Сказочники

Вячеслав Синицын, 2023

Сложно жить в стране, в которой все подчинено диктату Судьбы. Если ты родился крестьянином, то будь добр, паши землю до самой смерти. Ну а если тебе повезло появиться на свет с серебряной ложкой во рту, что ж, наслаждайся жизнью своего круга. Но ни крестьянин, ни аристократ не вольны распоряжаться своей судьбой. Кем ты станешь в будущем, на ком женишься, как назовешь своих детей – все это решают за тебя. А пойдешь наперекор и останется только один путь – бежать. Особенно сложно приходится людям с даром – странными способностями, выходящими за рамки возможностей обычного человека. Некоторые верят, что где-то спрятана древняя Книга, из-за которой люди в Дримии не могут вновь обрести свою свободу. В ее поиски оказываются втянуты и двое влюбленных, которые просто не должны были встретиться, если верить в Судьбу.

Пролог

Тропинка, слегка раскисшая после дождя, змейкой вилась через поле. Позади над пологим склоном поднимался дым — там, в небольшой долине, осталась деревня с ухоженными домиками, белёные стены которых резко контрастировали с оранжевой черепицей крыш. В доме, стоящем на самом краю, они купили крынку молока, свежеиспечённого хлеба, немного сыра и узнали, что эта тропинка ведет прямиком до станции, у которой два раза в день останавливается поезд. Поезд, идущий в город с уютно-печальным названием Осень. Если хозяйка и удивилась необычной монетке, которой расплатились путешественники, то виду не подала. Мало ли, откуда их занесло — по одежде же видно, что нездешние.

Они сели на траву и молча перекусили нехитрой крестьянской снедью прямо в поле. Девушка выглядела уставшей. В её необычных серебристых волосах запутались травинки, одежда была помята, а в уголках губ залегла складка. Все говорило о том, что недавно она пережила какое-то сильное потрясение. Ничего, одна спокойная ночь в мягкой постели сотрёт с лица эти следы и вернёт ясность взгляду больших аквамариновых глаз. Она сильная и уже не раз доказала это за бесконечно длящийся день. Хотя здесь было утро.

Так думал и молодой человек в тёмно-сером походном костюме. Его слегка вытянутое лицо с острыми скулами и носом с горбинкой тоже носило следы недавних волнений, которые он старался прятать за маской спокойствия и уверенности, чтобы придать сил своей спутнице.

Поев, они поднялись и пошли вперёд в сторону станции. Вокруг было лето или поздняя весна. Определить с точностью не получалось, но трава вокруг ещё не потеряла свою ярко-салатовую свежесть, а летающие над ней птицы, похоже, всё ещё не могли нарадоваться солнцу и теплу. Воздух одуряюще пах полевыми цветами и звенел от кружащихся вокруг насекомых. К счастью, кусачих среди них не было, либо им просто везло, и весь путь до станции путешественники преодолели, не потеряв ни капли крови. Если бы не усталость и не до конца высохшая одежда, то можно было бы наслаждаться этой прогулкой. Сколько таких полей мужчина повидал в той, оставшейся за спиной жизни, и не счесть…

Станция представляла собой небольшое одноэтажное строение, сложенное из кирпичей красного цвета, частично выщербленных и поросших снизу какой-то ползучей растительностью. Посредине короткой платформы стоял навес, призванный защищать пассажиров от дождя и зноя, в зависимости от того, в какое время года они оказались на этом сонном полустанке. Пахло пылью, травяным соком и нагретым железом рельс.

— Добрый день. — Входная дверь в домик станционного смотрителя приветливо скрипнула навстречу, и в открывшемся проёме усталый путешественник увидел небольшую светлую комнату, у дальней стены которой стоял обитый зелёным сукном стол. За ним сидел пожилой мужчина, с пышными бакенбардами и поседевшей шевелюрой, обильно прореженной на макушке. В левой руке он крутил белый деревянный жезл с красным кружком на вершине, а рядом с правой лежала форменная фуражка с медной начищенной до блеска кокардой с двумя перекрещенными молоточками.

— Добрый день, эр! — степенно поприветствовал вошедшего смотритель, поднимаясь. Судя по всему, пассажиры были не частыми гостями на его станции, и он был рад возможности развеять скучную службу разговором. — Жарковато сегодня, не правда ли?

— Ваша правда, — вежливо кивнул молодой человек, входя в комнату и останавливаясь перед столом.

— Прошу вас, присаживайтесь, — смотритель, вновь опустившись на своё место, указал на видавший виды, но всё ещё крепкий стул, стоящий напротив. — Из Эспена пришли?

— Если та деревушка за полем называется Эспен, то да, — признался тот, с благодарностью принимая из его рук стакан холодной воды с лимоном. — Так получилось, что мы с женой оказались в этих местах совершенно случайно и теперь хотели бы добраться до города.

— Нет ничего проще! — воскликнул смотритель, довольный тем, что в его власти оказать столь небольшую услугу. Он тактично не стал расспрашивать, как это молодой человек оказался в этом медвежьем углу, если с поезда не сходили. Хотя, может быть, он решил, что это могло произойти не в его смену. — Поезд до станции Осень будет здесь в полдень, и вы с комфортом доберётесь на нем до города. Да и где же ваша супруга, эр? Зовите её сюда — скоро на улице станет очень жарко!

Путешественник благодарно кивнул, вышел и позвал девушку, которая воспользовалась этим временем и уличным умывальником, чтобы хоть немного привести себя в порядок. И надо сказать, что ей это удалось. Когда она вошла в комнату, смотритель подскочил со своего места и начал лихорадочно застегивать верхнюю пуговицу форменного сюртука, до того спокойно распахнутого.

— Эра, прошу прощения, прошу вас, проходите, присаживайтесь, — засуетился он вокруг девушки, со странными серебристыми волосами. Стройная как тростинка, с гордо поднятой головой, тонкими чертами лица и манерами, выдающими не одно поколение знатных предков, она при желании умела произвести нужное впечатление.

— Благодарю вас… — перевёл путешественник ее слова. Здешний язык напоминал старо-франконский. Гортанные гласные и раскатистое «р». Несмотря на усталость, молодой человек мысленно разобрал местный язык на составляющие и поставил в наиболее подходящую для него группу. Там, во время своих бесконечных странствий с цирком, он при любой возможности старался заглянуть в библиотеку каждого городка, в котором мы останавливались хотя бы на один день. Удивительно, сколько чудесных открытий он совершил, копаясь в самых дальних и самых пыльных стеллажах или кладовых. Всё, до чего не смогли добраться цензоры или крысы, не сильно отличающиеся друг от друга по разрушительности последствий, пополняло его языковую копилку. Вот в неё упала и ещё одна монетка.

— Пьер! — верно понял вопрос смотритель, который если и удивился, что девушка не говорит на местном языке, то виду не подал. — Пьер Кондю к вашим услугам, эра!

— Благодарю вас, Пьер. Меня зовут Рэм, а это Руна.

Тем временем девушка грациозно опустилась в заботливо отодвинутое кресло смотрителя. Видимо, по его мнению, стулья, стоящие вдоль стены, и тот, который до этого занимал её спутник, могли подойти ему или другим пассажирам, но никак не ей. Рэм не мог скрыть улыбку, глядя на разворачивающееся перед ним действие. Он и сам при первом знакомстве с девушкой допустил ту же ошибку, решив, что Руна — хрупкий, изнеженный цветок, слабо приспособленный к окружающему миру. Позже ему не раз пришлось убедиться в том, насколько первое впечатление было обманчиво.

— Как я уже говорил вашему мужу, — устало опущенные уголки губ Руны после перевода слов смотрителя слегка дрогнули в намёке на улыбку, — поезд будет в полдень, то есть, — он сверился с вытащенным из внешнего кармана сюртука хронометром, — через два часа и три четверти. Всё это время я и этот дом к вашим услугам, эра. Может быть, вы хотите воды или вина?

— Спасибо, — кивнула Руна, — стакана воды будет достаточно. Сегодня очень жарко.

— Да, эра, ваша правда, весна в этом году что лето! — воскликнул смотритель, вновь обретая почву под ногами. Значит, здесь была весна.

— Мне хотелось бы сразу решить вопрос с билетами, — осторожно начал молодой человек. У них не было местных денег, но Рэм надеялся на то, что серебро здесь тоже имеет ценность. — Сколько мы должны за два билета?

— Билет первого класса до Осени стоит двенадцать экю с четвертью. Итого, два билета, двадцать четыре с половиной экю. Билеты второго класса обойдутся вам в пятнадцать экю за двоих.

— Нам, пожалуйста, два билета в первый класс, Пьер, — сказал Рэм.

— Конечно, эр. — Смотритель открыл ящик стола и достал оттуда жестяную коробку. Откинув крышку, он достал пачку картонных билетов, перетянутую тонкой бечёвкой. Вынув из неё два, он взял в руки железное перо, откинул крышку массивной чернильницы начал их сноровисто заполнять. Рэм же во все глаза уставился на монеты. Им повезло — монета в десять экю была серебряной и по весу, как он определил на глаз, была примерно одинакова с дримийской маркой.

— Пожалуйста, — он вытащил из кармана две марки и протянул их Пьеру. — Я понимаю, что это не ваши деньги, но это тоже серебро, и, надеюсь, их будет достаточно?

Смотритель осторожно принял монеты и начал крутить их в пальцах.

— Это где же такие в ходу, разрешите полюбопытствовать?

— О, — устало улыбнулся Рэм, — очень далеко. Поезда туда не ходят.

— Видимо, это действительно очень далеко, ведь на нашем континенте поезда ходят везде, — с гордостью заявил Пьер. — Вы, наверное, с Эрии? Прибыли трансконтинентальным дирижаблем?

— Именно так, — решил соврать молодой человек, чтобы закончить ненужные расспросы.

— Ну что же, — явно повеселел их собеседник, когда загадка происхождения двух путешественников счастливо разрешилась, — тогда я не вижу никаких проблем и приму ваши монеты. Кстати, должен отметить, что вы прекрасно говорите на грасси. — Он убрал монеты в стол и отсчитал сдачу.

— Спасибо большое, Пьер. У меня с детства способности к языкам.

Так в светской беседе прошло время ожидания, и вдалеке слышится гудок приближающегося паровоза. Все вместе они вышли на платформу. На улице стало заметно жарче. Пьер Кондю, надев фуражку и одёрнув форменный сюртук, заранее поднимает вверх свой жезл. Таким образом он подает сигнал машинисту о том, что на его полустанке есть пассажиры. Паровоз плавно останавливается у платформы, обдавая их клубами пара. Из первого вагона выходит осанистый кондуктор в форме поновее и побогаче, нежели у нашего смотрителя, прикладывает руку к фуражке, здоровается и жестом приглашает нас проследовать в вагон.

Изнутри вагон, обитый деревянными шпалерами, состоял из длинного узкого коридора по левую руку и ряда купе по правую. Их проводили в третье по счёту купе, видимо, в остальных уже были пассажиры. Оно оказалось довольно большим, с двумя мягкими диванами зелёного цвета и пустым. Руна с тихим вздохом удовольствия опускается в бархатные объятия одного из них и кивает на прощание старику-смотрителю в большое окно. Рэм делает то же самое, приподнимая свою шляпу, и паровоз, дав громкий гудок и выпустив обильные облака пара, медленно трогается в сторону города по имени Осень.

Спустя несколько минут дверь в купе тихо отворяется, и в неё входит кондуктор. От человека пахнет табаком и немного мокрой шерстью. Видимо, ранее по пути шел дождь и его китель ещё не успел просохнуть.

— Прошу ваши билеты, эры.

Рэм протягивает два продолговатых картонных обрезка с какими-то значками, старательно выведенными Пьером, проводник компостирует их и, пожелав доброй дороги, тихо выходит, притворяя за собой дверь. Руна все это время сидела молча, глядя в окно на убегающие сельские пейзажи.

— Иди ко мне, — тихо говорит она. Рэм садится рядом на мягкий диван и обнимает девушку. Она кладёт голову ему на плечо и практически сразу засыпает под мерный перестук колес поезда, несущего нас в неизвестность.