Dr.Сокол

Вячеслав Шалыгин, 2005

Странные и необъяснимые события во Франции, Японии, Бразилии, Африке были только прологом глобального заговора. Его руководитель, таинственный Главный, получил самый реальный за всю историю человечества шанс стать владыкой мира. Инспирированный им повсеместный отказ электроники парализовал города и страны. Все, кто стоял на его пути, подлежали безжалостному уничтожению. Противостоять Главному и его агентам в службах безопасности ведущих стран мира могли лишь такие, как Александр Барков, в прошлом – простой инженер, а ныне – человек и биокомп в одном лице, короче говоря – «Сокол».

2. 06 июля, 18 часов 10 минут

(время московское)

«За час не успеть». Старший инспектор сюртэ Жан Лесаж немного опустил стекло и выбросил сигарету. Под струями проливного дождя она погасла, не долетев до мокрого асфальта. В центре Парижа за такие вольности с Лесажа содрали бы сотню евро, несмотря на занимаемую должность. Любой постовой, взмокший от пота под своим дождевиком, с натертым кислородной маской лицом и злой от усталости, мгновенно выписал бы мсье инспектору штраф, а после обязательно отдал бы салют.

Все постовые одинаковы. В любой стране. Они убеждены, что за порядком на улицах не следит никто, кроме них и спутников «Networld». Причем если брать Европу, то на переднем крае этой борьбы стоят плечом к плечу именно постовые, ведь когда небо затянуто тучами по триста дней в году, спутники не особенно зорки. Поэтому во всех странах Евросоюза полисмены похожи, как родные братья.

Ну что ж, отчасти они правы. Им достается больше, чем другим, но тут ведь дело не в их личном героизме или особых волевых качествах. Это на войне, куда тебя послали, там и сражаешься. А на мокрых парижских улицах все иначе. Хватило ума лишь на то, чтобы стоять на перекрестке — стой и не ворчи, а злость за свое скудоумие срывай на жене или любовнице. При чем здесь посторонние граждане, особенно застрявшие в пробке? Им тоже несладко…

Проклятые дожди! Мало того, что они скоро смоют город прямиком во вспухшую Сену, так из-за них приходится передвигаться, как в каменном веке — исключительно по земле. В такую погоду летать категорически запрещено. Впрочем, запреты — дело ненадежное, при желании обойти их — раз плюнуть. Но если бы дело было только в запретах! В такую погоду летать действительно невозможно. Поэтому все вертолеты стоят в ангарах, авиафирмы разоряются, а граждане изнывают в плотных многокилометровых пробках.

«И за два часа не успею добраться, — Жан прикурил новую сигарету. — Но брести пешком по колено в воде и вовсе не выход. Проклятая погода! Тратить два часа на путь домой! Когда такое было?!»

Если задуматься, меньше времени на путь домой инспектор и не тратил. Может быть, лет десять назад, когда над городом хоть изредка появлялось солнце, а движение не было столь интенсивным… Хотя уже тогда попасть в центр Парижа означало встать перед выбором: застрять до глубокой ночи в пробке или воспользоваться метро.

Обгоняя крадущийся по бульвару Денэн автомобильный поток, по тротуару проковылял бездомный. Лесаж, сам того не желая, задержал на нем взгляд. Куда в такой дождь? Не все ли равно, в какой подворотне ютиться? Хотя, возможно, не все равно. Инспектор тоже мог остаться в Управлении. Поужинал бы в бистро на углу, вернулся, выпил коньяку и улегся на поролоновом диванчике прямо у себя в кабинете. Дома его не ждал никто, как и этого «клоша». И все-таки Лесаж поехал домой. Потому что, в отличие от бродяги, имел этот самый дом. Местечко пусть и неказистое, но свое, родное. С широкой кроватью, сетевой телесистемой, заменившей в большинстве современных жилищ уютный камин, с баром и старым плетеным креслом, в котором так приятно сидеть, листая газету. Да, натуральную бумажную газету. Пожалуй, такая занятная традиция сохранилась, а вернее, возродилась как дань моде только здесь, в старом, добром Париже. Даже в консервативном Лондоне предпочитают просматривать за завтраком «Таймс» в виде сетевой «прокрутки», ползущей по экрану мультисистемы. А французы, как всегда, желают выделиться из серой массы. Законодатели мод, что тут добавить? Жан вдруг осознал, что же показалось ему странным настолько, чтобы обратить внимание на этого бездомного. Мало ли их бродит по парижским улочкам? Много, но не каждый носит под мышкой солидную пачку газет. Раздобыл по случаю и теперь несет к ближайшему мусорному контейнеру, чтобы сжечь и слегка подсушиться у огня? Скорее всего так. Вот только…

Инспектор снова опустил окно и выглянул из машины. По улице — прямой, насколько это возможно в Париже, — расположилось множество заведений, в том числе таких, где можно было купить газеты, но нигде их не продавали по старинке, с лотков. Только из автоматов. Что же получается, бродяга взломал автомат и вытащил заложенную в него пачку? Кражи газет, конечно, дело не для старшего инспектора сюртэ, но что, если клошар вложил взамен нечто иное? Смахивает на паранойю, но теоретический курс борьбы с терроризмом, вбитый в голову еще в школе, а позже закрепленный в академии и сцементированный немалым личным опытом, на первое место ставил гражданскую бдительность. И уж тем более следовало ее проявлять представителям закона. Лесаж негромко выругался и прижал машину к обочине. Теперь ему не светило попасть домой и через три часа.

Поиски вскрытого газетного автомата особо не затянулись. Он обнаружился через два квартала, слева от входа в кафе «Шато-Тьерри». Наверное, хозяин заведения был родом из этого городка, почти полностью затопленного в прошлом году разлившейся Марной.

— Куда вы смотрите? — строго спросил инспектор у охранника.

— А что? — тот поднял на Жана недовольный взгляд.

— Ничего, если не считать вот этого, — инспектор указал на распахнутую дверцу загрузочного отсека. — Разве этот аппарат не в вашей юрисдикции, мсье?

— В моей, — охранник стал совсем недовольным. — А вам-то что, мсье?

— И в моей, — Лепаж вынул из кармана значок. — Потрудитесь вызвать полицию.

— Из-за такой мелочи? — Теперь охранник говорил более вежливо. — Не думаете же вы, мсье старший инспектор, что там бомба?

— Почему сразу бомба?

— А чего еще бояться? — Охранник нехотя открыл смарт. — Да и стоит ли поднимать шум из-за мелочей? Кража пачки газет, конечно, преступление, но пока приедет полиция, преступник успеет их сжечь. Такая погода… и пробки…

— Вы хотите сказать, что меньше, чем на убийство, местные полицейские не приезжают?

— Нет, ну если там бомба…

— Вот что, мсье, — Жан почувствовал приступ раздражения. — В автомат заложено взрывное устройство. Я уверен. Если не хотите лишиться работы, вызывайте полицию. Все ясно?

— Да, конечно, — охранник набрал номер. — Правда, я пока вижу лишь следы взлома и… пустоту. — Он наклонился и заглянул в загрузочный отсек. — Так и есть, пусто.

Жан раздраженно махнул рукой и отправился обратно к машине. К черту все! Если людям плевать на собственную безопасность, к черту! И безопасность, и этих людей! И пусть за такое отношение к делу лишится работы он сам, а не этот ленивый охранник. Кому нужна его работа в этом промокшем до нитки городе и во всей этой тонущей, задыхающейся от испарений и пропахшей плесенью стране?

Почти у машины Лесаж немного успокоился и изменил решение. Раз уж не судьба попасть затемно домой, нечего и пытаться. Стечение обстоятельств, оно же рок или по-новомодному — случайная комбинация вероятностей, предлагали вполне очевидное решение. Вечер — это ужин, так почему бы не здесь? Сверля охранника взглядом, старший инспектор неторопливо прошел мимо кафе и через двадцать метров остановился у ресторанчика с легкомысленным, но патриотичным названием «Лекок». На первый взгляд, заведение было приличным. За играющей полупрозрачными рекламными роликами витриной можно было разглядеть крепкие столики под дуб, удобные стулья с высокими гнутыми спинками и грамотно расставленные торшеры. Все стилизовано «под старину», добротно и недешево. Ну что ж…

Инспектор вошел и почти сразу остановился как вкопанный. Аппетит мгновенно пропал. Он потянулся было за сигаретами, но вспомнил, что находится в общественном месте, и дисциплинированно опустил пачку «Галуа» обратно в карман. Слева от входа стояли три газетных автомата, видимо, местные завсегдатаи были большими модниками или, скорее, ретроградами, учитывая обстановку. Но сейчас Жана интересовали не нравы жителей квартала, а состояние автоматов. Все три были открыты, и газеты во всех трех присутствовали только в окошке выдачи. По одному экземпляру на «брата». Лесаж заложил руки за спину и покачался на каблуках.

— Добрый вечер, мсье, — возник за плечом охранник.

— Я вижу, что пренебрежение служебными обязанностями на вашей улице в порядке вещей, — Лесаж показал значок. — Не так ли, мсье?

— Не понимаю, — охранник насторожился, но, проследив за взглядом инспектора, умолк и, вскинув руку, коснулся экрана смарта. — Дежурный? Частная охранная фирма «Мюрат», пост двадцать три пятнадцать, кража из автоматов «Ле Монд»… Что? Нет, не шучу…

Охранник растерянно взглянул на Жана.

— Что-то не так? — Инспектор поднял одну бровь.

— Это семьсот какой-то там случай сегодня, мсье старший инспектор. По всему городу прошла волна краж из автоматов. Такое впечатление, что бумагу начали обменивать на золото по весу.

— Это ваш личный вывод или мнение начальства? — ехидно поинтересовался Жан. — Книжные магазины тоже подверглись нападению банд «бумагоискателей»?

— Не знаю.

— Ну так спросите, пока на связи.

Охранник повторил вопрос Жана и переключил свой «Алкатель» на громкую связь.

— Нет, у букинистов все в порядке.

— Старший инспектор Лесаж, — Жан встал так, чтобы попасть в фокус смарта. — Кого-нибудь задержали?

— Нескольких клошаров, господин старший инспектор, но они успели раздать почти все.

— Раздать?

— Именно так. Из них очень трудно выжать хоть какой-то вразумительный ответ. Примерная картина следующая: некто нанимал бродяг, чтобы раздавать рекламные листки и газеты, обещал платить по четверти евро за клиента либо за доставку в почтовый ящик. Насчет взлома автоматов речь не шла, но кто-то из «работничков» попробовал, и ему заплатили. Так и началось. Слухи среди бродяг распространяются быстро, хотя вряд ли они пользуются смартами.

— Понятно, — Лесаж задумчиво потер подбородок. — Интересно узнать, как работодатель вел учет? Ведь газеты из автоматов не входили в его планы, однако он оплачивал и эти, так сказать, сверхурочные. И тут же возникает следующий вопрос — зачем? Зачем ему понадобилось оплачивать распространение чужой продукции? Чтобы заставить парижан читать газеты? Акция тайной ложи любителей бумажной прессы? Смысл? Жест отчаяния разоренных Сетью полиграфических магнатов? Тоже слабая версия. Пока вопросов больше, чем ответов или хотя бы догадок…

— Париж видел еще и не такие демарши.

— Это верно, — Жан усмехнулся. — Однажды такой демарш закончился сносом государственного учреждения. В изобретательности по части устроения развлекательных мероприятий нашим гражданам не откажешь. Революции, манифестации, студенческие беспорядки, бессмысленные на первый взгляд акции — бывало всякое… Беда в том, что, возможно, данный случай лишь выглядит безобидно. Война с газетными автоматами на самом деле может оказаться вовсе не очередной глупой забавой, пришедшей кому-то в голову от сырости и скуки. И если это так, работы у нас серьезно прибавится, мсье дежурный…

— Согласен, мсье старший инспектор. Все можно будет узнать только у зачинщика, но мы пока не установили ни его личность, ни адрес или название фирмы. Все задержанные называют разные районы и описывают разных людей.

— А вот это гораздо хуже, поскольку очень походит на заговор, — Лесаж нахмурился.

— Извините, старший инспектор, у меня срочный вызов, — дежурный откланялся.

— Салют, — Жан кивком разрешил охраннику выключить смарт.

— Заговор? — Охранник неуверенно улыбнулся. — Вы серьезно?

— Еще как… — Инспектор подошел к автомату и достал из портмоне кредитку. — Он включен?

— Да, наверное, — охранник зачем-то заглянул в пустой бункер. — А вообще-то… нет. Пока не закроется дверца…

— Ну так закройте ее, черт возьми!

— Все равно не работает… Вы хотели достать газету?

— Именно так, мсье…

— Поль, — охранник подцепил пальцем бэйдж.

— Достанете?

— Попытаюсь… — Поль присел и почти наполовину влез в недра автомата. — Вот так… сейчас…

Внутри аппарата что-то громко хлопнуло, и охранник, вздрогнув, завалился набок. Глаза у него закатились, а на губах выступила пена.

— А-а, дьявол! — Лесаж присел рядом, перевернул Поля на спину и сильно ударил кулаком ему по груди. — Мадемуазель, прошу вас…

К инспектору подбежала официантка.

— Что случилось?

— Ударило током. Оставьте вопросы. Делайте ему искусственное дыхание, а я буду делать массаж сердца.

— Может быть, вызвать «Скорую»?

— И как скоро она приедет? Делайте, что сказано, мадемуазель!

— Да, да, хорошо, — официантка опустилась на колени и с вполне приличным знанием дела принялась дышать за несчастного Поля методом «рот в рот». Все-таки поголовная «emergency-дрессура» — иначе не назвать — детей во всех школах Евросоюза была не напрасной тратой времени. Все, кто закончил школу в последние пятнадцать лет, прекрасно знали такие вещи, как оказание первой помощи или правила поведения в чрезвычайных ситуациях. Это было вбито буквально в подкорку, туда, где живут рефлексы и нестираемые временем двигательные навыки вроде езды на велосипеде.

Секунд через тридцать любительских, но интенсивных реанимационных мероприятий сердце Поля восстановило ритм, а легкие задышали без помощи Жоли — имя было указано на бэйдже официантки.

— Я… не помню… что произошло, мсье инспектор?

— Вы хотели достать газету, но автомат ударил вас током.

— Током?

— Да.

— Но как?

— Откуда мне знать, Поль, за что вы там, внутри, зацепились? Обычно стандартное напряжение не убивает, но в вашем случае это едва не случилось.

— Я не о том, мсье инспектор. Этот чертов ящик не подключен к электросети. Прежде чем влезть в него, я проверил дважды.

— Поль, — инспектор строго взглянул на охранника, — чудес не бывает.

— Проверьте сами, — Поль с помощью Жоли встал и, едва передвигая ногами, добрался до ближайшего стула.

Лесаж с опаской заглянул в пространство между задней панелью автомата и стеной. Шнур с толстой вилкой болтался свободно. Жан вернулся на исходную позицию и осмотрел автомат с фронта. Ничего особенного. Стекло, щель пошире и подлиннее — для выдачи газет и еще одна, узкая, — сканера для кредиток. Газета под стеклом… «Ле Монд», вчерашняя. Инспектор, по примеру Поля, заглянул в отделение загрузки. В лицо ему тут же брызнула тонкая струйка белых искр. Лесаж отпрянул.

— Вот как! Сопротивление властям? Да что за день сегодня?!

Инспектор почувствовал, что готов взорваться от негодования. Все шло наперекос. Проклятые пробки, внеплановое расследование, тень какого-то идиотского «газетного» заговора, а теперь еще и мистика в стиле «техно» — автомат-маньяк. Ни Поль, ни Жоли, ни подтянувшиеся к месту происшествия посетители даже не успели испугаться или как-то помешать рассердившемуся инспектору. Лесаж выхватил из наплечной кобуры старый верный «глок» и высадил стекло, резко ударив по нему стволом пистолета. Автомат, видимо, понял, что проиграл, и больше никаких фокусов не выкинул. Злосчастная газета перекочевала в руки правосудия так же безропотно. Жан спрятал оружие и как ни в чем не бывало развернул газету. Пробежав взглядом заголовки на первой странице, он пожал плечами и сунул газету в карман куртки.

— Ничего подозрительного? — поинтересовался Поль. — Я сначала, честно говоря, думал, что все дело в какой-нибудь статье, и эта… акция — просто изъятие тиража.

— У нас свобода прессы, — Лесаж покачал головой. — Я все-таки склоняюсь к версии заговора. Такова уж специфика моей работы. Мадемуазель Жоли, для меня найдется столик? Все равно дожидаться полиции, так почему бы не совместить ожидание с ужином?

— Да, конечно, мсье инспектор. Прошу сюда…

…Полиция появилась как раз вовремя. Лесаж закончил ужин и перешел к кофе. Когда к столику приблизился усталый и бледноватый брюнет со значком полицейского инспектора на поясе, Жан как раз вынимал из кармана газету, чтобы за кофе пробежать взглядом вчерашние новости.

«Насколько горькой бывает ирония оксюморона, — Жан хмыкнул. — Вчерашние новости. Из одного ряда с адским холодом, красноречивым молчанием или этим любимым выражением полицейских — „свежий труп“. Абсурдное и грустное…»

— Мсье Лесаж? Добрый вечер, я инспектор Клеро. — Полицейский кивком указал на газету. — Это все, что осталось?

— Нет, одна из трех оставшихся, мсье Клеро, но эта была в автомате-маньяке.

— Где? — Полицейский удивленно поднял брови.

— В том, где разбито стекло.

— Где вы разбили стекло, — уточнил инспектор.

— Да, это так.

— Позвольте?

— Пожалуйста, — Лесаж протянул ему газету.

Полицейский повертел ее, не разворачивая, и бросил на столик.

— Та же история…

— Вы о чем?

— Сами посмотрите, — полицейский потер виски и поднял покрасневшие глаза на застывшую неподалеку официантку. — Коньяк, мадемуазель. Вы разрешите, мсье Лесаж?

— Присаживайтесь, инспектор.

Жан развернул газету на середине и пробежал глазами заголовки. Вроде бы ничего странного. Заглянул на последнюю страницу, вернулся к первому развороту, пролистал до конца, снова вернулся и, наконец, сложив, подвинул по столу полицейскому.

— Сдаюсь, инспектор. Что вы имели в виду?

Полицейский усмехнулся и подвинул газету обратно.

— Вот это, — он постучал согнутым указательным пальцем по тому месту, где должно было располагаться название газеты.

Именно должно было располагаться. «Ле Монд» крупно и в голографическом псевдообъеме. Оно там и было, Жан это помнил точно. Было! Во всяком случае, в тот момент, когда он доставал газету из автомата. Теперь же на месте переливчатого названия белело чистое газетное поле, а печатный текст начинался с даты. Лесаж поднял удивленный взгляд на полицейского. Тот, также молча, вынул из внутреннего кармана пиджака еще две сложенные газеты и бросил их поверх «обезличенной» «Ле Монд», так, чтобы Жан мог видеть пустующие места для заголовков.

— Что это значит, мсье инспектор? — выдавил Лесаж.

— Вы из сюртэ, вам виднее, — Клеро развел руками. — Может быть, это идиотская шутка полиграфистов, а может, в этом есть какой-то иной смысл… или умысел. Мое дело искать взломщиков, а разбираться с этим, — он снова постучал пальцем по белому полю, — не в моей компетенции.

— Я тоже, мсье Клеро, служу не в команде охотников за призраками.

— В любом случае, мсье Лесаж, будь это политическая провокация газетного лобби или попытка массового отравления читателей испарившейся краской, расхлебывать кашу вам. — Полицейский залпом выпил коньяк и поднялся. — Всего хорошего, старший инспектор. Мой номер есть в базе данных…

— Мой там же, — Лесаж вяло кивнул.

«Даже к утру домой не попасть, — мелькнула мысль. — Не надо было останавливаться. Проклятый клошар! Проклятый дождь. Чертова „газетная“ мода…»

* * *

Инспектор полиции Рене Клеро вымотался за день, как собака. Странная история с «обезглавленными» газетами и рекламными листовками взбудоражила всю полицию. С одной стороны, вроде бы ничего страшного не произошло. Ну, завалили город мусором, но не гнилыми же томатами. Да и газеты были не какие-нибудь, бульварные, а вполне пристойные. И рекламные листовки не содержали ничего провокационного. «Пейте такой-то йогурт», «покупайте такую-то технику», «пользуйтесь услугами такой-то фирмы»… Хорошая бумага, цветные картинки, на некоторых голограммы. Клеро покосился на ворох улик, лежащий на правом сиденье служебного «Ситроена». Обычная макулатура, а столько шума. Если не считать взлома автоматов, ничего противоправного. Однако окружной комиссар буйствовал, как зимний шторм в Ницце, каждые пять минут обзванивая участки и требуя результатов, а лейтенант участка, где служил Клеро, орал на подчиненных так громко и долго, что под вечер охрип. Работать в такой атмосфере было практически невозможно, но мнения инспектора никто не спрашивал. Едва он заканчивал протоколировать одно происшествие, как служебный «Алкатель» заходился уставной мелодией — что-то отдаленно похожее на Грига, только в стиле диковатых современных дансингов, — и Рене мчался на следующий вызов. Некогда было даже перекусить. Глотать на ходу хот-доги, как какой-нибудь американец, Клеро не умел, а потому весь день обходился случайными чашечками кофе с парой круассанов да содержимым карманной фляжки — выдержанным коньяком. Но жаловаться инспектор не привык. Да и некому было пожаловаться. Остальные ребята трудились в точно таком же режиме. И не только на участке Клеро. Казалось, все парижские нищие сошли с ума и затеяли какую-то бессмысленную «вшивую революцию».

Для начала они решили забросать город газетами и рекламным мусором, наверное, чтобы вывести граждан из равновесия. Вторым этапом вполне может стать какой-нибудь марш протеста. Так считало начальство. Инспектор же, опираясь на собственный опыт, считал иначе. Психология пьянчужек примитивна, управлять ими невозможно, а без управления никакого организованного движения не получится. Уже сегодня к вечеру все, кто не загремит в участки, пропьют заработанные на распространении печатной продукции евро и завалятся спать под мусорными баками. Нет, если история продолжится, то ее участниками станут граждане из другого социального слоя. Угадать бы — из какого? Чтобы не мотаться еще и всю ночь, вылавливая, к примеру, студентов, сбитых с пути праведного речистыми провокаторами.

Клеро почему-то вспомнил другую историю, весьма давнюю, но положившую начало одному из глупейших массовых развлечений нынешнего века. В 2003-м или около того в некоторых странах начали появляться небольшие группы людей, которые собирались в общественных местах и поклонялись разным идолам. Именно поклонялись, падая ниц перед самыми идиотскими и не имеющими никакого религиозного значения штуковинами. То перед муляжом динозавра в витрине магазина игрушек, то перед фонарным столбом или афишной тумбой. Продолжалось такое шоу минут пять-семь, а затем все его участники разбегались, как тараканы, до следующего сбора. Он назначался при помощи рассылки на мобильники short massages, в которых и сообщалось время и место очередной акции. Сообщения обычно отправлялись не больше чем за час до вылазки, а места никогда не повторялись. Кем отправлялись сообщения, толком не знали даже участники сборища. Этот конспиративный прием и гарантировал участникам акций полную безопасность. Ни полиция, ни кто-то другой даже примерно не представляли, где и когда ждать очередного сбора, а за пять минут, пока «сектанты» кланялись очередному светофору или рекламному щиту, организовать полноценную облаву было невозможно. Если честно, это непросто сделать даже сейчас, во времена глобального спутникового слежения, что же говорить о тех неспокойных и суматошных временах? Но самое смешное заключалось в том, что ни де факто, ни де юре участники этих акций не делали ничего противоправного, они даже не нарушали общественный порядок. Можно было, конечно, притянуть за уши такое определение, как хулиганство, но любой, даже наихудший адвокат выиграл бы дело за пять минут. Выплеснув таким своеобразным способом эмоции, люди расходились, ничего не сломав и особо никого не потревожив. Для Клеро, в то время сопливого школьника, так и осталось загадкой — зачем все это было нужно? Не понял он смысла тех странных забав и позже, когда вырос и стал полицейским. Вернее, он понял, но по-своему.

«От сытой скуки изнывали граждане обыватели. С монстрами в „Дум“ сражаться надоело, а на мотоцикле с ветерком или на резиновой лиане с моста вниз головой — слабо. Но нервы-то пощекотать хочется, вот и нашли развлечение для трусоватых. Я бы таких слизняков вылавливал и заставлял сыграть в русскую рулетку. Крутанул револьверный барабан, приставил ствол к виску, щелкнул — и свободен. Иди домой, если ноги послушаются. Знали бы тогда, как с полицией в кошки-мышки играть. Навсегда бы шелковыми сделались…»

Инспектор прижал машину к обочине, с трудом втиснувшись между двумя полицейскими «Ситроенами». На этот раз место происшествия выглядело нетипично. В уютном скверике возле церкви на перекрестке Сен-Жермен не было никаких газетных автоматов. Зато повсюду были разбросаны небольшие, с ладонь, рекламные листовки.

«Прямо как в период нацистской оккупации. Но тогда в этом был хоть какой-то смысл… — Рене застегнул куртку и неохотно выбрался из машины. — И распространителей ловило гестапо, а не мы…»

Кроме двух нарядов полиции, в сквере маячили лишь три-четыре парочки под модными клетчатыми зонтами да пожилой собаковод с двумя бестолковыми спаниелями на одном поводке. Оно и понятно, гулять под таким дождем можно, или подчинившись призыву большой любви, или по безальтернативной необходимости.

Приблизившись к месту происшествия, Клеро увидел еще одного любителя прогулок по мокрым аллеям. Правда, он, похоже, отгулял все отпущенные Судьбой минуты и километры.

Завидев инспектора, старший одного из патрулей облегченно выдохнул. Все-таки бывают ситуации, когда начальству рады… Оно и понятно, кто любит ответственность? Никто. Все хотят получать приличное жалованье и ни за что не отвечать… Чертов дождь! Рене накинул капюшон.

— Что у вас?

— Свежий труп, мсье инспектор! Следов насилия нет. Похоже на сердечный приступ, но вы же знаете… — Высоченный темнокожий полисмен развел руками. Получилось убедительно и потому вдвойне обидно: и за бессильную полицию, и за потерянное время. Вызов был явно не по профилю Клеро.

— Очень мило. А где коронеры и криминалисты? Я вам зачем потребовался?

— Дежурный сказал, что листовками занимается ваш отдел.

— И при чем здесь труп?

— У него полные карманы вот этих бумажек, — полицейский протянул инспектору мокрую рекламку.

Листовки такого содержания Рене уже встречал. Среди вороха «улик» их подобралась приличная коллекция. Только… На тех все было так же, только отсутствовала вот эта крупная голографическая наклейка. Клеро повертел бумажку, чтобы рассмотреть голограмму «поглубже». Нет, при таком освещении, да еще под дождем, ничего не получалось. Бросив полицейскому «подождите», Клеро вернулся в машину.

В свете яркой лампы голограмма выглядела солидной и все-таки какой-то неправильной. Рене никак не мог разобрать, что на ней изображено. Казалось, что глаз не может ухватить структуру переливающейся наклейки, не может сфокусироваться на нужной глубине и ракурсе. Клеро в очередной раз выругался. Очки пора заказывать, что ли? Да нет, вроде бы рановато. Он снова повертел листок, но результат остался тем же. Инспектор поворошил бумаги на соседнем сиденье. Нет, среди них не оказалось ни одной похожей. Вернее, листовка точно такого же содержания отыскалась быстро, но на ней отсутствовала голограмма.

«Тысяча чертей! Зачем шлепать такие печати, если их не разобрать? Нет, чтобы поступить, как нормальные газеты — вывести в объеме название продукта. Красиво и эффективно. Раз дорогие листовки, значит, продукт того стоит. Взять тот же „Ле Монд“, сразу видно — серьезная газета с давними традициями, голограмму названия так и хочется потрогать, такая качественная иллюзия объема…»

Клеро вдруг замер, пораженный внезапной догадкой, и лихорадочно нашарил в ворохе газету из «Лекока». Голограмма? А ведь в этом что-то есть. Нормальный экземпляр «Ле Монд» рядом с этим «слепым» выглядит в точности, как эти две рекламные листовки. Связь? Возможно…

Рене задумчиво взглянул на маячащего перед капотом полицейского.

Исчезающие голограммы? Странно. Что могло произойти с кусочками фольги? Не от сырости же они исчезали? Эта листовка вот мокрая, но непонятная наклейка на ней имеется, а на ее аналог или газету и капли не пролилось, однако они своих украшений лишились. В чем тут дело?

«Пожалуй, пора наведаться к экспертам. Пока не испарилась и эта улика…»

Клеро опустил стекло.

— Принесите еще несколько листовок, желательно посуше.

Полицейский протянул инспектору заготовленную пачку.

«Опытный, — Рене про себя усмехнулся. — Ну что ж, теперь посмотрим, что скажут наши ученые…»

…Путь до экспертного бюро занял ровно пять минут. И дело было не в чудесном избавлении Парижа от дорожных пробок, а просто бюро находилось на улице Сен-Бенуа, в двух кварталах от места происшествия. Несмотря на поздний час, нужный инспектору специалист оказался на месте и с подозрительным энтузиазмом взялся за дело.

— Удивительно, Рене, просто потрясающе! — вынырнув через некоторое время из нагромождения каких-то приборов, заявил эксперт. — Эти голограммы на самом деле просто чудо высоких технологий! Куда там спутниковой сети с ее М-процессорами!

— Ты имеешь в виду «Networld»? — Клеро насторожился.

— Именно так, Рене! Можешь считать, что с ним покончено! Если, как ты утверждаешь, это находят повсюду, дни господства «Networld» сочтены! Да и не только «Networld»… Впрочем, спутники-то могут как раз пригодиться, для согласования и управления, а вот все остальное… Грядет такая революция, ты себе не представляешь!

— Революция? — Инспектор нахмурился. — Ты уверен?

— Я говорю о научно-технической революции, понимаешь? Ну, в конце прошлого века была первая, теперь, похоже, наступает вторая!

— Наступают времена, а революции… — Рене покачал головой. — А революции проносятся ураганами. И, как любой ураган, крушат все без разбора.

— Да ты философ, Рене! — Эксперт рассмеялся.

— Я прагматик, Азим. А еще я полицейский. Люди моей профессии меньше всего любят революции. Любые, даже бархатные или научные.

Клеро открыл смарт и, немного поразмыслив, набрал номер сюртэ. Когда ему объяснили, что делом о «газетном заговоре» занимается только старший инспектор Лесаж, Рене ничуть не удивился. Ведь в сюртэ пока не подозревали, что какие-то там газетные заголовки и голографические наклейки на рекламных листовках несут информацию о надвигающейся революции. Вот когда они об этом узнают… Тогда, возможно, единственной, кто НЕ занимается «газетным заговором», будет секретарша их шефа. Пока инспектор беседовал с сюртэ, Азим успел сделать какое-то новое открытие, о чем и возвестил испуганным возгласом:

— Рене! Смотри скорее! Эта голограмма исчезает на глазах!

— Как это? — Клеро подался вперед.

Наклейка действительно стремительно таяла, сжимаясь, как шагреневая кожа. Спустя четверть минуты от нее не осталось ни следа, ни пыли.

— Ну, что я говорил?! — торжествующе воскликнул Азим. — Революция! Я пока не знаю, какая у них программа, но обязательно выясню, и тогда…

Закончить мысль эксперту не дал оглушительный хлопок, раздавшийся у него за спиной. Рене невольно пригнулся, а рука нырнула за пазуху. Стрелять было не в кого, и Клеро оставил теплую рукоятку пистолета в покое. Судя по дымку и характерному запаху горелой изоляции, испортился какой-то из приборов.

— Что-то замкнуло? — Инспектор бросил взгляд на Азима.

Эксперт судорожно вдохнул, закатил глаза и рухнул на руки Клеро.

— А-а, дьявол! — Рене аккуратно положил Азима на пол лицом вниз.

По белому халату эксперта вокруг торчащего из спины корявого куска железа расползалось красное пятно. Определить, насколько глубоко вонзилась эта штуковина, Клеро не мог, но, судя по хриплому, поверхностному дыханию и пробежавшим по телу эксперта судорогам, достаточно глубоко, чтобы убить его на месте.

— Охрана, вызвать медиков! — во всю глотку заорал Рене, подняв взгляд к зрачку камеры внутренней безопасности. — Потерпи, Азим, надеюсь, они нас увидели и услышали.

— Уходи… — еле слышно прохрипел эксперт. — Здесь… опасно…

— Что? — Клеро наклонился к его лицу.

— Опасно…

— Ничего, я не боюсь. Я останусь с тобой. Не разговаривай, береги силы.

— Ты не… понимаешь… Опасно… знать…

— Знать? Что ты имеешь в виду? — Рене спохватился и сжал его плечо. — Погоди, не отвечай. Еще успеем поговорить.

Медики прибыли достаточно быстро. Когда Азима увезли, в лаборатории, кроме Клеро, задержались еще двое инспекторов из криминального отдела.

— Что здесь произошло, Рене? — удивленно осматривая приборы, спросил один. — Как эта железка могла продырявить Азима? Сработала мини-бомба?

— Не знаю, Али, — Клеро бросил хмурый взгляд на развороченный прибор. — Если хочешь, вызови саперов.

— Да тут и без саперов все ясно, — лениво процедил второй следователь. — Нарушение правил эксплуатации. Несчастный случай по халатности. Он же тут неделями пропадал, не выключал ничего. Какая аппаратура выдержит такое издевательство? Так, Клеро?

— Не знаю, — Рене как бы невзначай перевернул несколько листовок, по-прежнему лежащих на рабочем столе Азима. — Пока не знаю. Но выясню.

Голограмм больше не было ни на одной.

— Да брось ты, Рене! Ты, наверное, уже сутки на ногах? Ехал бы домой, отоспался.

— Спасибо, Франсуа… — По лицу Клеро было видно, что он хотел ответить резко, но в последний момент почему-то передумал. — Так я и сделаю.

Он отдал салют и вышел из лаборатории.

— Как думаешь, куда он поехал? — по-прежнему с ленцой в голосе спросил Франсуа.

— Думаю, на встречу с Лесажем. Им теперь есть что обсудить.

— Может, посоветовать Системе «исправить» тормоза в его машине?

— Не стоит, Франсуа. Единственный, кто был опасен для Системы, — Азим. Но теперь он вне игры. А Лесаж и Клеро… пусть расследуют. Все равно ничего у них не выйдет. Исследовать агломераты они не смогут, для этого требуется понимание темы и аппаратура. Да и не останется скоро ни одного агломерата, инсталляция выполнена на шестьдесят восемь процентов. А гоняться за призраками эти двое могут хоть до пенсии. Ну и, в конце концов, убрать их никогда не поздно. Сейчас важнее удержать ситуацию под контролем и точно в срок запустить программу синхронизации. Главный поставил жесткие сроки. Расчетное время первых тестов — 14 июля, полной готовности — 6 августа.

— Сколько символизма, — заметил Франсуа. — День взятия Бастилии и день бомбардировки Хиросимы.

— Да? Не знал. Но нам важно уложиться в срок. Иначе… сам знаешь. Так что, мсье символист, хочешь не хочешь, надо успевать.

— Да, с Главным лучше не шутить, — Франсуа вздохнул. — Пойдем перекусим?

— А это? — Али кивком указал на покореженный прибор.

— А кто натворил, тот пусть и разбирается. Поставь задачу хозяйке этих умников, пусть сделает так, чтобы моя версия подтвердилась: перегрев, перегрузка, замыкание, небольшой взрыв. Несчастный случай, если короче.

— Хм, — инспектор потеребил мочку уха. — Задачка… Ладно, попробую ей объяснить.

Он взялся за смарт, но передумал.

— Что? — Франсуа вопросительно наклонил голову.

— В бистро будет удобнее. Идем, пока дождь утих.

Дождь над Парижем действительно прекратился, но ненадолго, словно лишь для того, чтобы немного отдохнуть и продолжить свое мокрое дело, обрушившись на старые брусчатые мостовые и новейшие пластиковые крыши с новой силой. Так или иначе, передышкой воспользовались не только забывшие зонтики пешеходы, но и авиатранспорт. Сколько самолетов успело взлететь из аэропортов Орли, Бурже и Шарль де Голль за время «сухой пятиминутки», знают лишь диспетчеры, но то, что на борту каждого имелась хотя бы одна пачка свежих парижских газет, это точно…