Шпион в шампанском. Превратности судьбы израильского Джеймса Бонда

Вольфганг Лотц, 1972

Вольфганг Лотц – большой любитель шампанского, знаток лошадей и одновременно нелегальный разведчик Моссад – одной из самых закрытых спецслужб мира. Откровения автора о своей секретной работе и дальнейшем провале в Египте стали настоящей сенсацией. В течение четырех лет он, используя взятки и подкупы, успешно вживался в элитные круги египетского генералитета и занимался сбором разведывательной информации, пока не был арестован местной контрразведкой. В Израиле его почитают как героя и преподносят в качестве эталона удачливого шпиона, этакого Джеймса Бонда нашего времени. При всей остроте сюжета книга не перегружена ни политической риторикой, ни специальной терминологией и может вызвать заслуженный интерес у читателей, которые узнают также множество любопытных подробностей о разведывательном сообществе Израиля. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Светские разговоры

Год я провел в Германии, обкатывая свою легенду. Я играл роль националистически настроенного бывшего офицера вермахта, который весьма критически относился к новой Германии. Сначала я жил в Берлине, где вступил в местный конно-спортивный клуб, а затем переехал в Мюнхен. К концу декабря 1960 года я уже был готов приступить к выполнению второго этапа моего плана. На автомашине я отправился в Геную, а оттуда на пассажирском морском лайнере, первым классом, через шесть дней прибыл в Египет. Я выступал в роли богатого немецкого конезаводчика.

Я был рад оказаться наконец в Египте и приступить к работе, однако вскоре дала о себе знать одна проблема, которой в период моей подготовки не придавали значения, — одиночество. Остановившись в отеле «Захра», я чувствовал себя совершенно одиноким, и настроение мое падало с каждым днем. Я старался преодолеть это чувство и как можно быстрее включиться в работу — начать поиск полезных контактов.

В то время вся атмосфера Египта полностью соответствовала тому представлению, которое создалось у меня в процессе подготовки к нелегальной работе в чужой стране. Достаточно было выйти на улицу, как глаз невольно фиксировал элементы «всевидящего ока», на которых базировалась вся система местной внутренней безопасности. Соглядатаи сидели на каждом углу, у порога каждого дома, около каждой лавки и просто наблюдали. Эта гигантская коллективная «сетчатка» являлась неотъемлемой частью каирских улиц. Казалось, что весь город превратился в какого-то фантастического зверя, который внимательно наблюдал за своими потенциальными жертвами.

Для меня, как любителя верховой езды, первоочередной задачей стало установить контакт с каирскими конно-спортивными клубами, в чем менеджер отеля с готовностью вызвался мне помочь. Ближайшим и, кстати, самым лучшим был «Кавалерийский клуб» в Гезире. Его содержали египетские офицеры, но в него допускались также и иностранцы. Менеджер отеля сам вызвался отвезти меня в этот клуб, и сделал это с максимальной помпой. Выйдя из машины, я не спеша стал прогуливаться по территории клуба, рассматривая лошадей в стойлах и гарцующих всадников.

Вскоре ко мне подошел смуглый, чисто выбритый египтянин в костюме для верховой езды, который довольно чопорно представился генералом полиции Юсуфом Али Гурабом, почетным президентом клуба. Я объяснил генералу Гурабу, что я только что приехал в Каир и, как большой любитель верховой езды и ценитель арабских скакунов, решил воспользоваться возможностью посетить самый престижный клуб. Мимоходом я заметил, что в Германии я занимаюсь разведением лошадей.

Генерал был явно рад знакомству и после моего осмотра клуба пригласил меня на чашку кофе. Скоро к нам присоединились другие египтяне, некоторые в офицерской форме, и генерал Гураб представил их мне. Я едва мог сдержать улыбку, когда он на арабском языке, которого я, по легенде, не знал, пространно рассказывал им, что я самый известный конезаводчик и тренер Германии по верховой езде.

Одна из присутствовавших на этой встрече дам, Вигдан Эль-Барбари, которую все называли Дании, заметила, что вечером того же дня она устраивает у себя дома небольшой коктейль и была бы рада видеть меня в числе своих гостей. Я принял это приглашение, за которым вскоре последовали другие, особенно после того, как я намекнул, что могу надолго поселиться в Египте.

В дальнейшем я начал совершать ежедневные верховые прогулки с генералом Гурабом, и вскоре мы подружились. Без особого труда он уговорил меня купить нескольких лошадей и разместить их в клубе. Постепенно меня стали рассматривать как протеже генерала, и это способствовало расширению круга моих связей.

Вскоре я сделался регулярным гостем в доме Гураба и начал осторожно закреплять нашу дружбу подношением различных подарков, чаще всего тех, о которых он и его семья давно мечтали. Об этом нетрудно было догадаться, ведь египтян, как испорченных детей, надо было постоянно задабривать всяческими подношениями, иначе они могли доставить массу неприятностей. В ответ на мои подарки генерал Гураб в полной мере использовал свое влияние, чтобы как-то отплатить мне. Он представлял меня нужным людям, оказывал содействие в получении различных лицензий и разрешений, давал полезные рекомендации, чем в немалой степени способствовал упрочению моего положения в Египте. Он придерживался своего собственного кодекса чести, о котором напоминал мне при каждом удобном случае. Согласно этому кодексу, принятие подарков и одновременно оказание услуг служили актами дружбы и не имели ничего общего со взяточничеством или коррупцией. Занимая у меня время от времени деньги, Юсуф всегда их возвращал.

По мере того как я углублял знакомство с Гурабом, он все больше мне нравился — он казался гораздо порядочнее многих египтян. Вскоре я даже начал сожалеть о том, что мне в конечном счете придется использовать генерала в интересах израильской разведки, последствия чего было трудно предвидеть.

Через полгода, закрепив легенду и установив полезные контакты, я возвратился в Европу, где на конспиративной встрече в Париже отчитался перед своим руководителем, который выразил удовлетворение результатами моей работы.

Я подготовил для него подробный отчет, к которому приложил некоторые документы и фотографии. Взамен я получил инструкции на будущее, значительную сумму денег и миниатюрный радиопередатчик, закамуфлированный в каблуке сапога для верховой езды. Он также дал мне кодовую таблицу, ключ к которой находился в книге, посвященной разведению лошадей. Теперь я был готов к серьезной работе — моими главными задачами стали сбор информации о египетских оборонительных укреплениях, оценка темпов наращивания военной мощи, а также контроль за предстоящим приездом в Египет немецких и австрийских конструкторов авиационной и ракетной техники.

Утром 3 июня 1961 года я сел на поезд «Ориент-экспресс», где оказался в одном купе вместе с очаровательной голубоглазой блондинкой, высокой, с весьма рельефной фигурой, из тех, которые мне всегда нравились. Ничто так не сближает людей, как длинное скучное путешествие по железной дороге, и, хотя сначала блондинка реагировала на знаки внимания с моей стороны весьма сдержанно, между нами скоро завязался оживленный разговор. Оказалось, что она родилась в Хайльбронне в Южной Германии. Окончила школу гостиничных администраторов в Швейцарии и сейчас работала помощником менеджера в одном из отелей Лос-Анджелеса. Ее звали Вальтрауд. Она приехала навестить своих родителяй, оставшихся в Германии. О себе я рассказал, что живу в Египте и занимаюсь разведением лошадей, что было не так уж далеко от истины.

Одиннадцатичасовое путешествие пролетело как один миг, и, когда она выходила в Штутгарте, я понял, что я должен снова с ней увидеться. Через несколько дней, после моих настойчивых телефонных звонков, Вальтрауд приехала ко мне в Мюнхен, где мы провели две незабываемые недели. Мы безумно влюбились друг в друга, и при обычных обстоятельствах я немедленно предложил бы ей руку и сердце, но условия, в которых находился я, при всем желании нельзя было назвать обычными. У меня был приказ отправиться в Египет и заняться насеровскими вооруженными силами. В моей работе на первом месте стоял долг, а потом уж и все остальное, в том числе личные увлечения. Я даже думал позвонить своему шефу. Но что я ему скажу? Что влюбился в женщину, с которой познакомился две недели назад? И не разрешит ли он мне взять ее с собой в Каир? Я заранее знал ответ. И заведомо был согласен с ним — все это выглядело полным безумием.

Спустя три недели я мчался по автомагистрали через Баварию в Австрию. Я старался выжать из своего «фольксвагена» все возможное, но его пределом было 110 километров в час. Время от времени я задумывался над тем, чтобы купить себе автомобиль подороже, но я знал, что случалось с такими машинами в Египте. Они не могли работать на 60-октановом бензине, который там продавался как «Супер спешиал». Поэтому мне приходилось довольствоваться «фольксвагеном».

Тем не менее я наслаждался этой поездкой, потому что рядом со мной, положив мне голову на плечо и напевая какую-то мелодию, сидела Вальтрауд, моя новая жена. Я старался трезво осмыслить то, что произошло, и понимал, что из всех моих инициатив эта меньше всего обрадует моего шефа. Из всех грехов, которые может совершить тайный агент, я, несомненно, совершил самый тяжкий. Произошла абсолютно банальная история. Я не только женился без разрешения своих руководителей, но я даже не поставил их об этом в известность. Я также рассказал моей избраннице, правда в общих чертах, чем я занимаюсь, но теперь она знала, кем я был в действительности, и согласилась связать со мной свою судьбу. Она даже с энтузиазмом отнеслась к тому, что ей тоже придется некоторым образом заниматься шпионажем. В период подготовки меня неоднократно предупреждали о том, какую опасность для разведчика представляют женщины. Приводились многочисленные примеры провалов, которые были связаны с женщинами. Причем такие провалы не обязательно являлись следствием каких-то провокаций. Иногда невинная болтовня женщины была достаточным поводом для того, чтобы отправить ее кавалера на виселицу. Суды в арабских странах были особенно щедры на смертные приговоры. Одно дело развлечение с представителем противоположного пола и совсем другое — вовлечение в разведывательную работу. Я понимал, что действовал вопреки всем правилам и всякой логике.

Я смотрел на Вальтрауд, которая безмятежно спала рядом со мной в автомобиле. Я ни минуты не сомневался в ней, и последующие события показали, что я в ней не ошибся. И все же нельзя было не признать, что я выбрал наихудший момент для женитьбы. Рано или поздно мой шеф узнает об этом, и я окажусь в «горячей» ситуации. Мне надо было выиграть время, чтобы убедить шефа в том, что женитьба пойдет на пользу делу, что женатый человек вызывает меньше подозрений, чем проживающий в Каире сорокалетний холостяк, что для семейной пары гораздо легче вести тот образ жизни, от которого зависит успех моей разведывательной миссии. Как только мне удастся убедить шефа, что моя жена уже стала моим помощником, он согласится с неизбежным. Так я тогда думал.

Медовый месяц мы провели в Вене, где Вальтрауд, которая никогда раньше близко не подходила к лошадям, просто влюбилась в прекрасных скакунов испанской школы верховой езды. Из Вены мы через австрийские озера добрались до Венеции, где мне предстояло сесть на пароход. Вальтрауд возвращалась в Германию, где ей надо было урегулировать свои дела и недели через три выехать ко мне в Египет.

В наш последний вечер в Венеции мы сидели на террасе отеля «Даниэли», смотрели на Большой канал и пили шампанское. Весь вечер меня не оставляло ощущение, что Вальтрауд что-то угнетает, и это что-то не только грусть от предстоящего расставания. Наконец она не могла сдержать себя.

— Вольфганг, мне надо спросить тебя о чем-то очень важном. Я помню, я обещала не задавать вопросов о твоей работе, и ты говорил мне, что будет лучше, если я буду знать меньше. Но есть одна вещь, которую я обязательно должна знать: на какую страну ты работаешь? Просто скажи мне — это Восточный блок? Россия, Восточная Германия?

— Нет, определенно нет. На эти страны я бы не стал работать ни за что.

— Милый, я верю тебе. Это все, что я хотела знать.

— А если бы я работал, например, на Россию, что бы ты мне сказала?

— Я бы ничего не сказала. Я просто ушла бы от тебя. Не забывай, я ведь из Восточной Германии, которая теперь называется Германской Демократической Республикой. Я знаю, что такое коммунизм, и, если бы ты работал на коммунистическую страну… это был бы для меня конец, несмотря на то, что я так тебя люблю.

— Ты можешь успокоиться. Я работаю на Израиль.

— Израиль! — Некоторое время Вальтрауд размышляла. А потом сказала: — Ты знаешь, это очень даже интересно. Я рада. В Лос-Анджелесе я встречалась с одной девушкой из Израиля. Она постоянно говорила о своей стране. Она так ею гордилась. Похоже, что это очень интересная страна. Послушай, как ты думаешь, стоит ли по этому поводу выпить еще одну бутылку шампанского? Давай выпьем за Израиль и за успех твоей миссии, нашей миссии, чем бы она ни окончилась.

Как только судно вошло в Александрийскую бухту, через громкоговорители разнеслось объявление: «Дамы и господа, позвольте обратить ваше внимание на то, что фотографировать бухту строго воспрещается. Любой, кто нарушит этот запрет, будет арестован полицией, а его фотокамера конфискована. Благодарим за внимание».

«Старый добрый Египет, — подумал я. — Вот я и дома».

Было семь пятнадцать вечера, и предстояло еще около двух часов формальностей, прежде чем сойти на берег. На борт поднялся лоцман, а с ним представители санитарных властей и паспортного контроля. Все мероприятия совершались очень медленно и тщательно. Только после того, как будет проверен последний пассажир, нам разрешат сойти на берег в объятия таможни! Я надеялся, что генерал Юсуф получил мою телеграмму и встретит меня в порту. Было бы очень кстати, если в момент прохождения таможни он окажется поблизости. Правда, у меня не было оснований особенно беспокоиться. Несколько специфических предметов вроде радиопередатчика в сапоге каблука были настолько хорошо замаскированы, что я за них не боялся — шанс на то, что их обнаружат, равнялся одному из тысячи. Больше меня беспокоило огромное количество подарков, которые я вез своим египетским друзьям. По крайней мере восемь из моих семнадцати чемоданов были забиты подарками. И мне было бы трудно объяснить таможеннику, зачем мне нужны пять электрических миксеров, девять электробритв, двенадцать швейцарских часов, три магнитофона и т. п.

По радио тем временем объявили: «Всем пассажирам пройти в столовую третьего класса для прохождения паспортного контроля».

К борту судна подошел полицейский катер с шестью офицерами полиции и несколькими гражданскими чиновниками. По штормтрапу они поднялись на борт, где их встретил помощник капитана нашего судна. Все направились в столовую третьего класса. Из полицейских один был подполковником, один — майором, остальные — капитанами. Все были одеты в белую форму, расшитую золотом. Подтянутые и элегантные офицеры с роскошными усами. Их гражданские помощники были одеты в плохо отглаженную и не очень чистую армейского фасона одежду цвета хаки и обуты в тяжелые солдатские ботинки. С собой они несли папки с «черными списками». В этих списках в алфавитном порядке перечислялись все, кому въезд в Объединенную Арабскую Республику был запрещен, а также те, кто подлежал немедленному аресту. В них помещались все, кто раньше подвергался аресту или просто находился на подозрении. Я надеялся, что моего имени в этих списках не было.

Я зашел в столовую сразу же после полицейских. Небольшая столовая вскоре заполнилась пассажирами, которые с нетерпением ждали начала процедуры. Система кондиционирования судна не справлялась с такой массой потной человеческой плоти, а снаружи напирали новые пассажиры, которые тоже хотели втиснуться в столовую.

Процедура паспортного контроля оказалась весьма непростой. Каждому выдавали бланки, которые нужно было заполнить в двух экземплярах: имя, национальность, профессия, религия, домашний адрес, номер паспорта, цель приезда, все предыдущие приезды, знакомые в Египте и т. п. Заполнив эту форму, пассажир отдавал ее вместе с паспортом капитану полиции, который сидел за первым столом. Капитан внимательно изучал документы, задавал несколько вопросов, ставил печать и передавал документы другому капитану. Второй капитан начинал читать форму с самого сначала, еще раз внимательно изучал паспорт, ставил на бланке свою подпись и передавал все третьему офицеру, перед которым лежали папки с «черными списками». Этот человек внимательно и долго смотрел пассажиру в глаза, потом так же тщательно изучал его паспорт, снова смотрел в глаза пассажира и спрашивал его имя. Потом вновь изучал паспорт, проверяя, правильно ли пассажир заполнил бланки. Потом он просил четвертого офицера передать ему одну из папок. Вместе они открывали эту папку и начинали читать все имена на первой странице — два указательных пальца медленно продвигались сверху вниз. Потом другая страница — пальцы ползут вверх и опять вниз. Ничего. Тогда четвертый капитан подписывал бланки, оставляя один из них у себя. Другой чиновник брал паспорт пассажира и нес его к майору, который, не вникая, ставил в него печать. Подполковник при этом ничего не делал, он только наблюдал. Наконец процедура окончена. Вы свободны. На все это уходило в среднем около пятнадцати минут.

Я решил прогуляться по палубе и подождать, когда толпа в столовой поредеет. В любом случае судно не подойдет к причалу, пока все пассажиры не пройдут паспортный контроль. Есть время проветриться и покурить. Буксир потихоньку двигал наше судно в глубину бухты в направлении главного причала перед зданием таможни. На причале толпились сотни встречающих. Среди них бригады грузчиков в лохмотьях, готовые ринуться на судно, как только будет спущен первый трап, всякого рода посредники, которые имеют связи среди таможенных чиновников и за небольшую плату помогают быстрее пройти таможенный досмотр, а также таксисты, носильщики отелей, агенты туристических бюро, фотографы, музыканты, акробаты — совокупное «всевидящее око», зарабатывающее себе на жизнь продажей товаров, услуг, самих себя или информации на других людей.

Неожиданно по радио объявили: «Сеньора Лотца просят пройти в салон первого класса. Повторяю. Сеньора Лотца…»

«Что-то узнали», — мелькнула первая мысль, но я тут же отогнал ее. Озадаченный и немного обеспокоенный я поднялся на верхнюю палубу и через бар прошел в салон первого класса. В салоне стоял помощник капитана, который пил виски с подполковником и одним из капитанов паспортного контроля. При моем появлении все встали, а подполковник обратился ко мне на довольно хорошем английском языке:

— Я имею честь говорить с господином Лотцем?

— Да, это я. Чем могу служить?

Подполковник вытянулся, отдал мне честь и пожал руку.

— Я подполковник Абдель Азиз Метвали. Только что я получил сообщение от генерала Юсуфа Гураба, который поручил мне приветствовать вас и оказать вам всяческое содействие. Я в вашем распоряжении, господин Лотц. Генерал встретит вас на причале. Он специально приехал из Каира. Должно быть, он ваш очень близкий друг.

— Да, мы уже давно знакомы. Большая честь быть в числе близких друзей генерала Гураба.

Подполковник уловил намек и щелкнул каблуками.

— Генерал приказал мне позаботиться о вас. Позвольте ваш паспорт. Поставьте печать, — обратился он к капитану.

Капитан аккуратно проштамповал мой паспорт и с поклоном вернул его мне.

— Альф шукр, я бей^[1], — поблагодарил я капитана.

— О! Вы говорите по-арабски? Это замечательно!

— Немного, — скромно ответил я, — просто запомнил несколько выражений.

— Как у вас с багажом, — поинтересовался подполковник, — все в каюте?

— Там только небольшие чемоданы, остальное в трюме. Ну еще автомашина. Может быть, стоит поручить все это какому-нибудь агенту?

Подполковник отреагировал так, как я и предполагал:

— Об этом не может быть и речи. Мы все сделаем сами. Зачем тратить деньги на этих бездельников? Мы просто обидим генерала. Предоставьте все мне.

Он снова отдал честь и удалился. Спустя десять минут появился и сам генерал. Я наблюдал, как он поднимался по трапу в сопровождении офицеров в безукоризненной белой форме с четырьмя рядами орденских планок, в фуражке с золотым шитьем. За ним следовали три полковника в более скромной форме.

Юсуфу Гурабу было около сорока пяти лет, он наслаждался своим генеральским положением и превосходно играл эту роль. Он был известен как отличный администратор и строгий начальник, который держал своих подчиненных в страхе и почтении. Двадцать пять лет службы в полиции, главным образом на командных должностях, наложили на него свой отпечаток. Там, где другие просто шли, он шествовал. Если другие просто отдыхали, то он наслаждался отдыхом. Все, что он говорил, звучало как королевский рескрипт. Кроме того, у него была репутация честного человека, и поэтому он особенно мне нравился. Другие чиновники аналогичного уровня путем взяток и протекционизма наживали состояния, но Гураб жил на зарплату и часто испытывал финансовые затруднения. С другой стороны, как египтянин, он больше всего любил помпезные церемонии и подарки. Он выдавал себя за большого националиста, и его кумиром был Гамаль Абдель Насер, так же как раньше король Фарук.

— Рыжий, мой дорогой друг! Добро пожаловать в Египет.

Я уже знал, что за этим последует. Он обнял меня и поцеловал в щеки и в губы.

— Мы все очень по тебе скучали. — Он сделал широкий жест рукой, как бы желая показать, что все население Египта с нетерпением ожидало моего возвращения. — Наконец ты вернулся!

Не желая отставать от него, я ответил старой египетской пословицей:

— Тот, кто хоть однажды испил воды из Нила, всегда возвратится. — Говоря это, я едва мог сдержать ироническую улыбку, но это мне, кажется, удалось.

Юсуф расцвел в улыбке.

— Это я научил тебя этой пословице, и ты ее не забыл. Теперь позволь представить тебе моих спутников. Полковник Мистикави, комендант порта (честь, рукопожатие), полковник Рашиди (честь, рукопожатие), полковник Саид (честь, рукопожатие). Я предлагаю покинуть эту палубу и отправиться выпить по чашке кофе в офисе полковника Мистикави, пока позаботятся о твоем багаже. На разгрузку автомашины потребуется некоторое время.

По трапу мы спустились на причал и направились в сторону главного здания. Впереди нас передвигались двое полицейских, которые расчищали для нас дорогу. Как только мы расположились в просторном кабинете коменданта, он хлопком в ладоши приказал принести кофе.

— Полковник Метвали очень помог мне с багажом. — И с многозначительным взглядом добавил: — Я много кое-чего привез.

— Отлично. Отлично. Рад, что он помог. Багаж поместится в машину?

— Боюсь, что нет. Он довольно большой.

— Маалеш, — не беспокойся. Я отправлю его в Каир полицейским грузовиком.

— Благодарю. Мне, конечно, хотелось бы попасть в Каир уже сегодня.

— Тебе лучше поехать со мной в машине, а мой водитель доставит твою в Каир. Но прежде мы должны вместе поужинать в офицерском клубе Александрии. Кстати, утром мне звонил Абдо. Вечером он с друзьями устраивает прием в честь твоего приезда.

— Значит, грядет бурная ночь. Ты ведь знаешь Абдо и его друзей.

— Почему это тебя беспокоит? Завтра выспишься.

Легко ему было так говорить. А мне в шесть часов вечера надо передать короткое сообщение: «Прибыл нормально. Все в порядке».

Генерал достал свой серебряный портсигар с монограммой (подарок от израильской разведки через меня) и закурил.

— Очень рад, что ты возвратился. Расскажи о своей поездке. Что нового?

— Особых новостей нет, кроме того, что я женился. Через пару недель приедет моя жена. Ты пришлешь ей цветы?

— Вот это да! Просто фантастика. Но об этом ты расскажешь позже. Вот идет капитан с ключами от твоей машины и всеми документами. Пошли, за ленчем ты расскажешь мне о своей женитьбе.

Через три недели я встретил Вальтрауд в порту Александрии. Я очень скучал без нее и чувствовал себя гораздо более одиноким, чем до встречи с ней.

Расстояние от Александрии до Каира около 240 километров. После долгой езды по пустыне встреча с утопающим в зелени Каиром производит очень сильное впечатление. Резкая граница между безжизненной пустыней и богатой возделанной землей как будто проведена ножом. Справа от нас — пирамиды, слева, обрамленный пальмами, рощами и плантациями, лежал Каир с его древними куполами мечетей, башнями и минаретами, которые своеобразно сочетаются с современными небоскребами. Вальтрауд была просто поражена открывшимся зрелищем.

— Это тебе взамен Лос-Анджелеса, — сказал я.

— Таинственный Восток, — улыбнулась она в ответ. — Он выглядит заманчивым и опасным.

Оставив позади «Мена-Хаус», считавшимся когда-то одним из самых фешенебельных отелей, я свернул на Дорогу Пирамид, широкую автомагистраль, ведущую от пирамид в каирский пригород Гиза. Теперь Вальтрауд могла видеть и былую роскошь, и современную нищету города. Она также не переставала удивляться автомобильному движению. Машины самых разных марок и годов выпуска, большинство которых по европейским меркам можно было считать просто рухлядью, двигались во всех направлениях, оттесняя попадавшихся на пути пешеходов, осликов и буйволов. Казалось, что никто из них не имел ни малейшего представления о правилах уличного движения.

Вальтрауд была не на шутку встревожена.

— Слушай, это же опасно!

— Очень опасно, — усмехнулся я.

Мы проехали через Гизу, мимо зоопарка, по одному из мостов через Нил и въехали в Замалек. Дома здесь поновее, улицы почище и движение не такое плотное. Здесь можно увидеть вполне современные автомобили с иностранными номерами. Я подъехал к дому по адресу Шария Исмаил Мухамед, № 16. Навстречу нам бросились два суданских бавваба. Баввабы, или привратники, были традиционным элементом уклада местных богачей, возможно столь же древним, как и сам Египет. Они имелись в каждом приличном доме. В их задачу входило стоять у входа, не допускать в дом воров и попрошаек, служить в качестве носильщиков и курьеров, выполнять мелкий ремонт в доме. Они также были составной частью «всевидящего ока», то есть, как и большинство слуг, являлись полицейскими осведомителями. Не реже чем раз в неделю они доносили в полицию обо всем, что происходило в доме: чем занимались жильцы, что они покупали, о чем говорили между собой, какую получали почту, каких принимали гостей и т. п. Сообщалось все до малейших деталей. Многие из баввабов, особенно суданцы, которые известны своей преданностью, делали это только под нажимом.

Поднимаясь на лифте, я сказал Вальтрауд, что вечером у нас, по-видимому, будет полный дом гостей. Большинство друзей уже знало о моей женитьбе и с нетерпением ждало ее прибытия. Это ее всполошило.

— Послушай, с такой прической… Как я смогу за такой короткий срок приготовить какое-то угощение для гостей?

Я успокоил ее, что этим займутся слуги, а она сможет проявить свои кулинарные способности позже. Я также сказал ей, что она может говорить спокойно, так как я проверил все комнаты на предмет наличия скрытых микрофонов.

Моя гостиная была похожа на цветочный магазин. Корзины всех форм и размеров с самыми разнообразными цветами стояли на полу, на диване и на креслах. Это наглядно свидетельствовало о том, что я не испытывал недостатка в связях.

— Давай посмотрим, кто это прислал, — предложил я Вальтрауд.

И мы начали вместе с ней рассматривать визитные карточки. Начали с самой большой: «Мы рады приветствовать невесту нашего уважаемого друга господина Лотца. Генерал полиции Юсуф Гураб и семья».

— Конечно, это дорогой Юсуф. Я уже рассказывал тебе о нем. Давай посмотрим следующую: «Тысяча приветствий сказочной принцессе нашего дорогого Рыжего. Вам понравится нильская вода, когда вы слегка разбавите ее виски. Генерал Абделъ Салям Сулейман».

— Этот большой шутник, но он мне нравится и мы дружим.

— Еще один генерал? — удивилась Вальтрауд.

— О, их в Египте миллионы. У этого, кстати, голова неплохо варит. Он несколько лет жил в Англии и кое-чему там научился. Он даже думает уже не как египтянин. Специалист по тылу — для меня это очень важно.

— Ты хочешь сказать, что он дает тебе военную информацию?

— Очень часто, но сам этого не подозревает. Давай посмотрим другие карточки. Вот эта от немца. Да, забегая немного вперед, ты познакомишься с Надей и Францем Кисов. Они тебе понравятся. Он представитель немецкой компании «Маннесман», готовит для компании доклады по экономическим вопросам. Живет здесь уже много лет и даже женат на египтянке. А вот еще один немец, Баух: «С уважением Герхард Баух». Очень похоже на него. Никогда не забывает, что он бывший офицер. Он вроде работает менеджером большого немецкого концерна. Имеет отличную виллу в «Саду пирамид». Имеет лошадь в клубе, отличный наездник. Но в нем есть еще что-то такое. Он вообще не похож на торговца, особенно крупного торговца. Слишком свободно тратит деньги, живет слишком элегантно, и у него слишком много свободного времени, которое он проводит в развлечениях. Вообще никто не может сказать, каким бизнесом он занимается. Тут что-то не так.

— Может быть, он шпион? — засмеялась Вальтрауд.

— Я тоже думал об этом. Тебе надо быть с ним поосторожнее. Мы не можем позволить себе дружбу со шпионами.

— Я надеюсь. Но ведь ты тоже живешь на широкую ногу. Это не вызывает подозрений?

— Нет, в этом я уверен. Как раз наоборот, мой стиль жизни отводит возможные подозрения. Разница между мной и этими иностранными представителями заключается в том, что они должны зарабатывать здесь деньги. Они живут на фиксированную зарплату плюс проценты со сделок. Египетские власти легко могут проверить их доходы. Если они станут тратить больше, чем зарабатывать, то возникнут вполне законные вопросы об источниках дополнительного дохода. Или они занимаются валютными спекуляциями, особенно сотрудники посольств, или еще как-то делают деньги. А это всегда вызывает подозрение. Со мной все по-другому. Я просто богатый человек. Если египтяне спросят любого из моих знакомых, он ответит им, что я богат. Но они не могут проверить мои банковские счета в Германии. У меня могут быть миллионы. Здесь я занимаюсь разведением арабских скакунов — вполне достойное хобби для богатого джентльмена. Я не только могу спокойно тратить много денег, но они как раз ожидают, что буду это делать. Кстати, сами египтяне страшно любят выставлять напоказ свое богатство.

Я внимательно наблюдал за Вальтрауд, стараясь определить, как она это воспринимает. Я старался объяснить ей основные правила игры, но в то же время не напугать ее. Заполненная корзинами цветов комната как нельзя более подходила для такого разговора.

Я перешел к следующей пачке визиток.

— Бригадный генерал Фуад Осман и полковник Мохсен Сабри. Да, они, наверное, придут к нам вечером. Оба из военной разведки. Мы частенько встречаемся.

Разговор с Вальтрауд успокоил меня. Она все понимала, задавала нужные вопросы, например, о том, как я получаю от своих связей информацию.

— Разумеется, я не спрашиваю их об этом напрямик. Это будет слишком грубо, так же как и пытаться подкупить человека — это слишком рискованно. Все египтяне от природы очень разговорчивы. А каждый, кто любит поговорить, рано или поздно скажет что-то, о чем лучше было бы молчать. Моя система заключается в том, чтоб собрать несколько человек, дать им хорошую еду и достаточно виски — большинство любит это, но не может себе позволить, — и скоро они начинают говорить между собой о своей службе. Просто удивительно, как много можно узнать из этих разговоров.

Я понимал, что в лице Вальтрауд я имел дело с новичком и мне предстояло научить ее азам жизни на Востоке и тонкостям моей профессии.

— Спиртное развязывает языки. Это очень просто. К тому же они не знают, что я владею арабским. Они думают, что я знаю только несколько простейших фраз, и свободно говорят в моем присутствии о том, о чем они не стали бы говорить в другом месте. Но иногда мне удается встретиться с кем-то из них наедине, и разговор тоже может зайти о секретных делах. Это потому, что они хвастливы. Большинство страдает комплексом неполноценности, и они постоянно должны доказывать другим и самим себе свою важность и осведомленность. Все они думают, что я был офицером Африканского корпуса Роммеля, поэтому мне нравится обсуждать военные проблемы. Тот факт, что я близко знаком с большими шишками, автоматически ставит меня вне подозрений. Некоторые даже советуются со мной по профессиональным вопросам. Естественно, я не принимаю на веру все, что мне говорят, но иногда это подсказывает мне, в какую сторону надо идти. В таких случаях мне надо попытаться поговорить с двумя-тремя людьми, которые располагают информацией по этому вопросу. В подходящий момент я перевожу разговор на эту тему и жду, что получится. Если они подтверждают информацию или хотя бы основные ее моменты, то я могу спокойно сообщать эту информацию в штаб-квартиру. Кроме того, если кто-то расскажет о расположении какого-то важного объекта, я могу сам выехать на место и проверить.

— Ты, похоже, получаешь огромное удовольствие от своей работы, — заметила Вальтрауд.

— Каждый получает удовольствие от того, во что он верит. Если бы я постоянно думал о том, что меня могут разоблачить, я уже стал бы неврастеником. Если солдат на фронте думает только о том, что в него может попасть пуля или снаряд, он ни на что не годен. Обычно таких убивают в первую очередь.

Я объяснил Вальтрауд, что в этой работе нельзя довольствоваться полумерами, нельзя проявлять чистоплюйство. Приходится делать то, что согласно обычным моральным стандартам может быть неприемлемо: прикидываться другом людей, которых ты презираешь и ненавидишь, иногда использовать людей, которые доверились тебе и которых ты любишь. Но что делать, это война, а не игра.

После десяти вечера начали прибывать первые гости. По египетским традициям званые вечера начинались поздно вечером и продолжались до раннего утра. Первой пришла Данни. Как всегда, она ворвалась подобно урагану, обняла и расцеловала нас обоих. Неплохо. Я немного беспокоился, как она воспримет мою неожиданную женитьбу, поскольку она сама, как мне казалось, строила в отношении меня вполне определенные планы с того самого момента, когда я познакомился с ней в «Кавалерийском клубе». К счастью, мне удалось избежать романа с ней.

Данни — мадам Вигдан Эль-Барбари — была женой известного и богатого врача. Типичный и, может быть, даже несколько гипертрофированный пример эмансипированной египетской женщины. Она была одной из первых, с кем я познакомился в Каире. Ее основным увлечением стала верховая езда, и она держала в клубе нескольких своих лошадей. Большинство ее друзей были европейцами.

Египтянам трудно воспринимать женщину, которая ведет независимый образ жизни, ездит верхом, ходит в гости без сопровождения и вообще ведет себя как иностранка. Ее личная жизнь ни для кого не являлась секретом. Ей было около тридцати пяти, лет пятнадцать она уже была замужем за египтянином, но этот брак носил чисто формальный характер. У нее с мужем не было ничего общего. Они даже не делали вид, что живут нормальной семейной жизнью. У них был разный круг знакомств, свои привязанности, и, хотя они жили под одной крышей, могли не встречаться неделями.

И вот я вернулся из отпуска за границей с новой женой, и Данни первая пришла меня поздравить. В других обстоятельствах это не имело бы для меня ровным счетом никакого значения. Но с учетом моей работы я должен был проявлять особую заботу о том, чтобы не отталкивать от себя людей. В ее поведении не было заметно признаков ревности, она даже немного переигрывала, снова и снова обнимая Вальтрауд и осыпая ее комплиментами.

По двое и по трое стали подходить другие гости. Большинство мужчины. Египтяне, как правило, не брали с собой жен на такие мероприятия. К тому же многие из приглашенных были холостяками. Гостиная скоро заполнилась гостями, которые оживленно говорили между собой по-арабски и по-английски, смеялись и приветствовали друг друга объятиями и крепким похлопыванием по спине. Мой слуга Заки с помощью двух нанятых специально для этого вечера официантов угощал всех коктейлями. Вальтрауд стояла в окружении моих самых близких друзей, среди которых выделялись Абдель Салям, по прозвищу Абдо и его закадычный друг, генерал Фуад Осман, отвечавший за обеспечение безопасности ракетных баз и заводов. Здесь же был Франц Кисов и его жена Надя. Проталкиваясь через толпу гостей, я подошел к ним.

— Не надо представлять нас друг другу, — весело сказала Надя, — мы уже познакомились. — Поцеловав меня в щеку, она продолжала: — Ты, старый рыжий пират, где ты подцепил такую красавицу? Ты просто не заслуживаешь ее!

— Я с тобой полностью согласен, моя любовь. Как дела, Франц?

— О, как обычно, а это значит, что все скверно, цены на виски опять поднялись. Надя швыряет деньгами налево и направо, в общем, обычная ситуация. Жаловаться не на что.

Все продолжалось в этом духе. Комплименты, шутки, тосты, снова комплименты, шутки и тосты. Но я ни на минуту не забывал о том, что в каждом даже мимолетном разговоре, после каждого нового коктейля могут попадаться частички полезной информации.

В комнату вошел Юсуф Гураб, приветствуя всех широким и полным достоинства жестом. Заметив нашу группу, он направился прямо к нам. Я приготовился к обязательному братскому поцелую. Пройдя через эту процедуру, я представил его Вальтрауд. Он элегантно поцеловал ей руку и, очевидно, чтобы доставить Вальтрауд особое удовольствие, стал цитировать на ломаном немецком языке слова одной довольно непристойной застольной песни, которой я когда-то научил его на одной пирушке. Его познания в немецком языке ограничивались одной строкой и еще парой строк из других, еще более фривольных песен. Франц Кисов уже слышал эти куплеты, но я видел, что Вальтрауд с трудом сдерживалась, чтобы не расхохотаться.

Я вернулся к другим гостям. Раздвижные двери в соседнюю комнату, где был накрыт стол с холодными закусками, раскрылись, и все набросились на ростбиф, жареную индейку, фаршированных голубей и многие другие деликатесы, которые были доставлены из ресторана «Гроппи».

Вечер проходил, как обычно проходят вечера такого рода. Ко мне подошел Гураб под руку с Вальтрауд.

— Что вы делаете завтра? Мы увидимся утром в клубе?

— Обязательно. Моя жена получит первый урок верховой езды.

— Я буду там все утро и смогу представить госпоже Лотц членов клуба.

Он тут же пригласил нас к себе домой на следующий вечер, но я попросил его перенести приглашение.

— Понимаешь, мы уже приняли приглашение от фон Лееров. И мне бы не хотелось разочаровать их.

Разумеется, я не собирался игнорировать приглашение фон Леера, который в прошлом служил помощником Геббельса, о чем меня специально предупредили мои руководители. В его доме я мог рассчитывать на полезные контакты с бывшими нацистами.

— Я однажды встречался с профессором, — заметил Юсуф. — Очень культурный человек. Хорошо, Рыжий, мы будем ждать тебя дома послезавтра.

— А завтра вечером вы будете у нас, — вмешался Франц Кисов, который услышал последнюю фразу.

— Очень жаль, Франц, я только что говорил Юсуфу, что у нас завтрашний вечер занят. Приглашение от фон Лееров. Вы там будете?

— Я? Вряд ли! Я с ними не общаюсь, там слишком много нацистов.

Я промолчал. Юсуф болезненно поморщился. В это время к нам присоединился Герхард Баух. Он улыбнулся своей мальчишеской улыбкой и щелкнул каблуками.

— Чудесный вечер, фрау Лотц. — И затем, обращаясь ко мне: — Я слышал, что вы знакомы с фон Леерами. Давно хотел с ними познакомиться. Не могли бы вы представить меня им? Буду очень признателен.

Этот Баух не пропускал ни одной возможности!

— О да. Думаю, что я смогу это организовать.

Мне просто неудобно было отказывать, но еще мне было интересно узнать, что ему нужно от фон Леера. Все другие представители немецких фирм в Каире бежали от старого нациста как от чумы.

Юсуф старался остаться в стороне от споров между немцами в отношении нацизма. Я знал, что он симпатизировал нацистам, но в силу своего положения должен был об этом помалкивать. Теперь он стал расспрашивать меня о том, что я прежде всего хочу показать Вальтрауд в Каире. Я ответил, что прежде всего она должна почувствовать себя хозяйкой в новом доме, а уж потом я постепенно стану показывать ей исторические достопримечательности.

— Это очень разумно, — согласился Юсуф. — Не надо спешить. У вас достаточно времени. Я бы хотел сопровождать вас в некоторых поездках и показать вам то, что обычным туристам никогда не увидеть. Старина может быть очень интересной, но я хотел бы показать вам современный Египет. Показать достижения арабского социализма, наш технический прогресс и военную мощь.

Он мог бы еще долго продолжать в том же духе, но к нам подошла Данни. Отвязавшись от Гураба, я пошел в направлении Фуада и его группы, откуда до меня донеслось слово «саботаж».

— Ну что вы все о серьезном, — с укоризной начал я, — вы просто антиобщественные типы. Я не помешал? Может быть, у вас что-то официальное?

— Нет. Просто я говорил Абдо… Ну, Рыжий, я могу и тебе об этом сказать, но держи это про себя. На одном из наших военных заводов произошел взрыв, пять человек погибли.

— Какой-то несчастный случай?

— Не думаю. Похоже, что это работа израильтян. Эта штука попала из-за границы в ящике с запасными частями. Но об этом не надо распространяться. Мы стараемся держать этот случай в секрете.

Алкоголь развязывал языки, и беседы становились все интереснее. Гости разбились на маленькие группы, и я оказался рядом с моим другом, генералом Абделем Салямом. Абдо отвечал за транспортировку войск и вооружений сухопутным, воздушным и морским путем. От него можно было узнать много интересного.

— Чем занимался в последнее время, Абдо? Что-то тебя не было видно.

— О, всю неделю мотался в Суэц и обратно.

— А что там интересного?

— Ничего. Ты же знаешь, это гиблое место. Но мы перебрасывали в зону канала танковую бригаду, и, как обычно, мне досталась роль няньки при некомпетентных штабных офицерах.

— Предупреди меня, Абдо, когда вы начнете войну, я сделаю запасы виски.

— Это можно делать уже сейчас, хотя с войной надо еще немного подождать. У нас хватит военных запасов, чтобы завоевать весь Ближний Восток, но этого еще недостаточно. Состояние вооруженных сил плачевное.

— Ну, этого не может быть, — наивно предположил я.

— Но это именно так. Беда в том, что Гамаль с Амером и большинство старших генералов не отдают себе в этом отчет. У них есть новые русские самолеты и танки, но они ведут себя просто как дети с новым футбольным мячом. Однако даже самый хороший мяч не спасет положения, если команда не знает, как надо играть. Конечно, у нас есть некоторые элитные подразделения, но одна ласточка не делает весны. В целом наши солдаты подготовлены плохо и их моральный дух низок. Управление погрязло в бюрократизме и действует крайне медленно и неэффективно. Наши полевые офицеры не имеют права принимать даже самые простейшие решения, а концепции применения войск вообще устарели.

Абдо знаком подозвал официанта, который проходил мимо с подносом, полным напитков. Мы взяли еще по бокалу шампанского, и он продолжил:

— Послушай, Рыжий, я служил в армии Фарука задолго до того, как появилась на свет наша прекрасная республика. Кавалерия и гвардия дефилировали на парадах с обнаженными саблями. Это было очень красиво, но все, включая самого короля, знали, что армия небоеспособна, и мы просто играли в солдатики. Я знаю, какой должна быть боеспособная армия. Я видел вооруженные силы союзников в действии во время Второй мировой войны, и я учился в английской академии. Ты ведь сам бывший нацистский офицер, и мне не надо тебе рассказывать, что такое боеспособная армия.

Я протянул ему портсигар, и мы закурили.

— Ну, Абдо, ты рисуешь слишком мрачную картину. Наверное, ты просто устал. Слишком много работал.

— Я не устал, мне все это опротивело. Я уже три раза просился на пенсию. У меня ведь старая рана. Теперь мне отказали в третий раз. Я нужен в администрации.

— Неудивительно. Ты ведь так много работаешь. Но я со всех сторон слышу, что вооруженные силы постоянно укрепляются. У вас в армии есть иностранные советники, и войска получили боевой опыт во время Суэцкой кампании.

— О да. У нас есть иностранные советники. Раньше это были немцы, теперь русские. У нас есть лучшие в мире советники по целому ряду вопросов, но в реальности мы сами пытаемся учить их, что надо делать и как это надо делать. Таков египетский менталитет. Посмотри на авиационную и ракетную промышленность, которыми наш президент так гордится. Истрачено сотни миллионов фунтов, а что мы имеем за это?

— Не много. Я знаю.

— Это все знают! Так же как знают и о нашем боевом опыте и так называемых победах в 1956 году. Я был на Синае и видел, что происходило. Никакой координации, никаких приказов или противоречащие друг другу приказы, а потом мы просто побежали, и офицеры бежали впереди всех. Теперь мы думаем, что две-три дополнительные танковые дивизии и пятьсот самолетов смогут в следующий раз обеспечить нам победу. Мы стремимся к количественному, а не к качественному превосходству. И мы за это поплатимся.

— Когда, ты думаешь, это может случиться?

— О, на следующей неделе или в следующем месяце мы не собираемся воевать. Но это должно случиться. — Он встал и со смехом добавил: — Это так же верно, как то, что я почти пьян и должен идти домой.

Я тоже поднялся и, слегка ткнув его под ребро, постарался его утешить:

— Не принимай это близко к сердцу, старина. Если тебя выгонят из армии, я всегда смогу найти для тебя теплое место в Германии. Если ты, конечно, можешь прожить без своих золотых нашивок.

— Что ты имеешь в виду, сумею или нет? Если мне понадобятся нашивки, я поступлю швейцаром в берлинской отель «Хилтон»!

Абдо собрался и снова стал, как всегда, веселым и независимым.

— Хорошо иметь жилетку, в которую иногда можно поплакать, — с усмешкой добавил он. — У себя на службе я не могу так говорить. Критику не любят.

Он попрощался со мной и с Вальтрауд, пригласив нас к себе домой в Гелиополис, и ушел, помахав всем на прощанье рукой. Его хромота — последствие ранения на Синае, когда его джип наскочил на мину, — сегодня была особенно заметна.

Наконец гости разошлись, и мы с Вальтрауд уже собирались спать, как я вспомнил, что мне еще надо поработать.

— Работа? — удивилась Вальтрауд. — В такой-то час?

— Мне понадобится минут двадцать, но это надо сделать сегодня. Сегодня я узнал кое-какие сведения, которые пригодятся нашим ребятам. Переброска танковой бригады на Синай — это очень важно. Через пару дней мне надо будет съездить туда и самому посмотреть все. Я подготовлю и зашифрую сообщение для передачи завтра в шесть утра. Это займет совсем немного времени.

— Я могу поехать с тобой на Синай?

— Почему бы нет? Хорошая мысль. Возьмем удочки и купальные костюмы, и для всех мы будем просто парой туристов, которые собираются отдохнуть на Горьких озерах. Никто нас ни в чем не заподозрит.

Написав и зашифровав сообщение для передачи следующим утром, я вкратце рассказал Вальтрауд о фон Леере.

— Он старый нацист, один из главных военных преступников. Был правой рукой Геббельса. Он не может возвратиться в Германию, так как там его упрячут в тюрьму. А в Египте ему предоставлено убежище, но египтяне не считают его важной птицей. Ему дали пост советника в каком-то министерстве и платят ничтожную зарплату. Он принял ислам и взял имя Омара Амина, но никто не принимает это всерьез — все по-прежнему зовут его фон Леером.

— А чем он для тебя интересен? И кажется, даже для Бауха?

— Для меня он не важен. Кем бы он ни был в прошлом, теперь это выживший из ума старый дурак. Меня совсем не интересуют его бесконечные воспоминания о Третьем рейхе, где он был полковником СС, но меня интересуют люди, которые бывают у него в доме. А к нему приходят важные специалисты по ракетам и авиации — немцы и австрийцы, такие, как Бреннер, Шонманн, Швамм, Фогельзанг. Скоро ты с ними познакомишься. У фон Леера также бывают такие важные фигуры, как Пилц и Штенгель. Некоторые из них не очень интересны. Например, неотесанный Бреннер, который начинает рыгать и петь непристойные немецкие песни после третьего стакана виски; но, поддерживая с ним хорошие отношения, я могу получать надежную информацию о том, как у них идет работа. Ради этого я даже готов рыгать и петь вместе с Бреннером.

Я объяснил Вальтрауд, как важно следить за работой немецких специалистов и получать через них информацию об успехах египтян в области авиации и ракетостроения, а также более общие данные о передвижении войск, их вооружении, боевой подготовке, о состоянии дорог и военных аэродромов и т. п. От них же удавалось получать интересную политическую информацию о том, что происходило за кулисами египетской политики.

— Знаешь, — в заключение сказал я Вальтрауд, — любопытно, что то же самое интересует и Бауха. Я тебе говорил, что он какая-то темная лошадка. Меня давно уже интересует, чем он в действительности зарабатывает себе на жизнь.

— Может быть, он твой коллега, который работает на другую организацию. В таком случае вам, может быть, следует объединить свои усилия?

В ответ я засмеялся и поцеловал Вальтрауд.

— Мой девиз очень прост — не доверять никому.

— А мне? Как же я?

— Ты — счастливое исключение.

Я поцеловал ее и пожелал спокойной ночи.

Примечания

1

Спасибо, господин.