Записки разведчика. Книга первая

Вячеслав Полежаев

Действие книги разворачивается на далёкой от нас планете, но очень похожей на нашу Землю. Первые шаги разведчика были полны неожиданных поворотов жизни, но он всегда находил правильный путь в любой ситуации.

Часть 2. Дело об артефактах

Глава 1

— Господин генерал! Лейтенант Привольный. Представляюсь по случаю прибытия для прохождения дальнейшей службы, — отрапортовал я.

Передо мной стоял, по мнению преподавателей нашего училища, самый грозный человек не только в нашей армии, но и на всей планете. Меня даже оторопь взяла от одного только его взгляда, который он на меня кинул. Он словно пригвоздил меня к месту, кинув в мою сторону всего лишь один мимолетный взгляд. По коже пробежал мороз, а вслед за ним и стадо мурашек.

— А, пополнение! Пополнение — это хорошо. Ты один, что ли прибыл? — к моему удивлению, голос генерала звучал достаточно расслабленно. Но зато этот твердый, колючий взгляд… Сколько в нем было строгости и сдержанности…

— Так точно, господин генерал!

Генерал усмехнулся в свои смоляно-чёрные усы:

— Давай так договоримся, лейтенант. Мы здесь не на плацу, поэтому расслабься. Не вытягивайся в струнку, а то от важности лопнуть можешь. Перед солдатами нужно соблюдать субординацию, а между собой я — «дед», так меня зовут все командиры. Уяснил?

— Так точно, уяснил, — несмотря на то, что я был вынужден согласиться с начальством, напряжение по-прежнему меня не отпускало.

— Вот и славненько. Следующее. Место тебе пока не подготовили, поэтому первое время будешь жить в палатке офицеров.

— Я не нуждаюсь в особом месте для жилья, в палатке мне будет даже удобнее.

— Это хорошо, когда у тебя такой настрой к службе. Но место тебе будет в ближайшее время. И не перечить мне тут! Что-то вещичек у тебя маловато совсем…

О! Он даже это заметил! Хотя, по отзывам преподавателей, у меня сложилось другое мнение о начальнике службы разведки фронта. Под его командованием мне предстояла дальнейшая служба. От его вопросов и от страха перед ним у меня дыхание перехватывало.

— В походной жизни каждый килограмм ложится на плечи, «дед»…

— Тоже здорово. Сработаемся. А теперь слушай главное: построений у нас тут не бывает особо, но утром к восьми ноль-ноль будь у меня. Понял?

— Слушаюсь, господин генерал!

Он поморщился, как от зубной боли:

— Снова ты за своё… Ладно. Сергазинов!

— Я, господин генерал!

В палатку влетел щупленький молоденький солдат в форме на размер больше, чем он сам. За спиной на ремне у него висел портативный автомат, а на ремне — подсумок с рожками к нему. На вид этому «воробью» было от силы лет двадцать.

— Сергазинов, отведи нашего новенького лейтенанта в общую офицерскую палатку, а потом сразу же в столовую. Капитану Семчуку скажешь, чтобы сразу же накормили и поставили на довольствие. Всё. Лейтенант, до утра советую осмотреть лагерь, чтобы потом не заблудиться.

— Есть, господин генерал. Разрешите идти?

— Идите.

Теперь, я думаю, в самый раз сказать пару слов о генерале. По описанию преподавателей училища, которое я закончил совсем недавно, генерал должен был оказаться ну никак не меньше двух с половиной метров ростом, иметь могучий, громогласный голос, силушку богатырскую… Короче, быть этаким былинным богатырём! А что мы получили? На самом деле генерал ростом был очень не высок, чуть больше полутора метра. Голос его никак не назовёшь могучим, но когда он говорил, кровь застывала в жилах. Про силушку я говорить не буду, потому что он имел обычное телосложение, скорее худощавое даже, но сила его ума и могущество заключаются не в физической силе, а в силе его Души. От этой самой внутренней силы, которая так и пробивалась через каждую тональность его голоса, кровь в жилах и начинала бежать в разы медленнее.

Мы шли через лагерь, в котором почти никого не было, а те, кто был тут, каждый занимался своим делом.

— Сергазинов, скажите, пожалуйста, если можете: как Вы, представитель такой редкой у нас здесь народности, оказались на службе в нашей разведке? Ведь ваши племена, насколько я помню, живут на территории, которую занимает противник…

— Никакого секрета в этом нет, господин лейтенант, — паренек угловато и неловко передернул плечом. — Меня сюда принесли на своих плечах разведчики. Они были на задании в наших краях, но на них напали враги. Я предложил им помощь, как проводник. Они согласились, но меня ранили, и вернуться назад я уже не смог бы никогда. Я это объяснил командиру группы. И он приказал меня взять с собой, — манера разговора Сергазинова была такая, как будто он разговаривал с человеком, которого знал достаточно долгое время и которому, определенно, доверял.

— Ух ты! Как интересно получилось. Понятно. Так, мы пришли?

— Да, господин лейтенант, — тон «воробья» снова стал формальным, словно он опомнился.

Мы вошли внутрь палатки. В ней стояли шесть походных кроватей, рядом с ними по одной небольшой тумбочке и по походному стулу. На одной из кроватей сидел человек. Сергазинов вытянулся по струнке и отдал ему честь:

— Господин капитан, к вам прибыло пополнение.

Человек встал и подошёл ко мне. Высокий, широкоплечий. Возрастом немного больше тридцати пяти на вид. В его темных волосах уже немного блестела седина. Не удивительно. В такие времена все мы седеем рано…

— Значит, новенький? Откуда будешь родом?

— Лейтенант Привольный. Я из южан.

— Капитан Космодин. Из хороших мест… Это здорово. А я из столицы. Ну, что ж, будем знакомы. Вот ваша кровать, лейтенант, — капитан указал рукой на кровать. — Располагайтесь.

— Я пока на минутку, вещи оставить, а вечером можно побеседовать.

— Добро. Тогда до вечера!

Расположив свои вещи на кровати, мы пошли с Сергазиновым от палатки в сторону. Обстановка в лагере была настолько мирная, что даже не верилось, что совсем недалеко идут бои, гибнут солдаты с обеих сторон. А тут на деревьях пели птицы, как будто и не знали, что где-то гремит канонада… Такие мысли пришли мне как-то сами собой, пока мы шли до столовой. И я им не удивился даже, потому что канонады здесь неслышно было совсем.

После столовой я пошёл осматривать лагерь. Как оказалось, лагерь стоял на южной окраине небольшой деревушки. Дома — все сплошь деревянные, покрытые соломой и рогозом. Заборы — плетни, но не каждый дом они огораживали. Во дворе каждого дома стояли хозяйственные постройки, пригоны, сараи, навесы… По хозяйству хлопотали женщины и дети, из мужчин я видел только стариков. Все хлопоты были мирными и никак не напоминали о боях и сражениях.

Лагерь был для разведчасти большим: в нём могли свободно разместиться до батальона солдат и офицеров. На территории находились столовая, своя медсанчасть, место, где показывали по вечерам фильмы, палатки для личного состава. Но территория — почти пуста. Около медицинских палаток — несколько санитарок и раненых солдат, в хозяйственной части несколько солдат ухаживали за животными, у штаба охрана, и всё.

Вечером я спросил об этом Космодина.

— Здесь неподалёку есть учебный центр, где сейчас все находятся. Прибыло пополнение, и его обучают, так что пока тут тишина. Да ты не расстраивайся, лейтенант! Скучно тебе тут точно не будет! Утром на разнарядке всё узнаешь.

Три дня я прибывал к восьми утра, и к полудню я уже был предоставлен самому себе. После учебной части училища это был курортный отдых. Я даже на речку ходил, которая протекает по северной окраине села. Нырял, плавал, загорал…

Во время одного из таких отдыхов я увидел возвращение разведчиков. Их было четверо и на плащ-палатке они несли пятого. Один из них был одет в форму противника. Другой сильно хромал: он был ранен в ногу и измотан усталостью. Я подбежал к ним и подхватил плащ-палатку у раненого разведчика. Он поблагодарил меня взглядом и поплёлся медленно вслед за нами.

Глава 2

Раненого доставили в санчасть, и группа двинулась в штаб. Во время доклада генералу я оставался в стороне. «Дед» подозвал меня, чтобы я послушал доклад. Докладывал раненый в ногу. Это был командир группы капитан Сергунов.

— Господин генерал, задание выполнено полностью. Потерь нет, только тяжело ранен сержант Петухов, и меня немного зацепило. Уже у самого перехода через линию фронта напоролись на патруль. Слишком поздно заметили его. Их восемь человек было, что-то слишком много для простого патруля. Семерых мы убрали, а восьмого привели сюда. Вот его документы.

Он вынул из нагрудного кармана несколько документов и передал их генералу.

— Благодарю за службу, сынки. Идите, отдыхайте. Капитан, ты можешь задержаться минут на двадцать? — Взгляд генерала задержался на капитане.

— Так точно, господин генерал, могу, — кивнул Сергунов.

— Ладно, не бравируй, присаживайся лучше. Дело в том, что к нам прибыл в пополнение новенький. Познакомься — лейтенант Привольный. Из училища сразу к нам кинули.

Мы пожали друг другу руки. Рукопожатие вышло крепким.

— Спасибо, лейтенант, за помощь.

— Да не за что, господин капитан. Это мой долг.

Генерал был несколько удивлён таким словам капитана:

— Чем он тебе помог?

— Он около реки меня подменил, когда я Петухова нёс.

— Вот и хорошо, что познакомились. Капитан, я хочу тебе его в группу поставить. Как на это смотришь? Судя по всему, Петухов не скоро в строй встанет, надо полагать, а группа у тебя и без того маленькая.

— Господин генерал, я свой ответ дам через три дня. Вас это устроит?

— Хорошо, на этом и порешили, иди, отдыхай. В санчасть сначала, потом отдыхай, — Генерал махнул рукой в сторону выхода.

— Слушаюсь, господин генерал, — отдал честь Сергунов и сразу же покинул штаб.

«Дед» обратился ко мне со странным вопросом. Это явно не было приказом. Даже тональность голоса генерала была не такой официальной и строгой, как обычно:

— Сынок, а ты хотел бы побеседовать с пленным, которого привели только что?

— С удовольствием, господин генерал, — я даже немного растерялся.

— Снова ты за своё! — Поморщился «дед». — Тогда хоть бы по имени отчеству звал, что ли…

— А как Вас зовут? — Ухватился я за возможность ближе узнать генерала.

— В детстве меня Гешей кликали, а так, как отца Борисом звали, то, стало быть, я Геннадий Борисович.

— Очень приятно, Геннадий Борисович!

— Ну, вот и славненько. Значит так, я тут тихонечко за ширмой посижу, послушаю. Протокол не веди, я включу прослушку, она всё запишет.

— Понял, Геннадий Борисович.

«Дед» зашёл в другую комнатку и задёрнул ширму.

— Сергазинов!

— Я, господин генерал! — Забежал солдат. И тут же удивился. — Ой, а где генерал? Мимо меня, вроде бы, не проходил…

— Сергазинов, скажи, пленного покормили уже? — спросил я у «воробья».

— Никак нет! Пленный кушать отказывается.

— Тогда вот что, Сергазинов. Организуй нам с ним ужин за этим столом. Мы вместе с ним ужинать будем.

Сергазинов сначала опешил от такой просьбы, но потом улыбнулся:

— Я понял, господин лейтенант. Сейчас всё организуем! — И убежал выполнять.

Когда привели пленного, я встал из-за стола к нему навстречу.

— Добрый вечер, господин лейтенант. Я — лейтенант Привольный. Как видите, мы с Вами в одном звании и я хотел бы с Вами познакомиться поближе. Я впервые на фронте и впервые имею честь разговаривать с офицером армии противника, — мужчина держался гордо, задрав свой тяжелый подбородок и поджимая тонкие губы.

— Я с Вами не намерен вести никакую беседу, господин лейтенант. Я хотел бы поговорить с Вашим вышестоящим начальством, — ответ его прямо-таки сквозил сарказмом и заносчивостью. Но я не обратил на это никакого внимания и продолжил:

— К сожалению, моё начальство совсем недавно вынуждено было уехать по службе, а Вас я пригласил сюда для того, чтобы с Вами поужинать. Я не буду Вас допрашивать, не буду вести протокол и так далее. А то, что Вы хотите сообщить моему начальству, Вы ему и сообщите, когда оно вернётся.

Видимо, ему мой ответ понравился, и он смягчился, даже немного расслабился:

— А что у Вас на ужин, господин лейтенант?

— Изысканных блюд в походных условиях, как Вы знаете, даже на стол генерала не подают. Поэтому мы довольствуемся тем, что нам поставят к столу. Сегодня — пшеничная каша и жареная рыба, а так же сладкий чай. Вас такое меню устраивает?

— Если к этому добавить хлеб и разбавить немножечко водочкой… — Лейтенант пропустил сквозь свою пятерню коротко стриженные светлые волосы.

— Ух ты!!! А губа у Вас не дура, господин лейтенант, — я невольно даже улыбнулся. — Попробуем организовать. Сергазинов! Где там наш ужин? И водки дай нам по сто грамм.

Солдат потерял дар речи. Но пришёл в себя очень быстро, когда увидел за ширмой улыбку генерала и его одобряющее кивание головой.

— Каша, хлеб и рыба вот они, — пища сразу же, почти моментально, оказалась на столе перед нами. — А за водкой я сейчас сбегаю.

— А что, своего запаса нету что ли?

Сергазинов обомлел, покрылся потом…

— Есть, господин лейтенант. Сейчас организую!

— Господин лейтенант, у меня есть предложение: раз уж мы в такой непринуждённой обстановке проводим ужин, может быть стоит перейти на «ты»? Меня, кстати, Вадим зовут.

— Согласен, Вадим. Я — Паша, — собеседник мой только пожал плечами, улыбнулся и окончательно расслабился.

— Вот и хорошо, Паша! Давай придвигай свой стул поближе к столу, ужин остывает.

Дальше беседа проходила во время ужина. Выпили по сто грамм за Победу, просто за Победу. Закусили немного, потом продолжили беседу.

— Паш, а ты сам откуда родом будешь?

— Я сам — из потомственных дворян! Наш род очень древний. Ему уже больше тысячи лет.

— Здорово! А я так и предположил, когда ты про меню спросил. Паша, ты не обижайся, пожалуйста, но я сам происхожу из крестьянского сословия. Мои предки все были крестьянами. Но когда возникала необходимость идти в бой, мы никогда не прятались за спины других, мы смело шли вперёд!

— Вадим, я тебя и твой род за это даже зауважал!

— Спасибо, Паш. А ты сам давно на фронте?

— Две недели, как прибыл с пополнением.

— Слушай, так и я совсем недавно приехал сюда! Знаешь, это судьба нас с тобой свела! Ты женат? Дети есть?

— Не успел жениться…

— А девушка-то хоть есть любимая?

— Девушка есть, и она обещала дождаться, — Паша улыбнулся. Явно от воспоминаний о близком человеке.

— Знаешь, это очень здорово, когда есть кому ждать дома! По себе знаю! У меня, правда, у самого никого нету, но я не отчаиваюсь. Обязательно встречу такую, чтобы на всю жизнь!

— Вадим, я тебя ещё больше уважаю! Ты не теряешь надежду, а это в нашей жизни — самое главное!

— Надежда — это, конечно, да! Но я думаю, что Любовь всё-таки главнее! Любовь такие горы может свернуть!

— Согласен! Может! Но Надежда всегда должна быть.

— Она есть, Паша. Есть! Слушай, мы с тобой так подружились за столом неожиданно! Извини, но у меня такой вопрос возник: ты сейчас у нас в плену. А как ты собираешься жениться на своей девушке?

— Вот именно об этом я и хотел поговорить с твоим начальством. За передачу меня на нашу сторону мои родственники могут дать хороший выкуп!

— А насколько он хорош?

— Тысяч двести золотом.

Я сделал задумчивую гримасу:

— Да-а, это большие деньги… Но это пусть решает начальство. Ты лучше скажи, почему был такой большой патруль, в котором ты находился?

— Да вчера к нам доставили несколько единиц какого-то секретного вооружения, а сегодня всех погнали в патрули, и сделали их по восемь-десять человек, — Паша рассказывал все это налегке. Будто речь не шла о чем-то серьезном, а, наоборот, будто мы говорили о чем-то простом, рядовом, обыденном.

— Слушай, а ты сам-то видел это оружие?

— А тебе зачем? — все же парень немного нахмурился.

— Да я же деревенский! И мне интересна новая техника. Хоть бы одним глазком глянуть…

— Я видел какие-то вагончики на колёсах, потом антенны разворачивали…

— А где их установили? В лесу или на поляну вытянули?

— Их поставили на окраине леса и прикрыли камуфляжной сеткой. Так что не на поляне и не в лесу получается!

— Точно. Получается так. А чем кормят у вас офицеров? — сменил я тему разговора.

— Младшим офицерам дают то же, что и солдатам, а старшим ещё доппаёк подкидывают.

— А что в этом доппайке находится?

— Я точно не знаю, ведь я же младший офицер, но видел, как командир полка нашего доставал из него деликатесы, коньяк и шоколад. Это то, что я видел своими глазами.

— Да… Живут же!

— Ага, не говори…

За таким разговором ужин подошёл к концу.

— Как интересно, — я с самым серьёзным видом посмотрел на часы и присвистнул. — Слушай, пойдём я тебя провожу, а то начальство нагрянет, мне худо будет. Ты на меня не в обиде?

— Да нет, конечно. Какая тут обида может быть! Пошли.

Когда я вернулся в штаб, Геннадий Борисович улыбался во все зубы.

— Сказать честно, Вадим? Я в шоке! Ты молодец! Умеешь найти общий язык с людьми! Весьма похвально! А откуда ты про запасы Сергазинова узнал?

От такой похвалы из уст грозного генерала я растаял:

— Плох ординарец, у которого на всякий случай нет такого запаса. А Сергазинов — хороший ординарец! Не за страх или славу служит…

— Молодец, подловил ты его, — генерал продолжал все так же улыбаться.

— Да всё бы ничего, только он не водки дал, а спирта неразбавленного…

Генерал расхохотался.

— Вот это ты его приструнил! Даже я не знал, что у него спирт есть!

Просмеявшись, генерал призадумался.

— Надо ещё одну группу засылать срочно! Что же это за секретное оружие доставили? Это надо выяснить и немедленно. Кто из офицеров в палатке живёт?

— Капитан Космодин.

— Пригласи его ко мне, будь добр. Прямо сейчас.

— Слушаюсь!

Космодин был в палатке.

— Господин капитан, Вас генерал вызывает к себе срочно.

— Через три минуты буду.

Глава 3

Когда я зашёл в палатку, перед генералом навытяжку стоял посыльный из штаба фронта, а в руках у генерала было письмо. Он читал это письмо и задумчиво почёсывал подбородок.

— Господин капитан, знакомьтесь: лейтенант Привольный. С этой минуты Вы поступаете в его полное распоряжение, — строго и холодно отчеканил генерал.

Капитан опешил от такого приказа:

— То есть, как это в его распоряжение?

Генерал повысил голос, и в нём блеснула сталь меча:

— Господин капитан! Я не обязан отчитываться перед Вами за свои действия! Извольте подчиняться или под трибунал пойдёте!

У капитана забегали глаза. Обдумав ситуацию пару секунд, он выдавил из себя:

— Слушаюсь, господин генерал!

— Вы за месяц не смогли справиться с этой ситуацией, а теперь хотите, продолжая бездарно командовать, угробить ещё несколько десятков солдат? Поучитесь у лейтенанта, как нужно работать! Лейтенант Привольный! Приказываю Вам завтра утром в сопровождении капитана Кузнецова выдвинуться вот в этот район, — генерал указал на карте то место, куда нам предстояло отправиться. — Там был задержан груз посольства противника. Приказываю Вам разобраться на месте и принять решение. В остальном действовать по обстановке. Приказ ясен?

— Так точно! Ясен.

— Сейчас можете отдыхать. Капитану Кузнецову покажите его кровать в палатке офицеров.

— Разрешите идти? — Я пребывал в некоторой растерянности от подобного настроения генерала. Не меньше шокировали его решения.

— Идите.

— Есть!

Сказать, что капитан Кузнецов был зол — это ничего не сказать. От него только молнии не сыпались в мою сторону. Он готов был испепелить меня своим взглядом. Каждое его, даже самое мимолетное движение, было резким, напряженным и абсолютно не сдержанным. В каждом жесте сквозила злость и раздражение. Упав на кровать, которую я ему указал, он уснул, или сделал вид, что уснул, не сказав мне ни слова.

Утром, после завтрака, нас ждала машина, в которой сидели водитель и пять солдат. Одеты были, как все разведчики, в камуфляжную форму, только на коленях лежали портативные автоматы и на ремнях висели подсумки с рожками. Я сел на переднее сиденье рядом с водителем. Было очень неуютно находиться в этой группе. Я не мог избавиться от ощущения, что их стволы смотрят мне в затылок. В обед сделали привал, остановившись в лесу, пообедали и снова пустились в путь. В назначенное место приехали уже вечером, после захода солнца. Это была небольшая воинская часть, больше похожая на комендантскую роту, чем на регулярное подразделение. Кузнецов проводил нас в столовую, где готов был ужин, а потом показал место, которое мне отвели.

Утром следующего дня я пришёл в штаб части. Командир части подполковник Юров, средних лет, но уже совсем седой, среднего телосложения, ввёл меня в курс дела:

— Месяц назад мне прислали приказ с посыльным, в котором говорится, что должна прибыть делегация посольства противника, и что они должны перевезти через линию фронта свои личные вещи. Нам следовало обеспечить досмотр этих вещей и переправку делегации через линию фронта. Вещей было несколько ящиков, в которых ничего ценного не было. Но именно это обстоятельство меня и встревожило. Пойдёмте, лейтенант, я покажу Вам эти ящики.

Рукой Юров указал направление, в котором нам нужно было проследовать. Мы вышли во двор, и пошли в сторону здания, на дверях которого висела табличка: «Склад». По дороге я спросил:

— А где сейчас делегация находится?

— В гостинице для офицеров. В селе больше нет мест, где их можно было бы разместить.

— А почему их не пригласили сюда сейчас?

— Это дело пяти минут, потому что гостиница — это то здание, в котором разместили Вас. Я пошлю к ним солдата.

— Пошлите немедленно, господин подполковник. Без них осматривать их вещи мы не будем.

Юров подозвал солдата:

— Сбегай в гостиницу и приведи делегацию.

Солдат кивнул и убежал.

— Господин лейтенант, скажите, а чем вызвано такое назначение Вас на такие переговоры? — в голосе подполковника явно слышалось любопытство. — Судя по возрасту, Вам будет очень трудно договориться с главой делегации, они все очень раздражены такой задержкой.

— Господин подполковник, скажу Вам откровенно: я не намерен обсуждать приказы нашего начальства. Раз меня назначили — значит, на то были особые причины, — я же старался держаться как можно формальнее, в отличие от собеседника, который, по всей видимости, был не прочь и посплетничать. Не то, чтобы обсудить мое неожиданное назначение. — Позвольте мне самому провести эти переговоры, а если они зайдут в тупик — я обязательно обращусь к Вам.

— Хорошо, господин лейтенант, договорились, — подполковник слегка был сбит с толку такой стеной сдержанности с моей стороны. Это было видно по его серым глазам, которые немного, чуть заметно, расширились, и по немного дрогнувшим плечам.

В это время подошла делегация. Глава делегации, господин Темешев Юрий Петрович, маленького роста, смуглый и лысый, лет пятидесяти, сразу попытался «взять быка за рога»:

— Что Вы себе позволяете? Как Вы смеете задерживать дипломатическую миссию, которая в военное время пытается покинуть территорию противника? Вы будете отвечать за свои действия перед Вашим высшим руководством страны!

Я ровным и спокойным голосом перебил его словоизлияния:

— Господин Темешев, моё имя — лейтенант Привольный. После досмотра нами вашего дипломатического груза Вам будет предоставлена возможность излить Ваше негодование на бумаге, но это будет возможно только в том случае, если у Вас не будет найдено ничего противозаконного, что Вы пытаетесь вывезти из нашей страны. Если в грузе не будет найдено ничего противозаконного, я лично и от имени моей страны устно и письменно попрошу у Вас прощения за причинённые неудобства! Вас это устроит?

— Да, господин лейтенант! Меня это на данном этапе устроит! — Раздражённо ответил Темешев.

— Тогда приступим к досмотру, если Вы не возражаете, — развел я руками в разные стороны.

— Конечно, возражаю! За этот месяц было произведено десять досмотров, которые показали, что ничего незаконного в грузе нет!

— Господин Темешев, я прошу Вас набраться терпения ещё на один досмотр, и тогда я Вас отпущу.

Темешев устало махнул рукой:

— Делайте уже своё дело, только побыстрее, пожалуйста.

Солдаты приступили к очередному вскрытию ящиков, а я задумался: этот Темешев имеет очень интересный акцент. Говорит он правильно, грамотно, но до оскомины на зубах правильно. До тошноты, я бы даже сказал. И говор такой… с едва уловимым выговором, который имеют только в одном месте на планете. И это очень сочетается с цветом кожи… Я решил до наиболее подходящего времени припрятать свою догадку.

Я подошёл к первому ящику. Содержимое из него почти вынули, остались несколько вещей, замотанных в ткань.

— Господин лейтенант, эти прямо там можно осмотреть и сравнить с описью, — солдату явно не хотелось вытаскивать громоздкие изделия и распаковывать их в очередной раз, ведь потом это всё нужно упаковать и установить на место!

— Вынимаем всё и осматриваем без ящика. Приказ понятен?

— Так точно, господин лейтенант, — без энтузиазма в голосе ответил солдат, но все же принялся за выполнение. Приказ есть приказ.

— Выполняйте!

Ко мне подошёл Юров. Я встал спиной к Темешеву и тихо, почти шёпотом, спросил:

— Господин подполковник, что такое Вам не даёт покоя в этом грузе? Чем он так тревожит?

— Да, груз, сам по себе, ценности не имеет. А вот ящики сделаны слишком добротно для такого хлама…

— Это точно. Я и сам это заметил сразу же. Давайте сделаем следующим образом: ящиков четыре, Вы займётесь досмотром груза по описи, а я «случайно» займусь ящиками. Посмотреть реакцию Темешева нам просто необходимо. Почему Вы сами не решились проверить ящики, раз догадались об их начинке?

— Я не решался начать дипломатический конфликт. Написал донесение в штаб фронта, но ответа от них так и не получил. Я снова написал, потом ещё раз… Но ответа так и не было.

— А посыльные возвращались или нет?

— Нет, не возвращались.

— Значит, за воротами части установлено наблюдение круглосуточное. В лесу сидит группа из десятка диверсантов. Господин подполковник, примите мои поздравления! Вы живы!

У Юрова брови полезли вверх:

— Вы предполагаете…

— Война идёт, господин подполковник! Очнитесь уже!

Когда ящик освободили от груза, и Юров начал сравнивать содержимое с описью, я подошёл к ящику таким образом, чтобы уголком глаза видеть Темешева и не спускать с него глаз. Свой осмотр начал с крышки. Сравнил размер, материал изготовления, прикинул, сколько она должна весить при плотности материала и сколько примерно она весит. Темешев, казалось, был полностью увлечён проверкой содержимого ящика и беседовал с Юровым. Похвально! Держится непринуждённо, изображает усталого человека, которому надоело осматривать одно и то же. Я повернул крышку одним краем вниз. Прислушался. В груди что-то ёкнуло! Я повернул крышку на девяносто градусов, звук повторился. С преувеличенным интересом стал осматривать торцы крышки. С одного торца была вставлена небольшая полоска древесины толщиной около пяти миллиметров и длиной около сорока, такой же, как и сама доска, но очень незначительно отличалась от неё. Если бы было немного темнее, я бы не заметил даже.

— Воин, дай-ка мне свой кинжал. А сам отойди ближе к дверям, — сказал я тихо, но многозначительно. Разведчик, молча, вытащил из ножен, подал рукоятью ко мне свой кинжал и отошёл к воротам склада.

— Юрий Петрович! Можно Вас на минуточку отвлечь от столь надоевшего Вам занятия?

— В чём дело, господин лейтенант? Что-то не так? — Выражение лица сменилось от усталости к некоторой тревоге, которую он ещё не осознал.

— Нет, Юрий Петрович, всё в порядке. Скажите, пожалуйста, а где вы заказывали такие ящики? Здесь, у нас или Вам их доставили от вас?

— Ну, что Вы, господин лейтенант! Эти ящики мы заказывали в вашей столице, в мастерской на Столярной улице. И я очень благодарен мастеру Георгию, что он изготовил их точно в срок.

— Я так понял, что эти ящики были изготовлены в мастерской и их привезли в Вашу резиденцию, которую они не покидали до самой отправки с грузом. Я Вас правильно понял?

— Совершенно верно, молодой человек! Но к чему эти вопросы и предположения? — Темешев стал немного нервничать. По нему это было сильно заметно.

Я остриём кинжала осторожно вынул щепку. Темешев слегка побледнел.

— Что находится в крышке? — Мой вопрос не давал шанса увернуться от ответа.

— Я… я не знаю… — Язык у Темешева заплетался и не слушался его. Сам он покрылся потом, судорожно вытирал его носовым платком со лба и лица. Глаза его стали беспрестанно бегать из стороны в сторону, руки тряслись.

— Ну, раз не знаете, значит, мы это посмотрим, — моя усмешка привела его в ужас. — Воин, дай-ка мне ткань, постели её сюда. Вот так вот. Теперь займи своё место.

Через щель я осторожно высыпал содержимое доски на ткань.

— Вы утверждаете, что это — не Ваше? — спросил я спокойно и уверенно.

— Впервые вижу, господин лейтенант! И даже в мыслях не мог предположить, что кто-то попробует провезти свои драгоценности контрабандой… — голос его дрожал от напряжения и страха.

— Господин подполковник, я считаю, что дальнейший досмотр груза не имеет смысла. Только содержимое крышки тянет на заключение лет на двести, не так ли?

— Господин лейтенант, мне нужно срочно поговорить с адвокатом, — теперь страх съедал последнее человеческое, что ещё оставалось в Темешеве. Он прекрасно знал, что незаконный вывоз такого количества драгоценностей в военное время карается смертной казнью.

Теперь я наблюдал и за остальными представителями делегации. Их было пятеро: Садыков Нурали Каримович, юрист, правая рука Темешева, Мещерин Павел Пантелеймонович, музыкант, композитор, дирижёр, культурный атташе, и трое охранников. Охранники держались спокойно, так, как будто всё происходящее их вообще не касалось.

Я в недоумении развёл руками:

— Пожалуйста, Юрий Петрович, это полностью Ваше право.

Темешев знаком подозвал к себе Садыкова.

— Нурали, ты мне что обещал? Что об этом никто не догадается. Даже, несмотря на то, что мы тут протираем штаны целый месяц, ты не задумался о том, как мы будем выкручиваться! — Голос Темешева был на удивление спокоен и ровен. Наверное, сказывалось то, что говорил он на другом языке, который никто не должен был знать. — Ты вместе с Павлом подвел меня под виселицу и верёвку на шею надел!

— Юрий Петрович, не переживайте так сильно. Эти камни обидно потерять, но нет ничего непоправимого. Я Вам советую отречься от них, сказать, что их подложили. Ювелиров у них тут нет, поэтому оценить их стоимость надо будет призвать из столицы. На это уйдёт время, которое мы используем, чтобы выбраться из этой истории, — юрист был крайне спокоен и сдержан, несмотря на столь щепетильные обстоятельства.

— Что ещё ты от меня скрываешь? Говори сразу, чтобы я был готов!

— Только три вещи. Это шпага, которую в нашем народе называют «Силенпура»… Далее — икона «Исцеляющая» и картина, которой цены нет.

— Это точно всё? Никаких подвохов больше не будет?

— Юрий Петрович, это точно всё.

— Ладно, всё. Дай мне подумать теперь, — отмахнулся Темешев от своего доверенного и погрузился в собственные мысли. А я снова отвернулся от Темешева и тихо прошептал Юрову:

— Освободите самый большой ящик, займитесь описью груза из него. Только сначала всё из него вытащите.

Он осторожно кивнул мне и отошёл в сторону. Я видел когда-то очень давно икону «Исцеляющая». Она имела размер полтора на два с половиной метра. И спрятать её можно было только в одном ящике.

С внешней полной невозмутимостью я начал собирать драгоценные камни в объёмный мешочек. Темешев продолжал размышлять и его мысли иногда проскальзывали на его лице, в его глазах. И наконец, он решился:

— Вадим Николаевич, голубчик, скажите мне, пожалуйста, зачтётся ли мне то обстоятельство, что я смогу вернуть вашей стране артефакт, который не имеет цены, и смогу ли я вернуться на Родину живым и невредимым?

— Вот даже как! А скажите-ка мне, любезный Юрий Петрович, откуда Вы знаете мои имя и отчество? При нашем знакомстве я Вам их не называл!

— Да, полноте, господин лейтенант, — всплеснул руками Темешев. — Земля слухами полнится, пташка мне и принесла на хвостике! Я ведь вам тоже не называл свои имя и отчество, но Вы так легко ими пользуетесь!

— Я перед выездом сюда изучил отчёты о Вашем деле у нашего начальства. А в документах, господин граф, указывается не только фамилии, имена и отчества всех действующих лиц, но и их титулы, должности и многое другое. А где Вы изучали моё личное дело?

— Мне вести принесла птичка. Так как на счёт моего вопроса?

— Это обстоятельство, несомненно, учтётся в трибунале, Юрий Петрович. Только у меня есть очень непростой вопрос к Вам: Вы собираетесь вернуть только один артефакт? — голосом я намерено подчеркнул слово «один».

Темешев вспыхнул приливом ярости и не сдержался:

— Вы считаете, что их может быть два, три, пять, двадцать? Сколько?

— После нашей находки мы проверим всё. И, будьте уверены, найдём все ваши нычки. Так что, будете торговаться? Или сразу вернёте всё украденное?

Поняв свою оплошность, Юрий Петрович остыл и решил загладить свою вспыльчивость:

— Вадим Николаевич, простите, пожалуйста, старика. От пребывания здесь я потерял уже голову и вспылил поэтому. Будьте великодушны.

Глава 4

Я постарался ответить ему полушёпотом, так, чтобы никто не услышал:

— Юрий Петрович, Вы сейчас не в том положении, чтобы качать права. Сейчас на кону стоит Ваша жизнь! И я с полной ответственностью Вам заявляю: даже если Вы заберёте всё, что здесь есть, — для некой наглядности, я обвел рукой все ящики, что стояли в поле нашего зрения, — живым Вы до перехода через линию фронта не дойдёте. Вас использовали втёмную, и уничтожат, как отработанную вещь. Подумайте об этом на досуге. «Охранники» на самом деле не те, за кого себя выдают. Это группа прикрытия из диверсионной группы, которая Вас сопровождала всю дорогу и сейчас сидит в лесу. Перед последним КПП на линии фронта Вас не станет.

Мои слова очень напугали графа. Он молчал. Я смотрел на него и тоже молчал. Я сказал ему гораздо больше, чем следовало, но не мог сдержаться.

— Откуда у Вас такие сведения о будущем?

— Юрий Петрович, для меня это просто очевидно, а Вам — диковинно. Я сказал Вам больше, чем следовало. И теперь Вам решать, как поступить дальше. Вас всех сегодня разведут по разным камерам, но мне бы очень хотелось с Вами побеседовать, если Вы не против, конечно…

— Я не против. Делайте так, как считаете нужным. Мне уже нечего терять.

— Тогда я начинаю действовать. Не пытайтесь сбежать сейчас.

— Хорошо, лейтенант.

Я сделал знак двум разведчикам следовать за мной и подошёл к «охранникам».

— Поднимите руки вверх, господа! И не делайте глупостей!

К такому повороту событий «шкафы» не были готовы и подняли руки. Разведчики быстро обыскали их, изъяли всё, что было у них в карманах и запрятано в рукавах и штанинах.

— Господин подполковник, где мы можем временно разместить задержанных?

— У нас есть гарнизонная гауптвахта, пока только там…

— Хорошо. Ребята, ведите этого туда, а вы двое — лицом к стене! И не шевелиться! Стрелять я вас не буду, но сделаю навсегда калеками, если выживите!

По мыслесвязи я передал:

— Сержант, выключите его, возьмите у начальника караула другую одежду и переоденьте. Его одежду положите у начальника караула. Потом возвращайтесь за следующим. Их всех в разные камеры. Как понял?

— Слушаюсь, господин лейтенант! Понял отлично.

— «Дед», Привольный на связи.

— Добрый день, Вадим. Что у тебя новенького?

— В окрестностях гарнизона действует диверсионная группа противника, в задачу которой входит сопровождение дипломатов и их груза и физическое устранение графа Темешева. Охрана дипломатов — группа прикрытия из группы диверсантов. Их я пока арестовал, но камеры хлипкие, гауптвахта гарнизонная. Прошу зачистить диверсантов. И прошу дать разрешение на работу с Темешевым.

— Темешев — ещё тот орешек! На работу с ним я даю добро, но будь осторожен. С диверсантами поработаем, но нужно время. Потяни, сколько сможешь. О ликвидации сообщу немедленно. Конец связи.

Меня начали мучить сомнения: всё ли я предусмотрел в этой игре? Не осталось ли где прорехи? Генерал всё правильно понял и поддержит, но расстояние большое. А разведчиков в лагере практически никого нет… Остаётся идти на риск.

— Итак, господа дипломаты, своими действиями в военное время Вы лишили себя дипломатической неприкосновенности. А посему законы, действующие в военное время, могут примениться к Вам всем без исключения в полной мере и в полную силу. Поэтому хочу Вас предупредить: попытка вывезти из нашей страны такого количества драгоценностей предусматривает применение высшей меры наказания. Но для Вас ещё не всё потеряно. Вы можете загладить свою вину, вернув нам остальные драгоценности и артефакты, которые находятся в этих ящиках. У Вас есть десять минут на обдумывание, после чего я не смогу Вам ничем помочь. Я жду, господа!

Первым откликнулся атташе:

— Господин лейтенант, Вы не посмеете это сделать!

— Это почему же, Павел Пантелеймонович?

— Потому что это противоречит всем законам! И, в конце концов, это безнравственно лишать жизни дипломатов из-за горсточки камней!

Я улыбнулся:

— А это разве нравственно — воровать горсточку камней у государства, с которым разорваны все дипломатические отношения, включая культурные? А время законов мирного времени закончилось, когда наши страны вступили в войну друг с другом. У Вас на размышления осталось пять минут.

Они молчали упорно. Каждый думал о чём-то своём, только для него дорогом. Я не знал всех их тревог, но дал им шанс с меньшими потерями выйти из этой ситуации. Все задачи можно решить, пока ты жив. После смерти ничего нельзя будет решить и сделать.

К концу пятой минуты заговорил Темешев.

— Господин лейтенант, я, конечно, понимаю, что сейчас Вы применяете к нам момент психического давления, но также я понимаю, что законы действительно сурово относятся к тем, кто ворует в таких размерах, поэтому я хочу сделать заявление. В грузе, который мы сопровождаем, находятся три артефакта, которые имеют неописуемо высокую ценность не только в денежном эквиваленте, но и в культурно-религиозном. Первый артефакт — это икона «Исцеляющая». Она находится в этом ящике. Второй артефакт — это шпага, которую в нашем народе называют «Силенпура» — «Блеск Луны». И третий артефакт озвучит Нурали Каримович.

Садыков готов был испепелить Темешева взглядом, если бы это было возможно.

— Ничего я объяснять не обязан. Это всё наговор и придумано Темешевым.

Я с самым серьёзным видом обратился к Мещерину:

— А вы что скажете на это, Павел Пантелеймонович? Или тоже в молчанку играть будете?

— Нет, уже не буду. Потеряв жизнь, мы потеряем всё, а так в нас останется хоть какая-то маленькая надежда на то, что мы прекратим всё-таки это бессмысленное кровопролитие. Третий артефакт — это картина величайшего художника Ильи Бесчастного «Рождение легенды»! Но на неё был нанесён рисунок бездарного художника Джека Восьмёркина.

— Это всё? Или у вас есть надежда вывезти что-то ещё, кроме этих артефактов?

— А этого разве не достаточно для того, чтобы выкупить наши жизни у вас?

— Господа. У меня к Вам есть предложение: сегодня день был особенно напряжённым для Вас всех. На время следствия Вас разместят в камерах поодиночке, Вам выдадут военную форму взамен Вашей одежды. А одежду Вашу отдадут прачкам, которые её перестирают, отгладят и вернут в целости и сохранности. И ужин сегодня для Вас будет праздничным, так что прошу не сопротивляться и пройти за сопровождающими по камерам.

Когда делегацию увели, я обратился к солдатам:

— Ящики разобрать полностью, проверить все доски, болты, гайки, шурупы, и всё остальное досконально! Не упустите ни одной мелочи! С особой осторожностью отнеситесь к большому ящику! Под обивкой в нём запрятана икона, которой нет цены! За работу!

Юров пошёл со мной в штаб. По дороге он спросил меня с явным интересом и даже оттенком любопытства в голосе:

— Что Вы собираетесь сказать Темешеву?

— Не я буду говорить. Для допроса мне нужна комната, в которой можно спрятать человека так, чтобы он и слышал, и видел, но чтобы о его присутствии никто не догадался.

— Это мы организуем. Комфортности, правда, не обещаю, но услышит и увидит всё.

— Вот и славненько! Тогда — за дело, — я чуть было не прихлопнул при этом в ладоши.

Пока арестованные ужинали, мы работали. В комнату для допросов внесли шкаф с зеркальной стенкой и поставили его за спиной следователя. Снаружи — это зеркало, а изнутри — затемнённое стекло. Находящийся в шкафу человек мог видеть всё, что творится в комнате, оставаясь при этом незамеченным. Для большего комфорта поставили в шкаф мягкий стул со спинкой.

Выждав время, пока дипломаты поужинают, я пригласил Темешева.

— Юрий Петрович, прошу покорно извинить за то, что Вас на допрос я вызвал первым. Вы в праве не доверять моим словам, которые я Вам сказал на складе по поводу Вашей жизни, но я хочу, чтобы Вы услышали эти же признания от тех людей, которым Вы доверяли.

— Вадим Николаевич, не извиняйтесь, это Ваша служба и Ваш долг. Но я действительно очень хотел услышать оправдание этих людей.

— Спасибо за понимание, Юрий Петрович. С кого бы Вы хотели начать прослушивать?

— Пожалуй, с Нурали. Я всегда его подозревал в нечистой игре не только со мной, но и среди коллег и с Вашим правительством.

— Хорошо! Пусть будет по-вашему. — Я повысил голос. — Конвой! Приведите на допрос Садыкова! А Вам, Юрий Петрович, посоветую пройти вот в этот шкаф.

Темешев удивился, но, открыв его, улыбнулся:

— Хорошо придумали, хвалю!

Когда ввели Садыкова, я заполнял шапку протокола допроса и не обращал внимания на вошедшего. Через три минуты я глянул на него и смутился:

— Нурали Каримович, простите меня великодушно! Я совсем увлёкся этой писаниной и бюрократией, что не заметил Вашего прихода! Прошу, присаживайтесь, — указал я своему посетителю на стул. — Вас уже покормили?

— Спасибо большое, господин лейтенант, нас сегодня хорошо покормили!

Я улыбнулся самой располагающей улыбкой, какую только мог изобразить.

— Скажите, пожалуйста, Нурали Каримович, кто из вас троих придумал таким образом провезти через таможню столько драгоценностей? Или, вернее, из двоих. Темешев здесь ведь совсем не при чём, верно?

Садыков молчал. Он прекрасно понимал, что его песенка спета и отпираться бесполезно, потому что «вышка» уже на нём висит.

— Господин лейтенант, отпираться и выкручиваться в моём положении — бессмысленно. Мне уже терять нечего, поэтому скажу прямо: мы запланировали вывезти артефакты перед самой войной, но опоздали с заказом ящиков всего на два дня. Поэтому наш груз пошёл отдельно от груза посольства.

— Это я понял. Но только не понял: мы — это кто и кто?

— Мы — это я и Мещерин.

— Так… А Темешев тут оказался не у дел? Его использовали, как прикрытие ваших махинаций? — Какой-то необъяснимый азарт немного стал охватывать меня.

— Да, правильно. Единственно, что ему было известно, это то, что мы везём секретные документы по нашей агентуре здесь. На это он купился, потому что он предан нашему правительству до мозга костей, — легкая усмешка появилась на губах Садыкова.

— Хороший был план, но он пошёл наперекосяк… — зеркально в ответ своему оппоненту ухмыльнулся я.

— Не сразу, господин лейтенант. Мы рассчитывали задержаться на таможне, но не настолько длительный срок. Всего пара-тройка дней нам бы не повредила. Поэтому, когда капитан попросил предъявить груз к досмотру, мы завозмущались. Этим мы надеялись отвлечь внимание таможенников от ящиков, переключив их на доскональную проверку самого груза, но тут вмешался подполковник… — желваки забегали под кожей моего собеседника. Было явно видно, что ему приходилось сдерживаться, чтобы не переступить грань и не перейти на прямое выражение своих мыслей в непотребной форме.

— Что он сделал такого, что не понравилось вам и потом Кузнецову?

— Он сам не обратил никакого внимания на предметы груза, но ему очень приглянулись ящики. Он каждый день ходил вокруг них, но ничего не предпринимал, не задавал никаких вопросов. Когда прошёл уже третий день, я обратился к Кузнецову за разрешением покинуть таможню. При этом я каждый день ему преподносил подарки в виде золотых монет. За три дня это было три тысячи золотом. Он ответил, что проблем с грузом он не обнаружил и разрешил нам отправляться на следующее утро.

Я слушал с большим интересом, не пропускал ни одного слова мимо ушей.

— И что же помешало вам покинуть таможню?

— Этот подполковник, — и тут все же Садыков, видимо, сдержаться уже не мог, и два слова были почти выплюнуты им. — Он приказал перевезти ящики на склад для более детального досмотра, потому что, якобы, ему сообщили, что в грузе находится контрабанда. Кузнецов попытался вступиться и перевести это в шутку, но подполковник пригрозил арестовать его за нарушение приказа вышестоящего начальства. После этих слов я понял, что мы влипли по полной, и выбраться будет очень трудно. Я приказал охраннику ликвидировать подполковника.

— Ого! Вот значит, до какой степени Вы докатились… Понятно. Но и тут не получилось… — я усмехнулся про себя, и невольно нахмурился, сведя брови к переносице. И подумал при этом: «А если бы получилось? Что было бы тогда?»

— Подполковник приказал охранников поместить под стражу. Их выпустили к нам только позавчера. Привлекать к этому Кузнецова я не хотел, потому что он нам мог пригодиться в качестве агента.

— Тогда почему Вы не привлекли к этому своих диверсантов? — Спросил я спокойно. Ни одна мышца при этих словах не дрогнула на моем лице, как и было задумано. Это важно.

Его глаза расширились от удивления:

— А откуда Вы знаете про них?

— Нурали Каримович, я знаю гораздо больше, чем Вы можете себе представить!

— Вот уж не ожидал от Вас такого! Я Вас даже зауважал! Ну что ж, тогда продолжим. Я дал задание группе уничтожить подполковника, но он не выходил с территории части, а наши не могли проникнуть на неё, — далее повествование Садыков вел намного спокойнее, без таких ярких эмоций, как раньше. — Ваши солдаты знают своё дело и не считают ворон на посту, но подполковнику не хватало решительности для вскрытия самих ящиков. А у Вас её было предостаточно! Подполковник решился только отправлять раз в неделю отчёт в штаб фронта, в котором просил разрешение на взлом самих ящиков. Но пакеты его так и не дошли до места. Наша группа выловила их всех, кроме последнего. Тот каким-то образом смог проскользнуть мимо нашей разведки. Поэтому прислали Вас.

— Дальнейшие действия уже мной описаны и ждут только протоколов допросов вашей троицы. Нурали Каримович, давайте с Вами предположим, что вашему грузу и вам удалось выбраться из таможни и отправиться к линии фронта. Какова дальнейшая судьба ожидала бы каждого из вас?

— До столицы доехали бы не все. Темешев умер бы ещё до линии фронта. Охрану бы убрали после пересечения линии фронта.

— Откровенно, ничего не скажешь. Чем это не угодил вам всем Темешев?

— Он слишком много знал. И только его смерть могла бы спасти его семью от ареста и расстрела за измену Родине.

— А большая у него семья была?

Садыков рассмеялся так заразительно и неподдельно, что вызвал у меня улыбку. И в то же время в смехе слышались ноты нервозности.

— Господин лейтенант, Вы меня удивляете! То вы с лёгкостью говорите о таких вещах, о которых и догадываться не могли бы, а то не знаете таких мелочей!

— Я прошу прощения, если оказался смешон в этой ситуации, но я действительно не знаю состав его семьи.

Просмеявшись и вытерев платком слёзы, Садыков ответил:

— У него никого в живых не осталось, кроме дочери Елены. Я имел в виду ближайших родственников. Его жена погибла в катастрофе десять лет назад, с тех пор он один.

— И ваше правительство не пощадило бы даже молоденькую девушку?

— Нашим миром правят только деньги. Ради денег Елену, оставшуюся без покровителя, расстреляют в ближайшие два-три месяца. Вот так вот!

— Ну, что ж! У меня вопросов пока больше нет. Возникнут — я знаю, где Вас найти. Спокойной ночи, Нурали Каримович.

— Спокойной ночи, господин лейтенант.

— Конвой! Уведите арестованного.

Глава 5

Когда Садыкова увели, из шкафа вышел бледный и слегка дрожащий Темешев.

— Вадим Николаевич, неужели это правда?.. Неужели они посмеют это сделать?

— Вы не поверили мне, теперь получили подтверждение от Садыкова. Давайте послушаем Мещерина, может, он правду скажет, если Садыков обманул, — я пожал одним плечом.

— Нет уж, увольте! В этом шкафу я чуть с ума не сошёл от услышанного! Пожалейте меня перед смертью!

— Юрий Петрович, рановато Вам ещё о смерти говорить!

— Перестаньте, Вадим Николаевич, я же знаю, что не вы, так свои меня убьют и глазом не моргнут.

Я скромно улыбнулся ему в ответ. Моя улыбка его смутила почему-то. И я задал очередной вопрос:

— Скажите-ка, Юрий Петрович, по вашим планам, согласованным с вашим правительством, каким образом вас должны были доставить в столицу?

— Никаким. Согласования, как такового, не было. Мы были сами виноваты в своём опоздании, поэтому добираться до столицы нужно было самим. Ведь они не знали о том грузе, который мы везём с собой.

— Выходит так, что если бы они узнали о дополнительном грузе, то…

— То прислали бы только вертолёт для перевозки этого груза, не заботясь о нас самих, — закончил фразу за меня Темешев.

— Юрий Петрович, вот Вы — дворянин высокого положения, граф. Что вы мне можете сказать, если можете, о семействе Велижановых?

Он вздрогнул от неожиданности:

— Это семейство — мои ближние родственники! Я надеюсь, что с ними всё в порядке? — Темешев занервничал.

— Не беспокойтесь, пожалуйста! По нашим сведениям, с ними всё в порядке. С одним из них можно встретиться у нас здесь.

— То есть как здесь? Прямо тут? На таможне?

— Если пожелаете увидеть его перед отъездом — то и на таможне, — опять пожал все тем же плечом я.

— Вадим Николаевич, скажите: Вы — волшебник?

— Ну, что Вы, право, Юрий Петрович! Три дня назад наша группа разведчиков взяла его в плен и доставила на нашу сторону.

— Господи, Вадим Николаевич, у меня от волнения даже слов нет! — Он тяжело осел на стул, склонил голову на руки и плечи его затряслись.

Я налил стакан воды и дал его Темешеву.

— Юрий Петрович, выпейте воды, пожалуйста!

Он взял стакан трясущимися руками и, стуча стеклом по зубам, медленно выпил. Вернув стакан, нервно вытер губы тыльной стороной руки.

— Вадим Николаевич, я знаю, что вашему правительству от меня что-то требуется. Я сделаю всё, что в моих силах, но при одном условии: вы должны мне привезти сюда мою дочь.

— Юрий Петрович, я не знаю, что от Вас требуется, но я Вам обещаю: Ваша дочь в целости и невредимости будет доставлена к Вам! Я не люблю пустых обещаний, но это я Вам обещаю!

Я выглянул за входную дверь:

— Дежурный! Врача срочно сюда! Пусть походный набор инструмента захватит! Быстро!

Дежурный с вытаращенными глазами кинулся бегом выполнять приказ.

Когда прибежали военврач с медсестрой, Темешеву уже стало немного лучше. Врач осмотрел его и сказал мне:

— Его нужно срочно госпитализировать. У него мелкоочаговый инфаркт начинается. И ему нужно в более прохладное место, чтобы не перегреваться.

— Доктор, спасибо большое за рекомендацию. У меня к Вам такой вопрос есть: в вашем медицинском арсенале есть такие средства, чтобы человек, приняв их, был очень похож на труп?

Я вышел на канал мыслесвязи с «дедом».

— «Дед», Привольный на связи. Добрый день.

— Добрый день, сынок. Группу диверсантов выследили, ночью будем брать.

— Это хорошо. У меня новости такие: лейтенант Велижанов, захваченный в плен группой Сергунова — ближний родственник Темешева. Темешев готов пойти на сотрудничество, но с одним условием: необходимо перевести через линию фронта к нам его дочь.

— Сынок, у нас на это сейчас нет ни людей, ни времени. Кто этим делом будет заниматься?

— Если разрешите, то этим займусь я и лейтенант Велижанов…

— Отставить отсебятину, лейтенант! — «дед» взорвался, но быстро отошёл. Самоконтроль определенно был одной из его сильнейших черт. — Докладывай дальше.

— Капитан Кузнецов куплен Садыковым.

— Это я понял ещё при получении пакета из штаба фронта. Что по нему предпринято?

— Пока ничего. Наблюдаю за его передвижением и действиями.

— Его никак нельзя упустить! Он очень важен для них. Его нужно будет обезвредить любыми способами. Что с Юровым?

— Садыков не смог подкупить Юрова и пытался его устранить, но не получилось.

— Хорошо, сынок. По поводу Темешева я подумаю, как можно сделать. Что нашли в грузе?

— На сей момент нашли пять артефактов, три из которых не имеют цены. А так же почти три килограмма драгоценных камней без оправы.

Я почувствовал, как у генерала перехватило дыхание от услышанного. Когда он немного пришёл в себя, он спросил:

— А поточнее можете сказать?

— У нас нет разновесов, чтобы завешать точнее, и ювелиров, которые смогли бы оценить стоимость камней, так что это, к моему сожалению, все, что я могу сказать.

— Как же я сразу не додумался вызвать оценщиков?.. — этот вопрос был риторическим и как бы задан генералом больше даже самому себе, чем кому бы то ни было еще. — Какие дальнейшие планы и мероприятия собираешься произвести?

Среди ночи вся таможня стояла на ногах. Меня подняли по тревоге:

— Господин лейтенант! Темешев умер!

Через три минуты я был на гауптвахте. Там были уже военврач с медсестрой и санитарами, Юров, Кузнецов.

— Господин лейтенант, у него обширный инфаркт, сердце не выдержало, — военврач нервно протирал тряпочкой стёкла очков. — Я Вам ещё днём сообщал, что у него слабое сердце, что его необходимо было госпитализировать.

— Завтра утром машина должна была его перевезти в полевой госпиталь. Не успели… — я со скорбью смотрел, как санитары укладывают на носилки тело графа. Сквозь решётки дверей на это смотрели и остальные члены делегации. — Днём похороним честь по чести, как он того заслужил своим долгим и нелёгким трудом. Сделайте всё, что нужно. Начальству я доложу сам сейчас.

На выходе ко мне подошёл Кузнецов:

— Господин лейтенант, за время Вашего пребывания здесь я не получил от Вас ни одного приказа.

— Господин капитан, радуйтесь, что Ваша добросовестная служба не даёт сбоев. Пока Вы несёте свою службу исправно, у Вас не будет проблем. Вслед за нарушениями у Вас появятся очень большие проблемы. Пока можете быть свободны.

— Слушаюсь, господин лейтенант, — он вытянулся в струнку и отдал честь, но в глазах мелькнул огонёк ненависти. Я сделал вид, что не заметил его, а поведение принял за чистую монету.

Днём на церемонию похорон допустили всю делегацию, с нашей стороны присутствовали все офицеры, свободные от службы и взвод солдат. От имени правительства противника выступили Садыков и Мещерин, сотрудники бывшего посольства в нашей стране. С нашей стороны выступил подполковник Юров.

После поминального обеда я вызвал на допрос Садыкова.

— Нурали Каримович, мы с Вами договаривались, что Вы расскажете обо всех артефактах и спрятанных камнях…

— Я выполнил своё обещание. Что-то пошло не так?

Я достал из стола пять объёмных полотняных мешочков и положил на стол.

— Как Вы, наверное, помните, вчера их было всего один.

Глаза Садыкова чуть не вылезли из орбит:

— Вот мразь! А я-то не мог понять, почему мы не успеваем отправиться со всеми! А он решил подчистить всё и всех! Гнида!

— Кого Вы имеете в виду?

— Мещерина, конечно! Кого же ещё?! Это он задержал наш отъезд! Сказал нам, что ящики ещё не готовы, а сам занимался упаковкой камней, — постепенно Нурали начинал успокаиваться. Так резко закипевшая в нем ярость и гнев начинали потихоньку остывать.

— Откуда у него столько драгоценностей? Это же огромное состояние.

— В посольстве всегда было золото, и к началу войны его скопилось изрядное количество. О нём знали ограниченное число людей, среди которых был и Мещерин. Забрать весь запас золота мы не могли, чисто физически не хватало сил. Видимо, Мещерин воспользовался этим запасом…

— Конвой! Приведите сюда Мещерина.

Я убрал со стола мешочки.

Ввели Мещерина. Я указал ему на пустой стул:

— Присаживайтесь, Павел Пантелеймонович, — я говорил спокойным и невозмутимым голосом, чтобы у Мещерина даже не закрались мысли о том, на какую тему сейчас пойдет беседа.

— Благодарствую, господин лейтенант. Чем обязан такому срочному вызову? — С первого взгляда казалось, что Мещерин был достаточно спокоен и даже расслаблен. Его выдавал только немного проступающий пот над верхней губой и слегка подрагивающие пальцы.

Я положил один мешочек на стол.

— Объясните мне, пожалуйста, происхождение вот этих камушков…

— А что это за камушки, господин лейтенант? Те самые, из ящика?

— Да, любезный Павел Пантелеймонович. Те самые… — Я так же говорил спокойно, хотя внутри опять зарождалось семя азарта. Азарта разоблачения.

— Хм… Тут и объяснять нечего. Эти камни мы везли на Родину, чтобы там их разделить поровну. Так сказать, чтобы ничего не потерять от задержки на таможне и в дороге.

— Интересное суждение, господин Мещерин! А об этих кроме Вас кто-то ещё знал? — Я выложил на стол второй мешочек.

Мещерин слегка оторопел. Волнение скрывать он уже не мог. В нём боролись жадность и страх. Ведь рядом с ним сидел Садыков, который молчать вряд ли станет при таком раскладе.

— Я не уверен, господин лейтенант, но, кажется, что о них мог знать Темешев…

— Вот оно значит как! А когда я первый мешочек при вас всех троих нашёл, вы по-другому пели! Так кто из вас знал ещё об этих камнях? — внутри я уже начинал ликовать, но ни в коем случае показывать этого было нельзя, поэтому я держал марку.

— Вообще-то о камнях знал Садыков, но не знал, что их два мешочка…

Я положил на стол третий мешочек. И без того бегающие глазки Мещерина заметались, как пыль по ветру, а пальцы уже не просто подрагивали. Руки его дрожали так, что дай я ему в руки стакан воды сейчас, он расплескал бы его в считанные секунды. Если бы вообще, смог удержать.

— Я хотел сказать, три… мешочка… — Лицо его покрылось испариной.

Четвёртый мешочек заставил его замолчать. Он был не в состоянии даже закрыть рот.

— Ну, что? Так сколько мешочков было?

Его голос стал едва слышным, дрожащим. Взгляд застыл на мешочках и не мог оторваться от них.

— Я вижу четыре и глазам не верю… Нурали Каримович, подскажите, что происходит? Я ничего не соображаю…

— Ты, мразь, за всё ответишь! — Сорвался-таки Садыков.

— Конвой, пошлите за врачом срочно!

Садыков воспользовался минутным отсутствием конвоя и накинулся на Мещерина, схватил его за горло и начал душить. Я подскочил к ним и ударил Садыкова ребром ладони по шее ниже черепа. Он на пару мгновений потерял сознание. Я отпихнул его в сторону, заломил руки и одел наручники. Несколько долгих минут все приходили в себя, пока не пришёл врач с медсестрой. Они поставили уколы обоим.

— Господин лейтенант, с Вами всё в порядке?

— Да, благодарю Вас, я в порядке. Что с этим? — Я указал на Мещерина.

— Нервный шок. Через два-три часа он отойдёт. Но ему нужен покой на это время.

— Хорошо, доктор, спасибо большое Вам!

Он улыбнулся:

— Не за что! Обращайтесь, если что!

Я проводил их до двери. Мне стало ясно многое: они оба, в тайне друг от друга, скупали и прятали драгоценные камни в ящиках. И у них их получилось примерно одинаковое количество. Но Садыков оказался сильнее, чем Мещерин, физически и морально. Их как-то нужно выводить на чистую воду…

— Конвой, уведите этого в камеру, пусть отдыхает пока, — кивком указал я на Мещерина. — А с этим предстоит разговор особый.

Садыков смотрел на меня с неприкрытой ненавистью и даже яростью, как загнанный зверь.

— Ну, что, Нурали Каримович, не получилось? И дальше не получится! — Я перешёл на его родной язык. — Мы нашли не три артефакта, как Вы утверждали Темешеву, а пять.

У Садыкова глаза округлились от страха.

— Чего Вы так испугались? Привидение увидели, что ли? Ну, хватит уже. Я ведь с Вами уже не играю в прятки.

— Так Вы всё знали и скрывали от нас свои знания!.. Как же я сразу не догадался?

— Я уже объяснял, что знаю гораздо больше, чем говорю. Так что, Вы готовы давать показания?

— Ничего я Вам говорить не буду! — Эти слова опять же были почти выплюнуты.

— Вот и славненько! — Теперь мне не нужно было скрывать своего ликования. Хоть все равно, полностью я его и не мог показать. На месте мне не сиделось, поэтому я встал со стула, обошел стол сбоку и встал рядом с ним. — Тогда расскажу я. Вы здесь, на таможне, задержались только для того, чтобы дождаться группу диверсантов, которая должна была вас сопроводить до самой столицы. И ещё одну функцию они должны были выполнить: устранить до перехода Темешева. Это Вы сами мне рассказали. Гениальный план, ничего не скажешь, и он бы даже непременно сработал… вот только Вы о себе не подумали. Или Вы считали, что живыми доберётесь до столицы и откупитесь от своих?

— Что за бред Вы несёте, лейтенант?

— Группу мы захватили всю живьём. Вашим диверсантам далеко до наших разведчиков, несмотря на то, что ваши были на территории противника. Так вот, по их показаниям, а точнее по признанию командира группы капитана Журавлёва, Темешева они должны были убрать до перехода, а вас двоих — перед стенами столицы. Якобы, вас настигла разведка противника и уничтожила.

— Бред полнейший! Кто Вам такую чушь рассказал? — Несмотря на то, что Садыков говорил одни слова, тон его голоса говорил совсем другое.

— Введите капитана.

Глаза капитана и Садыкова встретились, и Садыков всё понял.

Эпилог

— Юрий Петрович, я надеюсь, что Вы не в обиде на меня за спектакль с Вашими похоронами! Ведь нам как-то нужно было их убедить, что Вы не просто так остаётесь у нас! И спасти жизнь вашей дочери!

— Я не в обиде, Вадим Николаевич! Для дочери, конечно, это был удар, но она молода и справится! Господин генерал, а для Вас у меня есть одна новость. Я думаю, что Вы прикажете в ближайшее время привезти её сюда!

Генерал засмеялся:

— Что Вас привело к этой мысли? На самом деле у меня пока нет возможности послать группу за ней, уж извините великодушно, но обещаю, что как только…

— Вы меня не поняли, генерал! В течении двух месяцев она будет здесь! Дело в том, что в моём доме есть тайник, в котором лежат очень интересные документы, которые при их обнародовании снесут головы некоторым генералам вашего противника. Тайник находится в зале приёма посетителей. Если вам они интересны, мы можем это обсудить. Но в обсуждении деталей должен принимать участие лейтенант Привольный.

Но это задание было отложено в связи с условиями на фронте на пять месяцев.

Генерал встретил меня в штабе после моего возвращения с распростёртыми объятиями!

— Сынок! Благодарю за службу! Ты не поверишь, как я рад, что ты вернулся! Согласись, задание было сложным!

Я скромно улыбался и чувствовал себя очень скованно от таких похвал.

— Геннадий Борисович, ситуация сложная, не скрою! Особенно её окончание! Я не ожидал, что врач пойдёт на такой спектакль, но больше всего — что камешки сработают так мощно! Спасибо Вам за помощь с капитаном диверсантов. Только это и сломало Садыкова. Кстати, как они добрались до столицы?

— Хорошо добрались! Они живы и здоровы благодаря тебе! Да-да! Не скромничай! Два мешочка камешков помогли им встать на ноги и начать работу на нас. У тебя талант не только нахождения общего языка с людьми, но и Великий Стратег и Тактик сидят в тебе! Готовь дырочку для награды! Ты представлен к ордену!

От такой новости я вспыхнул до корней волос!

Ещё одна новость ждала меня в лагере: мне приготовили отдельное жильё. Поселили в деревне в доме у молодой хозяйки. Но это уже совершенно другая история!