Путешествие в другие миры

Владислав Сомервилл Лач-Ширма, 2023

Книга "Путешестве в другие миры" объединила роман Владислава Сомервилл Лач-Ширма "Алериэль, или Путешествие в другие миры" и его продолжение – серию рассказов "Письма с планет".Эти произведения были изданы в период с 1883 года по 1893 год. Многие думают, что впервые о марсианах нам поведал Герберт Уэллс в 1898 году, но нет – даже само слово "марсианин" было впервые написано именно этим английским викарием. Да-да, Владислава Сомервилл Лач-Ширма не просто писатель, но еще и христианский священник и профессиональный историк. Потому книга и написана вдумчиво, серьезно, но при этом читается легко, на одном дыхании. Владислава Сомервилл Лач-Ширма, один из немногих решившихся на такое, примиряет в своих произведениях христианство и науку, делая их не антагонистами, но помощниками друг другу. Он пишет о многообразии возможной жизни во вселенной, разной из-за особенностей окружающей среды, но все же стремящейся к одной цели.

Часть II. Вступление

Таинственный документ

Мы были женаты уже несколько лет и жили в нашем маленьком тихом доме в Бранскомбе, когда однажды утром, когда я садился завтракать, Мод принесла мне вместе с лондонской газетой и обычными циркулярами, прошениями и т.д., которые ежедневно приходили к нам по почте, любопытный маленький пакет со швейцарским штемпелем и почтовой маркой.

— Держу пари, — сказала она, — что это письмо от нашего замечательного друга Позелы.

— Невозможно, — ответил я. — Оно не могло упасть с неба. Как оно могло прилететь — на метеоре? Что ж, если мы действительно определим, что это письмо из другого мира, то все действительно подошло к кульминации.

— Мне всегда было интересно, что мог рассказать в письме ваш таинственный друг, но сейчас, когда мы знаем его историю, оно особенно интересно. Откройте его.

Я открыл конверт дрожащими руками. Это было такое странное ощущение — прикасаться к неземной рукописи, написанной жителем другого мира. Первое, что привлекло мое внимание, это то, что она была не из бумаги или пергамента, а из какой-то мягкой и светло-розоватой кожи, не похожей ни на что, что я когда-либо видел. Она была очень тонкой, так что в почтовом отделении за нее оплатили только как за обычное письмо, но когда я развернул его, лист за листом, оказалось, что это целая книга, аккуратно исписанная ярко-фиолетовыми чернилами. Документ был на английском языке, и мне не составило труда переписать его, так как почерк Поселы, написанный нашими буквами, был четким и очень аккуратным.

Первое, что я достал из пакета, была маленькая зеленая записка с диковинной орнаментированной рамкой. Она гласила следующее

"Дорогой друг, перед тем как покинуть вас, я обещал написать вам еще раз и рассказать о себе. Я не сомневаюсь, что ты слышал от Трехиндры обо мне и о том, кто я такой. Но, поскольку многое произошло с тех пор, как я был с вами на Земле, я шлю вам это повествование о себе и своих путешествиях с тех пор, как мы расстались. Да пребудет благословение на тебе и твоих близких, и да возрадуетесь вы со временем в более счастливом мире!

Алериэль."

Я читал и перечитывал эту любопытную записку, а затем перешел к чтению послания. Это был, действительно, странный документ. Во многих местах я с трудом сдерживал свое изумление, и мне было трудно понять их, но я привожу его здесь в том виде, в каком я его получил, надеясь, что мои читатели получат такое же удовольствие и удивление, как и я при его прочтении. Рукопись гласила следующее:

Глава I. Путешествие Алериэля домой — Луна

"Когда я поднялся с Трехиндры, то вскоре оказался там, где человек никогда не мог существовать в своей земной жизни — далеко за пределами земной атмосферы. Я поднимался всё выше и выше, пока передо мной не открылась, словно карта, вся Западная Европа, с Великобританией и Ирландией на синем море, как коричнево-зелёный треугольник на синем поле. Я поднимался все выше и выше, пока передо мной не раскинулись белые Альпы, и я увидел, что передо мной открываются царства Азии, озаренные рассветом. И дальше, все выше и выше, пока вся земля не стала казаться огромным шаром, на котором где-то был свет и где-то тьма, отмеченная лишь огнями городов.

Поднявшись, я вскоре приблизился к одному из больших метеорных потоков, которые проносятся сквозь пространство со скоростью пушечных ядер. Я выбрал один большой метеор и, закрепив к нему свой аппарат, понесся вместе с ним вперед к вашему спутнику, который вырисовывался в черном эфире как далекий шар, частично светлый, частично темный.

Когда я приблизился к нему в бескрайних просторах космоса, я отцепил свой аппарат от метеора, а затем, восстановив силу гравитации, помчался под воздействием притяжения лунной сферы к её южному горному региону, окружающему лунный Южный полюс. Это было удивительно величественное и в то же время жуткое зрелище — эти огромные и пустынные кольца лунных гор. Цепочка за цепочкой, круг за кругом, кольцо за кольцом потухших вулканов открывались моему взору, — все они сверкали в ярком солнечном свете. Для человека жара была бы смертельной. Кипящая вода была бы для него пустяком. Термометр поднялся до отметки 400 градусов. Но наша природа способна выдержать гораздо больший жар, чем этот. В нашем мире, расположенном так близко к солнцу, мы часто сталкиваемся с подобным. Будучи выше и сильнее человека в жизненной силе, освобожденные от его низших потребностей, мы можем процветать и наслаждаться полноценной жизнью там, где он бы умер. Поэтому сильная жара не причиняла мне неудобств. Я лишь с восхищением смотрел на великолепное зрелище — такое зрелище, какого я никогда прежде не видел, хотя в некоторых моментах оно больше напоминало сцены на Венере, чем на Земле. Самое близкое, с чем я могу сравнить это зрелище на Земле, — это вид на Альпы с некоторых швейцарских гор. Я видел нечто подобное, когда однажды отдыхал на вершине Юнгфрау и смотрел на цепи альпийских пиков — на Эйгер, Веттерхорн и далекий Монблан. Пик за пиком, цепь за цепью открывались моему взору. Но отсутствие кольцеобразной формы гор указывает на разницу между земными и лунными горными массивами. В этом лунные горы больше похожи на наши, чем земные, хотя Везувий и горы Сандвичевых островов немного напоминают огромные кратеры Луны.

Я специально пролетел над огромным кратером Тихо, как называют его ваши астрономы. Передо мной открылся огромный круг крепостных валов (немногим ниже самых высоких гор Европы), с ужасающими обрывами с отвесными спусками в милю и более. Замкнутая область кольца была больше многих английских графств, но это была огромная пустыня, не ровная равнина, а труднопроходимая, с грудами камней, реликтов древних вулканических извержений. Центральные конусы несколько выделялись, как Малверны посреди равнины Вустершира. Представьте себе полный круг: Котсуолдс и валлийские горы в десять или двадцать раз выше, до уровня высоких Альп; Малверны возвышаются над Бен Круаханом; равнины Вустера, Херефорда и Глостера — безжизненная пустыня, покрытая камнями, и вы сможете получить слабое представление о том, что такое Тихо.

Вокруг меня все было мертво. Не было видно ни города, ни дома, ни дерева, ни даже травинки. Сплошной ужас, запустение, смерть! И все же, несмотря на это, природа, даже в этом мертвом мире, обладает какой-то странной красотой.

Я направился к центральной группе гор (которые я уподобил Малвернам). Здесь, на их южном склоне, я направился вниз. Удар был сильным, хотя я старался смягчить падение. Я сошел с машины и попал в другой мир, третий мир, который я посетил. Это было торжественное и возвышенное чувство — ощущение того, что я ступаю в новый космический мир.

Я взобрался на главную вершину центральной горы Тихо. Вокруг меня на двадцать миль со всех сторон простиралась пустынная равнина, а за ней — мощное кольцо гор, без единого излома, лишь кое-где прорезаемое длинными тенями скал.

Я остановился и долго смотрел на эту чудесную, но пустынную картину, а затем, желая расширить обзор, попытался взлететь. Но тщетно. Атмосферы, которая могла бы поддержать меня, не было, и мне пришлось вернуться к машине и привести в действие ее движущие силы, чтобы отбросить гравитационную силу огромной сферы от меня и парить в эфире над ее поверхностью. Я перевалил через хребет Тихо на высоте около четырех миль над равнинами и долинами кратеров. И снова кольцо за кольцом горных кругов — одни сверкающие белые, другие затененные — открылись моему взору. Это была грандиозная сцена гор, к которой не могут приблизиться Альпы или Гималаи. Сначала я решил повернуть на юг, к большому кратеру Клавий — почти такому же большому, как Уэльс, с вершинами, высокими, как Анды, и с девяноста кратерами на его огромном пространстве — примерно столько же вулканов, сколько на поверхности всей Земли. Я взобрался на его высокий вал и, расположившись на самой высокой вершине, такой же высокой, как Чимборасо, то есть около 7010 метров, созерцал великолепную и в то же время очень странную сцену.

Эти кольцевые горы Луны почти такие же большие, как страны на Земле, а Клавий больше напоминал швейцарский кантон, чем кратер. Здесь действовали огромные силы! Были ли это огромные землетрясения, которые уничтожили жизнь на вашем спутнике? Если бы жизнь могла существовать в этих лунных кольцах, каждое из них было бы отдельной страной, так же отделенной от других, как Франция от Испании или Италии. Такие хребты не могли бы легко преодолеть никто, кроме летающих существ, но летающие существа и плотная атмосфера, вероятно, никогда не существовали на Луне. Если на этой планете и существовала жизнь, то она должна была быть очень разнообразной в своем развитии.

Я размышлял над этими мыслями, отдыхая на самой вершине Клавиуса. Я оставался там столько, сколько длится один из ваших земных дней, и наблюдал за тем, как тени сгущаются на скалах. Затем я подумал о горькой, тоскливой и долгой ночи в этом мертвом мире, и прежде чем тени удлинились на кратерах, я полетел на север к экватору.

Я отправился вперед на своем эфиромобиле и направился к кратерам-близнецам (каждое из которых размером с английское графство), которые люди называют Стофлер и Мавролик. Таким образом, я снова вернулся в царство Тихо, ибо два его больших луча из его огромного кратера направлены прямо к Стофлеру. Эти две кольцевые системы были сами по себе очень удивительны. Мавролик с его валами, высокими, как Анды, и Стофлер, словно Альпы. Здесь, на одной из вершин между двумя огромными кольцами, я отдохнул и некоторое время смотрел на ужасное запустение вокруг. В поле зрения находилась тысяча пиков, цепь за цепью, хребет за хребтом, горы; с одной стороны — обширная, сверкающая область лунного Южного полюса, а с севера — огромная цепь кратеров, поднимающаяся чередой непрерывных линий.

"Является ли все это, — подумал я, — результатом ужасных катастроф, разрушивших жизнь на этом спутнике, или же это истинная природа этого мира — мира горных хребтов, огромных кратеров, вулканического присхождения?"

Затем я поднялся вверх, в темные безвоздушные просторы эфира, и направил свою машину к массивному кратеру Птоломей.

Глава II. Коперник

От кратера Птоломей я направил свой аппарат к большому кратеру Коперник, соперника могущественного Тихо. Это была обширная равнина диаметром 56 миль, обнесенная крепостными стенами, поднимающимися террасами на высоту до 12 000 футов. Сменяющие друг друга вершины сверкали в лучах солнца.

Затем я повернул на запад от Коперника к огромным цепям лунных Апеннин, которые напомнили мне, как ничто другое, что я видел с тех пор, как покинул Трехиндру, воспоминания о земных горах. Длинные линии пиков с узкими ущельями, с линиями ужасных обрывов, таких, что вы и представить себе не можете. Некоторые из пиков были такими же высокими, как Монблан. Пейзаж был великолепным и грозным.

С этих вершин (на которых я отдыхал) я смотрел на огромные равнины — эти безводные лунные моря, похожие на то, чем были бы Атлантический океан, Тихий океан или даже Северное море, если бы из них выкачали воду и оставили только морское дно.

****

Чувство одиночества усиливалось и быстро росло во мне по мере того, как темные тени этих огромных пиков в лучах заходящего солнца, резко очерченные в отсутствие атмосферы, собирались вокруг меня. Долины долгое время оставались во тьме. Теперь пик за пиком становились все чернее, наконец, ночь сомкнулась вокруг меня, и яркая дневная сфера утонула среди гор.

Черное небо теперь было усеяно мириадами сверкающих звезд, среди которых катилась огромная Земля с ее океанами и континентами, частично различимыми сквозь облака и туман, которыми она была окутана во многих местах. Я искал Англию, но видел только туман, в который она была окутана. Некоторые части Земли, однако, проступали отчетливо, особенно районы тропиков. На обоих полюсах, как на Марсе, лежала сверкающая масса снега и льда, сияющая белизной в солнечном свете.

Я смотрел и дивился, а затем обратился к пустынной сцене вокруг меня, тускло освещенной земным светом, а затем, почувствовав свое одиночество — одиночество, одиночество, одиночество в мертвом мире, — я в благоговении опустился на колени и поклонился Богу.

Глава III. Добро пожаловать домой

Я закончил молитву, которая, возможно, впервые за многие века была произнесена в том мертвом мире, а затем я направил свой эфиромобиль домой и снова погрузился в огромное и безграничное пространство, но не в направлении к Земле, а к нашему светлому миру.

В конце концов, когда прошло некоторое время, исчисляемое людьми неделями или месяцами, моему взору открылся наш славный мир с его мягкими оттенками и белыми туманными облаками, освещенными солнечным светом, — и то тут, то там виднелись длинные хребты или высокие пики гор.

По мере того как я приближался к нему, меня посещали мысли о доме."Почему я покинул мир, такой прекрасный и счастливый, чтобы хоть на время поселиться в таком падшем и печальном мире, каким является Земля, или таком абсолютно мертвом, как ее безжизненный спутник, — близнецы греха и смерти? И все же, с другой стороны, я преуспел в своем предприятии, причем полностью. Я побывал на Земле, видел все ее красоты и горести, я смешался с людьми и остался незамеченным ими, я внес огромный вклад не только в свою собственную, но и в область знаний своих собратьев. Теперь они смогут классифицировать и изучать мою информацию, и благодаря этому продвинуться в постижении знаний о творении.

Такие мысли проносились у меня в голове, пока я направлял свой корабль через пространство к своему городу, расположенному у великого Южного океана. Затем я включил гравитационную силу и со скоростью пушечного ядра устремился к красивому и блестящему шару, лежащему передо мной. Я мчался вниз, вниз, вниз, пока море пара не оказалось у меня под ногами. Это напомнило мне сцену, на которой я не раз задерживался в Альпах. Передо мной простиралось белое море тумана, в котором то тут, то там, как острова в озере, виднелось несколько сверкающих гор нашего южного полярного континента.

"В конце концов, Солнечная система действительно похожа", — сказал я себе."Конечно, наш мир похож на Землю, ее сестру в космосе".

Я устремился вниз. Вокруг меня были облака, сплошное море белого тумана, и вот я прорвался сквозь завесу, и моему взору открылся наш славный, наш прекрасный мир,"королева красоты"Солнечной системы. Там все было точно так же, как и тогда, когда я его покинул. Там были высокие горные утесы, огромные, как Гималаи, пробивающиеся сквозь облака в космос, там были тихие тенистые леса, и серый океан, и огромные сады всевозможных нежных и мягких оттенков."Как я мог покинуть такой мир, чтобы остаться на Земле со всеми ее страданиями и печалью? — воскликнул я. — И все же на Земле есть своя красота, своя прелесть. Нарядно раскрашенные острова тропиков, зеленая летняя зелень Англии, девственные леса Америки — все это имеет свою красоту, ибо Бог сотворил лишь хорошее, даже на Земле". Так думал я, пока мчался в атмосфере. Вот и наш город, с его сотней башен и висячих садов, с тысячей фантастических крыш. Это был мой дом! Дом, пусть даже самый бедный, любим и на земле, но кто не гордился бы таким домом, видя его величие сейчас, когда в течение года или более я смотрел только на земные города? Некоторые из них слабо напоминали мне мой прекрасный дом, например, Прага с ее смешением восточной и западной архитектуры, Эдинбург и, в некотором смысле, Париж.

Я направился сначала к нависающей скале и там остановил машину на выступе, а затем, оставив ее в тихом месте, полетел над городом. По долгу службы я первым делом направился к храму своего прихода (ведь в нашем городе семь приходов и семь великих храмов). Его прекрасные башни выглядели огромными по сравнению со всем, что я видел на Земле, а когда я влетел в большую круглую дверь (как розовое окно в западном фронтоне), каким великолепным он показался! В последнее время я видел Кельнский собор и собор Святого Петра в Риме, Йорк и Дарем. Какими бедными они все казались по сравнению с церковью нашего прихода! Есть три вещи, в которых мы имеем неизмеримое преимущество перед людьми. У нас есть бессмертие, ибо силы смерти были побеждены в нас на века, и поэтому нам не нужно тратить свои силы на борьбу за жизнь. У нас совершенный мир, где война невозможна уже в течение тысяч лет. У нас есть верность, чтобы предложить огромные ресурсы, имеющиеся в наших силах, на службу религии. Поэтому самая бедная церковь самого маленького и незначительного города в нашем мире превосходит самый прекрасный собор или дворец на земле. Наши силы неизмеримо больше человеческих. И все же вы могли бы сделать многое, если бы у вас не было войны, и вы сосредоточили бы свои силы на искусстве мира.

Конец ознакомительного фрагмента.