Македонские легенды

Влас Дорошевич, 1903

«Это не колокольчики стад звенят в горах, – это звенит копытами по горной тропинке сухой, проворный, как коза, горбоносый конь Ибрагима Алача. Это не искры сыплются от кремней по дороге, – это вспыхивает на солнце золотая насечка на пистолетах, на кинжалах, на ятагане Ибрагима Алача…»

I

Ибрагим Алач

Это не колокольчики стад звенят в горах, — это звенит копытами по горной тропинке сухой, проворный, как коза, горбоносый конь Ибрагима Алача.

Это не искры сыплются от кремней по дороге, — это вспыхивает на солнце золотая насечка на пистолетах, на кинжалах, на ятагане Ибрагима Алача. Зачем спускается с гор Ибрагим?

Сегодня день Великого Всадника. День святого Георгия^[2]. Велик аллах!

Он создает птиц, — он же рассыпает им корм по земле. Он создал горы, чтобы жить.

А долины покрыл золотыми нивами, зелеными лугами, стадами, сербами и болгарами.

Каждый год, в день Великого Всадника, «господа» спускаются с гор, чтоб назначить сербам «четели» («Четель» — дань албанцам обыкновенная. Она освящена обычаем. — Примечание В.М. Дорошевича.). Кому сколько платить. Три крови на Ибрагиме.

Три магометанских крови, — потому что кровь «райя»^[3] и не считается за кровь.

Но едет он спокойно и беззаботно, рука на рукоятке пистолета, ничего, никого не боясь.

Много чего знает Ибрагим, — только одно не знает: страха. Весело глядит он вниз на долину, — и под тонкими черными усами улыбаются губы Ибрагима. О веселом думает человек.

Думает он, должно быть, какие «зулумы» возьмет с неверных собак («Зулум» — дань экстраординарная. Каприз. Она назначается албанцами по прихоти. Но тоже освящена обычаем. В этой стране все «освящено обычаем». — Примечание В.М. Дорошевича.).

И «господа», которые спускаются с гор в долину назначать сербам «четели», — видя веселого Ибрагима, улыбаются и думают:

«Будет о чем поговорить! Что на этот раз выдумал головорез?!»

Потому что Ибрагим Алач считается головорезом даже албанцами. Тихо в Рибовице.

Ибрагим едет по пустым улицам, узенькими коридорами между стен без окон, — потому что кто же здесь делает окна на улицу?

И пословица старосербская говорит:

«Если строишь дом в Ипеке^[4], не делай окон на улицу; если в Приштине, пожалуй, сделай, только повыше от земли; в Призрение, если крепки железные решетки, можешь даже отворять окно, — когда на улице никого нет». А Ипек рай пред Рибовицей.

Ибрагим останавливает коня пред калиткой и свистит. В тот же миг из калитки выходит серб без шапки. Он ждал по ту сторону калитки, — когда его свистнут.

Ждал, и сердце его билось по стуку копыт коня Ибрагима.

— Здравствуй, господин! — говорит серб, рукою касаясь земли, и держит стремя Ибрагиму.

Ловко, как кошка, соскакивает с коня Ибрагим и идет в дом к сербу.

Считает у него скот, говорит:

— А нынче хорошо зазеленело в полях.

Делает на двух «четелях» заметки, сколько в этом году платить сербу, — одну дощечку отдает ему, другую прячет к себе в сумку за седлом.

Даже не смотрит дрожащий серб на дощечку. Сколько там нацарапано.

До Михаила архангела времени много^[5]. Успеет насмотреться. Ибрагим Алач объехал всех «своих» сербов и повернул коня на базар.

Дело сделано, теперь можно и повеселиться. «Четели» назначены, теперь можно заняться и «зулумами». На краю базара лавка Данилы.

Ибрагим трогает повод. Конь, перебирая точеными ногами и косясь на разложенную зелень, останавливается у лавки Данилы.

— Здравствуй, господин! — говорит Данило, бледнея и касаясь рукою земли. Ибрагим смотрит на него с улыбкою.

Достает из-за пояса шелковый платок, наклоняется с седла, захватывает в горсть бобов из кошелки, завязывает в шелковый платок и кидает в лицо Данилы.

Данило кланяется, касаясь рукою земли, и с ужасом глядит на платок. Ибрагим уже проехал дальше.

Данило развязывает шелковый платок и считает бобы. Ноги у него подкашиваются, глаза становятся мутными, дрожит отвисшая нижняя губа.

И долго он понять не может, что говорит ему покупатель, пришедший купить зелени. Ошеломило человека.

А Ибрагим окликнул уж скотовода Марко, выгнавшего на базар поганых свиней.

— Поганый!

— Здрав будь, господин! — низко кланяется Марко. Ибрагим, не торопясь, достает две гильзы. Высыпает из дробницы двенадцать картечин. Шесть сыплет в одну гильзу и затыкает пыжом.

В другую насыпает сначала пороху заряд, забивает пыжом. Марко, дрожа, испуганными глазами смочит на то, что делает Ибрагим.

Ибрагим, не торопясь, кладет и в эту гильзу шесть картечин, забивает пыжом и кончиком кинжала чертит на гильзе знак:

— Это будет значить: «для Марко».

Он прячет свою гильзу с порохом в патронташ, который идет по поясу, а другую, с одними картечинами, подает Марко.

— В день Великого Воина^[6] я приду опять. От тебя будет зависеть, куда получить свой заряд: в карман или в лоб. Что тебе лучше, то и выбирай.

— Счастлив будь, господин! — бормочет Марко, пряча гильзу за пазуху и все еще кланяясь, хоть Ибрагим уже проехал дальше.

Рука у него ходит ходуном, и долго Марко не может найти даже собственной пазухи.

Ибрагим встретил приятелей — «господ», которые тоже уж назначили «своим» сербам и болгарам и «четели» и «зулумы», — и всех их позвал в гости к Мирко. Самый богатый гяур^[7] во всей Рибовице. Знает Мирко, что господин его не минет. Спрятал дочь в погреб. Посмотрел на жену:

— Кажется, не хороша?

Но махнул рукой:

— Ступай и ты в погреб. Лучше будет! Один с работниками господам услужу.

С низкими поклонами встречает Мирко своего господина и чужих господ.

— В прошлый день Великого Воина я видел у тебя дочь. Тогда еще была девчонка, теперь прошел год… Где она?

— Девушки плохие жильцы. Не успел оглянуться, уехала жить в другой дом. Вышла замуж моя дочь! — улыбаясь и кланяясь, отвечает Мирко.

— Жаль, — мрачно говорит Ибрагим, — скажи жене…

— Жена к соседям ушла! — кланяется Мирко.

— Ну, а бараны у тебя дома или тоже к соседям в гости ушли?

— Бараны дома! — старается как можно веселее смеяться Мирко.

— Жарь их.

До позднего вечера бражничает Ибрагим со своими гостями. Угощает их как только можно лучше.

А когда взошла луна, и при ее свете узенькой белой ниточкой засверкала на горе тропинка, Ибрагим поднимается с места.

Заседланные кони уж нетерпеливо бьют копытами о землю.

— Сколько было барашков? — спрашивает Ибрагим, доставая кошелек.

Мирко смотрит на него с удивлением, даже с испугом.

— Сколько было барашков? — Не слышишь? — уж сердито повышая голос, спрашивает Ибрагим, и брови его заходили ходуном.

Все «господа» смотрят на Ибрагима с удивлением. А он перебрасывает из руки в руку кошелек и звенит серебром.

— Сколько было зажарено барашков?

— Что их считать? — бормочет Мирко. — Было шесть…

— Почем теперь барашки?

— Да стоит ли даже думать об этом, господин…

Брови Ибрагима сдвинулись сурово и страшно. Рука, кажется, потянулась к ятагану.

— К тебе не разбойники приехали, собака. Говори, сколько стоит барашек…

— Три пиастра! Три пиастра! — спешит ответить трясущимися губами Мирко.

Он не знает, не во сне ли ему это снится. И только думает:

«Если сплю, поскорей бы проснуться!»

— Барашки были хороши! — успокоившись, говорит Ибрагим. — За таких барашков не жаль заплатить и по пяти пиастров!

Мирко вздыхает с облегчением и кланяется с благодарностью.

— Куры?

— Ну, что кур считать? Что может курица стоить?

— Куры, тебя спрашивают?

— Ну, полпиастра, господин. Полпиастра, господин.

— Куры были жирные. Мне подарков не надо. Такая курица стоит целый пиастр! Их было зажарено десять…

— Ну, хоть было зажарено и пятнадцать, — будем считать, что десять. — Пятнадцать кур — пятнадцать пиастров. Да тридцать за барашков. Ну, все остальное, будем считать, пятнадцать пиастров еще. Пятьдесят пиастров за все угощение. Довольно?

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

2

…день великого Всадника. День святого Георгия. — День Георгия Победоносца, воина-героя христианских и мусульманских преданий, с которым фольклорная традиция связывала весеннюю культовую обрядность, приходился на 23 апреля.

3

Райя — у албанцев-мусульман презрительное прозвище «неверных», в данном случае сербов.

4

Ипек — ныне г. Печ, Рибовица — г. Рибница.

5

До Михаила архангела времени много. — День Михаила архангела, по христианским представлениям, полководца верных богу ангелов и людей в космической войне с врагами бога, победоносного антагониста дьявола, приходился на 8 ноября.

6

День Великого Воина — Михаила архангела.

7

Гяур — у исповедующих ислам презрительное прозвище всех немусульман.