, с чего начинать? Вероятно, с наиболее доступного — со стремления к знанию^[3], с внимания к тому, куда мы вовлечены, на что опираемся. Что-то уже произошло или происходит, мы застали себя «удивленными». Попробуем присмотреться к происходящему.

Странная задача: вместо того, чтобы читать избранное, усваивать смысл философских идей, нам предлагают осмотреться. Нет ли здесь подвоха? Не собираются ли с нами что-то сделать, увести куда-то, а потом еще и бросить? Не окажемся ли мы там, где не собирались быть?

Справедливые опасения. Неожиданностей следует избегать. Да и к тому, что делают другие, стоит относится с вниманием. Если же вдумчивый читатель возьмет книгу в руки, пролистает ее, он, возможно, поймет — повод для тревоги, безусловно, есть всегда, но так ли уж все плохо? Никто никого уводить не собирается, ибо прийти к тому, что превышает возможности человека, нельзя. Указывать на верное направление, формировать что-то и, уж подавно, изменять кого-то, — нет у автора таких намерений. Хотя все вокруг только об этом и твердят — сделайте что-нибудь, исправьте меня, чтоб достиг я когда-нибудь неслыханного успеха. Инвестиции в будущее — достойная цель образования. Автор с удовольствием ответил бы на этот запрос, если бы мог. Не знает он как гарантировано достичь успеха, тем более, неслыханного. Да и сама цель кажется ему достойной скорее обсуждения, чем достижения. Именно это и предлагается: пристально всматриваться в то, что есть — чего я хочу сейчас, как я себе представляю будущее, чем я руководствуюсь в своих представлениях о том, чего хочу и т. п.?

Вопросы, которые мы задаем, сначала себе, потом другим, делают из нас собеседников. Когда-то философствование понималось как беседа. Сегодня в основном как доклад (в форме сообщения или статьи) о проведенном исследовании. Философская беседа — жанр свободного исследования. В нем не возбраняется ошибаться, противоречить самому себе, искать выход из трудностей и не находить его, отходить в сторону, не приходить к результату, оставаясь при том, что есть. Доклад скрывает противоречия и трудности искания за видимой стройностью изложенного (обоснования). Трудно представить в философии идеальное обоснование, лишенное противоречий (из этого не следует, что к нему не стоит стремиться). Таковые обязательно найдутся, если, конечно, для нас фальсификация (опровержение) своей точки зрения, о чужой говорить не будем, допустима. Но чаще желанен нам готовый результат, хорошо обоснованный и годный к незамедлительному применению. И это правильно, времени мало, все слишком быстро изменяется, хочется больше информации в обмен на меньшие усилия. Пусть так. Но неужели нет у нас и малейшей тени сомнения? Неужели мы утратили вкус к свободному исследованию, намертво привязав его к «результату». Да и что считать в философии «результатом»? Хорошо обоснованную точку зрения? Предложенный вариант решения проблемы? Намерение что-то увидеть, встретиться с чем-то благодаря философствованию? Разве не можем мы позволить себе остановиться и спросить, желая получше разглядеть положение — что происходит, почему так? Изложение материала в форме стенографического отчета о проведенном занятии соответствует духу начинания как «отступания на шаг» от совершаемого, когда многое еще возможно и не ясно, куда мы и с чем придем. Цель здесь — не достичь, не убедить, не обосновать или опровергнуть, а увидеть. Свое положение. Разворачивающийся «пошагово» в книге материал призван немного облегчить восприятие движения к себе, к собственным основаниям, как одновременно пути от себя (в мир). Мы всегда где-то уже пребываем, на что-то опираясь прямо сейчас. Предлагаемые для обсуждения философские идеи Канта, Хайдеггера, Левинаса, Мерло-Понти и др. выполняют функцию «настройки взгляда», они призваны сфокусировать внимание на том, что нас определяет в настоящий момент, на собственных основаниях.

То, что называется «философией», собственно, и есть мы, наш способ бытия (так мы смотрим на вещи, это считаем нужным, туда предпочитаем устремляться и т. д.). Уместно спросить: увидеть себя, это реально? Ведь то, чем я вижу, способность заметить, также принадлежит мне, моему способу бытия. «Смотрение» как программа уже вшита в меня вместе с заданными параметрами взгляда, в которые закодировано то, что я смогу увидеть. Значит, я всегда буду слеп по отношению к себе? Возможно.

Верно и другое. Несмотря на слепоту в отношении себя, у нас есть ограниченное желание понять, что и как есть мы. Предлагаемые шаги в стремлении удержать внимание на своем бытии — всего лишь попытка остаться в этом стремлении как в желании понять.

Желание понять себя, увидеть принципы, определяющие и организующие наш опыт, имеет отношение к «практической философии», под которой обычно понимается философия, используемая для нужд жизни. Остается выяснить, где и как применять философию? Этим, видимо, и занимается «практическая философия», определяя границы применимости философии и рассказывая о том, что каждый может взять себе от нее. Так кажется.

Аристотель, величайший из мыслителей, убежден, прежде всего достойна внимания мысль, превышающая человеческие возможности. К ней и нужно стремиться. Сила научных открытий состоит в их «полезности» и «применимости». Так ли обстоит дело с «первой философией», ее открытиями, для которой мысль не имеет отношения к человеку, выше его? К чему, кому и как она применима? Возможно ли использовать то, за что нельзя взяться — описать емкой формулой, создать более или менее связную, хорошо обоснованную «объяснительную модель»? Впрочем, возможно, это мы где-то ошиблись, посчитав верным допущение о том, что есть нечто, расположенное там, за пределами человека. Ничего такого там нет, на все положил свою руку человек, до всего он дотянулся. И Аристотель мог ошибаться, спросите у любого докторанта. Допустим, Аристотель неправ, и человек до всего дотянулся, не повод ли это, — я говорю о заблуждениях Аристотеля, если таковые есть, — задуматься о границах возможного для человека? «Первая философия» обхаживает границы возможного. В этой связи уместно спросить: кто и когда привил практической философии принцип утилитаризма? Не стоит ли посмотреть на задачи практической философии иначе, освободив ее от навязанной некогда обязанности во всем искать себе полезность и применимость?

Мысль, не важно, где она проявляет себя, в «теоретической» или в «практической» философии, не применима ни к себе, ни к другим людям. Из нее не извлечь выгоду, прямую или косвенную. Мысль используемая превращается в штамп, идеологему, руководство к действию, «красивую идею», ее можно запомнить и предъявить «по требованию». Нельзя сказать, это плохо. Просто другое. У философии иные задачи — оставлять пространство вопрошания открытым. Подготавливать возможность увидеть. Мысль Платона, Канта, Гегеля или Хайдеггера не их. Но и не наша. Превышая человеческие возможности, она содержит в себе глубину, несоразмерную нашим устремлениям ранжировать, объявив ее верной или неверной, объясняющей что-то или уводящей от цели, достойной награды или изгнания, но всегда соответствующей нашим представлениям. Практическая философия, как и любая другая, если она реализует себя как философия, а не руководство к действию, неутилитарна. С ней, конечно, можно сделать все вышеперечисленное и еще много чего, но и она отвечает требованию свободной мысли^[4]. «Практичность» практической философии проявляется в том, что эта философия еще не имеет дела с мыслью, хотя исходит из допущения, что она есть. Практическая философия тематизирует пред-философскую установку, в которой мы застаем себя начинающими философами. Аристотель в своих лекциях по метафизике разворачивает перед слушателями пред-философскую установку, показывая значение предельно мыслимого в мышлении как возможность удивиться и вовлечься во взаимодействие с определенного рода «вещами». Обсуждение свойств мысли «энергетизирует» обсуждающих, приводит их в движение. Практическая философия, имеющая в виду предельно мыслимое как свою задачу и «неприменимость» как одну из важнейших установок (мы останавливаем себя в желании что-либо требовать от мысли, требования исходят от нас и к нам же приводят), побуждающих снова и снова начинать (обнаруживая новые требования в качестве «помехи»), получает и другое имя — «практическая феноменология». Значение имеют «эффекты» начинания: возможность увидеть поддержку — что или кто, кого и как поддерживает.

Мысль Платона, Канта, Гегеля или Хайдеггера, не их и не наша, обращенная к нам, о чем-то говорящая, требующая прояснения, никуда не прикладывается, она отсылает нас к тем «вещам» («свобода», «бытие», «сознание» и др.), с которыми можем столкнуться и мы сами. Стоящая мысль ничего не оживляет. Нельзя вдохнуть жизнь в ушедшее. Она сама жизнь. Сама свобода, когда мыслят свободу, само бытие, когда удается мыслить бытие. Мысль именно потому, что она не их и не наша, ничего не оживляющая, ни от чего не освобождающая, только дарующая жизнь и свободу, оказывается способной узреть что-то в нашем способе бытия и вопреки ему.

* * *

За основу «стенографического отчета» взято занятие, проведенное 24 ноября 2021 г. в Центре корпоративного обучения КФУ для преподавателей философии. Исходный материал был существенно доработан и дополнен, хотя структура проведенного занятия осталась прежней. Пользуясь случаем, хочу выразить благодарность Марине Яковлевой и Ольге Липатовой, без их вовлеченного участия в проводимом занятии мне не о чем было бы говорить. Я также признателен Артуру Каримову, Майе Соболевой, Наталье Терещенко и Юлии Хаеровой, их советы пригодились при подготовке издания к печати.

Примечания

1

«Ибо и теперь, и прежде удивление побуждает людей философствовать…». См.: Аристотель. Метафизика ⁄⁄ Аристотель. Сочинения в 4-х т. Т. 1. М., 1976. С. 69. Как усвоить то, с чем мы еще не имели дела, не чувствовали присутствия рядом чего-то значительного, не были взволнованы, не приходили в беспокойство?

2

«Метафизика — «наука единственно свободная, ибо она одна существует ради самой себя. Поэтому и обладание ею можно бы по справедливости считать выше человеческих возможностей». См.: Аристотель. Указ. соч. С. 69.

3

«Все люди от природы стремятся к знанию. Доказательство тому — влечение к чувственным восприятиям; ведь независимо от того, есть от них польза или нет, их ценят ради них самих». См.: Аристотель. Указ. соч. С. 65.

4

Свободную мысль в эссе «Ответ на вопрос: Что такое просвещение?» Кант противопоставлял машинерии, различным способам механической обработки мыслимого.