Сломанное время

Вячеслав Денисов, 2009

Сколько дней прошло с тех пор, как пассажиры морского лайнера «Кассандра» оказались на острове близ Бермудского архипелага? Две недели? Три? Никто из них уже не способен ответить на этот вопрос точно – ночь здесь может длиться не более пары часов, а день закончиться сразу после восхода солнца… Но не только время на этом клочке суши имеет зыбкую структуру. Обнаруженный в джунглях гигантский авианосец, казавшийся людям надежным укрытием от таинственных зловещих тварей, внезапно подвергается нападению хорошо вооруженной группы; кто эти боевики и как они проникли на корабль – неизвестно. Атаку удалось отбить, однако вскоре пассажиры обнаруживают в трюме торпеду с активированным механизмом самоуничтожения. До взрыва, который превратит эту часть джунглей в огромный котлован, остаются считаные минуты…

ГЛАВА 2

Шагнув в полумрак, она, мягко ступая, прошла внутрь и встала между мужчинами.

— Хватит играть в прятки, мальчики. Оттого, что каждый из нас носит в себе догадки и загадки, даже не пытаясь поделиться ими с другими, наше существование на Острове становится только невыносимее…

— Где Гламур? — выдавил Гоша.

— Его нет у дверей. И Патрисии нет. Если я не ошибаюсь, именно эта сладкая парочка должна охранять вход в храм?

— Дженни…

— Тот, в кого стрелял Артур… его имя — Антонино. Я была его женой три года. Когда-то в Америке.

— Я думал, ты и есть американка, — сказал Макаров.

Для них обоих — и для Макарова, и для Гоши — появление Дженни оказалось потрясением. Не сам факт ее появления, ничего волшебного в этом не было, а то, что она вошла в их разговор с середины и сразу по делу. Именно поэтому они сейчас говорили слова ненужные и произносили неважные для обстановки фразы.

— Я американка, и когда-то я жила в Америке вместе с человеком, который всего несколько часов назад был зарыт в землю.

— Когда-то?

— О, человек точных понятий! — усмехнулась Дженни, посмотрев на Гошу. — В вашем присутствии прямо-таки не спросишь: «Сколько времени?» Нужно непременно: «Который час?» Да, именно — когда-то! Потому что я не знаю, когда!

— Никто не хочет подышать свежим воздухом? — предложил Гоша, повернувшись в сторону двери. Находиться в полумраке с сумасшедшей и Макаровым, который, заклинив люк, заклинил, по всей видимости, и себя, ему не хотелось.

Но ему не удалось сделать и шага. Дженни положила ему руку на грудь.

— Я помню еще как минимум три своих жизни, так что с того? И всякий раз это начинается. Когда я вдруг теряю свою налитую грудь, загар солярия и оказываюсь маленькой девочкой, сидящей на ржавом рельсе под проливным дождем. Я не знаю, когда это произойдет в следующий раз. Быть может, я не успею договорить и исчезну. И снова окажусь в далеких семидесятых, начиная все сначала и даже не в силах покончить с собой, ибо и мозг мой из зрелого превращается снова в девятилетний!.. — Дженни стерла со щеки выскользнувшую слезу. — А потом, спустя годы, все вдруг наваливается на меня, и каждая ночь становится ожиданием того, что я вспомню жизнь предыдущую! И не смей говорить мне, что я сумасшедшая! — прокричала она в лицо Гоше. — Я сумасшедшая не более двух мужиков, всерьез рассуждающих о путешествиях во времени!.. Тот человек, напавший, — это священник Антонио, я прожила с ним три года, пока нас не разлучила его смерть! Я сказала об этом Франческо. Мне говорить дальше, или вы пошлете за доктором Донованом, едва я начну?

Макаров покачал головой и, протянув руку, смущенно смахнул с лица Дженни еще одну слезу.

— Франческо промолчал, а потом ответил, что он — тот самый священник, который скреплял наш с Антонио союз в церкви… Для того, чтобы я стала его женой, Антонио отрекся от сана. И во всей Англии не нашлось священника, который взялся бы нас соединить. Франческо — решился… Значит, Франческо тоже…

— Откуда-то оттуда? — помог Макаров.

— Именно… Но больше он ничего не помнит. Это вам ответ на вопрос, почему «когда-то в Америке»…

Только сейчас Макаров заметил, что Дженни держит бутылку с водой. Напившись, он протянул ее Гоше. Тот отказался, но потом вдруг принял. Глотнув пару раз, он хотел закрутить крышечку, но не удержал, и бутылка упала на пол. Смущенно чертыхнувшись, Гоша поднял ее и передал женщине. Хотел спросить о чем-то, но вдруг остановил свой взгляд на Макарове.

— Ты меня пугаешь. Жаль, нет зеркала, чтобы ты сейчас мог в него посмотреть.

А тот внезапно пришел в ярость.

— Дьявольщина!.. — взревел он, пугая Дженни. — Что-то происходит, а я не понимаю! Вот и опять что-то произошло, — тыча пальцем в лужу воды, повторял он, — и это снова прошло мимо меня!..

— Давайте выйдем на солнце, — предпринял очередную попытку выбраться из ангара Гоша. — Ну его к дьяволу… За минуту столько сказано… странного…

— Ничего странного, — прошептала Дженни. — Во всяком случае ничего из того, что кажется подозрительным Макарову… Странно другое. Что вы не видите очевидного — вот что странно.

Гоша поднял на нее глаза и, наткнувшись на выпирающую из блузки грудь, смущенно отвернулся.

— Будем рады, если вы нас просветите.

— Слон не умеет подпрыгивать на месте. Такова его физиология.

— Это все?

— Нет, не все. Утиное кряканье не вызывает эха ни при каких обстоятельствах.

— И это я тоже знаю. Мне также известно, что Венера — единственная из планет Солнечной системы, вращающаяся против Солнца, что ни один лист бумаги невозможно сложить пополам более семи раз и что корову можно заставить подняться по лестнице, но невозможно заставить спуститься. — Гоша обвел всех взглядом. — Это была что, викторина? Если так, в качестве суперприза хочу видеть пачку сигарет!

— Эхо, Гоша…

Тот попытался найти в растерянном лице Макарова объяснение. Его там не было.

— Эха — нет…

Обернувшись, Гоша стал смотреть по сторонам с таким вниманием, словно эхо было, его нужно было только разыскать, спрятавшееся.

Ни слова больше не говоря, Макаров подошел к лестнице, на которой всего десять минут назад сидел его приятель, и, оттянув от самолета, повалил на пол. Железный громкий грохот врезался в уши всех, Дженни вздрогнула, но, как ни пыталась она расслышать в огромном помещении хотя бы слабое повторение этого шума, у нее ничего не вышло.

— Эха нет! — со злорадным выражением прокричал Макаров, вскинув руки. — Куда делось эхо? Я помню, как закрывал уши руками, когда ты пару дней назад пытался подтянуть лестницу к самолету!

Но Гошу не нужно было убеждать, он помнил, как сотрясались его внутренности, когда он нечаянно сбросил торпеду почти под ноги доктору.

— Это невероятно… — прошептал он, шагая по нижней палубе. Посмотрев под потолок, он напрягся и изо всех сил крикнул: — Я здесь!..

Не дождавшись отзыва на свой пароль, он схватил пальцами подбородок и вернулся к Макарову и Дженни.

— Что мы знаем об эхе?..

— Жила-была на берегу лесного ручья нимфа по имени Эхо. Гера обозлилась на нее, уж не знаю за что, — говорил Макаров, усаживаясь на колесо «Эвенджера», — но без Зевса тут, скорее всего, не обошлось, и наказала. Теперь Эхо могла разговаривать, лишь повторяя последние слова собеседника. И вот как-то забрел в лес красавец Нарцисс, услышал шаги нимфы и крикнул: «Кто здесь?» — «Здесь!» — ответила Эхо. «Выйди ко мне!» — «Ко мне!» — ответила нимфа. — «Ты что, дура?» — «Дура!» — заверила нимфа. Плюнул Нарцисс и ушел…

— До последнего вопроса претензий к легенде нет, — задумчиво пробормотал Гоша. — Но если серьезно… Я посылаю звук, он мчится на скорости тридцать три метра в секунду, отражается от препятствия и возвращается ко мне…

— Вы и в вопросах эха специалист? — иронично поинтересовалась Дженни.

— Девочка, папа двадцать лет искал нефть, ему ли не знать принципы эхолокации?

— Вы нефтяник?

— Люблю этих американцев, — Гоша облизал губы. — Их образ мышления очень похож как раз на эхо. Стоило мне упомянуть во время разговора нефть, как я тут же стал нефтяником.

— А кто вы, если ищете нефть? — и Дженни изогнула бровь.

— Макаров недавно стрелу из лука пустил, так что, он — Гименей?

— Лучше уж называйте меня просто — акустик, — прохрипел Макаров и прокашлялся. — В этом помещении нам следует говорить не об эхе, а о флаттере. Сейчас мы должны были слышать «порхающее» эхо.

— Порхающее эхо?

— Да, это эхо возникает в больших помещениях, когда имеются параллельные стены, между которыми находится источник звука. В результате многократного отражения в точке приема звук то и дело усиливается, а в других местах помещения превращается в дребезг и треск. Думаю, именно это слышали Донован и Гоша, когда торпеда оторвалась от «Эвенджера». Но не это важно. Проблема в том, что мы вообще не слышим отражения звука. О чем это говорит, господин нефтяник?

— О том, что… — Гоша на секунду замолчал, а потом хмыкнул. — Вот я сейчас скажу, а вы меня снова идиотом выставите.

— А давайте вы сначала скажете, а потом мы решим, — предложила Дженни.

— Ага, ага… — Гоша рассмеялся. — Друзья мои, эха нет, потому что в данный момент мы перемещаемся со скоростью, превышающей скорость звука.

Макаров поморщился и посмотрел на Дженни.

— Я так и думал, — огорчился Гоша.

— Я не о тебе сейчас думаю, — успокоил его Макаров. — Если мы движемся и наша скорость поглощает скорость посылаемого нами звука, тогда… тогда нужно крикнуть в другую сторону! Ведь мы не можем перемещаться во все стороны света одновременно!..

И Макаров, развернувшись кругом, направился в глубь ангара. Пройдя десяток шагов, он сложил ладони рупором и прокричал в темноту необъятного помещения:

— Остров!..

Тишина была ему ответом. Безвольно опустив руки, Макаров ждал…

— Макаров, дружище… — пробормотал Гоша, глядя себе под ноги. — Ты занят бессмыслицей…

— Почему? Почему бессмыслицей? Здесь было эхо! Почему его нет?! Флаттер, он присутствует всегда! Трюм корабля — идеальное помещение для изучения флаттера! Почему эта палуба должна быть исключением?!

— Да потому, что мы не имеем вектора перемещения! Мы не движемся на северо-запад или на юг!.. Мы движемся во времени! И скорость нашего перемещения пожирает эти несчастные триста тридцать три метра в секунду! Это как если бы мимо черепахи промчался «Бугатти»!

— Но если черепаху посадить в «Бугатти» и заставить ползти, по всем законам физики и математики она будет двигаться быстрее «Бугатти»!..

В присутствии Дженни они перешли на английский и не заметили этого так же, как не заметили, когда разговаривали с ней на русском в момент потрясения.

— Ты говоришь только о скорости, Макаров… — прошептал Гоша. — О скорости в нашем мире. Но скорость там, откуда мы прибыли, — это время, помноженное на расстояние… Мы мчимся во времени, а это значит, что…

— Это значит, что у нас есть только время, — вставила Дженни, кусая губы. — Но у нас нет расстояния. И время — только то, что на часах. Остальное время — то, что вокруг нас, не имеет величины. Мы уходим в прошлое, потом в настоящее, что-то забираем в будущем, а что-то оставляем в прошлом…

— Так не бывает! — вскричал Макаров. Найдя предмет, который смог бы принять его ярость, он шагнул к «Эвенджеру» и ударил по его фюзеляжу кулаком снизу вверх…

По ангару прокатилось легкое, мерцающее эхо…

— Гоша?.. — прошептала Дженни.

Вскочив, тот набрал в легкие воздух и закричал:

— Ответь мне!..

«Мне, мне…» — прокатилось по нижней палубе, выйдя из темноты…

— Мы остановились, — прошептал Гоша. — Дорого бы я заплатил сейчас, чтобы узнать где.

— Но тебе нечем платить, — сказала Дженни.

— Поэтому мы и не узнаем.

Они вышли из дверей, покинув нижнюю палубу, и сразу увидели Патрисию. Она сидела на ступени лестницы, уходящей наверх, на палубу верхнюю.

Гламура рядом с ней не было.

— Где он? — спросил Макаров, понимая, что имя можно и не упоминать.

— Ушел в туалет, — ответила Патрисия.

Был очередной день, без облачка на небе. Без сигарет. И прохладу можно было найти, лишь находясь в тени под пристройками палубы. Там и находились все, включая Берту и Питера. Подмигнув сыну, Макаров направился к корме. Следом за ним, не отставая, прошли Дженни и Гоша.

— Так вы ученый, Гоша, — решила продолжить начатый внизу разговор Дженни. — Расскажите еще о черепахе и «Бугатти»…

Геологический факультет МГУ, ноябрь 2007-го…

Огромное гулкое помещение с уходящими под самый потолок рядами столов. Заполненное до отказа, оно эхом повторяет каждое слово профессора. Демократично-обаятельный, он не стоит за кафедрой, а сидит на столе, свесив ноги. Серый костюм, под ним — бледно-голубой джемпер из шерсти, такой тонкий, почти прозрачный, что, казалось сидящим в зале девушкам, прикоснись к нему, и он поплывет под пальцами. А прикоснуться так, чтобы джемпер поплыл, хотелось многим. Этот молодой мужчина, не предъявляющий никаких особых внешних причин для влюбчивости, распространял простыми словами о камнях и жидкостях волны, при которых камень и жидкость приобретали иной смысл, более глубокий и чувственный. Отрицающий наотрез даже не ради экзамена секс с ученицами, многие из которых давно перешагнули за взрослость, а секс ради секса. Он притягивал этим своим упрямством еще сильнее.

Было в этом что-то. Очень уж был не похож он на пересекшего тайгу парня. Еще меньше — на любителя колупать минералы геологическим молотком. Ему больше подошла бы роль любимого. Или подонка, из-за которого девки постоянно ищут в них сходство с ним и не находят — по мнению парней. Последним казалось уверенно, что профессор перелюбил всех студенток. Иначе отчего бы им светиться радостью и тлеть истомой всякий раз, когда тот входил в аудиторию? Безоговорочная влюбленность и слепая неприязнь — два чувства, сопровождавшие профессора в коридорах МГУ и на лекциях.

Он давно оставил походы за туманами. Пять лет уж как не закидывал он рюкзак за спину. Не то чтобы надоело, дело в другом. Почувствовал вдруг, что нашел уже много, и отдать это хочется куда больше, чем найти еще. И ушел в науку. Незаметно, как с газетой в руках на лифте, оторвался от земли и поднялся на самый верхний этаж. Вышел, и не успел подивиться свету вокруг, успеху порадоваться. Почувствовать финансовую мощь, которую обрел. Сразу — в дело. С головой.

Лекции в университете — для души. Для дела — научная работа. И не казалось ему, что мечется. А казалось, что все идет своим чередом, плавно, дополняя одно другим.

В лекционном зале он был тем же простым парнем. Сидел на столе, не возражал. Когда пили кофе и жевали булочки на его лекциях, смеялся, дурачился, видя в этом часть великой игры, приводящей к знаниям.

Крутя «паркер», не глядя меняя слайды в аппарате и тыча ручкой за спину. Зная, что там изображено, он говорил просто и доходчиво.

— Ну, что ты, Машенька, смотришь на меня? Я тебя еще больше люблю, — смеялся. — Уже в первом десятилетии двадцатого века никто не рисковал бурить разведочную скважину без предварительного геологического обоснования. Так наряду с нефтедобытчиками появилась новая профессия — нефтеразведчик. Кажется, половина из находящихся здесь с радостью примут ее, и да поспешит студент Верховцев оставить ноги Верочки в покое, ибо нет там, где он ищет, ничего неизведанного, и когда бы понял он, что лучше искать то, что еще никто не видел, осознал бы он ценность моих лекций.

— А почему это нам должно захотеться стать разведчиками?

— А потому что, студент Верховцев, почти все крупные нефтедобывающие фирмы и концерны обзавелись собственными геологическими службами. На худой конец они обращаются к геологам-консультантам. Человек с молотком и рюкзаком идет по местности, собирает образцы горных пород, описывает характерные выходы горных пластов на поверхность…

— С гитарой, — раздается откуда-то сверху.

— Гитарой много не выковыряешь, — не обижаясь на помеху, профессор дотянулся, взял стаканчик с остывшим кофе и пару раз глотнул. — Да и не люблю я гитару. Мне по душе саксофон.

— Так вы с саксофоном в тайгу ходили?

Профессор смеется.

— Замяли…

Еще пуще смех.

— А потом на основании полученных данных составлялась геологическая карта района, позволяющая судить не только о поверхностном рельефе местности, но и о характере залегания горных пластов под ней.

— Теория!

— Теория современная, выработанная практикой прошлого, студент Зимин! — соскочив со стола, профессор прошел в зал, развернулся и выстрелил пультом в слайдер. На огромном белом полотнище возникла фотография, похожая на снимок мокрого асфальта. — Еще первые авиаторы заметили, что с высоты птичьего полета мелкие детали рельефа не видны, зато крупные образования, казавшиеся на земле разрозненными, оказываются элементами чего-то единого. Одними из первых этим эффектом воспользовались археологи. Оказалось, что в пустынях развалины древних городов влияют на форму песчаных гряд над ними, а в средней полосе — над развалинами иной цвет растительности. Этот принцип был взят на мушку и геологами! По отношению к поиску месторождений полезных ископаемых ее стали называть «аэрогеологической съемкой». Однако оказалось, что аэрофотоснимок, охватывающий площадь до полутысячи квадратных километров, не позволяет установить особенно крупные геологические объекты. Поэтому в поисковых целях стали использовать съемки из космоса.

— Что это на экране?

— Это и есть снимок из космоса. Преимуществом космоснимков является то, что на них запечатлены участки земной поверхности, в десятки и даже сотни раз превышающие площади на аэрофотоснимке. При этом устраняется маскирующее влияние почвенного и растительного покрова, скрадываются детали рельефа, а отдельные фрагменты структур земной коры объединяются в нечто целостное.

— Так зачем же тогда нужны в тайге чудаки с саксофонами и молотками в руках?

Профессор смеялся вместе со всеми.

— Затем, будущий коллега Верховцев, что скважину бурить придется все-таки в одном каком-то месте, а не в любой точке площади в пять тысяч квадратных километров!

Вернувшись к столу, он сел на него и развел руки в стороны. «Вот так бы обнял», — пронеслось в красивых девичьих головках…

— Вы хотите быть геологами. Я на вашей стороне. Авторитет геологов возрос настолько, что всякий уважающий себя американец обязательно консультировался со специалистом при покупке земельного участка. И это было далеко не лишним: землевладельцы частенько пускались на разного рода махинации, чтобы повысить цену земли. И вот покупатель приходит к вам и говорит: «Геолог Верховцев, оставьте все-таки в покое ноги геолога Верочки и заработайте пять тысяч долларов на экспертизе!» И геолог Верховцев оставляет в покое эти богом выточенные объекты и приближается к объекту недвижимому. И что он видит? Проведя комплекс мероприятий, геолог Верховцев, коварно ухмыляясь, устанавливает, что масляные пятна на земле продавца сделаны специально и что выкачиваемая у него и покупателя на глазах нефть из скважины закончится через полчаса, поскольку налита в скважину совсем недавно. И вот, получив законные пять тонн «гринов», геолог Верховцев возвращается к Верочке, чтобы купить ей новые чулки. Старые все в затяжках.

Верочка без ума от радости. Профессор заметил, что она не в колготках, а в чулках… В зале бесшумные стоны зависти. Вот сука…

Он замечает, что в зал, осторожно ступая, входят двое и декан. Последний, успокоительно махнув рукой — как орел крылом, — проходит наверх. Двое в костюмах мягко ступают следом.

Профессору все равно. Месяц назад он читал лекцию в присутствии министра природных ресурсов. Да так и не понял, дошло хоть одно его слово до слушателя или нет. Кажется, безошибочно определил профессор, природные ресурсы и министр — очень редко совпадающие в течение жизни последнего обстоятельства.

Декан снова машет крылом. Кажется, он принял паузу в лекции за растерянность профессора. Между тем у профессора привычка — не говорить ни слова, когда в аудитории кто-то бродит, как отвязанная корова.

— И в наши дни, несмотря на развитие новых методов геологической разведки, полевая работа геологов не потеряла своего практического значения. Из года в год каждую весну в разные страны планеты отправляются геологические экспедиции. В поисках полезных ископаемых они «прочесывают» пядь за пядью самые отдаленные уголки. Удивительно, но новые месторождения могут быть открыты и там, где, казалось, и искать нечего. Так, было установлено, что большое нефтяное месторождение находится под Парижем. Причем, чтобы качать нефть, вышку можно установить прямо под Эйфелевой башней. Ну, или вместо нее… — Профессор некоторое время смотрел в пол, прежде чем сказать: — Я не возражаю, когда во время лекции кто-то вдруг начинает говорить со мной. Но когда начинают говорить друг с другом, у меня портится настроение.

Две сотни слушателей испуганно смотрят по сторонам, пытаясь найти тех, кто нарушил святую заповедь профессора, и — находят. Это двое, пришедшие с деканом.

Последний согласно машет крыльями и улыбается не заметившим ничего смешного спутникам. Ну, так вышло…

— Но случаи с Францией, безусловно, редкость, — говорит профессор. — Обычно геологи отправляются на своих двоих, с навигационными приборами сейчас, как с компасом сто лет назад, туда, где, по их или чужому мнению, есть нефть. Они выходят на маршруты, тщательно изучают горные породы, выходящие на поверхность, окаменевшие остатки доисторических животных и растений, копают шурфы и расчищают поисковые канавы, чтобы виднее было строение пластов. Работа эта не столь романтичная, как может показаться по песне Визбора. Но без этой работы нефтяная промышленность встанет. На основании собранных данных, по результатам последующей камеральной обработки, геологи составляют геологическую карту, на которой отмечаются все возможные залегания полезных ископаемых. Затем, как это часто бывает, по следам геолога-первопроходца идут люди многих других специальностей — буровики и дорожники, монтажники и промысловики… И в безлюдном месте вырастает новый мир…

— Скажите, что на снимке?

Зал замер, потому что голос прозвучал с галерки. Его подал один из тех, кто нарушил первое правило профессора.

— Эта фотография сделана космонавтом Архиповым месяц назад. Это район Бурятии.

— Сколько вы заплатили за этот снимок?

— В кругу моих друзей не принято платить за подарки.

Гость улыбнулся:

— А мне вы ее подарите?

— Не припомню вас в списке моих друзей.

— Скажите, а вы можете дешифровать этот космоснимок?

— Я не специалист по космической фотографии. Это работа узких специалистов.

— Тогда, быть может, вы продадите ее мне? — спросил странный мужчина, распахивая на груди пиджак, стоимость которого явно позволяла покупать фотографии у случайных людей. — Назовите сумму.

Профессор оперся руками на стол:

— Я хотел бы напомнить декану факультета, что здесь лекция по геологии.

— Вы, кажется, только что говорили о материальных возможностях хорошо подготовленного геолога. Послышался вопрос о теории, вы упомянули практику как аргумент, но снова применили теорию. Я хочу помочь вам и показать двум сотням перспективных геологоразведчиков, сколько стоит их труд, — сказав это, гость развел руками. — Разве это не вписывается в ваш методический план?

— В мой методический план не вписываются двое незваных гостей, пытающихся его изменить.

— Тем не менее, — убедительно пошарив в карманах, сказал незнакомец, — я это сделаю. — Вынув что-то, похожее на длинную записную книжку, он вынул заодно и ручку. — Я предлагаю вам за этот снимок двадцать тысяч долларов.

— Когда бы вы на самом деле хотели стать хозяином этого снимка, вы бы заранее выяснили, каким образом можно его получить у меня и в каком случае вам не заполучить его ни при каких обстоятельствах. И теперь ваша ошибка вам будет дорого стоить. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять — стоить она будет вам куда больше двадцати тысяч долларов. Если я правильно понимаю ситуацию.

— Вы совершенно правильно ее понимаете, — подтвердил незнакомец с верхнего яруса. — Поэтому я повышаю цену за снимок до сорока тысяч.

Для всех присутствующих это было уже чересчур. Онемевшие студенты смотрели на профессора, ожидая его решения. И не решались смотреть туда, откуда предлагались невероятные суммы за невероятный товар.

— За пять лет моего присутствия в этой аудитории с моих уст ни разу не слетала нецензурная брань, — профессор соскользнул со стола. — Не заставляйте меня ломать мною же установленную традицию.

Шумно втянув ноздрями деревянно-бумажный запах аудитории — как конь проснулся, — второй посетитель наклонился к декану и, заглушив шепот почти до беззвучия, проговорил:

— Это тот самый интеллигентный рубаха-парень, который шутки ради снимет с себя последние брюки?

— Я не представлял, что вы устроите здесь балаганные торги, когда это говорил, — вполголоса огрызнулся декан.

— За пять тысяч евро, уважаемый Марк Анатольевич, вас не должен был встревожить даже стриптиз в нашем исполнении. Но вы гарантируете хотя бы его знания и практические навыки?

— Это лучший в Москве геолог. Рискну предположить, что и в России всей…