Удел победителя

Вольга Медейрос, 2015

Удел победителя – побеждать вопреки. Горек или сладок этот удел?.. Каким бы ни был, другого нет.

Пролог

«Что там за шум?» — старик с трудом повернул голову, близоруко прищурился. Боль закогтила сердце.

— Он умирает, оставь его!

— Нет! Я должен сказать, пусти!

Короткая схватка. Братья, такие похожие, такие одинаковые, схватились друг с другом в дверях отцовской спальни.

— Дай мне спросить его, дай!.. — хрипит один, и рвется внутрь. Вместе с ним, как тряпичное, рвется сердце старика. — Дай мне спросить, почему он обрек нас на рабство? Я хочу знать, почему он лишил нас свободы выбора!

Откинувшись на подушки, старик смежил веки. Смерть кружила над ним, касалась черным крылом. В груди полыхал пожар. Недолго уже осталось. Скоро душа его растворится в сиянии пламени.

«Ты ответишь им? — слабый, возник голос. Он всегда звучал словно из-под воды, кроме того, единственного раза. Кроме тех нескольких, единственных раз, когда голос этот был настоящим. Когда обладатель его был живым. Старик застонал. Сыновья не слышали его, занятые — каждый по своему — выполнением сыновнего долга. — Ответь. Пришел их черед делать выбор».

«Я не хочу, чтобы они выбирали, — прозрачные слезы, словно роса, выступили на глазах старика. Сколько раз в жизни он плакал? Никогда, кроме тех нескольких, единственных раз, когда слепая судьба мертво смотрела на него с багрящегося золотом лика. — Это слишком… больно».

«Твои сыновья — сильны. Он вытерпят боль».

Старик плакал уже не стесняясь. Слезы язвили дряблую кожу. Огонь в груди обливался жаркими слезами.

«Моя сила сделала меня слабым, — беззвучно прошептал он. Со скрипом сжал кулаки. — Тяжкий удел победителя — не уметь проиграть. Не иметь даже возможности хоть однажды потерпеть поражение. Мои сыновья — из таких».

«Вот поэтому люди сильнее, ибо они — слабы изначально. Мы не можем им проиграть».

«Вы дарите надежду, или утешение?» — лицо старика расколола — сквозь слезы — горькая усмешка.

«Мы дарим покой. Ведь о нем ты столько лет мечтал».

«Покой», — повторил старик. Привстав на локтях, он позвал:

— Дети! Подойдите ко мне. Я держу перед вами ответ.

Глядя в избитые, непримиримые лица сыновей, старик подумал о черной птице судьбы, простершейся над ними. О пределах дозволенного и о том, что все попытки выйти за эти пределы заведомо обречены на провал. О тысяче тысяч тщетных, бесплодных попыток подумал он. И об одной единственной, что может привести к победе.

«К чему же привел мой путь?» — задумался он. Он не знал. Он помнил все, что с ним произошло, историю длинной жизни своей — от начала до конца. Он мог только поведать ее сыновьям и уповать, что они найдут в ней ответ. Надежда — все, чем он владел. Надежда — искус, коему он не смог воспротивиться.

По сию пору он не знал, нужно ли было ей противиться. И никто, кроме него самого, не мог бы ему подсказать.