PR христовый

Вольдемар Собакин

В закрытом психиатрическом пансионате появляется необычный пациент. Талантливый врач-психиатр решается на смелый религиозный эксперимент в масштабах страны. Когда твой друг Иисус – атеист, а олигарх боготворит Сталина; когда РПЦ объявляет тебе войну, а народ, променявший достоинство на гамбургер, начинает включать мозг, и при этом на твоих глазах творится чудо – самое время задуматься: а кто, собственно, здесь ненормальный?! Не рекомендовано религиозно озабоченным гражданам.

Глава 3

Человек вздрогнул, проявив признаки жизни. Глова, безжизненно свисавшая на окровавленной шее, начала медленно подниматься. Солнце осветило измождённое, заросшее растительностью лицо, отчётливо придавая резкость каждой морщине. Веки медленно открылись, человек попытался пошевелиться. Лицо исказилось гримасой боли — безмолвный крик попытался слететь с уст, но превратившись в еле слышный хрип, каплями крови брызнул изо рта.

Человек был распят. Предварительно долго и жестоко бит. Запёкшиеся раны на смуглом теле и окровавленные лохмотья на бёдрах не оставляли сомнений в приближении скорой кончины. К распятому подбежал ребёнок и, смеясь, стал колотить истерзанное тело палкой, норовя дотянуться до лица.

Нестор наблюдал за всем этим, находясь как бы в метрах трёх выше и правее, зависнув над землёй. Каждый удар по телу распятого хлёстко отдавался острой пронзительной болью в теле доктора. С каждым мгновением Нестор становился ближе к мученику, боль становилась невыносимой. Это притяжение вызывало всё большую панику — Хрулёв почувствовал лёгкий толчок от столкновения с висящим на кресте телом и с ужасом осознал, что смотрит на мир сквозь зрачки умирающего человека.

Теперь всё происходило как в замедленной киносъёмке — вот мальчик медленно замахивается палкой, вдали зависла птица… Палка, по предсказуемой траектории, опускается в область третьего ребра. Разрывающая изнутри боль, невозможность сделать вдох…

Хрулёв проснулся. Среди ночного полумрака комнаты в полной тишине сердце стучало особенно громко, отдаваясь в висках каждым ударом. Доктор встал и открыл настежь захлопнутое ветром окно, жадно втягивая свежий лесной воздух. Отдышавшись, он поднял стоящую на полу на половину полную пятилитровую бутыль воды и сделал несколько глубоких глотков. Вода сбегала по щекам на грудь и каплями падала на пальцы ног. Поставив бутыль на пол, Нестор сел на кровать и прошептал:

— Началось!

Сны, а уж тем более сны, заставляющие Нестора вскакивать посреди ночи с испариной на лбу, не посещали его последние лет пять точно. Он всегда спал хорошо и спокойно, и если уж видел сны, то незатейливые, чёрно-белые и тут же забываемые. Сегодняшний сон был необычайно реалистичным, цветным и, казалось, Нестор до сих пор ощущал ноздрями запах увиденного во сне места, перемешанного с песчаной пылью и вкусом человеческой крови. И что странно — во сне Нестор одновременно наблюдал со стороны за распятым человеком, и в это же время физически ощущал всю боль его израненного тела, которая до сих пор, дотлевая, не отпускала сознание.

Весь вечер доктор провёл в раздумьях, анализируя прочитанное утром личное дело нового жильца пансионата. При оценке состояния лиц с нарушениями психики он как врач опирался на общепринятые диагнозы, которые учитывались при дифференциальной диагностике впервые обследуемого пациента. Кроме того, при разработке плана лечения он как клиницист выбирал один из известных вариантов ведения конкретного больного с учётом его состояния, добавляя по мере необходимости свои новые методы. Однако существовал ряд редких психиатрических синдромов, с которыми он как врач (впрочем, как и большинство его коллег) не сталкивался в повседневной практике.

Хрулёв, знакомясь с личным делом нового пациента, первым и главным моментом считал верную постановку диагноза. На основании документов, Нестор предварительно отметил для себя то, что пациент Карпелин не имеет какого-то ярко выраженного классического синдрома, но обременён винегретом из нескольких довольно редких — синдрома Котара и так называемого иерусалимского синдрома. Естественно без длительного вербального общения окончательный диагноз пациента поставить невозможно. Но первая же попытка наладить контакт несколькими днями ранее полностью провалилась.

Константин Карпелин рос в сызранском детском доме, из которого благополучно перекочевал в суворовский кадетский корпус, влив каплю своей дальнейшей судьбы в славное море защитников Отечества. В двадцать три года Карпелин посетил свою первую горячую точку. Теперь за его плечами было тридцать четыре года и четыре командировки, за которые он имел пять орденов и восемь медалей. Не отличаясь особо могучей внешностью, лейтенант Карпелин обладал завидным логическим мышлением и молниеносной реакцией, за что и был достойно оценён командованием.

Всё произошло около трёх лет назад в последней командировке в бесконечно раздираемую войной африканскую страну. Российский грузовой самолёт с экипажем был захвачен одной из местных группировок. Секретная операции по освобождению лётчиков провалилась, в результате чего вся группа из восьми человек, в составе которой числился Карпелин, пропала без вести и через полгода была признана погибшей. Спустя длительное время российской стороне был выдан сильно исхудавший, заросший волосами и бородой человек, проживший в затерянной в африканских джунглях деревушке более года. На теле человека было три следа от заросших пулевых ранений, в левой задней стороне черепа затянувшаяся осколочная рана. По словам местного жителя его, умирающего нашли в джунглях, без сознания, залитого кровью, голого со следами побоев. Беднягу отнесли в сарай для скота, где, практически не имея надежды на успех, местные колдуны своими неведомыми способами пытались вернуть в тело жизнь.

В результате окуриваний, мазей, заклинаний и прочей обрядово-антинаучной практики человека удалось спасти. К концу года он уже мог передвигаться и что-то бормотать на своей непонятной аборигенам речи.

Случайным образом весть о вернувшемся с того света белом человеке дошла до представителя российских вооружённых сил, которые и опознали в нём лейтенанта Карпелина.

По возвращении на Родину, где над ним год колдовали уже официальные кудесники медицины, Констатнтин Карпелин обрёл прежний человеческий облик и потерял последние остатки разума. Врачи постановили, что безумие лейтенанта стало следствием сильной контузии, да и вообще осколочное ранение в голову мало кому когда способствовало в укреплении здравия. Так, как родственников у Карпелина не было, агрессии пациент не проявлял даже в малой степени, учитывая его немалые заслуги перед Отечеством, командование приняло решение определить бывшего лейтенанта в старофоминский психиатрический пансионат на полное довольствие без надежд на излечение.

— Итого, мы имеем следующую картину, — Хрулёв неспешно ходил по кабинету от окна к двери и обратно, неторопливо рассуждая сам с собой, — больной высказывает бредовые идеи о том, что он уже давно умер, при этом находится в данном теле для исполнения конкретной миссии, однако способен ассоциировать обе личности внутри единого тела с неустановленными паттернами восприятия. Практически классическое диссоциативное расстройство идентичности с неопределённым рекуррентным захватом поведения; индивид не способен вспомнить важную персональную информацию, вместе с этим явное наличие тематического религиозного бреда. Состояние характерно для пациентов с эндогенной депрессией психотического уровня или шизофренией. Уровень агрессии чрезвычайно низок, фактор подавления не установлен. Препараты не применяются. Однако интересненько… свежо и незаезженно!

Хрулёв распахнул окно, освобождая кабинет из плена табачного тумана, подошёл к шкафу с книгами, открыл одну из них, и несколько минут что-то читал, многозначительно жестикулируя указательным пальцем. Захлопнув книгу, он покинул кабинет.

Нестор искал подходы к Костику (почему-то он сразу для себя стал называть Карпелина именно так) уже вторую неделю. На прямой контакт пациент не шёл; при любой попытке втянуть его в разговор с отрешённым взглядом взирал сквозь собеседника, при этом лицо выражало абсолютное спокойствие и даже детскую наивность. Глаза Костика отличались какой-то необъяснимой глубиной, не свойственной лицам с изменённым рассудком. Хрулёв не раз отмечал про себя наличие во взгляде молчаливого пациента какой то благородной тоски, свойственной людям сильно преклонных лет. От Костика исходила волна открытости, теплоты и необъяснимого обаяния, что замечал каждый работник пансионата, а пациенты почему-то считали должным, пройдя мимо, как бы невзначай прикоснуться либо к его плечу, либо к локтю. Любимым занятием Костика было сидеть на лавке возле ближайшей могилы на местном дворе-кладбище и смотреть в сторону уходящих вдаль ровных рядов деревянных крестов. Его походка отличалась не сильно акцентированной старческой медлительностью, а в движениях читалась некоторая неуверенность, подобная неуверенности ребёнка, недавно вставшего на ноги.

Никаких специальных препаратов ему не назначили, он просто следовал расписанию заведения, был всегда на виду и молчал. Лишь изредка, прикрыв глаза, Костик бормотал что-то еле различимое, и это что-то было религиозной направленности. Бубнил Костик только когда был в одиночестве. Он послушно следовал командам персонала, понимал всё, что они ему говорили, но не отвечал ни на один вопрос и вообще не проявлял признаков желания коммуницировать. К концу второй недели жильцы окончательно приняли молчаливого пациента за своего, персонал привык к миролюбивому спокойному подопечному, а сам Костик не выражал ни каких признаков малейшего дискомфорта.

Неприступная закрытость нового пациента Хрулёва не сказать, чтобы изводила, но постоянно не давала забыть о себе. Кроме рабочего процесса, раскусить психику каждого нового прибывшего — было делом чести Нестора как врача и трепетным интересом как учёного. В деле Костика Хрулёв ежедневно топтался на месте, и в его научном журнале-дневнике ниже Ф. И. О. нового пациента простиралось по-прежнему не запачканное чернилами поле…

Всё изменилось внезапно. На очередном утреннем круге пробежки Нестор заметил новый круг с крестом внутри, выложен он был из таких же кусков угля, с той же ориентацией и размерами как и прежний. Вчера вечером круга ещё не было; после отбоя моросил сумрачный дождик, когда Нестор проходил мимо, возвращаясь от кладовщика Захарыча.

Позавтракав, доктор первым делом пошёл к Костику. Он застал его на излюбленном месте — лавке возле первого ряда могил.

— День добрый, Костик, — учтиво зашёл доктор, — не против, если покурю рядом с тобой? Уж больно место тут спокойное, душа радуется!

Костик повернул голову в сторону говорящего и, не отвечая, вернул взгляду прежнее направление.

Присев рядом и, потягивая сигарету, Хрулёв, подобрав под ногами сухую еловую ветку, начал водить ею по земле. После окончания процесса, Нестор попросил Костика обернуться. Тот послушно выполнил просьбу и его глаза впились в нарисованный доктором круг с крестом внутри. Профессиональный взгляд Хрулёва быстро уловил волнение, которое пытался подавить в себе Карпелин, увидев символы; он резко отвернулся и сильнее сжал руки у груди.

Хрулёв молча минут пять докуривал сигарету, после встал, затушил окурок и, бросив его в урну, направился в сторону основного здания. Не успев сделать и пары шагов, он отчётливо услышал за спиной:

— Осьми десяткам и паре кругам на нет сходить, для роста его в меру полную…

Нестор резко обернулся. Костик, присев на корточки рукой стирал нарисованные Хрулёвым знаки. Доктор с улыбкой отвернулся и продолжил шаг.

Провокация сработала и весь оставшийся день Нестор пытался понять смысл сказанного Костиком. Понятно, что фраза несла какой-то религиозный смысл, но прямой поиск в поисковике не дал никаких результатов. Вспомнив, что в деле Карпелина было упомянуто о попытках пациента убедить врачей в том, что зовут его Исалий, доктор начал гуглить указанное имя. Поиск не выдал ничего и несолоно хлебавши, Хрулёв закрыл ноутбук и уснул.

С утра моросил дождь, одинокий мотылёк всё так же бился в стекло, не сумев за ночь покинуть комнату в распахнутую форточку, как не покинуло голову Нестора раздумье о вчерашней фразе Костика. Второй месяц профессиональное самолюбие Хрулёва было уязвлено отсутствием даже малейших подвижек в деле раскрытия психического недуга крайнего пациента.

К обеду июньское солнце иссушило все следы утренней непогоды и жители пансионата неторопливыми тушками высыпали на прогулку. Костика Нестор застал на своём месте.

— А сколько кругов сошло, Исалий? — неожиданно для Костика спросил Хрулёв.

— Двенадцать. — мгновенно, не шелохнувшись ответил тот, поразив Нестора резким всплеском общительности.

— Последние два там возле кучи угля? — тут же попытался раздуть тлеющий уголёк беседы Нестор.

— Два знака было. — всё так же, не поворачиваясь, ответил Костик.

— А мой знак вчера зачем стёр?

— Предтеча десницей своею рождает, иные же знаки бесплодны без воли их! — пробурчал Костик, монотонно растягивая слова.

— Кого их?

— Духов — спокойно ответил Костик.

— А когда восемьдесят два круга сойдёт, что будет, Исалий? И в чём твоя роль? — с явной увлечённостью спросил Нестор.

— Сам я — только Предтеча, — неспешно заговорил Костик, — Их же должны узреть гласом моим всякие, надежду теплящие в свершении обещанного!

В этот момент в халате доктора завибрировал служебный телефон и, с сожалением прервав Костика, извинившись перед ним, Нестор удалился исполнять свои повседневные профессиональные дела.