Видящие сны. Пелена Света

Вячеслав Шабуров

Каждый из нас вовлечен в то, что происходит вокруг, наши решения наяву оказывают огромное влияние на жизнь. Как и удивительные сны, цепочки событий которых переплетаются с реальностью и вымыслом, создавая мир настоящего, многогранный мир обусловленностей.Резкие повороты судьбы сбивают с ног, но напоминают нам о самом главном – что мы существуем. Как и все мы, главные герои попадают в круговорот событий, который, в свою очередь, уносит их далеко за границы обыденного понимания окружающих вещей.

Глава 4. Странные песочные часы

Открываю дверь и, проходя по коридору мимо зеркал, сделав еще несколько шагов в холл отеля, вижу, как ко мне идет из другой комнаты очень стремительно, с улыбкой администратор отеля Иван. В этот раз на нем была белая рубашка с коротким рукавом, были одеты очки совсем небольшого размера, кромка их и силуэт подчеркивали его лицо. Ранее я не знал, что владелец отеля носит очки, не сказал бы, что для меня это было удивлением, но уж точно к моему удивлению было то, что на нем были темно-синие шорты спортивного типа и спортивные сине-белые кроссовки с выглядывающими белыми носками, я остановился от этого образа, уже стоящего перед собой с видом, по которому можно было точно понять, что Иван занят чем-то, что занимает у него много времени и, скорее всего, он хотел бы уделить моему возвращению больше внимания, но в данный момент времени не может себе это позволить. Готовый к этому, я начинаю кивать и приветствовать его.

(Иван): Привет, мой дорогой друг! Как ты? Смотрю, что погода наполнила твою обувь и одежду водой, держись, ступай быстрее сохнуть, чтобы не заболеть, и да, скажи Мелиссе, если тебе потребуется помощь!

(я): Привет, попал под небольшой дождь, как ты уже заметил. Спасибо, я справлюсь.

(Иван): Не могу уделить тебе должного внимания, ухожу приводить номер в порядок, куда уже долгое время никто не заезжал, вот появился человек, который в него заселился. Увидимся.

Произнося эти слова, он уже развернулся и вполоборота, отступая от меня, ушел по коридору в другую комнату, куда заселился новый жилец этого отеля.

(я): Конечно.

«Надо же», — подумал я.

(я): Не думал, что будет больше двух человек жить в этом отеле. Уже трое.

А если заезжает пара или пара с детьми, то и того больше, и с этими мыслями я вошел в общий большой холл рядом с ресепшен, чтобы взять свои ключи, которые уже лежали на стойке, с моим именем и номером комнаты 404. Удивляться не приходится, этот человек успевает все на свете… и как ему это удается?

(?): Думаю, вам стоит сказать «спасибо», мой дорогой друг!

Услышав этот голос позади себя, я немного вздрогнул, уж очень сильным эхом пронесся он по всему холлу и, пролетев каждый угол, резко, как жалящая змея, достиг моего слуха.

Ох, точно, это он, никак не привыкну к его голосу, сейчас он застал меня врасплох, медленно оборачивая голову в сторону доносящегося звука, я уже прокручивал в голове этого странного на вид, но по-своему оригинального человека — мистера Тихенсона. Обернувшись к нему полностью, можно было заметить совсем небольшую ухмылку на его лице.

(я): За что спасибо? Тихенсон, напомните мне, пожалуйста.

(Тихенсон): За ключи на столе, мистер Распут.

(я): Ах, это вы, я уж подумал, что это Иван каким-то чудным образом, догадался о моем приходе раньше меня самого.

(Тихенсон): Возможно, так и было, мой друг, тогда он должен был передать мне послание, о том, чтобы я заранее спустился и в силу своего небольшого роста, используя стул, дотянулся бы до ключа от вашего номера и положил его на стол, заранее, чтобы мистер Распут ни о чем не беспокоился, все для вас, дорогой мой.

(я): Тихенсон, спасибо за заботу, я ведь просил, называй меня по имени, меня зовут Красиб.

(Тихенсон): Я помню, Красиб Распут… одинокий странник в этом городе милых дам, хорошего вина и выпечки. Может, раскинем на пару цифр?

Конечно, я догадывался, что он предложит мне это, как стало понятно из разговора, он довольно-таки напористый мужчина средних лет, маленького роста, но на весах судьбы уравновешенный огромным самомнением и примерно таким же размером интереса в случайные совпадения нашей жизни. Ходил Тихенсон в основном в пиджаке бордового или болотного цвета и штанах, иногда совсем неподходящих под имидж солидного бизнесмена или брокера, уж не знаю, за кого он себя выдавал, со стороны казалось именно так, в туфлях, но не с острым концом, и в рубашке, в основном, как я мог заметить, в белой рубашке с натянутым сверху галстуком, но не до конца завязанным, немного приспущенным. У него была борода и усы, борода не сильно густая, но широкая, по всей длине лица, придавала его лицу более круглую форму, а усы подчеркивали его острую и пронырливую улыбку, которая время от времени появлялась на его лице, даже в те моменты, когда никого рядом не было.

Как и говорилось ранее, он был глубоко заинтересован в разного рода случайностях, примеров можно привести уйму, множество множеств, но, стоит отметить лишь суть его так называемого явления, сразу становится ясно, в чем он берет такую явную и непробивную заинтересованность. В основном его интересовали случайные природные явления, такие как дождь в период длительной засухи, зной после дождя, снег в жаркие засушливые дни, а также человеческие явления — к таким можно отнести всякого рода действия человека, неожиданные, спонтанные, ошеломляющие и бесповоротные, резкие и целенаправленные сиюсекундно. К этому же котлу случайных случайностей замешивалась целая каша из цифр, окружающих Тихенсона, и даже тех, которые окружали его лишь косвенно, через других людей, через их время, их часы, их опоздания и спешку, эти цифры будто птицы кружили вокруг него, везде и повсюду были замечены им закономерности, подмечены неслучайные случайности, время на остановке, время в любых заведениях и, конечно, в своем собственном телефоне.

Находясь наедине с собой, он мог во весь голос кричать слова разочарования в неудачах, которые преследуют его или кого-то из тех людей, которых он видел вокруг. Также были моменты радости в его восклицаниях о том, что сейчас, вот в эту минуту и секунду, должно произойти что-то почти неуловимое, но при этом потрясающее событие, либо оно уже произошло, но мы, остальные невнимательные люди и животные, их не видим, не замечаем, совсем не придаем значения таким закономерностям, истинным закономерностям нашего времени, нашей жизни, хотя почему нашего — время не принадлежит кому-то.

Наконец я перевел внимание от него к рядом лежащему предмету… это было некое устройство, под который был подложен платок Тихенсона, который раньше лежал рядом с ним на столе. Оно имело конструкцию песочных часов, но необычных, а песочных часов, наложенных на себя же сверху, по его виду можно было вспомнить карусели с разными животными в уменьшенном масштабе, в очень уменьшенном, в два или три раза меньше настольной вазы для цветов, а вместо животных в карусели были ячейки, плотно прилегающие друг к другу с какими-то символами на внутренних боковых стенках. Таких ярусов было три — нижний средний и верхний — они были схожи, все были сделаны по одному подобию, как будто 3 рулетки из казино прикрепили друг на друга. Отличались эти рулетки функционально, у каждого яруса была своя конструктивная особенность, не только в символах и цветах этих ячеек. Если представить эту штуковину перед собой, то невольно начинаешь разглядывать ее сверху вниз, как это делал я, взгляд падает на верхнюю часть — в ней, как и в любой рулетке присутствуют слоты, куда по обыкновению падает игровая кость, но немного отойдем от представлений рулетки и представим замечательный музыкальный инструмент — фортепиано. Пиано со своими клавишами, черными и белыми, выстроенными в один ряд как на подбор, вместе образуют дорогу, дорогу для рук музыканта, который проходится по ним с четким ритмом и вкусом своей, только своей музыки. Представим, что эта нотная дорога из клавиш выстроилась не в длину, на весь инструмент, а циклично закончилась сама в себе, ее вытащили с этого замечательного инструмента и загнули, закрутили саму в себя, после чего получился круг из клавиш, черных и белых, бесконечная дорога по кругу для рук музыкантов.

Верхняя часть устройства Тихенсона была очень схожа с такой клавишной цикличной дорогой, ко всему прочему, между этими клавишами с углублениями, которые больше смахивали на прямоугольные ячейки, совсем не было промежутков, они были единым вращающимся механизмом, который крутился сначала в одну сторону, а потом в любой момент, насколько было замечено, мог сменить направление в обратную. А если присмотреться, под определенным углом было видно, что эти клавиши, ячейки, в своем движении по кругу имели разное положение по высоте, как волна, которая возвышается и набирает высоту, средь однообразного уровня моря, а потом со временем либо угасает о скалы, либо нарастает до максимальной высоты и обрушивается на берег. В нашем случае это однородная цикличная масса из какого-то металла, сложно было сказать, какого именно, а может, даже смесь или вовсе не металл, одного цвета с ячейками, которые имели разные символы, а те, в свою очередь, отличались по цвету и форме, волнами то опускалась в некоторых местах, то подымалась, это грациозное движение было абсолютно плавным и естественным, ничто не выдавало механическое движение, возможно, его и не было.

Весь верхний механизм сходился в своем центре, был вставлен какой-то минерал, кристалл необычной формы и расцветки, он плотно прилегал к центральному кругу, расписанного символами, чуть больше этого минерала и имеющего промежуток, очень маленький, от основной волнистой конструкции верхней части до самого круга с минералом. Половина кристалла была с одной стороны, другая половина с другой, время от времени после очередного круга верхнего механизма с отчетливо слышным звуком, очень четким, однократным, как при нажатии на клавишу клавиатуры или печатной машинки, центральный круг с кристаллом переворачивался с одной стороны на другую свою сторону, движение это было таким же плавным и легким, как циферблат дорогих часов.

Опуская взгляд ниже, видим среднюю часть механизма, конечно же, она чем-то напоминает рулетку и верхнюю часть, как уже было сказано ранее, но отличается функционально, насколько стало ясно по ее движениям. Она также движется по кругу и у нее есть свои ячейки, стоит отметить, что движения уже не волнистые и сама конструкция не является цельной, ведь между деталями, ячейками, имеются большие промежутки. Эти маленькие емкости, которые мы называем ячейками, друг от друга находятся на таком расстоянии, что могли бы вместить еще одну такую же составляющую, ко всему еще, сами емкости держатся за счет тонкой линии из какого-то металла, который, в свою очередь, одним концом соединен с ячейкой, другим концом соединен с маленьким штурвалом. Деталь посередине уж очень напоминала лежавший корабельный штурвал, от которого отходили эти лезвия металла, что держали уже известные ячейки с символами и цветными узорами внутри. Вся средняя конструкция крутилась по кругу, а особенностью ее исполнения было то, что лезвия, державшие ячейки, ходили не только по кругу, но и вверх и вниз, тикая, как часы, перемещаясь не в такт, как можно было заметить. Движения сходили на движения тикающего циферблата с перемещающимися стрелками по кругу. Тот маленький штурвал, что в центре, насколько стало ясно, позволял этим частям, исходящим из себя, двигаться не только по горизонтали, но и по вертикали, такова была его конструкция, что перемещала лезвия с ячейками, будто стрелки часов, то вверх, то вниз, то вбок. Еще одной особенностью было то, что под ячейками средней конструкции были магниты, тонкий слой, еле заметный, для чего они здесь, было сложно представить. Пока разглядываешь это хитрое устройство, мысли так и кружатся вокруг, много вопросов и восхищений можно поймать у любого на лице, кто впервые видит этот механизм.

В центре средней части, в так называемый мини-штурвал, вставлен очень схожий минерал, как и в случае с верхней частью, с ее центром. Он был плотно соединен со штурвалом и так же, как и в первом случае, половина этого кристалла выпукло торчала сверху, а половина на другой стороне смотрела вниз. Между верхней частью и средней и их кристаллами была трубка, закрытая с двух сторон какими-то другими минералами, больше похожими на алмазы светло-зеленого цвета внутри, они были заостренными оба, и так получалось, что закругленный конец верхней части со своим кристаллом не касался верхней части этой трубки с заостренным алмазом. Это выглядело, как волшебство, ведь по взгляду можно было сказать, эти две конструкции держатся чем-то друг за друга, ведь создавался эффект крепкой связи, будто их приклеили друг к другу, но нет, ничего подобного, нижняя часть верхнего кристалла и верхняя часть с алмазом не касались друг друга, они парили, они просто парили, это зрелище завораживало, казалось, что это фокус.

Как уже выяснили, пространство между трубкой с зелеными алмазами и кристаллами верхней конструкции было свободно, по крайней мере, в нашем понимании пустоты, со взгляда человека, там ничего не было, это можно было утверждать с полной уверенностью.

Дальше трубка со своим нижним алмазом так же, как и верхним, не дотрагивалась до лежачего штурвала с кристаллом средней конструкции.

Почти каждый человек, после того как долго разглядывал механизм, по словам самого Тихенсона, в какой-то момент, начинал хмуриться и почесывать затылок или лоб, от удивления и непонимания происходящего. После приходил в себя, некоторое время оглядывался, моментами смотря на Тихе, будто он всемирный фокусник, переводя взгляд на устройство, потом на Тихенсона и снова на устройство. Смирившись, что понять в данной ситуации что-то — довольно сложная задача, а еще более не выполнимая — это найти подходящий вопрос, найти подходящие слова к своему подходящему вопросу, который хочешь задать, человек откладывал эти хаотичные попытки в своей голове и продолжал разглядывать дальше.

А дальше была нижняя конструкция, лежавшая на самом платке, на столе. Как уже стало понятно, все три части друг от друга зависимы, но не соединены ничем, по крайней мере, тем, что можно было бы увидеть. Нижняя часть состояла из подвижного механизма сверху и основания снизу, основание снизу было литое, оно держало всю конструкцию, как это ни странно, учитывая, что все три части парили между собой. Зрительно со стороны это ощущалось именно так.

Подвижная часть нижнего механизма сделана была уже по аналогии с верхними ячейками со своей символикой и цветной отличительной чертой. Она, в отличие от вышестоящих, висящих, имела ячейки более крупные, и сами ячейки имели свою особенность, в их функционал входило движение, не только по кругу, но и вперед и назад. В связи с тем, что расстояние между ячейками было, хоть и маленькое, а под ними находились борозды, неглубокие ямки, ровно под размер площади ячейки, эти подвижные части могли выдвигаться вперед за радиус конструкции и заезжать обратно. Движения эти были скользящими, бесшумными на удивление, напоминали игру в хоккей, когда по льду с силой проходится хоккеист, с клюшкой и ударяет по шайбе, только абсолютно беззвучно. Вспоминается момент, который случался у каждого человека, когда на стеллаж с книгами ставится произведение и задвигается с характерным приятным ощущением, что радует уши и глаза, ведь теперь все упорядоченно, все книги стоят вровень, и промежутков больше нет.

Крутясь по кругу и продвигаясь по своим невидимым рельсам, в центре нижней конструкции, ровно под кристаллом, который виднелся снизу средней части, был свободный промежуток, куда не доходили ячейки, даже когда задвигались ближе к центру. В этом центре нижней части виднелся совсем маленький по размерам кристалл, очень аккуратный, красного цвета, в отличие от своих собратьев, а от него, как из центра водоема, были прочерчены красные линии разной толщины, состоящие из этого же материала, что и красный кристалл, имели разную толщину и разную длину, заканчивались в разных местах, как будто много рек стекало с водоема, а возможно, из центра вулкана, из его жерла, так выглядел этот красный хранитель всего механизма, а линии, что от него, кривые и прерывистые, — были извержением лавы его.

(я): Тихенсон.

Полушепотом прозвучало это имя.

(я): Тихенсон… что это за устройство? Прошу не томи, оно меня очень заинтриговало.

Ехидно улыбаясь и немного съезжая со стула одновременно, Тихенсон резко поправил свой галстук и чуть дернулся наверх, дабы не сползти полностью с кресла, как учитель, на доске нарисовавший еще до этого момента неизвестную формулу своим ученикам, сползающий на лаврах человек, насыщенный своей триумфальной минутой, но понимающий в глубине своей души, что наблюдатели вряд ли сталкивались ранее с чем-то подобным, поэтому все же не стоит гордиться происходящим чересчур.

(Тихенсон): Это, дорогой друг, мое протеже!

(я): Может, ты имел в виду твое творение?

(Тихенсон): Нет! Мое протеже! Что же тут непонятного. Это устройство и есть я, только в виде сложного и многофункционального механизма, разве не ясно?!

«Ну, я бы так не сказал», — подумал я про себя, но завороженный этим устройством, все же обронивший пару слов из своих мыслей.

(я): Не думаю, что это так…

(Тихенсон): Что ты сказал? Я так и знал, это не случайная фраза, понимаю, ты мне не веришь, не так ли? Тебя пугает то, что ты видишь.

(я): Поверь, меня пугает больше то, что я вижу его первый раз, за все то время, что мы жили в этом отеле… мы уже несколько месяцев беседуем на различные темы по вечерам.

(Тихенсон): Можете мне не верить, но это не случайность, думаю, это очевидно даже вам, мистер Распут.

(я): Красиб… и мы уже давно перешли на «ты», говорил тебе это не раз.

(Тихенсон): Мистер Распут, как вы считаете, случайность ли это? Что вы познакомились со мной, с человеком, у которого есть это устройство, вряд ли вы видели подобное.

(Тихенсон): Я скажу вам больше, этот момент, который происходит сейчас, вы видите? Ощущаете? Это закономерность, и я покажу почему…

Удивленный сказанным, меня заинтересовала фраза Тихенсона, что это не случайность, а закономерность, не отвечая на вопросы ранее заданные, я уставился пристально на Тихе, который, в свою очередь, начал ехидно улыбаться в своем стиле, после чего потянулся в карман пиджака, в этот момент улыбка и мимика его резко сменилась на сосредоточенное выражение лица.

Сделав полшага назад, я наконец-таки выпрямился, ведь до этого наблюдал за механизмом вблизи, нагнувшись, и с готовностью воспринять золотой грааль всей философии Тихе, с терпением, а если быть точным, то его остатками, особенно за последнее время, наблюдал за плавным движением его рук, как Тихенсон медленно, но верно доставал что-то маленькой формы из своего кармана и, вытягивая на своих коротких руках, пытался приблизиться ко мне.

Тыльной стороной ладони Тихенсон протянул ко мне руку, показывая всем своим видом, чтобы я доверился ему и протянул в ответ, чтобы взять это что-то. Посматривая то на него, то на устройство на столе, в своей фантазии представлял разного рода комичные ситуации, с юмором, что можно было бы ожидать от Тихенсона, но явно не в этот раз, в данный момент меня ждал абсолютно оригинальный исход, который даже примерно представить сложно.

Вытягивая свою левую руку внутренней стороной к его правой руке, которая была сжата в кулак и немного наклонялась, чтобы сократить дистанцию между нами, появлялось ощущение какого-то секрета, какой-то тайны, как будто сама атмосфера вокруг нас менялась и оставалась лишь загадка. По глазам Тихенсона можно было понять, насколько он предвкушает этот момент, момент передачи вещи, которая должна показать и доказать, что в том контексте случайности, как мы ее понимали до этого момента, ее не существует, какая-то доля, возможно, очень маленькая, еле уловимая, вот как раз эту маленькую долю почти невозможно заметить, а все остальное вполне придерживается определенному плану, закономерности жизни.