Что с тобой, К.? …

Вяч Кон

В восторге от любви к женскому телу – воплощению Космического здания, мистер К. теряет рассудок и собственное Я, получив взамен Вселенскую Любовь ко всему Человечеству.Описание пути и метода постижения Подлинной Реальности: читается легко и увлекательно за чаем с конфетами. Обсуждается с котом и завтрашним планом на всю оставшуюся жизнь. Книга содержит нецензурную брань.

3

Квартира, которую снимал Семочкин со своей великодушной подругой (так как они спустя три года совместной жизни и не обвенчались, толи потому что она была не религиозного направления, а он не желал приобщится к официальному регистрированию, видя в этом злодейство над взаимоотношениями любящих, толи просто у него был какой-то панический страх перед словом «Брак», толи вообще он считал себя не могущим быть супругом в связи со своим не устойчивым материальным положением, при этом он явно себе отдавал отчет что и и психологически он тоже в этом слаб, и новая ответственность налагала новые проблемы, а он мечтал и видел себя мучеником, и смирился с мыслью что это ему суждено, а тут выпало такое счастье (или беда, кто его знает) встретит такую девушку, готовую пойти ради него на тяжелую работу и не попрекнуть его ни разу, и поддерживать во всех безумных начинаниях. И хотя любви мело было с его стороны, даже можно было сказать, что из расчету он пошел с ней на житие, зная что ее родители киношники, уповая на то что через низ окажется ближе к заповедной мечте, но все оказалось наоборот. Родители ее давно ушли из искусства, мам сидела дома и страдала по новую «ужасному» миру, а пап превратившись в известного бандита, стал заниматься «бизнесом». Но иногда делал шаги в сторону продюсирования искусства, что видимо говорило что не может жить без этого предприятия. Говорит обо всем этом было «пренеприятнеше», но правда повествования видимо того стоит, ибо зачем он попал в эту семью еще предстояло узнать, толи им помочь, толи себе). Так вот о квартирке. Тут дела обстояли еще хуже.

От всего этого Семочкин периодически заболевал. И нельзя сказать он был избалован в области жития, о, не вышел из простой семь, где не было особой привилегий и все свое отрочество он провел в довольно спартанской обстановке, где все помыслы и цели соединялись в единый комок о высшем предназначении человека. Так видимо идеалистические мысли и порождают с годами болезнь До-Кихотства, и как только такого человека опускают на землю и говорят вот мол она такая действительность, он сразу в постель и на неделю. Не от хворобы, а от бессилия чувств. Словно из него стержень вынули. Вынимай не вынимай, а он все равно надет свой стимул его вернуть туда обратно, такого духовная сила верующих.

Заболел в очередной раз Семочкин, слег на неделю, причем у него болело сразу все и горло, зуб, нос, голова, но в эти минуты на удивление душа перестала болеть, что Семочкин даже задумывался, а не болеть ли ему почаще, чтоб снимать груз с души. К тому же он замечал, что и писалось ему легче, при всей затуманенности головы, слова и чувства лились из его души легко и свободно, словно главные страшные сокровища отступали в свои больничные постели. Но главное, что при этом появлялась удивительная откровенность, словно в эти минуты говорило само сердце.

«Ну, так если это пользовать, то но пожалуй станет такой ж привычкой, что погубит и самое себя» — думал рассудительный Семочкин, и очень не хотел и боялся быть рассудительным, потому как чувствовал что в этом его сильная сторона которая ни как не дает развиваться слабым, и всячески ставит препоны.

«Но что-то делать надо с этим человеком» — как всегда то бывало с Семочкиным, когда он очень сближался с кем-либо начинал очень сильно страдать. Толи от собственного несовершенства, толи желал видеть в тот человеке большее совершенство, но так или иначе, он мучился. И даже не понимал отчего.

Но болезней всего был сон, который каждый раз обещал чудесные знакомства, и каждый раз реальность все искажала. С того то момента Семочкин и заболел снами. Сны стали для него реальностью, а действительность химерой, жуткой и противной. Но болезнь даже хроническая имеет свои прояснения, в такие минуты на сердце у Семочкина было тихо и мирно. В такие минуты он даже ощущал небо в своей душе. Но как только в такие минуты хотел вопросить у него совета или какого другого знания о жизни. он сразу его покидал, и он оказывался в аду своих страданий. Словно тот, кто был на верху, не желал ему. Именно ему, давать ничего кроме счастья я или несчастья. Так он жил, пользуясь другим. Чужими, открытиями в этой области, иногда при этом оживляя для себя. Для себя! Так думалось ему, но на самом деле многие, кто находился рядом в такие минуты, как вдруг как — будто преображались и все словно оживало. Но, Господи, почему это всегда было так кратковременно!

Явь была убогой и серой в сравнении с тем что видел и жил Семочкин, да и почему согбенно у него такая фамилия, хоть мог звучать и Зведочкин или Солнышкин, ну да выпало фамилия от зерна — так тому и быть. Так вот эту жизнь внешнюю бедную и убогую он не любил, и пытался всякими средствами ее изменить. потому так стремительно готовил проект, потому так много сил отдавал ему, и потому так сильно заболел когда ему стали в нем отказывать.

Зубная боль прошла после вторжения в нее доктора. Но запах и вкус лекарств остался и покрывал все что встречалось на пути

«Ну неужели я пойду на эту работу, это же точно самоубийство, духовная смерть», но какой другой голос, разумный ему отвечал:

«ничего, многие занимались физическим трудом, вон Лев Толстой добровольно землю пахал»

«Это он из идеи, а не из любви к ней. А что без любви, то гибельно. Ведь как я буду без страсти там, это же будут как каторга. Да верно каторга. Сама жизнь меня наказывает ссылкой» — вывел свой голос.

«Да ни какая это не ссылка, че ты выдумываешь! Жизнь тебе дает возможность глянуть на все со стороны, оценить, осознать, накопить сил» — продолжал уверять разумны голос внутри.

Так он шел с надеждой, что раздастся звонок и его пригласят на соответствующую должность. Но звонка не последовало, как и никто не встретился, никакой мысли и знака не последовало. В полной душевно пустоте он коснулся дверной ручки.

В глаза в последний момент промелькнуло все что виделось за последние минуты, но уже с какой судорожной искаженной, словной предсмертной манере: женщина в клоунской кепке, разбитое стекло кафе, порванная куртка на рабочем, циничный и расчетливый взгляд дамы. У это дамы особенно все смотрелось омерзительно: выщипанные чрезмерно брови, нарочито напрошенные головные тени век, толстый слой пудры на щеках и нарисованные картинно губы, что-то все время подсчитывающие. Было видно, как она командует мужем, брезгливо выпятив нижнюю губу — это признал тихого женского кокетства превращается в своем развитии в спесивую надменную власть, где достаточно сделать такую мимику как все вокруг приходит в движение, чтобы угодить ей. Угождать демонам, задабривать их, старая человеческая привычка. В этом образе Семочкин словно увидел свой собственный портрет будущего и ужаснулся. Все вокруг поплыло и дальше он уже ничего не помнил.