Советская правда

Всеволод Кочетов, 2022

В эту книгу включены самые важные произведения последнего коммуниста советской литературы. Это – статьи и речи писателя и мыслителя, написанные от первого лица, без компромиссов. В них – его кредо. Всеволод Кочетов едва ли не первым увидел, что Советскому Союзу угрожает опасность не только с Запада, но и от внутренних врагов – либералов-западников и консерваторов-монархистов. Кочетов вскрывал предательство интеллигенции, отказавшейся служить делу строительства коммунизма, забывшей об интересах пролетариата, которому они формально клялись в верности. Именно поэтому публицистику Кочетова десятилетиями не переиздавали, скрывая от читателей «советскую правду». В этой книге Кочетов-мыслитель возвращается к нам. Читайте самого искреннего коммуниста послевоенной советской литературы! В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Кому отдано сердце

В начале двадцатых годов я приехал в Ленинград. Это был совсем не тот город, каким мы знаем его сегодня. На многих улицах стояли пустые коробки или лежали развалины сгоревших в дни революции и гражданской войны зданий. С ними соседствовали шумные заведения, вроде игорных клубов «Казино» и «Трокадеро». На Александровском рынке можно было купить из-под полы все, что угодно, — от сорочки тончайшего полотна, которую, «вот вам крест святой, гражданин», носил сам Николай II, до маузера в деревянной кобуре с кавказской насечкой. На Лиговке, на Пушкинской улице, на площади Покрова, как ныне в Париже на улице Пигаль, бродили толпы голодных женщин в поисках ночного заработка. Новое жило рядом с отвратительным старым. Были сложные годы нэпа.

Все было в ту пору иным, чем сегодня. И прежде всего — иными были люди. Мальчишкой я хаживал тогда на ленинградские заводы, несколькими годами позже сам работал на одном из них. Уже не делали там зажигалок, уже строили корабли и тракторы, но еще воровали заводской инструмент. Уже начиналось ударничество, появлялись первые ударники среди рабочих. Было это не так-то просто на первых порах — ходить в ударниках: могли и избить, и станок поломать, и сплетню пустить. Старое не брезговало ничем в своей жестокой борьбе с появлявшимся новым.

Годы шли, огромную работу по перевоспитанию и воспитанию людей проводила Коммунистическая партия. Человек становился лучше, чище, красивее и, меняясь сам, изменял, улучшал все вокруг себя. Огромная эта работа партии ждет своего певца. Нет сомнения, что придет час — и появятся книги, которые широко и полно расскажут о большом пути нашего народа, одолевая его год за годом, пядь за пядью, какие неслыханные трудности преодолевал на этом пути, какие радостные одерживал победы.

Можно по-разному думать о каждом из нас сегодня. Один лучше, другой хуже. Но все равно мы не те, что были несколько десятков лет назад. Мы богаче опытом, богаче мыслью, мы образованней; немало изменений произошло в нашей морали, в наших взглядах на жизнь, в отношении к труду. Правда, осталось еще немало и всяческой гадости, и гадости такой, которая, используя те или иные расщелины в нашем обществе, запускает в них цепкие свои корни, разрастается на какое-то время и даже процветает, ловко применяясь к новым условиям существования.

Но когда, в какие времена для истинного художника гадость заслоняла собой доброе и светлое в человеке? Даже самые злые, самые беспощадные сатирики прошлого, обличая зло и мерзость своего общества, общества, построенного на эксплуатации человека человеком, на угнетении человека человеком, делали это, видя перед собой то светлое и доброе, к чему человек должен прийти, расчистив с пути своего все мерзостное. Они не видели тех сил, которые способны произвести эту расчистку, но они знали, верили, что будет, в конце концов, именно так, иначе жизнь не имела бы смысла.

В наше время для художника открылись неслыханные возможности видения нового в человеке, его красоты. Это новое, эта красота завоеваны в тяжкой борьбе, они нуждаются в том, чтобы борьба за них не ослабевала и впредь, они требуют поддержки, требуют внимания и забот.

Каждый художник волен видеть жизнь так, как она ему видится. Но становится до чрезвычайности грустно, когда иные из нас, игнорируя весь исторический путь, который пройден нашим народом, берут какую-нибудь частность — пусть реальную, сущую, истинную, но, однако, частность — и возводят ее во всеобщность. Причем в критике сложилось почему-то так, что если во всеобщность возводится сугубо положительная частность, то автора этого деяния дружно поносят, именуя его лакировщиком. Если же содеяно обратное — в степень всеобщности возведена какая-либо частная мерзость, автора венчают лаврами смелейшего мастера.

Первое плохо. Но чем же лучше второе? И то и другое неправда, а следовательно, и не художественно. За настоящим художественным, за правдой надо идти в жизнь, к людям. Надо прийти к шахтерам Донбасса, к металлургам Урала, к машиностроителям и мастерам корабельного дела Ленинграда, в колхозы и совхозы, в научно-исследовательские институты — словом, к людям, к людям.

Иные из нас обижаются, когда нам говорят о том, что мы плохо знаем жизнь народа, что надо изучать ее, эту жизнь. Обижаются потому, что у каждого из нас есть свой жизненный опыт и мало кто из писателей принялся писать книги, едва сойдя со школьной скамьи, большинство проделало изрядный путь по жизни, прежде чем усесться за письменный стол. Первые книги их несли в себе богатства, собранные на этом пути, волновали читателей неприукрашенной правдой, глубоким знанием жизни. Но нет в мире ничего неисчерпаемого. Исчерпывается и самый богатый жизненный материал писателя. Почувствовав это, мы, вместо того чтобы идти за новым материалом, за новыми впечатлениями, пользуемся тем, что мастерства у нас прибавилось, что словом мы с годами владеть стали лучше, и начинаем творить жизнь в колбах и ретортах этого своего профессионального умения. Мы изощряемся в образах, в эпитетах, в умении «лепить» характеры, в закручивании сюжетов, а читатель к таким книгам остается равнодушным. Он хочет видеть в наших книгах себя, свою жизнь со всеми ее противоречиями, трудностями, радостями, во всей ее простоте и сложности.

Для каждого ясно, что сегодня нельзя изображать Ленинград так, будто бы в нем все еще процветают «Казино» и «Трокадеро», будто бы на Александровском рынке по-прежнему торгуют сорочками Николая II и крадеными маузерами. Ясно, потому что в бывшем «Трокадеро» разместились какие-то районные учреждения, а рынка с этими маузерами давным-давно нет, — на месте его выросло гигантское новое здание. Ленинград, оказывается, надо видеть с его новыми проспектами, с новыми районами, с его метрополитеном. И никто при этом не скажет, что это идеализация образа Ленинграда. А стоит изобразить хорошего человека, без александровских рынков в его душе и сознании, он будет назван идеальным героем, признан несуществующим в жизни и предан критической анафеме.

Что же делать тем из нас, кто встречает таких людей в жизни, кто любит их, кто хочет, чтобы они были героями наших книг? Думаю, что не падать духом и писать о них, о наших новых людях, о замечательных героях нашего времени, которые сегодня стоят возле домен и мартеновских печей, ведут паровозы и строят комбайны, сеют хлеб на целинах Казахстана и Алтая, добывают уголь и руду на Урале и в Кузбассе… Каждый из нас пусть будет с теми, кому отдал он свое сердце.

1955