Предпоследний шельф. Седьмой пункт

Вячеслав Тебенко, 2020

Где находится край света? Два континента смотрят на восток: там заканчивается земля и начинается океан, который вовсе не думает покоряться прогрессу. Напротив, он бросает вызов той части человечества, которая волею судеб населяет приграничье Большой земли и океана. Стихия не смотрит на границы, альянсы, международные отношения, но порой открывает самые лучшие качества народов, наций и каждого человека Содержит нецензурную брань.

Сейсмический анонс

Старенький телефон настойчиво потребовал абонента незатейливым звонком. Пора бы уже купить какой-нибудь «панасоник», помелодичнее. Хозяин неспешно подошел к аппарату. На секунду задумался: «Кому еще понадобился субботним вечером? Выходной, праздник завтра… Ладно».

— Алло, слушаю вас.

В трубке послышался треск, а затем стали говорить:

— Здорово, Камчатка, не узнал? С наступающим! Не узнал?

— Серега, ты, что ли? Богатым будешь, — радостно ответил абонент.

— Ага, признал товарища. Ну, как ты там, что там, рассказывай.

— Да все по-старому: служба, семья, дети, заботы, от получки до получки.

— Все старлеем?

— Так точно, но обещают через пару месяцев добавить звездочку.

— Лучше бы они зарплату добавили, Николай, — рассмеялись на другом конце провода.

— Не будем о грустном. Жена всю плешь проела, уехать хочет, а куда ехать — по всей стране бардак. Ты откуда звонишь, Серега, где устроился вообще?

— Знаешь, пробовал на материке прижиться, в большом городе, но назад тянет. На Сахалине я — нефть добываем.

— О, так я говорил — богатым будешь!

— Богатым не богатым, а с деньгами проблем нет. Может быть, к нам? Хватит уже на вулканах жить.

— Сахалин большой.

— А Нефтегорск наш совсем маленький, живем как большая семья.

— Серега, с праздником, завтра же День пограничника!

— Да, Коля, поздравляю, поэтому и звоню. Эх, не думал я, что службу придется бросить, недавно казалось: знамя, отряд, «граница на замке». Эх. Но завтра мы тут с ребятами отметим — на природу поедем, есть тут у меня компания, тоже из наших: два майора и один прапорщик.

В трубке вновь послышался треск. Связь куда-то пропадала, а затем и вовсе оборвалась. Николай положил трубку; номер друга он спросить не успел. Впрочем, найти его в небольшом поселке нефтяников — дело несложное. «Может быть, к нам» — эта фраза засела у него в голове: он уже много думал о переезде. На Камчатку он ехал молодым офицером пограничных войск СССР, семейный человек, жена — учитель начальных классов. Через год-другой планировали вернуться на «большую» землю — в его родной Брест, Белоруссию; рядом Смоленск, откуда родом Ольга. Получилось несколько иначе: он прослужил больше года, распался Советский Союз, какой стране он присягал, стало неясно. Люди, еще недавно состоявшие во всевозможных ВЛКСМах, КПССах, объявили армию наследием тоталитарной эпохи и поспешили выбросить красные знамена из истории, из жизни. Потом первая волна неразберихи прошла, появилась какая-никакая ясность, а вместе с ней и границы новых суверенных государств. Вчерашние сослуживцы, выпускники училищ погранвойск, встали по разные стороны границ. Разумеется, эти «границы» воспринимались ими как некая декорация политических спектаклей, казалось, что вот-вот весь этот бред закончится и наконец-то «наведут порядок». В головах никак не укладывалось, что родители оказались в другой стране, и на лесных дорогах-тропах брянских лесов, где деды-партизаны отчаянно сопротивлялись фашистским захватчикам, внуки охраняют границы трех новоявленных государств и благо пока еще не смотрят в прицел друг на друга, а на Кавказе идет самая настоящая война. Все это было там, на материке, а здесь, на Камчатке, было тихо, разве что землетрясения, большие и маленькие. Николай посмотрел: на столе лежала книжка «Землетрясение будет завтра», дальневосточные ученые специально написали книжку-пособие для жителей Камчатки на случай землетрясений. Больная тема, жена уже несколько раз устраивала скандалы. Последний был в январе, когда семья смотрела новости японских каналов о землетрясении в Кобе, потом заговорили о возможных землетрясениях на Камчатке, Курилах, старожилы припомнили большое цунами в ноябре пятьдесят второго года, когда в считанные часы смыло советский городок Северо-Курильск. Местные жители понимали, что инструктаж вовсе не для галочки. Ольга уговаривала, нет, требовала уехать из сейсмоопасной зоны на материк, а еще лучше домой. Однако Николай уезжать не хотел: природа Камчатки, океан, вулканы, сопки, тайга прочно заняли место в его сердце, а его двое маленьких детей уже становились «камчадалами», или, как их называли в Белоруссии, «камчатниками». Как быстро время летит: гласность и перестройка канули в лету, май девяносто пятого года, совсем другая жизнь, другая страна…

***

В эфире, конечно, творилась полная неразбериха: авиадиспетчеры спрашивали все борта, находящиеся в воздухе, есть у них пострадавшие или раненые на борту, и заводили такие самолеты на посадку в первую очередь, самолеты и вертолеты сажали в Хабаровске — в Южно-Сахалинске места для стоянки авиамашин не хватало. Спасатели, военные, геологи, нефтяники — осознание того, что произошло, приходило не сразу. Постоянно прибывали добровольцы, откуда они брались, толком никто не мог понять. Нескольких мальчишек буквально вытолкали из вертолета. «Погорели» они на форме: один из эмчеэсовцев обратил внимание, что трое срочников почему-то в двухцветном камуфляже, такой был только у пограничников еще из старых запасов. Сейчас солдат одевали в трехцветку или хэбэ, а у этих добротный камуфляж. Десятиклассники, 1979 года рождения, им бы нужно было держаться по одному, тогда бы добрались. Домой не отправили, работы хватало и в аэропорту. Мужчина в форме с шевроном пограничных войск отчаянно пытался проникнуть в вертолет, что-то доказывая спасателям, его захлестывали эмоции.

— Да не могу, не могу я тебя взять, у меня перевес, ты понимаешь — перевес, жди вертолета, самолета. Не знаю, у всех ситуация, — командир группы опустил руки на плечи военного и развернул его обратно, времени на дискуссию не было. Военный потопал назад:

— Ничего, будем прорываться на следующий борт.

К нему подошел интеллигентного вида молодой человек:

— Вы доброволец?

— Я? Да, — как бы растерянно произнес военный. — Сюда добрался на перекладных, друг у меня в Нефтегорске, может, дождусь — пограничники полетят, тогда точно возьмут.

— Возьмите меня, мне нужно позарез в Нефтегорск. Изучить ситуацию на месте.

— Спасатель?

— Нет, геофизик, вулканолог.

— Ну, геофизиков там как раз сейчас не хватает.

— Поймите, — произнес ученый, — мы несколько лет работали над прогнозированием землетрясений на Камчатке и Дальнем Востоке, десятки статей, все предсказывали эпицентры. Северная часть Сахалина не считалась сейсмоопасной зоной, а теперь такая вот трагедия. Почему? В чем причина, какие тектонические сдвиги произошли, разломы? Это необходимо знать.

— Думаете, пострадавшим станет легче? — военный едва сдерживал себя.

— Дело не в этом. Вероятно, это землетрясение не единственное на острове, а расселить Сахалин и Камчатку в палатки невозможно, как вы понимаете.

Николай съежился: действительно, второе крупное землетрясение в регионе за полгода. На Камчатке у него жена и двое детей: несколько секунд, и все, не успел — значит, опоздал. Жители промыслового поселка встретили трагедию ночью в собственных постелях. Не все успели воспользоваться секундами, отведенными судьбой.

Люди прибывали. В толпе выделялись отдельные группы; нельзя было не заметить нескольких лиц, как принято было говорить, «кавказской национальности» и среди них молодую женщину: видимо, тоже хотели улететь или встречали спецборт. Николай невольно слышал обрывки фраз. Семь лет назад они сами пережили подобную трагедию, пытались спасти своих близких, потом, как и тысячи земляков, разъехались в разные концы необъятного Советского Союза. Сейчас эти люди совершенно искренне хотели помочь пострадавшим.

— Доктора, медсестры свободные есть? Доктора, медсестры, фельдшеры есть? — Мужчина лет пятидесяти восточной внешности расхаживал по терминалу.

Николай и его спутник мгновенно переключили внимание на товарища в форме МЧС.

— Давай, может, сойдем за добровольцев-медиков, авось полетим? — предложил Николай.

— Мы медики-добровольцы из Хабаровска, наш рейс ушел час назад, мы готовы лететь, — машинально соврал пограничник.

— Мне нужно несколько человек, нам обещали, но они задерживаются. У меня вылет через тридцать минут. Людей нет, ждать никто не будет.

Лица кавказской национальности тоже поспешили к эмчеэсовцу:

— Возьмите, нас четверо, женщина — врач, я тоже врач, а эти двое, — он указал на своих спутников, — они в восемьдесят восьмом году завалы разбирали, не подведут.

Старший прапорщик обвел взглядом новоявленных спутников, махнул рукой:

— Пошли, некогда с бумагами возиться, каждый час на вес золота.

Документов никто не спрашивал, в чрезвычайных условиях трагедии люди действовали быстро, порой спонтанно. Регламентировать процесс не было возможности, да никто и не пытался разводить лишнюю бюрократию.

— Я старший прапорщик МЧС Иван Мацудов. Значит, присоединяетесь к нашему спасательному отряду, строго выполняйте мои распоряжения, без самодеятельности, по прибытии на место не разбредаемся. Пока будем лететь, запишем ваши данные. Обязательно оставьте контакты родственников, мало ли что.

Через полчаса добровольцы уже летели с профессиональными спасателями к Нефтегорску, вернее, к тому месту, где полтора суток назад был городок нефтяников.

В вертолете стали знакомиться. Возглавившего группу спасателей Ивана Мацудова, не сговариваясь, признали лидером и новоприбывшие. Слово за слово завязалась беседа, тема только одна: землетрясение, жертвы, поиск, спасение, причины.

— Ждали удара где угодно, только не на севере Сахалина, — недоумевал Владимир Никитенко. — Вообще не сейсмоопасная зона, прозевали ученые, прозевали.

— Землетрясение может быть не последним, — строго произнес Иван Мацудов, — стихия не знает жалости и границ, вполне вероятно, что одним ударом дело не ограничится.

— Где еще? На Камчатке ждут, — нервно спросил Владимир.

— Не об этом я, ребята, — азиатский взгляд Мацудова стал сосредоточенным. — Цунами, цунами — вот чего я боюсь.

— Цунами нам не страшны, это Азии нужно бояться, наш Дальний Восток прикрывают Япония и Курилы, — пояснил кто-то из спутников.

— В Японии, по-вашему, не люди? А Курилы? Эх, молодые люди, много в нашей стране секретов было, вы, наверное, и не знаете про цунами 5 ноября 1952 года, когда по Курильской гряде прошла гигантская волна. Говорить о трагедии было не принято, данные засекретили, вспоминали об этом лишь на Курилах, Сахалине и Камчатке. Это сейчас гласность и демократия, скоро вон Ленина понесут из Мавзолея. — Иван Мацудов как будто хотел выговориться перед молодыми людьми. — У нас и Японии одна общая проблема — цунами и землетрясения. В январе сего года тряхануло японский город Кобе, в том году Курилы, досталось Шикотану — еще и цунами. В девяносто первом году, в марте, мощное землетрясение произошло на Камчатке, в Корякском автономном округе¹

— В смысле — мощное? — переспросил пограничник.

— В том смысле, что бахнуло будь здоров, — ответил Мацудов, — баллов семь-восемь по шкале товарища Рихтера, но без жертв. Хотя чему там рушиться, плотность населения — ноль целых и ноль десятых на квадратный километр. Две избушки потрясло, поэтому и не говорили особо.

— Еще было землетрясение в Лесогорске, здесь, на Сахалине, — подхватил молодой ученый, — это в четырехстах километрах от Нефтегорска. Обошлось без жертв. А теперь вот такая беда.

— Сейсмоопасная зона у нас, что поделаешь.

— А у нас — это где, на Курилах, Камчатке, в Хабаровске или на Сахалине? Расстояния сами знаете какие!

— Вообще, все, что на границе материка и Тихого океана, — это сейсмоопасная зона. Бери карту и черти прямую линию от Окинавы до Командорских островов, вот тебе и зона землетрясений, — спокойно пояснил Мацудов.

— Почти согласен, — как бы вынужденно отозвался ученый. — Понимаете, есть так называемые сейсмофокальные зоны.

— Погоди, что значит «сейсмофокальные»? — не понял один из добровольцев.

— В Магадане зона тоже есть, — послышался чей-то голос с хрипотцой.

Ученый выдержал паузу, потом продолжил:

— На границах континентальной и океанической литосферных плит, то есть там, где заканчивается материк Евразия и начинается Тихий океан, происходит конвергация плит — это и есть сейсмофокальная зона.

— Что еще за конвертация?

— Не конвертация, а конвергация. Это сближение. Такой процесс, когда океаническая плита как бы погружается под материковую. Область вокруг этого взаимодействия — это как раз и есть сейсмофокальная зона, где происходит магматическая и тектоническая активность, то есть землетрясение. Ширина таких зон — от нескольких сотен километров, а глубина — до восьмисот километров.

— Так, и что происходит дальше? — спросил кто-то из спасателей.

— В этих зонах как раз находятся гипоцентры землетрясений. Чем меньше глубина землетрясения, тем оно ощутимее. Землетрясения идут цепочками, первую обнаружил и опубликовал в 1935 году японский сейсмолог Вадати; цепочки эти идут по наклонной в глубину океана..

— Ну правильно, там под Японскими островами чего только нет, живут на честном слове.

— Почти так, — промолвил ученый. — Современная карта сейсмофокальных зон Японии охватывает большие глубины, под Японией прослеживается субдуцирующая плита, разделенная на зоны с разными углами погружения: Японскую, Идзу-Бонинскую и Нанкай. Океанический желоб Нанкай проходит рядом с Хоккайдо и нашими Курилами, фантасты говорят, что Хоккайдо рано или поздно провалится в этот желоб.

— Плиты движутся с востока на запад или с юга на север, или по диагонали, и какова скорость? — иронично поинтересовался Мацудов.

— Если ученые все знают, почему не предсказывают землетрясения заранее? Выходит, плита ныряет под японцев, и весь архипелаг — зона перспективной катастрофы без вариантов? — Несмотря на шум мотора, вопросы сыпались от всех, кто находился рядом.

— Сейчас попробую объяснить, — ответил Борис. — Нам не хватает временных данных; понимаете, изучение внутреннего строения земли, земной коры носит преимущественно теоретический характер. Какими зафиксированными данными мы можем оперировать? Только источники тысячелетней давности, и лишь в том случае, если событие происходило где-то близко к цивилизации, а не на периферии. Тем самым сколько-нибудь фиксированный характер наблюдений ограничен историческим временем и географией.

— Н-да, а если по-русски объяснить?

— Ученые хотят сказать, что геология часто жонглирует периодами в сотни тысяч лет по всему земному шару. А факты имеются только те, что записали историки в пределах видимости. Грубо говоря, какие сейсмические события происходили на Камчатке лет пятьсот назад, никто не знает, — пояснил Мацудов.

— Именно так, — развел руками ученый, — мы лишь предполагаем. Землетрясение — сложное явление, как его определить, понять природу? Движение земной коры, плит литосферы или каких-то тектонических блоков под действием внешних сил вселенского масштаба…

— Вы хотите сказать, землетрясение происходит из космоса? — усмехнулся кто-то.

— Отнюдь нет, это упрощенно, если не сказать примитивно. Землетрясение — это результат разрыва, нарушения «сплошности» пород в связи с создавшимися в земной коре новыми термодинамическими условиями.

— Опять вы с этими терминами, а по-простому разве нельзя? — проворчал спасатель с седыми висками.

— Короче, под воздействием внешних сил с одной стороны и ядра — с другой к мантии движется поток колоссальной энергии, который нарушает покой земной коры.

— Вот так уже яснее, нарушает покой земной коры и наш эмчеэсовский покой тоже, — на лицах мелькнули сдержанные улыбки.

— Причиной землетрясения является быстрое смещение участка земной коры в момент деформации в очаге землетрясения.

— Короче, Склифосовский, картина выглядит так, будто бы в здании из блоков какой-нибудь чудак силой выбивает кувалдой бару блоков, и конструкция начинает сыпаться.

— Совершенно верно. Потенциальная упругая энергия, запасенная в недрах планеты, переходит в кинетическую энергию колебаний, и энергии этой до фига, — Борис чувствовал, что его спутники тоже не прочь поразмышлять, просто они не любят умных слов.

— Прям как жена моя — терпит, терпит, потом разразится праведным гневом, закатит скандал на девять баллов.

— Ага, это можно примерно объяснить словами «где тонко, там и рвется», так?

— Точно, где тонко, там и рвется, точнее, валится.

— А тоньше всего там, где земля соприкасается с океаном и толщина земной коры меньше, потому что вместо суши вода, что делает наше океаническое побережье пороховой бочкой.

— Тогда почему другая оконечность Евразии не столь сейсмична? Мурманское побережье? — прозвучал закономерный вопрос.

— Значит, трясти должно повсюду, а рваться только на Дальнем Востоке, к примеру?

Ученый задумался: вполне логичный вопрос требовал логичного объяснения.

— Знаете, — продолжил Борис, — есть понятие геодинамики Земли. Вы слышали о ядре, мантии, температурах магмы…

— Про ядро все слышали, только никто его не видел.

— Вероятно, силы, внутренние силы Земли, не поддающиеся наблюдению, постоянно движут земную кору, и Земля разряжается вулканами и землетрясениями. Разность температур океана и глубин планеты порождает выплеск энергии. На беду, эти вулканы и разломы проходят по населенным островам.

— Умно придумано, а космос при чем?

— Друзья, — продолжил ученый, — наука занимается тем, что постоянно опровергает ею же установленные истины. Как правило, новая догма появляется, когда сторонники старой умирают. На сегодняшний день мы можем лишь предполагать, что солнечная активность, приливы Луны воздействуют на полюсы Земли, на это самое ядро, будь оно неладно, вызывая землетрясения в разных уголках планеты на суше и в океане.

— Одним словом, профессор, — высказался один из поисковиков-спасателей, — где будет следующее землетрясение, не знает ни академик, ни генерал.

Все замолчали. Все-таки впереди их ждала трагедия. Мацудов обвел взглядом спасателей и добровольцев:

— Могу сказать, что трясло, трясет и трясти будет: Курилы, Камчатка, Япония, теперь вот Сахалин. Единственный выход — это строительство суперсейсмоустойчивых зданий. Лет через десять-пятнадцать вновь будет «движение коры с мощным выбросом сейсмической энергии», и дай бог, чтобы в эпицентре была безлюдная тундра или дикий островок.

— Почему через десять-пятнадцать лет? — поинтересовался ученый.

— Слишком долго я живу на этой земле, — Мацудов отвернулся к иллюминатору. Вновь нахлынули воспоминания.

Среди ночи тревожные голоса родителей, потом его мгновенно подхватили на руки. Едва одетые, они с отцом и матерью выскочили на улицу, там уже было полно до смерти перепуганных людей. Пограничники шли по улице и стреляли в воздух из пистолетов. «Вода, вода идет!» — срывая голос, орал молодой парень в форме. Кто как мог бежали к сопкам, мальчик едва поспевал за матерью. Отец отчаянно колотил в дверь соседского дома; там крепко спали, но звон разбившегося стекла быстро разбудил людей. Через несколько минут поселок промысловиков накрыло огромной волной. Слышались крики людей всех возрастов. Волна с силой сносила бетонные плиты, катера, лодки, потом и жилища. Мальчик смотрел на взрослых: они ничего не понимали, всем было холодно, кто-то убежал от стихии босиком. Кэтсу — отец мальчика — не мог сидеть сложа руки. После удара цунами, оставив семью на возвышенности, он отправился вниз спасать тех, кого еще можно спасти, искать теплую одежду, пищу. Это решение стало роковым для тех, кто отважился спуститься. Бушующая волна вновь накрыла поселок, завершив начатое. Кэтсу пропал без вести, а значит, погиб. Утром океан приносил мертвых. Поселок был разрушен. Люди, проклиная стихию, пытались выжить — помощь пришла далеко не сразу. Кэтсу Мацудо, бывший японский подданный, не был найден. Погибших, что отдавала вода каждый день, хоронили в братской могиле.

До войны Северо-Курильск назывался Касивабара. После того, как этот городок-поселок заняли части Красной Армии, местные жители никуда не делись; часть из них активно включилась в социалистическое строительство на границе Евразии и Тихого океана. Отношения русских и японцев запрещались, однако кто запретит? Складывались смешанные ячейки общества — любовь не смотрит на такие пустяки, как принадлежность к гражданству, особенно здесь, на почти первобытных островах, окруженных стихией океана! Первая репатриация японцев с Курил началась в 1947 году, когда маленькому Ивану не было и года. Правдами и неправдами Кэтсу Мацудо остался в Советском Союзе, сына при рождении записали Мацудовым. Однако едва ли это имело значение, когда позади нелепая война, ты остался жив, встретил любовь, а впереди еще вся жизнь…

Море еще долго выбрасывало домашнюю утварь и трупы на побережье Курильских островов. Оксана, жена Кэтсу, не желала, чтобы вода принесла тело мужа. Он любил только ее, сына и океан. Каждый год в ночь на пятое ноября Оксана зажигала свечу, вместе с сыном они несколько часов сидели и молча смотрели друг на друга. Иван Кэтсуевич Мацудов, будучи человеком взрослым, эту традицию не оставлял в память об отце и погибших во время стихии японцах и русских…

Вертолет летел над Сахалином к месту трагедии. Пошел снег, холодало; опытный поисковик понимал, что там, под завалами Нефтегорска, кто-то умрет от переохлаждения до прихода помощи. Операция станет одной из самых сложных за время его службы, не столько в техническом, сколько в моральном плане. Иван Мацудов еще раз посмотрел на спасателей и добровольцев: «Выдержат не все — одни молча замкнутся в себе, иные сорвутся в истерике, и те, и другие покинут место происшествия до завершения спасательных работ».

— Ну вот, видишь, с краю мужчина — это Борис, геофизик из академии наук, следующий в форме — наш коллега, пограничник дядя Коля, он потом еще к нам приезжал, — офицер пальцем листал экран айфона. — Здесь они уже покидают место трагедии: на лицах только боль и печаль, вот дед мой Иван Мацудов — после Нефтегорска он ушел из МЧС.

— Да… А с городом этим что — не стали восстанавливать?

— Нет, восстанавливать было уже нечего: блочные дома полностью разрушены, из трех тысяч жителей поселка больше двух тысяч погибло. Построили мемориальный центр.

— Это в каком же году случилось, а?

— Нас с тобой еще не было, — быстро сказал офицер. — В ночь на 28 мая 1995 года, уже, считай, сорок пять лет прошло, в День пограничника беда пришла.

— Сорок три, если быть точным. Дед твой, значит, по отцу японец, и ты в какой-то степени тоже.

— Скорее всего, я камчадал, — улыбнулся собеседник. — Нравится у нас на Курилах — океан, природа, размах?

— Еще бы, не жалею, что перевод получил. Не то что в моем Брянске — лесополоса, речка, пруды, проехал семьдесят километров — и ты уже в другой области.

— Ага, здесь можно ехать, ехать, ехать и никуда не приехать. На Дальнем Востоке свои расстояния, а мы здесь вообще на краю земли.

— Почему в МЧС не пошел? У вас же это семейная традиция, как я понял.

— Дядя Коля сбил: пограничником будешь, пограничником будешь.

— А ты?

— Да я, по правде сказать, ни туда, ни туда особо не хотел.

— А сейчас?

— Сейчас? Знаешь, человек ищет себя, и бывает так, что находит свое место и дело. Пусть даже на краю света. Как говорили советские пограничники, «земля имеет форму чемодана». Меня на материк не тянет.

— На большой земле и в большом городе свои правила, «камчатнику» там, как бы это сказать, не хватает воздуха. Атмосфера не та.

— Здесь, на острове, нам хватает и воздуха, и простора, даже чересчур. Сидим тут аки аскеты-монахи.

— Соглашусь, но кто не успел — тот опоздал, раньше думать надо было, так сказать, искать, найти и…

— И спутать себя по рукам и ногам. Тут, понимаешь, не каждой интересно с тобой по «камчатке» мотаться.

— Ты мне об этом будешь рассказывать! У меня все накрылось медным изделием: познакомились на большой земле и вместе хотели ехать. Приехали, три месяца прожили, потом говорит: «Или я, или Курилы».

— Ты выбрал?

— Разные мы, хоть на Курилах, хоть в Питере, выбрал я свободу, а Курилы — скорее повод… для меня.

— На островах прослужишь — можно на пенсию выйти холостым. У нас тут все сложно в вопросе семьи и брака.

— Да, мне достаточно на тебя посмотреть, — рассмеялся Кравченко, глядя на капитана Мацудова.

— А я… ну как тебе сказать… понимаешь, такое дело произошло…

— Конечно, понимаю, — добродушно ответил собеседник, — такое дело, и правильнее сказать, «не произошло».

— Именно это я и имел в виду.

— Опа, держись, — в кабинетике задрожали нехитрая мебель и компьютерная техника. Что, опять? Несколько секунд два человека пребывали в замешательстве. Вскоре вновь почувствовались подземные толчки; люди воспринимали их без паники: за последние месяцы это стало привычным. А здание из деревянных и пенополипропиленовых конструкций было специально спроектировано так, что даже в случае разрушения не представляло серьезной опасности для его обитателей.

— Спорим, балла три было?

— Ну, что-то около того.

За несколько месяцев службы военные уже безо всяких приборов, на основании опыта и ощущений, так сказать, эмпирически могли прикидывать силу землетрясений, и с каждым разом их ощущения все больше и больше соответствовали показаниям приборов. Через несколько минут прошло радиооповещение: зафиксировано землетрясение магнитудой три балла, сейсмическая волна пришла, как обычно, с Шикотанского направления.

Южную часть Курильской гряды, как говорили промысловики и пограничники, «расшатывало» уже несколько лет подряд. Старожилы Камчатки и Курил вели тревожный отсчет с октября 1994 года — от катастрофического Шикотанского землетрясения магнитудой 8,1. Землетрясение сопровождалось цунами. Волна, обрушившаяся на острова, достигала восьми метров, а в бухте Церковной океан разразился пятнадцатиметровым шквалом. Полевыми исследователями было установлено: Шикотан чуть-чуть ушел под воду. Сейсмофокальная зона за три года успела перекочевать на север, строго по островной дуге в направлении материка. В 1997 году в полутора тысячах километров от Шикотана, вблизи Кроноцкого залива полуострова Камчатки, произошло мощнейшее землетрясение магнитудой 7,9. Очаг землетрясения находился лишь в 360 километрах от Петропавловска-Камчатского. Ученые составляли карты и прогнозы, с различной вероятностью, следующего «сейсмического события». В научных публикациях и статьях вся Камчатка, Курилы, Японский архипелаг были разбиты на зоны, секторы, блоки возможных подземных толчков.

А в июне 2027 года в узких кругах заговорили о прогнозах Александра Васильевича Викулина, российского ученого, предсказавшего возможное землетрясение вблизи островов Кетой и Онекотан в районе девятой сейсмофокальной зоны на 2018–2028 годы. Само землетрясение не заставило себя долго ждать и случилось в районе острова Онекотан в июле 2027-го. Землетрясение спровоцировало мощнейшее цунами, высота волны тогда достигала двадцати метров и более. Океан миллионами тонн воды обрушился на острова, основной удар цунами принял непокоренный стихией Шикотан. Волна крушила на своем пути все: причалы, защитные сооружения, рыболовные суда, корабли пограничников и экологов; плавучий завод компании ТОМО² выбросило на берег по частям, вместе с тушами двух громадных китов. Лишь благодаря международной системе оповещения в Тихом океане удалось избежать жертв среди гражданского населения. Учения пограничных войск России и морских сил самообороны Японии по отработке совместных действий в случае стихийных бедствий и экологических катастроф были приостановлены. Точнее, они переросли в реальную гуманитарную операцию с далеко идущими политическими последствиями. Миллионы людей во всем мире, скрестив пальцы, в прямом эфире наблюдали съемки с летательных аппаратов того, как военнослужащие обеих стран, находившиеся на острове Шикотан, вместе эвакуировали гражданское население в безопасные районы острова. Последующие события по ликвидации последствий стихии были уже не столь драматичны — на Кунашир пришла волна куда меньшей силы. Осенью 2027-го вблизи Шикотана произошло еще одно землетрясение силой 6,5 балла. По результатам космической съемки, остров ушел под воду более чем на 1,2 метра. Общественность, от политических фриков до серьезных ученых-сейсмологов, забила в колокола. Среди тех и других прозвучали заявления о том, что через несколько лет на месте Шикотана будет соленая вода Тихого океана.

Международная корпорация ТОМО приняла вызов стихии не столько героически, сколько прагматично. Всем жителям Шикотана было предложено переселиться на Кунашир или материк за счет средств компании. В 2028 году еще одно цунами прошлось вдоль берегов Шикотана. Вскоре остров стал зоной повышенной опасности. Многочисленные сотрудники, рабочие компании ТОМО, экологи, военнослужащие сосуществовали в режиме постоянного чрезвычайного положения. Шикотан превращался в подобие международной орбитальной станции. С той разницей, что в космосе нет цунами — разве что метеоритный дождь или комета, раз в сто лет. Несмотря на зону постоянной угрозы, ТОМО только наращивала свою деятельность на островах. Желающих работать, как в то время говорили, «под волной» находилось достаточно, жители Юго-Восточной Азии и Европы, авантюристы со всего мира ехали испытывать судьбу и зарабатывать деньги. На остров потянулась бесконечная вереница ученых самых разных мастей и калибров, от принципиальных защитников океана до циничных лоббистов крупных корпораций. Подобный конгломерат людей, кораблей и авиатехники со всех уголков планеты добавлял задач пограничным службам Японии и России.

***

— Остров у нас хороший, но маленький. Слишком маленький. На Шикотане служба веселее, еще неделю здесь болтаемся, и наконец-то смена.

— У тебя отпуск когда?

— Совсем немного осталось: три недели — и два месяца свободы, от отцов-командиров, вахт, наблюдений, проверок.

— Куда двинешь: на материк, за границу в Тай?

— Нет, на материке делать нечего, компания подобралась — моряки-рыбаки, поедем осматривать достопримечательности Токио. У меня ведь дед японец, хоть и наполовину, — молодой человек после нескольких секунд молчания продолжил: — Никогда еще в Японии не был, сколько раз откладывал, потом да потом. Совместные визиты в портовых городках не в счет, совместное патрулирование тоже. Хочется без спешки и оглядки, прочувствовать, увидеть, как бы сказать… ощутить Страну восходящего солнца.

— Коля, если ты такой весь чувствительный, — пошутил военный, — тебе, может, в Японии поискать скво?

— Скво, Игорь, не ищут, ее встречают; тебе не понять, — собеседник безнадежно махнул рукой.

— Вот я и говорю — встретить, потом будете складывать вместе эти, как их, хокку и танка. По четным танка, а по нечетным хокку или наоборот, как тебе больше нравится.

— Да я смотрю, ты знаток семейной жизни, Игорь.

— Конечно, мне моя всю плешь проела, с утра ямбы, а вечером хореи закатывала. Не сошлись характерами. А хокку я и сам могу. Вот смотри, например, — Игорь решил импровизировать, — весьма недорого, но от сердца:

Лесная чаща, в засаде

Пес и пограничник.

Замок. Граница.

— Да вы, молодой человек, мастер прямо. Какой слог, глубина!

— Минуточку, коллега, вот сейчас танка будет. Эх, жаль, Пушкин не знал японской поэзии, он бы им показал. Так, так, танка про любовь, про твою… Дай сообразить… Нужно про острова, про одиночество, надежду и океан.

— Ну, ты не торопись, хайдзины — японские поэты — вынашивали свои пятистишия месяцами, а то и годами, — в тон товарищу проговорил Николай.

— Или они рождались спонтанно, мгновенный природный импульс, и мозг, совершающий триллион операций в секунду, рифмующий поэмы, вдруг рождал нехитрые строчки, передававшие слушателю состояние души, чувства и мироощущения индивида.

— Может быть, ты после школы пошел не той дорогой? Гуманитарный институт какой-нибудь, литературная карьера? — чуть-чуть серьезнее сказал Николай.

— Поэт — это состояние души; инженер, аквалангист, моряк, эколог, китобоец — каждый из нас бывает поэтом.

— Действительно, верно. Как ты там говорил — родились строки, передающие слушателю чувства и философию индивида в момент времени?

Лодка, люди,

Девушка. Острова.

Любовь случилась

Посреди океана.

Лодка, вернее, небольшое исследовательское судно с международной командой специалистов неспешно приближалось к Анучину — одному из самых маленьких (всего два квадратных километра) островов гряды. На борту судна Маё Мацудо, эколог, тоже сочиняла хокку и танка.

В том было мало странного,

Темы стихов молодых

Частенько похожи.

***

Название научно-исследовательского судна «Spes» на давно ушедшей латыни значит «Надежда». По замыслу вдохновителей, надежда прежде всего на разумное и доброе начало в каждом человеке, этносе, нации. Мировой океан, бросая вызов северо-восточной оконечности Евразии постоянными землетрясениями, вулканами и цунами, прежде был источником ресурсов, пищи, минералов, морских деликатесов, а в последние десятилетия — еще и бесконечных мегаватт энергии, извлекаемых всеми мыслимыми способами. Крупные компании снаряжали научные экспедиции с самыми разными целями. Международный бизнес мог позволить себе перспективные разработки океанических ферм вблизи островов или на базе огромных танкеров, давно перевозивших нефть между континентами. Все это требовало больших затрат, согласований с министерствами экологии, службами, экологическим комитетом ООН, а еще привлекало множество защитников океана из международных экологических организаций. Специалисты на судне «Надежда» занимались наблюдениями за передвижением китов и дельфинов, изучением сейсмической активности, цунами. Экспедиция судна преследовала вполне банальную цель — предупреждение землетрясений и цунами, дельфины, как считалось, могли выступать в роли предвестников катаклизмов самых разных масштабов. Разумеется, на Дальнем Востоке — в России, Японии, где пограничные службы тесно взаимодействовали друг с другом, — международные экспедиции заранее объявляли о своем присутствии и готовности к досмотру, даже в нейтральных водах. Такое положение сложилось после «инцидента 2033» недалеко от Курильских островов.

История эта началась, когда предприимчивые граждане нескольких государств — двое россиян, француз, филиппинец и поданный Великобритании — учредили организацию IDWO — International defenders of world ocean. «Международные защитники мирового океана» занимались сбором средств для защиты флоры и фауны среди государственных органов, корпораций и частных лиц. Позднее компания переключилась на международными морские экспедиции, пару лет успешно сотрудничала с известной австрало-индийской Sea energy³, лоббировала интересы и других корпораций. В какой-то момент дела пошли плохо, однако эти «экологи» не растерялись и организовали очень прибыльный бизнес. Закупив суда-беспилотники, они наняли команды таких же проходимцев, правда, несколько беднее, и стали заниматься незаконной добычей морепродуктов под видом международной экологической организации с благородным названием.

К каждому судну-беспилотнику прикреплялся быстроходный катер. Экипаж вел бесперебойную добычу деликатесов без всяких патентов, налогов и экологов. В тихоокеанском бассейне вблизи побережья Камчатки и Курил эта «хозяйственная деятельность» приобрела особый размах. Международные браконьеры искусно маневрировали между территориальными и нейтральными водами. В случае явной угрозы команда уходила на катере в океан, а судно самостоятельно играло «в догонялки» с пограничниками. В нейтральных водах постоянно дежурили большие суда IDWО, куда перегружали добычу и где базировалась вся инфраструктура браконьеров.

После нескольких задержаний катеров «промысловики» стали оборудовать суда-беспилотники автоматическими пулеметами. Пограничные войска РФ и японские ВМС перешли к более решительным действиям. В апреле 2033 года в нейтральных водах, не далее чем в трехстах милях от Курил, в ходе преследования браконьеров сторожевыми кораблями и авиацией военные подошли к судну «экологов» «Дельфин» под зелено-голубым флагом IDWO. Несколько беспилотных судов, дрейфующих рядом, открыли огонь по военным. В ходе боя японская авиация и российские сторожевые корабли уничтожили суда-беспилотники. Корабль «экологов» был задержан вместе с экипажем. IDWO уже через несколько часов заявила протест, команды юристов отправились в Токио и Москву. Разразился международный скандал, профинансированный IDWO. Однако нескольких часов непрерывной съемки погони с моря и воздуха были плохим аргументом. IDWO подписала себе приговор. Разумеется, не только «Международные защитники мирового океана» занимались подобным промыслом, однако именно после этого инцидента началось самое настоящее, а не формальное сотрудничество экологов и военных в Дальневосточном регионе. Досмотр судов, пограничный контроль, обмен информацией, совместные рейды стали обыденным делом.

Исследовательское судно «Надежда», зарегистрированное пограничной службой, относилось к положительным, или, как их называли пограничники, «полезным» экологам, несмотря на то, что какой-то объем деятельности и добываемой учеными информации оставались за кадром.

— Маё, наша смена. Гляди в оба, рано или поздно они должны появиться, должны.

— Скажешь тоже, уже два дня мы совсем никого не встречали. Они как будто ушли.

— Ушли не ушли, а наше дело — вести наблюдение, видеофиксация дает бестолковые сигналы.

— Я готова, вперед, Элен.

Девушки поднялись из кают и заняли свои места. Наблюдательный пост на верхней палубе вмещал не более четырех человек.

— Кстати, с нами будет дежурить Синг, — Элен подмигнула коллеге.

— Синг? Его смена уже была, разве нет?

— Как бы не так, дорогая. Наш лев⁴*, как я погляжу, делает все, чтобы так или иначе оказаться в твоей компании, Маё. Даже не знаю, что будет у нас — у вас — в результате экспедиции, — смеясь проговорила Элен.

— Отчего же Элен не поймала льва в свои сети? Француженки, как известно, мастерицы в подобной охоте, — Маё решила дать небольшой отпор.

— Странно, где бы я ни появилась, нас считают этакими ветреными обольстительницами, а между прочим, некоторые провинции Франции остаются оплотом традиций и морали.

— Тише, по-моему, крадется лев, — по-детски хихикнула Маё.

Молодой высокий мужчина восточной внешности появился на наблюдательном посту и сдержанно поприветствовал девушек. Однако даже не самый внимательный наблюдатель по его улыбке, взглядам, жестам заметил бы, что он вовсе не был равнодушен к своим спутницам.

— Ну что, кого сегодня мы рассчитываем поймать: косатку, сейвала, финвала⁵

— Финвала? Лучше держаться от них подальше, если мы хотим избежать неприятностей, — заметила Элен.

— А вдруг это какая-нибудь свободная особь, еще «неокольцованная» GPS-маячком, и мы сможем внести ее в базу данных и тем самым сохранить редкое животное?

— Знаете, коллеги, — вмешалась Маё, — уже обнаружить бы кого угодно. Иначе нам придется заполнять отчет только по GPS-навигации.

— Будем гоняться за свиньями, их, по крайней мере, значительно больше, чем китов.

— Синг, научная терминология в этом отношении несправедлива к этим животным. «Дельфин» звучит куда изящнее и благороднее, чем «свинья», — Элен покосилась на индийца, — вы не находите?

Мужчина улыбнулся и лукаво посмотрел на Элен:

— Как вам будет угодно, мадам.

— Эй, смотрите, — Маё сделала жест рукой, не отрываясь от бинокля.

— Где, где?

— Маё, ты точно его видишь?

Девушка очень спокойно вытянула вперед руку, указывая направление. Элен и Синг схватили свои бинокли со стоек и стали «сканировать» горизонт океана.

Наблюдения не прошли даром: в семи-восьми милях от судна можно было видеть фонтаны трех или четырех китов. Синг подал сигнал наблюдателю на марсовой площадке и капитану судна. Теперь «Надежда» взяла курс на сближение с китами. Оставалось надеяться, что это не «окольцованные» финвалы или синие киты, — в этом случае пришлось бы ограничиться лишь наблюдением, причем весьма с приличного расстояния. Дело в том, что по «китовой» конвенции 2035 года финвалы и голубые киты, прочипированные Федерацией защиты китов, пользовались самым настоящим иммунитетом. Несколько компьютеров и систем навигации следили за передвижением этих громадных животных по всему мировому океану. Кроме того, спутники отлеживали приближение всех судов к этим китам. Если корабль пытался приблизиться к животному менее чем на пять километров, спутник автоматически подавал сигнал в головные компьютеры, а оттуда сигнал поступал на военные корабли стран-участниц конвенции и суда экологов — сразу становилось известно, что в определенном секторе рядом с китами находится корабль. Таким образом, китов пытались защитить от незаконного промысла.

Впервые эта система стартовала в апреле 2035 года, когда китобойцы компании Nord Sea Resourse решили добыть китов явно бóльших, нежели они выводили. Судно преследовало трех особей. Сигнал «внимание» поступил экологам и военным. Предупреждение с научно-исследовательского судна «Шонаммару», оказавшегося в секторе, незадачливые промысловики в пылу азарта не восприняли всерьез и продолжили преследовать голубых китов. Спустя полчаса в воздухе появились истребители авианосца ВМС США, дрейфовавшего недалеко от злополучного сектора, — там тоже получили сначала сигнал «внимание», а потом — «опасность». Военные самолеты значительно поумерили пыл китобойцев, судно было остановлено. Случай получил широкую огласку, система защиты китов начала работать.

Однако замеченные Маё киты не подавали никаких радиосигналов. А значит, началось преследование. Капитан и штурман пытались предугадать дальнейший маршрут животных. Рулевое управление перевели в ручной режим. Боцман и несколько стрелков готовили ружья. Девушкам оставалось наблюдать; их миссия теперь изменилась — в руках появились камеры. Каждой хотелось запечатлеть зрелище. Посреди океана вновь взметнулся фонтан, потом другой; киты погружались в воду на семь-восемь минут. Боцман и марсовый матрос фиксировали скорость и дистанцию, с которой двигались киты. Судно шло полным ходом. Киты «галсировали», не подозревая о приближающемся судне или не видя в нем какой-либо угрозы. Боцман с марсовой площадки вел наблюдение, капитан готовился отдать распоряжения штурману, рулевому и вахтенному механику. Когда судно сократило дистанцию — до китов оставалось не больше мили, — животные, видимо, почувствовали тревогу и повернули на восток. Судно устремилось за ними. Расстояние сокращалось, однако киты быстро маневрировали, меняя курс как им заблагорассудится. Рулевой внимательно следил за боцманом, который жестом мог подать команду о смене курса: от их взаимодействия зависело то, насколько близко корабль сможет подойти к громадным существам.

— Левее! — выкрикнул боцман и мгновенно махнул рукой. Киты, кажется, не желали встречи с человеком и поплыли прочь. Однако стальной двигатель был намного выносливее животных. Через десять минут уже и стрелки, и наблюдатели могли хорошо рассмотреть выныривающих из воды великанов.

— Приготовиться! — прокричал боцман стрелкам. Ясно: киты совсем рядом. С марсовой площадки боцман мог разглядеть китов даже на небольшой глубине.

— Правый борт, внимание!

Метрах в сорока показался фонтан, мгновение — и прозвучало несколько выстрелов. Стрелки поторопились. Судно двигалось дальше, догоняя еще одну особь. Киты увеличили скорость и стали уходить от судна, чаще ныряя под воду: то там, то сям показывались фонтаны высотой в несколько метров.

— Маё, и кто это, по-твоему? — спросила Элен, указывая на китов. — Ты у нас специалист по морским животным.

— Северный плавун, на девяносто процентов уверена, — ответила Маё.

— Держатся они неплохо. У нас осталось две-три попытки — киты напуганы, как я понимаю.

— Внимание, прямо по курсу! — Боцман, которому было виднее, вновь дал знак стрелкам. Выстрел оказался неудачным: кит ушел по воду быстрее. Теперь киты, воспользовавшись своим природным преимуществом, стали нырять глубже, оставаясь под водой до десяти минут. Судно ложилось в дрейф. Требовалось время, чтобы вновь получить шанс для атаки.

— Вот он!!! — У края левого борта в метрах двадцати показалась черная спина кита. — Эээ, — рулевого как будто никто не услышал.

Выстрел.

— Есть, попал, попал! — прокричали матросы. Мужчина молча опустил ружье; он единственный успел среагировать. Синг оказался среди стрелков, видимо, не желая быть безучастным наблюдателем. Опыта у него было более чем достаточно.

— Ну, что я говорила, наш лев самый лучший, — Элен улыбнулась подруге.

— Это случайность, — равнодушно сказала Маё.

Киты, устав от соревнования с двигателем судна, замедлили ход, выныривая и подставляя свои громадные спины. Матросы по обоим бортам стали стрелять. Помповые ружья Ларсена действовали безотказно, дротики, втыкаясь в толщу кожи кожу, через пару секунд выпадали — катер должен был подобрать их из воды. Пробы кожи нужны были для анализа загрязнений животных органохлоридами и понимания циркуляции этих веществ в океане. Другие дротики, очень тонкие, должны были оставаться в коже китов как можно дольше — это были крошечные GPS-маячки. Теперь киты оказывались в поле зрения экологов, изучавших их миграцию, скорость передвижения и прочее, и прочее.

Дельфины, косатки, киты привлекали не только биологов, но и сейсмологов. Особое внимание морским млекопитающим стали уделять после того, как пятьдесят дельфинов совершили коллективное «самоубийство», выбросившись на побережье, а через шесть дней произошло мощное землетрясение, породившие цунами, и весь мир узнал слово «Фукусима». Ученые по всему миру пытались найти или, напротив, опровергнуть девиантное поведение обитателей моря накануне сейсмических событий. Одни говорили, что дельфины ориентируются с помощью ультразвука; в ходе тектонических изменений земной коры ультразвуковой баланс нарушается, дельфин посылает ультразвук, а в ответ получает уже искаженный сигнал, который его «ослепляет», и особь оказывается на берегу. Кто-то утверждал, что при разломах земной коры происходит аномальная дегазация вод, и животные ищут спасения на берегу, будучи не в силах находиться в воде. Говорили о геомагнитных, вихревых волнах, которые меняются перед землетрясением и цунами, поэтому обитатели океана теряются в океане.

Исследователям на судне «Надежда» было интересно все. Экспедиция щедро финансировалась, хотя едва ли можно было назвать главную цель путешествия — не говоря уже о разности мнений среди ученых относительно той или иной задачи, а также о маршруте судна, который несколько раз успели поменять. Судя по всему, руководство Sea energy вообще не интересовали расходы. Капитану и команде матросов казалось расточительством снаряжать дорогостоящую экспедицию с коллективом ученых; впрочем, ученым-экологам тоже так казалось. Единственным человеком на судне, которому ничего не казалось, был Синг Бхатия. Он внимательно слушал исследователей, присутствовал на всех дискуссиях, внимал каждой новой мысли, идее. Однако, четко выполняя указания своего дяди, Синг тоже до конца не понимал, зачем ему потребовался этот ворох идей от людей, кое-кто из которых в научном мире считался, как бы это сказать… не совсем нормальным. Лакшман Чаудхари, глава Sea energy, никого не посвящал в свой замысел — он давал поручения. Если физику-миллиардеру понадобились идеи, значит, он хотел что-то получить. А что нужно человеку, который мог содержать собственный флот?..

***

Худощавый мужчина со смуглой кожей и большими черными глазами смотрел на океан из просторной, скромно убранной комнаты. Большие черные глаза искали какую-то точку среди волн. Множество больших и малых судов под разными флагами, заходившие в порт или стоявшие на рейде, едва привлекали его внимание. Перед ним был только безбрежный океан, способный накормить, обогреть, восстановить силы миллионов людей, а потом с абсолютным равнодушием забрать жизни многих и многих.

Сотни экспедиций, десятки погружений: человек каждый раз пытался победить свой страх перед стихией. Но страх оказывался сильнее — океан был сильнее. Сильнее своим равнодушием и безмятежностью. Лакшман в надежде сломить свой страх однажды решился на отчаянный шаг — пересечь океан на маленькой лодке вместе с двумя профессиональными путешественниками. За две недели они преодолели расстояние в тысячи километров от берегов восточной Индии к острову Суматра и далее к побережью Сомали. Такой маршрут был выбран неслучайно, но только спустя некоторое время попутчики догадались, что стоит за причудливой траекторией движения странного путешественника. Он мечтал пересечь океан всю жизнь, но отнюдь не из любви к водной стихии, жажды приключений или известности. Современные герои-путешественники уже давно освоили кругосветку, сделав ее вполне обыденной. На малых суденышках, на резиновых лодках с онлайн-трансляцией на весь мир, она стала привычным развлечением для широкой публики. Лакшман не афишировал свою поездку, напротив, пытался сохранить ее в тайне и до, и после. Он сумел покорить Индийский океан, испытав все трудности и опасности морского путешествия: сильный ветер, шторм, встречи с морскими животными, которые запросто могли разнести их посудину нечаянным движением хвоста, и мириады тонн соленой воды без малейшего намека на твердую поверхность земли. Но в глубине души он признавал, что океан для него так и остался непокоренным, этот океан по-прежнему вызывал смятение и страх. Первобытный страх человека оказаться посреди воды, пусть даже на палубе лайнера или хотя бы надувной лодки.

Океан навсегда стал для него разрушающей волной цунами с тех пор, как в декабре 2004 года девятилетний Лакшман лишился своей семьи — родителей, братьев, сестер, — и дома. Тогда он проклял море, забравшее у него все, и поклялся ему отомстить, как это делают в прорыве гнева и ярости все дети, со временем остывая и забывая обиды и клятвы. Но Лакшман слишком многого лишился, чтобы так просто простить океан. Неделями он смотрел на бесконечные волны, так спокойно и безучастно омывающие берега Индии. Откуда взялась эта сила — цунами, в считанные часы уничтожившее города и селения в трех частях света, разделенных тысячами и тысячами миль? Глубокая скорбь порождает нравственное напряжение, часто истончая нервную систему. Взрослые пытаются лечить это с помощью алкоголя или заглушают ее житейской суетой и заботой о живых. Ребенку это недоступно, поэтому ему гораздо тяжелее, чем взрослому, особенно когда он способен размышлять и глубоко чувствовать. Кто-то из взрослых вместо бесконечных слов утешения, глядя на несчастного мальчика, посоветовал ему заняться физикой и уничтожить океан, чтобы человечество вздохнуло свободно. Физика стала смыслом и делом его жизни.

В заключительной книге индийской «Ригведы» о мироздании сказано так:

Закон и истина родились

Из воспламенившегося жара.

Из него родилась ночь,

Из него — волнующийся океан.

Сила рождается от энергии, которую дает нечто, получая ее из ничего. Спустя годы Лакшман Чаудхари уже думал не уничтожить океан, но заставить ЕГО служить человечеству и лично ему, Лакшману.

***

— Ученые, ученые, как угри копченые, — матрос недовольно расхаживал по палубе. — Замучился я сегодня за этими дротиками плавать. Два мы не нашли, так эти мадам прибежали к капитану, так и так, матросы халатно относятся к своим обязанностям. Давайте катер на воду и вперед, искать дротики с пробами.

— Так они же того, кита изучают, дескать, кит — царь зверей.

— Ну, вообще–то лев — царь зверей, но нам от этого не легче, вымокли как собаки с этими дротиками.

— А вот я думаю, что кит все-таки царь зверей, — старший матрос произнес это подобно древнегреческому мыслителю. — Посуди сам, лев — ну что это такое, килограммов двести, ладно, триста. Триста пятьдесят весу, кожа да кости, еще эта грива. Куда лев против кита, даже самый захудалый малый полосатик потянет на три-четыре тонны. Про фейнвала я уже молчу.

— Нет, коллега, вынужден вам возразить, — протянул матрос, — лев все-таки хищник-с.

— Тогда косатка, косатка — царь зверей и животных, но никак не лев, кошка степная, — старший товарищ настаивал на своем.

— Косатка — это ближе к делу, вот с этим можно согласиться. Так, где эти дротики?

— На, держи. Научная ценность, китовый жир. Будешь внукам рассказывать о своем вкладе в решение проблем китовых миграций, — моряк протянул дротики товарищу.

— Киты, киты, тектоника, волны земли, землетрясения, самоубийства китов-дельфинов — ученые живут в своем мире. Киты-самоубийцы — тоже мне проблема века!

— Ты не проникся важностью вопроса! Наши ученые толкуют о китах как о предвестниках землетрясений, чье поведение раскроет многие тайны.

— Что там раскрывать, все и так понятно. Шибко умным быть не надо. Они бы у нас спросили, мы тоже здесь на флоте не тупые.

— Внимание, леди и джентльмены, сейчас мы заслушаем доклад члена Лондонского географического общества, почетного члена Географического клуба, профессора лорда Бондаренко! Итак!

— Очень остроумно, Алексей Петрович. Тем не менее, расскажу, раз уж ты так.

— Тема доклада «Китообразные и геомагнитные волны в свете последних научных открытий», а может, так: «Массовый суицид китов накануне сейсмических катастроф в океане» — как, нормально? Дело за тобой.

— Ээ, складно у тебя выходит. Теперь слушай. Когда ты еще не родился, когда не было ни этой посудины, ни этих экспедиций, мой дед добывал кита, без спутниковой навигации, экспертов и прочих гаджетов. Так что про китов мне кое-что известно.

— Убить кита — большого ума не нужно, киты плывут в океане и думают, что мир прекрасен. Но мужички на китобойном судне полагают, что мир станет еще лучше, если они возьмут несколько туш с собой, не особо вникая в сущность их, китов, жизни.

— Мой дед много времени провел в океане на островах, наблюдая поведение животных, — как бы не замечая колкостей товарища, продолжал матрос Бондаренко. — Нет никакого массового суицида китов, хотя лет пятьдесят-шестьдесят назад об этом все болтали: мол, киты и дельфины массово выбрасываются на берег перед катастрофой.

— А разве не так?

— Вот сколько китов выбросилось десять лет назад перед землетрясением в Камчатском заливе? Кто помнит?

— Штук семь плавунов. Двоих тогда мы откачали вместе с военными. Как сейчас помню, что только не выдумывали, чтобы спасти бедолаг. В конце концов такелажили, навязывали на хвост тканевые стропы, стропы крепили к стальным тросам и далее уже сейнером стаскивали назад в океан. Тех двоих прозвали Бонни и Клайд.

— Драматично. А перед землетрясением на Хоккайдо два года назад на побережье выбросилось с десяток дельфинов в двух или трех местах на расстоянии пятидесяти миль.

— В том году перед цунами на берег Кунашира выбросилось три кашалота, все они задохнулись под собственной тяжестью. Все сходится, — заключил Петрович.

— Вот мой дед рассуждал иначе. Китов и дельфинов в океане не сотни, не тысячи, а десятки тысяч. И если бы перед каждым цунами и землетрясением они стремились сделать себе харакири, то счет самоубийцам шел бы на тысячи, и не в одном и не двух местах, а всюду по береговой линии. Логично, коллега?

— Вроде да, — ответил старший матрос, — но слишком просто.

— А что сложного-то? Кит не совершает самоубийство, он же не идиот.

— Ну-у, а как же факты?

— Какие факты? Кит оставляет предсмертную записку, прежде чем выброситься на берег?

— Излагай, раз твой дед такой умный.

— Киты вовсе не суицидники. Перед землетрясением на Шикотане в девяносто четвертом году с западной части Курил, той, что ближе к материку, несколько китов вошли в бухту и плавали там, как иваси в банке. И кит, и китята, как мне дед говорил. Моряки еще посмеивались: мол, кит-мудило, приплыл к берегу всем кагалом и ждет погоды.

— И дальше? Приплыл и?..

— Дальше — киты действительно ждали погоды. Через два дня прошло землетрясение и цунами, на Шикотане были жертвы. Киты не выбрасываются на берег, они пытаются спрятаться от цунами и землетрясений. Спрятаться за островами, у берега, где угодно — они чувствуют опасность, идущую из океана. Часть из них в суете оказывается на берегу — вот так мне дед объяснял. Перед землетрясением девяносто пятого года был такая же история, киты и дельфины прятались у берегов Камчатки.

— Что-то я об этом не слышал, — скептически заметил матрос.

— Не слышал! Это ж когда было — совсем в другое время, не то что сейчас, когда ты фейнвала снимаешь на айфон, и тысячи бездельников смотрят тебя онлайн. Все было иначе, телефонная связь не всегда работала.

— В смысле проводная?

— Она самая, проводная.

— Хорошо, киты и дельфины, допустим, прячутся от цунами, но в таком случае, если следовать логике вашего многоуважаемого деда, накануне цунами или океанического землетрясения побережье должно кишеть большими и малыми китами и дельфинами всех мастей.

— Дед мой не тупее тебя был. Просто океан огромный, морские животные рассредоточиваются по широтам и долготам подальше от цунами, уходят от будущей волны за острова. Необязательно же им лезть в маленькие заливы.

— Ты же сам только что рассказывал, как кит-мудило прятался в бухте.

— Ну, может, это те, кто не успел, — неуверенно возразил Бондаренко.

— Точно, те, кто не успел уплыть подальше, вынуждены прятаться. А зачем же им тогда выбрасываться на берег, коль скоро можно укрыться в заливе? — не сдавался старший матрос. — Логика запаздывает.

— На первый взгляд, да, но киты выбрасываются за несколько дней до цунами, и далеко не все, и кто знает, что происходит там, в океане? Возможно, кто-то из морских зверей оказывается слишком близко от будущего эпицентра, и у него заклинивает навигация.

— Так говорил ваш почтенный дедушка?

— Нет, — резко ответил Бондаренко, — дедушка мыслил иначе. Был у них мужик из Москвы, фамилию, естественно, уже никто не помнит. Он-то и выдвинул идею о том, что или землетрясение, будущее и текущее, создает какие-то сверхмощные энергетические волны, или волны создают эти землетрясения или тектонический разлом, а у китов, которые плывут рядом с этими волнами, разрушается вся «система наведения», вот они и оказываются на берегу. А может, действительно, определенные частоты вызывают у них такую сильную панику, что они готовы броситься хоть под танки.

— Дед, оказывается, ученый.

— Эй, господа академики, — послышался сверху голос капитана, — работать сегодня будем, или как?

— Григорий Палыч, так это мы без отрыва от производства, — возразил старший матрос.

— Я вижу, точнее, слышу, Бондаренко выступает, что твой ихтиолог. Ну это неплохо, с английским у тебя как? — обратился капитан к Бондаренко.

— Читаю и перевожу со словарем, а что случилось?

— Ничего, наши ребята помогут. Меня этот Махатма Ганди уже достал со своими расспросами — каждый день все спрашивает, спрашивает. Сегодня ты ему станешь рассказывать.

— Махатма Ганди — это индиец с «морской энергией», Синг, что ли?

— Ага, он самый. Так вот ты ему намазывай и про деда, и про прадеда, и про Камчатку с Курилами.

— Григорий Палыч, не вопрос, — Бондаренко любил поговорить. — С китами уже, надеюсь, закончили?

— Да, завтра зайдем к Анучину, к товарищам пограничникам, так сказать, отметиться-проведать, и всё — полным ходом в Страну восходящего солнца.

***

— Кораблик на горизонте. Предполагаю, там не только матросы и китобойщики, может, и экологи, — Кравченко смотрел на океан.

— Товарищ старший лейтенант, экологи тоже могут быть исключительно мужского рода.

— Да, это верно, но я имел ввиду «экологини».

— Есть вероятность, что там окажутся почтеннейшие дамы с докторской степенью каких-нибудь наук и попросят тебя провести экскурсию по нашему замечательному острову.

— Э, нет. Давай-ка ты сам проведешь экскурсию, я уж лучше с моряками потусуюсь.

— Ну, как знаешь, однако имей ввиду: уговор дороже денег — если прибудут хорошенькие исследовательницы, переигрывать не будем.

— Риск, Николай, дело благородное, — рассмеялся товарищ, — да и приедут на час-полтора.

— Оповещение пришло: научно-исследовательское судно «Надежда», есть аккредитация, на борту экологи, капитан, матросы — в основном русские, россияне.

— Хорошо, хоть и скучно. Может, китайцы заплывут или псевдоэкологи-китобойщики, а то закиснем на этом Анучине до конца смены.

— Не переживай, затишье бывает перед бурей. В óкруге затейников хватает. Объявят «сигнал номер три» или, например, «Внимание, цунами».

— Насколько я помню, «Внимание» уже было в этом году.

— Ну да, мне повезло, я в округе был, — ответил Николай. — Да у нас и кроме «Цунами» есть масса культурно-массовых мероприятий: «Тайфун», «Айзен на ми», «Филадельфия»⁶

— Не порть настроение, Коля, еще накаркаешь.

— Что, страшно стало? Ты же хотел движений. «Движухи», как говорили в детстве.

— «Движухи, движухи»… А сейчас как подростки говорят?

— Даже не знаю, что у них там в моде.

— На материке честные отроки-романтики мечтают убежать в «консу», появились уже «ультраконсы». Понятное дело, «конса» не каждому по зубам. Для многих это просто детская игра.

— «Консы» стало много. И каждая новость о ней обрастает все новыми и новыми подробностями. Масса проходимцев организует филиалы «консы», а сколько направлений — «либерконса», «ультраконса», «фриконса»…

— Скоро это пройдет! Еще несколько лет — и эмблема «консы» уйдет с аватарок в профилях социальных сетей, выйдет из моды и заживет своей тихой жизнью.

— О, вспомнил, как они говорят, — «ритмика». Не хватает «ритмики» отрокам, — сообщил Мацудов.

— Мы тоже и «ритмики» дождались, по ходу, и «движухи». Смотри, не «Филадельфия», конечно, но… У нас то густо, то пусто, — товарищ Николая открывал на компьютере новые сообщения и файлы.

Из штаба округа сообщали: «Сегодня, 7 июля 2043 года, из группы кораблей ВМС США в количестве четырех единиц отделилось гражданское судно, предположительно «экологи», и движется в сторону Малой Курильской гряды. Заявки на посещение и исследовательскую деятельность в прибрежных водах не поступало, как и сигнала «готовы к досмотру». Судно держит курс к Анучину. Вести наблюдение, при необходимости запустить летательные аппараты слежения».

Николай задумался: «Странное дело, как правило, экологи больших тихоокеанских стран, особенно здесь, стараются заранее оповещать пограничников о своем присутствии, а эти еще и в группе военных кораблей. Что им понадобилось? Bio Pacific разыгрывает очередную комбинацию, так сказать, на перспективу? В поисках китов, не окольцованных экологами, чтобы лет через десять-пятнадцать научных наблюдений объявить их своей собственностью? Что же, это не запрещает морское право! ТОМО, Jamal future, Norsk hwal, Vikingi и другие предприятия ищут в мировом океане новых китов, стремясь окольцевать как можно больше животных».

На бумагах, подписанных в результате многосторонних встреч и достигнутых соглашений, все было очевидно и ясно. Сложность же для российских пограничников заключалась в том, что по «китовой конвенции», отдельные статьи которой были непонятны даже ее авторам, наблюдение за китами разрешалось и в той самой двенадцатимильной береговой зоне. Кольцевание китов разрешалось уже в пятидесяти километрах от нее. Однако одни страны имели громадную береговую линию у океана со множеством островов, например, Дания, Норвегия, Россия, Япония, Индия. Другие же вообще не имели выхода к морю, однако согласно конвенции могли участвовать во всемирной охране китов и хозяйственном разведении сейчас, чтобы через десять-двадцать лет заниматься добычей животных. Помимо этого, одних китов, как, например, кашалота или сейнвала, разрешалось добывать, а финвала и гренландского кита — нет. Причем добыча китобойцам разрешалась уже в ста километрах от двенадцатимильной зоны.

Как отличить одного кита от другого, пока он в воде? Китобойцы этим часто злоупотребляли. Нарушения пограничного режима, как и конфликты в океане среди китобойцев, «кондукторов» из разных стран, стали обычным делом. Кондукторы-погонщики, так прозвали моряков с небольших кораблей, беспрестанно следовали за большим стадом китов, как бы охраняя и контролируя животных от притязаний других компаний и китобойцев. Однако китам такой «мониторинг» был малоинтересен, они делились на группы, плыли в территориальные воды, искали новые пастбища, в конце концов, размножались, совершенно не подозревая о том, что они чья-то собственность, путая карты всем — от пограничников до коммерсантов.

Слишком много по всему миру желающих получить в будущем прибыль от морских животных. «Предпринимателей» в океане становилось все больше — и далеко не все были готовы поступать по закону и совести. «Монополиям не место в мировом океане» — такой благородный лозунг, к сожалению, стал очень удобной лазейкой для браконьеров со всех стран. Крупные участники процесса иногда косвенно финансировали нарушителей, то есть маленькие «независимые» компании, чтобы спустя время получить как можно больше особей китов, а пока обвинять «мелких дельцов и лавочников».

***

Американское научно-исследовательское судно экологов «Light»⁷, вопреки своему названию, занималось тьмой. Самой настоящей тьмой. К судам «зеленых» «Лайт» имел очень формальное отношение. Все расходы, от маленького самореза до глубоководных батискафов, покрывались за счет американского «Агентства по вопросам океана».

Неприметный кораблик бороздил моря исключительно в сопровождении Военно-морских сил США, причем в таком сопровождении, чтобы на борту военных спутников была авиация. Никаких досмотров, никакой гласности, погонь за китами… И как можно дальше от конфликтов и разного рода инцидентов. «Лайт» искал тьму, исследуя глубоководные желоба, впадины, провалы, разломы. Результаты исследований, как правило, получали огласку, когда «Лайт» передавал их в руки гражданских ученых. Однако часть сведений надолго оседала в архивах и аналитических центрах ВМФ США, где скрупулезно изучали публикации ученых со всего мира по вопросам сейсмичности мирового океана.

Экипаж американского исследовательского судна не стремился приблизиться к берегам других стран, однако на этот раз было сделано исключение. Исследователям предстояло как можно ближе подобраться к Малой Курильской гряде. Такое любопытство было вполне логичным для аналитиков, учитывая, что вблизи островов происходила небывалая сейсмическая активность.

Крис Волкер интересовалась тем, что происходило внутри планеты Земля, столь же ревностно, как большинство барышень в ее возрасте, будучи свободными, интересуются потенциальными кавалерами и женихами. Но последние несколько лет, вернее, два года, Крис по большей части проводила время в океане, где круг ее спутников был весьма ограничен, хотя надо сказать, что многие девушки позавидовали бы такому окружению. Морские пехотинцы, летчики, спецназовцы, «котики», бородатые ученые, сотрудники лабораторий — наверное, каждый первый обращал внимание на обычную, как ей хотелось выглядеть, «девушку в очках».

Волосы, убранные в хвост, никакой косметики, походно-полевая форма одежды, отсутствие всякого кокетства, деловой подход ко всем и вся. Другими словами, Крис как будто делала все, чтобы парни смотрели на нее с восхищением, а ее феминистские замашки снисходительно списывали на молодость и сильный характер. Сейчас Крис занималась тем, что называлось на местном жаргоне «критинизмом», то есть весьма несложным и занимательным делом — критическим изучением научных публикаций от и до, — выискивая слабые места, несоответствия и тому подобное, чтобы всякая идея или гипотеза, попадающая в поле зрения специалистов-сейсмологов, прошла проверку на здравый смысл.

Крис неторопливо просматривала материал. «КиберЛенинка» — один из лучших интернет-ресурсов научных статей, опубликованных еще в конце прошлого века. Вот знакомая эмблемка, узнаваемый всеми логотип киборга-андроида в профиль с красным глазом и бородой. Ей было любопытно, кто придумал столь занятное изображение и что оно символизировало.

«Так-так… Вулканы, Курилы, извержения. Страна исследования — Советский Союз, Россия. Перевод на английский. Готово. Наверное, это стоит посмотреть», — говорила сама себе Крис. Глаза бежали по тексту…

«Большая часть очагов всех землетрясений, в том числе и самые сильных, располагается в пределах тектонически активных поясов. Вблизи таких поясов расположены и самые активные вулканы мира… Данные, ранее полученные авторами, позволили сделать предположение о существовании миграции вулканической активности в пределах окраин Тихого океана».

«Ну, это понятно! Что там дальше?» — Крис мельком пробегала общие фразы.

«И. И. Гущенко отмечал наличие определенной цикличности в извержениях вулканов, он выделяет циклы со следующими периодами: 1 год, 5–6 лет, 60–90 лет, 180 лет».

«Серьезно? И?» — девушка увлеченно шла по следу научной мысли.

Следующие предложения статьи разочаровали Крис и развеселили одновременно.

«Доказано, что в истории Земли в течение последних 600 млн лет в глобальном проявлении вулканизма имели место периодические колебания вулканической активности, происходившие на фоне общего увеличения масштабов вулканизма. По данным количественных расчетов, в глобальном проявлении древнего вулканизма Земли также устанавливается четкая периодичность, при которой максимумы проявления вулканизма отмечаются каждые 190–200 млн лет. Анализ данных, характеризующих частоту вулканических извержений за последние 400 лет, показал экспоненциальное нарастание числа событий от года к году… На фоне этого роста отличаются локальные временные всплески в 1630–1700, 1730–1810, 1840–1900, 1920–1930 и 1950–1960 гг., которые возможно, но не очевидно отражают активизацию процесса как такового».

Впрочем, Крис продолжила чтение: «Мне нравится! Двести миллионов лет — тут же десятилетние циклы. Мы говорим о том, что было пару сотен миллионов лет назад, но доподлинно не можем знать, какие события происходили в позапрошлом веке. Старик Якобс еще на первой лекции рассказал, в чем прелесть занятий геологией и палеонтологией: „Можно ошибаться на миллионы лет, при этом вы не потеряете работуˮ. Нужно копать и копать. Критиковать, обсуждать, отвергать, предлагать, спорить, чтобы после долгих часов дискуссий получить результат. Результат довольно условный. Догмы, устоявшиеся в сейсмологии и геофизики, точные расчеты, проведенные в Индии, Китае, России, вчера заявленные как достижения науки, завтра опровергнет его величество Океан очередным цунами, землетрясением. Или, наоборот, бесконечным спокойствием там, где из года в год ждут стихии, сопоставляя последние наблюдения NASA и заметки археологов. Естественно, ученые должны ошибаться и сомневаться. Как только они перестанут это делать, с наукой будет покончено».

«Полученные периоды наблюдаются в извержениях как одного вулкана, так и нескольких, расположенных в пределах одного региона. Так, извержения вулкана Кракатау (Индонезия) в 416 и 1883 гг. произошли с интервалом в 1467 лет, извержения вулкана Бона (Аляска) в 110 г. и 740 г. — с периодом в 630 лет».

— Боже мой! — воскликнула Крис. — Они знают, что было в сто десятом году на Аляске, и при этом отвергают Христа, который жил в центре тогдашнего мира… Так, дальше…

«Вулкан Черчилль (Аляска) извергался в 60 и 740 гг. с периодом 640 лет, вулканы Амбрим (Новые Гебриды) в 50 г. и Кувае (Новые Гебриды) в 1452 г. — с периодом в 1402 года, вулканы Кагуяк (Аляска )в 415 г. и Новарупта (Аляска) в 1912 г. — с периодом в 1497 лет. Интервал между извержениями Ксудач и Опала (Камчатка) составляет 370 лет».

«Н-да, примеров, откровенно говоря, ничтожно мало, а временные периоды посчитаны до одного года, с периодом изучения событий за последние двенадцать тысяч лет и еще миллионами до этого. Как можно подобным образом выявить закономерность, годную для научного и практического применения? Ну ладно! Попробуем поискать что-нибудь в таблицах», — Крис язвительно и не всегда оправданно критиковала авторов статей…

Через несколько часов предстояло серьезное полевое исследование — погружение сразу нескольких глубоководных аппаратов, в том числе беспилотного SS-41 «Скат Скаут», самого мощного на сегодняшний день подводного аппарата-разведчика в американских ВМС. Батискаф с двумя исследователями должен погрузиться на дно всего лишь на несколько часов, а глубоководный аппарат «Скат Скаут», опустившись на глубину в пять-шесть километров, далее уходил на восток, приближаясь к островной дуге Курил, а потом южнее к Хоккайдо. После завершения подводной одиссеи «Скат Скаут» автоматически возвращался к месту погружения и благополучно оказывался на борту корабля. Это в теории — глубины в несколько километров могли не вернуть аппарат вовсе.

Еще одной сложностью было то, что «Скат Скаут» совершал не совсем легальную экспедицию по дну океана в зоне ответственности японских ВМС и российских пограничников — и мог быть замечен там, где ему не следовало появляться. Поэтому, как только аппарат оказывался в зоне досягаемости радиосигналов «хозяина», от «Скаута» отделялся совсем небольшой подводный дрон, который всплывал на поверхность и уже через спутник передавал фото — и видеоматериал во всевозможных форматах. Разумеется, в этой амфибии была предусмотрена функция самоликвидации; впрочем, инцидентов такого рода еще не было. Однако несколько «Скаутов» по техническим причинам уже покоились на дне мирового океана, в том числе в территориальных водах больших и малых стран. Утопленные миллионы долларов никто не считал, знания о том, что происходит и будет происходить в океане, стоили гораздо дороже. Это понимали в Токио, Нью-Йорке, Сиднее, даже в отдаленных Минске и Астане.

Судно «Лайт», участвовавшее, как и многие военно-исследовательские суда, в обеспечении глобальной безопасности, оказалось у Курильской гряды вовсе не случайно.

— Крис, поторапливайся! До погружения меньше двух часов! Или ты передумала? — Майкл заставил девушку оторваться от теоретических размышлений.

Пассажиры батискафа за час должны были успеть, помимо всего прочего, пройти медосмотр, дело отнюдь не пяти минут, и только с разрешения судового врача упаковаться в батискаф, который перенесет их в таинственный подводный мир.

— Хорошо, Майкл, погружение так погружение! Ты говоришь так, как будто думаешь, что я испугалась, — рассмеялась Крис.

— Разве ты не боишься, Крис?

— Боюсь, Майкл! Здесь максимум шесть километров. Максимум! Желоб Тонга помнишь? Мы погружались на десять тысяч метров, и с нами ничего не случилось. Почему в этот раз должно произойти что-то особенное?

— Не знаю, мне что-то здесь не нравится! У меня предчувствие.

— Майкл, никогда бы не подумала, что «котики» могут быть трусливыми. На берегу у тебя тоже бывают предчувствия? Ах, Майкл, только не говори о своих предчувствиях девушкам, они этого не любят.

Крис сообразила, что сболтнула лишнего. Однако мужчина лишь посмотрел на нее с улыбкой без тени упрека и злобы.

— Крис, ты забыла сказать «бывшие котики».

— Прости, Майкл! Мне кажется, нам не о чем волноваться. Только «Скат Скаут» нарушает границы. Но стоит ли сейчас говорить о формальностях, когда цель оправдывает средства?

— Конечно! «Скат» пусть плавает себе, насколько хватит его сил. И даже если его придется утопить, это не наша головная боль.

— Тогда в чем же дело? Чудовища морских глубин остались в кинофильмах. Сомневаюсь, что ты из тех наивных простачков, которые проводят воскресный вечер «В океане с Заком Эфроном»⁸. Разве что хотел бы от души посмеяться.

— Знаешь, в воскресенья, которые я провожу на берегу, я предпочитаю другие развлечения.

— О, Майкл! Бары и дискотеки? Но ты уже несколько, как бы это сказать, не в тренде.

— Ты так думаешь, Крис?

— Нет, конечно, Майкл, — Крис скользнула взглядом по фигуре военного, — думаю, ты дашь фору этим юнцам, которые накачивают мышцы электроникой.

— Знаешь, как говорили мне парни из России, вряд ли отыщется такой подросток, который хоть раз в жизни не переступал порог тренажерного зала.

— Это точно! Смотри, я тоже тренируюсь, — Крис демонстративно согнула в локте руку со следами занятий физкультурой.

— Тебе нравится мотаться по морям? У девушек в твоем возрасте обычно другие интересы.

— В каком это моем возрасте? Мне только двадцать…ь. И что?

— Абсолютно ничего! Я просто сказал, — теперь Майкл прикусил язык.

— Тебя кто-нибудь ждет на берегу? — женское любопытство никуда не исчезло.

— По-настоящему?

— Конечно, по-настоящему! Просто так нас всех где-то ждут. Скажешь?

— Мои друзья, вернее, коллеги, в смысле… — Майкл запнулся. — Нет, меня никто не ждет.

— Ладно, давай собираться! Что еще от нас требуется? — резко сменила тему Крис.

Часы, видеоаппаратура, датчики давления. Индивидуальные кислородные баллоны на случай отказа или повреждения системы воздухоснабжения в батискафе. Акваланги, если придется выходить на поверхность самостоятельно.

Камеры наблюдения, вмонтированные в корпус батискафа, тестировались вместе с многочисленными фонарями. Исследователя допускали к батискафу только в сопровождении опытного инструктора-подводника. К внутренним датчикам давления и термометрам предъявлялись жесткие требования точности и надежности, несмотря на то, что погружения такого рода стали обычным делом еще в начале века.

Корабельный врач был последней инстанцией на пути Крис и Майкла внутрь батискафа. Несколько минут спустя судовой кран с помощью нескольких тканевых стропов и страховочного стального каната опустил аппарат на воду. Сквозь небольшой иллюминатор толщиной под двадцать сантиметров Крис помахала морякам. Начиналось погружение. Майкл не любил говорить внутри аппарата, как будто экономил воздух и силу собственных легких. Сказывались привычки военного пловца. Мощные прожекторы, освещая толщу воды, привлекали многочисленных рыб, которых с каждой сотней метров становилось все меньше и меньше.

В детстве Майкл был в восторге от французских исследователей моря из «команды Кусто». Документальный сериал, снятый в прошлом веке⁹*, намного опережал свое время, не говоря уже о мастерстве и профессионализме экипажа «Калипсо». Кумир Майкла Жак-Ив Кусто в юности мечтал о карьере военного офицера, но после помешавшей этому автомобильной аварии стал всемирно известным исследователем. Майкл так же, как Капитан Кусто, хотел изучать океан, будучи ученым-путешественником, но по иронии судьбы стал боевым офицером подводного спецназа. Некоторые экспедиции, в которых участвовал Майкл, наверное, будут держать под грифом «секретно» даже после его смерти.

— Тысяча метров, Крис.

— Уже? Быстро, однако.

— Под водой время летит незаметно, — Майкл уставился в иллюминатор. — Что ты хочешь увидеть на глубине, Крис?

— Два месяца назад NASA зафиксировала небывалую активность Солнца, с повышением температуры предположительно на тридцать-сорок градусов. Ионы…

— До Солнца сто пятьдесят миллионов километров, между прочим. Как им это удалось?

— Не знаю, я не астролог, то есть не астроном. Не перебивай! Снимки из космоса отчетливо показали изменения потоков воздуха в районе северо-западной окраины Тихого океана, а также нарушение озонового слоя, вплоть до аномалии.

— Озоновый слой нарушен еще в начале века, насколько я знаю.

— Разумеется, это аномалия относительно последних показателей.

— Мы спустимся на самое дно океана, чтобы метеорологи сообразили, что там происходит в верхних слоях атмосферы?

— Ты много времени проводишь в спортзале, Майкл, — фыркнула девушка. — При усилении активности Солнца по цепочке планет и Луны на Земле происходит увеличение температуры, вместе с этим мощный выброс водорода и других газов, растворенных в жидком ядре Земли. Потом, накапливаясь на глубине трех тысяч километров, они начинают выходить на поверхность. Чем активнее Солнце, тем больше этих газов.

— Ты его видела, Крис?

— Кого его, Майкл?

— Водород? Ну или жидкое ядро?

— Нет, не видела. Ты задаешь детские вопросы.

— Ладно, продолжай, буду задавать взрослые. Что еще, кроме водорода, идет наверх?

Крис поправила очки.

— Метан, углекислый газ, радон. Особенно это характерно для районов тектонических разломов и вулканических зон. То есть тех, где мы сейчас находимся.

— С вулканами понятно! Через них идет сброс напряжения.

— Ты знаешь, не могу сказать, что первично: вулкан как канал, где энергия находит выход, либо все эти волны, напряжения, вихри, которые, собственно, и создают вулканы.

— По-моему, это напоминает известный вопрос: что первично — курица или яйцо.

— Может быть, — согласилась девушка. — Курило-Камчатская впадина и есть океаническая рифтовая зона, в этом районе, согласно классическим гипотезам, Тихоокеанская плита ныряет под Евразийскую, ну и происходит вся эта кутерьма с землетрясениями.

— Тогда нам не о чем волноваться, пусть ныряет! Геология — это десятки и сотни тысяч лет. Нам столько не прожить.

— Майкл, ты рассуждаешь как обыватель. Масштабные геологические события, вызревающие длительный период времени, например, землетрясение в своей кульминационной фазе, длятся всего лишь минуты, — продолжила Крис. — Так вот, что мы имеем: аномальный выброс водорода и очевидное разрушение озонового слоя вместе с предельной ионизацией атмосферы, которые фиксируются со спутника. При том что вулканы молчат. Нет даже намека на вулканическую активность, словно земля к чему-то готовится. Этот водород накапливается в земной коре! — последнее предложение Крис почти прокричала.

— Может, подождать годик? Вулканы рванут — и все станет на свои места, — предложил Майкл.

— Ты забыл о сейсмической активности. Вулканы пока молчат, тем не менее землетрясения в океане и вблизи Японского архипелага, Курило-Камчатской дуги происходят с завидной регулярностью. Такая вот головоломка!

— И что?

— Я предполагаю, что идет какой-то аномальный ускоренный геологический процесс, в основе которого — накопление газов в океанском желобе и перемещение сейсмофокальной зоны с одновременным блокированием каналов островной дегазации, — скороговоркой выпалила Крис.

— Крис, все, что я понял, так это то, что ты в последнее время много читаешь, и тебе пора заняться личной жизнью.

— Странно слышать это от человека, который не вылезает из батискафа и водолазного костюма.

— Тогда будем считать, что у нас свидание в батискафе, Крис.

— Отлично, надеюсь, это будет просто свидание.

— Конечно, моя дорогая, батискаф… Батискаф не место для дискуссий.

Оба рассмеялись. Крис вновь обратила внимание на руки «котика» — на предплечье, ближе к локтевому суставу, был закреплен датчик давления. Пластмассовый ремень подчеркивал мышцы и заключенную в них силу. Она ловила себя на том, что ей это нравилось.

— Так что там с твоей теорией? Тебе дадут премию. Какую-нибудь.

— Неизвестно! Мне нужно еще подумать, пока это лишь отдельные предположения.

— Кстати, экватор — три тысячи сто сорок метров под водой, — Майкл обозначил половину пути. Электронная аппаратура в батискафе работала безупречно, по крайней мере, пока.

— Понимаешь, все не так просто. Теория, теория, сколько этих теорий, гипотез и предположений было, сколько еще будет… Тем более в эпоху глобального обмена информацией и доступа к знаниям.

— Собственно, ученых и «околоученых» становится с каждым днем больше, оно и понятно. Производство отдано роботам и третьим странам. Вот они, ученые, и генерируют идеи. Как говорит одна моя знакомая, гранты и оклады нужно отработать.

— Да! Но даже многие профессиональные теории и направления, порой безупречные, не отличаются долгожительством, разбиваясь о новые данные.

— Это нормально, гипотезы живы, пока живы их авторы, — философски заметил офицер.

— Как сказал Томас Кун, новая истина утверждается в науке потому, что сторонники старой умирают.

— По мне, пусть люди увлекаются наукой, спортом, «консой», нежели «плеингом» или войной.

— «Конса»? Майкл, у тебя есть знакомые в «Консе»? — оживилась Крис.

— Да, — тише обычного произнес Майкл. — Несколько моих товарищей там. Их специальные умения и навыки весьма востребованы в «Консе».

— А ты, Майкл?

— Для нас с тобой, пока мы служим или сотрудничаем с Военно-морскими силами США, «Конса» под запретом.

— Возможно, слишком много политики связано с «Консой». Это такой раздражитель.

— В армии, на флоте, в ЦРУ «Консе» симпатизируют, — Майкл приложил палец к губам, а потом покрутил поднятой вверх кистью.

Крис едва кивнула головой. Они друг друга поняли. Аудиозапись в батискафе велась непрерывно. Майкл не хотел развивать тему своего прошлого и настоящего, своих боевых товарищей, тем более тех, кто по разным причинам оказался в «Консе».

…Интересно, какие тектонические события формировали этот удивительный ландшафт? На дне океана запросто уместились бы Альпы или Пиренеи. Крутые и пологие склоны, долины, каньоны, ущелья, проходы, возвышенности и плато, скрытые от человеческого глаза. Как они появлялись: сантиметр за сантиметром миллионы лет или в часы глобальных сейсмических катастроф?

Согласно последним данным, по флангам Курило-Камчатской впадины предполагалось сейсмическое затишье. Однако на деле никакого затишья не было. Кто-то из ученых высказал мысль, что происходящие сегодня землетрясения — это как раз и есть то самое «затишье», а оно, как известно, бывает перед бурей.

Они погрузились в «долину», всего-то пять тысяч триста метров. Батискаф неспешно шел в метрах трех-четырех над поверхностью дна. Фонари освещали путь. Здесь не было ничего паранормального, что так любили телезрители на всех материках, когда демонстрировали «очередное чудо» в американской программе «В океане» или французской «Калипсо. Перезагрузка». Никаких угрожающих рыб-монстров, гигантских кальмаров, медуз-убийц, оживших динозавров, земноводных мутантов — в глубине обитали немногочисленные, весьма скромные как по размерам, так и по поведению существа.

Но страх, безусловно, присутствовал. Тишина, темнота и километры воды над тобой… Это напоминало параллельный мир, состоящий из неведомых фантомов, растворенных в океане. Вряд ли найдется такой человек, который, оказавшись так далеко и одновременно так близко к земле, воспримет происходящее без трепета.

— Крис, тебе не кажется, что мы здесь как астронавты на другой планете? — почти шепотом сказал Майкл.

— Да! И у меня даже есть идея.

— Какая идея?

Крис не успела ответить.

Что-то щелкнуло, как будто батискаф наткнулся на какое-то препятствие, его качнуло. Они почувствовали колебание. Это было немного похоже на те ощущения, которые испытывают пассажиры автомобиля, когда в него плавно въезжает другое авто.

— Как это понимать, Майкл?

Прошли еще несколько колебаний. Землетрясение. Подводное землетрясение? Майкл молча смотрел на панельную доску приборов, инстинктивно держась руками за импровизированный столик. Вновь прошел импульс. Источником колебания была невидимая сила, может быть, чьих-то щупалец или прозрачного тела гигантской медузы.

Крис и Майкл без лишней паники всматривались сквозь толстые иллюминаторы батискафа наружу. Там ничего не было.

«Колебания слабые, но ощутимые, умеренная волна», — Майкл водил пальцем по сенсорной доске приборов.

— Сейчас проверим, сколько баллов нам подбросил океан, — небрежно сказал он.

— Надеюсь, этим все ограничится! Что там происходит? — девушка даже не пыталась изображать спокойствие.

— Стоп! — Майкл резко убрал руки с панели. — Наружная система автоматически должна давать сигнал, но она молчит. Даже не пикнула. Никакого землетрясения не было, сигнала нет, никаких толчков. Это вода.

— Цунами, мы попали в цунами!

— Крис, какое цунами на глубине пять километров? Ты лучше меня знаешь, что цунами следует после землетрясения.

— Тогда что это было? Открылся портал во времени, и мы окажемся в сорок третьем году? По-моему, «В океане» уже был сюжет о японских дайверах — они тоже попали в портал и очутились в сорок четвертом году. Тысяча девятьсот сорок четвертом.

— В таком случае, нам следует держаться северо-восточнее, чтобы не угодить сначала в портал, потом в плен к японцам: в сорок четвертом году прошлого века они были к нам еще не так дружелюбны, — Майкл справился с первым волнением.

— Мне сейчас не шуточек, — Крис немного обиделась, но, глядя на Майкла, восстановила равновесие.

Тем не менее вопрос об источниках колебаний оставался открытым. Больших рыб на таких глубинах нет, да и они были бы заметны, равно как и любое другое «чудовище».

— Майкл, может, нас задело каким-то подводным течением? — предположила Крис.

— Течением? Вряд ли! Иначе нас бы несло этим течением.

— Так я говорю — всего лишь задело! — повторила девушка.

— Откуда ему здесь взяться? Да еще так, чтобы задело и мы это почувствовали.

Батискаф вновь качнуло.

— Майкл, что там с приборами?

Мужчина бегло осмотрел показатели на экране монитора и панели: «Стоп! Температура!»

Только сейчас Майкл обратил внимание, что температура воды не полтора-два градуса, характерных для такой глубины, а четыре-пять: «Значит, вода теплая! Это она создает колебания. Но откуда здесь теплая вода?»

— Майкл, смотри сюда, — девушка указывала пальцем в стекло иллюминатора.

Из дна, сквозь тонкий слой океанических наслоений, вырвалась струя воздуха, вернее, газа, ударив на несколько метров. Потом еще одна, еще… Теперь стало понятно, что источник этих колебаний — струи газа, которые бьют о днище батискафа и создают тепловой поток.

— Это подводные гейзеры? — недоумевала Крис.

— Ты у меня спрашиваешь? Сам вижу подобное впервые.

Майкл взял в руки штурвал и стал манипулировать рычагом направления хода. Через несколько секунд батискаф шел в обратном направлении, держась почти у самого дна. Исследователи рассматривали небольшие взрыхления, а кое-где еще живые струйки газа. Сразу несколько томов исследований по геологии Северо-Западной Пацифики можно было сдать в макулатуру.

Крис не брала на себя смелость комментировать происходящее. Какой-то мощный реактор разогревал земную кору так, что и вода нагревалась на пару-тройку градусов. Но если там, на поверхности, разница температуры в несколько градусов была нормальной даже в пределах небольшого населенного пункта, то здесь, под километровыми слоями воды, подобный факт был аномальным.

«Под воздействием температуры и давления, накапливаясь в земной коре, газы находят выход не на материке, на поверхности, по привычным геологическим каналам, но глубоко на морском дне. Может быть, поэтому вулканы на Камчатке и Курильских островах молчат — выход энергии здесь, на дне, — это было первое, что могла предположить Крис. — Однако малые гейзеры — это не вулканы».

— Майкл, давай следовать по траектории этих фонтанчиков.

— Как ты предлагаешь это делать? Они не выстроены в одну линию.

— Ну так придумай что-нибудь, нам же нужно хоть что-то понять, — девушка для начала решила выяснить, на каком расстоянии проходят «фонтаны».

— Поступим следующим образом: я пойду от одного к другому, выдерживая прямую, не отклоняясь от курса.

— Что это значит? Не поняла.

— Очень просто — смотри в иллюминатор и говори направление, иначе мы будем кружиться от одного фонтана к другому.

— Почти понятно, Майкл. Поехали.

Батискаф медленно передвигался по дну океана, фиксируя «вулканчики» и пытаясь очертить контуры. Линия маршрута получалась длиной уже больше трехсот метров. Вскоре наблюдатели заметили, что океанское дно становится более крутым, уходя вниз, а количество «фонтанчиков» уменьшается. Впрочем, кто сказал, что шельф обязательно должен быть ровным? Разумеется, геометрически правильных углов и гладкой поверхности априори никто не ждал. Однако что-то в этой картине было неправильным, а что — Крис никак не могла понять.

— Майкл, о чем ты думаешь, глядя на этот пейзаж?

— Довольно занятно — фонтаны под водой, но, судя по твоему выражению лица, ничего хорошего ожидать не стоит.

— Ты видишь какую-нибудь закономерность в расположении этих фонтанчиков?

— Пожалуй, пока только то, что они идут по склону вниз, уменьшаясь как по количеству, так и по мощи.

— То есть мне не кажется? — немного по-детски спросила Крис.

— Совершенно верно, вам не кажется, леди.

— Тогда следуй за ними, капитан.

Склон почему-то не заканчивался, продолжая уходить вниз, изредка меняя угол наклона, кое-где переходя на несколько метров в ровную поверхность. Так батискаф прошел чуть больше километра. Глаза аргонавтов стали привыкать к такому подводному пейзажу.

— Крис, так и будем плыть по следу этих «вулканчиков»? Может быть, они дойдут до самых Курил.

— Не переживай, Майкл. Мы сейчас в желобе. Прежде чем доплывем на твоей посудине до островов, нам нужно перевалить за внутренний хребет впадины, его трудно не заметить.

— Почему?

— Потому что он почти такой же, как Кордильеры.

— Да, значит, острова нам не светят! Тогда остаемся здесь, на самом дне.

— Смотри! Что это впереди?

Майкл замедлил ход батискафа. Океаническое дно как будто остановило свое падение — и перед акванавтами вырос бугор метра два высотой. В сравнении с прежним узором океанского дна бугор выглядел не совсем естественно: даже самому непосвященному человеку было понятно, что вырос он совсем недавно и еще не успел вписаться в ландшафт.

— Вперед! Посмотрим на это чудо.

— Крис, такое впечатление, будто морской крот рыл ход по дну, и оно так взбугрилось.

— Неплохой сюжет для фантастики. Сделай пару снимков и видео, может, озолотишься на «ютубе».

Батискаф проплыл над бугром.

— Господи, Майкл, что здесь происходит?!

Оба застыли у своих иллюминаторов — свет прожекторов открывал новую загадку: земля словно просела вниз метра на два-три.

— Майкл, теперь куда?

— Предлагаю идти вдоль этого странного бугра. Мы, по крайней мере, поймем, каков периметр проседания.

Путешествие продолжалось еще несколько часов, после чего аппарат вышел к поверхности воды.

Уже вечером, когда перипетии погружения и эмоции остались позади, Крис обдумывала все увиденное на дне океана. Разумеется, нечто дельное могло родиться только в том случае, если разобрать по косточкам все прочитанное, исследованное, несколько раз раскритикованное, а также предположения, домыслы, цифры и факты. Даже скрупулезный анализ и синтез информации вовсе не гарантировал результата. Речь шла даже не о верных, а вообще о сколько-нибудь разумных выводах.

Результаты видео — и фотосъемки уже отправлены в ведомство вместе с файлом отчета. Исследователям стоило дождаться, что скажут более опытные коллеги. Однако профессорские и академические звания вполне позволяют их владельцам ошибаться, равно как и студентам-третьекурсникам, с той лишь разницей, что третьекурсники гораздо быстрее и легче признают свои ошибки.

***

Научно-исследовательское судно «Надежда» стояло буквально в километре от острова Анучина; две лодки отправились на берег с визитом вежливости и одновременно экскурсией.

— Смотри, Коля, уже на подходе — человек пятнадцать к нам, может, и больше. Значки не забудь.

— Значки — конечно, а как же без значков, у нас прямо как в центре, значки и фото на память, нам еще собаку новую должны выдать для таких целей. Чтобы как в советских альбомах рисовали лет сорок-шестьдесят назад: пограничник, АК-47, зеленая фуражка, вышка и овчарка.

— Ага, овчарки всегда душевно получались, что на фото, что на картинках. В училище, помню, такой альбом был, к семидесятилетию пограничных войск или как-то так назывался.

— На острове только собака будет не в тему, у нас по периметру два километра.

— Собака всегда в тему, просто у тебя, наверное, ее никогда не было.

— Почему же, была в детстве — Гольфстрим.

— Гольфстрим? Прикольно! Я так понимаю, что сокращенно его звали Гольфом в честь «фольксвагена»?

— Станет еще прикольней, если я тебе скажу, что это был породистый ньюфаундленд.

— Ого, Гольфстрим породы ньюфаундленд! В твоей семье географию любили.

— Ага, очень, поэтому и занесло на край света.

— Почему край, здесь солнце восходит, значит, здесь все-таки начало.

— Как знать… Самый большой океан в мире, самое огромное водное пространство от Курил до самой Америки — здесь у нас и начало, и конец.

— Философично!

— В такой атмосфере поневоле становишься философом. Вообще я бы проводил курсы реабилитации на островах для жителей больших городов, но, разумеется, в ограниченном количестве. Приедут, подлечат расшатанные ритмом мегаполиса нервишки, восстановятся — и обратно на материк, за длинным рублем.

— Пока ты думаешь, туристические бюро в Москве и Питере уже предлагают туры в «Консу», и вовсе не за скромное вознаграждение.

— А мне и в «Консу» пока не надо, у нас не хуже. Но если приспичит, то можно сгонять на Волгу в Сарепту, там своя «конса», в миниатюре, правда.

— Спасибо, при нашей-то работе хочется в цивилизацию.

— И куда планируешь в отпуск?

— Если доживу, то, скорее всего, в Токио, — рассмеялся Николай. — У меня прописка дальневосточная — визы не надо, да и вообще, один из самых больших городов в мире, куда нам проще всего добраться.

— По «упрощенке» через Хоккайдо или?..

— Воздушно-капельным путем. Владивосток — Токио.

— Мы тоже со своей хотели в отпуск, правда, по маршруту Чита — Москва, тогда еще «Винни-Пух» ходил; жаль, беднягу убрали. А потом мы разбежались, и на самолете она улетела без проблем — быстро и недорого, безо всяких тебе «Винни-Пухов»¹⁰

— Слышал, еще года два будет томиться «Винни». Реконструкция — дело серьезное. Четыре палубы, каюты, рестораны, террасы.

— Да, нынче турист пошел искушенный, ушли в прошлое и «Пузырь», и «Тучка»^11*

— «Пузырь» — это было круто, помню, путевку сам себе подарил. Кстати, первый и, честно сказать, единственный перелет.

— Я вообще еще не летал таким макаром.

— Встретить закат в воздухе, увидеть, как солнце заходит на высоте в тысячу метров… Дирижабль — это не перелет в стальной коробке, это отдельный эпизод из жизни, то, что действительно запоминается: романтика, аттракционы — «корзинка», «тарзанка».

— Насколько я знаю, прежде чем тебя посадят в «корзинку» или пустят на «тарзанку», ты должен дать письменное уведомление, что тебе известны все риски подобного развлечения.

— Конечно, однако пока не было ни одного случая.

Лодки тем временем подходили ближе и ближе к берегу. Пограничники не без любопытства рассматривали членов экипажа. Нетрудно был догадаться, что это международная экспедиция: японцы, индийцы, славяне, афро. Больше всего внимание привлекали, естественно, две девушки: едва замеченные, они стали объектами обсуждения — откуда они, сколько им лет, из какого ведомства. Через несколько минут пограничники уже встречали лодки на «мягком» пирсе — плавучей конструкции из пластмассовых балок и плотной резины, уходящей на два десятка метров в море. Камуфлированная форма на манер советской «двухцветки», зеленые фуражки, которые, по неписаному правилу, надевали во время встреч международных команд, ремни с кобурами.

— Смотри, русские офицеры, — Элен толкнула в бок Маё. — Настоящие русские офицеры-пограничники, вот, оказывается, как они выглядят.

— А ты их представляла другими? — ответила Маё.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Землетрясение в Кобе произошло 17 января 1995 года (6500 погибших); Шикотанское землетрясение — 4 октября 1994 года (десять погибших), после землетрясения произошло цунами; Хаилинское землетрясение в Корякском автономном округе магнитудой семь баллов — март 1991 года, обошлось без жертв.

2

ТОМО («Токио — Москва») — международная корпорация, созданная Японией и Россией в 2021 году с целью совместной добычи, переработки, воспроизведения и охраны биоресурсов Тихого океана. Входит в десятку крупнейших компаний Дальневосточного региона. Основные конкуренты: американский BioPacifik, китайская HAILONG («Морской дракон»), сингапуро-малайзийско-гонконгский концерн Jlan future («Дорога будущего»). С 2030 года компания ТОМО занимается перспективным разведением китов вблизи побережья Курильской гряды. Этим же пытаются заниматься конкуренты, между компаниями постоянно происходят конфликты из-за перемещений китов и хозяйственной деятельности, что ведет ко множеству инцидентов с вынужденным участием пограничных и военно-морских сил разных стран.

3

Sea energy — австрало-индийская корпорация, созданная в 2028 году, во главе с индийским ученым-миллиардером доктором Лакшманом Чаудхари. Корпорация занимается добычей электроэнергии в водах мирового океана за счет силы приливов, а также ветряных и солнечных станций, расположенных на плавучих платформах. Активно продвигает идею передвижения судов на электроэнергии. Корпорацией было создано несколько аккумулирующих станций вблизи берегов Малайзии, Австралии, Индии, Филиппин, позволяющих электросудам совершать большие переходы. В 2032 году Лакшман Чаудхари заявил, что миссия компании — это электрификация морских судов с целью защиты мирового океана. Более двадцати региональных и мировых экологических организаций по тем или иным причинам лоббируют интересы Sea energy.

4

^* Синг — индийское мужское имя, в переводе означает «лев».

5

^** Сейвал — ивасевый кит, достигает в длину 20 метров, массой до 30 тонн, обитает в том числе в Охотском море, встречается недалеко от Курильских островов. Финвал — сельдяной кит, второе по величине животное в мире, достигает в длину 24–25 метров, массой 40–70 тонн. С 2035 года по «китовой» конвенции находится под международной защитой как в территориальных, так и в нейтральных водах.

6

«Внимание, цунами» — большие совместные учения Тихоокеанского флота, Тихоокеанского пограничного округа Пограничных войск РФ, МЧС России, Института сейсмологии и геофизики Дальневосточного отделения РАН, японских ВМС, Управления безопасности на море Японии, японских спасательных отрядов по отработке действий в условиях чрезвычайных ситуаций, стихийных бедствий, гуманитарной катастрофы, последствий ядерных взрывов и т. д. С 2026 года проводятся ежегодно. О времени учений командующие и главы ведомств узнают за сутки, военные и гражданские служащие — за три часа. «Тайфун» — маневры пограничников Тихоокеанского округа по противодействию терроризму и нарушению границ на море, в них участвуют сторожевые пограничные катера и корабли, подразделения мотоманевренных групп погранотрядов, спецназ пограничных войск «Сигма». «Айзен на ми» (в переводе с японского «Безопасное море») — совместные локальные учения в районе Курильской гряды японского Управления безопасности на море и погранвойск РФ. «Филадельфия» — усиленный режим несения службы и наблюдения пограничников в случае приближения американских или китайских военных кораблей.

7

Light — в переводе с английского «свет».

8

«В океане с Заком Эфроном» — популярнейшее телешоу в США и других странах, выходит по воскресеньям в прямом эфире: звезды кино и эстрады, приглашенные эксперты, дрессированные киты, сенсации, лотерея и кульминация программы — появление на голограммном экране очередного «чудовища», якобы заснятого исследователями вблизи побережья какого-либо материка.

9

^* Речь идет об известном научно-популярном сериале «Подводная одиссея команды Кусто».

10

Путешествовать «воздушно-капельным путем» — на дирижабле. С конца 2020-х годов дирижабли вновь стали завоевывать популярность на рынке авиаперевозок и туризма вследствие удешевления гелия и повышения безопасности дирижаблей. «Винни-Пух» — самый большой пассажирский дирижабль в России, запущен в 2034 году. Весит около 150 тонн, способен совершать перелеты до 15 000 километров. С 2041 года на модернизации.

11

^* «Пузырь» и «Тучка» — первые российские дирижабли массового использования, совершали перелеты в начале 2030 — х годов (Екатеринбург — Москва, Красноярск — Санкт-Петербург).