Северный Колосс. Предвестие Бури

Власов Алексей

Волей судьбы граф Халладен оказывается втянут в жестокое противостояние с островным королем. Вынужденный искать союзников, он начинает опасную игру, ставками в которой станут не только его честь и жизнь, но и судьба всего королевства.Но удастся ли графу переступить через собственные чувства, чтобы добиться цели?

Глава Вторая. Герцог

Поначалу путешествие показалось спутникам Тораса легкой прогулкой — после шторма наступило обычное для осени затишье, и ветер едва различимо шелестел в листьях, освежая лица всадников приятной прохладой. Воины ехали налегке, перешучиваясь и вспоминая былые походы, где все было ясно, не то, что теперь, когда они едут в Хонтэ, даже не зная, зачем. Для визита к герцогу свита Халладена была слишком мала, для сражения — и того меньше, разве что граф хотел посетить соседские владения тайно, с одному ему известной целью, однако эта догадка уязвляла гордость рыцарей, готовых заподозрить господина в недоверии им.

Граф слышал их разговоры, и оттого сам мрачнел. Впрочем, скажи он им, зачем отправился в эту поездку, недовольство рыцарей только возросло бы: ко двору герцога и всего с двадцатью воинами, когда должно не меньше, чем с тремя сотнями! Разъяснять им, что времени собирать эти три сотни у него нет, Торас не хотел. Да и вряд ли воины сумеют понять, отчего он так торопится, что готов поступиться величием и прибыть к Хонтину как простой странник, а не равный владыка.

— Анмарт, сыграй нам, — велел граф одному воину, когда услышал, что разговоры его спутников вновь возвращаются к цели вояжа.

Всадник радостно улыбнулся, словно уже давно ожидал этого приказа, и достал свирель, принявшись наигрывать незатейливую мелодию. Широкоплечий Берндейл пробурчал что-то в густую бороду и нарочно отстал от отряда, чтобы не слышать свирели — единственная музыка, которая была по нраву старому воину, так это рев ратных горнов и звон мечей. Остальных игра Анмарта развлекла, и даже молчаливый Курц Орген улыбнулся, поправив роскошные усы, являвшиеся предметом его особой гордости: в отличие от других воинов, он брил бороду, зато отпустил длинные усы и часто подвязывал их золотыми ленточками, красуясь на пирах и турнирах. Впрочем, мало кто посмел бы в насмешку назвать Курца безбородым — мечом рыцарь владел отменно, и был готов пустить его в ход по любому поводу. Халладен считал его лучшим бойцом в отряде, более умелым и опасным, чем могучий Берндейл, но в то же время и более хвастливым, чем все сопровождавшие графа рыцари, вместе взятые.

Последних двух рыцарей Торас знал не так хорошо. Светлоглазый хонтэец Гатьен Грасье принадлежал к свите его супруги, однако оставшись на службе графа после ее смерти, держался скромно и никак себя не проявил. Ульрих Рор же, всячески подчеркивавший свое родство с хартвигами, лишь недавно прибыл в замок Халладена, а до этого жил в своем поместье на окраине Северного Предела. Редар, видимо, хотел испытать их, и Торас был с ним согласен, хоть и надеялся, путешествие пройдет без неприятных встреч и приключений.

На пятый день они миновали границу графства, проходившую по реке Гарлен. Мост через нее сильно прохудился и нуждался в ремонте, но Торас, стесненный в средствах, надеялся, что этим займется герцог, который, в свою очередь, явно ждал, пока мост развалится, чтобы вынудить Халладена тратиться из своей казны. За рекой дорога разветвлялась: один путь вел вдоль берега, два других — вглубь страны.

— Прямо, — решил Торас, припоминая, где находится Кэрла.

— Милорд, — подъехал к нему рыцарь Гатьен. — Будет лучше выбрать правую дорогу.

— Окружной путь?

В голосе графа слышалось удивление, смешанное с недоверием — все же Грасье родился и вырос в этих землях, а предлагает долгий путь взамен короткого.

— Именно так, здесь дорога прямая, но нам встретятся лишь несколько бедных деревень в десяток домов, а там где я предлагаю ехать большие селения, и постоялые дворы есть — отдохнуть сможем и припасы пополнить.

— Так тому и быть, — немного поразмыслив, согласился Торас — ему и самому порядком уже надоело спать на голой земле, а желудок истосковался по хорошей пище. Ради этого можно было пожертвовать парой дней.

Однако, вместо трактира, уже скоро дорога завела их в густой лес, и Гатьену пришлось стать проводником, поехав вперед вместо Гавина, с сожалением опустившего графское знамя — в чащобе от штандарта проку не было, а вот изодрать ткань о ветви можно было запросто. Не смотря на все усилия хонтэйского рыцаря, выбраться из леса засветло им не удалось, так что пришлось там же и расположиться на ночлег.

— Вот тебе и постоялый двор, — зло прорычал Берндейл, укрываясь меховым плащом, сшитым, как он говорил, из шкуры медведя.

— Телега нас задерживает, — Грасье развел руками: — Будь мы налегке, спали бы уже в теплых постелях.

На телегу были погружены доспехи рыцарей и графский сундук, так что бросать ее посреди леса все равно не представлялось возможным. Но, так, по крайней мере, у Гатьена появилась возможность оправдаться перед соратниками и сохранить лицо.

Наутро озлобленные и голодные воины продолжили путь и к полудню, наконец, добрались до небольшой деревушки лесорубов, расположенной у самого края леса. Люди, узнав, сколь знатный гость к ним пожаловал, собрали еды, какой смогли, и пригласили графа со спутниками к столу. Обед был скуден — несколько тощих птиц, подстреленных охотниками, несъедобного вида каша и репа, которой, по счастью, хватило на всех северян, с аппетитом приступивших к трапезе.

— Обязательно расскажем о вашем радушии герцогу, — пообещал старосте Гатьен, первым вставший из-за стола. — Он освободит вас от податей в этом году…

— Перестань, Грасье, не хватало еще выпрашивать у Хонтина такую мелочь, — одернул его Халладен, опустив широкую ладонь в кошель на поясе и зачерпнув горсть монет. — Вот, берите, добрые люди. Награда за ваше гостеприимство.

Растерявшиеся от щедрости графа, люди стали упрашивать его погостить у них еще хотя бы день, однако их увещевания не возымели успеха. Единственное, что они смогли сделать в благодарность Торасу, так это починить прохудившуюся в лесу телегу.

— Наш травник, ваша милость, — зашептал староста, встав на цыпочки, чтобы дотянуться до уха графа: — Колеса-то у телеги заговорил, теперь быстрее прежнего ехать будет, вы же торопитесь.

— Не хватало еще с колдовством связываться, — нахмурился Торас. Правителю должно только у Создателя помощи просить, а не обращаться к низменным чарам. — Молчи об этом, мужик, а то плетей всыплю.

Староста под пристальным взглядом графа сжался, и смог лишь боязливо кивнуть, видимо обещая, что о телеге никому не скажет.

— Эй, Грасье, — раздраженно окликнул рыцаря Рор, когда они покинули деревню. — Моя котомка опустела, в бурдюке ни капли — где обещанный тобой постоялый двор? Или та нищая деревенька — это он и есть?

— Суровый хартвиг хочет в мягкую постельку? — Ощерился в ответ Гатьен.

— Сейчас я тебя сам уложу в мягкое! — Потянулся к мечу Ульрих. — В сырую землю!

— Попробуй!

На солнце сверкнул клинок хонтэйца, на треть вынутый из ножен, однако в это время между ними встал граф, уставший от их глупого спора:

— Оружие в ножны, — велел он. — Сохраните ваш пыл для врага.

— Был бы здесь враг, — издали рассмеялся Берндейл, все еще державшийся в хвосте отряда. — Так эти двое разом прекратили бы ныть.

— Увижу еще раз, что ссоритесь — пеняйте на себя, — с неприкрытой угрозой в голосе предупредил Торас. — Грасье, указывай дорогу, Рор — замыкающим.

Неудавшиеся поеднищики разъехались в разные стороны. Хонтиец вновь повел отряд, а северянину пришлось оказаться возле грузного Берндейла, не упустившего возможность отпустить несколько язвительных комментариев по поводу случившегося.

— Трактир! Трактир! — Первым массивное строение, огороженное забором, увидел не Гатьен, а зоркий знаменосец, приподнявшийся по такому случаю в стременах, и несколько мгновений всматривавшийся вдаль, пытаясь понять, не обманывают ли его глаза. — Милорд, скоро доедем до трактира!

Халладен в ответ лишь кивнул.

Когда он добрались до ворот, Берндейл постучал в них булавой, чтобы уж наверняка услышали, а Курц еще и протрубил в рог. После такого приветствия, ворота открылись очень скоро, слуги опасливо оглядели вооруженный отряд, и пригласили знатных господ внутрь. Лошадей отвели к коновязи, где все они (учитывая уже стоящих там) едва уместились, и накормили сеном.

— Смотри, головой отвечаешь, — пригрозил Берндейл одному из слуг, пока те закатывали телегу в сарай. Разгружать ее ни у кого из воинов желания не возникло, однако все они, и в первую очередь граф, понимали, что здешний люд вполне может что-нибудь украсть, а потом вора уже не найдешь.

— Незачем их пугать, — Торас покачал головой, и подозвал двоих северян: — Жедьон Высокий, и ты, Жедьон Толстый — будете охранять.

— Как прикажете, граф, — откликнулся один из Жедьонов, и чуть тише добавил: — Нам бы поесть, чтобы силы восстановить.

— Кьелд, — велел Берндейлу граф. — Распорядись, чтобы им еды принесли.

— Принесут, куда денутся, — пообещал рыцарь.

Зал трактира оказался вполне просторен, хоть и весьма скудно освещен — видимо хозяин берег каждый медяк и не хотел разжигать лишних факелов. Спутники графа сильно потеснили других посетителей, заняв несколько столов у стены.

— Эй, трактирщик! — Прорычал, перекрикивая царящий в помещении ор пьяных голосов, Ульрих. — Вина и мяса, да побольше!

— Сей момент… — что там еще хотел добавить хозяин, Торас не расслышал, так как его голос утонул в шуме.

К чести трактирщика, их заказ действительно исполнили быстро, хотя, сама по себе еда все же оставляла желать лучшего: вместо целого поросенка принесли нарезанные куски, вывалянные в каком-то вонючем соусе, к тому же свинины на всех не хватило и остаток пришлось заменить бараниной, оказавшейся жесткой и безвкусной.

— А вино явно разбавлено, — с видом знатока заметил Гатьен, отпив глоток прямо из бутыли. — Обычно вкус у этого сорта терпкий, а тут водянистый и…

— Нашелся винодел, — пробурчал Берндейл Кьелд. — Да на глаз видно, что водица крашенная — это их вино! Иди сюда!

Подавальщица с визгом отстранилась от ручищ рыцаря, попытавшегося ее схватить, и поспешила скрыться, так что Кьелд, пожав плечами, сгреб за шиворот пробегавшего мимо слугу, и подтащил его к столу:

— Давай, малый, расскажи, что за дрянью вы нас поите?

— В-вино, — заикаясь, простонал парень. — П-п-просто вино.

— Я когда недопиваю — очень злой бываю, — предупредил рыцарь. — Так что иди к хозяину, и вели откупорить бочку настоящего вина, пока я сам к нему не пошел.

— И пусть зарежет еще одну свинью, — добавил Ульрих. — Мы платим!

Парнишка убежал, едва только Кьелд ослабил хватку.

— До чего жадный народ эти хонтэйцы, — бросил он, отряхивая ладонь о штаны.

— Будь мы в другом месте, я счел бы это оскорблением и потребовал поединка, — заметил Гатьен. — Все же, я подданный герцога…

— Вот и жуй подметку, — протянул ему кусок баранины на ноже Берндейл. — Раз нравится, подданный герцога.

Северяне рассмеялись, и немного пристыженный Грасье, вместе с ними. Голодные воины уже скоро расправились и со свининой, и даже с бараниной, после чего Торас махнул рукой, сидящему с края, Анмарту:

— Узнай, что нового в герцогстве.

Тот кивнул, соскользнув со скамьи, и пошел от одного стола к другому, перекидываясь несколькими фразами с захмелевшими посетителями, охотно рассказывающими ему последние новости, ведь любой рад поведать сплетни, будь то, правда или чья-то выдумка. Анмарт, пока ходил, успел выпить с келийскими наемниками, поклявшимися ему в вечной дружбе, разделил ужин с двумя островитянами и, вернулся к графу, слегка пошатываясь.

— Говори, — пригладил бороду Торас, внимательно смотря воину в глаза.

— Их послушать, так здесь такой ужас творится: в лесу, вроде как, колдун появился, и на скот порчу наводит, — Анмарт рассмеялся. — Еще, он человечину ест, а из костей дудки режет. Может, поищем его — всегда костяную дудку хотел…

— Сам потом сделаешь, — бросил Ульрих, слушающий их разговор. — Еще что интересного узнал?

— Келийцы жаловались, что герцог их отряд распустил.

— Значит, воевать пока не хочет, — с другой стороны пододвинулся Курц.

Торас же сдвинул брови, подумав, что хорошо бы взять келийцев на службу, пока они не подались к кому другому. Хорошие воины всегда пригодятся, так зачем этих упускать, если они ничуть не хуже других.

— Гатьен, — граф наклонился к рыцарю: — Передай славным воинам из Келии кувшин вина, и скажи, чтобы шли в мой замок, там для них служба найдется.

— Из Талании слух дошел, — продолжил Анмарт. — Там видели боевые суда хартвигов в большом числе.

— Не лучшее время для набега.

Торас и сам не раз участвовал в таких походах, и потому знал — лучше всего устраивать их по весне и летом, когда море спокойно, осенью же велик риск попасть в бурю, а если немного помедлить — то и морозы настанут. Хартвиги понимали это куда лучше графа, а потому либо выйти в море их заставила великая нужда, либо же они собирались зимовать в чужих землях, а домой вернуться, когда льды растают.

— Не лучшее, — кивнул Берндейл, в молодости водивший корабли в Деус и Таланию вместе с отцом Тораса. Жители разграбленных деревень прозвали Кьелда Кровожадным Медведем, и раньше одного упоминания его имени хватало, чтобы обратить врага в бегство, однако слава рыцаря с годами поблекла, как и память о его деяниях. — Но дуют холодные ветра, и зима будет лютой.

Халладен был вынужден согласится с ним — хартвиги несомненно пришли за пищей, а значит будут второпях грабить прибрежные селения, даже не помышляя вторгнуться вглубь континента. А то, что король Талании ощутит на себе клыки северных волков, было лишь на руку Торасу, хотевшему добиться его помощи в борьбе с Альвигом.

— А вот и обещанный поросенок! — Вновь самым внимательным оказался Гавин, увидевший двоих слуг с большим подносом.

— Наконец-то, — прорычал Кьелд. — Я уже готов был зарезать и поджарить трактирщика, благо, он тоже тот еще боров.

— Посуду прочь!

Ульрих Рор смел со стола опустевшие кувшины и миски, освобождая место для мяса, а Курц тем временем выхватил из пасти у поросенка печеное яблоко, и впился в него зубами, забрызгивая соком усы.

— Эй, хозяин, — прокричал он. — Напеки еще яблочек, уж очень вкусны!

За соседним столом кто-то достал лютню, и принялся перебирать струны, пытаясь извлечь некое подобие мелодии, однако умения новоявленного музыканта хватало только на то, чтобы мучить инструмент и слух окружающих.

— Перестань немедленно! — Не выдержал кто-то, вскакивая со скамьи. — Или я разобью лютню о твою голову!

Вид у мужчины был решительный, так что музыкант поспешил исполнить его требование, хоть и с явной неохотой.

— Чего так сидеть, — поднялся со своего места лысоватый островитянин с всклокоченной рыжей бородой. — Кто хочет услышать историю о ратных подвигах?

— Мы хотим!

— Говори!

Раздался нестройный хор пьяных голосов — послушать о былых битвах хотелось каждому, особенно если рассказчик сам предлагал и к тому же не требовал платы.

— Это будет интересно, — улыбнулся Берндейл, сев вполоборота, чтобы видеть лучше островитянина, решившего развлечь посетителей трактира.

— Если только рассказчик из него лучше, чем из предыдущего — музыкант, — хмыкнул Ульрих, впиваясь в кусок окорока, доставшийся ему после раздела поросенка.

Хартвиг уселся на стол, уперев ноги в скамью, и, обведя зал взглядом, произнес:

— Быть может, вы ждете, что я поведаю о героях былых веков? О воинах, что бросали вызов богам и сражались с чудовищами? О великих завоевателях, оружием создавших свои королевства? Ха! Все это вы слышали и до меня! Есть другие герои, сильные и отважные, вершащие подвиги прямо сейчас, когда мы сидим здесь и пьем это дрянное вино! — Он рассмеялся, опрокинув в рот чашу, так что половина питья стекла по его бороде: — Да, мой рассказ будет о Бесстрашных Братьях, сыновьях короля Альвига!

Послышался ропот и возмущенные возгласы — многие здесь помнили, как три года назад Бесстрашные Братья на шести кораблях обогнули Северный Предел и высадились в хонтэйских землях, пройдясь по ним огнем и мечом. Однако, были в трактире и те, кто хотел дослушать историю до конца, и среди них граф Торас со свитой.

— Старший из них, Ульвгрим, тогда уже имел собственный корабль и люди боялись встречи с ним как в море, так и на суше. Главной страстью его были поединки, и в единоборстве он убил шестерых прославленных воинов, а многих покалечил без счета! Брат его, Льетарн, едва достиг юношеского возраста в то время, и попросил Ульвгрима взять его в поход.

«Вот тебе меч», — сказал Ульвгрим, обнажая свое оружие. — «Сможешь удержать его в руках, поплывешь с воинами».

То был двуручный клинок с зазубренным лезвием, оборвавший множество жизней, и не всякий взрослый мужчина мог поднять его для удара. Не удалось это сделать и молодому принцу, уронившему меч, едва только брат протянул ему рукоять.

«Вижу я, ты еще мал. Подрасти немного, а уж тогда приходи».

Принца сильно задели слова старшего брата, и он выхватил ножи, метнув их в Ульвгрима так, что каждое лезвие срезало по пряди волос с его головы и вонзилось в мачту, находившуюся за спиной хартвига.

«Пусть, мне не удержать твоего меча, но разве только это сделает меня воином?»

Тогда Ульвгрим был вынужден признать, что брат достаточно возмужал и может вынести все тяготы похода, а в обращении с ножами ему вряд ли найдется равный. Так они впервые вышли в море вместе, и в тот же год люди прозвали их Бесстрашными Братьями, поскольку страх им действительно неведом!

— Нашей кровью себе славу стяжали! — Воскликнул полноватый хонтэец, с силой ударив по столу пивной кружкой. — Крестьян грабят, а ты их героями называешь!

— На Морозных Островах они может и герои, — поддержал его другой. — Всем известно, что там пристанище разбойников и прочей мрази!

— Повтори, что сказал!

Хартвиг, оттолкнувшись от скамьи, запрыгнул на соседний стол и, пробежав по нему, схватил хонтэйца за ворот. Сразу несколько человек потянулись за ножами, но драка так и не началась:

— Кому жить надоело, становись, — прорычал Берндейл, поигрывая тяжелым топором: — Хотите устроить побоище — идите во двор, а нет, так рыла в кружки уткните, и чтоб тихо сидели!

Выглядел Кьелд устрашающе, особенно с двумя десятками бывалых воинов, готовых его поддержать, потому островитянин хоть и неохотно, но отпустил толстяка и вернулся на свое место.

— Надо бы ему кишки выпустить, — предложил Гатьен. — А то удумал, кого прославлять. Ульвгрим и Льетарн же мало что мерзавцы и разбойники, каких поискать, так еще с нечистой силой знаются.

— Это верно сказано, — прошептал услышавший его крестьянин, сидевший за соседним столом. — Ульвгрим, говорят, шлем с волчьей головой носит и плащ из шкуры, а по ночам в лютого зверя перекидывается.

— Да-да! — Подхватил другой хонтиец. — А у Льетарна на одежду перья нашиты, стало быть, чтобы проще в орла превращаться было!

— Колдуны они поганые! — Поднялся крик.

— Жертвы человеческие приносят и кровь пьют!

— Заклинания знают и знаки запретные!

— А еще, известно, что мать их не от короля родила, а от духа лесного, что овладел ею в образе медведя.

Островитянин, что вел рассказ, в ярости перевернул стол, бросил на пол горсть медяков и вышел вон, напоследок метнув злобный взгляд в Берндейла. Торас, заметив это, хлопнул рыцаря по плечу:

— Не растерял ты умения наживать врагов.

— Истреблять их тоже пока не разучился, — заверил графа Кьелд.

Ближе к ночи, рыцарь вышел во двор, надеясь найти там островитянина и решить оставшиеся вопросы поединком, но тот уже уехал. Впрочем, граф заверил Берндейла, что они еще встретят этого хартвига, поскольку такие обиды просто так не забываются.

— Надеюсь на то, — согласился воин, прежде чем отправиться спать.

Отряд Тораса покинул трактир на рассвете, купив в дорогу вина, хлеба и вяленого мяса, а усач Курц так же привязал к седлу мешок печеных яблок и ел их весь остаток дороги, иногда предлагая соратникам, однако те чаще отказывались, чем соглашались.

Спустя неделю, северяне прибыли к стенам Кэрлы, столицы Хонтэйского герцогства, основанной, если верить легендам, почти восемь веков назад. Тогда же, были построены и городские стены высотой в четыре человеческих роста, способные выдержать любую осаду. В хонтэйских песнях часто упоминалось, как орды врагов терпели поражения, пытаясь штурмом взять город, и восхвалялась доблесть защитников, малым числом отражавших неприятельские атаки. Но Торас слышал и другие песни, те, в которых говорилось о храбрых воинах Халлада Череполома, захвативших хонтэйский север и дошедших до Кэрлы. В рассказах хартвигов, город окружал лишь деревянный частокол, а хлипкие ворота выбивались несколькими ударами тарана, и граф больше верил этим словам, нежели напыщенному хонтэйскому хвастовству.

Стражники, завидев знамя правителя Северного Предела, открыли ворота и подняли решетку, преграждавшую вход в город. Теперь-то стены Кэрлы действительно впечатляли воображение, вот только, ни один враг не подходил к ним уже почти два века.

— Господин граф, какая неожиданность для нас, — всадник в расшитом золотом плаще встретил их за воротами.

— Безотлагательность дел заставила меня прибыть без предупреждения, — ответил ему Торас, добродушно улыбнувшись.

— Почту за честь проводить вас во дворец, милорд, — хонтэец поставил коня бок о бок с графским. — Уверен, Его Светлость будет рад вас видеть.

Провожатый был невысокого, насколько можно судить по всаднику, роста, тощ, как и большая часть хонтэйцев, и плосколиц, к тому же недостатки внешности он пытался компенсировать избытком украшений — на пальцах его блестели перстни, дорогую одежду пронизывали золотые и серебряные нити, и даже в лошадиной сбруе блестел жемчуг.

— Если бы мы только знали, что вы прибудете сегодня, — не умолкал хонтэец. — Вас ожидал бы поистине королевский прием. Но я послал человека во дворец, как только увидел ваше знамя, поверьте, господин граф, вы увидите наше гостеприимство во всем его великолепии, как только мы прибудем на место.

Улицы города были узки и полны народа, поэтому процессия двигалась очень медленно, к тому же молодые воины из свиты графа с удивлением рассматривали тесно построенные, точно жмущиеся друг к другу, дома, казавшиеся им нелепыми, поскольку в Северном Пределе даже в крупных селениях, у каждого хозяина был просторный огороженный двор. Торас понимал их, впервые оказавшись в Кэрле, он вел себя так же.

На площади перед дворцом тоже столпилось немало народа. Вскоре граф разглядел, в чем причина такой многолюдности — они пришли посмотреть на казнь. Сам Халладен обычно не устраивал зрелища из наказания, однако хонтэйцы любили подобные развлечения, и он не осуждал их за это. Сегодня на помосте находилось трое оборванцев, закованных в колодки, и стражник по очереди бил каждого из них кнутом под одобрительные возгласы толпы.

— За что их? — Спросил провожатого Торас.

— Просили подаяния у дворцовых врат, — скривился тот. — А Его Светлость не любит, когда здесь снуют попрошайки.

— А кто любит, — согласился северянин.

— Хотите посмотреть подольше, милорд? Сейчас самое интересное начнется — черни позволят закидать их гнилой репой и тухлыми яйцами. Это, конечно, не побитие камнями, но искренне рекомендую…

— Поехали, — Халладен покачал головой. Смаковать чужое унижение он не хотел, тем более что даже не знал этих людей, а потому не хотел им больших страданий, чем они заслужили. — Хочу поскорее увидеть герцога.

— А ну, расступись, сволочь! Граф едет!

Взяв в руки плеть, всадник принялся прокладывать для гостя дорогу, щедро раздавая удары направо и налево. Таким образом, они уже скоро миновали площадь и добрались до самого дворца, где Торас спешился и передал повод коня знаменосцу. Поднявшись по лестнице, граф остановился у массивных дверей, медленно и торжественно распахнувшихся перед ним под оглушительный рев труб.

— Властитель Северного Предела, граф Торас Халладен! — Возвестил герольд, гулко ударяя железным посохом в пол.

— Брат! — Герцог встретил их у самого входа, а потому, едва увидев гостя, бросился к нему и заключил в объятия. — Я так рад тебя видеть!

В ответ Торас рассмеялся, обрадованный такой теплой встречей.

Они называли друг друга братьями с тех пор, как Торас женился на сестре Хонтина, и хотя после ее смерти многие полагали, что их дружбе пришел конец, горе наоборот, только сблизило обоих правителей. Герцог был на голову ниже Халладена, не столь широкоплеч и почти на десять лет моложе, а потому, к неудовольствию придворных, признавал старшинство северянина, хотя тот и пользовался этой привилегией лишь в шутку.

— Как маленькая принцесса? — Тут же начал с расспросов хозяин дворца. — Ты передал ей мои подарки?

— Ты слишком балуешь девочку, Хонтин, — беззлобно упрекнул его граф. — А она северянка и должна привыкнуть к скромности.

— Еще больше она — хонтэйка, — поспорил герцог. — И ей пристало расти в роскоши.

— Заведи своих детей, и воспитывай, как хочешь, — в голосе Халладена звякнула сталь, однако, похоже, Хонтин не обратил на это внимания.

— Ха! Тебя бы я к ним точно не подпустил, — молодой правитель набросил полу мантии на руку, чтобы не мешала ходьбе. — Годефрой не слишком тебя утомил?

— Порядком, — признался граф.

— Он мой начальник стражи и самый докучливый человек в городе.

Герцог обернулся, окинув взглядом собравшихся придворных, и улыбнулся, когда нашел нужного человека:

— Зефрин, размести спутников моего любезного брата, и проследи, чтобы они ни в чем не нуждались!

Сухопарый старик в алых одеждах поклонился и поспешил исполнять приказ господина. Насколько помнил Торас, дворцовый кастелян всегда был человеком дела, не любившим долгих разговоров.

— Лет шесть назад, он еще не был таким седым, — заметил Халладен, на что Хонтин только усмехнулся:

— Тогда и мой отец еще не был таким мертвым.

— Мог бы и более почтительно отзываться об отце.

— Защищаешь человека, который хотел отобрать у тебя графство? — Герцог вновь рассмеялся, и придворные, шедшие следом, даже не слышавшие их разговора, поддержали его смех. — Бездумное стадо, на все готовы, чтобы мне угодить.

— Они знают хоть, с какого конца за оружие браться?

Большая часть хонтэйской знати показалась Халладену разряженными петухами, слишком изнеженными и откормленными, чтобы служить правителю на поле боя. В Северном Пределе такое не поощрялось, потому, видимо, хартвиги и смогли так легко взять себе хонтэйскую землю. Быть может, захоти Череполом — и уселся бы на трон в Кэрле, но он довольствовался третью королевства. Потому-то, в который раз услышав от Хонтина, что его отец хотел захватить Северный Предел, Торас лишь усмехнулся в бороду, глядя на пестрое придворное воинство.

— Знают, — выдержав паузу, спокойно ответил герцог. — И всегда ищут повод пустить его в ход.

Халладен пожал плечами, решив более не спорить с братом по этому поводу.

После торжественного пира, устроенного герцогом в честь нежданных, но дорогих гостей, граф смог остаться с ним наедине, без постоянного надзора придворных, искавших возможности заслужить благосклонность правителя. Хонтин с облегчением бросил мантию на спинку кресла, сразу, как захлопнул дверь.

— Садись, брат, — кивнул он на треногий табурет, стоявший у стены. — Хорошо, ты внезапно приехал, а то все эти приемы меня так угнетают.

— Я знал, потому и явился налегке, — кивнул Торас. Встреча прошла гораздо лучше, чем он ожидал, благодаря тому, что Хонтин сильно соскучился по его обществу. В графе юноша в первую очередь видел друга, а уже потом соседа и союзника, и Халладен был признателен ему за это. — Тебя проведать хотел.

— Приезжай летом, на оленей поохотимся.

— А осенью самый сезон хартвигов бить, — заметил Торас. — Я в дороге слышал, что они в твоих землях появились.

Юноша решительно помотал головой:

— Мне бы сказали, будь так. А посмеют сунуться — устрою на них облаву! Ты бы знал, как мои рыцари травлю любит, — он улыбнулся, видимо вспоминая последнюю охоту. — Новых собак завезли из Келии, тощие, кожа да кости, но как зверя ловят — загляденье просто! Торас, ты должен это увидеть!

— Завтра же пойдем на псарню, — решительно заявил Халладен, не столько из интереса к новой породе, сколько просто, чтобы доставить приятное другу. — Если они так хороши, как говоришь — я бы взял щенка.

— Подарю тебе дюжину, — махнул рукой герцог, усаживаясь в резное кресло.

— В долгу не останусь, — графу пришлось задуматься, куда девать такую свору псов, и лучшим выходом виделось — наградить ими за верную службу вассалов. — Но, хватит об этом. Ответь мне вот что, Хонтин…

— Снова, — юноша скрестил руки на груди, раздраженно сверкнув глазами, похоже, что-то в голосе Тораса подсказало ему, о чем пойдет речь. — Когда я гостил у тебя той зимой, мы уже обсуждали этот вопрос.

— И ты пообещал мне, что будешь искать, — напомнил Халладен. — Я твой брат, помнишь? А потому, хотел бы знать…

— Вспомни пророчество! — Огрызнулся герцог. — Неужели сложно понять?

— Думаешь, Вальдеберт хотел подобного конца своему роду?!

— Как он мог знать? Все знаки…

— Хонтин, брат! — Юноша попытался подняться, но граф схватил его за плечи, вдавливая в сидение. — Твой отец поверил колдуну! Вспомни: «Колдунам нет веры», так сказано. Случись что с тобой, кому достанется Хонтэ?

— Тебе, — процедил герцог, дернувшись, однако Торса держал крепко.

— Дворяне меня не примут, — северянин покачал головой. — Женись сам, заведи наследника! И не смей мне больше говорить о пророчестве!

Последнее слово он бросил с особой неприязнью. Когда-то отцу Хонтина было предсказано, что дети его сына станут причиной множества бед и погубят страну, и старый герцог запретил ему жениться. Более того, он столько твердил об этом пророчестве, что и Хонтин, казалось, поверил в бредни полоумных колдунов.

— Дочери хонтэйских дворян не пришлись мне по сердцу, — назвал другую причину герцог. — Хотя они постоянно подстраивают для меня «случайные» встречи.

— Подданные беспокоятся о будущем страны…

— О себе самих только и думают, — не дал графу договорить юноша. — Породниться со мной хотят, не более!

— Тогда забудь о них, есть достойные женщины и за пределами Хонтэ.

— К чему ты клонишь, дорогой брат? — Подавшись вперед, с нажимом прошептал герцог. — Холодные девы Северного Предела меня не привлекают.

Халладен отпустил родича, и достал из мешочка на поясе маленький портрет в золотой рамке:

— А что ты скажешь о ней? — Протянул он рисунок собеседнику.

Взгляд Хонтина немного задержался на золотистых локонах девушки:

— Красивая, — улыбнулся он, продолжая с интересом рассматривать ее лицо, но затем заметил краем глаза надпись в уголке портрета, и скривил губы: — Но ведь это же дочь Гадерика Урбена…

— Да, это Ивелина, принцесса Талании, — подтвердил Торас. — Самая достойная партия для тебя, брат.

— Гадерик — враг мне! — Герцог хотел отбросить портрет, но в последний миг что-то его остановило, и он вновь посмотрел на принцессу. — Нет… ничего не выйдет. Года не прошло, как я убил ее жениха.

Халладен помнил рассказы о той битве: таланцы под началом барона Джасина вторглись в пределы Хонтэ, желая то ли разграбить несколько деревень, то ли захватить спорные земли, а может, думали, что молодой герцог заплатит им выкуп, чтобы они убрались. Хонтин вышел им навстречу во главе своей гвардии, не став дожидаться, пока соберется все войско, вызнал, каким путем идет враг и ночью напал на таланский лагерь. Бежать удалось лишь немногим, остальные же погибли, даже не успев обнажить оружие. Джасина герцог привязал к дереву, нанес ему несколько ран и бросил, зная, что на запах крови скоро сбегутся волки.

— Скажешь, что лишь из любви к ней! — Велел граф. — Где ты найдешь невесту лучше? Она красива, скромна, ее отец — король. И он согласится на брак, потому, что это положит конец вашей вражде.

— Думаешь? — Оживился юноша.

— Уверен. Талания и Хонтэ вместе, — Халладен ударил кулаком по креслу. — С такой силой все соседи будут вынуждены считаться!

В глазах герцога еще видны были остатки сомнений, но Торас знал, что уже убедил его поступить так, как задумал. В конце концов, молодой правитель всегда прислушивался к его советам, и, что важнее, оставался доволен.

— Вели начинать приготовления к свадьбе, — решительно произнес граф. — Я сам поеду к Гадерику и попрошу руки его дочери!

— Ты сделаешь это для меня? Брат, я буду в неоплатном долгу перед тобой…

— Сделаю, — пообещал Торас. — Завтра же отправлюсь.

Улыбка сползла с лица Хонтина:

— Как, завтра? Неужели ты не погостишь у меня хотя бы неделю?

— Вот вернусь к тебе с невестой — и хоть всю зиму буду испытывать твое гостеприимство, — рассмеялся Халладен. — А сейчас надо торопиться, пока Гадерик не выдал дочь за кого-нибудь другого. Или ты готов всех ее женихов волками травить?

— Прости, Торас, — юноша кивнул. — Ты прав, время упускать нельзя. Распоряжусь, чтобы собрали еды в дорогу и дали лучших коней.

Утром северяне покинули дворец герцога, уезжая в некотором недоумении — никто из спутников Тораса не понимал, почему они провели в Кэрле только одну ночь после столь долгой и трудной дороги. Еще большей загадкой для рыцарей было, что теперь на уме у Халладена, не повернувшего назад, а продолжившего путь на юг, к границе с Таланией, где издавна не любили северян.