Наживка для крокодила

Вячеслав Денисов, 2002

В своей машине убит известный в городе корейский бизнесмен. Оперативник Горский, расследуя это громкое преступление, вступает в схватку с жестокой «азиатской» группировкой, захватившей контроль над местным авторынком. Противник использует испытанные криминальные способы борьбы, но, когда все они оказываются бесполезны, применяет невиданное убойное «оружие». Горскому предлагается стать… наживкой. Наживкой для крокодила, вскормленного на человеческой крови…

Глава 6

Работы столько, что от избытка мыслей начинала убыстряться походка. Я переставал замечать на улице мелочи, которые раньше ни в коем случае бы не пропустил. Я не заметил, как дошел до отдела. Первым делом позвонил в больницу. Состояние Алексея не улучшилось, но и не стало хуже. Стабильное… Ненавижу это слово.

Теперь — работа. Я вынул из сейфа свой маленький карманный ежедневник. В отличие от стандартного, в него не заглядывал никто, кроме меня. А потрепанный лапоть с бессмысленными ежедневными пунктами плана: «1. Найти убийцу. 2. Раскрыть убийство. 3. Позвонить следователю прокуратуры» лежит на видном месте для проверяющих из областного ГУВД. На краю стола. Ежедневники у нас проверяют, ибо, по мнению начальника ГУВД, «кто ничего не планирует, тот ничего и не делает».

Итак, кому принадлежали телефоны, по которым Верка-модистка искала Кореневу? Оператор адресного бюро бесстрастно выдала два адреса. По первому проживает некто Фокин, по второму — некто Жилко. Теперь нужно…

Стоп.

Влажнели ладони. Безошибочный признак того, что случилось нечто важное. Стараясь не спугнуть догадку, я медленно облокотился на стол. Что сейчас произошло в моей голове чисто автоматически?

Фокин, Жилко, номера телефонов… Вот оно!..

Где я слышал фамилию Жилко?! Черт… И ведь недавно слышал! Возможно, что даже вчера или сегодня!

Я встал и подошел к окну. Что было вчера? Я послал Лешу на обед, и он не вернулся. А перед этим? Леша отдал мне данные на…

— Жилко! — выдохнул я и метнулся к сейфу.

Жилко! Вот они, эти листы, переданные мне Гольцовым! Из «строгача» совершил побег Жилко Степан Иванович, 1972 года рождения… Место жительства — Минская, двенадцать, квартира двадцать пять! Это адрес, который мне только что назвала по номеру оператор АБ! Мать моя! Верочка звонила на домашний телефон беглого Жилко, чтобы справиться о Кореневой?!

Я ворвался в кабинет Обрезанова, как торнадо.

— Макс! Машину и двоих наших! Быстро!!!

Глядя, как начальник снимает трубку прямого с дежуркой телефона, я добавил:

— Пока я еду, отправь патруль на Минскую, двенадцать, двадцать пять! Пусть перекроют выход из подъезда и тыльную сторону дома!..

Улица Минская — это тоже моя территория. Я знал на всей ее протяженности каждый куст, каждую дырку в заборе. Понятно, что я не мог знать каждого, кто на ней проживал. Тем более что, пока существовали такие организации, как «Гарант-Риэлт», постоянных жителей на улицах города в ближайшее время не предвидится. Знаю я и двенадцатый дом — стандартную пятиэтажку хрущевской постройки, ориентированную на людей с доходами ниже среднего. Хоть двадцать пятая квартира и расположена на четвертом этаже, из этого не следует, что в случае опасности оттуда нельзя выпрыгнуть. А какая опасность может быть ужасней, если в твою дверь стучит милиция, а ты находишься в федеральном розыске, как сбежавший из колонии строгого режима? Тут и с крыши прыгнешь. Поэтому я и боялся, что искомый фигурант, поняв, что он под контролем, начнет делать невозможное.

Естественно, патруль все сделал так, как не нужно. Мужики свою задачу понимают весьма однобоко. Перед подъездом стояли «Жигули» с включенным проблесковым маячком, а перед подъездом и сзади дома, как оловянные солдатики, замерли двое сержантов с автоматами. Интересно, а Жилко, если он не сбежал еще тогда, когда за пять километров от дома услышал сирену, уже догадался, что это за ним приехали? Наверное, догадался, потому что из жильцов дома на сегодняшний момент — он единственный, кто сделал «рывок» со «строгача».

Оставив гвардию на прежних местах, я с двумя операми взбежал на четвертый этаж. На площадке мы загнали патроны в патронники и отстегнули шнуры от пистолетов.

— Что бы ни произошло, он нужен мне живой, — сдувая с губ капли пота, шептал я операм. — Можете отстрелить ему ноги и руки, но он должен жить.

Дверь поддалась лишь с третьего удара. Она ввалилась в комнату как-то неудачно, встав почти поперек прохода. Пока мы пробивались сквозь разорванный дерматин и отталкивали дверь, в коридоре громыхнул первый выстрел. Мне не нужно было даже думать — стреляли из «ТТ». Пуля срезала кусок штукатурки и впилась в косяк. Я не видел, кто стрелял. Огонь велся из комнаты, расположенной под углом к коридору.

Второй и третий выстрел. Первая пуля вылетела через проем на лестничную площадку и разбила электрический счетчик. Уклоняясь от снопа голубых искр, с треском вылетающих из замкнутой проводки и пропуская мимо себя вторую пулю, я рванулся вперед.

В коридор навстречу мне выскочил кто-то — я не смотрел ему в лицо — и поднял перед собой руку. Сообразив, что надо стрелять, я дважды спустил курок. Еще даже не прогремел мой второй выстрел, как один из оперов выстрелил прямо над моим ухом!..

Моему изумлению не было предела, когда я увидел, как мужик-привидение стал сползать на пол. Я стрелял в деревянную перегородку, возвышающуюся над дверью. Даже в минуту опасности я думал о здоровье этого негодяя, поэтому мои выстрелы не были рассчитаны на поражение. Поэтому я никак не мог понять, почему известка за спиной упавшего выглядела так, как будто на нее выплеснули ведро крови. Когда наконец стрелок опустился на пол, я все понял. В его голове зияло чернотой посреди мертвенной бледности маленькое отверстие… Я повернулся к оперу.

Что я мог сказать этому человеку? Отматерить за то, что тот перепутал голову с ногой? Но он не путал. Он стрелял на поражение и именно в лоб. Сработал «синдром мента». Это когда предыдущее предупреждение не имеет никакого значения. Включаются другие рецепторы. И как ни предупреждай, в ста случаях из ста произойдет одно и то же — выстрел на поражение. Милиционер увидел, как кто-то целится из оружия в другого милиционера. Все. Тупик. Поэтому и нечего мне сказать. Сейчас я отдал бы свою тринадцатую зарплату — просто мне больше нечего больше отдавать — за то, чтобы этот труп не был трупом Жилко Степана Ивановича.

— Вызывай Обрезанова и прокуратуру…

А что еще я мог сказать?

Когда приехали Максим и Вязьмин, мое настроение не улучшилось. Когда же был осмотрен «ТТ» неизвестного, оказавшего такое яростное сопротивление, оно вообще «упало на ноль». В магазине не было ни единого патрона. Мужик выбегал на нас с пустым стволом. Если бы не этот роковой выстрел, я имел бы возможность хоть что-то прояснить в своем деле. А теперь… Если застреленный опером Верховцевым отморозок — Жилко, то теперь на него будет списано и убийство Тена, и нападение на Гольцова. Вязьмину для этого нужна лишь экспертиза «ТТ» на отстрел. Если она покажет, что в Тена стреляли из этого пистолета, Вязьмин запросто прекратит уголовное дело по убийству Тена «за смертью подозреваемого». Самое интересное, что эта чушь будет подписана наверху. Какой резон оставлять в подвешенном состоянии такой громкий «темняк», как убийство известного в городе бизнесмена? А тут подвернулся редкий случай — убит при задержании преступник, стрелявший в милиционеров из того же оружия, из которого совсем недавно палил в затылок корейцу. Нет, такое упустить нельзя. Может, это и было правильно. Но не для меня. Что бы потом ни говорили, для меня навсегда окажется нераскрытым и убийство на улице Стофато, и нападение на Лешку. А труп, лежащий под моими ногами, ничего для меня не доказывал. Если только то, что в мире нет ничего вечного.

И тут грянул гром.

— Это не Степа, — заявила женщина, которую через полчаса после боя силой сумел вытащить из соседской квартиры Вязьмин. — Господи, помогите мне дойти до моей кровати…

— Максим, — сказал я Обрезанову, глядя, как мои опера-штурмовики уносят соседку обратно, — я за Верочкой. У меня такое впечатление, что киску мучают угрызения совести.

— Возьми машину.

Верочку я увидел издали. Она быстрым шагом двигалась нам навстречу, кутаясь в норковый шарф, и у меня было такое чувство, что ей, как и Кореневой, тоже захотелось поболеть. Я попросил водителя притормозить рядом с ней и приоткрыл дверцу:

— Верочка, садитесь. Я вас подвезу.

От неожиданности она шарахнулась в сторону, едва не сбив с ног мужчину с огромной сумкой на плече. Не думаю, что именно мое появление явилось для нее неожиданным. Скорее всего обладательница длинных ног и короткой юбки была просто всецело поглощена какими-то глубинными размышлениями.

— Садитесь, садитесь, — настойчиво повторил я.

— Ой… — растерялась она. — Это вы? А мы для вас подобрали чудную элитную квартирку…

— Я для вас тоже. Да садитесь же вы в конце концов! Салон вымерзает.

Она села, и в воздухе нашей розыскной «шестерки» моментально повис запах дорогих духов. Витька-водитель втянул полные легкие этого аромата и даже как-то обмяк за рулем.

В голову мне пришла шальная мысль. Я не повезу сейчас Верочку в отдел. Я ее отправлю на улицу Минскую. Надеюсь, труп еще не увезли. А потом можно и в кабинет.

— А куда мы едем? — забеспокоилась она.

— Не волнуйтесь, это рядом. Кстати, давайте знакомиться. Старший оперуполномоченный уголовного розыска капитан милиции Горский. Вера, кому вы звонили по телефону, когда искали Кореневу?

Долгая пауза, повисшая в воздухе вместе с запахом свежести, подсказала мне, что Верочка в ступоре.

— Не понимаю, о чем вы говорите…

— Сейчас поймете. — Демонстративно отвернулся от нее и попросил у Витьки сигарету.

Риэлторшу рвало так, что мне даже стало страшно, останется ли от нее что-нибудь, когда она выйдет из туалета, или мне придется разговаривать с одной юбкой. К запаху крови нужно привыкнуть. Точно так же, как и к виду изувеченного трупа. А если ты только что пил кофе в шикарном офисе, а уже через пять минут какой-то тупой мент по фамилии Горский привозит тебя к луже крови и пригоршне мозгов, разбросанных по стене, — тут уж не до исполнения роли праведницы. «Не понимаю, о чем вы говорите»… Боже мой, сколько раз я это слышал! И ведь для каждого подонка, чтобы он тебя не «морозил» подобной ерундой, нужен свой подход! Дифференцированный…

Несколько минут назад я завел Верочку в квартиру, взял рукой за шиворот и рывком наклонил над трупом:

— Вот об этом я говорю.

Продавщица воздуха начала давать показания уже в машине. До райотдела — рукой подать, а она без перерыва на вдох прощебетала столько, на что мне, например, не хватило бы и получаса. Я даже почувствовал облегчение, захлопнув за ней дверь камеры. Всему свое время, дорогая. Скоро все повторишь Вязьмину, да под роспись. А мне и так все ясно.

Только оставшись один в кабинете, я понял, как устал. Окинул свои «чертоги» вялым взглядом. Раскладушка войдет, если подвинуть к окну Лешкин стол. Матрас и подушка есть, постельное белье в количестве двухсот комплектов лежит в кабинете следователя Егора Мамалыгина. Обычная история — вора с краденым поймали, а хозяина второй месяц найти не могут. Кажется, там уже не двести комплектов, а сто с небольшим. Мамалыгин раз в неделю протокол изъятия переписывает. Закончу это дело и насяду на Торопова. Пусть выколачивает общежитие. Иначе уйду в преступную группировку. Так и скажу.

Я взглянул на часы. Половина третьего. Интересно, чем сейчас занимается Настя? Я поднял трубку. Странно, но под сердцем что-то екнуло. С чего бы? В трубке, выматывая нервы, звучали длинные гудки. Мне показалось, что я ощущаю не досаду от того, что не застал дома абонента, а некую претензию… Горский, что это?

Не желая искать ответ на вопрос, я быстро положил трубку.

В голове до сих пор звенел речитатив Верки из «Гарант-Риэлт». После посещения забрызганной кровью квартиры у нее начался приступ правдолюбия и честности.

С Ольгой Кореневой Верочка Смоленцева познакомилась давно, около восьми лет назад. В августе девяносто третьего они пришли в приемную комиссию философского факультета университета для сдачи документов. Учились в одной группе, ходили на вечеринки, в меру выпивали, пару раз покурили марихуану в обществе «плохих» мальчиков. Обе мечтали найти работу в хорошей фирме, иметь богатых мужиков и исполнять все свои желания. В общем-то вполне нормальное стремление, но есть страны, где реализация подобных планов возможна лишь при систематическом нарушении законодательства. Россия в этом списке занимает одно из лидирующих мест, поэтому выбора у девушек не было. Верочка институт бросила уже на третьем курсе, но Коренева, несмотря на коллизии внеучебной жизни, смогла все-таки получить диплом. Однако он не сыграл ключевой роли в становлении молодого философа. И Вера-недоучка, и дипломированная Коренева устроились работать в одну фирму. И не пришлось бы мне водить сейчас Смоленцеву по окровавленной квартире, если бы не тот день…

Двое «плохих» мальчиков, тех самых, с которыми они покуривали травку, предложили им заработать. Подруги согласились без особых колебаний. Степан Жилко и Антон Шарагин объяснили девочкам, что нужно сделать, и они, будучи достаточно информированными риэлторами в агентстве недвижимости «Гарант-Риэлт», приступили к действиям. На следующий день в руках Степана и Антона был уже адрес одного гражданина, имеющего наличные средства для покупки жилья.

Первый разбой Степа и Антошка «замолотили» в центре города, прямо средь бела дня. Бизнесмена средней руки лишили золотой цепи, бумажника и шестидесяти тысяч долларов, подготовленных для покупки жилья. За ударный труд Верочка и Оленька получили по три тысячи, и с этого момента их уже не покидала уверенность в том, что жизнь только начинается.

Вскоре появился второй реальный покупатель. С ним тоже все прошло гладко. И когда девушки, шурша долларами, уже готовились передавать молодым людям вариант «номер три», произошел прокол. «Реальный покупатель», взятый штурмом в своей квартире, оказался перегонщиком авто. И не просто перегонщиком, а весьма крупным спецом, работающим исключительно «под заказ». Как пояснила Вера, парнишка работал на некого корейца по фамилии Тен. Спец по зарубежным машинам пожаловался корейцу на свою обиду и попросил восстановить справедливость.

Теперь, сохраняя логику повествования, придется параллельно рассказать о другой истории.

Два года назад Ольга Коренева и Верочка пили дешевое вино в дорогом ресторане. Было скучно, а душа требовала простора и веселья. С десятью долларами на двоих особо не развернешься, поэтому они выбрали путь, по которому идут все непрофессиональные проститутки, то есть торговки телом по настроению, а не по нужде. Как бывало и ранее, вся процедура заняла не более получаса. Их «сняли» люди респектабельные и, что называется, с деньгами. Смущал лишь тот факт, что мужчины были азиаты. Но смущались подруги лишь до гостиничного номера. Там они пришли в ужас. Азиатов было уже не двое, а целая дюжина. Но вскоре прошел и ужас. После каких-то таблеток. И ночь, грозящая групповым изнасилованием, превратилась в сказку. Утром сказка закончилась походом в больницу за медицинской помощью. Врачи посоветовали обратиться с заявлением в милицию, но предприимчивая Ольга сумела объяснить подруге, что если корейцы сядут, им обеим легче не станет, а вот если загрузить злодеев на «бабки», то успех гарантирован. Сказано — сделано. «Стрелку» забили в этом же ресторане. Но тут произошло непредвиденное. Приехал некто Тен. Он пригласил девушек в машину, и через десять минут они оказались в каком-то загородном доме. В огромном помещении стояло около тридцати человек. Тен вежливо попросил девушек указать пальцами на тех, кто их насиловал. Ольга и Верочка помнили только двоих, из ресторана. В них и ткнули перстами. Далее произошло то, что вызвало у подруг настоящий шок. Маленький, невысокий кореец по приказу Тена квадратным тесаком отрубил у виновных корейцев по левому мизинцу. После этого девушкам выдали по две тысячи «зеленых» и отвезли туда, откуда взяли.

А еще через месяц Вера узнала, что Ольга встречается с тем самым грозным корейцем по фамилии Тен. Для Верочки это явилось полной неожиданностью, так как она была хорошо осведомлена о том, что ее подруга уже запланировала на лето свадьбу со Степаном Жилко. Вера намекнула подруге на неприемлемость такого поведения, но та лишь махнула рукой. Наступила весна, и Жилко как раз и задумал историю с агентством недвижимости. Шарагин вообще был на подхвате, поэтому соглашался на все. А Степан мало обращал внимания на личную жизнь своей возлюбленной. Но закончилась весна, и наступило лето…

И был день… Точнее, вечер. Подобной нелепости не видел свет. В пьяной ресторанной драке, в которую оказался втянут Жилко, погиб посторонний парень. Милиция тут же обнаружила на месте преступления нож, и Степу «замели». Все, кто видел тогда Жилко, готовы были поклясться, что нож у него отсутствовал. Просто потому, что он его никогда не носил! Тем не менее через три месяца, уже осенью девяносто девятого, Степана Жилко по приговору суда отправили в колонию строгого режима. Его часы, заведенные на семь лет, начали отсчет времени.

Это случилось через четыре месяца после того, как к корейцу по фамилии Тен обратился перегонщик автомобилей с просьбой помочь в поисках людей, отнявших его деньги.

Собственная голова показалась мне тяжелой. События последних дней трудно было увязать с рассказом Веры. А что, собственно, произошло в ближайшее время? В августе из колонии строгого режима совершил побег Жилко. Почти двое суток назад убили Тена. Ольга Коренева получила письмо с угрозой, после чего исчезла в неизвестном направлении. В ее квартире кто-то напал на Гольцова. И, наконец, бывший подельник Жилко — Шарагин оказал жестокое сопротивление сотрудникам милиции, в результате которого погиб. После нескольких лет безоблачного существования устойчивой преступной группы события стали разворачиваться настолько стремительно, что трудно находить им объяснения.

Почему Шарагин, вместо того чтобы спокойно открыть дверь и играть в «несознанку», что было бы более логично, начинает палить в оперов? Чувствовал, что это — единственно верный выход? Или все дело в «отмороженности» Шарагина? Когда бестолковый подельник теряет вожака, он сразу начинает совершать глупости. Предположим, что это так.

Однако в какую еще историю ввязалась Ольга Коренева, помимо дел своей группы? Что за деньги? Какие документы? Кто писал ей письмо? И к какому замку подходит ключ, который я обнаружил в цветочном горшке?

Кто и зачем отсиживался в квартире Кореневой в то утро, когда застрелили Тена? Что он искал и почему напал на Гольцова?

С каждым часом вопросы увеличивались в геометрической прогрессии.

Вера сказала, что о поездке Кореневой в Бобылево ей ничего не известно, но в августе Ольга исчезала на три дня и вернулась после этого с синяками. Вера сама вызывала ей «Скорую» прямо на работу.

Я полистал телефонный справочник. А что у нас в Бобылево? Что это за место устрашения строптивых и непокорных?.. Ага, понятно! Санаторий «Бобылево». Территория нашего РОВД, но о санатории я не осведомлен потому, что на этой «линии» не работаю.

Значит, санаторий… Самое лучшее место для поправки и, одновременно, утраты здоровья. Братва у нас особой фантазией не отличается. Либо — погреб, либо — курорт.

Телефонный разговор с руководством санатория как-то сразу не заладился. Начальники, занимающие подобные места, теряют нюх и страх. Мента они постоянно видят перед собой одного и того же — участкового. Как правило, материальное благополучие таких стражей порядка полностью зависит от администрации, поэтому организация охраны правопорядка отдана на откуп чиновнику. Там чинуша — царь и бог. Он сам определяет для сотрудника милиции, кто прав, а кто виноват, кого нужно наказывать, а к кому еще и охрану приставить. Ни один мент в таких условиях не станет пререкаться, опасаясь потери дополнительного дохода в виде систематических взяток. Я все это прекрасно понимал. Понимал и администратора, который бросил трубку сразу после моей фразы: «Мне нужен список граждан, посетивших санаторий в августе, начиная с двадцатого числа». Но когда сотрудник уголовного розыска позвонил во второй раз и спокойно повторил вопрос, а чиновник продолжал «быковать»… Этого я никогда не пойму.

Санаторий находился в сорока километрах от города, поэтому я решил не терять даром времени. Я просто подошел к Обрезанову, попросил до вечера машину и двоих самых «безбашенных» участковых из нашего райотдела. «Безбашенных» — это значит готовых на все. Говорит начальник, к примеру: «Отбей ногой этот балкон, чтобы он вниз упал!», и участковый отбивает, не спрашивая ни о чем. Наша милиция пока держится именно на этих самых «безбашенных». Они делают свое дело, невзирая на чины, и не требуют взамен ничего, кроме новой работы.

На трассе нашу «шестерку» чуть не снес в кювет обогнавший нас «Мерседес». Водитель «пятисотого» так торопился на собственные похороны, что чуть не довел до исступления Витьку-водителя. Он покручивал руль, не отрывался от зеркала заднего вида и во весь голос возмущался:

— Чего фарами мигает, а?! Лыжню ему уступить просит, что ли?!

Видимо, так оно и было, ибо вскоре обнаглевший «мерс» стал гудеть, как паровоз. На наших «Жигулях», как на спецмашине уголовного розыска, не было ни синих полос, ни мигалки, ни номеров, указывающих на ее принадлежность к силовому ведомству. Поэтому «Мерседес» смело пошел на обгон, а в приоткрытое окно мы услышали:

— Че, типа уши прочистить надо?!

Витька свернул в сторону. Машина пошла юзом, и лишь мат нашего водителя помог ей удержаться на трассе.

— Ну, сука, — взъерошился, как воробей, Витька, — убью!

— Ты его догони сначала, — равнодушно пережевывая жвачку, пробурчал один из моей невозмутимой свиты.

— А мне его догонять не нужно. Впереди — пост ГИБДД… — И Витька нажал тангенту на переговорном устройстве…

За рассказами о «новых русских» время пролетело быстро. Проезжая мимо стационарного поста ГИБДД, мы увидели владельца «Мерседеса», который открывал багажник для проверки…

Через двадцать минут мы въезжали на территорию санатория.

— Васильевич, — обратился ко мне участковый, поглядывая на каменных львов и литые ворота, — оставь меня здесь в засаде на недельку…

Никаких засад не будет. Нахалов нужно наказывать сразу и без подготовки. Так я решил, так и будет. Поднявшись по лестнице, я толкнул ногой тяжелую дверь.

— В сторону, адмирал, — и швейцар, путаясь в фалдах, отлетел в сторону.

Наше появление не прошло незамеченным. Впрочем, на иное я и не рассчитывал. Администратор находился у стойки дежурного и отчитывал за какие-то грехи молоденькую горничную. К нему я и направился. По пути я махнул «безбашенным» рукой и громко произнес:

— В номера люкс!

— Что здесь?.. — Лицо администратора стало малиновым и напоминало улыбку Минотавра.

— Здесь происходит проверка паспортного режима и розыск преступника, скрывающегося в санатории, — я сверкнул удостоверением.

На втором этаже уже слышались крики и визг — участковые вторглись в чужую личную жизнь. Я двинулся по следам. Администратор, пугая меня какими-то звонками в ГУВД, едва поспешал за моим скорым шагом.

Через открытую дверь одного из номеров я увидел мужика, похожего на того, что рекламирует пиво «Толстяк», а рядом с ним — двух девиц. Нет необходимости говорить, что они были в одежде прародителей. Вскоре, однако, вся троица закуталась, как римляне, в простыни и полотенца. Мой «безбашенный», невозмутимо надувая пузыри, листал паспорт «толстяка».

— Вы что, гады, оборзели, что ли?!

— Так, пятнадцать суток у тебя есть, — констатировал участковый.

— Вызовите милицию!!! — завизжал толстяк.

— А мы кто? — улыбнулся второй милиционер.

— Вы знаете, кто я?! Вы представляете, что с вами будет через час?! Я — депутат городского Совета! — и толстяк, увидев во мне истинного виновника своего срама, победоносно впился в мое лицо ядовитой ухмылкой.

Вот так. Полный депутатский иммунитет против моих милицейских инсинуаций.

— Прекрасно, — я повернулся к сотруднику, листающему паспорт. — Саша, запиши его домашний адрес. Задерживать гражданина депутата мы не имеем права. Он — представитель нашей власти. Но по приезде в отдел позвонишь ему домой и от моего имени сообщишь жене, где он находился в это время и чем занимался. Фамилии девушек тоже на карандаш. Если нет восемнадцати, я съезжу в горсовет, предупрежу председателя, чтобы не доверял господину Бигуну решение вопросов, касающихся детей и образования. А администратор едет с нами. У него депутатской неприкосновенности нет.

С документами задержанных в руках мы стали спускаться по лестнице. За нами поспевали, наступая друг другу на пятки, начальник санатория, «толстяк» и девицы. Кажется, авторитет лечебницы, как и ее руководства, пошатнулся довольно основательно.

Оставив участковых вместе с группой преследования, я отвел администратора в сторону.

— А ведь я тебя просил только журнал посетителей полистать… Не помнишь мой звонок по телефону?

— Айн момент! — взвился тот. — Я сейчас все сделаю!..

— Я сам сейчас все сделаю, — успокоил я его.

Девочки на самом деле оказались несовершеннолетними. Хотя, признаться честно, я на это и не надеялся.

Когда малолетки были погружены в «шестерку», дрожащий от ужаса депутат Бигун отпущен на свободу, а администратор с местным участковым доведены до состояния инфаркта, мы решили возвращаться обратно. У меня под мышкой удобно располагался журнал учета прибывших посетителей. За ним завтра должен был прибыть сам администратор, который даже понятия не имеет, какую роль ему я уготовил. А я решил сделать то, к чему стремится любой опер, — заточить фигуранта под себя. Лишний «дятел» в санатории мне не помешает. А то у меня как-то слабовато с агентурой в этом районе… Администратор останется «на крюке» до тех пор, пока протоколы допроса девиц будут лежать у меня в сейфе. Если заерепенится, то позвоню Бигуну. Тот ему быстро объяснит, «что с ним будет через час». Кстати, Бигун — тоже удачно «срубленная» фигура. Его визитка лежит в кармане. Пусть лежит. Есть не просит.

Впереди опять замаячил пост ГИБДД. Водитель «пятисотого» уже выложил на асфальт все содержимое багажника, и теперь обреченно разбирал запасное колесо, доказывая стоящему рядом милиционеру, что под покрышкой нет ни наркотиков, ни оружия. Сержант был таких огромных размеров, что «новому русскому» даже в голову не приходило возмутиться милицейскому беспределу.

— Он его теперь до вечера дро…ть будет, — Витька кивнул в сторону «гибэдэдэшника». — Знаете, как этот сержант «ручник» проверяет? Заставляет владельца сесть в машину и затянуть ручной тормоз, а сам сзади начинает толкать. Если машина не сдвигается с места — тормоз в порядке. Но обычно сдвигается… Нет, до вечера, не меньше.