Полнолуние

Владислав Станчевский, 2022

Второй сборник рассказов Владислава Станчевского, творчество которого видоизменилось и заиграло новыми красками символизма.

Молчат голосами

Грозные скалы молчат голосами душевнобольных, иногда распадаясь мелкой галькой, возобновляя морское дно своим присутствием. На небольшом горном массиве расположился белый психдиспансер в десяти километрах от ближайшего города. Иногда, в зависимости от погоды, здание имеет свойство изменять свой мнимый облик, период дождей вносит серые краски на бетонные стены. Теперь стоит углубиться внутрь, иссякнуть из пространства и стать этими бездушными каркасами, фундаментами и частично съехавшей крышей, чтобы разузнать всю подноготную этого места. Перестаём дышать, начинаем впитывать влагу недельного ливня, стекающего ручьём слёз с нашей шпаклевки. Санитары будут нам иногда помогать своим фасадным нержавеющим шпателем тайной информации, которую не знают жители.

Сирена издаёт короткий вой три раза с интервалом в несколько минут, началась жизнь этого юного муравейника. Медсёстры собираются в одном месте, бегло берут подносы и разносятся по отдельным туннелям нелепых муравьёв. На каждой плоской посудине написаны номера. Фамилии записаны где-то вдалеке, в кабинете главной матки, в толстом угрюмом и ненужном журнале. Номера облегчают жизнь, не стоит запоминать лишнюю информацию, которая усложняла бы автоматизированные процессы. Нотка автоматизма зашла в палату No4.

— Здравствуйте, господин Александр, я вам завтрак принесла. Всё как Вы любите.

— Я царь, царь я. Наполеона одолел, потом жил под именем Фёдора Кузьмича, как можно проявлять такое неуважение? Поднос на пол, и вы свободны, грубиянка.

Нотка автоматизма медленно, присматривая за душевнобольным, поставила поднос и потихоньку начала удаляться.

— Постойте, а Елизавета Алексеевна ничего не отправляла мне голубями? Ни вестей, ни страстей. Сомневаюсь, что она могла меня оставить одного в Зимнем дворце.

— Извините, нет вестей.

— Эх, ладненько, ступай, а я пирствовать буду.

Нотка автоматизма удалилась окончательно. Он остался один в своей камере, и начал что-то невнятно бурчать: “кх…кх. ну-с… смерти желают со стряпнёй…хотя картошка…ну хороша же, чертовка…бунта захотели…я им устрою…вилку бы…Лизонька растрепалась…сколько можно…ещё и лошади за окном…а, это дождь…”

Механизм работает и не останавливается ни на минуту, палата No8 с жаждой еды визжала на санитарок. Дверь распахнулась и послышались нотки автоматизма:

— Здравствуйте, Машенька, как Вы?

— Таблеточки все на месте, таблеточек бы. Очень тяжело живётся, тревожно, таблеточек бы. А вы точно те принесли, или не те? Потому что горьковатые хотелось бы.

— Всё, как всегда, только горькие и принесли. А Вы чем заниматься будете? С четвёртой палаты привет передавали.

— А, царь-идиотюшка? Скажите, что он мне не по нраву, жутко едкий, жутко меткий. Книгу читать буду, вот надо таблеточки выпить, а то тревожно на душе без них.

— Я поднос Вам на полу оставлю, а Вы возьмёте, да?

— Угу, а у меня вопросик встал… За окном дождь, верно? Тревожно слишком из-за него. Сами чувствуете это напряжение?

Дверь замкнулась, дождь тревожил не только её одну. Все пациенты смогли обсудить погодные условия только во время совместной терапии, которую разбивают на две части — сорока пятиминутные сеансы. Своё слово взял доктор Шпицберг:

— Здравствуйте, рад вас всех видеть сегодня целыми и частично здоровыми. На улице дождь, если могли заметить. — толпа вся удивлённо оглянулась между собой. — так вот, выход на улицу, к глубочайшему сожалению, отменяется. Что думаете по этому поводу? Только одна просьба, по очереди высказывайте собственное мнение. Александр, давайте начнём с Вас.

— Я считаю это глубочайшая ересь, такая бездарная погода, будто чувствую себя полностью беспомощным. Мы бы могли поиграть в выхухоль с Лизонькой, подышать испарениями цветов, поесть лепестки сирени, наслаждаться травушкой нашей, а не разрушать наши с ней отношения.

— Вас услышали, а Вы что думаете, Машенька?

— Сидела сегодня, тревожность таблеточками утоляла, а потом призадумалась. Почему это он меня Лизонькой называет? Мы что, в психдиспанцере? Его же от людей подальше надо, в лечебницу царскую, чтобы таблеточки на подносе приносили дураку. На дождь мне плевать, как и на него тоже. Почему таблеток сегодня не хватало?

— А сколько было?

— Ну, девять беленьких, три зелёненьких.

— А должно быть?

— Три зелёненьких и девять беленьких.

— И?

— Вы что, с ума все сошли? В дурдоме живу, ей Богу. Вокруг только идиоты, сверкающие нигилизмом.