Возмездие

Вячеслав Евдокимов

Как и в предыдущих пяти книгах автора, название шестой «Возмездие» также исходит из одного её произведения, где три великие миролюбивые страны, обеспокоенные смертельной судьбой народов всего мира от изуверств глобального врага, решились на… (об этом, конечно, узнаете при прочтении).Представлен также для разных возрастов и интересов ряд басен, сказок, лирических и гражданской направленности стихотворений. Добро пожаловать на страницы, уважаемый читатель!

Взрыв долготерпения!

Ведь, как известно, у Природы

Нет вовсе белых Муравьёв,

Её не дали миру роды

И не являла в том трудов.

Но ошарашен взор был мира,

Когда увидел таковых

Среди безудержного пира,

И получив от них под дых.

В них было алчное нахальство,

Оно давало блага, власть

И положение начальства,

Опору, чтобы не упасть:

Солдат, суды, конечно, тюрьмы,

Само‐собою, палачи,

Чтоб возмущённых бросить в урны,

Не лезь, мол, против. Ввек молчи!

Откуда ж белыми вдруг стали,

Ведь был, как всех, их чёрный цвет?

В разбое жвалы крепче стали,

Чем добивались вмиг Побед,

Других себе и подчинили,

Их под себя добро сгребя,

Кто против был, был вмиг в могиле,

Ведь защитить не мог себя.

Но надо большим отличиться,

Их вид толкал чтоб прочих в дрожь,

В почтенья высь, а не в крупицу,

Чтоб величавы были, вошь —

Все подневольные другие,

А потому Приказ — лизать

(И были в этом чтоб лихие!)

Тела сей банды, что есть знать.

И так лизали те усердно,

Что краска чёрная сползла

С тел, белый цвет пришёл победно,

А с ним тех пыжилась казна,

А значит, блага, положенье

И вседозволенность их жвал,

Всех больше, больше униженье,

Что срок их жизни стал вон мал…

По сути, стали так рабами

И у Судьбы аж ли на дне.

А ведь таких явили сами,

Вдруг оказавшись в западне

Сей касты Белой притесненья

И жизнь уж горькую влача,

Без благ и прав, к себе почтенья,

Под пяткой клана‐палача,

Чей Муравейник был огромным,

Где чернь строителем была,

Что по халупкам страшно скромным

Ютилась, влезши вся в дела

И блага Белых умножая,

Не евши много к ряду дней,

Истощена была, больная,

Глумились Белые над ней,

Жилось которым ввек не пресно,

Объёмны, в холе животы,

Владели всем и вся поместно,

Благ Короли. А все скоты,

Они и жить, мол, не достойны,

Но Белым пусть дают доход.

Готовят Белые всё войны,

Всё алчность их зовёт в поход!

С того вокруг все обнищали,

Уж ничего с них не сдерёшь.

А потому прельщали дали,

Где куш сграбастаешь хорош!

Для Белых здесь уж нет пространства,

Ведь разорили всё вокруг,

Поистощились чудо‐яства,

Добыть их было много мук,

Хоромам тоже стало тесно,

Невольно вдаль нацелен взгляд

Увидеть то, где всё чудесно,

Туда пуститься Белый рад!

И вот приятностей сих ради,

Они азартно разбрелись,

С всех ног спешили к сей отраде,

Покинуть вон свою чтоб близь,

Освоить райские все дали,

Где много пряностей, еды,

Блаженство чтобы пожинали

Средь изумительной среды.

Инстинкт взыграл вот в них зовущий,

Остервенело чтоб идти:

— Туда! Туда! Там чудо‐кущи!

Азартно были уж в пути…

Конечно, в разных направленьях

Да при оружье мощных жвал,

Чтоб побеждать врагов в сраженьях,

На них обрушив мощи вал!

Себя грозой всех возомнили,

Ведь агрессивны до усов,

Противник был чтоб вон в могиле,

Попал чтоб в плена на засов.

Кичились панцирем ведь белым,

Что не замаран был в труде,

Негоже быть им закоптелым,

Сидеть без пищи, на воде.

У них огромнейшие жвалы,

Клешни повыросли всех ног,

Жевать, жевать всегда удалы,

Богатства хапая всех впрок.

Они пред всеми Великаны,

Громада — тело, грузный вес,

Маячат, будто истуканы,

А в души их вселился бес.

Всё тело было лишь из ртища,

Что беспрестанно всё жевал,

Вторая часть — то животище.

Ввек аппетит в них не был мал.

Глава над ними — то Царица,

Чьё имя было Промфинанс,

Приказ к соскам своим кормиться

Давала в день по сотне раз.

Один сосок вливал жестокость,

Другой агрессией поил,

Вселял последующий строгость

Ко всем, кто ей ввек не был мил.

Взывал немедля всех к захватам

Сосок‐нахал очередной,

Давал приказ вмиг стать солдатом

И озверевши мчаться в бой!

Приём — обязанность — сей пищи,

К соскам вот строем шли всегда,

И поглощали сок их ртищи —

Такая лишь была еда.

Вот потому от них вкруг ужас,

Разор, ад бед, тьма слёз и кровь…

Они ж мертвили всё, натужась,

И так из года в год, всё вновь.

Вот потому и всех подмяли,

Вон превративши их в рабов.

Пустились алчнейше вон в дали,

Там уложить всех в тьму гробов.

Им вседозволенность присуща,

За зло ответственности нет

Всегда, с того ярясь всё пуще,

Лишь добиваться чтоб побед.

К одним из них дошёл слушочек:

За ширью озера есть Рай,

От всех не скрыт он на замочек,

Иди, свободно забирай!

Но переплыть неодолимо,

К тому ж, никто и не пловец.

Ужель тот Рай пройдёт вон мимо

Их алчных душ? О боль сердец!

Нашёлся всё‐таки смышлёный,

Ума в том выказал он прыть:

— Не быть печали в этом оной,

Я знаю, ширь как ту проплыть!

С деревьев надо лишь листочки

Всего‐то только и отгрызть,

На них ту ширь без проволочки

Осилим, радостно корысть

И утолим свою по полной,

На берег ступим мы другой,

Все земли вотчиной законной

Своей и сделаем, ногой,

Уж захватив, придавим нашей,

Подмяв её на все века,

Кто встанет против, — будет павший,

Ведь наша сила велика.

* * *

На листьях вот и переплыли,

Пустили жвалы сразу в ход,

Клешни все, был чтоб вон в могиле

Аборигенный всякий сброд

Что представляли все собою

В развитье низший, блёклый род,

Все цветом были с краснотою.

На них и двинулись в поход,

Их Муравейники сносили,

Уничтожали вон самих,

Ведь не могли стоять те силе,

Хоть каждый дрался за двоих!

У Белых жвалы были больше,

Клешни всех резали, как ткань.

Судьбы печальней нет тех горше,

Тянули с них безбожно дань.

С земель родных их оттесняли,

Запасов, ценностей грабёж,

Как скот, их гнали нагло в дали,

И Красных был велик падёж…

Свои хоромы возводили,

У Красных не было сих прав,

А если были, то в могиле.

Ох, было много в них орав…

Но не был тружеником Белый,

Знал есть да только убивать,

А за него труд Красный делай,

Рабом он стал. В том благодать

Была всем Белым: труд бесплатный,

На них кричи, жаль, погоняй!

Рабов чем больше, — больше знатный,

Вот Белым жизнь — отменный рай.

Уничтоженье поголовно,

Чтоб не мешали Белым жить.

Вот Красных жизнь уж вся бескровна,

Сопротивленья хоть и прыть.

Была устроена охота

За каждой красной головой,

Не ограничена в том квота,

Вот был и Красных вкруг убой…

Но безнаказанность и алчность

Рождали больший аппетит,

Иметь чтоб в жизни экстра‐смачность.

С того у Белых жуткий вид:

— А где б рабов добыть побольше,

Чтоб гнули спины днём и в ночь

И приносили уймой гроши,

А огрызаться бы не в мочь?

Не как здесь Красный, честью гордый,

А был б послушен и смирён!

И не взрывался буйной шкодой

До бесконечности времён?

И крутят, вертят головами,

Антенны выпятив усов…

Ведь только выживут с рабами

За счёт их тягостных трудов,

Ведь Белых царственная каста,

Знать, каждый должен им служить,

Пред ними кланяяся часто,

В трудах являючи сверхпрыть!

Ну и на дерево залезли,

Чтоб сверху видеть всё вокруг,

В том действий не было полезней,

Взбирались хоть со тьмою мук…

Пространство водное узрели,

Что разлилось и вширь и вдаль…

Восторгов вырвались вмиг трели,

Исчезла напрочь вон печаль:

Там, за водой, на горизонте

Маячил дивный Материк!

К нему пробраться все в охоте,

«Завоевать!» — раздался крик…

Спустили на воду скорлупки,

Представил Грецкий что Орех,

Они прочны для вод, не хрупки,

Вот плыть на них вдаль и не грех.

Уселись. Мощь работы вёсел

Их через ширь воды несла!

Корабль каждый якорь бросил,

Отняв работу у весла.

Вмиг жвалы стали всех на взводе,

Клешни ощерились зверьём!

И все в разбойном уж походе:

— Вот где рабов мы наберём!

А, глядь, те вкруг все в чёрном цвете,

Как будто вымазала грязь…

Все‐все, что были на примете,

— А ну, в скорлупки, чернь, залазь!

Им ноги крепко посвязали,

И запечатал рты им кляп.

Грести заставили их в дали,

Ведь каждый был невольник, раб.

Кусали, чтоб гребли быстрее!

Забыв нарочно их кормить,

А то и вздёрнув вон на реи,

Где Смерть являла тут же прыть.

Так довезли и вновь за дело!

Конвейер был доставки душ,

Торговля ими всё кипела,

Иметь их Белый был ведь дюж,

Ведь это собственность, как вещи,

Все без Свободы, крова, прав,

Витал, носился Бес зловещий,

Давил их волю, как Удав.

С утра трудились и средь мрака,

А у всех Белых лишь кутёж!

И Чёрный был им, как Собака,

От притесненья вдрызг скулёж…

Росло у Белых достоянье,

Купались в роскоши, еде,

К себе желали величанья!

А Чёрных жизнь всегда в беде,

По спинам их ходили плётки,

И голод страшно был гнетущ,

Срок жизни был весьма короткий

Среди хозяйских райских кущ,

Ведь подневольные все слуги,

Ничто был каждый, как отброс,

Сгорали жизни их с натуги,

Убьёт Хозяин — ноль и спрос.

Рабовладельческая шайка

Живёт за счёт Рабов труда:

— Давай, Раб, труд вовсю вздымай‐ка,

Не то в момент придёт беда!

Твоя вся чёрная работа

Из года в год, из часа в час,

Твой вид — безумная нам рвота,

Все блага только лишь для нас.

На ваших бодро спинах скачем,

Взбодря клешнями вам бока,

Добро иметь чтоб, стать богаче,

Ведь тяга к ним сверхвысока.

Мы запрягаем вас в телеги,

Тюки навьючивши добра,

Нам быть от них чтоб в томной неге

С утра и снова до утра.

На что имеет право Белый,

То Чёрным, Красным ввек табу,

Пинок под зад им скороспелый,

За возмущенье — быть в гробу,

Ведь вы ничтожнейшая каста

Без всяких жизненных всех прав,

Судьба с того грызёт зубасто,

С того имейте смирный нрав.

И вереницей спешно мчатся,

И ищут, носят всё еду,

Клешней боятся Белых клаца,

Чтоб не накликать вмиг беду.

Попробуй съесть съестное что‐то,

Найдёшь, несёшь что на горбу,

Пусть с голодухи и охота,

Вмиг явит Смерть на то табу.

Под небом лишь — ютиться право,

Под ливнем, холодом, жарой,

Вот жизнь никчёмна, как отрава,

Иди с того хоть на убой.

Сгонялись вон с скамеек Белых,

По тропам их идти — запрет,

В клешнях вмиг будешь очумелых

И пищей станешь на обед.

Но Белый ум смотрел всё в Завтра,

И он смекнул, сообразил,

Уничтожать рабов что трата,

И внешне к ним стал вроде мил…

Создать позволили им семьи,

Рабов в хозяйстве стала б тьма,

Глумились, ясно, надо всеми,

Они тупого, мол, ума.

Вот семьи Чёрным только в радость,

Отрада в них, хотя б на миг,

При этом душ была парадность,

Стихал от боли тяжкий крик…

Семья же Белым вот обуза,

Ведь жить старались лишь в себя,

В своё бездоннейшее пузо,

Вовсю безделье лишь любя.

С того, глядь, численность их меньше

Вдруг стала, чем их всех Рабов,

Как подшутил над ними Леший,

Всё меньше, меньше средь годов…

К тому же, семьи однополы,

А всей традиции закат,

Над нею меч завис крамолы,

Её спихнули напрочь в Ад.

То идиотская их мода,

Вот род их напрочь угасал…

Спасенью не было уж брода,

С того и род их стал вон мал.

Тут ужаснулись и решили

Чуть рабства снизить дикий пар,

Не быть однажды чтоб в могиле,

Чтоб не хватил расплат удар.

Права даруем, мол, свободны!

В душе злорадства же угар:

— Но вы ничто. Мы благородны!

В труде взвивать вам вечно пар.

Позволим слугами трудиться,

Но где есть Белый, Чёрный — вон!

Отвратны, мол, все ваши лица,

Вы Муравьиный низший клон.

Вот Чёрных тяжкая работа,

Оплата мизер, нет и той,

Зато в труде обилье пота,

Да всё под Белою пятой…

Абориген как — друг их Красный —

Что был прорежен, без земли,

Он также жизнью жил ненастной,

Вот ввек и был всё на мели…

Живут в теснине Резерваций,

Чуть ступишь прочь, так сразу смерть.

А Белых клан вкруг ходит цацей,

Его задеть никто — не сметь!

Вот жизнь такая год из года.

У Чёрных, Красных рос всё дух,

Взывала к Счастью их Свобода,

Порвать неравенство вон в пух!

Крепилось твёрдо Единенье,

Самосознанья дух всё рос,

Разбить неравенства вон звенья.

Борьбы был отблеск буйных гроз.

Ведь доносил им Ветер запах,

С какой‐то пряной стороны,

Где нет Свободы в злобных лапах,

Где Муравьи подряд равны…

Они с блаженством то вдыхали,

Желали, было чтоб у них

Такое ж, жили не в подвале,

И Белый не был б адский псих…

Судьбу свою вершить хотели,

Они такие ж Муравьи,

Хоть цвет другой и был на теле,

Такие ж дети у Земли.

По существу, и нет различья,

А значит, все равны вокруг,

Знать, угнетать и нет приличья,

И преступленье — гнать в Ад мук.

К тому ж, есть срок долготерпенью,

К тому ж, копился силы пар,

Чтоб быть под Счастья дивной сенью,

Кулак к тому растил удар.

Сил равновесья уж ничтожно,

Любой подвох бы вызвал взрыв!

Гляделся он бы уж не ложно,

Стал б беспощаден и бурлив!

Уж Чёрных, Прочих — поселенья,

И за Районом уж Район…

Свои порядки там, правленье,

Своя охрана и закон.

Туда не суйся, гонор Белый!

Ты там никто и твой там крах,

Хотя и будешь нагло‐смелый,

Вон разнесут тебя во прах!

Их Муравейники — халупки,

Создать хоромы нет ввек средств,

Вот осыпаются и хрупки

Все с края пышнейших соседств

И в окруженье изваяний

Героев Белых и солдат

В чинах великих, высших званий,

Что принесли не Белым ад…

Детей пугали малых ими,

Чтоб обходили стороной,

Не почитали ввек святыми,

Ведь касты были те иной.

На них и пыжилась всех злоба,

И был в их сторону плевок,

У тех бездонная утроба:

— Не чти таких вовек, сынок.

И так в цветных всех поколеньях

Был ненавистный к Белым взгляд,

Хотя стояли на коленях

Пред ними. Душ то не парад.

Но сила духа всё же зрела,

А там, глядь, смелость родилась,

Отпор чтоб Белым дать умело,

С себя чтоб сбросить кличку «мразь».

В протестах были чудо‐дрожжи,

Глядишь, хоть мал, но в том успех.

И Белый, чуя силу, в дрожи,

Глядь, он ничтожен средь их всех.

А потому спешит к насильям,

Убийствам, ярый взвив террор

Со всем свирепейшим двужильем,

В разбой пускаясь и разор.

Но есть конец долготерпенью,

И исчезает напрочь страх,

И раболепье к униженью,

И тяга в равных быть правах.

И вырывается наружу

Вдруг возмущенья дикий пар!

Вдруг смелость, свойственная мужу,

Несёт врагу что свой удар!

Все взъерепенились стихийно,

Жилища Белых разрушать

Вон принялись все самостийно,

В себе борьбы почуяв рать!

Пошли свирепые погромы

И статуй Белых напрочь снос:

— Долой неравенства законы!

И задирали гордо нос!

То месть была за все страданья,

За рабство многие века,

Пустились души их в исканья

Уж жизни лучшей, велика

Была их в этом разом тяга,

Но где та жизнь? «Громи подряд!» —

На это лишь была отвага,

Безумный ненависти взгляд.

И Белых тут же принуждали

Встать на колени пред толпой,

Что в рабства были тех вон трале,

С забитой жили все судьбой…

Вот тут‐то вздрогнул каждый Белый

И… на колени с дрожью встал,

Стал вон забитым, уж не смелым,

И даже ростом стал вон мал…

— Над нами вам то надруганье,

За смерти, тягостнейший гнёт!

«Самих вон в рабство!» — душ пыланье…

— Пусть поживут, как будто скот!

Пустились все молниеносно

Богатств всех Белых на захват…

— Ушли от рабства, хоть и поздно! —

Ликует каждый, страшно рад!

Они не приняли культуру,

Чужда религии тех суть,

Лояльны что, — то верить сдуру,

Ведь Белых строй знал, как всех гнуть,

А потому антагонисты,

Ну и извечные враги.

Вдруг стали смелостью лучисты,

В том вставши с правильной ноги.

В своём неистовом азарте

Громили всё и вся подряд,

В том Чёрный, Красный были братья,

Пылал огонь, витал вкруг смрад…

— Рабами сделаем мы Белых!

Пусть в униженья канут ад

И поживут в отвратных нервах,

Ума другой их будет склад.

— Мы отомстим за поколенья,

За надругательства, их пресс!

Громи вон Белых строя звенья,

Добьёмся жизненных чудес!

Громили вон всё без разбора,

И даже Прочих лавки тож,

Не помогала мощь забора,

Грабитель был в них каждый вхож.

Призыв «Не рушить!», вскрик хозяйский

Их слёзно, братьев как, просил…

Но нет сочувствия и ласки,

А всем стоять, ох, нет ведь сил.

Вот под одну разгром гребёнку,

Безумный ненависти вал!

Друг перед другом шли в том в гонку,

Стихийный гневный карнавал…

Поднялся Чёрный раб и Прочий

На свой решительнейший бунт

Вон против Белых в злобе очень,

С отрадой вырвавшись из пут

Над ними злого притесненья,

Свою вдруг силу ощутив,

Восстав от мрачного гоненья

И давши смелости прилив.

Пошли по трассам заповедным,

Где только Белый мог идти,

Их был поток в том непоседный,

Иного нет уже пути!

Кричали, буйствовали, лозунг

Звучал над ними, мчался вдаль,

Всем Белым нёс с того угрозу:

— Вперёд! Их всех вдрызг измочаль!

Вмиг стали жертвами хоромы:

— Их надо напрочь растащить,

Взвинтите буйные погромы,

Да не утихнет в этом прыть!

С душою Белый, нет, не Зайца,

Давал решительный отпор,

Желал Владыкою остаться,

А бунтарей пустить всех в мор.

Но силы тех превосходили,

Сметали всё вон на пути,

В борьбы пылали все горниле,

Теперь уж с ними не шути!

В момент хоромы разобрали

И растащили по себе,

Оставив Белых вон в опале,

Предав растерзанной судьбе.

Свои жилища возводили

И поселяли в них уют,

Довольно жить ведь всё в могиле!

К себе запасы все уж прут,

Конфисковали что у Белых,

Еды — её объёмный склад,

И в этом не было несмелых,

И делать каждый то был рад!

Запасы вмиг опустошили

Из всех хором вон в тот же миг,

Тут слабый даже был в всей силе

Под дикий вопль, взъярённый крик!.

Вмиг добрались до Королевы,

Наверх повытащили враз

Под улюлюканье, напевы

И очумелый перепляс:

— А посадить вон в каталажку,

Пустую миску дать под нос,

Пусть в ней себе поищет кашку,

Ведь дармовой всю жизнь был спрос.

И Королевы сдулось тело,

На свалку выбросили вон,

С того бесившись оголтело,

Во всём теперь ведь их закон,

Ведь жизнь имела их значенье

С сего момента и вовек:

— Пал плен и наше заточенье,

Сломали рабства злобный стек!

Теперь мы сами Властелины,

Унизим Белых до рабов,

Пусть поедят одной мякины,

Вот радость будет для их ртов!

Теперь на них начнём кататься

И грузы тяжкие возить.

А ну, взнуздай их крепче, братцы,

Пусть нам свою покажут прыть!

Их растрясём жирок моментом,

Во всём пусть служат ныне нам,

Да в ножки кланяясь при этом,

Забудет каждый, что был хам.

Ведь мы на лучшее достойны,

За надруганье отомстим,

На цепи их посадим клоны

Да и возрадуемся сим!

И вмиг на Белых поуселись,

Погнали с гиком, с смехом вскачь,

Вон изгоняя чванства ересь:

— Теперь, клан Белый, ты поплачь!

Усохнешь с голода и муки,

От надругательства плевков,

Стенанья будут, плача звуки

От мщенья нашинских оков.

Вовек ты будешь в униженье,

Да всё на уровне — тьфу! — Тлей,

И даже жди уничтоженья,

Рабом среди ночей и дней.

Мы в этом все неудержимы,

Мы свергли вас, мы взяли власть,

Грозны, вовек непобедимы,

Нам всем отвратна Белых масть.

Теперь владеть мы будем миром,

Во всём, всегда мы — гегемон,

Не зарасти теперь вам жиром,

Вон извели Владык в вас тон.

На нас трудиться вам отныне

Во всём, захочет что душа,

Мы заживём во всей гордыне,

Для нас жизнь будет хороша,

Займём мы ваши все хоромы,

Отрадно ляжем на постель,

Полны блаженнейшей истомы,

И не слетит с своих петель

Уж Счастье, добытое нами,

Есть вдоволь будем наконец,

И так всегда и так веками

На радость наших душ, сердец.

Всех, что за Белых выступали,

Да покарает мощность жвал,

Что будут, ясно, твёрже стали,

Ваш гонор сбивши наповал.

Конечно, были и такие,

Которых Белый обласкал,

Служить ему во всём лихие,

Ему растили капитал.

— Им нет за то вовек прощенья,

Они ведь предали своих,

Их тоже всех в закабаленье,

К столбу позорному всех их!

Проникли в гущу всех восставших,

Глядь, шайки жуликов, воров,

Им дармовой хотелось каши,

В разбое каждый будь здоров!

Они имущество терзали,

Громили, смерти аж неся,

С добром неслись азартно в дали!

Добыча радовала вся.

Все провокаторы донельзя,

Вон раздували в всех психоз,

Наживой только яро грезя,

Да чтоб её был тучный воз.

То принцип всяческого сброда —

Идти под видам, мол, борца

За Счастье милого народа,

За крах вон Белого дворца.

Они, конечно, паразиты,

К добру на спинах мчались масс,

С того и были тучно сыты,

Вон не скрывая наглых глаз,

Среди борцов как бы вкрапленьем,

Презрев восставших, их борьбу,

Свою бы лишь с остервененьем

Иметь счастливую судьбу.

Вот потому громили яро,

По‐изуверски Белых строй,

Уж не снижая битвы пара,

Неслись безумнейшей гурьбой!

— Отмщенье взвей за наше рабство,

За униженье ниже пят,

Не отомстить — головотяпство,

Устроим Белым сущий ад!

Искореним их род проклятый,

Сотрём всех напрочь в порошок,

Долой надменность всех их статуй,

Сноси их, рушь, вали вон с ног!

Под улюлюканье сносили

И разбивали на куски:

— Что чуждо нам, замкнись в могиле,

Швыряй всех Белых в жвал тиски!

Свалили статую, что Чёрный

В честь Чёрных как‐то изваял.

И были Скульптора, ох, стоны…

И хоть он силою был мал

Стоять сей массе изуверства,

Собой скульптуру он прикрыл,

Как будто та его невеста,

И к ней любви стремил весь пыл…

— Да он не Чёрной, видно, плоти,

За Белых он. Его души!

И стал он жертвой в их охоте.

— Лояльность к Белым в нём круши!

И все набросились, зло били,

Пока совсем он не обмяк…

Вот‐вот уж скорбно быть в могиле,

Где воскреситься уж никак.

Толпа же дальше шла безумства,

Остался Скульптор лишь лежать,

А вкруг разгром, вкруг стало пусто…

Всё растерзала буйства рать.

Но кто‐то вдруг из заточенья,

Куда вогнал всех Белых страх,

Увидел Скульптора мученья

Среди злодейских грозных плах,

К нему и вышел и склонился

И головою покачал…

Ведь Смерть стояла вкруг, не киса,

Звала того на свой причал.

Он поднял на руки беднягу,

В свой дом скорёхонько унёс,

Имел, конечно, в том отвагу,

Ведь был б с него суровый спрос.

Лечил, лечил его побои,

Здоровье в норму приводил,

И уходили напрочь боли,

И возрожденье стало сил.

У Белых Чёрный стал так гостем,

В заботе был, как о самих,

Вот и не стал он на погосте,

Пред ним был Белый не как псих.

Он был сочувствием пронизан,

В заботе был, как о родном,

Не перед злом он был подлизой,

Внёс от души его в свой дом.

И всё с сочувствием лелеял,

Вон проклиная вдрызг разбой,

И он был Чёрных всех милее,

Совсем не враг к нему, не злой.

— Долой кровавое вон мщенье,

Будь каждый каждому ввек брат!

К Единству будет всех стремленье,

Да будет каждому всяк рад!

Должны жить в Дружбе все великой,

Взаимовыгоду иметь.

Пусть не проткнётся каждый пикой

Злодейских сил, да стихнет плеть!

Дивился Скульптор речи этой,

Стал понимать явлений суть,

Идеей этою согретый,

Вон из души гнал напрочь муть,

Что ткнула в жизни в заблужденья,

И понял: в Братстве надо жить,

С того не быть закабаленья,

Прогресса, Дружбы будет прыть!

Бунты стихийные развязны,

В них необузданный содом,

Все истеричны, безобразны,

И свой же рушат этим дом.

Он удивился этой мысли,

Был смыслом ясным поражён,

В нём зародились духа выси,

И он то принял, как Закон:

— Да, жить всем нужно в дружбе вечной,

Не строя козни никому,

Был рад сей мысли я сердечной

И благодарен в том уму.

И воссиял! Рождались планы…

И он уверовал, что так

Должны и жить на свете кланы

Всех Муравьёв, иначе — брак

Грядёт у мира в отношеньях,

Несправедливость будет, кровь,

Рабом стоянье на коленях,

Разбой и Смерть нагрянут вновь…

И он, сей мыслью осенённый,

Из дома вылетел стрелой:

— Собратья! Замысел свой чёрный

Да укротим, его долой!

А явим всем консенсус милый,

Клешни же все долой вон с глаз,

Ввек не кичась пред всеми силой.

Я призываю, Братья, вас

Явить к всем жертвам снисхожденье,

Жить с ними в мире, сообща.

Поверьте, будет наслажденье,

За жизнь вовек не трепеща.

Зло родилось в верхушке Белых,

Им свой ничто есть рядовой,

Вот не нашлось средь них вдруг смелых

Вступить с верхушкой чтобы в бой.

Они, как мы, все на закланье,

И мясо пушечное лишь.

Войдём же с ними мы в братанье,

А неприязни скажем «Кыш!»

Договорить вот не успел он…

Какой‐то Чёрный важный брат

Вскричал: «Врагом его ум сделан,

Знать, он предатель, гнусный гад!

Вон распороть его на части

И на помойку их швырнуть,

В том примем все, взъярясь, участье,

На том и кончит подлый путь!»

И был растерзан на кусочки

Ваятель дивнейших скульптур,

Да без заминки, проволочки,

Ухода всех на перекур.

Семья же Белых, что леченье

Ему сочувственно дала,

Вон испытала тож мученье,

От них осталась лишь зола,

Сожгли ведь заживо в кострище,

Пустившись в танец вкруг него,

Поднявши ухарски усищи,

Укора нет ведь ничьего.

Победой было упоенье…

— Всех Белых надо истребить,

Вогнав их в тяжкие гоненья,

С того и Смерти будет прыть!

Их из хором вон извлекали,

Из тайников и из щелей,

Ловили близи их и дали,

Расправы не было ввек злей.

Глядь, род всех Белых уничтожен,

Ни одного уж члена нет,

Ведь кары не было ввек строже,

То Чёрных был успех Побед!

Но посмотрите: Руководство

У них откуда‐то взялось,

На лик напяля благородство

И взяло власть ни на авось,

А узурпировало прочно,

Его понудя почитать

И восхвалять, мол, непорочно,

Ума и силы в нём ведь кладь.

Оно вмиг стало всех богаче,

Подмяло напрочь всех других,

Отбросом жили что, иначе,

Уклад их жизни тяжко лих.

Власть завела себе охрану,

Создав карателей полки —

Привить почтение к их сану,

Суды ярились, под замки

Негодных оптом трамбовали

И вырывали вон язык.

Страна богатства и печали,

Где роскошь, нищенский где крик…

Цвела коррупции вкруг плесень

И кумовство и тайный блат,

Одних кошель монетой тесен,

Масс нищета и жизнь, что ад.

Вот в кабалу они попали

К богатым, цветом, как они,

Ходили кои, будто крали,

А массы были, будто пни,

Иметь работу все готовы

Любую, чтоб не умереть,

Неся богатым куш, обновы,

Прав не имея, благ всех впредь.

Их жизнь — богатым услуженье,

Что те заставили лизать

Их панцирь, взвивши в том уменье,

Доставив тем сверхблагодать,

Что чёрный цвет исчез хитина

И стал, Луна как будто, бел.

Ах, тел прелестнейших картина!

Никто ж из масс себе не смел

Позволить этого вовеки,

Властям, богатым в том лишь честь,

Вот массы — чёрные калеки,

Удел которым тяжкий несть.

Вновь клан явился Белой масти,

Все остальные — чернь и сброд,

Одним — земной рай, все напасти —

Другим, ведь бедный напрочь род.

А потому рабом невольно,

То не заметивши, и стал,

Был в угнетении довольно,

А сбросить вон, успех был мал,

Ведь жил друг с другом разобщённо,

Справлял всяк личный интерес,

От гнёта пот струил солёно…

Клан Белых жил средь благ‐чудес,

Лишаться их отнюдь не смея,

Ведь для себя сграбастал власть,

А что богатств, её милее?

Вот потому инстинкт всё красть.

И это опухоль на теле

Всего семейства Муравьёв,

Что выживают с горя еле,

С того и вид ввек нездоров,

Но покорясь же, подневольно

Несли телам богатых лоск,

Что белизной хвалясь довольно,

Хвалили свой отрадно мозг.

А массам что дало восстанье?

Замена гнёта вновь на гнёт.

Вновь клана Белых вкруг сиянье,

Бесправья масс невпроворот,

Сменили Белых вновь на Белых,

На горб что сели массам вновь,

Скакали в скачках очумелых,

Всласть истязая спины в кровь!..

Клан Белых — это проходимцы,

Он был искусственно зачат,

Ввек в арсенале нет землицы,

Хоть он обильем и богат,

А потому к ней нет претензий,

— Винитесь сами, Муравьи,

Что в кабалу такую влезли,

И то позор есть всей семьи.

Свою вы силу осознайте,

В душе взмечите вольный дух,

Идя решительно к расплате,

Чтоб разнести всех Белых в пух!

Ведь Братство, Равенство, Свобода

Должны вас ввек сопровождать,

А в кабале нет к Счастью брода,

В борьбе свою крепите стать!

Перед своей изрёк так казнью

Тот Скульптор честно, от души,

Чтоб все, не мучаясь боязнью,

На Белых в бой шли: «Их кроши!

Они на вас ведь паразиты,

Груз непомерный, кровь сосут…

Все осмелейте, будут биты,

Усильте натиск битвы крут!

Пред ними ввек не лебезите,

В лакеях быть вам не чета,

Побольше смелости и прыти,

Грудь по‐бойцовски сверхкрута!

Все ваши души — ввек бесценность,

Во всём, везде имеют вес,

С себя вон скиньте гнёта бренность,

В мир благ идите и чудес!

А эту нечисть всю осиля,

Имеет хоть и белый цвет,

Не будьте, будто простофиля,

Пусть будет равенства привет,

Друг к другу высшее почтенье

И состраданье, помощь всем,

Умрёт навек закабаленье,

Всяк будет счастлив и не нем,

Да проживёт всю жизнь отрадно

В благополучии весь срок,

Пройдёт счастливым и парадно,

Авторитетом лишь высок».

— Почто не внемлили сей речи,

Его безжалостно убив,

Ведь подставлял в беде нам плечи?!

Любви его был к нам прилив.

И все поникли виновато…

И призадумались всерьёз:

— Была напрасною расплата,

Ведь жизни суть он нам всё нёс.

Октябрь, 2020 г.