Попаданец со шпагой

Вячеслав Коротин, 2014

Талантливый химик и спортсмен-фехтовальщик Вадим Денисов вынужден зарабатывать на лечение сына участием в боях без правил. Судьба бережет его в кровавых поединках, но только для того, чтобы однажды во время рыбалки забросить в… 1810 год. Сам того не желая, Вадим становится гостем провинциального русского помещика, отставного подполковника Белозёрского мушкетерского полка. Пришлось Вадиму выдать себя за подданного Российской империи, но родившегося в Америке. А как еще объяснить свои необыкновенные для XIX века знания? Ведь он не собирается сидеть сложа руки и ухаживать за прелестной помещичьей дочерью. В отличие от своих гостеприимных хозяев Вадим прекрасно знает, что до нашествия Наполеона осталось всего два года…

Деревенский детектив

Если опустить весь мат, который заметался в моей голове, то основная часть мыслей складывалась следующим образом: «Откуда же ты нарисовался, красивый такой, на мою голову?»

Мужик был явно моим современником. Ну, в смысле из конца двадцатого века. И появился тут, хоть и в виде «мертвого трупа». Небось ведь живым сюда попал. (Я пока еще не был в состоянии воспринимать причитания возницы.)

Ведь два (или полтора) таких явления в один день для хозяина усадьбы определенный перебор. А отмазываться предстоит мне. И это было очевидно: глаза всех присутствующих уперлись в мою личность, и я на собственной шкуре стал ощущать, как загорались триеры (или как их там) штурмующих Сиракузы римлян.

Так ведь еще и полиция какая-нибудь разбираться с трупом наверняка припрется. А тут я. Вот, блин, не было печали!

Постепенно мой мозг стал воспринимать окружающий мир, а не только заниматься внутренним самокопанием: «Ваше высокоблагородие! Барин! Да вы же меня знаете! Разве же я бы когда посмел?! Лежал у дороги, ну не бросать же зверям на прокорм!» Голос хозяина телеги выдавал самый откровенный страх.

Ну да, по тем временам кто нашел, на того и первые подозрения. С шерлоками холмсами еще плоховато. Возьмут этого крестьянина местные пинкертоны за шкирку так, что любо-дорого… Или на кого-нибудь пришлого свалят. А тут вон он я во всей красе.

— Вот, даже деньги какие-то рядом на дороге лежали. И кругляшки. — Возница протягивал Сокову-старшему пачку до боли знакомых американских рублей, а также, судя по виду, горсть фишек из казино. — Ни копья я себе не взял, барин! Не выдай!

— Вадим Федорович, вы ничего не можете сказать по этому поводу? — уперся в меня мрачным взглядом хозяин усадьбы.

— Думаю, что могу. Но только не здесь. Если позволите, то я хотел бы поговорить с вами наедине, Сергей Васильевич.

Помещик испытующе посмотрел на меня и молча кивнул.

Ну, в общем, пора «колоться», Штирлиц доморощенный. Не могу я больше. Бояться каждого взгляда, каждого слова, каждого жеста… Запутаюсь не сегодня, так завтра. И уже не отмажусь. В общем, придется в омут с головой. Ну а вдруг поверит… А так — гроб мне с музыкой и однозначный трындец.

И как-то сразу стало легко. Принял решение и сбросил с плеч груз, давивший на них уже целый день: «Да гори оно все огнем! Хватит!»

Сам на себя удивлялся: совершенно покойно шел в кабинет подполковника и не терзался вопросом, поверят ли мне.

— Что вы хотели мне сказать, Вадим Федорович? Вам знаком этот человек?

— Совершенно незнаком. Честное слово. Мне знакома его одежда. И я, кажется, догадываюсь, откуда он взялся на вашей земле.

Моя уверенность в себе вдруг лавинообразно стала сходить на нет. Одно дело — думать, что можешь все высказать и дальше пусть решает судьба, и совсем другое — подыскивать слова под взглядом этого славного старикана, к которому я уже испытывал искреннюю симпатию.

— Я вас слушаю, — терпеливо смотрел на меня Соков.

— Извините, Сергей Васильевич, я сказал вам не всю правду при знакомстве. Даже совсем не правду. Ибо правда настолько невероятна, что я и сам до сих пор не могу в нее поверить. А уж вы бы приняли меня за сумасшедшего наверняка. И это еще в лучшем случае.

— Так вы солгали мне? — Лицо бывшего офицера стало совершенно каменным.

— Подождите! — Почва уходила из-под ног и нужно было рубить с плеча. — Постарайтесь поверить, постарайтесь меня услышать. Я действительно не тот, за кого себя выдаю, но очень вас прошу не выспрашивать о моем прошлом. Очень вам обязан за гостеприимство, но готов в любой момент покинуть ваш дом, ибо мое присутствие может навлечь опасность на вашу семью.

— Будьте добры пояснить свои слова, Вадим Федорович… Или это не настоящее ваше имя?..

— Настоящее. Я вас очень прошу не перебивать меня, Сергей Васильевич, — мне и так очень трудно собраться с мыслями, чтобы рассказать вам всю правду…

— Трудно сказать правду? — снова прервал меня подполковник. — И совершенно напрасно пытаетесь меня испугать какой-то информацией. Я, знаете ли, и под пушечную картечь идти не боялся.

Вот ведь зануда! Он мне даст высказаться, наконец?

— Еще раз прошу меня не перебивать, Сергей Васильевич…

— Хорошо. Слушаю, — опять перебил меня помещик.

— Понимаете… Молодость, глупость… Я в свое время вступил в некое общество…

— Масоны?

Да етит твою налево! Может он просто слушать? Обязательно свою образованность показывать?

— Нет. Масоны просто дети по сравнению с «ЭТИМ», — ЭТИМ было выделено интонацией так, что и ребенок бы понял, что ЭТО — НЕЧТО.

— Все-таки тайное общество? Политическое?

…Нет, блин, общество по защите морских свинок от гребнистых крокодилов!..

— Это слабо сказано. Оно практически управляет миром. Вступить в него… Впрочем, в него есть возможность исключительно вступить — получить предложение может только очень неординарная, прошу прощения за нескромность, личность. Отказаться — умереть. Вот так.

— Управляет миром, говорите?..

— Именно. Можете мне не верить, но это факт. Ни Сент-Джемский кабинет, ни Версаль, ни Вена, ни Петербург не влияют на мировую политику столь серьезно, как Совет Девяти, — вспомнил я роман Головачева и втиснул в свою трескучую фразу. Не, все-таки школа учит импровизировать почище любой театральной сцены…

А ведь вроде верит мне старый вояка… Точно верит! Даже перебивать перестал. Продолжаем врать:

— Еще в юности я увлекся химией. Оказалось — не зря: открыл новый элемент и вообще серьезно разобрался в первопричинах превращений веществ…

— Вы открыли новый элемент? — вновь перебил меня подполковник.

— Да. Практически уверен в этом. Но сделать заявку на него не успел. Пришли представители этого самого общества. Вернее, пришел… И предложил вступить в его ряды. Прошу меня понять и вспомнить свою молодость — я согласился: таинственность, причастность к власти над миром…

— В молодости я был сержантом Белозерского мушкетерского полка, — отрезал мой гостеприимный хозяин.

Вот зараза — так и цепляется к словам.

— Наверное, я менее благороден, чем вы, — мое честолюбие это зацепило. К сожалению. Я согласился. И я стал достаточно быстро продвигаться по иерархической лестнице данной организации. А когда забрался достаточно высоко, узнал такое, что просто не мог реагировать на это спокойно…

— Что именно?

— Сергей Васильевич, я не знаю, стоит ли вам об этом говорить — это тайна, за знание которой могут уничтожить не только вас и меня — всю округу…

Немедленно вспомнился анекдот:

« — Плачу миллион долларов за клиента. Адрес: улица Стаханова, дом восемь, квартира…

— За такие деньги не нужен номер квартиры — достаточно номера дома…»

Наверное, на основе подсознательного знания именно этой шутки я и попытался создать у хозяина поместья впечатление о всемогуществе этого тайного общества.

— Еще раз повторяю: меня трудно испугать. Говорите!

— Хорошо. Так вот: организация эта вненациональна, ее членам надлежит забыть, что у них есть родина, и действовать только на благо Ордена. У меня не получилось. Когда узнал о планах руководства, вспомнил, что я русский.

— А что за планы?

— Если вкратце: их не устраивает растущее могущество Российской империи, и планируется вычеркнуть нашу страну из европейской политики, загнать в допетровское состояние. Понимаете?

Подполковник был, мягко говоря, ошарашен. Выглядел он огретым пыльным мешком из-за угла. С одной стороны, в его взгляде читалось недоверие, с другой — желание понять, что же все-таки творится в его усадьбе. Кто я такой и какую мистификацию задумал? Я бы на его месте тоже впал в ступор. Даже в своем времени, даже зная о наличии всевозможных спецслужб…

— И какова во всем этом была ваша роль? — наконец вопросил Соков.

— Я, как говорил уже, химик.

— А! Ямчужных дел мастер?

— Ну почему сразу о порохе? — улыбнулся я. — Селитру сделать, конечно, смогу — было бы из чего, смогу сделать и значительно более мощную, чем порох, взрывчатку, но химия может дать людям не только это: лекарства, краски, да мало ли что еще…

В общем, я узнал, что приблизительно через два года будет война. С Францией. Практически со всей Европой. Только англичане, датчане и шведы не придут на нашу с вами землю с оружием в руках.

И результаты, в том числе и моих исследований, планируется использовать именно в военных целях. Против России.

Отказаться я не мог, покинуть ряды Ордена можно только в гробу. Наверное, мой случай — единственное исключение: бросил все свое имущество и исчез. Прошу разрешения не выкладывать сейчас все подробности, но если вкратце: чтобы как следует запутать следы, мне в образе бродяги пришлось объехать полмира…

— Запутать, говорите? — подозрительно прищурился подполковник. — А тот человек?

— Я его не знаю. Просто одежда на нем знакомая.

— Весьма странная одежда, надо сказать…

— Для этих мест — несомненно, а в Америке — самое обычное дело.

— И как в нашей округе могло появиться это самое «обычное для Америки дело»?

— Совершенно искренне вас заверяю: не знаю. Но это точно не тайный агент Ордена. Не такие там дураки, чтобы надевать костюмы, не соответствующие времени и месту. Откуда здесь взялся этот человек и с какой целью появился в этих местах, для меня такая же загадка, как для вас.

— Пожалуй… — Соков на мгновенье задумался. — Пожалуй, я могу вам поверить, Вадим Федорович. Но что вы собираетесь делать дальше?

— Могу только сказать о своих планах в стратегическом направлении: поставить на службу России свои знания. Как это сделать практически, пока не представляю. Я на данный момент никто. Бродяга. Как сделать так, чтобы меня услышали и дали возможность проявить себя власти империи, не знаю. Не смею рассчитывать на вашу поддержку…

— Напрасно, — огорошил меня хозяин усадьбы. — Ничего обещать не могу, я должен крепко подумать… В общем, поговорим завтра. Доброй ночи!

— Доброй ночи! Только, Сергей Васильевич, не смею ставить вам условия, но очень хотел бы попросить держать наш разговор и сведения, которые я вам сообщил…

— Совершенно излишняя просьба. Я, во-первых, не сумасшедший, чтобы делиться таким с кем бы то ни было — меня упрячут в бедлам вместе с вами, — мой собеседник даже улыбнулся, — во-вторых, вы спасли мою дочь, а я умею быть благодарным.

— Да не спас я Анастасию Сергеевну. Не могла она умереть от укуса гадюки. Я просто постарался уменьшить возможные проблемы от этого укуса и ускорить выздоровление. Кстати, если вы позволите, я все-таки навещу ее перед сном.

— Разумеется. И… Ступайте!

Ну вот. Вроде все не так плохо. Может, действительно поверит?

Я заглянул к Насте, дал на ночь еще одну таблетку обезболивающего, прихваченного из рюкзака. Пощупал лоб пациентки — жарок присутствовал, но вполне терпимый. Жаль, что нет у меня с собой снотворного — никогда не было актуальным. Ну да ладно. Пожелал девушке спокойной ночи и, провожаемый неодобрительным взглядом сиделки, отбыл в свою комнатенку. Нужно было о многом подумать.

…Не спалось. Да кто бы удивлялся. В такой ситуации у кого угодно крыша поедет: за один день столько событий… Пятерым на всю жизнь хватит, если экстримом особо не увлекаться. Мысли хороводили в голове, как сумасшедшие, и все на разные темы. Нужно было собраться и отсечь не самое актуальное на данный момент. Как ни дико это прозвучит, но в первую очередь я стал гнать от себя воспоминания о своих жене и сыне. Хоть не было и нет на Земле никого дороже и роднее, но… А может, утром я проснусь уже дома? Или хотя бы в своем времени? Прочь! Когда это произойдет, тогда и радоваться буду.

Предположим все-таки, что попал я крепко и застрял надолго… Необходима хоть какая-нибудь легализация. Даже если Соков мне поверил или поверит, это будет нелегко. Хотя кто его знает. Не помню я в упор «местные» порядки и законы. К тому же этот труп… Каким лешим сюда занесло моего современника, да еще и угораздило получить чем-то по башке? Пожалуй, с этого завтра и следует начать. Хоть какая-то ясность может нарисоваться…

Сам не заметил, как провалился в сон.

Снилась разная хрень, но совершенно «невспоминабельная», я вообще крайне редко могу вспомнить свой сон даже непосредственно после пробуждения, но он должен хотя бы иметь сюжет. А тут помню только то, что была некая фантасмагория, и не более.

…Как же здесь орут петухи! Причем каждый на свой лад. Внутренне матерясь, я потихоньку просыпался и подсознательно переводил гребненосные трели на русский язык. Я совершенно явственно стал узнавать, когда голосит один, а когда другой. Их было трое в пределах досягаемости звука. И один орал: «Я вас не зна-юууу!» Другой: «На-та-шаааа!» Третий: «Идите вы все наа фиг!» Ну, в общем, у меня перевелось именно так.

Наскоро умывшись и позавтракав чаем с пирожками, я попросил очередного встреченного мной «мундироносного» слугу передать Сергею Васильевичу, что хочу с ним поговорить. Ну и получил сразу: «Барин отдыхают, не велели беспокоить».

Погулял у крыльца, жутко хотелось курить, и, чтобы не засветиться, пришлось для этого сбегать в свою комнату. Разгуливать с сигаретой перед дворней совершенно ненужный риск. Очередной раз попытался прорепетировать начало разговора. Про себя, естественно. Подполковник так и не появлялся.

Хотя… Я ведь могу скоротать время в приятной компании…

Температура у Насти с утра была уже практически нормальной, опухоль на руке уменьшилась, и все шло к тому, что молодой и здоровый организм достаточно быстро справится с недугом.

— Ну что же, Анастасия Сергеевна, если так пойдет и дальше, то завтра я разрешу вам гулять.

— Правда? — Глаза девушки буквально зажглись радостью. — А сегодня нельзя?

Нет, меня подчас просто умиляет человеческая психология — стоит только пообещать что-то хорошее, как сразу просят поскорее и побольше.

— Нет! — категорически отрезал я (на самом деле вполне можно было бы гулять и сегодня, хоть сразу после завтрака, но следовало выдержать солидность ситуации).

— Как жаль! А ведь я себя уже вполне хорошо чувствую.

— Вот давайте и закрепим это состояние. Анастасия Сергеевна, или я вас лечу и вы меня слушаетесь, или я не отвечаю за последствия. Именно так я и скажу вашему отцу. Как вы думаете, что он решит?

Настя сразу поняла последствия и больше занудничать не стала. Я поспешил откланяться, пообещав, что сегодня еще зайду. Прямо в коридоре встретил Сокова-старшего и тут же поспешил взять быка за рога:

— Доброе утро, Сергей Васильевич.

— Доброе. — Подполковник был довольно приветлив, что вселяло оптимизм. — Вадим Федорович, я обдумал наш разговор, и у меня появились некоторые вопросы к вам.

— Обязательно отвечу на все, но давайте пока попробуем разобраться с одной проблемой, которая, думаю, вас тоже серьезно волнует.

— Вы о чем? — Брови Сокова надменно вскинулись.

— Сергей Васильевич, позвольте мне, во-первых, осмотреть тело доставленного вчера человека, а во-вторых, осмотреть место, где его нашли.

— Я, конечно, могу вам это обеспечить, но с какой целью? — Мой собеседник опять стал смотреть чуть подозрительно.

— Да чтобы попытаться хоть немного понять (в этом месте очень рвался с языка матерный артикль, эмоциональность которого была бы понятней и убедительней многих слов, но приходилось обходиться цензурным языком), откуда он здесь взялся.

— Он в подвале. Тихон вам покажет. Но только сегодня уже похороны. Отец Паисий приедет часа через два.

— Похороны? На кладбище?

— А что вы думали? У него на шее остался крестик. Серебряный, судя по всему. Не посмели его разбойники снять. Неужели мы похороним христианина на пустыре?

— Нет, конечно, но так вот быстро… Не дожидаясь расследования?

— Лето на дворе, Вадим Федорович. Не следует покойников долго держать. Сегодня же и похороним.

— Ну, хоть содержимое карманов я могу посмотреть? Это может быть важно.

— Несомненно. Тихон вам все покажет.

— Благодарю. Я могу идти к телу? — мне показалось, что подполковник держится со мной уж слишком официально, хотя я, конечно, мог и ошибаться.

Соков молча кивнул, и я отправился искать своего слугу. Нашелся Тихон, естественно, на кухне, где уминал кашу, параллельно пытаясь заигрывать с кухаркой Татьяной. Кстати, весьма аппетитная особа, хоть и слегка полновата, но это уж работа такая.

Услышав о моем желании, Тихон, даже не доев свою гречку, немедленно вскочил и проводил меня в подвал, к телу. Канделябр со свечами, который мужик прихватил с собой, буквально должен был, по его мнению, символизировать важность и значимость моей персоны: свечей на семь, не меньше.

Просто удивительно, как мертвые люди разительно непохожи на себя живых: расслабившиеся мышцы лица позволяют коже сползти и совершенно обтянуть собой кости черепа. Так что я даже не мог судить, видел ли я когда-нибудь этого человека или нет.

Ну, так: кожа на пальцах вполне нормальная, значит, кольца или перстня с него не сдирали, а вот часиков никаких нет. Ой, не верю я, что мужик в таком прикиде какой-нибудь «Ролекс» или «Сейко» на руке не таскал!

Ага! И восходящее солнышко на тыльной стороне ладони. Причем совсем не с японского флага. Из «этих», значит…

Рана… Тут классика — тупым предметом (но в данном случае не головой), может быть что угодно: обух топора, дубина, кистень, лом… Да мало ли?!. Крови вытекло предостаточно — весь верх пиджака пропитан.

— Тихон! Пойдем покажешь, что у человека в карманах было.

— Да не извольте беспокоиться, ваше благородие, все как ни есть собрали. Пойдемте за мной!

Да уж! Мало тебя, парень, муштровали! Тихон повернулся ко мне спиной и стал подниматься по лестнице, совершенно искренне считая, что если света достаточно ему, то и мне хватит. А между тем из-за его широкой спины пробивалось только ничтожное подобие освещения. Но, хоть и на пределе, мне его хватило, чтобы выбраться из подвала непокалеченным.

Содержимое карманов «пациента» было ожидаемым: ключи от машины с мерседесовским брелоком, ключи, вероятно, от квартиры и бумажка с номером телефона и пометкой «Павел». Явно мужик из сравнимого с моим времени.

— Часов на нем не было? На руке? — на всякий случай спросил я своего слугу, хотя заранее знал ответ.

— Ни в коем разе, Вадим Федорович, все, что при нем было, здеся!

— Ладно, я хочу осмотреть место, где нашли труп. Если можно, то в присутствии того мужика, который нашел.

— Отчего же не можно — с нашим удовольствием. Миха пока на усадьбе, в сарае прохлаждается.

— Не понял. Что значит прохлаждается? Где?

— Ну, в сарае, стало быть, заперт, ждет, когда полиция из Пскова приедет.

Ой-еооо! Вот только полиции мне и не хватало! Ну, Сергей Васильевич! Ну, спасибо! Теперь точно нужно этих убивцев найти поскорее, иначе мне полный «алескапут»!

— Тогда давай его скорее сюда, и поехали!

— Сей момент, барин! — Тихона тут же сдуло с места, а через минут десять передо мной уже тормознула коляска с парой гнедых (или рыжих) коней. Тихон сидел на козлах, а рядом с ним скрючился совершенно ничтожный мужичонка, тот, что еще вчера мне казался вполне достойным русским крестьянином.

Я запрыгнул в экипаж, и нас затрясло по проселочной дороге. Мимо пронеслось поле, въехали в лес. Летние запахи русского леса! (Да и необязательно русского — леса средней полосы.) Черт! Голову, конечно, не кружат, как написала бы какая-нибудь барышня… Но впечатляют! И где там запах хвои, где черники, где липы, не поймешь. Но его, этот запах, просто можно нарезать ломтями, заворачивать в пленку и продавать за сумасшедшие деньги. Купят! Особенно зимой. Особенно если удастся законсервировать и этот сладкий, изнуряющий зной…

— Приехали, барин! Здесь! — Мужичок дергал Тихона за рукав и заискивающе смотрел на меня. — Здесь он лежал! Вот перед этим ясенем, в канаве.

Я уже почти наверняка был уверен в том, что увижу. Так и оказалось: примятая трава в том, что канавой являлось чисто номинально — дождей давно не было. И лишь слабые мазки крови на травинках. Это притом, что зему от души приголубили по черепу. И рядом тоже никаких следов крови. То есть уконтрапупили моего менее везучего товарища по несчастью явно не здесь.

— Тихон! Михаил! А есть здесь где-нибудь поблизости на дороге корчма какая или двор постоялый?

— Как не быть, — отозвался мой Планше, — в трех верстах трактир Кузьмы Полынцева. Кормят там так себе, но водка отменная. И квасок хорош.

— Вот туда и отправимся.

И снова нас затрясло и завихляло по российской проезжей дороге. Нет, ну ведь надо же так умудряться пути прокладывать? Такое впечатление, что просто сначала звериную тропу ногами растоптали, а потом уже и копытами с колесами разъездили. Три версты — путь недалекий, и вскоре показалась поляна с вполне справным двухэтажным домишкой. Как я правильно понял, это и был искомый трактир.

Внутри он выглядел почти так же, как подобные заведения того времени в фильмах. То есть ничего особенного и неожиданного. Хозяин, бодрый мужичонка лет пятидесяти, услужливо подскочил к тем, кого считал новыми потенциальными клиентами, но, посмотрев на меня, слегка напрягся.

— Здорово, Федотыч! — не очень-то весело поприветствовал его наш возница. — Тут тебя…

— Ну-ка, цыц! — прошипел я осмелевшему мужику. Тот послушно заткнулся.

Черт! По всем статьям сейчас явно требовалось чего-нибудь заказать. Хоть квасу, что ли. Но у меня ни копейки с собой не было (да и не только с собой).

— Скажите, Кузьма Федотович, а не заходил ли к вам вчера мужчина в необычной одежде? — Я приготовился отследить тень замешательства на лице своего собеседника, но это было совершенно излишне: актер он был совершенно никакой. Глазки забегали, лицо стало багроветь с пугающей скоростью. Я уже начал опасаться, что хозяина тут же разобьет удар…

— Да кто вас тут разберет, кто обычный, а кто нет! Ты пить-есть чего-нибудь будешь? Только деньги сначала покажи! А то много вас тут таких шляется!

Да уж! Стругацкие — молодцы: этот самый типаж про дикаря, наглеющего от вежливого обращения с ним, они вывели очень грамотно. Придется ставить на место понятными наглецу методами… Не пришлось…

Хрясь! — И обнаглевший хозяин трактира закувыркался между столами. Тихон озабоченно потирал кулак. Потом размеренно сгреб наглеца за загривок, приподнял и прогудел тому в лицо:

— Чтобы держал себя с его благородием вежливо и отвечал на все вопросы, понял? Вадим Федорович гость нашего барина. — Мой слуга еще раз встряхнул сомлевшего трактирщика за холку и бросил размякшее тело мне в ноги.

Посетители постоялого двора, трое то ли крестьян, то ли ямщиков, даже не соизволили хоть как-то отреагировать на происходящее: они ели что-то из своих мисок и попивали из мелких чашечек. Явно не чай. Но времена не те — водитель транспортного средства вполне может себе позволить. Никто его в трубочку дыхнуть не попросит.

— Повторяю вопрос: вчера к тебе в трактир заходил необычно одетый мужчина? — Кабатчик явно пытался остаться в бессознательном состоянии дольше, чем требовала ситуация. — Или ты расскажешь всю правду мне, или будешь общаться с полицией. Что предпочитаешь? Ведь ты уже, считай, убийца и грабитель в глазах закона. Разбойник. Ну!

— Барин! Не погуби! Все как перед Истинным расскажу! — Трактирщик аж захлебываться стал от эмоций. — Пришел вчера. Костюм черный, не нашенский, никогда такого не видел. Да и сам нерусский — немец натурально…

— Это ты с чего взял?

— Да говорил он как-то… По-русски, но чисто немец.

— С акцентом, что ли?

— Это тебе виднее, ваше благородие, а вот нерусский и все тут!

— Ладно, дальше что было?

— Да попросил он виску какую-то и ругаться стал, что нет. А где я ему эту виску возьму? Водочка у меня высший класс, не побрезгуйте — попробуйте! Наливочки… Какая виска? И деньги он мне сунул фальшивые! Не просто фальшивые, совершенно глупые бумажки нерусские. А потом драться полез! Невиноватые мы!

— Не голоси, рассказывай. — Визгливые нотки в голосе этого Полынцева начали уже конкретно доставать.

— Так я и говорю: мне в брюхо заехал, Семену руку сломал, Никитке фингал на скулу засадил… Ну и приголубил его Никита кочергой…

А ведь, похоже, не врет: земляк-то мой, вероятно, крутой перец, находился в обалдевшем и раздраженном от непоняток состоянии, ну и пошел с ходу строить быдло периферийное. Вот будет смеху, если он вместе со своим «мерсом» сюда попал… Хотя вряд ли, тогда бы, наверное, на нем и заявился.

— Ну и дальше что?

— А что? Не дожидаться же посетителей! Погрузили потихоньку на телегу тело и отвезли от кабака подальше. Барин! Не было умысла убивать его! Зачем это мне? Ну, не рассчитал мой слуга в сердцах силушку…

— Ладно, угомонись. Где бумажник его?

— Какой? Не было никакого бумажника. — А вот сейчас явно врет. Ключи от машины в кармане были, а права «пациент» типа дома забыл? Ага! Вот прямо сейчас все брошу и начну верить!

— Кожаный бумажник. С документами. И не пытайся врать, что в глаза его не видел. Ну?

— Ах, это! — Глазенки трактирщика опять воровато забегали. — Я же и не знал, что это бумажником называется. Сейчас принесу!

— Тихон тебя проводит.

— Да как угодно, как угодно…

Через минуту передо мной лежал черный кожаный лопатник. Ну да. На месте и доллары, и рубли. Права на имя Игоря Кривко, выданы в девяносто четвертом, значит, попал он не позже чем из две тысячи четвертого. Но на самом деле почти наверняка одновременно со мной. Кредитка «Виза» — точно крутой. Несколько визиток юристов, врача-офтальмолога и психолога. Кредитка на автозаправку. Все. Итак, картинка ясная, можно отправляться обратно.

— Бумажник я забираю. Ну и счастливо оставаться!

— А как же я? Мы? Что с нами будет? — Полынцев заглядывал в глаза с просто обожанием верной собаки.

— Господин Соков решит… Ах, елки! Чуть не забыл!

— Какие елки, ваше благородие?

— Часы сюда! Быстро! — Глазенки трактирщика тускнели, извините за каламбур, просто на глазах.

— Часы? — попытался валять дурочку Кузьма.

— С левой руки. И не вздумай врать, что их не было!

— Не врать Вадиму Федоровичу! — громогласно подключился к диалогу Тихон.

— Ах, это часы были… — залебезил кабатчик. — Сей момент!

«Сейко» появились из кармана Полынцева почти мгновенно. Хорошие часики, пригодятся. Я ни разу не чувствовал себя мародером — невыносимо взрослому мужчине чувствовать, что у тебя нет ни копейки. Нужна позарез хоть какая-нибудь местная валюта. Ведь не флягу же алюминиевую загонять аборигенам. Мало кто поймет ее ценность. А деньги нужны. Хоть просто для устранения комплекса пустого кармана.

— Ладно, живи пока и жди решения господина подполковника на твой счет. Пойдем, Тихон.

Тот в легком обалдении проследовал со мной до порога молча, но, как только мы ступили на двор, тут же запричитал:

— Ваше благородие, Вадим Федорович, неужели мы этих душегубов на свободе оставим? Прикажите только, я их мигом повяжу в лучшем виде.

— А есть у тебя на это право? А у меня? Мы кто, полиция? Нет уж, пусть решает твой хозяин.

— Так ведь сбегут же ж!

— Никуда они не денутся. Хозяйство свое корчмарь не бросит. Будет ждать как миленький. И слуг никуда не отпустит, иначе самому отвечать за все придется.

— Ой, и мудрите вы, барин… — пробормотал мой «ангел-хранитель», но возражать больше не стал.

Возница с робкой надеждой посмотрел на меня, когда мы приблизились к повозке.

— Успокойся, Михаил, сознались они, — успокоил я мужика, — их рук дело, не виноват ты. Давай поворачивай к усадьбе.

Надо было видеть, как расползлось в улыбке лицо бывшего подозреваемого. Казалось, он сейчас проглотит свои уши.

— Ай, спасибо, барин! Век буду за тебя бога молить!

— Ладно уж, поехали!

Было заметно, что Тихона просто распирало от возмущения, но голос без разрешения он подать не посмел. Хотелось есть, хотелось пить и хотелось курить. Но последнее я себе позволить не мог со своими американскими сигаретами — зачем лишние разговоры, а все остальное ожидало в усадьбе. Оставалось только думать. О будущем думать.

Если попал я накрепко, то самым актуальным вопросом была грядущая война. И очень не хотелось, чтобы она была такой же кровавой, как в моей реальности. Во всяком случае, для России. Что я могу для этого сделать? Кое-что могу, но для этого в первую очередь нужна, как говорил незабвенный Остап Ибрагимович: «Легальность, легальность и еще раз легальность!» А где и как мне ее добыть? Не имею ни малейшего понятия. Пока только Соков-старший может мне в этом помочь.

Кстати, и то «кое-что», чем я могу помочь нашим в войне, ничего не решит. Динамит поможет уничтожить сотню-другую французов, йод — спасти несколько сотен моих соотечественников, так ведь это такая капля в море… Тем более что еще нужно суметь эту каплю в море капнуть…

Потихоньку дотащились до усадьбы. Подполковник не то чтобы встречал меня у ворот, но прохаживался по двору, явно ожидая известий. Видно было, что слегка нервничал.

— Ну что, выяснили что-нибудь?

— Выяснил, Сергей Васильевич. Убили этого человека в трактире, верстах в пятнадцати отсюда.

— Это у Кузьмы, что ли? А кто?

— Да он со слугами и убил. Потом отвезли подальше и в канаву сбросили. Не виноват ваш Михась, правду говорил.

— Да что же вы этих воров не связали и сюда не привезли? — Удивление Сокова граничило с возмущением.

— А у меня есть на это право — арестовывать? Я докладываю о результатах расследования вам — вам и решать, что делать дальше. Но не соблаговолите ли выслушать меня, прежде чем принять решение?

— Слушаю, — хмуро буркнул мой собеседник.

— Так вот: убийство, конечно, тяжкий грех. Но я приблизительно представил, что за человек был покойный. И то, что рассказал мне хозяин кабака Кузьма, почти наверняка правда. Этот человек пришел в трактир, чувствуя себя хозяином, и стал там распоряжаться. Грубо, смею вас уверить. Его, конечно, не поняли. Он стал избивать хозяина трактира и его челядь. Ну и получил кочергой по голове. За дело получил. Если бы не это, то он сам мог бы там убить или искалечить несколько человек.

— Ну, вы уж скажете! — Лицо подполковника выражало явное недоверие.

— Поверьте, это так. Я имел возможность узнать людей подобного сорта. Они ни в грош не ценят ни чужое мнение, ни чужую жизнь. И не испытывают никаких угрызений совести, эту жизнь отнимая. Таких немного, но они есть, поверьте. И этот был как раз из таких. Только осмотрев содержимое его карманов, я уже подумал о чем-то подобном. Не спрашивайте почему — это очень долго объяснять, но рассказ Кузьмы только подтвердил мои подозрения.

— Вы говорите какие-то странные вещи. В это трудно поверить и еще труднее понять.

— Прошу вас: пока не пытайтесь понять, попробуйте просто поверить. Хотя… Решать, конечно, вам. Наказать трактирщика и его слуг, несомненно, нужно, чтобы неповадно было. Но отправлять на каторгу людей, защищавших свою жизнь и здоровье от обнаглевшего и самоуверенного хама, право, не стоит. Может, обязать их сделать крупное пожертвование на местный храм?

— Возможно, вы и правы. — Сергей Васильевич засомневался. — С час назад этого человека похоронили. А если обязать их… Хотя нет! Если правда то, что вы рассказываете, то пусть лучше действительно на храм. И… Пятьдесят розог, что ли, убийце впороть?

— Ну, можно и так. — Про снятые с трупа часы я пока упоминать не стал, а то старый вояка опять психовать начнет и забудет про свой временный гуманизм.

— Пойдемте обедать, Вадим Федорович, — неожиданно поменял тему помещик, — а то все скоро остынет. Очень вовремя вы вернулись.

— С огромным удовольствием, — улыбнулся я в ответ, — давно уже в животе бурчит. А после, если вы не возражаете, я загляну к вашей дочери. Думаю, что сегодня она уже сможет вставать.

— Вы серьезно? Не рано? — на лице отца Анастасии читалось беспокойство.

— Если рано, то не разрешу — всего и делов. Но думаю, что молодой и здоровый организм успешно справляется с ядом.

Обед был простой, вкусный и сытный. Я чувствовал себя автомобилем, под завязку заправленным горючим: энергия распирала изнутри, и хотелось что-нибудь делать.

Анастасия чувствовала себя вполне прилично, и я, как и обещал, разрешил ей не только вставать, но и гулять на свежем воздухе. Под присмотром, естественно.

Потом поговорил еще раз с подполковником и попросил разрешения съездить назавтра к местному доктору, который мне был остро необходим для легализации и прорыва в хоть какие-нибудь верхи, чтобы я сумел приобрести пусть пока минимальные, но возможности влиять на события. А еще…

— Сергей Васильевич, вы, надеюсь, понимаете мое положение, я — никто. Вы, несомненно, можете отказать в моей просьбе… — Я замялся. — Я смогу спасти тысячи, если не десятки тысяч жизней русских солдат и офицеров в грядущей войне, но я не могу действовать как просто частное лицо без роду и племени. Если вы сочтете возможным как-то помочь мне обрести какие-то документы… Я, честно говоря, не совсем представляю, как это делается… Вы сможете мне помочь?

— То есть я должен солгать? — пытливо посмотрел на меня Соков. — Лжесвидетельствовать?

— Я не знаю, как это назвать, Сергей Васильевич. Вы, разумеется, не обязаны для меня ничего делать. Решать вам. Мне оставить вас одного, чтобы вы подумали?

— Подождите. Можете конкретно объяснить, какую пользу вы принесете русской армии в войне?

— Только очень приблизительно. Я могу сделать взрывчатое вещество значительно мощнее пороха. С его помощью можно изготовить такие фугасы, которые при своевременном подрыве будут уничтожать вражеских солдат десятками. Я могу сделать некоторые лекарства, вернее, не сделать, а организовать их изготовление, благодаря которым огромное количество раненых достаточно быстро вернется в строй, а не умрет от антонова огня. Могу и еще кое-что, но мне нужно будет спокойно подумать и быть уверенным, что все, что я вспомню и придумаю, не пропадет всуе. А того, что я уже сказал, недостаточно?

— Пожалуй, достаточно. А можете мне хоть как-то объяснить то, что вы обещаете? Я понимаю, что с высоты вашего образования…

— Оставьте! Ни с какой не с высоты. Вы умный человек, а я знаю больше только потому, что учился именно тому, чему учился. Если вы мне поверите, то все прекрасно поймете. Вот смотрите: вы немало воевали, и наверняка многие ваши солдаты умирали от незначительных ранений, так?

— Конечно. Очень обидно и жалко их было, но что поделаешь…

— Вы знаете о существовании микроорганизмов?

— Простите? Вы о чем?

— Достаточно давно был изобретен прибор — микроскоп. И с его помощью удалось рассмотреть, что существуют мельчайшие живые существа. Может быть, вы об этом слышали или читали?

— Нет, знаете ли. Не интересовался.

— Тогда вам придется мне поверить: антонов огонь, нагноения и многое тому подобное вызывают мельчайшие «животные», которые попадают в рану. Их невозможно увидеть глазом, они настолько же меньше комара, насколько комар меньше лошади. Но они есть. И именно они зачастую убивают раненого солдата. Достаточно же обработать рану раствором определенного вещества, и все они погибнут, не попадут в организм и не убьют раненого. Я понятно объясняю?

— Понятно. А вы знаете именно такие вещества?

— Знаю. Некоторые из них можно получить даже из цветов, растущих на вашей клумбе. А одно, самое эффективное — из золы морских водорослей. К тому же если это сделать поскорее, то новое простое вещество откроет русский химик, а не какой-нибудь там француз или англичанин.

— Аргумент, — усмехнулся помещик, — чтобы российская наука утерла нос Европе… Ну и солдат, умиравших в горячке, я помню. Вы обещаете, что такого не будет?

— Я обещаю, что сделаю все для того, чтобы такого не было. Но для этого меня должны услышать. И для этого я должен быть не просто бродягой. Решать вам, Сергей Васильевич.

— А вы еще сомневаетесь в моем решении? Ладно уж, съездим в Псков, к предводителю дворянства, засвидетельствую ваше происхождение. Выправим бумаги необходимые. Мое слово в губернии кое-что значит.

— Премного благодарен. Я прекрасно понимаю, что означает для вас этот шаг, но обещаю, что вы не пожалеете. Так я могу завтра съездить к доктору?

— Разумеется. Предупредите Тихона — он вам все организует.

…Этот день выпил меня до дна. Пришлось отказаться сопровождать Настю в ее первой прогулке, которую я ей разрешил. Хоть и самому чертовски хотелось побыть в обществе этой очаровательной девушки, но пришлось бы разговаривать, а на это я уже был категорически неспособен. Месье Жофре, которому вздумалось пообщаться со мной на предмет фехтования, очень хотелось послать сразу и далеко. Но, вежливо сославшись на неважное самочувствие, я все-таки добрался до своей комнаты. Мгновенно нарисовавшегося Тихона я отправил за коньяком и, получив заказанное, со смаком расправившись с двумястами граммами, завалился дрыхнуть, несмотря на то что солнце еще не зашло.